Текст книги "...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)"

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Рождение писателя

Рано утром зазвонил телефон.

– Алло, – пропыхтел мужской голос. – Мне настоятельно требуется с вами поговорить.

– По какому вопросу?

– Это не по телефону.

– Мне очень жаль, – возразил я, – но я каждый день получаю примерно по дюжине звонков, и в основном, речь идет о бар-мицве маленького Ионы, для которого я должен написать речь.

– Уж не полагаете ли вы, – возмущенно прервал меня собеседник, – что я вам звоню в такую рань из-за подобной чепухи? Выходите-ка поскорее.

Он назвал свое имя, которое показалось мне знакомым, где-то между правительством и тяжелой промышленностью. Ну, да ведь всех не упомнишь. И я поторопился.

Промышленное правительство ждало меня у входных дверей.

– Нельзя терять ни минуты, – строго сказал он, пока мы вскарабкивались по лестнице. – У моего сына Ионы скоро бар-мицва, ему нужна речь.

Я хотел немедленно вернуться домой, но он меня остановил.

– Пожалуйста, не разочаровывайте нас, – взмолился он. – Мы рассчитываем только на вашу помощь. Мальчик так любит и почитает нас и не имеет иной заветной мечты, кроме как поблагодарить нас от всего сердца за все наши благодеяния.

– Ну, и пусть благодарит.

– С помощью речи.

– Пусть сам ее и напишет.

– Этого он не умеет. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Вы должны нам помочь. Только такие гении, как вы, способны на это. Само собой разумеется, за гонорар, если вы так хотите. Но деньги не играют никакой роли. Важно только время. А оно поджимает. Дорог каждый час. Каждая минута. Да поймите же вы, наконец! Поймите отчаявшееся отцовское сердце.

И он попытался упасть передо мной на колени.

Я остановил его и почувствовал, что таю.

– Только одну малюсенькую речь. Полную чувств, переполняемую детской благодарностью, желательно в стихах. Сколько раз в жизни бывает бар-мицва? И в этот один-единственный раз вы не можете отказать.

Я действительно не мог. Отчаявшееся отцовское сердце победило меня.

– Когда вам нужен конспект?

– Вчера. Мы уже накануне.

– Но мне нужно по меньшей мере пару дней.

– Это невозможно! Подумайте, ведь ребенку надо весь текст выучить наизусть. Сегодня вечером, умоляю! Сегодня вечером!

– Ну, хорошо. Скажем, в девять.

– В половине девятого! Я удвою гонорар, если вы подготовите к половине девятого!

Он едва не целовал мне руки. Уже от дверей он крикнул мне:

– В восемь! Не забудьте, самое позднее – в восемь!

Дома самая лучшая из всех жен встретила меня новостью, что кто-то только что позвонил и сказал только "без десяти восемь". Я сказал ей, что она меня чрезвычайно обяжет, если сварит чрезвычайно крепкий кофе и позволит мне поработать.

Затем я попытался внушить себе кипение ума и духа юного Ионы. Как бы он мог его выразить? Вероятно, так:

 
О мои дорогие родители,
Обо мне вы заботились длительно.
За то от меня благодарность вам будет.
Вы действительно очень приятные люди.
 

Может быть, несколько суховато, но, по крайней мере, подходящее начало.

Пока я обдумывал продолжение, почтальон принес букет цветов с карточкой: "Всего наилучшего! Пожалуйста, в половине восьмого!".

Следующая строфа звучала:

 
В этой данной мне вами жизни прекрасной
Я с рожденья катаюсь, как сыр в сливочном масле.
Подарили мне жизнь вы, конечно, недаром,
И за это я руки вам жму благодарно.
 

Последовала следующая помеха в виде телефонного звонка.

– Как продвигается? – осведомилось отчаявшееся отцовское сердце. – Что-то уже готово?

Я ознакомил его с имеющимися результатами.

– Неплохо, – высказался он. – Но было бы неплохо зарифмовать и имя мальчика. Ведь он нас просто обожает. Значит, в двадцать минут восьмого?

– Я приложу все силы, – обещал я, отключил телефон и вернулся к поиску рифмы к имени Иона. Оно было слишком нелепо. Ну, почему люди не могли назвать своего никчемного отпрыска как-нибудь иначе? Скажем, Муля, с уже встроенной рифмой к "сынуля"? Я уже молчу про Эфраим, воистину образцовое имя, которое само собой рифмуется с "Иерушалаим", и вообще ко всему подходит. Так нет ведь, именно Иона, будь они неладны.

Наконец, я поймал:

 
Вам в подарок, родители, алые розы,
Вам мои благодарные слезы,
И давно уже в зале влажны микрофоны
От умильных рыданий вашего Ионы.
 

Экстренный курьер вырвал бумагу из моей пишущей машинки и исчез. Я практически вовремя сдал работу. Затем я погрузился в глубокий, полный сновидений сон.

Неделя проходила за неделей, но я не получал никаких сведений ни от моего банка, ни от работодателя.

В конце концов я сам поднял трубку телефона и спросил его, остался ли он доволен.

– Чем? – переспросил он.

Не без гордости я представился как составитель высокохудожественной речи, которую держал юноша Иона на праздновании своей бар-мицвы.

– Ах, да, верно. Припоминаю. К сожалению, у меня не было времени прочитать вашу рукопись. Перезвоните позже.

– Завтра утром? В восемь?

– Ну, к чему такая спешка? Может быть, после обеда. Или на следующей неделе.

Дух первопроходцев

Не так-то просто, достигнув преклонного возраста, оставаться при этом все таким же юным и бедным.

Девяносто лет, а ума нет

«Общество интенсификации всетурецко-еврейской интеграции», сокращенно ОИВЕИ[23]23
  Ойвей – еврейское восклицание на идиш, выражающее огорчение или страдание.


[Закрыть], было основано в начале ХХ века с целью защиты интересов еврейской общины в турецких учреждениях. Оно энергично начало свою полезную деятельность и даже попыталось отменить запрет на публичные дискуссионные вечера и празднование обрезания, что ему и впрямь удалось путем успешного подкупа одного за другим трех пашей.

Спустя некоторое время, однако, это общество стало ощущать, – что типично для всех еврейских обществ, – недостаток денег. Что делают в таких случаях? Идут попрошайничать. Так было и с ОИВЕИ. Везде по миру, где только встречались евреи, появились бело-голубые копилки, что нам столь близки и дороги, и на которых нарисован маленький мальчик, держащий в руке копилку, и так далее, пока не получили достаточно денег, чтобы купить у турок дискуссионную и обрезную свободу.

Одновременно возникла короткая песенка, которую пели по соответствующему поводу:

 
Давно евреи в мире знают,
То, что их родина – Израиль.
И если то еврей забудет,
То под ярмом турецким будет.
И миру говорим мы дружно:
Нам очень много денег нужно!
 

Евреи по всему миру приняли призыв ОИВЕИ с открытыми ушами и такими же карманами. Пожертвования поступали столь обильно, что ОИВЕИ смог расширить поле своей деятельности. Были воздвигнуты административные здания с многочисленными служебными помещениями, письменными столами и прочими принадлежностями, и всякий, кто принадлежал к этому аппарату, обеспечивал себя на всю жизнь. Добровольные пожертвования были преобразованы в ежегодные взносы, которые по желанию заменялись на ежемесячные платы и, действительно, собирались в том или ином виде. Для евреев во всем мире, по крайней мере, для тех, кто жил в относительном спокойствии и вследствие этого имели худую совесть, считали плату в ОИВЕИ вопросом чести.

Первая мировая война положила конец этому райскому состоянию: англичане отобрали Палестину у турок. И что бы не говорили об английском господстве, они ничего не имели против дискуссий и обрезания. Это был тяжелый удар для ОИВЕИ. Все усилия вновь ввести старые запреты разбивались об английское сопротивление.

Знаменитый конгресс в Сингапуре единогласно проголосовал за продление деятельности ОИВЕИ. Снова были приняты тысячи работников и в каждом крупном городе построено административное здание. Кампании вроде "Канарейки для наших детских садов!" получили новое и всеобщее звучание. В отношении же запрета на публичные дискуссионные вечера и празднование обрезания никакого улучшения не намечалось. Они оставались разрешенными. Турки назад тоже не возвращались.

Но судьба распорядилась по своему. Было основано государство Израиль, которое вернуло стародавнему, достойному турецко-еврейскому обществу его полномочия. Дискуссии и обрезания были сами собой разумеющимися, канарейки в детских садах стали обыденным явлением, но то, что появлялись и существовали все новые запреты, стало собственным израильским продуктом. Как, спрашивали люди повсюду в стране, отреагирует на это ОИВЕИ? Ответ дал 13-й конгресс, на котором все 13210 делегатов приняли следующую "Прокламацию продолжения":

"ОИВЕИ должно продолжать свою деятельность по следующим причинам:

Оно гарантированно обеспечивает поддержание жизни 67000 служащих.

У каждого служащего есть семья.

В каждой семье есть дети.

Нельзя так просто ликвидировать организацию, существовавшую столько времени".

На закрытии конференции все 14005 делегатов исполнили старую песню ОИВЕИ с несколько видоизмененным текстом:

 
Давно евреи в мире знают,
То, что их родина – Израиль.
Но нам напомнить всем пора бы,
Что угрожают нам арабы.
И миру говорим мы дружно:
Нам очень много денег нужно!
 

После того, как дальнейшее существование организации было обеспечено, многочисленные делегаты из разных концов мира выдвинули ряд многообещающих проектов. Слоган «Цветочный горшок – на каждое окно!» оказался довольно успешным, как и в кампании по канарейкам, а акция «Один служащий – одно дерево» побудила израильтян к посадке деревьев в качестве шефства над отдельными служащими ОИВЕИ.

Рано или поздно стало ясно, что ОИВЕИ не может существовать без официальной поддержки. 1-й конгресс в Новой Зеландии направил правительству настоятельный призыв "законодательно признать объединение, значение которого для нашей страны не подлежит сомнению, и защитить его 136000 служащих и избирателей от призрака безработицы".

Как и положено демократическому государству, оно исполнило не все требования конгресса. Категорически было заявлено, что ОИВЕИ не имеет права взимать денежные средства со всех граждан государства, а только с граждан:

– живущих в домах;

– пьющих воду;

– посещающих кинотеатры;

– курящих;

– старше 3 лет;

– и проживающих в Израиле.

Квинтэссенция

Израиль до сих пор остается единственной страной, где еврея не считают евреем.

Еврейский покер

Йоселе скучал.

– Знаешь, что? – предложил он наконец. – Сыграем в покер!

– Ну уж нет, – ответил я. – Ненавижу карты. Я в них всегда проигрываю.

– А кто говорит о картах? Я имею в виду еврейский покер.

И Йоселе вкратце рассказал мне правила. В еврейский покер играют без карт, только в голове, которая, несомненно, имеется у представителей народа Книги.

– Ты задумываешь число, и я задумываю число, – объяснил Йоселе. – Кто задумал число больше, тот и выиграл. Вроде бы легко, но вариантов много. Ну, как?

– Согласен, – сказал я. Сыграем.

Каждый из нас поставил по пять фунтов, потом мы отвернулись друг от друга и стали загадывать. Йоселе дал мне понять движением руки, что он уже задумал число. Я подтвердил, что и я уже готов.

– Хорошо, – сказал Йоселе. – Ну, давай огласим.

– 11, – сказал я.

– 12, – сказал Йоселе и забрал деньги. Я готов был надавать себе пощечин. Потому что сначала я выбрал число 14, и в последний момент вернулся к 11, сам не знаю, почему.

– Послушай, – спросил я у Йоселе, – а что было бы, если б я задумал 14?

– Тогда бы я проиграл. В том-то и прелесть игры в покер, что нельзя знать, как оно обернется. А если к тому же и нервы слабые, то лучше прекратить игру.

Не удостоив его ответом, я положил на стол десять фунтов. Йоселе поставил столько же. У меня выпало 18.

– Вот черт! – сказал Йоселе, а у меня только 17.

Довольный, я сгреб деньги. Йоселе осталось только удивляться, что я так быстро освоил еврейский покер. Он, небось, задумал 15 или 16, но уж никак не 18. Разозлившись, он удвоил ставку.

– Как хочешь, – сказал я, подавляя радость в голосе, потому что мне на ум пришла фантастическое число – 35!

– Ну, говори, – сказал Йоселе.

– 35!

– 43!

И он забрал сорок фунтов. Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. Мой голос дрожал.

– А почему ты в прошлый раз не сказал 43?

– Потому, что я загадал 17, – возмущенно ответил Йоселе. – Это же в игре самое азартное, что ты никогда…

– Пятьдесят фунтов, – сухо прервал я его и бросил банкноту на стол.

Йоселе медленно, с вызовом положил рядом свою. Напряжение становилось невыносимым.

– 54, – сказал я с натянутым равнодушием.

– Вот ерунда, – фыркнул Йоселе. – И я тоже загадал 54. Давай заново.

Мои мысли работали молниеносно. Ты, наверное, думаешь, мой дорогой, что я опять загадаю 11 или что-нибудь в этом роде. Но тебя ждет сюрприз. Я выбрал непробиваемое число 69 и сказал Йоселе:

– Ну, давай-ка теперь ты первый, Йоселе.

– Пожалуйста! – подозрительно быстро отозвался он. – Мне все равно. 70!

Мне захотелось закрыть глаза. Мой пульс колотился, как никогда со времен осады Иерусалима.

– Ну? – напирал Йоселе. – А у тебя какое число?

– Йоселе, – пробормотал я и поник головой, – ты не поверишь: я его забыл.

– Врешь! – заключил Йоселе. – Ничего ты не забыл, я знаю. Ты просто загадал меньшее число и не хочешь признаваться. Старый трюк. Как тебе не стыдно?!

Мне так хотелось врезать кулаком в его противную рожу. Но я овладел собой, повысил ставку до ста фунтов и в то же мгновение загадал 96, по настоящему современное число.

– Говори, ты, вонючая скотина, – прошипел я.

Йоселе прошипел в ответ:

– 1683!

– 1800! – прошептал я едва слышно.

– Удвоение, – крикнул Йоселе и положил в карман четыре фунта.

– Почему удвоение? Что за удвоение?!

– Только спокойно. Если ты за покером потеряешь самообладание, то останешься без штанов, – сказал свысока Йоселе. – Каждый ребенок тебе объяснит, что мое число вдвое больше, чем твое.

– Так ты так? – вырвалось у меня. – Значит, пытаешься такими средствами действовать. Как будто я не мог в прошлый раз то же самое сказать.

– Конечно, мог, – подтвердил Йоселе. – Мне даже было удивительно, что ты ничего не сделал. Но так бывает в покере, мой мальчик. Либо ты можешь что-то, либо не можешь. А если не можешь, то не лезь своими лапами.

Ставка составила уже двести фунтов.

– Твое выступление, – проскрежетал я.

Йоселе слегка отклонился назад и сказал вызывающе спокойно:

– 4.

– 100000, – провозгласил я.

Без малейшего возбуждения Йоселе заключил:

– Ультимо[24]24
  Ультимо (ultimo, итал.) – букв.: конец месяца; здесь можно использовать понятие «кранты».


[Закрыть]!

И забрал двести фунтов.

Рыдая, я рухнул наземь. Йоселе гладил меня по руке и пояснял, что, согласно так называемому хайловому закону, тот игрок, который первый скажет "ультимо", выигрывает в любом случае, невзирая на загаданные числа. В том-то и удовольствие от покера, что можно в течение нескольких секунд…

– Пятьсот фунтов!

Хныча, я положил свои последние деньги на ладонь судьбы.

Фунты Йоселе легли рядом. На моем лбу выступили прозрачные жемчужины пота. Я в упор смотрел на Йоселе. Он действовал хладнокровно, но его руки немного дрожали, когда он спросил:

– Кто первый?

– Ты, – насторожившись, ответил я. И он устроил мне западню:

– Ультимо, – сказал он и протянул руку за деньгами.

– Секундочку, – сказал я ледяным тоном. – Паваротти. – И загреб деньги к себе.

– Паваротти еще сильнее, чем "ультимо", – пояснил я. – Однако, уже поздно. Давай заканчивать.

Мы молча поднялись. Но едва мы пошли, как Йоселе предпринял жалкую попытку вернуть свои деньги. Он утверждал, что "паваротти" – это моя выдумка.

Я не возражал ему.

– Знаешь, – сказал я, – в том-то и состоит азарт игры в покер, что выигранные деньги назад никто не получает.

Маленькое отличие

В Америке каждый пятый – автовладелец. В Израиле каждый пятый – автоинспектор.

Категоричность штрафной квитанции

Опять одно и то же. Я возвращаюсь по длинному тротуару к своему мотоциклу и сталкиваюсь с хорошо экипированным автоинспектором, заполняющим свою первую штрафную квитанцию.

– Эй, вы, – гремит страж закона, не поднимая глаз, – что это тут хорошо видимое стоит на дорожном знаке?

– Что только до семи… семи вечера… только для разгрузки…

– Вы что-то выгружаете?

– Нет.

– А сколько сейчас времени?

– Половина восьмого.

– Значит?

– Значит, я тут могу парковаться.

Автоинспектор смотрит на меня, потом на знак, потом снова на меня, на мотоцикл, на штрафную квитанцию, на меня, на свои часы, на штрафную квитанцию, потом снова на знак.

– Может быть вы и правы, – наконец говорит он нерешительно, – но как нам сейчас пойти на попятную? Нас учили уведомление после начала выписки в любом случае заканчивать и вручать. Иначе ведь любой негодяй начнет требовать порвать штрафную квитанцию.

– Но в данном случае я невиновен, – возмущенно парировал я.

– Возможно. Я иного и не утверждаю, – он ненадолго задумался. – Если бы вы перед началом выписки штрафной квитанции предупредили меня об этом, я, возможно, и передумал бы. Но сейчас слишком поздно. Так что подпишитесь тут и следите в дальнейшем получше за часами и за дорожными указателями.

Я внимательно посмотрел на него. Собственно, особо отталкивающего в нем ничего не было. Не очень чисто выбрит, зато хорошо причесан. По-настоящему представительный мужчина.

– Мне очень жаль, – однако, настаивал я, – но уже семь часов сорок минут. Я не подпишу и уж наверняка платить не буду.

– А кто же должен платить? – удивился полицейский. – Я что ли? С моей-то зарплаты? Посмотрите, – сказал он услужливо, – ведь тут только 150 фунтов. В конце концов, я мог бы действовать по параграфу 5, но мы же с вами хорошо друг друга понимаем. Ну, держите же вашу квитанцию.

– Но ведь я действительно ничего не нарушил.

– Так-таки и ничего? – заорал страж закона. – И как часто вы нарушаете правила движения без того, чтобы вас застукали? Как это понимать? Когда крадут велосипед, бегут в ближайший участок. При каждой аварии кричат "Полиция! Полиция!", а несчастные 150 фунтов никто уже платить не хочет.

– Ну, хорошо, – сдался я и подписал. – А то вы еще не знаю что наговорите.

– А меня оставьте в покое, – прошипел служака и удалился со свирепым лицом. – Все имеет свои границы.

Как жаль, что я потерял самообладание. Но это ведь со всеми случается, не так ли?

Индивидуальный путеводитель

Эта маленькая, истерзанная страна постоянно обеспечивает всем своим посетителям самое лучшее обслуживание. Мы все странные по натуре. В других странах, чтобы развлечься, надо идти на дискотеки или мюзик-холлы, у нас же кабаре ставится прямо на улице.

Спросите, например, любого пешехода, знает ли он, где находится бульвар Ротшильда, и он ответит "конечно же" и пойдет дальше, не догадываясь, что при этом ведет себя, как комик.

Но если он снова увидит стоящих на распутье туристов, то можно рассчитывать на следующий диалог:

– Простите, где здесь бульвар Ротшильда?

– Бульвар Ротшильда? А вам какой дом?

– Двадцать три.

– Двадцать три… Двадцать три… Нет, извините, я не знаю, где бульвар Ротшильда.

Остается еще автоинспектор на углу. Уж он-то должен знать. Он быстро достает из кармана указатель улиц, с минуту листает его, листает и листает, становится все более и более раздражительнее и, наконец, сердито говорит:

– То, что вы ищете, уважаемый, это не бульвар Ротшильда, а улица Розенберга, третий перекресток налево.

И козыряет.

Дьявольское творение

Сначала был бензин и карбюратор. Затем Б-г создал мотор, кузов и светофор. Затем осмотрел он плоды рук своих и увидел, что этого недостаточно. И создал он тогда знак запрета стоянки и улицы с односторонним движением. И когда все это было готово, поднялся из ада сатана и создал места для парковки.

Рекорд скорости

– Ваши документы, – потребовал автоинспектор. – Вы ехали слишком быстро.

– Возможно, – сказал я. – Но докажите.

– Если будет угодно.

Он подвел меня к ожидающему на углу полицейскому автомобилю. Без сомнения, я попал на радар, подключенный к компьютерной сети. Наконец-то я увидел хоть одним глазком, на что тратятся наши налоги.

Служивый закончил исследовать мои бумаги.

– Вы писатель? Вам бы следовало быть хорошим примером для других, вместо того, чтобы мчаться, как сумасшедшему!

– Мне очень жаль, – виновато опустил я взгляд. – Сейчас, когда я вижу, что у вас радар, мне действительно жаль.

– Значит, вы признаете, что превысили допустимую скорость?

– Конечно, признаю.

– Так зачем же вы так гнали?

– Я очень спешил.

– Но почему?

– Потому что встречный водитель мне не подал сигнала. Вы же знаете: два раза мигнуть фарами – значит: внимание, радар. Но никто не мигнул.

– Разве это основание превышать скорость?

– Нет, конечно, нет. Позвольте заметить, что я за рулем уже пятнадцать лет и только сегодня впервые превысил скорость.

– Вас впервые поймали или вы впервые превысили скорость?

– В первый раз превысил.

– Как же так получается, что вы пятнадцать лет не превышали скорость, а сегодня внезапно превысили?

– Случайно. Ну, давайте уже мне мою штрафную квитанцию.

– Вот вы книги пишете. Что, по вашему, будет, если все начнут превышать скорость?

– Будут аварии.

– Вы хотели бы стать причиной аварии?

– Нет ничего более нежелательного.

– Ну, так почему же вы превышаете скорость?

– Из-за необъяснимого легкомыслия. – Мои педагогические способности были уже на пределе. – Обычно за такой проступок штрафуют на двадцать фунтов.

– Откуда вы знаете, что штраф за превышение скорости составляет двадцать фунтов, если вас никогда не штрафовали за превышение скорости?

– Мне говорили другие водители, которых штрафовали за превышение скорости.

– А вы сами будете в дальнейшем превышать скорость?

– Да!!! – закричал я и швырнул в него свои перчатки. – Буду превышать! Всякий раз, когда захочу! Всегда! Я буду превышать скорость…

Законник нахмурился.

– Тогда, к сожалению, я не смогу вас переубедить, как предполагал первоначально. Вот ваша штрафная квитанция. Между прочим: за превышение скорости.