Текст книги "...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)"

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Прекрасная мечта

Самое прекрасное на земле – жить летом в Израиле. Но вдвойне прекрасней влюбиться под небом Тель-Авива в красавицу-израильтянку, жениться на ней и уже потом вместе с ней переехать жить в истинно израильскую атмосферу в Нью-Йорк.

Любовь с первого взгляда

Премьер-министру Израиля Нью-Йорк, весной Иерусалим.

Уважаемый премьер-министр!

Хотя мне только 21 год, я очень много слышал о Вашей прекрасной стране.

Я большой поклонник государства Израиль. Я это говорю не как еврей, а как интеллектуал. Особенно большие ожидания я связываю с вами и вашими выдающимися усилиями в области химических исследований.

У меня к Вам небольшая просьба. Недавно мы получили от родственников, побывавших в Израиле с визитом, маленькую коробочку песка со Святой земли.

Они его взяли для нас с пляжа в Тель-Авиве. С тех пор эта коробочка стоит на нашем камине и восхищает всех гостей. Но я пишу вам вовсе не по этому поводу. Эта коробочка была завернута в страницу из иллюстрированного израильского журнала под названием "Давар Хапоэлет". Одно из фото изображает группу молодых девушек на сборе урожая грейпфрутов, или как вы их там называете. Меня особенно поразил вид одной восемнадцатилетней сборщицы грейпфрутов, чей милый маленький носик выдается из общего ряда.

Это любовь с первого взгляда. Эта девушка олицетворяет для меня возрождение всего еврейского народа с сельскохозяйственной точки зрения. Я обязательно должен с ней познакомиться, иначе не представляю, как буду жить дальше. Мои намерения совершенно чисты. Но с тех пор, как я увидел эту девушку, я не могу ни есть, ни пить. Я парю в небесах. Какой носик! Фото прилагаю. Пожалуйста, разыщите мою невесту. Я думаю, она сейчас служит в армии, наверное, в чине офицера. Заранее благодарен.

Искренне Ваш

Гарри С. Требич.

Строго конфиденциально!

Израильское посольство

Отделение психопатии

Вашингтон

Кто этот мешугене[13]13
  Дурачок (идиш).


[Закрыть]?

Канцелярия премьер-министра

Директор информационной службы.

СРОЧНО – СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО ИЕРУСАЛИМ – ЕГО ОТЕЦ ПОЖЕРТВОВАЛ ЧЕТВЕРТЬ МИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ ТЧК ОБРАЩАТЬСЯ ТАКТИЧНО ШАЛОМ

ПОСОЛЬСТВО В ВАШИНГТОНЕ

Г-ну Гарри С.Требичу (мл.)

Нью-Йорк

Глубокоуважаемый г-н Требич!

Ваше письмо нашему премьер-министру – еще одно доказательство того, что огонь Святого завета, объединяющего еврейство тысячелетиями, никогда не сможет погаснуть. Мы постараемся найти Вашу избранницу и уже начали поиски, на которые брошены лучшие силы полиции с розыскными собаками. Как только появятся первые результаты, мы Вас известим. С наилучшими пожеланиями и САМЫМИ СЕРДЕЧНЫМИ ПРИВЕТАМИ ВАШЕМУ ПАПЕ!

Израильское министерство иностранных дел

Секция фото-идентификации

ЮНЫЙ АМЕРИКАНЕЦ ИЩЕТ СВОЁ СЧАСТЬЕ

"ОНА ИЛИ НИКТО!" – ГОВОРИТ БОГАТЫЙ НАСЛЕДНИК РОДА ТРЕБИЧ/ ЮНАЯ ИЗРАИЛЬТЯНКА С ПРЕКРАСНЫМ НОСОМ/ ЮНАЯ ПАРА ХОЧЕТ ПРОВЕСТИ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ ВМЕСТЕ/ ЗАХВАТЫВАЮЩИЙ РОМАН СТОЛЕТИЯ.

(сообщения наших специальных корреспондентов из Тель-Авива) С высочайшим напряжением следит вся страна за историей любви между молодым американским миллионером и обворожительной израильской пастушкой.

Фотография, воспламенившая любовь молодого Гарри С.Требича, появилась в одном из местных иллюстрированных журналов, как подтвердил антропологический отдел Хайфского Техниона. Радио Израиля с получасовыми интервалами передает призывы к молодой девушке отозваться. За достоверные сведения установлено вознаграждение.

Особые приметы: маленький, аристократический, направленный кверху под углом двенадцать градусов нос. В розысках уже несколько дней принимают участие израильские военно-воздушные силы. Надеемся, что оба влюбленных в скором времени соединятся.

ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ. Проводимые в контрольных целях смотры в женских тренировочных лагерях израильской армии проходят пока безрезультатно. Флот приведен в полную готовность.

В Министерство иностранных дел

Секция фото-идентификации

Иерусалим

Дорогие друзья!

Отвечая на ваше письмо, вынуждены сообщить, что, к сожалению, не знаем, кем является девушка на данной фотографии. Единственное, что нам удалось установить, что фотография в нашем журнале сделана 3 августа 1967 года.

С трудовым приветом

Главный редактор "Давар Хапоэлет"

СРОЧНО – МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЕРУСАЛИМ – МАЛЬЧИК СХОДИТ С УМА СРОЧНО ВЫШЛИТЕ ДЕВУШКУ С НОСОМ ИЛИ БОЛЬШЕ НИ ЦЕНТА ИЗРАИЛЮ.

ФРАНКЛИН В.ТРЕБИЧ

Г-ну Франклину Ф.Требичу

Нью-Йорк

Сэр!

Имеем честь сообщить Вам, что израильскому пограничному патрулю удалось установить прелестную обладательницу искомого носа. Ее зовут Фатима-бен-Мустафа-эль-Хаджи. По нашим настоятельным просьбам она согласилась на развод со своим супругом и уже покинула свое постоянное место жительства в Абу-Ширбат-эль-Азуне (Галилея). В настоящее время вместе со своими детьми находится на пути в Нью-Йорк.

Наилучшие пожелания молодой паре. Да воздаст им Господь счастья и радости в этой бренной[14]14
  У Кишона – универсальное прилагательное, имеющее основное значение – поганой.


[Закрыть] жизни.

С сердечным поклоном

Израильское посольство, Вашингтон.

СРОЧНО – ИЗРПОСОЛЬСТВО ВАШИНГТОН – ГАРРИ С.ТРЕБИЧ БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗ ТЧК

ЯКОБЫ ЗАМЕЧЕН НА АЛЯСКЕ

ИНТЕРПОЛ.

У левшей нет будущего

Одним из основных источников наших наслаждений является новый еврейский язык, который не меняется уже 3000 лет. На нем пишут, как известно, справа налево. Причиной является, что, как и у многих других, наши предки пытались свои первые письменные сообщения задолго до открытия шариковых ручек при помощи молотка и зубила наносить на стену. А если держать молоток в правой руке, а зубило в левой, слова неизбежно пойдут справа налево.

Если бы наши предки были левшами, то возможно, мы сегодня писали бы в неправильном направлении.

Филологическое приключение

Мой племянник Аладар – новоприбывший, родом, как и я, из Венгрии и всю жизнь говорил только по-венгерски. Этим двойным аргументом он пытался отгородиться от того, чтобы начать изучать иврит сразу по прибытии.

Когда единственная кастрюля в его скромной кухне сломалась, он отправился к Ландесман & Абрамски, "Скобяные товары и предметы домашнего обихода", чтобы купить паяльник. Но сначала он справился по своему карманному венгерско-ивритскому словарю:

"пака" = "мальхем", – выяснил он там, поскольку "паяльник" по-венгерски будет "пака", а на иврите – "мальхем".

Вооруженный этими знаниями, Аладар обратился со своим певучим акцентом к продавцу:

– Пожалуйста, один большой мальхем.

Рожденный в Израиле, продавец не понял, что именно хотел сказать человек: тем более, такое необычное слово, как "мальхем". Он дружески улыбнулся и громко и медленно сказал:

– Вы не говорите еще на каком-нибудь языке? Может быть, на идиш?

Это пробудило в груди Аладара патриотизм.

– Я говорю только на иврите, – закричал он. – А если вы его не знаете, позовите шефа.

Привлеченный криком, появился шеф, г-н Ландесман.

– Вы что-то хотели?

– Один мальхем. Один большой мальхем.

– Вы говорите по-немецки?

– Мальхем, – упорно повторял Аладар, – мальхем!

– А что это такое?

Аладар прибег к оружию своего родного языка

– Одну паку, – гневно закричал он. – Пака! Теперь понимаете? Па-ка!

Г-н Ландесман, не будучи уверен из-за своего собственного немецкого акцента, капитулировал. Он промямлил что-то невнятное, подошел к прилавку, провел вдоль него рукой и стал дотрагиваться до каждой вещи с вопросительным видом. Когда он дошел до паяльника, Аладар кивнул.

– Ах, вот как, – пробормотал г-н Ландесман. – Так вы хотите один из… гм… из…

– Одну паку, – насмешливо заключил Аладар. – Это так называется. Пака.

И он, торжествуя, покинул магазин.

Г-н Ландесман поманил к себе продавца.

– Я хотел бы знать, Йоси, для чего я держу в магазине сабра, если он должен учить иврит у клиентов. Стыдись. Ты не знаешь даже такого простого слова, как "пака"!

– Но я его знаю, – возразил рожденный в земле Израилевой. – Просто у нас дома его называют "паяльник". "Пака", с позволения сказать, более литературное выражение.

* * *

Г-н Ландесман с нетерпением ждал своего компаньона Абрамски, ученика великого раввина Подгореца и глубокого знатока иврита.

– Пока вас не было, – вскользь заметил он, – мы продали одну паку.

– Одну что?

– Одну паку. Но зато большую.

Г-н Абрамски покачал головой и ничего не сказал. Мысленно он раскрыл Книгу книг… Глава 4, Левит: "И пошел к Тубалу, который знал, что делать с камнями и железом…", нет, не с пакой.

Может быть, Самуил, глава 15: "И наточите каждый из израильтян по серпу и лемеху", но не по паке.

Езекиэль 33? Тоже нет. В Талмуде? Но как могла попасть пака в Талмуд? И откуда этот неуч Ландесман знает что-то о паке, если я этого не знаю?

– Йоси, – вскользь обратился он к стоявшему неподалеку продавцу, – я слышал, вы сегодня после обеда продали одну паку?

– Да, г-н Абрамски. Одну большую паку. Вот, как эту.

Г-н Абрамски посмотрел на паку. С каких это пор это называется "пака", спросил он себя. Это же "мальхем". Но если тот, у кого родной язык иврит, называет это "пака", значит, так оно и есть. Н-да, старею…

А Йоси сказал себе: Если такой уважаемый человек, как старик Абрамски использует слово "пака", то можно поклясться, что такое слово действительно существует.

– Г-н Ландесман, – сказал Йоси чуть позднее. – На полках осталась только одна пака. Надо бы еще парочку пак заказать.

* * *

Заседание торговцев скобяным товаром открыл президент Абрамски.

– Господа, – начал он, – положение критическое. Нам отказывают в разрешении на ввоз такого важного инструмента, как пака. Куда это может привести…

Он сказал не "мальхем", а "пака", хотя не был уверен, что другие торговцы скобяными товарами поймут это новое выражение в иврите. Но его сомнения были безосновательными. Собрание понятливо закивало, а когда г-н Ландесман, сидящий в четвертом ряду, негромко сказал: "Пака – это паяльник", на него все посмотрели презрительно.

* * *

"Пака" стала неотъемлемой частью нашего разговорного языка. Только лингвисты еще спорили насчет корней этого слова и его этимологической классификации.

– Мы ни в коем случае, – пояснял профессор Элимелех Бар-Фридляндер из Академии еврейских наук, – не позволим недооценить это красочное существительное, пользующееся такой популярностью среди наших ремесленников. Даже если мы не найдем его еврейских истоков, нет никакого сомнения в том, что "пака" происходит от корня "п-к-к", что означает "закрывать", "запечатывать", "запаивать" нежелательные проходы. Я приветствую этот прелестный неологизм и со всей решительностью даю отпор неверной трактовке моего высокочтимого коллеги профессора Хаватцеля, согласно которой "пака" является арамейской версией "пках" или "пакх". Опыт нас учит, что человек улицы, – и мы должны быть благодарны ему за реанимацию нашего языка, – отвергает всякое попечительство и разложение иврита путем введения иностранных выражений.

Слово с тысячью лиц

Если израильтяне что-либо и допускают в свою речь, так только слова из идиша, своеобразного немецкого разговорного диалекта, который пишется буквами иврита.

Например, междометие "ну!", приблизительно соответствующее английскому "well", играет в иврите роль джокера[15]15
  Джокер – особая дополнительная карта в колоде с изображением шута, которой можно заменить любую другую карту.


[Закрыть]. По официальной статистике «ну!» имеет 680 различных значений, в зависимости от места разговора, выражения лица говорящего и его финансового состояния. Вот некоторые из этих значений:

– Пойдем же!

– Что случилось?

– Оставь меня в покое.

– Я ни одного слова не понял. Чего ты, собственно, хочешь?

– Прекрасно. Предположим, что все так, как ты говоришь. Я не хочу ничего комментировать, я только говорю: предположим. Но для этого необязательно так кричать, я же не глухой.

Во время оно

Все без исключения варианты «ну!» употребимы только с одной породой людей, с ветеранами, которые прибыли в Израиль еще с Бен-Гурионом, тогда, когда пиастр еще был пиастром.

– За десять пиастров можно было в центре Иерусалима целый дом с садом купить, – говорит ветеран. – Я помню, мне тогда предлагали новенький с иголочки локомотив двумя вагонами за шесть пиастров. Главный инженер электроцентрали повесился, когда проиграл в покер весь основной капитал компании, все двадцать пиастров. В добрые старые времена можно было и телку приобрести за два пиастра. За четыре пиастра вас отвезли бы из Каира в Петербург, а две пары штанов стоили всего пол-пиастра. Покупать одни штаны было просто ни к чему. Да, было времечко. Тогда знали, за что работали.

– Ну, – учтиво заключает слушатель, – и какой был тогда месячный заработок?

– Полтора пиастра.

– Так в чем же разница?

– Разница? Мы были на полвека моложе, мой друг, на целых пятьдесят лет моложе.

Выдающийся поцелуй

Эту историю я слышал на праздновании 16-летия основания поселения Зихин, за которым с огромным интересом наблюдала вся страна. Даже премьер-министр Давид Бен-Гурион сообщил о своем визите в достопочтенное поселение ветеранов. Так началась подготовка к историческому событию. Все шло хорошо, пока не включился Муник Рокотовски. Муник Рокотовски, который был самым старым членом поселения, провозгласил, что пользуясь случаем, хотел бы осуществить свою давнюю мечту: поцеловать премьер-министра.

– Давид, – так заявил он с пылающим взором, – получит от меня такой поцелуй, что подпрыгнет от радости.

Как уже отмечалось, Рокотовски был ветераном поселения и, безусловно, претендовал на место в передних рядах. Поэтому его намерение привнесло некоторую неловкость.

– А ты подумал, товарищ Рокотовски, что это может не понравиться премьер-министру и министру обороны?

– Что за вопрос! – рассердился Рокотовски. – Почему это ему не понравится? Мы же вместе с ним пятьдесят лет на одной цитрусовой плантации проработали. Мой барак был третьим слева за углом от него. Я вам говорю, что он очень обрадуется, когда меня увидит!

Тут обнаружился еще один ветеран поселения по имени Юбаль.

– Если Рокотовски его поцелует, – пригрозил он, – то и я тоже поцелую!

* * *

На заседании совета общины Рокотовски был большинством в четыре голоса назначен официальным целователем премьер-министра. Чтобы исключить всякий риск, канцелярия премьер-министра была уведомлена об этом в соответствующей форме.

– Дорогие товарищи! Имеем честь известить вас, что, по случаю визита в поселение Зихин премьер-министра и министра обороны, его хочет поцеловать Муник Рокотовски. Совет общины сообщил данному товарищу, что на это следует получить согласие канцелярии премьер-министра. По этому поводу просим у вас, дорогие товарищи, соответствующих инструкций.

– Премьер-министр, – гласил ответ, – не знает товарища по имени Рокотовски совсем или, разве что, очень смутно, но с учетом эмоционального аспекта особых обстоятельств предстоящего события может удовлетворить указанное требование. Поцелуй при этом должен быть выполнен в приличной форме, лучше всего, при выходе премьер-министра из автомобиля. Рокотовски должен выдвинуться из рядов приветствующей толпы жителей деревни и запечатлеть поцелуй на щеке премьер-министра и министра обороны, при этом возможны товарищеские объятия, но ни в коем случае не более 30 секунд. В целях безопасности просим прислать четыре фотографии Рокотовски паспортного формата, а также и номер его паспорта.

Все согласились с выдвинутыми условиями, только Рокотовски ворчал:

– Что значит 30 секунд? За кого они меня принимают? И что, если Давид меня не отпустит или от избытка радости снова меня обнимет?

– Это официальное мероприятие, – объяснили ему. – Времена поменялись, господин Рокотовски. Мы живем в современном государстве, которое уже не подчиняется турецкому господству, как раньше.

– Ах, так, – ответил Рокотовски. – Ну, тогда уж нет.

– Что "нет"?

– Тогда уж я Давида целовать не буду. Мы работали с ним на одной цитрусовой плантации, мой барак был за его, третий справа, ну, может, второй. И раз я не могу обнять своего старого друга, как мне хочется, тогда уж нет.

– Нет? Что значит – нет? Почему "нет"? – набросились на упрямого старика. – Как это будет выглядеть? Премьер-министр выходит, хочет, чтобы его расцеловали, а рядом нет никого, кто бы его поцеловал? Если ты его не поцелуешь, мы поручим поцеловать его кому-нибудь другому, вот увидишь.

– Хорошо, – сказал Муник Рокотовски. – Пусть его целует кто-нибудь другой.

С Рокотовски ничего нельзя было поделать. Он заперся в своей квартире и даже не вышел к экстренно созванному совещанию.

Товарищ Юбаль потребовал для себя самостоятельного юбилейного поцелуя.

Другой член правления предложил пригласить со стороны профессионального целователя. После долгих дебатов сошлись на том, чтобы написать еще одно письмо в канцелярию премьера:

– Дорогие товарищи! По техническим причинам мы вынуждены будем отказаться от предусмотренного при посещении премьер-министром служебного поцелуя товарищем Рокотовски. Однако, поскольку наша подготовка зашла уже достаточно далеко, просим вас посодействовать с выбором нового кандидата.

Несколькими днями спустя прибыл официальный представитель канцелярии премьера, который немедленно взял в свои руки работу по отбору и просеиванию кандидатов и, в конце концов, остановил свой выбор на дружелюбном, крепком, хорошо выбритом мужчине среднего возраста, который как раз, случайно, оказался секретарем местного партийного комитета. Затем на подробной карте поселения Зихин он лично выбрал и обозначил место, куда прибудет правительственный автомобиль. Пунктирной линией был намечен путь, по которому тот проследует из рядов встречающих и приложится к щеке премьер-министра. Как точка выхода, так и точка поцелуя были отмечены красными крестами. Проблема продолжительности была легко решена тем, что целователь должен был досчитать до 29, а на счете 30 незамедлительно отстраниться от премьер-министра.

Благодаря такому тщательному планированию, церемония прошла гладко.

Премьер-министр со свитой прибыл в Зихин в 11 часов, вышел на отмеченном месте из своего автомобиля и на пути к правительственной трибуне был запрограммировано поцелован и обнят неизвестным человеком, причем ему бросилось в глаза, что незнакомец завершил объятия со словами "двадцать восемь – двадцать девять – вон!". Премьер-министр сердечно улыбнулся, несколько смутился и продолжил свой путь.

Только один человек не принимал участия в торжествах. Муник Рокотовски стоял в полном одиночестве позади всех и не мог сдержать слез. Пятьдесят лет назад они вместе работали на одной цитрусовой плантации. Это был его поцелуй.

Воспитание родителей

Взрослые израильтяне, то, рожденное в стране поколение не хотят иметь со своими изнеженными предками ничего общего, поскольку те уже неосмотрительно произвели их на свет. Когда израильские родители хотят похвалиться детьми, то говорят: «Нашей дочери уже четырнадцать лет, но она еще ни разу не дала нам ни одной оплеухи!».

Да, мы относимся к нашим детям, "сабрам", со слепым восхищением, идеализируем их, возносим их на пьедестал и взираем на них с блаженным восхищением. Но они, собственно, и не нуждаются ни в каком пьедестале, поскольку и так вырастают на голову выше нас. Конечно, наши любимые сабры иногда немного невежливы, грубы и жестоки, короче говоря, невыносимы, но что поделать. За последние две тысячи лет это первые дети с родным еврейским, и ради этого можно смириться с какой-то оплеухой.

Без орешков – никак

Обвиняемый стоит прямо перед судьей и ковыряет в носу. Этакий крутой парень с кудрявыми волосами, лихо зачесанными на лоб. Судья листает обвинительное заключение.

– Муса Цванцигер[16]16
  Замена первой буквы в этой фамилии с "Ц" на "Ш" делает ее неприличным словом (нечто вроде Х…евский – Шванцигер). Слово «шванц» (Schwanz) в разговорном немецком, кроме своего основного значения «хвост», означает также «половой член».


[Закрыть], – открывает он заседание суда, – согласно параграфа 2, абзац 4 Закона о защите общественного порядка вы обвиняетесь в оскорблении общественных нравов в кино. Признаете ли вы себя виновным?

– Дерьмо собачье, – отвечает Муса Цванцигер. – Еще чего!

Государственный обвинитель вызывает свидетелей. Пожилой гражданин, которому кошмар в кино еще видится воочию, дрожащим голосом дает показания для протокола:

– Я хотел посмотреть фильм-лауреат Ингмара Бергмана. Подсудимый сидел прямо передо мной. Посреди самого решающего эпизода, когда влюбленные клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам, чтобы спасти своих детей, и слились в прощальном искреннем поцелуе, в этот возвышенный момент Муса заорал прямо посреди взволнованной публики:

– Трахни ее, тюфяк!

Коллективный шок в зале суда.

– Это так, подсудимый?

– Дерьмо собачье! У меня ж билет был, как у всех, так?

– Ваша честь, – подключается адвокат. – Я прошу позволить моему подзащитному грызть орешки, иначе он не может сконцентрироваться.

Подсудимому вручают пакетик, и он начинает выглядеть более адекватным ситуации. К слушаниям вызывают билетера.

– После выкрика подсудимого "трахни ее, тюфяк" я ощупью пробрался к его ряду и любезно попросил его о соблюдении приличия. Он же, напротив, предложил мне или, как он выразился, краснозадой обезьяне, не указывать, что он должен делать на этом сраном фильме, и продолжал орать и дальше. Тут мне стало совершенно ясно, что в данном вопиющем случае следует защитить общественный порядок и я вызвал полицию.

– Ну, – произносит судья, – и что же было потом?

– Да ничего. Полицейский придти отказался. Поскольку он на службе, сказал он, то не будет решать за нас проблемы и, в конце концов, не может же он один-единственный противостоять подсудимому.

Защита вызывает известного по средствам массовой информации психиатра в качестве компетентного специалиста. Тот поясняет:

– Г-н Муса Цванцигер – типичный представитель современного поколения, здоровый, крепкий юноша с тропическим темпераментом, чья естественная реакция в виде импульсивных выражений по поводу названного, с позволения сказать, фильма вполне естественна. Таким образом наша молодежь самовыражается – путем шовинистической откровенности, – вследствие чего обвиняемый совершенно не мог скрыть свою естественную реакцию на события фильма, каковая выражается в виде общеупотребимых в народе понятий, присущих только людям в наших краях. Безо всякого сомнения, тут мы имеем дело со знаменитым эффектом "трахни ее", который инстинктивно срабатывает, если на экране поцелуи длятся более трех секунд. 65 процентов городской молодежи страдает синдромом "трахни ее". Тут мы имеем дело с распространенным по всей стране и научно изученным феноменом, результатом эндогенно преувеличенного влечения, врожденного проницательного юмора и демонстрации интеллектуального превосходства, сопровождаемого сопутствующим, симптоматическим гласом жизни в виде гортанного или резкого крика.

Адвокат подсудимого просит слова.

– Я рассматриваю кинематографический выкрик моего подзащитного как реально ощущаемое требование нашей молодежи войти в культурную обойму сопредельных стран, – сказал он. – Вместе с тем, мой подзащитный решительно отвергает каждый пункт обвинения. Он как не был в кино, как не смотрел этот фильм, так и не выкрикивал "трахни ее", и, вообще, хотел бы попросить разрешения удалиться.

Прокурор возражает. Судья предлагает восстановить ход событий. На заднюю стены зала заседаний опускается экран, и на нем перед глазами очарованных зрителей демонстрируется знаменитая работа кинематографического гения Ингмара Бергмана, заметная веха в истории киноискусства. Муса сидит рядом со своим адвокатом и грызет орешки. Вот подходит сцена, в которой дети избавляются от неминуемой смерти.

Атмосфера в зале суда потрескивает от напряжения. Перед самым поцелуем Муса вскакивает. Его адвокат вцепляется в него и что-то непрерывно нашептывает. На экране влюбленные клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам и их губы сходятся в чувственном поцелуе. В Мусе бушует внутренняя борьба, его уши краснеют, в его животе шумит непреодолимое давление, которое неудержимо поднимается в его гортань.

Энергично отбросив руку адвоката, он подскакивает.

– Трахни ее, тюфяк! – кричит он. – Вставь ей стержень!

В зале суда воцаряется гробовая тишина. Защитник подрагивает от возбуждения, прокурор от гнева, безжизненное тело пожилого гражданина выносят наружу. Судья удаляется для вынесения приговора.

– Согласно "Закону о недопустимости в кинотеатрах возгласа "трахни ее, тюфяк" от 1998 года, – возвещает он после возвращения в зал суда, – подсудимый должен быть приговорен к двум месяцам ареста и денежному штрафу, если бы таковой закон действовал в странах Ближнего Востока. Поскольку, однако, соответствующий закон здесь не действует, суд приговаривает Ингмара Бергмана к двум часам Мусы.