Текст книги "...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)"

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Наперегонки с пророками

Разговорный талант

Евреи любят поговорить. И когда я говорю «поговорить», я имею в виду поговорить. Они говорят, сколько смогут, а могут они очень, очень долго говорить, причем, по меньшей мере, на тридцати языках, причем одновременно.

Вечный двигатель

Существует одна проблема, которая касается всех нас, что живут под небесами: израильтянин-на-улице, стоящий на углу и обменивающийся парой слов с другим израильтянином-на-улице. Как дела, спасибо, как всегда, рад вас видеть, ни с кем невозможно поговорить, отвратительная погода, а как вам политическое положение, и цены снова повышаются, падает только общественная мораль, как поживает семейство, ваша уважаемая супруга, такова жизнь, другого я и не ожидал, и не говорите, а что вы скажете о Паваротти, и кто бы мог подумать, и так далее, и тому подобное, пока мы оба, мой собеседник и я, не поговорим обо всем, что действует нам на нервы дома и в мире, внутри и снаружи, сверху донизу, а потом мы истощаем все темы, так что едва можем стоять рядом и прощаемся крепким рукопожатием, пробормотав предлог, что мы снова скоро увидимся, и передаем привет домашним, и что я вам перезвоню, и тут, хотя не о чем больше говорить, ну, действительно, не о чем, собеседник, продолжая держать мою руку, спрашивает: «Ну, а в остальном как дела?».

Именно так он и спрашивает. Теми же словами. Он хочет выяснить, как у меня дела в остальном. Что я должен на это ответить? Ведь я ему только что вдоль и поперек объяснял, как у меня дела, я ничего не упустил, он знает все в мельчайших деталях, и спрашивает, как у меня дела в остальном.

В каком "остальном"?

Что он имеет в виду под "остальным"?

Есть только один ответ на этот вопрос: молча повернуться и уйти. Но кому это понравится? Мне нет. Я стою тут, расшаркиваясь и все еще держа руку собеседника, и обдумываю подходящий ответ. "Да так" будет недостаточно.

"Хорошо" будет неправдой. "Как обычно" уже было. Что остается?

Предположим, что я пробормочу нечто бессвязное, скажем, что я в последнее время толком никого не видел. Тогда собеседник немедленно начнет обсуждать развод Авизохаров, о котором мы только что поговорили, Авизохар в полном отчаянии, подождите, я вам должен это рассказать, я вас провожу до дому, в общем, адвокаты обо всем договорились, но перед решающим разговором его жена с этим архитектором сорвалась в Австралию, Авигдор в полном отчаянии, ничего удивительного, вы только это представьте, – и поскольку Авигдор в полном отчаянии уже в четвертый раз, мы стоим уже, наконец, перед моим домом, но едва я пытаюсь напоследок пожать руку собеседнику, я говорю – невозможно поверить, но я слышу себя совершенно отчетливо: "Ну, а у вас в остальном как дела?".

Об этом собеседника не нужно спрашивать дважды. Разве это дело профсоюза, он тут ему помочь не сможет, ему нет, но он не тряпка, и прежде, чем я все это выслушаю еще раз, я успеваю снова спросить об Авигдоре. Может быть, его жена вернется после Австралии обратно, или появились какие-нибудь новости… Нет, никаких.

Я вспоминаю о трагическом примере моего соседа Феликса Зелига, который простоял со своим собеседником перед домом девять часов и все никак не мог прийти к концу, поскольку они постоянно после обсуждения прочих событий спрашивали друг друга, как дела у Авигдора и как дела у профсоюза, и обсуждали это по пять раз, и уже задыхаясь, опирались на стену дома, хватали ртами воздух и расстались только тогда, когда Феликс без сознания рухнул на землю. Его последними словами, как утверждал собеседник, был едва слышимый шепот "а… в остальном…".

Вчера собеседник спросил меня, как у меня дела в остальном. Я сообщил ему, что отвечу ему в письменном виде. Что сейчас и делаю.

Ботинок-путешественник

Беда началась, когда я захотел купить себе американские ботинки, чьи резиновые подошвы называют «Раббе Соулз»[32]32
  Rubber Soles – резиновые подошвы (англ.), бренд американской обувной фирмы.


[Закрыть].

– Г-н Ляйхт, – сказал я хозяину ближайшего ко мне обувного магазинчика на площади Мограби, – мне нужна пара настоящих Rubber Soles, замшевых, с американским верхом.

– Одну секунду, – ответил г-н Ляйхт, начал потрошить свои полки, но не нашел ни одной. Поэтому он решил отправить посыльного в свой филиал напротив главпочтамта. "Через пару минут вы получите свои ботинки", – сказал он и поманил посыльного, маленького йеменца лет четырнадцати.

– Послушай, Ахимаз, – медленно и с расстановкой произнес г-н Ляйхт. – Сейчас ты пойдешь в наш филиал напротив главпочтамта и отыщешь там пару Раббе Соулз, замшевых, американских, седьмого размера. Принесешь сюда. Ты все понял?

– Что? – ответил Ахимаз.

– Ну, да, – извиняясь, обратился ко мне г-н Ляйхт. – Будет, наверное, лучше, если мы дадим этому маленькому дурачку один ботинок, иначе он принесет не тот размер.

Я снял свой левый ботинок, и г-н Ляйхт вручил его посыльному.

– Итак, Ахимаз, Раббе Соулз, замша, Америка, номер семь. Ты все запомнил? Да? Тогда беги.

– Господин Ляйхт, – промямлил Ахимаз, – я не знаю, куда надо идти, господин Ляйхт.

– Ты знаешь, где главпочтамт?

– Да, знаю.

– Ну, так чего ты ждешь? Поспеши.

Через два часа и двадцать минут ни г-н Ляйхт, ни я уже не знали, о чем еще поговорить. Все возможные темы разговоров, начиная с основания Тель-Авива до воцарившейся тропической жары были перебраны. Наконец, дверь распахнулась и вошел Ахимаз, совершенно запыхавшийся, но с совершенно пустыми руками.

– Отправил авиапочтой, – гордо заявил Ахимаз.

Наши расследования в конечном итоге прояснили: Ахимаз, как было приказано, побежал прямо на главпочтамт и встал там в очередь в окошко 4, поскольку она была самой длинной. Она продвигалась медленно, поскольку через окошко 4 отправляли только заказную корреспонденцию, и один посыльный из Министерства почты принес с собой целых 200 писем. Наконец, подошла и очередь Ахимаза.

С облегчением сунул он служащему под нос пакет с моим ботинком и храбро выпалил выученное наизусть:

– Раббе Соулз замша америка номер семь.

– Восьмое окно, – сказал служащий. – Следующий, пожалуйста.

Ахимаз перешел в другую очередь, к окошку 8 и повторил скороговорку:

– Rubber Soles замша америка номер семь.

– У тебя не письмо, – сказал служащий. – У тебя посылка.

– Неважно, – ответил Ахимаз. – Так г-н Ляйхт хочет.

– Ну, ладно, – служащий пожал плечами и положил пакет на весы. – Это будет стоить прилично. Куда надо отравлять?

– Раббе Соулз замша америка номер семь.

– В Америку три фунта десять пиастров, – сказал служащий. – Скоростной почтой?

– Что такое скоростной?

– Это спешно?

– Очень спешно.

– Тогда еще пятьдесят восемь фунтов. У тебя с собой есть столько денег, парень?

– А как же.

Только сейчас служащий заметил, что на пакете нет адреса.

– А это что? Почему ты адрес получателя не написал?

– Я не умею хорошо писать, – извинился Ахимаз и покраснел. – У нас восемь детей. Мой старший брат в киббуце.

– Ну, хорошо, – прервал его служащий и сам взял карандаш. – Кому это отправляется?

– Ребе Соулз Замша, Америка, номер семь, – пролепетал Ахимаз.

– Ребе Сол Замша, США, – написал служащий и что-то проворчал про этих американских евреях, которые так сокращают свои библейские имена и вместо "Соломон" говорят просто "Сол". – Какой город[26]26
  Юнг – психолог, создавший учение, толкующее образы, возникающие в сознании человека.


[Закрыть], черт побери, какая улица?

– Господин Ляйхт сказал – напротив главпочтамта.

– Этого недостаточно.

– Ребе Солз Замша америка номер 7, – храбро повторил Ахимаз. – Больше господин Ляйхт ничего не сказал.

– Действительно, крепкий орешек, – покачал головой служащий и дополнил адрес: "Почтамт 7, Бруклин, штат Нью-Йорк, США". – А кто отправитель?

– Господин Ляйхт.

– А где живет г-н Ляйхт?

– Не знаю. Его магазин на площади Мограби.

* * *

Когда через несколько дней я проходил мимо обувного магазина Ляйхта, он помахал мне из дверей и с гордостью продемонстрировал письмо от ребе Замша из Хартфорда, штат Коннектикут. Ошибочный бруклинский адрес был, очевидно, переправлен находчивой американской почтой на верное значение. Ребе Замша сердечно благодарил за чудесный подарок, но отмечал, что предпочитает новую обувь, и если можно, то левую и правую вместе. Впрочем, поскольку он с давних пор живо интересуется сионистским движением, это было для него маленькой любезностью, хотя и несколько внезапной.

Туристический рай

В эпоху, когда свирепствует экономический кризис, есть только один способ быстро и надежно получить валюту: завозить туристов. Это особенно актуально для страны, в которой Моисею, Иисусу и Мохаммеду только маленькая разница во времени помешала провести совместный симпозиум на тему «Монотеизм и его влияние на иностранный туризм».

Конечная остановка Плонски

Пару дней назад мы ожидали гостя из Америки. Речь шла об одной известной личности и пылком почитателе Святой земли. Этот наш знакомый, назовем его Боб, между прочим, еще и потому, что его и без того так звали, ввалился, трясущийся и бледный, в нашу комнату и рассказал нам, что с ним приключилось в автобусе Плонски.

– Обычно я беру такси, – начал Боб, немного подкрепившись выпивкой. – Но сегодня я поехал автобусом. Чтобы держать руку на пульсе едущего населения, если вы понимаете, что я имею в виду. Подходит автобус, и я спрашиваю одного человека, куда идет этот автобус. Человек оказался Плонски.

– Это ваш знакомый?

– Откуда! Я его в жизни не видел. Он просто случайно стоял около меня на остановке и казался совершенно безобидным гражданином. Довольно скоро оказалось, что он предпочитает только иврит и едет по тому же маршруту, что и я. Так что мы оказались вместе и сели рядом на одно сиденье.

Через две остановки Плонски внезапно склонил голову на мое плечо и начал плакать. Это было трогательно, хотя и довольно стыдно. Я спросил его, что случилось, и он рассказал, что потерял свою горячо любимую супругу, эту дешевую шлюшку. Она теперь живет в Нью-Йорке, может быть, я ее случайно знаю. Я пытался утешить его, сказав, что на свете бывают и более худшие вещи, а он, между прочим, назвал свое имя. Плонски сказал мне, что его зовут Плонски, а его жена Ривка, но через "ф". Я заверил его, что мне очень жаль, но эта дама мне незнакома, в конце концов, Нью-Йорк не какое-там провинциальное местечко. Тут Плонски начал жаловаться и канючить, не мог бы я его жене позвонить в Нью-Йорке и убедить ее, чтобы она обязательно вернулась в Израиль. Я пообещал ему сделать все возможное и записал адрес дамы, с "ф", в свою записную книжку. Плонски был вне себя от радости. Он упал мне на шею, расцеловал меня и признался, что я его ангел-спаситель. Но еще через две остановки его глаза вдруг сузились, и он недоверчиво спросил:

"Скажите-ка, а как это вы собираетесь так просто позвонить моей жене?".

Я смущенно переспросил, что он хочет этим сказать, и должен ли я после этого звонить его жене, и не он ли только что умолял меня об этом. Тут он схватил меня за шею…

– Сильно?

– Не сильно, но яростно. В любом случае он схватил меня за горло, затряс и начал кричать: "Я убью тебя, если ты хотя бы в мыслях коснешься моей жены, ты, жалкий ублюдок. Я знаю вас, американских туристов, я не настолько тупой!". Пассажиры оборачивались на нас и, конечно же, составили не лучшее мнение о нью-йоркских евреях, которые думают, что могли бы все купить на свои грязные доллары. Высоко и свято клялся я Плонски не звонить Ривке, даже за все деньги на свете, но он отпустил мою глотку только после того, как я разорвал свою записную книжку на тысячу мелких кусочков. На следующей остановке я вышел. Плонски не удостоил меня даже взглядом и только бормотал, что он, собственно, должен был знать, что нельзя доверять этим приблудным люмпенам из-за границы.

– Не стоит так обобщать, – вставил я. – На вашем месте я бы просто пореже ездил на автобусах.

Отпуск-подарок

Каждый раз, как приходит весна, жены и зубные врачи рекомендуют киббуц как идеальный отдых от повседневных мелочей, как единственно возможное место, где можно посетить кузину второй степени или кого-нибудь подобного, отдохнуть на груди матери-природы, попить парного молока, потанцевать в свежей зеленой траве и за все это полное счастье не заплатить и ломаного гроша.

Наперегонки с пророками

Евреи – известный народ Книги и были им уже тогда, когда мир только начинался, – утверждение, которое при определенном допущении показывает самую суть еврейства. Потому наши праведники предписывали, чтобы наши дети учили наизусть священное писание, псалом за псалмом, предложение за предложением, буква за буквой. Кроме того, в Иерусалиме на каждый День независимости происходит конкурс по Библии, чтобы установить, кто сможет выучить плач Иеремии наизусть. Сам пророк вряд ли вышел бы в финал.

Тот же результат

Насколько я понял за последние пятьдесят лет, на свете нет другого народа, который состоял бы из девяноста различных, собранных со всех концов света, национальностей, за исключением Соединенных Штатов Америки, которые и без того являются неудачной копией Израиля.

Длинная рука Господа

Кризис разразился, когда на фабрику цветной печати «Чернокнижник» пришла жалоба из главного раввината. В ней директору «Чернокнижника» настоятельно предлагалось срочно прекратить поставки цветных красок газете «Утро». Было достоверно установлено, что главный редактор газеты ест некошерную колбасу. Директору «Чернокнижника» предлагалось незамедлительно исполнить предписание раввината, иначе цветные краски с кошерного штемпеля будут удалены, а четырехцветное приложение выходного выпуска будут печатать в другой фирме.

– Для искоренения безнравственного поведения в общественных местах, – стояло в заключении, – и дьявольских дел, вопреки многократным испытаниям, да будет Тора оценена и прославляема, с искренней молитвой и помощью божьей, да восславится имя его в веках, аминь.

– Это ваше мнение, – сказал директор "Чернокнижника". – Но что будет, если я не последую вашему совету?

– Тогда мы подготовим для тебя горячий ад, дружок.

Сказано, сделано. Уже через несколько дней холодильник директора испустил дух, и он должен был нанять ремонтников. Но ни один ремонтник не отважился преступить порог его дома, поскольку профсоюз холодильщиков получил предписание раввината. В нем предписывалось не обрезать более потомков того, кто войдет в дом этого грязного грешника. Только ремонтник Нусбаум, человек мягкого нрава, за пару крупных денежных купюр согласился начать ремонт. Однако, посреди работы его стала мучить совесть, он собрал свои инструменты и сообщил, что уходит домой. Слишком поздно. Его супруги уже не было дома, поскольку за это время соседский аптекарь получил факс из раввината, квалифицирующий как святотатство отпуск лекарств и молочного порошка для их детей, в противном случае весь запас аптекарского аспирина будет объявлен нечистым.

Для разрешения ситуации дело обсуждалось на одном из внеплановых заседаний правительства, и после продолжительных совещаний партийных коалиций был найден компромисс: главному редактору "Утра" теперь следует есть только кошерную колбасу.

Личное мнение Б-га

Я нахожусь в невыносимой ситуации. Вы приписываете мне сотворение мира, я для вас неземное существо, не укладывающееся в человеческое сознание. И вместе с тем вы держите меня за дрянного режиссера, для которого аплодисменты превыше всего. Каждое утро я вынужден выслушивать лакейские хвалебные гимны: «Господь вселенной, отец наш, царь царей, остающийся невидимым, мы возносим тебе свое благоговение, всемогущий, владычествующий над жизнью и смертью, чьи глаза видят все». И так далее, и тому подобное. О чем мне с вами говорить?

Но если да, то почему нет?

Эсперанто

Жители Израиля пишут на иврите, читают по-английски, а говорят по-русски.

Распродажа врачей

В девяностые годы, когда иммиграция из Советского Союза достигла своей высшей точки, был такой наплыв врачей, что многие предусмотрительные израильские домохозяйки вешали на дверь объявление: «Прием врачей только с 15 до 16 часов».

Интеграция

Я встретился с иммигрантом у телефонной будки. Он нервно постукивал ногой о ногу и заговорил со мной на иврите с легким русским акцентом.

– Все то же дерьмо. Везде надо ждать.

– Кого?

– Всех. Для новоприбывших никогда не хватает времени. Только для закостенелых старожилов.

– Но и вы когда-нибудь таким же будете.

– Зря вы в этом уверены. Что касается меня, то я скоро продам последнюю рубашку, чтобы купить билет на самолет. Все равно, куда. Верите ли, нет ли, а скоро я так и сделаю.

– Неправда!

– Правда, уважаемый. Мое отвращение к этой стране все растет и растет. Когда я сюда приехал, я еще был идеалистом. На моей старой доброй родине я всегда резко отрицал критику в адрес Израиля. "Вашу клевету я и слушать не хочу. Я верю только тому, что вижу своими глазами", так я говорил до того, как сюда приехал.

– А потом?

– Потом? Потом я прибыл сюда, и началось мое безумство. Я уже больше не выхожу подышать воздухом. Я только бегаю, потею и быстро говорю. Я всего лишь призрак того, что был. При этом я много не требую. О, нет, уважаемый, я не хочу ничего, кроме крыши, маленькой крыши над головой в Тель-Авиве и скромной зарплаты за работу по профессии.

– А кто вы по профессии?

– Я тренер по соколиной охоте. Я искал это во всех возможных учреждениях, но только зря тратил силы. Пожалуй, правительство дало бы мне ссуду, но все эти сумасшедшие всерьез ждут, что я им заплачу свои деньги. А профсоюзы заботятся только об одном своем дерьме, как бы им подольше забастовку протянуть.

– Это точно.

– Конечно. Мне предложили переобучение. Но я не дал себя одурачить. К черту их с так называемой благотворительностью. Правительство должно отстать от меня. В государственном аппарате развелось столько паразитов. Они пишут тебе свои паршивые рекомендательные письма, и ты начинаешь носиться. С утра до вечера, туда – сюда, вверх – вниз, из одного бюро в другое. Служащие, служащие, служащие. Но разве волнует этих ворюг, что какой-то там переселенец подыхает? Они заботятся только о том, чтобы, самое главное, получать свой гарантированный оклад и дополнительное питание. Я устал, уважаемый, меня это достало до кишок. Я уже готов.

– Извините, а когда вы прибыли в Израиль?

– Позавчера.

Косвенный вопрос

Во время своего визита в Москву после проигранной Шестидневной войны египетский президент Гамаль Абдель Насер, как свидетельствуют авторитетные источники, вручил принимавшему его начальнику советского генерального штаба длинный перечень заявок на снова необходимые египетской армии самолеты, танки, пушки и т. д. по списку. Русский генерал внимательно изучил список и спросил: «А больше Израилю ничего не нужно?».

Недостаток

Это естественно для любого народа, когда его первопроходцы предусмотрительно занимают некоторые профессии. Первые поселенцы на Святой земле были, как следует из соответствующих исторических книг, продавцами, раввинами, поэтами или путешественниками; об уборщиках мусора там не было ни слова.

Массовое движение

Демографический взрыв народонаселения, беспокоящий мир, в нашей стране уже прошел. У нас, благодаря дружеской помощи соседних стран, больше взрывов, чем населения. Только на футбольных матчах да военных парадах плотность населения принимает угрожающие величины.

Юбилейное вторжение

Рано утром в День независимости, часов после 5, меня сдернул с кровати резкий телефонный звонок.

– Привет, Йошке, – прозвучал доверительный голос. – Давненько не виделись. Как дела?

– Спасибо, хорошо, – зевнул я. – Сам-то как?

– Да ничего. Собственно, беда одна – что мы совсем перестали видеться, Йошке.

– Вообще-то да. Только меня зовут не Йошке. С кем имею честь?

– Ты еще спрашиваешь? Это Миша. Не припоминаешь? Я с твоим братом в школе учился!

Миша пообещал зайти к нам в 10.30 для задушевного разговора. Я попросил жену приготовить небольшое угощение для школьного друга моего брата. Она только сейчас узнала, что у меня, оказывается, был брат, сказала моя жена.

Я запутался в расследовании этого вопроса. И путаница только возросла, когда в 6 часов у моих дверей оказалась семья Грюнспен из Беэр-Шевы с тремя детьми и их друзьями детства. Они прихватили с собой и свою горничную. А горничная – своего ребенка.

– Мы давно хотели вас посетить, – пояснила семья Грюнспен, – но вечно что-нибудь случалось. Сегодня, наконец, все нормально.

Они вовсе не хотели обременять нас. Они только собирались подышать свежим воздухом на балконе, где они быстренько удобно пристроились.

В течение следующих двух часов мне позвонили 17 школьных товарищей и осведомились насчет моего здоровья. Понемногу я стал понимать, почему живущая этажом ниже семья Белоцерковичей два дня назад покинула свою квартиру и вывесила на входной двери табличку: "Осторожно, малярийная зараза!".

В 8.30 мы отключили телефон.

Вскоре после этого появился юноша с рекомендательной запиской от г-жи Померанц, где она просила нас позволить ее племяннику, которого любила, как сына, посмотреть на парад с нашего балкона. Это был первый случай, когда нас так трогательно просили, и я счел это за большую честь, хотя и не знал никакую г-жу Померанц.

После этого мы решили никого больше не принимать. Конечно, мог придти Миша, столь любезный моему брату, но больше никто. Ну, разве что для наших родственников мы сделали маленькое исключение. И для хозяина мясной лавки с женой и детьми. От него ведь мы, в известной мере, зависели.

Когда балкон был уже совсем переполнен, стали ставить столы и стулья у окон. Долгое жужжание телефона заставило меня поднять трубку.

– Это служба ремонта телефонов. С вашим аппаратом что-то не в порядке?

– Я его до конца дня отключил, только и всего.

– Тем не менее, мы должны его проверить. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы в 10.30 кто-нибудь был дома.

В 10 дверь взломали. Многочисленные молодые люди, которые назвали себя школьными товарищами моего сына, ворвались внутрь и расставили оставшиеся стулья на рояль. На мои упреки, зачем он пригласил сюда всю школу, сын клятвенно заверил, что не знает никого из них. Я ему поверил. Моему сыну было восемь лет, а средний возраст вломившихся составлял примерно двадцать.

Ситуация на балконе стала критической, когда Миша взгромоздил стремянку за спинами семьи Грюнспен. В последовавшей схватке брат супруга домработницы семьи Грюнспенов, он же дядя ребенка, сорвался на балкон Белоцерковичей, что под нами. К счастью, он не расшибся, поскольку упал на малярийных больных, занявших балкон.

Какой-то служащий городского управления по безопасности строений принес мне официальное предупреждение, что балкон и перекрытие при дальнейшей нагрузке могут обрушиться. Затем он спросил, не мог бы он здесь остаться со своей женой.

Наконец, пришел слесарь, которого мы вызывали для ремонта капающего крана еще осенью прошлого года.

Когда правая часть балкона начала крошиться, скопившиеся там переметнулись влево. А из-за трещин в полу спальной находящиеся в ней стали перемещаться в кухню. Однако, это было роковое решение.

Некоторым из моих гостей повезло, поскольку их погребло под обломками лишь по грудь, и они могли еще кинуть последний взгляд на очаровательный военный парад внизу. Сам я смог его наблюдать только из полностью осажденного окна больницы.