Текст книги "Милостыня от неправды"

Автор книги: Ефим Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

32

В скальных комнатах Манефа молилась усерднее, путая затянувшийся дождь с началом потопа. Однажды дождливым вечером, когда младших моих братьев и сестер уже уложили спать, а мы вчетвером: отец, мать, я и Ноема, – пили чай в трапезной, кто-то твердо постучал в дверь. Когда я открыл ее, отец опустил на стол чеплашку с дымящимся чаем, опустил неловко и пролил на скатерть. На крыльце стоял человек в плаще и капюшоне. По шкурам, покрывающим навес над дверью, бил дождь – стоял рокот и он ширился. Гость шагнул в прихожую и опустил капюшон: он был черноволос и седобород. В васильковых глазах отца – тревожное любопытство. Гость поставил диковинный посох и обратился к Ламеху:

– Я надеюсь, вы догадались, кто я? – с надеждой спросил мужчина, и его глаза черно-смородинного цвета, окаймленные глубокими иссиня-фиолетовыми кругами, умоляли отца узнать его.

– Да, я слышал о вас от праотца нашего Еноса, – с почтением сказал Ламех.

Ноема торопливо натянула над очагом веревку и развесила мокрую одежду таинственного гостя. Тот тяжело опустился на скамью у стола и, согревая загрубелые руки о чеплашку с парящим чаем, слушал, как трещат дрова в очаге.

– Меня к вам привело серьезное дело, – сказал гость, и отец велел всем выйти.

Когда он снова позвал нас, и мы спустились в столовую, гость был уже в плаще.

– Неужели вы уйдете из дома в такую погоду? – удивленно спросила мать.

– Именно в такую погоду и надо выходить. – Мужчина попрощался поклоном, надел капюшон и, полный осторожности, вышел в дождь, такой плотный, что гость, выйдя из дома, сразу стал невидим. Но я знал, что мужчина идет, прижимаясь к скале, точно скрываясь от невидимого наблюдателя.

– Это был Мафусал-каинит, – сказал Ламех, когда мы уселись за стол. Отец был тревожен. – Тот самый каинит, который видел, как Енох у заброшенной штольни молитвенно порушил идолов и уходил от обломков по сегменту солнечного света. Это тот самый каинит, который крикнул: «Бог Еноха, помоги нам!» Тувалкаин никогда не простит ему этого возгласа! Это тот самый каинит, который потщился получить милость Божью. – Отец замолчал, глаза у него были закрыты. – Мафусал-каинит оставил отеческое заблуждение и в прекрасной постепенности восходит к Богу. Этот сильный, грубый с виду мужчина день за днем, год за годом приносил Богу свои слезы и получил за то отпущение грехов. И он не одинок среди каинитов. Мафусал-каинит пришел предупредить нас!.. Как бы все это покороче объяснить?.. Каиниты уже давно бальзамируют трупы своих патриархов, а мумии хранят в особых пещерах. Но среди ученых мужей есть и сифиты, готовые последовать этой мерзости. Тот же Твердый Знак. Он один из самых фанатичных сторонников воскресения мертвых, воскресения здесь, на земле. И вот Мафусал-каинит, верующий в истинного Бога, пришел предупредить нас, что некоторые из наших соплеменников от большого ума задумали выкопать из могилы умершего Сифа. Они хотят забальзамировать его останки, чтобы сохранить до времен, когда начнется воскресение мертвых… Где захоронены Адам и Ева каиниты знать не могут, ибо этого не знает никто! Но о могиле Сифа кое-какие сведения у них есть… Ной?

– Ной? – вскричала Ноема, будто из другого мира.

– Что с тобой, Ной? – Мать тормошила меня.

– Отец!.. Отец! – потрясенно пролепетал я. – Если они уже бальзамируют останки усопших… если… сделать копию с живого легче!..

– Успокойся, Ной! Это проблема дня завтрашнего, а пока мы должны предупредить людей патриарха Еноса, что над могилой Сифа хотят надругаться. Мафусал-каинит сказал, что за ним следят, так что теперь могут следить и за нашим домом… Первым из дома выйду я, и, если за нашим домом кто-то приглядывает, я уведу их. Вернусь дня через два. А к патриархам сифитов пойдет Ной.

– Я – с ним! – тут же вскрикнула Ноема.

– Нет! – спокойно и веско отрезал Ламех.

– Но я не знаю, где их катакомбы!

– Ты пойдешь с Манефой. Вам надо поспешать! Почему-то каиниты выкапывают человеческие останки в дни похорон. А очередная годовщина захоронения Сифа не за горами. Да, Ной, если по дороге случайно встретите знакомых отца моего Мафусала…

– Я понимаю, отец, не маленький.

– Ну и славно!

На дороге уже появилась пыль, когда мы с Манефой подходили к катакомбам патриарха Каинана. Пересеченные пропастями тропы казались дикими и опасными. По ним редко ходили путники. Ноема однажды сказала:

– Я будто вернулась в то время, когда мы с Енохом ходили по селениям сифитов, и он проповедовал о смерти и воскресении.

Пробыв у патриарха Каинана малое время, мы с миром были отпущены. И пошли к катакомбам патриарха Малелеила.

Пробыв у патриарха Малелеила малое время, мы с миром были отпущены, и пошли к катакомбам патриарха Иареда.

Пробыв у патриарха Иареда малое время, мы с миром были отпущены…

33

Очень скоро наши патриархи собрались в потае у праведного Еноса, сына Сифова, старейшего из живых патриархов.

После молитвенного гимна собрание произвело на свет следующий разговор:

– Говорил ли что-нибудь на нашу тему Енох? – через одышку спросил Енос и повернул свое тучное тело к Иареду, отцу Еноха.

– Он говорил общо. Что после вочеловечивания Господа останки некоторых из людей будут святы. На них будет Божья… забыл это слово… останки праведников будут исцелять болезни телесные и душевные. На этих святых останках станут служить Господу. Енох говорил, что тело должно быть погребено. Оно и в тлении существует. Оно как бы ждет нового воссоединения с душою. Тело будет воссоздано в вечности для Суда, когда Господь будет наказывать мир уже не водой, а огнем. Так говорил Енох. Все это тяжело для человеческого понимания. Что-то я могу передать неточно.

– Но что мы можем предпринять для защиты могилы праведного Сифа от поругания? – спросил патриарх Ламех, сын Мафусала. Мне было приятно видеть отца среди убеленных сединами патриархов. Он восседал за столом как равный им.

– Адама хоронил Бог, – напомнил патриарх Енос, сын Сифа. – Тайну захоронения Евы Сиф унес с собой в могилу, так что никто из нас не знает, где могилы прародителей. Не знают и каиниты. Сифа хоронил я. И каиниты могут знать, где могила Сифа. Мы по наивности своей и не думали ничего скрывать! Кто мог предположить, что его останки будет интересны для богомерзких опытов каинитов.

– И не только каинитов, – вырвалось у меня.

– Да, дожили, – продолжил Енос, – сифиты идут глумиться над останками своего патриарха.

– Какие они сифиты – прообраз объединенного человечества! – сказал кто-то из молодых.

– Они не любят нас больше самих каинитов!

– Подспудно им стыдно за свое предательство!

Патриарх Малелеил поднял руку, призывая к спокойствию, и сказал:

– Что мы реально можем противопоставить каинитам у могилы Сифа? Наверняка у них будет вооруженная поддержка.

Патриарх Каинан смотрел на вещи реально:

– Если пойдет сила на силу, нам долго не продержаться.

– Неужели, если кто-то из патриархов со своими людьми придут к могиле, каиниты посмеют осквернить ее? – вскричал кто-то из молодых.

– Каиниты способны на все, – сказал патриарх Енос. – Да, мы проиграем в вооруженном столкновении, но, если мы там, на могиле отца, помолимся, то воочию увидим, как Господь защитит останки Сифа! Но остается другой вопрос: когда?

Патриарх Ламех поднял руку. Енос кивнул, давая ему слово.

– Твердый Знак, со слов Мафусала-каинита, говорил, что Каина выкапывали в день его смерти. И других каинитов для бальзамирования доставали в день их смерти. Наверное, это уже какой-то обычай, так что жрецов-каинитов надо ждать со дня на день.

– А если нет? – спросил всех патриарх Енос.

– Оставим у могилы Сифа вооруженную стражу, – со священной серьезностью сказал патриарх Каинан. – Пусть каждый род подготовит такую стражу, и службу будем нести попеременно. И надо продумать, как нам оповещать друг друга при вооруженном конфликте.

И послышались молодые голоса:

– Надо будет, костьми ляжем возле могилы Сифа!

– Не могу принять предложение патриарха Каинана! – веско сказал патриарх Енос. – Не исключено, что желание каинитов забальзамировать Сифа – только легенда! А придумали ее для того, чтобы проявить наши катакомбы. Если каиниты действительно будут пытаться осквернить могилу, мое племя будет нести стражу у останков праведного Сифа. Не потому что мы лучше других племен, а потому что живем рядом… Поскольку годовщина смерти Сифа – через несколько дней, сегодня и выступаем.

– Ты, Енос, забыл, что серьезно болен, – подала голос жена Еноса.

– Осел довезет, – запросто сказал Енос, – здесь не так уж и далеко!

– Я еду с тобой, Енос, – твердо сказала жена Еноса.

– С каких это пор женщины стали распоряжаться в этом доме? – Большой живот Еноса возмущенно заколыхался под хитоном.

– С тех пор, как сифиты стали спускаться в шатры каинитянок, – сразу ответила жена Еноса.

С чувством неловкости выдержали паузу.

– Мы едем не в шатры к каинитянкам, – сердясь, сказал Енос.

– Мать права, – сказал кто-то из сыновей Еноса. – Ты, отец, нужен нам у могилы Сифа, но никто из мужчин не сможет ухаживать за тобой так, как мать.

– И не надо предполагать самого худшего, – сказал Иаред. – Тувалкаин на словах проповедует веротерпимость и вряд ли ему нужен сейчас вооруженный конфликт.

Я уговорил отца отпустить меня с людьми Еноса. И надолго распрощался с Манефой. Ее мать Сахарь сильно недужила, и патриарх Иаред попросил дочь поухаживать за болящей. Благословив меня, Иаред сказал:

– Только теперь становится понятно, почему Господь утаил могилу Адама.

34

В месяце урожая 930 года от Сотворения Мира, гласит допотопное предание, праотца нашего Адама посетил ангел. Произошло это у ручья, протекающего возле дома первого человека.

– …кажется, они уходят. – Адам взял корзину и стал собирать разбитые яблоки. Собирать их надо было сразу, ибо они загнивали, и слетались кусачие мухи, большие, точно бабочки. За воротами еще слышались пьяные голоса удаляющихся горожан. «Похоже, кто-то зарабатывает деньги на нашем показе», – подумал Адам, выходя во двор и щурясь от яркого дневного света. В ручье, протекающем через двор, плавали прибитые к бережку огрызки. Адам тяжело присел и стал собирать их в корзину. Вдруг над высокими воротами резко высунулось несколько человеческих голов. «Они не ушли, а только сделали вид, что ушли», – подумал Адам, получая по спине и по затылку яблоками. Адам тяжело поднялся и ковыляющей походкой побрел обратно к пещере. Пьяные головы над воротами вооружили языки свои против праотца и праматери и выкрикивали:

– Зачем вы в раю съели яблоко?.. Подавитесь ими!

– Адам, зачем ты ее послушал?

– Твой грех, Адам, породил смерть, почему ты еще жив, Адам?

– Ева, зачем ты породила нас, смертных? Кто просил?

– Адам, надо было оставаться мужчиной и не слушать богомерзкую бабу!

– Да еще и ее обвинил! – слышался обвиняющий женский голос и пьяный смех. – Мать греха, выйди к нам!

Ева с болезненного одра посмотрела на вошедшего Адама.

– Неужели им нравится унижать нас? Только что лица наши щадят от плюновения!

– Не знаю, – сказал Адам и подумал: «Может, Ева обратилась не ко мне, а к Богу?» – Я пошлю голубей Еносу и Сифу, пусть пришлют людей, пусть поживут у нас, а когда эти негодяи появятся снова, пусть обуздают язык их! – Адам с обиды всегда говорил эти слова и открывал дверцу голубиной клетки. И когда он снова открыл дверцу, Ева, как обычно, сказала:

– Те, кто кидает в нас яблоки – тоже наши дети! Мир стал тяжелым и несносным. Не хватало только нового кровопролития! Из-за нас… – После этих слов Адам обычно закрывал дверцу голубиной клетки.

Пьяные голоса снова стихли, и Адам снова вышел собирать яблоки. Адам вышел за ворота и вывалил огрызки в пропасть. Хулящие его достоинство и достоинство его жены горожане на каменной ограде обычно оставляли рисунки. Они оскорбляли взор Адама, и он смывал их водой из ручья. Хуже всего, стали рисовать на скале, и Адам по своей старческой немощи залезть туда не мог. «Я не могу забыть хитрости дьявола, оно известно и вам, – мысленно говорил Адам своим хулителям. – Вы же не обвиняете себя, что оставили молитву, – разве я вас не учил молиться? Каин, – Каин! – и тот строил жертвенник и возносил молитвы, – а вы? Пусть его жертвоприношение неугодно Господу, но Каин строил, возносил, – а вы? Вы хуже Каина! А вы говорите, что Бога нет – безумцы! И можно ли издеваться над человеком и изощрять против него язык свой за то, что Господь лишил его ликования с ангелами?» – Так мысленно негодовал Адам, смывая срамные рисунки с каменной стены, и не мог успокоить смятение внутри себя. Из очей его обильно лились слезы. Помутневшие облака шли так низко, что до них можно было дотронуться. В гряде туч, идущих на него, Адам сразу заприметил одну, похожую на черепаху: панцирь с подбрюшьем отдавали иссиня-черным, а голова – из белых облаков. Еловою синеву дальних склонов из хвоста черепахи-тучи орошал дождь. Подбрюшье метало молнии. Осыпаясь дождем, облако приближалось. Слышен был его шум в листве деревьев и в траве. Когда туча проплывала над извилистой тропкой (черепашья голова уже утратила свою четкость – расплылась), дрожащая белая молния ударила в землю, и почти одновременно с молнией сошел (именно сошел, а не спрыгнул и не слетел), – сошел из тучи на приручьевую некошеную луговину ангел и направился к Адаму. В сполохах молний луговая трава отдавала белым металлом. Точно туман клубился в ногах у ангела, скрывая подол его небесной ризы. Адам догадался, что отверсто его внутреннее зрение, а, значит, отверсты небеса, ибо человеку нельзя увидеть ангела телесными очами, нельзя слышать его телесным слухом.

В скальный дом они вошли вместе, только ангел зашел сквозь камни.

– Ты пришел за мной?

– Да, – ответил ангел, управляемый любовью Господа. – Ты, Адам, прожил девятьсот тридцать лет и скоро отрешишься от своего тела. – Адам со светлым мужеством воспринял весть ангела, ибо святым ангелам несвойственно принимать участие в деле, несогласном с волей Господа. – Ты сам должен найти в земле место для своих останков. И место сие останется тайным, ибо кое-кто из твоих потомков попытается завладеть твоей могилой: одни, чтобы обожествить тебя – другие, чтобы надругаться над твоими останками.

Ева тяжело подняла веки, ибо они были налиты усталостью.

– С кем ты говоришь, Адам?

– Ангел пришел за мной и говорит, что я скоро отрекусь от своего тела.

– Я хочу пойти с тобой, Адам, и умереть на твоей могиле.

– Ты больна и не сможешь идти. Я зайду к Сифу, и он придет к тебе и позаботится о тебе.

– Адам, моя жизнь без тебя станет невыносимой. Спроси у ангела, долго ли мне мучиться здесь одной?

– Успокой ее, – сказал ангел, – она ненадолго переживет тебя. Ты, Адам, будешь копать две могилы. Одну – для кожаной одежды Евы. Ее похоронит Сиф.

– …тебя похоронит Сиф. И унесет в свою могилу тайну о месте нашего погребения.

– А на кого мы оставим дом?

Адам присел на край топчана, на котором лежала Ева.

– Ангел, Ева, говорит о другом.

– О чем он говорит, Адам?

– Вместе с последним ударом сердца материальное дыхание будет удалено от вас…

– …дыхание будет удалено от нас.

– Мне страшно, – сказала Ева.

– И мне страшно, – сказал Адам.

– Меня послали в защиту к тем, кто боится смерти, – сказал ангел. – Не стоит ее бояться: для вас это второе вступление в вечность. Но вечное блаженство наследуете не сразу. Здесь тайна!

– Мы не можем знать, что снова наследуем вечность, ибо однажды были отлучены от нее.

По словам Адама Ева догадалась, о чем заговорил ангел.

– Господь снимет с вас кожаные одежды, и вы снова станете тонкими, духовными, какими были когда-то в раю, ибо тот мир недоступен для грубых чувственных тел. Вы, какими были в раю…

– …мы, какими были в раю, никогда не исчезали… но были невидимы и недоступны для самих себя. И не надо бояться безжизненности оставленного тела. Скрытое в земле, оно сгниет, но потом Господь восстановит и его. Но в этом – тайна! Твои потомки, Адам, только гадательно…

– …наши дети, Ева, только гадательно будут предполагать, что делается с душой после выхода из тела, ибо сердце человека падшего мрачно. Мы же, Ева, имеем об этом опытное представление, можно сказать, что мы осязали вечность. Но мы не могли рассказать о ней детям, ибо сие – неизреченно, ибо невозможно описать цвета слепому от рождения.

– …ваш кратковременный путь на земле заканчивается, и не буду скрывать: рассечение человека на две части (материальную и духовную) – болезненно.

– …болезненно. Как будто руку отрывают, – пояснил Адам Еве. – А жить в тонких телах нам предстоит не в раю, но все же Господь присоединит нас к ангелам Света.

Ева улыбнулась.

– Я помню, Адам, ты разговаривал с ангелами как с подобными себе. Ты даже был выше многих из них. Но сейчас мне все равно страшно.

– ?

– Если мы там были вместе, если мы здесь были вместе, – почему Господь не забирает нас в один день?

– Скажи ей, что там вы будете вместе.

– Там мы будем вместе.

– Я буду молиться, Адам, и в молитве мы будем вместе. Я хочу всегда быть рядом с тобой, Адам!

– Иногда мне казалось, что ты устала от меня.

– Неполная тысяча лет – слишком маленький срок, чтобы устать от твоей близости.

Ангел повел Адама к его могиле.

35

Рука Адама устала благословлять домочадцев Сифа. Лицо гостя казалось мертвым, только ветер оживлял седые волосы. Как ни уговаривал Сиф Адама войти в дом, отец отказался. Он опустился на нагретый камень, опустился осторожно, будто боялся что-то разбить внутри себя, опустился как бы в два приема.

– Года моей жизни закончились, и я иду к своей могиле, – через надсадное дыхание, шамкая и шепелявя, сказал Адам.

– Ты уверен, отец, что это надо делать? – подозрительно спросил Сиф, сконфуженный словами отца.

– Ангел ведет меня… – Адам кряхтел при каждом движении. – Ангел сказал, что могила моя должна быть скрыта, ибо после моей смерти найдутся такие, что захотят обожествить меня. И такие, которые захотят надругаться над моими останками.

– Отец, ты часто болел в последнее время. Иногда мне казалось, что ты не встанешь с одра. Помнишь, я хотел отыскать потерянный рай и принести оттуда елей жизни и помазать тебя? Но приходило выздоровление, и ты становился – ну, если не молодым…

Адам поднятой дрожащей рукой попросил Сифа замолчать.

– Ангел ведет меня к могиле, – повторил Адам. – Он сказал, Сиф, что ты похоронишь Еву… где-то рядом со мной… – Адам тяжело поднялся – поднялся и Сиф.

– Отец, но кто же похоронит тебя?

– Меня похоронит Господь. Как – я не знаю. А ты навести мать. Ей очень тяжело. Она хотела пойти с нами, но ангел не позволил ей.

Сиф глядел вслед Адаму. Он шел спотыкающимся шагом. Сиф не узнавал походки отца. Дорога шла с заметным уклоном. Вдруг Адам смешался с высоким кустарником, как смешиваются с толпой, и исчез. Сиф взял топор у одного из правнуков и долго с жадностью рубил дрова, и по спине его было видно, что он чем-то смущен.

Все были в недоумении, почему Сиф отпустил немощного Адама. На вопрошающие взгляды Сиф тихо ответил:

– Ангел повел его умирать. – И, тяжело ступая по вырубленным в скале высоким ступеням, поднялся в свою пещерную комнату.

Лежа на топчане с закинутыми за голову руками (так легче дышалось), слушал, как его дети, внуки и правнуки вверху и внизу переговариваются друг с другом, обсуждая странный приход и еще более странный уход Адама. Сиф чувствовал: впереди бессонная ночь. Он сам учил: нет никакой бессонницы – Господь будит на молитву. Но сейчас предчувствовал: беспокойные мысли не дадут молиться. Сиф смотрел в окно, вырубленное в скале и увитое снаружи плющом. Луна ущербилась. Ушел умирать первый человек, который до своего падения созерцал ангелов… А, может, не было рядом с Адамом никакого ангела? Адам устал от всех нас! Он стар… Раньше стариков почитали. За их плечами был огромный жизненный опыт – они многое могли посоветовать. Сейчас жизнь изменилась. Старики мало что понимают в ней, и к их советам никто не прислушивается. И стариков перестали уважать. Они задают слишком много вопросов, как дети. – Сиф поймал себя на том, что, размышляя о стариках, с горечью думает о себе. – Почему я отпустил Адама? – Сиф ругал себя, что заставил себя уверовать, будто Адам, сопровождаемый ангелом, идет под Богом.

А утром Сиф проснулся с ощущением греха. Казалось, что накануне согрешил так, что никогда уже не очиститься от позорящей скверны.

Он успокоится только через несколько дней, когда придет к матери.

– …и я засомневался, был ли рядом с Адамом ангел.

Ева любила Сифа, как Авеля. Ева успокоила Сифа:

– Был! Адам говорил о вещах, которые никто не мог знать, только тот, кто бывал в раю.

– Мама, но отец был в раю, а ангела ты не видела.

– Адам говорил о вещах, о которых в раю мы не слышали, потому что там мы не думали, что станем смертными, что однажды наступит день, и наши тела умрут…