Текст книги "Учителю — с любовью"

Автор книги: Эдвард Брейтуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 22

Вскоре после встречи с родителями Джиллиан к нам в класс пришел районный агент по трудоустройству молодежи. Он рассказал, что в районе есть предприятия, куда выпускников нашей школы охотно возьмут на работу. Речь шла главным образом о ткацкой и мебельной фабриках. Но еще до его прихода агитационную кампанию провели мамы и папы, братья я сестры, дяди и тети, они давно трудились на этих фабриках и очень хотели, чтобы дети работали рядом.

Кое-кто из класса подыскал себе работу младшего конторского служащего за пределами района. Силса взяли учеником в крупную электротехническую компанию в Миддлсексе. Фернман застолбил себе место курьера в радиотелефонной компании. Тича Джексона обещали устроить коридорным в большом лондонском отеле. Поттер собрался идти работать на рынок «Ковент-Гарден». Денэм решил, что будет сам себе хозяином, заведет свое «дело», и отец взялся помочь ему стать уличным торговцем. Памела и Барбара хотели идти ученицами в ателье готового платья в фешенебельной части города, и мать Памелы была убеждена, что со временем Памела станет манекенщицей; внешность, фигура и осанка – все при ней. Короче говоря, птенцы разлетались на все четыре стороны.

В свое время они не могли дождаться, когда наконец уйдут из школы, станут зарабатывать деньги и смогут их тратить по своему усмотрению. Но теперь, когда день прощания со школой неумолимо приближался, они были подавлены, их пугала перспектива сидеть где-то от звонка до звонка и подчиняться приказам начальства. Но жизни они не боялись. Их страшила не сама река, а необходимость сделать первый шаг, броситься в эту реку. Они знали – плавать они умеют. Сильные, бесстрашные, полные задора и энтузиазма – этого достаточно, чтобы не пойти ко дну. Наверно, придется подлаживать силу гребков, следить за дыханием, может, течение или препятствие даже заставят сменить курс – но всего этого они не боялись.

Мы стали еще ближе друг другу. Времени оставалось совсем мало, и они спешили высказать все, что копилось у них в душе. Последнюю неделю отсутствующих в классе не было.

Одна девочка даже попросила разрешения принести в школу свою крохотную сестричку – ее мама уходила к зубному врачу. Малышка мирно лежала в коляске, и временами, ко всеобщему удовольствию, оттуда доносилось ее гуканье.

Мы разговаривали. В этой атмосфере общего возбуждения формальные уроки были невозможны, и мы просто разговаривали. Особенно их интересовали отношения между разными народами. Я не мешал им высказывать свое мнение и часто искренне поражался меткости их суждений.

Они выросли в районе, где обитали представители разных рас, но это ничего не изменило. Некоторые из них жили на одной улице и даже в одном доме с неграми или индийцами, но, повинуясь родительскому запрету, не удостаивали их и словом. Другие, когда была малышами, младшеклассниками, дружили с цветными детьми, но при первых признаках полового созревания этой дружбе приходил конец.

Они спрашивали меня: как улучшить межрасовые отношения в их районе, что могут сделать они сами? Я напоминал им, что мы узнали о людях, территориях и многом другом из курсов истории и географии. Старался показать, что люди не привязаны к определенной территории только из-за цвета кожи, что во всех частях света живут представители различных рас. И где бы они ни оказались, люди при желании могут уживаться друг с другом.

Ничего специального для негра, индийца или еще кого-то делать не надо, говорил я, ведите себя с ними так же, как с любым незнакомым англичанином. Не проявляйте к ним особой благосклонности или, наоборот, недоброжелательности, будьте с ними просто учтивыми и вежливыми – именно так должны относиться друг к другу нормальные люди.

Я объяснил им, что сейчас в Англии люди с не белой кожей пытаются сами улучшить свое положение – мало жаловаться, что с ними обращаются несправедливо, мало полагаться на заинтересованные стороны, выступающие от их имени. Они действуют сами и хотят показать, что действительно чего-то стоят, что не теряют достоинства и чести, хотя и сталкиваются с трудностями.

В среду на перемене ко мне в класс впорхнула Клинти. На лице ее играла лукавая улыбка, как у кошки, только что слопавшей канарейку.

– Как делишки, Рик?

Я пробормотал что-то в ответ. В чем дело? Что еще взбрело на ум этой хорошенькой лондонке?

– Слышала, в конце следующего семестра мисс Бланшар от нас уходит, – весело объявила она. Я взглянул на нее. Это что за новости? Ничего такого Джиллиан мне не говорила.

– Откуда вы это взяли? – Я постарался скрыть удивление.

– Старик составлял штатное расписание на следующий семестр и проводил опрос. Так вот она сказала, что еще семестр здесь проработает, а насчет дальнейшего обещать ничего не может. – Она взгромоздилась на свое любимое место, край моего стола.

– А по какой причине, она не сказала? – Ведь мы с Джиллиан договорились, что о наших делах – никому ни слова, чтобы никаких пересудов в учительской.

– Наверно, сыта трущобами по горло, – прострекотала Клинти.

Я с облегчением улыбнулся. Милая моя Джиллиан.

– Вы ее не любите, да, Клинти?

– Ничего против нее я не имею, не раз встречала таких вот надменных. В общем, скучать по ней не буду.

– А мне, Клинти, она кажется очень приятной и умной особой.

– Я это заметила, – поддела Клинти. – Что ж, уйдет она, и придется довольствоваться тем, что есть, – особами обычными и ничем не примечательными.

– Не надо наводить тень на божий день, Клинти. Вы все здесь – милые люди. Или почти все.

Она улыбнулась, и я переменил тему:

– Кстати, а какова дислокация войска на завтра?

– Праздник будет хоть куда! – ответила она. – В столовой решено закатить рождественский обед. Старик хочет, чтобы на нем были все, так что, боюсь, ваша скромная трапеза тет-а-тет завтра не состоится.

Я засмеялся. Знала бы она, как все обстоит на самом деле! Мы еще поговорили о программе на ближайших два дня, и со звонком она вышла. У меня опять возникло чувство, что пришла она с чем-то другим, но сказать это другое не представилось случая. Может, оно и к лучшему.

В четверг утром я своих питомцев почти не видел. Девочки в классе домоводства готовили стол для рождественского пиршества. Ребят подрядила Грейс, они чистили миски и сковородки, что-то все время таскали. Разочек мне удалось к ним заглянуть – работа кипела и спорилась. Молодцы! Примерно в двадцать минут первого они ввалились в класс и столпились вокруг меня. До звонка на обед мы весело болтали.

Вид у столовой был нарядный: на окнах и вдоль стен висели бумажные цепи и воздушные шары. Повара приготовили угощение на славу: свиная отбивная, печеный картофель, закуски. На сладкое был подан бисквитный торт – дети его обожали. Прочитав короткую молитву, директор сделал какой-то знак, и в дверях в дальнем конце зала появились две девчушки, они несли огромный завернутый в целлофан букет цветов. Под вопросительными взглядами притихших школьников они прошли прямо к миссис Дру. Передав ей букет, они сделали трогательный реверанс и быстро убежали.

Это была дань уважения нашей грациозной миссис Дру – наверно, тут не обошлось без подсказки директора. Миссис Дру густо покраснела. Кто-то закричал: «Просим выступить!» – и клич этот был подхвачен всеми. Со свойственным ей горделивым достоинством она поднялась, готовая, казалось, обратиться к школе с речью, но мужество вдруг покинуло ее, она сказала лишь: «Большое спасибо» – и под бурные аплодисменты села на место.

В три часа в зале начался праздник для младших классов. Не скажу, что он мне понравился. Как и столовая, зал был разукрашен бумажными цепями, шарами и выглядел празднично, но дети, особенно кто помладше, своим поведением испортили все. Они накинулись на угощение, словно голодные волки, хватая со стола все подряд и крича друг на друга. Обслуживали их ребята постарше, и даже их такая грубость и невоспитанность обескуражила. Некоторые надкусывали печенье или кусок пирога и тут же бросали на стол – до чего отвратительно! Мистера Флориана эта шумная вакханалия, казалось, ничуть не огорчала, он спокойно расхаживал среди ребятишек, помогая то одному, то другому – видимо, ничего иного он от них и не ждал. Этот ураган смел со стола все съестное в мгновение ока, и когда детвору распустили, я вздохнул с облегчением.

Все мы тут же принялись за уборку, убирать было что. Старшие ребята принесли из кухни веники, тряпки и ведра с водой, вскоре на столах был наведен порядок, а полы снова заблестели. Мои питомцы старались вовсю, ведь в шесть часов начинался их вечер – вечер старшеклассников. В углу составили несколько столов для напитков и закусок, наготове был проигрыватель с пластинками – каждый мог принести любимые пластинки из дому. На вечер пригласили несколько бывших выпускников и выпускниц школы, и все ждали шести часов с нетерпением.

Около четырех часов ребята стали расходиться по домам – принарядиться. В коридоре ко мне подошла Памела.

– У меня к вам просьба, учитель, – сказала она. – Потанцуете со мной сегодня?

– С удовольствием, мисс Дэр, – ответил я. – Только не джайв, кажется, я для него слишком стар.

Она звонко засмеялась:

– Хорошо, учитель, я принесу пластинку специально для вас. Обещаете?

– Обещаю, мисс Дэр.

– И еще, учитель…

– Да?

– Пожалуйста, называйте меня Памелой, ну, хоть этот вечер.

– С удовольствием, Памела.

К приходу учеников все учителя до одного были на месте. Первыми пришли Денэм и Поттер, свеженькие и расфранченные, в лучших костюмах и надраенных до блеска туфлях. За ними явился Тич Джексон в сопровождении брата, высокого симпатичного юноши, который закончил «Гринслейд» в прошлом году. Потом пришла группа ребят: Силс, Фернман, Бакли, Сапиано и Уэллс, они смущенно улыбались и держались вместе. Но вот на лестнице послышалась шумная болтовня, задорный смех – и в класс ворвались девочки, от них, словно от горных фиалок, веяло чистотой, свежестью, радостью. Они долго готовились к этому даю, откладывали деньги на покупки, и результаты превзошли все ожидания. Яркая помада, модные высокие каблуки – они ничуть не уступали своим более обеспеченным сверстницам, и смотреть на них было одно удовольствие.

Мойра Джозеф надела строгое облегающее черное платье с длинными зауженными рукавами, без всякой отделки. Коротко остриженные волосы, густые брови, алая помада – Мойра выглядела утонченной молодой дамой, стройной, элегантной и знающей себе цену. Барбара Пегг надела кружевную блузку в обтяжку и широкую юбку со сборками – этот туалет подчеркивал обаяние молодости и чудесно оттенял ее веснушки.

Но царицей бала стала Памела, новая, прекрасная, взрослая Памела. Волосы ее были высоко подхвачены на затылке блестящей лентой из темно-зеленого шелка, откуда они ниспадали на правое плечо мягкими волнами. Очаровательная точеная шея, на ясном лице алел красиво очерченный рот. На ней было платье из темно-зеленой шерсти, оно мягко облегало плечи, талию и грудь и взрывалось книзу широким колоколом. Когда Памела шла, это платье творило с ней чудеса. А на ногах – туфли из зеленой кожи. Она была ослепительно красива, и я загляделся на нее в восхищении. Этот шедевр наверняка создавался искусными мамиными руками.

– Вот это да! – воскликнула Джиллиан. – Настоящая красавица! – В голосе ее слышалось нечто вроде поклонения. Памела направилась прямо к нам.

– Добрый вечер, учитель. Добрый вечер, мисс.

– Добрый вечер, Памела, – ответили мы в один голос.

– Вы не забыли свое обещание, учитель? – спросила Памела, глядя мне в глаза.

– Нет, Памела, не забыл.

– Тогда увидимся. – И она подошла к кому-то из подруг.

– Меня она даже не заметила, – тихо сказала Джиллиан.

– Что значит не заметила, она сказала «добрый вечер» нам обоим, – возразил я.

– Да, но для нее меня здесь просто не было, понимаешь, не было. – Голос ее чуть дрожал, я даже повернулся к ней: откуда такое волнение? Она перехватила мой взгляд, улыбнулась и взяла меня за руку. – Какое счастье, Рик, что я нашла тебя первая, – прошептала она, не заботясь о том, что на нас могут смотреть.

Скоро зал был почти заполнен смеющейся молодежью. Мне представили несколько бывших выпускников, приглашенных на торжество – Джекки Фишер, Джуни Торп, Ада Филлипс, близнецы Пити и Морин Блор, их представила сестра, моя ученица Энн. Морин пригласила меня к себе на свадьбу, на День Благодарения.

Вечер прошел чудесно. Мы танцевали, играли в забавные детские игры, и преподаватели резвились не меньше учеников. Даже Уэстон позабыл о своей маске и смеялся и шутил с ребятами вполне искренне. Танцевать он не умел, но вызвался отвечать за музыку, и роль распорядителя вечера пришлась ему по душе. Позже он угостил меня сигаретой, мы даже мило поболтали. Общее благодушие передалось и ему; может, он останется таким весь следующий семестр?

Почти все танцы я танцевал с Джиллиан. Рядом с ней я был спокоен и счастлив. Наверно, только слепой мог не видеть, что мы влюблены. Вальс Штрауса я танцевал с Клинти, и она сказала:

– Вы из-за нее совсем голову потеряли, да, Рик?

– Из-за кого?

– Ладно, бросьте. Из-за мисс Бланшар, кого же еще?

Не только Клинти, но и все остальные называли Джиллиан «мисс Бланшар» – никак иначе. Видимо, что-то в ней удерживало их от сближения.

– Так что вы о ней сказали?

– Ладно, Рик. Намек поняла. Но если между вами то, что мне кажется, вам здорово подфартило.

Я рассмеялся. И пусть, в самом-то деле!

Вскоре к Уэстону со своей пластинкой подошла Памела. Они о чем-то пошептались, затем он провозгласил:

– Объявляется белый танец.

Первые такты прекрасного вечно юного танго «В ночной тиши» поплыли по залу. Памела повернулась и пошла ко мне, приглашая меня своими ясными глазами, потаенной улыбкой на губах. Я шагнул ей навстречу, и она приняла мои руки легко, уверенно, словно танцевала со мной всегда. Чувство партнера возникло у нас с первой секунды, музыка и очарование момента захватили нас и повели мягко и плавно. Она была рядом: нежное дыхание, изящные округлые формы, ритмичные движения бедер. Это уже не девочка, нет, это молодая женщина, и она завладела моими мыслями, моим телом. Увы, музыка быстро кончилась. Нас на мгновение прижали Друг к другу, потом круг распался.

– Спасибо, Памела.

– Можно иногда приходить к вам?

– Конечно, всегда буду рад вас видеть.

– Спасибо. До свидания, учитель.

– До свидания, Памела.

Она забрала у Уэстона свою пластинку и вскоре ушла.

На следующее утро класс встретил меня полной тишиной. Я начал проводить перекличку, называть ставшие такими знакомыми имена Как быстро летит время! Совсем недавно я пришел сюда впервые, не знал, как с ними держаться, даже побаивался их. И вот прошло восемь месяцев – как же хорошо я знаю их теперь! Почти наверняка угадаю, что они скажут или как поступят в определенных обстоятельствах. Но кончится сегодняшний день – и они пойдут своей дорогой, наши пути разойдутся, будто никогда и не пересекались.

Некоторые из них здорово закалились изнутри: Фернман, Барбара Пегг, Уэллс, Силс, они, конечно, не пропадут, это люди с головой, находчивые и тянутся к знаниям. Кое-кому придется в жизни трудно, например Сапиано и Джейни Переел, эти хотят жить на дармовщинку, мечтают о больших деньгах, а трудиться не любят. Ну, а остальные? Что же, это будет честный, трудящийся люд, они будут нормально работать и жить, не терзая себя излишним честолюбием. Денэм и Поттер. Через несколько лет они станут самостоятельными мужчинами, кормильцами, отцами семейств. А может, судьба забросит их куда-нибудь далеко от дома, служить в войсках ее величества? Кто знает?

Перекличка окончилась, и тишины как не бывало – все принялись наперебой обсуждать вчерашний вечер. Кто во что был одет, как кормили, понравилась ли музыка, кто с кем танцевал, как себя вели учителя. Восторгам не было конца, но самое главное – они оказались на равных в компании со взрослыми. Одним словом, вечер был «что надо», «люкс», не то что «танцульки» в местном молодежном клубе. Немножко промыли косточки и мне – все заметили, что я слишком часто танцевал с Джиллиан.

– Она ваша девушка, учитель? – поинтересовался Тич Джексон.

– Но я видел, Джексон, вы тоже танцевали с мисс Бланшар. – парировал я. – Я было подумал, уж не ваша ли она девушка?

– Хо-хо, я бы не отказался, – выпалил Джексон под общий хохот. Так в неспешных дружеских разговорах прошло утро – всем хотелось отдалить минуту расставания.

Кончился обеденный перерыв. Сделав отметки в журнале, я просто сидел и смотрел на них, не зная, что сказать. Тут с места поднялась Мойра Джозеф.

– Учитель, – начала она, – я хочу… то есть мы хотим сказать, что очень благодарны за все, что вы для нас сделали, для всех нас. – Она медленно окинула взглядом класс. – Мы знаем, иногда вам с нами приходилось нелегко, – тут она улыбнулась Деизму, тот вспыхнул и наклонил голову, – но вы не унывали. Нам очень повезло с учителем – из-за вас мы стали лучше. Нам всегда нравилось, как вы с нами разговариваете – не как с глупыми детишками, а как со взрослыми людьми. Вы были к нам очень добры, учитель, и мы хотим преподнести вам на память маленький подарок. – И под одобрительные возгласы она подала знак Памеле.

Памела поднялась и с большим красиво упакованным свертком направилась ко мне. Я встал. Какая все-таки она красавица! Она шла величавой походкой, но едва я принял сверток из ее рук, она резко повернулась, побежала к своему месту и спрятала лицо за приподнятой крышкой стола. Детство заявило о себе в ту самую минуту, когда ей так хотелось казаться взрослой.

Я поблагодарил их и уже сел, но тут открылась дверь, и в класс тихонько вошел мистер Флориан – услышал громкие возгласы. Мы вместе взглянули на большой лист бумага, прикрепленный к свертку. На нем было написано:

УЧИТЕЛЮ – С ЛЮБОВЬЮ.

А ниже стояли их подписи – всех до одного.

Директор взглянул на меня и улыбнулся. А я поднял голову и посмотрел через его плечо на мой класс – на моих детей.