Текст книги "Первый Линзмен-1: Трипланетие (Союз трех планет)"

Автор книги: Эдвард Элмер Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Сегодня! Проклятье! – у Фригеса начало мутиться в голове.

– Да, – подтвердила Киннекса низким, лишенным выражения голосом. – И я ничего не могла сделать. Если бы я сумела добраться до какого-нибудь из наших тайников с мощным передатчиком, меня немедленно бы схватили. Я думала и думала, и пришла к мысли, что есть только один план, который мог бы нас спасти, но в одиночку он неосуществим. Разве что вдвоем…

– Продолжай. Я сделаю все, что надо. Ну, Кинни! Никто никогда не мог бы обвинить тебя в отсутствии мозгов, а сейчас вся страна лежит в твоей ладошке!

– Украсть корабль. Зависнуть над базой ровно в семь. Когда сдвинут люк – мчаться вперед на полной скорости и дать сигнал Артоменесу… если у нас будет время до того, как они заглушат нашу волну… Потом… потом встретить их ракету в лоб – в их же собственном канале запуска.

План был нелегким и, безусловно, самоубийственным, но в этот момент не приходилось считаться с жизнью. К тому же, оба разведчика отличались настолько высоким профессионализмом, что ни один из них не видел ничего особенного в подобном безумии.

– Неплохо, – заметил Фригес, – если нет ничего лучшего. Трудность лишь в том, что ты не знаешь, как похитить корабль, верно?

– Вот именно. Я не могу таскать оружие на виду. А в это время года ни одна женщина в Норхейме не оденет пальто или плащ. Посмотри на мое платье… Ну, куда я могу его спрятать?

Фригес оценивающе осмотрел ее, и девушка покраснела.

– Действительно, прятать некуда, – отметил он. – Вообще-то, я предпочел бы один из наших кораблей. Ты думаешь, мы сумеем вдвоем справиться с этой операцией?

– Шансов мало. По крайней мере, один из пилотов будет находиться в корабле. Даже если мы перебьем всех снаружи, он улетит прежде, чем мы взломаем дверцу кабины.

– Вероятно… Но продолжай! Ты уверена, что все именно так, как ты сказала?

– Именно так, – безрадостно усмехнулась она. – И я сама жива только потому, что обо мне не знали… – Киннекса порывисто вздохнула. – Впрочем, я не настаиваю на своем плане, если ты можешь предложить что-нибудь получше. У меня есть паспорта и документы на все случаи жизни. Ты можешь стать кем угодно – от трубочиста до банкира из Екопта. И я тоже… У меня для нас обоих найдутся документы мужа и жены.

– Милая девочка! – он опустил голову и задумался на несколько минут. – Я не вижу другого выхода. Наше связное судно подойдет не раньше, чем через неделю – и, судя по твоим словам, может не прийти вообще. Но тебе стоит остаться. Я тебя где-нибудь высажу и…

– Нет, – она прервала Фригеса спокойно, но решительно. – Что бы ты предпочел: взорваться, или попасть им в лапы? Вначале – психосканирование… затем с тебя сдерут кожу, посыплют солью… и, если выживешь, четвертуют…

– Итак, мы идем вместе, – решил он. – Муж и жена. Туристы, молодожены из близлежащего городка. Прекрасно подойдет для нашей цели. Найдутся ли такие документы?

– Запросто, – она открыла шкафчик и достала пачку бумаг. – Вот, смотри… Надо будет уничтожить все остальные… И еще тебе придется натянуть одежду, подходящую к твоему фото.

– Хорошо. Дорога впереди идет прямо, и впереди – никаких машин… Дай мне куртку, я переоденусь прямо сейчас. Ехать или остановиться?

– Лучше остановиться, – решила девушка. – Быстрее! Нам надо еще найти место, чтобы спрятать или сжечь весь остальной хлам.

Пока разведчик переодевался, Киннекса собрала все ненужное и завернула в его старую куртку. Потом посмотрела на Фригеса – он как раз застегивался. Ее взгляд остановился на манжетах.

– Где твои метатели? – спросила она. – Они должны выглядывать – хоть чуть-чуть, но я ничего не вижу.

– Метатель у меня в потайном кармане. А на запястьях – пневматические пистолеты с отравленными иглами. Не очень хороши с дальней дистанции, но вблизи смертельны. Одно попадание в любую часть тела – и мгновенная смерть. Максимум за две секунды.

– Отлично, – ее не пугали убийства, эту юную шпионку атлантов. – У тебя, конечно, есть запасные, и я могла бы спрятать их в ножную кобуру. Давай-ка сюда, и покажи, как они действуют.

– Обычные предохранители… тут – спуск… – Он протянул девушке миниатюрный пистолет. Пока они медленно ехали, она внимательно изучала оружие.

День, полный грядущих событий, зарождался. Фригес размышлял о возможных случайностях и, наконец, поколебавшись, произнес:

– Лучше сообщи мне координаты базы… На тот случай, если с тобой что-нибудь случится, и я останусь один.

– О! Конечно! Прости, Фри, – у меня совсем вылетело из головы, что ты не знаешь места. Район шесть точка 4, 73 на 6, 5.

– Понял.

Он повторил данные и послал машину вперед.

* * *

Молодая пара, празднующая свой медовый месяц, без помех добралась до Норградского Взлетного Поля и, оставив машину на стоянке, прошла в ворота.

Их бумаги, включая билеты на ближайший рейс, были в полном порядке; выглядели неброско и не казались подозрительными – обычные молодожены, ни больше, ни меньше. Было шесть часов утра. Уже шесть часов.

Весело прогуливаясь и с любопытством посматривая по сторонам, они приближались к небольшому строению. Как и говорила Киннекса, на огромном поле и в ангарах рядом с ним находились сотни сверхзвуковых кораблей – пассажирских, транспортных, посыльных. Под ближайшим к ним алюминиевым колпаком стоял остроносый, внешне неуклюжий V-образный флайер. Воздушный разведчик, один из самых быстрых в Норхейме. Полностью оснащенный к полету.

Было слишком самонадеянным считать, что чужакам удастся приблизиться незамеченными. Да они так и не считали.

– Назад! – охранник вышел навстречу. – Вернитесь к своей посадочной площадке. Сюда подходить не разрешается.

Фф-сст… фф-сст… – пневматические пистолеты Фригеса издали тихий смертоносный свист. Киннекса развернулась и побежала – юбка высоко взлетела над стройными ногами. Другие стражи попытались остановить ее, их руки тянулись за оружием, но девушка была быстрее. Снова раздался негромкий свист, и норхеймцы упали.

Фригес тоже побежал. Его метатель раз за разом выплевывал тонкие струи пламени, не позволяя врагам приблизиться. Над его головой просвистела пуля; разведчик невольно пригнулся, потом точным выстрелом снял нападавшего. Ружья у норхеймцев были плохие, но грохотали они ужасно.

Киннекса была уже рядом с флаером. Открыв дверцу, она привстала на носках; Фригес втолкнул ее в кабину, прыгнул следом и закрыл дверь. Тело девушки тяжело навалилось на его плечо – он перевел взгляд на лицо Киннексы и горько всхлипнул. Маленькая круглая дырочка зияла у нее во лбу, затекая кровью.

Он рванул на себя рычаги, и флаер, словно серебристая стрела, взлетел в небо. Фригес склонился над передатчиком, выкрикивая свои позывные. Никакого ответа – лишь гул помех! Именно этого он и боялся. Нортхеймцы перекрыли все частоты, сообщение не дойдет…

Но он еще успеет уничтожить ракету… Или уже только может успеть? Фригес не боялся их истребителей. У него имелся опыт воздушных боев, а этот корабль был одним из лучших, из самых скоростных. Но если враги что-то заподозрили, не запустят ли они ракету раньше семи? Он пытался выжать из своего корабля все возможное.

На полной скорости Фригес достиг базы в тот момент, когда смертоносный снаряд пролетел мимо и растворился в стратосфере.

Он резко развернул флаер и помчался следом. Его корабль не обладал таким гигантским ускорением, как ракета, но он успеет перехватить ее до того, как она достигнет Атлантиды – ведь часть пути снаряд пройдет по инерции. Что он сделает с ним, когда догонит, Фригес не знал. Но что-нибудь сделает!

Он настиг ракету и завис над ней, совершив серию стремительных пируэтов – лишь тот, кто сам водил сверхзвуковые корабли, мог бы оценить его искусство. Затем с расстояния сотни футов разведчик сбросил бомбы. Он не мог промахнуться, однако ничего не произошло. Эта дьявольская машина была хорошо защищена от вибраций и ударов!

Теперь оставался только один выход. Не надо больше вызывать Артоменеса, даже если удастся пробиться через помехи; радары на побережье Атлантиды уже засекли подарок из Норхейма, и стратегу известно о нападении. Все, что надо сделать – сбить с курса ракету!

На полной скорости Фригес устремился вниз и вперед; острый нос его корабля ударил металлический корпус на расстоянии фута от боеголовки. Умирая, он верил, что выполнил свой долг. Ракета Норхейма не долетит до Атлантиды; она рухнет в океан и уйдет под воду. Там глубоко, очень глубоко… Взрыв не причинит вреда континенту.

И еще молодой разведчик надеялся, что Артоменес знает, какая угроза нависла над страной и сможет отвести ее. Это было почти верно; но стратег слишком поздно получил информацию о том, что из Норхейма вылетела не одна ракета, а семь – и еще как минимум пять из Югара. Ответный залп возмездия, произведенный еще до того, как пусковые установки были уничтожены взрывами и землетрясением, стер с лица земли и Норград, и Югарстоу, и тысячи квадратных миль земли вокруг них. Но было поздно. Когда все закончилось, лишь волны бушевали над тем местом, где еще недавно возносились материки.

Глава 3
ПАДЕНИЕ РИМА

ЭДДОР

Как два высокопоставленных чиновника какого-нибудь министерства, встретившись в клубе для избранных, праздно судачат о политике, так и Владыка Эддора проводил время с Гарлейном – за чем-то вроде эддорианского эквивалента беседы. «Ты хорошо поработал на Земле, – отметил Высочайший. – В трех остальных мирах тоже, но с этой планетой намечалось больше неприятностей, чем с ними вместе взятыми. Когда эти последыши цивилизации атлантов так тщательно и добросовестно покончили друг с другом, я думал, что заодно покончено и с тем, что они называли „демократией“. Но похоже, что с этой идеей расправиться нелегко… – ментальная аура Владыки была пронизана отвращением. – Надеюсь, Гарлейн, ты полностью контролируешь ситуацию в их новой империи, в этом Риме?»

«Абсолютно. Митридат, Сулла, Марий, Ганнибал, Цезарь – все они являлись моими ставленниками. Руками этих полководцев, жаждущих крови и власти, я уничтожил практически все толковые мозги в Риме и его диаспоре. Я превратил так называемую демократию в бессмысленный лай толпы голодранцев. А Нерон – мой Нерон – покончит с ней раз и навсегда. Рим погибнет, погибнет быстро и неотвратимо; то, что уничтожит Нерон, будет невозможно восстановить.»

«Хорошо. Перед тобой действительно стояла тонкая и сложная задача.»

«Не столь уж сложная… правда, работать приходилось весьма напряженно. В этом-то и состоит вся трудность общения с короткоживущими расами. Они существуют не дольше мига – и так быстро меняются, что трудно не выпустить их из-под контроля. Я хотел было немного отдохнуть, но чувствую, что еще рано. Надо ждать – ждать, пока они не постареют, не остепенятся и не изживут все вредоносные идеи.»

«Осталось недолго. Срок жизни увеличивается по мере созревания примитивных рас. Важно, чтобы зрелые плоды пришлись нам по вкусу.»

«Несомненно, Высочайший… Но у остальных нет таких проблем, как у меня. Большинство планет развивается так, как нужно. Мои же миры – всего лишь четыре! – источник постоянного беспокойства. И это не моя вина – ведь после вас я обладаю наивысшим могуществом и интеллектом. Однако мне досталась самая грязная работа.»

«Именно потому, что ты обладаешь должным могуществом и интеллектом.» – Если можно говорить об улыбке эддориан, то в этот момент Владыка улыбнулся.

«Пусть так, но меня занимает вопрос, насколько случайны все эти отклонения. Я начинаю подозревать, что уже случайности выходят за рамки своих весьма эластичных границ… и как только я обнаружу того, кто злоупотребляет случайностью, в нашем Круге появится вакантное место.»

«Вот как? – легкомыслие и беспечность исчезли из мыслей Владыки. – Двойная игра, Гарлейн? Кого же ты подозреваешь? Кого готов обвинить?»

«Пока никого. И я не собираюсь подозревать и обвинять. Я узнаю, кто это, и буду действовать.»

«Против меня! Или моих указаний?» – мысли Высочайшего начал пропитывать холодный гнев.

«Нет, только в их поддержку, – не растерявшись, заметил Гарлейн. – Если кто-то сознательно усложняет мне работу, то в каком положении оказываетесь вы? Представьте, что я прав, и мои четыре планеты пребывают в плачевном состоянии из-за махинаций кого-то из Внутреннего Круга. Пусть это погубит мою репутацию – но кто будет следующим?.. Мне кажется, тут есть о чем подумать.»

«Быть может, ты прав… Тут есть несколько непонятных моментов. Взятые по отдельности, они незаметны и не вызывают тревоги. Но все вместе… да еще под таким углом зрения…»

Итак, подтвердилось предположение Старших, что эддорианам не удастся своевременно вычислить Аризию; в результате пришельцы из иной Вселенной потерял шанс создать оружие, способное противостоять Галактическому Патрулю – стражу цивилизации, появление которого ожидалось совсем скоро, в ближайшие тысячелетия.

Если бы эти существа оказались не столь подозрительными, самонадеянными и деспотичными, если бы они могли прислушаться к чужому мнению – другими словами, если бы они не являлись эддорианами – история цивилизации никогда не была бы написана. Или ее написали бы другие руки.

Но они были эддорианами.

АРИЗИЯ

За краткий период между падением Атлантиды и возвышением Рима к вершине могущества Эуконидор почти не повзрослел. По аризианским понятиям он все еще оставался юношей. Он был Стражем, и ему предстояло выполнять эти функции еще много, много веков. Разум молодого исследователя возмужал, теперь ему были понятны рассуждения Старших о путях развития цивилизации; к тому же, он сам мог наблюдать движение порученных его заботам миров по пути прогресса. Однако ему еще не хватало выдержки для того, чтобы бестрепетно принимать события, которые, по мнению Старших аризиан, являлись неизбежностью.

«Твои чувства естественны, Эуконидор, – Дроуни, Хранитель, заботящийся о Земле, смешал свои мысли с мыслями юного Стража. – Нам все это нравится не больше, чем тебе. Но существуют необходимые вещи… они должны произойти, иначе цивилизация не достигнет зрелости.»

«Но неужто ничего нельзя предпринять?» – Эуконидор не мог смириться с неизбежным.

Дроуни подождал.

«У тебя есть предложения?..» – его ментальный вопрос был пронизан печалью.

«Нет, – признался юноша. – Но я думал, вы, Старшие, намного опытнее и умнее меня… вы можете все!»

«Не можем. Рим погибнет. Он должен погибнуть.»

«Из-за Нерона, да? И мы ничего не сделаем?»

"Нерон… Пойми, младший, нам позволено немногое.

Наши воплощения – Петроний, Акте и другие – сделают, что сумеют, но их силы не могут превышать возможности обычных людей. Они должны быть скрытными, поскольку любая демонстрация странных свойств, ментальных или физических, будет мгновенно замечена и раскрыта. С другой стороны, Нерон – земная ипостась Гарлейна Эддорского – может действовать более свободно."

«Да, я понимаю… И даже физическое устранение Нерона ничего не изменит… Погибнет Нерон – но Карлин останется… – он помолчал. – Что ж, Старший, я буду послушен.»

На этой безрадостной ноте беседа закончилась.

РИМ

В крохотной клетушке под западными трибунами ипподрома стояли двое. Сквозь узкую щель окна доносился запах крови и пота, иногда каменные стены амфитеатра содрогались от рева и возбужденных воплей.

– Разве у тебя, Ливиус, как и у любого из нас, есть причина, чтобы жертвовать жизнью? – негромко говорил Киннет, склонившись к уху приятеля. – Да, гладиаторов хорошо кормят, хорошо содержат и отлично тренируют – словно скаковых жеребцов. И, как и жеребцы, мы ниже любого человека… даже раба. У рабов есть хоть какая-то свобода действий, у нас же нет ничего. Мы – звери… бьемся со всеми, с кем угодно стравить нас хозяевам. Тот, кто выживает, снова бьется, пока не наступит конец… – он тяжело вздохнул. – Когда-то у меня была жена… дети… У тебя тоже… Увидим ли мы когда-нибудь наших близких? Узнаем ли что-нибудь о них? Нет… Чего же стоят тогда наши жизни – твоя и моя? Сестерций, стершийся в жадных руках, не более… Так не лучше ли рискнуть ими ради правого дела?

Ливиус, беотиец, уставился через посыпанную песком арену на пышный императорский трон, украшенный пурпурными флагами. Внезапно он повернул голову, осмотрев соседа с ног до головы. Крепкие мускулистые ноги, тонкая талия, мощный торс, широкие плечи. Львиная голова, увенчанная нечесаной копной рыжевато-каштановых волос. И, наконец, глаза – сверкающие золотыми искрами светло-карие глаза, – холодные, сосредоточенные, целеустремленные.

– Я ждал этих слов, – тихо сказал Ливиус. – Ты все хорошо продумал, Киннет – поводов для подозрений не было. Но я слишком хорошо знаю гладиаторов… я не мог не почувствовать, как что-то носится в воздухе… уже много недель. Мне ясно, что не стоит задавать вопросов…

– Именно так. Не стоит.

– Хорошо. Я благодарю за доверие – и я полностью с вами. Но в сердце моем нет места надежде. Твое племя растит мужей, чьи глаза полны солнцем… отважных и мудрых, как Спартак… но ведь его затея провалилась. А ведь сейчас дела обстоят хуже, чем тогда. Никто из покушавшихся на императора не выжил – даже эта ведьма, его мать. Все погибли, и ты знаешь, каким образом. Его шпионы повсюду… Однако, – Ливиус крепко стиснул плечо фракийца, – я умру довольным, если прихвачу с собой на тот свет пару-другую преторианцев. Мне достаточно тени надежды…

– Я дам тебе больше, чем тень, много больше, – Киннет сверкнул зубами в волчьей усмешке. – Да, его шпионы хороши, очень хороши. Но и мы не глупее! Многие из этих тварей, следивших за нами, уже мертвы. Другие вскоре умрут… Например, Гладиус. Знаешь, случается, что слабый убивает сильного, но Гладиус проделал это уже шесть раз – и без единой царапины! Думаю, в следующем бою он погибнет – несмотря на защиту Нерона. У нас есть свои трюки…

– Это верно. Но гладиаторы не в первый раз замышляют против Нерона. И всегда за день-два до дела они оказывались на арене и рубили друг друга. Как бы и теперь… – Ливиус остановился.

– Нет. Не только гладиаторы замешаны в этом. У нас есть могучие покровители при дворе. Один из них уже отточил клинок, чтобы вогнать Нерону меж ребер… все время таскает его с собой. И я знаю, что император ничего не подозревает. На этот раз мы его достанем, Ливиус!

В этот момент Нерон, развалившийся на троне, зашелся диким хохотом – на арене львы рвали тело молодой христианки.

– Что я должен делать? – спросил беотиец.

– Сначала ты должен кое-что узнать, – фракиец сделал паузу. – Тюрьмы переполнены христианами, их гонят на арены, закапывают живьем в землю для устрашения остальных. Кроме того, несколько сотен распнут на крестах.

– Почему бы и нет? Все знают, что они отравляют колодцы, убивают детей и занимаются магией. Сплошные ведьмы и колдуны!

– Возможно, – Киннет передернул массивными плечами. – Но завтра ночью тех, кого не распнут… – он сделал паузу и вдруг спросил:

– Ты когда-нибудь видел, как из людей делают факелы?

– Только раз. Потрясающее зрелище! Кровь закипает, словно в бою… как в тот момент, когда враг умирает на кончике твоего клинка. Значит, ты имеешь в виду, что их…

– Да. Прямо в саду императора. Когда свет станет достаточно ярким, Нерон откроет торжественное шествие. Его колесница проедет мимо десятого факела, и наш сообщник метнет нож – тот самый, который он точит уже неделю. Преторианцы набросятся на толпу, начнется неразбериха, и тут-то мы и ударим. Вырежем стражу, проникнем во дворец и разделаемся со всеми… Мужчины, женщины, дети – все умрут! Все!

– Это хорошо – на словах, – Ливиус был настроен несколько скептически. – Великие гладиаторы вроде Киннета Фракийца могут гулять, где угодно, и получат шанс позабавиться в этой заварушке. Но мы-то, простые смертные! Мы будем заперты в казарме!

– Не беспокойся, все продумано. Кое-кто из высокородных римских граждан уговорил ланист устроить пир для гладиаторов сразу после распятия. И пьянствовать мы будем в Клавдиевой роще, как раз напротив императорского парка.

– Хо! – выдохнул Ливиус, его глаза разгорелись. – Клянусь Баалом, Бахусом и отвислой задницей Изиды! Впервые за все эти годы я чувствую себя человеком! Перебьем эту нечисть, а затем… Но погоди… Оружие! Где взять оружие?

– Наши сообщники из благородных пронесут под плащами мечи. Сначала прикончим ланист, потом – собак преторианцев. Но запомни, Ливиус… Тигеллин, трибун гвардии – мой! Я сам вырву ему сердце!

– Обещаю. Я слышал, он позарился на твою жену… – беотиец стиснул кулаки и негромко рассмеялся:

– Ну, будет потеха! Ради такого дела не страшно умереть – и мне кажется, что я уже слышу плеск весел Харона. Чувствую, сегодня мой меч никому не даст пощады…

– Спокойней, Ливиус, побереги силы. Что до меня, то я не волнуюсь. Я принес жертвы Юпитеру… он никогда не оставлял меня раньше, не оставит и сейчас. Кто бы не встретился мне сегодня на арене – человек или зверь, – умрет!

– Надеюсь. Слушай! Звучат трубы… Кто-то идет сюда.

Дверь распахнулась. Ланиста – тучный и рослый, с мечом и плетью у пояса, – вошел в клетушку. Двери закрылись за ним, раздался скрежет ключа в замке, заглушенный воплями с арены. Несколько минут хозяин молча разглядывал Киннета; чувствовалось, что он сильно взволнован.

– Ну, Железная Рука, – наконец сказал он, – неужели тебе не интересно, кто там ждет на арене?

– Ни капли, – безразлично произнес Киннет. – Разве что выбрать подходящий клинок. А ты запыхался… Почему? Что-то особенное?

– Особенное? Поединок года! Киннет – Фермиус! Без всяких ограничений! Любое оружие, любые доспехи. Ставки на десять миллионов сестерций!

– Фермиус! – воскликнул беотиец. – Галл Фермиус! Да прикроет тебя Афина своим щитом!

– Можешь пожелать того же мне, – с грубоватым юмором заметил ланиста. – Я поставил тысячу на Киннета, один к двум, до того, как узнал имя противника. Послушай, Железная Рука, – он повернулся с своему бойцу, – если ты вышибешь из него дух, треть выигрыша – твоя!

– Благодарю. Можешь пока подсчитать мою долю. Говорят, Фермиус хорош на арене, но в деле я его не видел. Он сильный и быстрый – чуть полегче меня, но немного быстрей. Он знает-, что я предпочитаю фракийский стиль, и выберет, скорее всего, тяжелое самнитское вооружение. Ты не знаешь?

– Нет. Об этом мне не сказали. Условия гласят одно – бой без ограничений!

– Хм-м, без ограничений… Наверняка он натянет самнитский доспех! Такие поединки тяжеловаты, зато можно потянуть время, а затем пустить в ход кое-какие трюки… Ладно, я возьму меч и пару кинжалов. И еще… Достань-ка мне булаву. Самую легкую, которая найдется в оружейной.

– Булаву? Но фракийцы не…

– Булаву, я сказал! Или ты сам собираешься драться с Ферми-усом?

Ланиста выглянул в окно, что-то рявкнул, и через несколько минут принесли оружие. Взяв булаву двумя руками, Киннет раскрутил ее над головой и нанес мощный удар о выступ каменной стены. Булава осталась неповрежденной. Они продолжали ждать.

Вновь прозвучали трубы, и оглушительный шум сменился почти полной тишиной. Затем дверь распахнулась.

– Неустрашимый Фермиус против отважного Киннета, – донесся голос с арены. – Время поединка не ограничено. Оружие – по выбору бойцов. Начинайте!

Две рослые фигуры застыли друг против друга в центре арены. Доспехи Киннета, шлем и щит тускло поблескивали сталью; помятые и исцарапанные, они были созданы для боя и использовались в бою. Панцирь галла был покрыт затейливым чеканным орнаментом, на шлеме покачивался яркий плюмаж, щит сиял серебряными украшениями. Казалось, ни меч, ни трезубец противника еще не касался всего этого великолепия. Фермиус, видимо, был щеголем.

Гладиаторы одновременно шагнули вперед и повернулись лицом к подиуму, где в мягком развалился Нерон. Шум разговоров – булава вызвала немалые толки и споры – внезапно стих. Киннет подбросил палицу в воздух, галл несколько раз крутанул над головой длинным острым мечом. Они прокричали в унисон:

– Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Взлетел вымпел, возвещавший начало схватки – ив тот же миг бойцы сорвались с места. Фермиус взмахнул мечом, сделав стремительный выпад, но промахнулся. Булава в руке Киннета летала как перышко, нацелившись в грудь противника – но сверкающий панцирь остался невредим. Фракиец надеялся, что никто не заподозрил, что атака была ложной; он собирался бить ниже, много ниже. Фермиус снова занес клинок, на секунду приоткрывшись, и Киннет ударил; потом – еще и еще раз.

Но, как и говорили, галл оказался быстр и силен. Первый удар, нацеленный на незащищенное правое колено, он отразил щитом.

Удар слева по бедру тоже пришелся в вовремя подставленный щит. В третий раз булава глухо звякнула о бронзовый оплечник панциря. Затем последовала серия выпадов мечом, резких и быстрых, которые Фермиус парировал с трудом; в конце концов, яркий плюмаж с его шлема, срезанный точным взмахом клинка, упал на землю. Публика возбужденно зашумела. Бойцы отскочили в разные стороны и внимательно посмотрели друг на друга.

С их точки зрения это было просто легкой разминкой. То, что галл всего лишь потерял свои перья, для них, профессионалов, значило только одно – внезапная атака Киннета провалилась. Теперь каждый почувствовал, что перед ним смертельно опасный противник; это щекотало нервы зрителям, но отнюдь не самих бойцам.

Толпа сходила с ума. Старый гигантский ипподром, место конных ристаний и гладиаторских боев, давно не видел таких поединков. Запах смерти, неожиданной и скорой, витал над посыпанной песком ареной и рядами каменных скамей, тянувшимися к самому небу. Сердца проваливались вниз, желудки подпирали гортань, щерились рты, жадно хватая воздух, выпучивались глаза. Римляне наслаждались любимым зрелищем. Каждый – будь то мужчина или женщина – ощущал пьянящий привкус крови и жаждал увидеть ее цвет. Каждый знал, что сегодня один из этих двоих умрет; никто не позволил бы остаться в живых обоим. Впрочем, такие бойцы не могли разочаровать зрителей.

Женщины с раскрасневшимися лицами вскрикивали и визжали от избытка чувств. Мужчины, вскочив на ноги, размахивали кулаками, кричали и ругались. Но и те, и другие не забывали делать ставки.

– Пять сотен на Фермиуса! – вопил один, размахивая дощечкой и стилем.

– Принято! – звучал ответный крик. – Галл уже мертвец! Киннет добьет его!

– Тысяча! – следовало очередное предложение. – Киннет упустил свой шанс. Тысяча на Фермиуса!

– Принято!

– Две тысячи!

– Пять тысяч!

– Десять!

Гладиаторы сблизились. Замах – резкий свист клинков – грохот. Щиты трещали от сыпавшихся на них ударов, мечи звенели и сверкали. Вперед и назад, по кругу, отступая и наступая, минута за минутой демонстрируя свое мастерство, ярость и мощь. Проходило время, напряжение возрастало, сгущаясь вокруг арены, словно мрачный туман.

Кровь струилась из рассеченного бедра галла, и половина толпы вопила от радости. Кровь сочилась сквозь сочленения доспехов Киннета, засыхая темной коркой, и другая половина завывала в зверином восторге.

Ни один боец не сумел бы долго выдержать такого темпа. Оба, фракиец и галл, начали уставать, их движения замедлились. Благодаря преимуществу в весе и вооружении, Киннет заставлял галла обороняться, но силы его убывали с каждой минутой. Наконец, он сделал быстрый шаг вперед и ударил по щиту противника; пробив металлическую оковку, лезвие до половины засело в доске. Резкий поворот клинка – и щит, вместе с погнутым мечом, отлетел в сторону. Фермиус, ошеломленный, вдруг издал радостный вопль и, перехватив обеими руками свой тяжелый самнитский меч, занес его над головой.

И тогда Киннет ударил. Булава, прятавшаяся за щитом, вдруг очутилась в его правой руке, потом панцирь галла жалобно звякнул и вдавился внутрь, словно жестяная пустышка. Железное на вершие палицы попало в самый центр кирасы, Фермиус покачнулся, отступил назад на негнущихся ногах и рухнул на землю. Как только его тело коснулось песка, Киннет поставил ногу галлу на грудь и поднял голову. Его противник был уже мертв, но это не имело значения. Сжимая в руке кинжал, фракиец ждал знака императора.

Обезумевшая толпа окончательно сошла с ума. Ни единой мысли о снисхождении не возникло у этих опьяненных кровью людей. Возможно, в более спокойную минуту они даровали бы жизнь побежденному – не из милости, а лишь потому, что такой боец мог еще не раз пощекотать им нервы; но теперь, чувствуя опьяняющую близость смерти, они хотели пережить все до конца.

– Смерть! – рокотало эхо выкриков. – Смерть! Смерть! Большой палец правой руки Нерона опустился, и зрители единодушно повторили жест владыки. Смерть! Чудовищный шум толпы стал еще громче.

Киннет опустил кинжал и нанес ненужный уже удар.

– Дело сделано! – прозвучал чей-то громкий вскрик.

* * *

Так выжил фракиец Киннет; Ливиус, к своему собственному изумлению, выжил тоже.

– Рад за тебя, Железная Рука! – Киннет никогда не видел беотийца в таким возбужденным. – Афина Паллада прикрыла тебя щитом, как я и просил! Но, клянусь Тотом и Осирисом, я страшно перепугался, когда ты ударил в щит этого галла и остался без меча… Да, бойцы вроде тебя не ровня нам, простым смертным!

– Ну, и ты сражался неплохо, – прервал Киннет болтовню приятеля. – Я не смотрел двух первых твоих поединков, но видел, как ты разделался с Каленидосом. Он тоже был хорош – один из лучших в Риме – и я боялся, что тебе здорово достанется… но, судя по всему, ты отделался парой царапин. Отличная работа!

– Жертвы – жертвы богам и молитвы, вот что мне помогло. На арене кровь у меня заиграла, и я понял, что судьба мне благоприятствует… Кстати, ты видел, как рыжая гречанка делала пассы над твоей головой, когда ты бросился навстречу Фермиусу?

– Да? Не дури, Ливиус. У меня есть другие заботы, кроме колдовства.

– Она хотела тебя приворожить. А потом заявилась сюда вместе с ланистой и начала строить мне глазки. Я, наверное, второй после тебя в нашей школе… Ну и девка! Но я чувствовал себя все лучше и бодрей, и когда она ушла, мне показалось, что ни один поганый ретиарий со мной не справится. Еще пара-другая таких встреч, и я сам стану Великим Бойцом – не хуже тебя!

Они с жадностью накинулись на еду – императорский дар победителям, а затем вернулись к арене, поглазеть на распятие христиан. Кресты со скорченными телами заполняли дно амфитеатра от края и до края.

Надо признать, оба гладиатора получили немалое удовольствие от этого чудовищного зрелища. Они были жестокими людьми, выросшими в жестокую эпоху, обученными двум основным премудростям: убивать по первому приказу и бестрепетно умереть при необходимости. Не стоило судить их с точки зрения морали и нравов более мягких времен.

Приближалась ночь. Все гладиаторы Рима собрались в Клавдиевой роще вокруг столов, ломившихся под тяжестью яств и питья. Женщин тоже хватало – тех женщин, которых можно было взять, и которые сами жаждали этого. К полуночи, как показалось бы стороннему наблюдателю, волны разгула затопили все вокруг. Однако, хотя выпито и съедено было немало, большая часть вина очутилась на земле, под столами. И когда начало смеркаться, гладиаторы начали под тем или иным предлогом отделываться от своих подруг и потихоньку перебираться к дороге, которая отделяла рощу от шеренги преторианцев, охранявших императорский дворец.