Текст книги "Ребята с нашего двора"

Автор книги: Эдуард Шим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

2

Через полчаса на полу стояли уже две книжные пачки, перевязанные шпагатом, а рядом вырастала новая груда.

– Не везет! – с оттенком удовлетворения сказал Кирилл Осипович. – Так и чувствую: найдем ее на самой последней полке!

– Может, хватит кидать? – Жека кивнул в сторону разбухающей груды. – Не унесем ведь.

Кирилл Осипович, четко стуча каблуками, обошел вокруг книжного холмика.

– Ничего, унесете, – сказал он. – Терпеть не могу, когда из работы не извлекается максимальный эффект! Отправим двумя рейсами, только и всего.

В прихожей заголосил телефон; Марковна заглянула в кабинет и объявила:

– Из министерства, Кирилл Осипыч!..

– Меня нет, я умер, я не приезжал!

– А я сказала – приехавши. Не стану я врать.

– Да? Что ж, страдайте за правду: полминистерства нагрянет на ваши пироги!

Он скрылся за дверью, каблуки его простучали, как затихающая барабанная дробь.

– Раскомандовался, – сказал Жека неприязненно.

– А ты, собственно, чем недоволен? – спросил Генка, сбрасывая очередную книжицу.

– Охота была ишачить. Я не грузчик ему.

– Макулатуру ходил собирать? Давно должен привыкнуть… Ничего, своя ноша не тянет.

– Если бы своя!

– Вынесем за порог – пойди разберись, чьи это книжечки. Он не помнит, сколько их было. В библиотеке тоже не знают.

Жека впервые оторвался от работы и посмотрел верх.

– Мысль пришла, да?

– Я детективы уважаю, – сказал Генка. – Времени мне хватает, могу часок-другой убить… Кстати, детектив развивает сообразительность. И логическое мышление.

– Займи очередь в библиотеке, – сказал Жека.

– А зачем, если можно без очереди?

– Кончай эту логику.

– Боишься?

– Не боюсь, а не желаю мараться.

– Ну и лопух тогда… Кто же такой случай упустит? Вот собираешь ты макулатуру, звонишь в квартиру, выносят тебе журнальчики рваные и какую-нибудь приличную книгу. Ты что, ее сдашь? Не возьмешь себе?

– Кончай баланду. Не стану я мараться, и тебе не дам.

– Хозяину скажешь?

– Сам справлюсь.

– Не забудь меня обыскать, – сказал Генка. – Вдруг я уже под рубаху сунул? Обшарь как следует, ладно?

– Я тебя стряхну оттуда, – сказал Жека, – все лишнее само отвалится.

– А вот если бы ты один был? Тоже бы не воспользовался моментом?

– Кончай, говорю.

– Когда совсем один? И не видит никто?

– Гад ты, – сказал Жека.

– За что это?

– За одни мысли уже гад.

– Спасибо! – Генка наклонил голову, продолжая улыбаться. – А ты, значит, мыслишь по-другому? Ты особенный?

– Я нормальный пока.

– Объясни тогда одну штуку. Зачем замки на дверях повешены? И сторожа везде поставлены? И собаки гавкают на цепочках? Почему это все кругом охраняется, а? Найди хоть самый паршивенький магазин, который на ночь оставили бы открытым!

– От таких, как ты, стерегут.

– Не-е… – сказал Генка весело. – Не умеешь соображать. Читай детективы… От соблазна все кругом заперто, понял? От соблазна! Оставь магазин открытым, так его не жулики очистят, а самые нормальные люди. Рысью побегут чистить, лишь бы никто ничего не узнал…

– Гад ты.

– Не такой уж я гад, Женечка. Я только строить из себя ничего не хочу. И не люблю, когда другие строят.

– Считаешь, что все притворяются?

– Многие, Женечка. Вот у меня дома каждое утро слышу вопли: «Ты опоздаешь в школу! Что за расхлябанность!» А я-то знаю, что мамаша сама в свою контору опаздывает. И отец торопиться не будет, если начальства нет… А взять нашу классную, Тамару Гургеновну, – ведь помрет, если увидит, что я курю. Но мы ее сколько раз с сигаретой видели! Смолит – дым из ушей!

– Она на фронте привыкла курить.

– Ну и что? Я ведь ее не обвиняю! Я вообще никого клеймить не собираюсь – пусть опаздывают, и курят до посинения, и детальки разные с завода волокут. Но только мораль читать не надо! А то ведь заодно внушают, что надо равняться на образцы!

– А без внушения ты не понимаешь?

– Ой, Женечка, все все понимают, – сказал Генка. – Коммунизм еще не построили. Отдельные недостатки не искоренили. А кругом встречаются соблазны, и хочешь – да не всегда удержишься… Очень даже понятно. И не надо пылить на мозги подрастающему поколению, оно же сообразительное… Твердят: «Уважай старших». Я иду, уважаю, потом на углу витрина здоровенная – «Окно дружинника». Ты любовался на фотографии, а? Очень способствуют уважению!

– На свете еще и бандиты есть, – сказал Жека. – И убийцы. Тоже не забудь.

– Я сообразительный, Женечка. Я в крайности не впадаю. Есть герои, есть бандиты. А посередке – обыкновенные граждане. Большинство, Женечка. Иногда дерутся, иногда пьянствуют, иногда обманывают. И всегда будут так жить. И ты, Женечка, будешь.

– Меня не касайся.

– Будешь, будешь.

– Посмотрим, – сказал Жека. – Но пока я чужие книги уводить не жалею. И тебе не дам.

– Молодец! Храни товарища от соблазнов!

– Уж будь спокоен.

– А между прочим, я бы мог промолчать. Никто б ничего не узнал. Вот как полезно не притворяться-то, Женечка…

Кирилл Осипович вбежал в кабинет, смерил взглядом книжный холмик:

– Полагаю, пора выносить! Пусть один остается, а другой тащит в библиотеку!

– Я пойду! – сказал Генка быстро.

Он сказал это и многозначительно посмотрел на Жеку. Надеялся, что Жека заспорит.

Но спорить было нельзя. Кирилл Осипович мог догадаться, какие у Жеки опасения. Да и Генка не постеснялся бы уточнить.

Ладно, пусть идет. Вряд ли сейчас осмелится превращать свои теории в практику. Такие действительно выбирают момент, чтоб никто ничего не узнал.

– Не слишком ты нагрузился? – спросил Кирилл Осипович, когда Генка подхватил две пачки сразу.

– Своя ноша не тянет!

Он еще резвился, теоретик!

3

На очередной полке, которую Жека просматривал, книги стояли в два ряда, друг за дружкой. Тут возни прибавилось. Чтоб добраться до второго ряда, приходилось снимать передний. Пальцы у Жеки сделались неприятно сухими от пыли, свербило в носу; назойливо донимал запах старой, будто пригоревшей бумаги. И одну из книжек, совершенно растрепанную, мятую, с закруглившимися углами, Жека все-таки уронил. Разлетелись страницы.

– Левушкин учебник, – определил Кирилл Осипович, схватив листок, скользнувший к ногам.

– Поставить обратно?

– Это надо сберечь… Дай-ка сюда. Реликвия студенческих лет, вон – даже почерк мальчишеский, не устоявшийся… Надо сберечь. Ему будет приятно.

Марковна, рдея жарким кухонным румянцем, опять просунулась в двери:

– Не натешились? Седьмой час на дворе!

– Ну и что?

– А телевизор-то?

– Отцы-святители!.. – Кирилл Осипович метнулся в угол, щелкнул рукояткой громадного плоского телевизора, стоявшего на пластмассовых копытцах. – Марковна, садитесь ближе! Садитесь!..

– Да у меня – пирог!

– Сгори он до основания, ваш пирог! Садитесь, больше такого не увидите! И ты, парень, бросай раскопки! Садись тоже!

Подпрыгнув, Кирилл Осипович вскарабкался с ногами на диван, уселся, не выпуская из рук растрепанного учебника. Телевизионный экран замерцал, наливаясь жидким светом; возникло изображение какого-то чистенького пароходика, ползущего по реке. Потом замелькали улыбки пассажиров, женские прически, раздуваемые ветром.

– Это еще не то! – сказал Кирилл Осипович. – Это так. Дежурные пустяки с музыкой. Я успею все рассказать.

– Звук не включили! – забеспокоилась Марковна, усаживаясь на стул около дверей.

– Не надо звука! Что вы услышите? «Автокран инженера Еромицкого успешно выдержал испытания»?.. Я расскажу сам. В телевизоре не объявят главного! Мальчик, взгляни в окно – видишь, башенные краны торчат? Они везде торчат. Про них песенки распевают, их на картинках рисуют. А это – безобразие! Это вчерашний день строительства!

– Уже показывают, показывают! – всполошилась Марковна.

– Это чепуха! Не то! Понимаешь, мальчик, эти башенные краны неповоротливы и неудобны. Перетащи-ка эту осадную башню на новое место! Ее разбирают, снова собирают, для нее рельсы укладывают, как для паровоза! Чудовищные неудобства! А теперь – вот уже начинается, начинается!.. – смотрите, что сделал Левушка!

На экране сменилась картинка. По осенней дороге ехал сутулый грузовичок; на его спине покачивалась тонкая стрела, похожая на удилище.

Грузовичок был копией той модели, что стояла здесь, в кабинете, на книжной полке.

– А самого-то Левушку покажут? – растроганно спросила Марковна.

– Вы опять с ерундой!! Он не артист, показывают плод его мысли! Вот, сравнивайте: нужны этой машине рельсы? Или хотя бы асфальт? Вы не успеете моргнуть, как она будет готова к работе! Пожалуйста!..

Грузовичок свернул с дороги; переваливаясь, поматывая стрелой, покатил к стройплощадке. Там виднелся недостроенный каркас – пустые клеточки этажей взмывали высоко в поднебесье.

– Небоскреб какой-то… – сказала Марковна.

– Экспериментальная стройка!

– Я таких и не видела…

– Смотрите, начинается главное!.. Эта машинка способна поднять груженый железнодорожный вагон! Вот на такую высоту!.. Левушка их строит не первый год, вы знаете; каждая новая модель была лучше прежних, но вот эта, последняя, просто чудо какое-то! Испытываешь наслаждение от ее работы!

Теперь и вправду интересно было смотреть на экран. Грузовичок задрал вверх стрелу, которая, всем на удивление, дотянулась до самого верхнего этажа. И вот, подцепленная крюком, поплыла ввысь бетонная стена с квадратным окошечком посредине. Она уплывала невесомо, стремительно и, когда очутилась наверху, сделалась совсем маленькой, а окно превратилось в дырочку, проколотую булавкой.

Было непостижимо, почему сутулый грузовичок не переворачивается, почему не гнется, не обломится изящная тоненькая стрела.

Наблюдая за этими цирковыми фокусами, ни Жека, ни Марковна своевременно не заметили, что Кирилл Осипович умолк. А был самый подходящий момент для восторгов. Грузовичок раззадорился: поднял сразу две стенки. Затем крупно показали сосредоточенного шофера, выжимающего рычаги. Шофер глянул в кадр, обмороженно улыбнулся… И вдруг все исчезло. Из серенького туманца возникли девицы в макси-сарафанах и повели, повели хоровод…

– Это чего же… и все?! – оскорбленно привстала Марковна.

Ей никто не ответил. Бесшумно крутились девицы, развевая подолами.

Жека, спохватясь, оглянулся на Кирилла Осиповича. Тот, сгорбленный и от этого еще более маленький, перекидывал слипающиеся страницы учебника, словно забыв о телевизоре. Шевелил губами, пытался разобрать какие-то пометки на полях.

– Как это могло произойти? – внезапно спросил он жестким, неприятным голосом. – Этого быть не может!..

– А они оборвали!.. – объяснила взволнованная Марковна.

– Что оборвали?

– Да передачу, господи! На самом-то интересном, на самом главном месте и оборвали!

– Наплевать на передачу, наплевать на нее… – механически проговорил Кирилл Осипович, спрыгнул с дивана и боком побежал к столу.

Жека увидел, что лицо у Кирилла Осиповича как-то болезненно скривилось. И наморщенная бровь дергается. Раскидав ворох бумаг, наваленных на столе, Кирилл Осипович выхватил какой-то журнал и, сминая страницы, начал его перелистывать.

– То же самое! – сказал он, выпрямился и затих. Отсветы пляшущих девиц скользили, мелькали по его лицу.

Марковна почувствовала что-то неладное.

– Вы чего, Кирилл Осипович? Нехорошо вам?..

– Это бессмысленно! – сказал он. – Я отказываюсь понимать!!

– Да что с вами?!.

Он медленно поднял ветхую книжку:

– Вот Левушкин учебник. Пятнадцатилетней давности. И вот здесь, на полях… Я случайно наткнулся и подумал: схожу с ума… Здесь конструкция этой машины! Которая в телевизоре была!..

– Ну? – не поняла Марковна. – И чего?

– Я не поверил! Но вот же: чернила выцветшие… И почерк тот самый, мальчишеский… Расчеты сделаны пятнадцать лет назад!

В коридоре раздались телефонные переливы. Они показались особенно резкими в этой тишине. Но никто не пошевелился. Марковна все так же испуганно смотрела на Кирилла Осиповича и все так же не понимала, что происходит.

– Междугородная… – почему-то шепотом сказала она. – Подойдете?

– Выбросьте телефон в окно!!

– Господи!.. Конец света, что ли?!

Кирилл Осипович бессознательно поглаживал учебник, подравнивал его страницы, страдальчески щурясь от световой метели, испускаемой телевизором.

– Это же бессмыслица! Выходит, он изобрел эту машину еще в институте?! Когда был студентом?!

– Ну и чего? – спросила Марковна.

– Но это же… нелепость! У меня в голове не укладывается! Он изобрел и почему-то скрыл ее, спрятал! Что это значит?!

– А вы сами-то не путаете?

– Вот же, вот расчеты! Вся ее схема! Я думал, это новинка! А он давно все выдумал!

– Сам же выдумал. Не украл.

– Но получается бессмыслица! Зачем он прятал? И зачем строил вон те модели, первые? Которые хуже?!

– Значит, надобно было, – торопливо сказала Марковна и неестественно улыбнулась. – Фу, а я уж обмерла… Подумала – стряслось чего. Ну вас…

– Но притворялся-то он зачем? Он же притворялся, что это – новинка! Результат многолетней работы!..

– Господи, да, может, и не притворялся! Может, забыл, как и вы забываете! Сперва-то выдумал, а потом взял да и забыл совсем, а теперь опять выдумал!

Кирилл Осипович вздернул голову, как конь:

– Я могу забыть про библиотечную книгу! Но все, что касается работы, я забыть не могу! Даже если захочу! Существует понятие: профессиональная память. Левушка все пятнадцать лет помнил об этой машине! Во сне и то помнил! Но зачем-то притворялся и обманывал всех! Зачем, я спрашиваю?

– Вот придет к ужину и объяснит. Чего расстраиваться-то?

– Опомнитесь, Марковна, тут караул надо кричать! Если это правда… это же страшно.

Кирилл Осипович стоял и машинально отмахивался рукой, отгоняя надоедливые световые пятна. Потом он все-таки догадался об их природе – рывком выключил телевизор.

– Чего… страшного-то? – спросила Марковна.

В коридоре опять взвилась телефонная трель – истошная, непрерывная. И опять никто не двинулся с места.

– Есть только одно объяснение, – сказал Кирилл Осипович. – Других нету.

– Почему это?..

– Если бы он не скрывал, не притворялся, нашлись бы другие, я знаю… Мало ли что мешает работе… Я-то уж знаю. Но он притворялся! Даже передо мной! Перед отцом! И этому есть только одно объяснение… – Кирилл Осипович обернулся к Жеке. – Иди сюда, мальчик.

Жека поднялся с дивана. Ему неловко было при этом разговоре, он сидел затаясь. Он тоже не понимал всего случившегося до конца, но чувствовал, что надвигается скандал. А ему скандалы уже надоели. Лучше бы Кирилл Осипович не впутывал его. Никакой пользы от расспросов не будет.

Но Кирилл Осипович вдруг спросил совершенно о другом:

– Ты спортом занимаешься?

– Так, немного.

– Предположим, ты прыгаешь в высоту. Можешь прыгнуть на два метра, а рекорд – полтора.

– Рекорд выше, – неохотно сказал Жека.

– Наплевать! Ты можешь прыгнуть на два, а рекорд – полтора. Что ты сделаешь, мальчик?

– Ну, и прыгну.

– На сколько?

– На два.

– Зачем? – резко спросил Кирилл Осипович.

– Побью рекорд.

– Но если ты прыгнешь чуть выше полутора, тоже побьешь!

– Я же могу – на два.

– Но этого никто не знает! – сказал Кирилл Осипович. – И ты можешь это скрыть! Поднимай планку по сантиметру – и побьешь дюжину рекордов. Очень выгодно!

– Не надо мне этого, – сказал Жека, глядя в пол.

– Потому что – обман? Так ведь? Все правильно, мальчик. Вот вам ответ, Марковна. Он понятен даже школьнику.

– Не верю я этому, – с внезапной упрямой злостью сказала Марковна.

– Других объяснений нету.

– С какой стати Левушке обманывать?

– А вот здесь – самое-то страшное. Он придумал отличную машину. Но ведь потом надо придумывать следующую! Прыгать не на два метра, а выше! Это трудно! И он повернул назад и все эти годы поднимал планочку по сантиметру: так легче и выгодней.

– Я не верю, – сказала Марковна.

– Иначе нет смысла обманывать! Нет смысла!.. Вы подумайте – я поздравлял его с этой машиной, и он смотрел мне в глаза… Сейчас он приедет с испытаний и тоже будет смотреть в глаза, будто ничего не произошло… Разве это не страшно?

– Но ведь не украл же он! Своим распоряжался!

– Он украл, и немало: пятнадцать лет жизни!

– Ну, выдумали!.. Жизни!..

– Он работает не один. У него конструкторское бюро, помощники, исполнители. Пятнадцать лет они были вместе. Он глядел им в глаза, притворялся, и они не знали, кто он такой…

– Ну, а вдруг неправда это? Вдруг он объяснит?!

– Я спрошу, почему он не пришел ко мне пятнадцать лет назад и не принес эти расчеты! Я бы помог, если что-то мешало! Я поднял бы всех на ноги. Я не позволил бы терять время! Но он не пришел, и оправданий этому нет… Никаких оправданий нет, понимаете?!

Телефонная трель прогремела в коридоре и оборвалась. Стало тихо. Часы тикали на своей деревянной башенке.

Кирилл Осипович неожиданно повел носом:

– Чем это пахнет?

– Пирог, – сказала Марковна, сморкаясь в передник. – Чего уж теперь… Пускай.

– Немедленно потушите! Праздник не отменяется: пусть приходят все гости, все до единого!

– Это как?.. Вы… не скажете ничего?

– Я спрошу его при всех. При его жене, при друзьях, при начальстве.

– Сердца у вас нету. Эко понадобилось – при всех!

– А он обманывал всех. Тушите свой пирог и принесите еще бечевку – упаковать это.

Марковна закричала так отчаянно, будто защищала себя:

– А вот он позвонится в дверь, и я скажу, чтоб не заходил! Не могу я видеть!.. При всех!! Преступник он, чтобы так допрашивать?!

– Дайте бечевку.

– И сама я уйду!!

– Дайте бечевку и потушите пирог. А то гости не усидят без противогазов.

Марковна выбежала и через минуту, просунув в дверную щель одну только руку, швырнула к ногам Кирилла Осиповича веревку.

Он присел на корточки и стал аккуратно увязывать книги. Он выстраивал их, подравнивал – точно так же, как подравнивал страницы учебника.

Вряд ли он сознавал, что делает.

– Мы можем в другой раз прийти, – сказал Жека. – Ну, за этой книжкой-то.

– А?..

– За библиотечной-то книгой.

– Я прошу извинения, что так получилось, – сказал Кирилл Осипович. – Сейчас упакуем, и все… А книгу не ищи больше, не надо.

Распахнулась дверь, ударившись о косяк. Срывая с себя передник, появилась Марковна и вновь закричала тем же отчаянным, прерывающимся голосом:

– Его хвалили все!.. Он ласковый, он душевный!.. От вас-то доброго слова не дождешься! Может, вы и правильно все делаете, да правда-то ваша – как хлеб черствый! В горле застревает!.. А он и спроказничает, бывало, да ему простишь, потому что душевный!.. Сами бы тогда воспитывали! Я как за своим ходила всю жизнь, как за родным!.. Да и своему-то бы так не радовалась!

– Не надо, Марковна, – сказал Кирилл Осипович, не оборачиваясь.

– А при всех его срамить – надобно?! Ну, провинился, ну, ошибку сделал, но чего издеваться-то над ним? Велика вина!.. Другие-то дети все с родителей тянут, на горбе отцовском сидят, а он – и квартиру сам, и обстановку сам! Ушел, чтобы вас не стеснять!

– Я б ему все это отдал, – сказал Кирилл Осипович.

– А он не хотел просить! Сам добился!

– Сколько у нас людей ждут квартиру? – сказал Кирилл Осипович. – Долго ждут. И еще будут ждать. Мы могли бы строить быстрей и лучше. Но вот сделает подлость один, рядом обманет кто-то другой, потом украдет третий… Посмотрите в окошко.

– Все я там видела!

– Это вон памятники Левушкиной доброте.

– Чего же никто другой не выдумал? – крикнула Марковна. – Раньше его?!

– Не знаю, – сказал Кирилл Осипович. – Теперь не знаю. Теперь я думаю, что Левушка мог и мешать другим. Выгодно было мешать.

– Господи! Про сына так говорите!

– Я это узнаю. Я должен точно узнать. Потому и буду спрашивать при всех.

В глубине коридора заиграли, запели какие-то серебряные колокольчики. Жека поначалу не сообразил, что это – дверной звонок. Когда они с Генкой стояли перед дверью и нажимали на кнопку, то снаружи его не было слышно.

Марковна спросила почти безголосо:

– Левушка?..

– Откройте, – сказал Кирилл Осипович.

– Может… и с гостями сразу? Не один?

– Откройте.

– Кирилл Осипыч, не надо им говорить, не надо!!. Потом спросите, чего уж, не надо при всех!.. Вот останется один – и спросите!..

– Чтоб никто ничего не узнал?

– Да ведь он молодой, ему работать с ними! Зачем наотмашь? Разве он и так не поймет, если ошибку сделал? Ну, провинился, был грех, а кто у нас без греха?! Вы сами-то – без греха?..

– Идите откройте, – сказал Кирилл Осипович.

Шаркая стоптанными туфлями, будто сразу отяжелев, Марковна двинулась в коридор. Передник она уронила на пороге.

А колокольчики заиграли во второй раз. Уж нетерпеливей.

Кирилл Осипович, сидя на корточках и затягивая на книгах бечевку, посмотрел на Жеку.

– Не могу… – сказал он бессильно.

– Завязать вам?.. Давайте!..

– Видеть его не могу. Не знаю, как буду разговаривать. Если это правда, я ведь не переживу. Честное слово.

Он отпихнул недовязанные книги, встал. Открыл ящик письменного стола. Взял какой-то пузырек с лекарством и, сжав его в маленьком, мальчишеском своем кулаке, быстро вышел из кабинета.

В коридоре хлопнула входная дверь. Голоса приближались. Марковна заглянула на миг, увидела, что хозяина нет, и скрылась. А в кабинет вошел Генка.

– Чего это у вас тут?.. – спросил он, перешагивая через валяющийся передник. – Историческое событие в разгаре? Звоню, а старуха глаза вытаращила. Будто я привидение.

Генка опять не смущался. Он вошел, словно к себе домой. И говорил громко.

– Чего так долго? – спросил Жека.

– Да так… Кой-куда заглянул по пути.

– Куда?

– Если я скажу, что знакомую девочку проводил, ты же не поверишь? Бесполезный вопрос, Женечка.

Жека стоял и оглядывал шкафы вдоль стен. За стеклянными их дверцами – в отличие от соседних полок – книжного хаоса не было. Тут плотно стояли одинаковые тома, мерцая позолотой на корешках.

– А книгу-то мы не нашли, – сказал Жека.

– Да что ты? Ну, продолжим. Не пропадет наш скорбный труд.

– Больше искать негде. Смотри, в шкаф он ее не мог засунуть. Здесь энциклопедии, словари.

– Он сам заявлял, что не помнит!

– Это книги для работы. Он бы работать не смог, если б тут ералаш устроить.

– Так, может, ее вообще нет? Книжечки-то?

– Не знаю. Он вдруг сказал, что больше не надо искать.

– Почему?!

– Не знаю. Он так сказал.

– Вспомнил, что ли? Интересно… Но, между прочим, мы могли ее нечаянно пропустить.

– Я не пропустил.

– Всяко бывает!

– Я не пропустил. И он тоже не пропустил. Ручаюсь.

– Ну, вы герои, а я нехороший человек! – бодро сказал Генка. – Мог зазеваться!

– На какой полке ты зазевался?

Генка и тут не утратил веселости. Он был неуязвим. Необидчив.

– Никто не докажет, что я пропустил нарочно!

– В книжке лежит градусник, – сказал Жека. – Трудно пропустить, когда там градусник.

– А ты – голова! – сказал Генка.

Он подбежал к лестнице, вскарабкался наверх и, оглядываясь на двери, вытащил коричневый томик. Подхватил выскользнувший градусник.

– Скажем, что градусника не было!..

Жека не ответил.

– Ты не выдумывай!.. – впервые забеспокоился Генка. – Я ведь не для себя! А чтоб побольше в библиотеку!..

Жека все наблюдал за ним.

– Серьезно, Женьк!.. На кой мне это старье, я ведь так, трепанулся только! Я все отволок, до последней брошюрки! Не веришь? Не верь, ладно… Сам ты гад, если подозреваешь! Иди, докладывай академику!

– Не сучи ногами, – сказал Жека.

– Зови, зови! Один ты честный!

– Мы сами разберемся, – сказал Жека.

– Валяй! Кроши меня в капусту!

– Может, искрошу, – сказал Жека. – Но сперва про твою теорию потолкуем. Слезай, гад.

Они услышали, как в передней снова запели, заиграли веселые колокольчики.

Кто-то звонил в двери.