Текст книги "В плену у мертвецов"
Автор книги: Эдуард Лимонов
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
АМЕРИКА АТАКОВАНА
После обеда 11 сентября Мишка спал. Он вернулся со встречи с адвокатом, пообедал, пощёлкал кнопкой телеящика, повертел радио и, не в силах сопротивляться хронической летаргии, улёгся. Шамс, таджик, вчера лишь закинутый к нам в хату, ещё утром был увезён на суд. Я сидел за дубком и читал накопившуюся с субботы прессу: два номера «Коммерсанта» и «Независимую Газету». Перечитывать статьи мне приходилось по нескольку раз, поскольку вчера мне продлили срок содержания под стражей на три месяца, подло, перед самым отбоем принесли бумагу следователя, а мы ждали все, адвокат, СМИ и я, что одиннадцатого я выйду под подписку о невыезде. Утром на прогулке «Эхо Москвы» сообщило: «Сегодня выходит на свободу скандальный писатель Эдуард Лимонов. Генеральная прокуратура постановила заменить ему меру пресечения на подписку о невыезде». Каково мне было это слышать, когда со вчерашнего вечера я знал, что меня не выпустят! В 15 часов канал ТВ-6 показал телезрителям пустые ворота Лефортово, моего унылого и злого адвоката Сергея Беляка и пояснил, что «Лимонов оставлен под стражей ещё на три месяца». Мишка ещё не спал и был удивлён кадрами на ТВ-6, так как я разумно ничего ему не сообщил о готовившемся освобождении.
Железный человек, распронаёбена мать, я сидел, и тупо пытался погрузиться в строки. В довершение всего, во всех трёх газетах были помещены материалы обо мне! Если «Независимая Газета» опубликовала всего лишь мою статью, назвав её письмом, то «Коммерсант» объявил во всеуслышание, что я выхожу сегодня! Каково мне было читать газеты после этого. Я подозревал, что 11 сентября самый говёный день моей жизни.
Телевизор я оставил работать, но звук был выключен. Телевизор стоял на другом дубке у двери, и на маленьком белом параллепипеде мелькало изображение. Я ждал 17-часовых новостей. Справа, за стеклом, угадывалось на воле осеннее солнце. Каково так вот сидеть, зная, что для того, чтобы выйти из-за решётки, тебе не хватило трёх с лишним часов! Я мог бы быть уже на свободе, шёл бы по московской улице, окружённый пацанами-партийцами, пил бы пиво, обнимал бы девочку.
Мать его, этого зампрокурора, который вместо зампрокурора Колмогорова, Колмогоров уехал в отпуск, подписал бумагу номер два, по которой меня не освободили, но продлили мне арест.
Железный из железных, я неукротимо читал. Перечитывая свою статью, неуклюже переозаглавленную «Независимой Газетой» – Инвективы террориста, причём террориста без кавычек, я увлёкся своей статьёй. Я пожалел, что статью переозаглавили, у меня она называлась «Реставрация». Я отметил несколько неудачных сокращений. О зачем! И я начисто забыл о телевизоре.
Когда я взглянул на экран, там горела чёрными клубами башня World Trade центра. Во, вздор какой! – где же «Новости»? – подумал я, и сдвинулся по шконке, предполагая сменить программу. Но прежде я включил звук. Диктор, заикаясь, говорил о страшной катастрофе, упомянул самолёт, и я понял, что самолёт влетел в здание Мирового Торгового Центра. «Нам неизвестно, что это за самолёт, и почему он отклонился от курса», – провещал диктор. Последовала пауза, и затем диктор закричал, задыхаясь: «Второй самолёт! Летит!» Через мгновение я увидел, как в башню World Trade центра номер два воткнулся игрушечный аккуратный самолётик, и, расплескавшись, вышел из Мирового Торгового с другой стороны в форме клякс и капель на экране!
Позднее эти кадры тиражировали вновь и вновь телестанции всего мира. Самолётик тысячи раз влетал в башню, как в кремовый торт, и, расплескавшись, вылетал из тела башни на противоположной стороне. Голубые небеса, чёрный дым над макушкой другой башни. Чистенькая аккуратная картинка. Два самолётика как сперматозоиды пробили плоть двух рослых 110-этажных американок, изнасиловав United States of America. Известная пуританская целка получила два shots of sperme. Чья сперма? Чужаков, разумеется. Но на то оно и изнасилование, что чужаки хотят остаться анонимными.
Вчера, десятого сентября, на прогулке, я услышал, как по радио сказали что десятое – день Святого Саввы Псковского и святого Вениамина. Моя фамилия – Савенко – происходит от имени Савва, а отца моего зовут Вениамин. Десятого на прогулке, вчера, я приободрился, получив такую защиту в важный для меня день. В четверг утром, я знал, уже появилась бумага Генеральной Прокуратуры, заменяющая мне арест на освобождение под подписку о невыезде. Я понял, что будет тяжелая битва, раз мобилизованы такие силы. Дело в том, что я не верил что меня отпустят. Вопреки очевидным фактам моё тело говорило мне «нет». И уже после 20 часов, за два часа до отбоя мне сунули-таки в кормушку бумагу. «Ознакомьтесь и подпишите!» Письмо следователя подполковника Шишкина к начальнику изолятора полковнику Кирюшину: «Сообщаю, что 10 сентября 2001 года, заместителем Ген. Прокурора РФ, Государственным советником юстиции 1-го класса Бирюковым Ю. С. срок содержания под стражей следственно-арестованного САВЕНКО Э. В. продлён до 8 месяцев и 3 дней, т.е. до 11 декабря 2001 года». Святой Савва, святой Вениамин, семейные святые, не сдюжили. Борьба сил Зла с силами Добра закончилась победой сил Зла…
И вот, менее чем через сутки силы Зла поражены смертельными сперматозоидами. С Америкой у меня были старые счёты. Мой первый роман вышел в Германии под заголовком «Fuck off, Amerika!» (да, именно с К, а не с С, редактор, если рука твоя потянется корректировать, в немецком варианте стояла буква К).
Корпорация CNN поместила в нижней части кадра, – лого, кредо, резюме дня: America under attack! Будете знать, палачи, как продлевать срок заключения под стражей следственно-арестованному Савенко Эдуарду Вениаминовичу в день святых Саввы и Вениамина!
Дубок, окрашенный синей краской, синее одеяло, синяя шконка из мягкого металла – тюремный гарнитур. Я, в усах и бороде, маньяк, безумный учёный, Академик, Энерджайзер – это я перечисляю все данные мне в камерах и автозэках прозвища, – сидел в чёрной футболке с капюшоном, подаренной мне садистом Лёхой, в чёрном свитере, перед маленьким тельцем чёрного телевизора и смотрел, смотрел. Ненасытным взором. Обе башни скоро обрушились.
Мэр Нью-Йорка Джулиани, как стало известно позднее, заказал 30 тысяч мешков для трупов. Но что там осталось от трупов, если на них обрушились многие сотни тысяч тонн? Если на живую мышь скинуть десяток кирпичей, что останется от мыши? Даже кожи не останется. Сукровица и вода, и несколько тканей, но и они тотчас подсохнут в пыль. 30 тысяч мешков нечем заполнять, мэр Джулиани!
Янки убивали с небес жителей Сербии. Они разбомбили, помню, поезд, идущий по мосту. Погибло сто человек. Они оправдались тем, что они целили в мост. Они бомбили телевидение Сербии. Её учреждения. Они бомбили иракских солдат аэрозольными бомбами. Невинные, широкоплечие, улыбчивые, добродушные янки-распиздяи. Сейчас, снимая из Бруклина на видео свои горящие башни, они ревут, напрягая брюха: «Oh, My God! Oh, My God!» Им больно, больно их толстым ногам, сытым желудкам, оболочке их глаз больно. Увидеть такое! Но ваши оседающие башни, горящий Пентагон, эти картинки называются скромно и благородно – «Высшая справедливость, карающая несправедливость за совершённое ею зло». Государство Соединённые Штаты Америки злобно принесло столько горя странам – «изгоям», столько горя, что народные мстители этих стран прибегли к неармейскому способу войны против Империи Зла.
Я разбудил Мишку. Я потряс худое плечо молодого бандита. «Мишаня, неизвестные самолёты атаковали Америку! Мишаня!» Молодой бандит пробормотал «Не может быть…», и недовольно пробудился. Разобравшись, в чём дело, он принял участие – уселся на корточки между шконок, а вопрошающий взор устремил на телеящик. Часам к девяти появился Шамс и мы ввели его в курс Истории, развёртывающейся у нас перед глазами.
В моей книге «Дневник Неудачника», написанной в 1977 году в Нью-Йорке есть несколько картинок будущего. Город полностью разрушен, в развалинах кое-как обитают опустившиеся жители некогда Великого Города. На месте Бродвея течёт река. Через Бродвей устроен примитивный перевоз. Я ненавидел тогда этот город, безработный и одинокий. И вот четверть века спустя наблюдаю реализацию своих пророчеств. Клубы известковой пыли и пепла, затемнение воздуха, пожары, бегство толп, заваленные обломками башен кварталы… Паника, страх, паника. Перепуганные, жирные, беспомощные, нью-йоркцы лавиной бегут в Верхний Манхэттен. А Дрезден вы помните, а Кёльн, а Хиросиму и Нагасаки, а Белград, а Багдад, янки?!
Шамс соорудил из последних остатков моих помидоров и огурцов салат. Возбуждённые до крайности зэки, мы поужинали. Одновременно узнавая постепенно, что четыре самолёта были угнаны из пассажирских аэропортов из Бостона, Нью-Арка и Лос-Анжелеса. Что два самолёта-сперматозоида вонзились в тела башен, один влетел в западное крыло Пентагона, а ещё один потерпел крушение в Пенсильвании. Его сбили по приказу Джорджа Буша американские ВВС, он летел то ли на Белый Дом, то ли на резиденцию Буша в «Кэмп Дэвид», то ли на атомную электростанцию.
На следующий день газета «Коммерсант» прибыла в камеру с заголовком «Armageddon now». Ну да, Армагеддон, Апокалипсис для Соединённых Штатов. Для тех же, кого Соединённые Штаты не жалея убивали доселе; высокомерно, выглядывая из своей техники, презрительно, не рискуя; сверхчеловеками проносились жители Америки на сверкающих машинах над городами стран-изгоев, над Багдадом и Белградом; для этих – радость. Даже в Чечне, которую Штаты не бомбили, вот какая была реакция: «Ведь когда взорвали WTC, они тут все радовались как дети: пели, плясали прямо на улицах, поздравляли друг друга». («Коммерсант» за 25 сентября). « Joy now!» А в тюремных стенах картинка «Справедливость, карающая несправедливость за совершённое ею зло», – вызывает восторг, ведь в тюрьме над каждым зэка совершена несправедливость. Мы ликуем. Шамс, маленькая пухлая обезьянка, таджик, совершает над дальняком омовение: моет яйца, уши, лицо, ноги. Вскарабкивается на кровать, преклоняет колени, шепчет молитву, кладёт поклоны Аллаху и возвращается к телевизору.
Я прожил в Нью-Йорке шесть лет. Я написал о Нью-Йорке четыре, нет, пять романтических произведений: «Это я, Эдичка», «Дневник неудачника», «История его слуги», «Палач», "316, пункт "В", и ещё множество рассказов. Я стал затем, в должный срок, руководителем молодёжной организации, оравшей у американского посольства: «Дайте нам американца, мы ему отрежем яйца!» – вот и отрезали яйца! Вот и отрезали! Высокомерная жестокость янки наказана. Мишка – самый консервативный из нас, у него нет ненависти к америкосам, у него с ними завистливое соревнование. Не далее чем три дня назад он вещал со шконки: «Что их день Святого Валентина, разве это круто? Каких-то семерых гангстеров замочили в гараже в один присест, это не крутизна. У русской мафии бывали побоища с полусотнями трупов». То есть Мишкина гипертрофированная гордость русского бандита заставляет его соревноваться с янки. И вот они повержены!
Утро 12 сентября было плотно забито у меня благодаря атаке на Америку. С семи утра я плотно прилип к телевизору и отлип от него лишь на время обеда. После обеда прилип ещё крепче. Технокартинка башни и самолётики пополнились любительскими съёмками. Наиболее ударным был видео-клип, снятый со стороны Бруклина, сопровождаемый уже упомянутыми мной воплями: Oh, My God! Oh, My God!
Российское телевидение рассыпалось в сладком сочувствии Америке. Наши Zoldaten довольно щурились. Палестинцы на экране теле танцевали радостную джигу. Композитор Карл Хайнц Штокхаузен назвал акцию самым великим произведением искусства из когда-либо созданных. На пресс-конференции в Гамбурге в беседе с журналистами речь зашла о Люцифере, и композитор заметил, что дьявол не может быть только историческим персонажем, что этот образ всегда актуален, и незаметно перешёл к самой роли разрушения в искусстве. «То, чему мы оказались свидетелями 11 сентября, заставит нас изменить взгляд на вещи, словно величайшее произведение искусства. Эти творцы достигли одним своим поступком того, чего мы, музыканты, никогда не смогли бы достигнуть. Эти люди фанатично репетировали в течении десяти лети, как безумные, ради единственного исполнения. А затем погибли… Я не смог такого добиться. Композиторам нечего этому противопоставить».
За такое высказывание 73-летнему Штокхаузену пришлось сразу же поплатиться. Оба его концерта в Гамбурге были аннулированы. Представляю, как его размажут европейские СМИ, если он уже высказывается в том смысле, что его неправильно поняли. Штокхаузен правильно определил авторов акции как творцов.
«То, что произошло – настоящая война, первая война XXI века. Отказываешься верить своим глазам, настолько она кажется галлюцинацией, пришедшей из мира фантастики. Создаётся впечатление, что только слепая ярость „чужих“, и холодный, непостижимый для нас разум представителей другой цивилизации могли сыграть такую сложную по своему замыслу партию. Нет никаких сомнений в том, что тот, кто задумал и осуществил эту чудовищную акцию, обладает огромной мощью», – пишет Джульетто Кьеза, корреспондент итальянской газеты «Карьеро де ла Серра», живущий в Москве. И добавляет: «Вспоминаются трагические слова лауреата Нобелевской премии по литературе Иво Андрича о „клубах ярости и гнева“, которые обволакивают тех, кого считают ответственными за былые несправедливость и насилие». А под всем этим «в глубине зреют ураганы и смерчи ненависти, которые ждут своего часа». И вот этот час настал. Мы все являемся свидетелями конца целой эпохи. Удар нанесён в самый центр огромной пирамиды мирового порядка, и её обломки не могут миновать то, что покоится у основания. Пирамида обрушилась как два колосса – близнеца Всемирного Торгового Центра, которые рухнули на глазах у миллиардов зрителей, замерших у экранов своих телевизоров.
Это конец всех политических стратегий, подчинявших мир в прошедшем веке…
Это конец военных доктрин, главенствовавших во всех войнах прошлого века – как мировых, так и локальных. В основании этих доктрин – иллюзорное сегодня представление, что обладание военной мощью может подавить любой, ещё не разгоревшийся конфликт.
Это и конец традиционного терроризма, который стал уже привычным явлением в прошлом веке.
Это конец и уверенности в завтрашнем дне, поскольку мы все жили в мире, где решающая роль принадлежала Соединённым Штатам. Установленный ими мировой порядок, пошатнувшийся сегодня, был зачастую эгоистичным и насаждался насильно. Но теперь этот порядок уступает место хаосу.
Кьеза – буржуазный журналист. Его характеристики смягчены и выводы недостаточно радикальны. Можно сказать жёстче и твёрже. Соединённые Штаты жестоко помыкали своей гемисферой, отведённой им самими себе согласно доктрине Монро. Вооружённые вторжения США в Латинской Америке исчисляются многими десятками: захваты Калифорнии, Гавайских островов, Филиппин, Нью-Мексико, вторжения в Доминиканскую республику, это ещё 19 век. В 20 веке Соединённые Штаты распространили доктрину Монро на весь мир. Совсем распоясались они с 1990 года, когда поняли, что победили СССР в «холодной войне» и стали единственными хозяевами мира, «Masters of the Universe» – однако повластвовали только десять лет со времён вторжения в Ирак в 1990 году. 11 сентября 2001 года мерзавцам, Империи, поправшей все нормы международных отношений, был нанесён не просто удар. Империя была остановлена анонимной группой самоотверженных Героев, решившихся на самоубийство.
Оружием, которое отныне оздоровит мир и сделает наказуемыми преступления Империи, явилась всего лишь человеческая воля. Применённая во взаимодействии со средствами современной цивилизации. Более того, подвиг героев теперь могут повторить и не герои, а просто обречённые люди, например, неизлечимо больные раком или AIDS или любым другим неизлечимыми заболеванием. Контингент смертников практически неисчерпаем, посему, трепещите, тираны. Америка тиранила, нагло выхваляясь, весь остальной мир, ну и получила! Безусловно, это и новое слово в войне – как в своё время устарела позиционная война, война траншей устарела в период с 1918 по 1939 год, так отныне устарела вообще война вооружённых сил. Дорогостоящие вооружённые силы ныне не нужны, достаточно небольших отрядов смертников. Новое оружие, – «смертники» – куда более гуманно, чем ядерное оружие, оно ничего не стоит, и всегда под руками. Как и всякое другое оружие, смертники могут быть употреблены в неправедных целях. Этот червь, увы, уже находится в яблоке. Тут уже ничего не поделаешь.
В момент, когда пишутся эти строки, можно уже с уверенностью сказать, что Соединённые Штаты не задумались над происшедшим. Они машут оружием и взывают к отмщению. Это ошибочная, опасная реакция на происшедшее. Между тем, государствам следует глубоко задуматься. Свободолюбивые же народы и личности должны праздновать этот день. Мы воспряли духом, потому что поняли, что на тиранию Америки нашлась управа. А через пример Америки поняли, что на тиранию государства вообще нашлась управа. Нашлось возмездие, доступное каждому сильному духом народу и сильной духом группе лиц. Речь не идёт обязательно о самолётах. Развитие тактических вариантов тактики смертников мы вскоре увидим. Не сомневайтесь, товарищи.
Если бы мир был устроен пристойно, то всё происшедшее было бы прискорбной кровавой баней. Но так как я сам в трезвом уме и с честной совестью видел, как янки уничтожали инфраструктуры Багдада и Белграда, то всё в полном порядке. Со стороны совести нормальных людей возражений нет. Есть опасность сузить то, что произошло, до столкновения богатого Севера и бедного Юга. Доказательства арабского происхождения самоубийц, направивших самолёты на WTC, могут оказаться подлинными или нет. Но столкновение нужно рассматривать шире. Это победа группы над государством, это победа моральной мощи над мегатоннами оружия, победа человека, его воли над механической множественностью и богатством.
Впечатляет желание героев остаться анонимными. Ни звука. Посмертная записка, якобы обнаруженная в чемодане, оставшемся в аэропорту, непогруженном на самолёт, протаранивший башню WTC, оказалась фальшивкой, человек, от имени которого она написана, не улетел на самолёте смертников, у него были всего лишь украдены документы. Ни звука! Весь мир и, прежде всего, янки обижены. Почему не внесена ясность? Кто вы? Зачем вы это сделали? Но нет ответа. Мы – никто. У нас нет имён, нет национальностей. Мы Боги мщения. Безымянные Боги мщения. Мы те «ураганы и смерчи ненависти», о которых писал Иво Андрич (классик сербо-хорватской литературы, автор «Моста через Дрину»), дождавшиеся своего часа. Сербы и хорваты знают много об «ураганах ненависти».
Убийство Кеннеди хотя бы имело лица. Лицо Освальда, лицо Джека Руби, а здесь – презрительное молчание. Вы не стоите наших имён, свиноподобные янки! Это высший класс, такие манеры, это высший класс! Действие говорит само за себя. Только картинка: знойное небо, чёрный дым, сияющий корпус тяжёлого пассажирского лайнера, входящий в тело американской свиньи…
Какой Бен-Ладен, при чём здесь позирующий с автоматом, суетный и тщеславный Бен-Ладен? Здесь работали Архангелы с огненными мечами… Воины Духа…
Отлично. Мир теперь вернулся к нулевому варианту. У всех теперь равные возможности. Как при изобретении арбалета крестьяне просто выбили издалека сословие рыцарей, так Америка может переплавлять свои авианосцы. Теперь каждый может покорить Америку.
ГРОЗЯЩАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Где как не в тюрьме думать о преступнике и преступлении. Я уже поминал роль Фридриха Энгельса и его замечательный труд, в котором он доказал важную роль преступника в экономике государства. Повторю. Существование преступника делает необходимым существование целых отраслей или институций государства. Как то: полиции, судебной системы, системы тюрем и лагерей, прокуроров и судей, профессии защитника, профессии тюремных и лагерных надзирателей. То есть в полном смысле (я повторяю сказанное уже, но это необходимо, ещё раз ударить по шляпке того же гвоздя) – один преступник трудится, усердствует, совершая преступление, он один с сошкой, а семеро с ложками – паразитируют на его существовании. В наше время помимо следователей, полицейских, судей, прокуроров, адвокатов и тюремных надзирателей от преступника кормятся ещё авторы детективов, их издатели, телевидение, газеты, теле и фото репортёры.
Однако это всё только экономический аспект проблемы. Если же взять современное общество, социум, и посмотреть на него целиком, на всё общество сразу, то можно понять, что преступник – центральная фигура общества. Он – двигатель общества. О тысячах добродетельных граждан и сказать-то нечего по большому счёту. А о преступниках только и говорят. Пять «Криминалов» в сутки на НТВ, четыре «Дорожных патруля» плюс три-четыре сериала-боевика как минимум на каждом телеканале. Преступник – человек, который покушается на чужое: на чужое имущество, на чужую жизнь, вмешивается в нормальный ход событий, рассчитывая изменить их с пользой для себя. Преступник – человек, решающийся на экстраординарный поступок. Без преступления и без фигуры преступника не существовало бы искусства. Представьте себе пьесы Шекспира, лишённые преступников. Без короля Клавдия, убившего отца Гамлета – короля Полония и взявшего в жены его мать, никакой трагедии в существовании Гамлета в замке Эльсинор не было бы. Пьеса не состоялась бы. Без коварного злодея, интригана, преступника Яго Отелло и Дездемона скучно состарились бы, глядя друг на друга с отвращением. Троянская война не состоялась бы без преступного замысла отнять Елену. Без преступного предателя Иуды история Христа потеряла бы в величии и трагизме.
Преступник стоит очень близко к Герою, и в ряде случаев, во множестве случаев, если его побуждениями к насилию, к преступному поступку служит общественное благо или высокое чувство, он и является героем. Че Гевара пришёл с отрядом на землю Боливии и попытался начать там партизанскую войну. С точки зрения боливийского правительства Че Гевара являлся преступником. Но с точки зрения мировой интеллектуальной элиты своего времени (по состоянию на 1967 год) Че Гевара являлся героем. Ибо попытался навязать консервативно-латифундистской Боливии (марионетке США) передовой вариант общественного строя – кубинского типа социализм. Да ещё попытался сделать это столь романтическим путём. Правда, кубинский вариант социализма за прошедшие со времени смерти Че годы потускнел, однако образ Че Гевары («gerilliero heroico», как его называют в Латинской Америке) успел накрепко войти в Пантеон Человечества под архетипом «Революционер». Теперь этого преступника не выкорчевать из Героев.
Образ Преступника будоражит общество. Несмотря на все старания навязать обществу (начали, естественно, это делать в USA) образ героя-полицейского, из этого мало что вышло. Астрономическое количество человеко-часов угроблено на опыление мозгов американцев и европейцев, а теперь и русских, но народным массам интересен полицейский? только если он преступен. А симпатии народные прочно на стороне преступников: Аль Капоне, Бонни и Клайда, Япончика или Михася. Дело тут совсем простое, и обыватель не выбирает Аль Капоне после сравнения его с полицейским. Обыватель не сравнивает, не выбирает. Преступник стоит уже в глазах обывателя, в центре его Вселенной, один как Каин, именно потому, что он противоположен ему, обывателю. Потому что преступник – фигура мифическая – он нарушитель священных табу общества. А полицейский – тоже обыватель. Он ничего не нарушает. Полицейский покорен, а покорный не может вызвать внимания обывателя. Обывателю нужен его Антипод, нарушитель, преступатель. Поскольку сам обыватель не дерзок, не высокомерен, не жесток, как преступник.
А обыватель требует от преступника жестокости, дерзости и высокомерия. Иначе преступник не убедит его в подлинности. Преступник должен войти в его кошмарные сны достойным образом. Именно поэтому свидетели, особенно женщины, обыкновенно запоминают преступника и выше ростом и шире и свирепее, чем он на самом деле есть. Это их желание увеличивает массу преступника, делает его очи сверкающими как угли, рост – великаньим, добавляет ему плеч и бицепсов. Ибо обыватель заранее убеждён, что преступник – сверхчеловек. Сравнивая себя, законопослушных и смиренных, с пойманным и наказанным преступником, обыватели, да, тихо радуются своей законопослушности. Однако обыватель и завидует преступнику во многом. Жизнь преступника намного интереснее жизни обывателя, он работник свободной профессии, на службу не ходит, живёт как artist, много развлекается. А само преступление, совершаемое преступником, много времени не занимает.
Глядя на преступника и его судьбу (предварительное заключение, суд, жизнь на зоне), обыватель постоянно воздаёт хвалу своей покорной осторожности. Одновременно, он не совсем уверен, что все преступники попадаются, и он часто разрывается между позывом совершить преступление и боязнью наказания. Время от времени обыватель решается совершить преступление. И тогда становится преступником. Так что чёткой границы между преступниками и обывателями не существует. Каждый обыватель может пересечь границу. Правда и то, что однажды пересекши границу в преступлении, обыватель редко становится опять обывателем.
Обыватель заранее убеждён, что преступник – сверхчеловек. Это психологическая аура преступающего закон (закон общества, но и закон справедливости и милосердия, т.е. закон божий) пурпурной мантией волочится за ним. К тому же у преступника такая родословная! Он ведёт свой род от Каина, убившего брата. Родословная заранее делает преступника зловеще-привлекательным. Преступник – древний персонаж, вечный. Он сбит из библейской терракоты.
Жизнь – это конфликты, а преступник – источник конфликта. Миллион преступников ( а у нас в России их в СИЗО и в тюрьмах во всякое время содержится более миллиона) создают миллион конфликтов. В результате – общество движется. Есть работа судьям, прокурорам, адвокатам, тюремщикам, журналистам. Попадая в тюрьму, преступник ломает ткань общества, в которой он жил до этого, был её узелком – его семья, дети, жена, родители – страдают. Взамен выбывшего члена общества возникают другие узлы общественной ткани, дыры залатываются, места освобождаются. Миллион конфликтов движут общество.
Законопослушные граждане на самом деле куда меньше нужны обществу, чем преступник. Законопослушные не создают конфликтов, и потому вокруг них тишь да гладь, нет движения. Возникает соблазн связать способность к преступлению с талантом личности человека. Чем выше энергия человека, его быстрота, сообразительность, тем более он способен к преступлению. Законопослушный же скорее туп, он сонный, он не быстр и не сообразителен. Следовательский жаргон, что интересно, полон таких выражений, как «дерзкий», «высокомерный», – в применении к преступникам. Обыватели редко бывают дерзкими и высокомерными. А если они таковы, то по ним тюрьма уже плачет, и вскоре можно ожидать перехода такого обывателя в число преступников.
Я уже немало насмотрелся на преступников. Ну, у нас в Бастилии не развернёшься, – видишь только сокамерника. Но я не раз разделял с этими ребятами автозэки и пришёл к выводу, что отборная гвардия молодёжи заключена в российских тюрьмах. Самые красивые, самые дерзкие, самые мускулистые. Небыстрые и сонные встречаются редко. Конечно, условия их содержания не соответствуют ни Универсальной Декларации Прав Человека, ни даже минимальному уровню безопасности жизни. Их просто безжалостно уничтожают. Они живут в переполненных камерах без воздуха, где не горит спичка, мрут от невиданных болезней и от передозы наркотиков. Наркотики в тюрьме достать легче, чем на воле. Парни чешутся, они бледны, – но каждый – отборный экземпляр мужчины.
Как-то я пошутил, сказал сокамернику, что если всех узников Лефортово вывести на демонстрацию, то мы без труда возьмём Москву уже к вечеру. Просто попросим присоединиться к нам наших сторонников. Радуев созовёт своих чеченов, Анатолий Быков всех, кто работал с ним, кто ему сочувствует, просто спортсменов и тех, кто захочет связать свою судьбу с выдающимся предпринимателем, Антон Титов призовёт своего Гусинского и его деньги. Я призову Партию и сочувствующих лично мне. Среди узников нашей Бастилии, как я называю Лефортово, есть дипломаты, воры в законе, бизнесмены мирового класса, уголовные авторитеты, спецназовцы ВДВ, герои войн, знаменитые киллеры. По количеству талантов на квадратный метр Лефортово далеко превосходит Кремль, Белый Дом и ГосДуму на Охотном Ряду. Мы могли бы немедленно сформировать эффективное правительство. И все мы преступники.
Когда я был мальчиком, я разрывался между желанием стать испорченным поэтом, как Александр Блок, и знаменитым преступником. Сегодня, когда я не по своей воле попал в число самых знаменитых преступников страны, я бы обошёлся без этой чести, но поздно. Думаю, время, проведённое мной в русской Бастилии – в Лефортово, будет всегда приводить в восторг моих биографов. Я бы обошёлся без Лефортово в моей биографии. Но не могу пройти мимо факта, что я, заявленный тяжким преступником, пишу о феномене преступника.
Распространено мнение, что русские с сочувствием якобы относятся к преступникам. Пострадавший от закона, действительно, пользуется сочувствием нашего народа. Объясняется это скорее тем обстоятельством, что русские слишком хорошо знают, что закон в России часто синоним беззакония. Ни в одном языке мира не существует эквивалента слова «беспредел», у нас это слово широко распространено, и даже официальные лица бодро и с подъёмом употребляют словосочетание «правовой беспредел». Русские сочувствуют попавшему в лапы закона преступнику. Одновременно большая часть нашего общества выступает за смертную казнь. Часто это одни и те же люди, застигнутые опросом в разном настроении.
Вернёмся к утверждению, что преступник – не какой-то там периферийный персонаж, но важнейший и активнейший член общества. Выскажу дерзкую мысль: он самый важный член общества. Восстания преступников Разина и Пугачёва пошатнули самые основы Российской государственности. Да, Степан Разин и Емельян Пугачёв были преступниками, бросившими вызов Власти и Системе. Одновременно они являлись вождями не-победивших, мощнейших восстаний низших классов общества против династии Романовых, и, как таковые, являлись героями этих низших классов. И не были для них преступниками. Меня обвиняют ни более ни менее как в создании незаконного вооруженного формирования, с целью, чтобы оно действовало впоследствии на территории Казахстана и совершало террористические акты. В современном Уголовном Кодексе РФ нет статей, ближе стоящих к деяниям Разина и Пугачёва, чем статьи 208 и 205, по которым меня обвиняют. Сидя в тюрьме для государственных преступников по обвинению в создании Национал-Большевистской Армии, я чувствую себя близким к Разину и Пугачёву. Отец Разина, Тимофей, кстати, родился в верховьях Дона, там же где и мой отец, мой батя Вениамин Иванович родился в г. Боброве, Воронежской области. Преступные места эти славны ещё и тем, что в Боброве находилась одна из ставок преступника атамана Болотникова. Думаю, бледным товарищам из ФСБ стоит провести ряд зачисток в тех исторических местах. Там явно благоприятный климат для рождения преступников.