Текст книги "В плену у мертвецов"

Автор книги: Эдуард Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

ЭПИЛОГ

После обеда нажал сигнал «Вызов». Кормушка открывается: «Хотел бы пойти поработать в тринадцатую. Готов…»

«Сейчас. Сделаем».

В 14.40 выхожу, руки за спиной сжимают тетради.

«Проходим».

Мы и проходим, я впереди, руки за спиной, фуфайка, тапочки, борода, длинные волосы Монте-Кристо, он, – прапорщик, сзади. По верхней ножке буквы "К" стекаем к центру. Мимо пульта, мимо кариатид, мимо запаха кошачьей мочи (из-под лестницы) …

В спецназовском ватнике, наброшенном на плечи, у стены против пульта стоит одинокий Zoldaten. Прикурил, вспыхнув зажигалкой, – кляксой огня в сумерках тьмы.

Тюрьма тихая. Величественная. Высокая. Разоблачающая. Здесь никто себе не лжёт. Здесь ты такой как ты есть.

Прошли в нижнюю ножку буквы "К". Прапорщик открыл тринадцатую, карцер. Сдвинул четыре выключателя: два верхних света, розетку и сигнал «Вызов».

«Благодарю».

Дверь с лязгом закрылась. Я сел к тумбочке. Разложил тетрадки. Я улыбаюсь: «Здравствуй, Вечность!»

«Здрав-с-с-твуй!», Вечность шипящим прибоем ласково прильнула к моим ногам.

«Здрав-с-с-твуй!»

ХОДАТАЙСТВО

Прошу Уважаемый суд, чтобы при исследовании материалов Уголовного дела № 171, суд принял во внимание факты, касающиеся отношений между ФСБ и мной лично, а так же ФСБ и Национал-Большевистской Партией. Отношения существовали за много лет до возбуждения уголовного дела № 171, это чрезвычайно важно знать. Следователи делают вид, что ФСБ обратила на меня внимание с января 2001 года, когда генерал-лейтенант Пронин В.В. обратился в Мособлсуд за разрешением на ОРМ – по адресу: Москва, Калошин пер, д.6/8, кв.66, где я проживал. Однако, ФАКТЫ ТАКОВЫ:

1. В октябре 1973 года (да-да, 1973 года!) в квартиру на улице Марии Ульяновой, которую я снимал вместе с женой Еленой Щаповой (Козловой) в г. Москве, явились представители КГБ в сопровождении сотрудников милиции и увели меня. Впоследствии я был неоднократно допрошен и подвергнут давлению. Под окном моей квартиры на ул. Марии Ульяновой стоял фургон, из которого мои разговоры прослушивали. (Официальный предлог для запугивания: отсутствие московской прописки, запугивали статьёй 198 тогдашнего УК). Меня пытались заставить стать осведомителем, вызывая ежедневно на допросы на ул. Дзержинского, 2; и когда я отказался, припугнули тюрьмой («Мы дадим Вам год, а у Вас молодая жена…») и в конце концов заставили выехать за границу по израильской визе. Впоследствии, через десять лет, в Париже, от сестры моей жены – Ларисы Сергеевны Козловой (в замужестве Файяд) я узнал, что мои злоключения 1973-74 годов явились следствием закулисной борьбы внутри КГБ, что я, как таковой, и моя судьба, были этим людям безразличны. Внутриведомственная интрига была направлена своим острием против начальника Ларисы Сергеевны Козловой (Файяд). Она была агентом советской внешней разведки в Бейруте. Пытаясь свалить начальника, его соперники в КГБ «разработали» личные и business-связи Ларисы Козловой. (Для прикрытия Козлова-Файяд держала антикварный магазин в г. Бейруте, Ливан). КГБ добыло на неё компромат. В результате госпожа Козлова-Файяд не пострадала, вернулась в Бейрут. Начальник отдела разведки, курировавший её, однако вынужден был уйти в отставку. Но больше всех пострадали случайные люди: я оказался вместе с Еленой Козловой за границей, хорошо отделался ещё. А некто Давид (фамилию не помню), поставлявший Козловой иконы и антиквариат для её магазина в Бейруте, получил 9 лет лишения свободы.

2. По приглашению Комитета Госбезопасности (24 июня 1993 года.), в частности генералов Карнаухова и Иванова, я посетил оба здания на Лубянке. В том числе и кабинет председателя КГБ, где фотографами Комитета были сделаны фотоснимки меня возле бюста Дзержинского и за столом. Я также встречался с оперативниками ведомства, пришли человек 50. Встреча происходила в зале и снималась на видео. Во время встречи мы посетовали на то, что 20 лет назад не поняли друг друга. (Кто мог знать, что через восемь лет они опять меня не поймут). Когда я выразил желание увидеть моё «дело» 1973 года, мне сказали, что «дела» уничтожают каждые 15 лет, и, возможно, я проходил по чьему-то делу. То есть я получил лёгкий отказ или отговорку.

3. Наблюдение ФСБ за Национал-Большевистской Партией было установлено чуть ли не с первого года её возникновения. Если поднять материалы газеты «Лимонка», её подшивку, то становится ясно, что уже с 1995 и 1996 годов ФСБ в регионах активно репрессировала НБП – задерживала и допрашивала членов партии, запугивала, угрожала сообщить о партийной принадлежности и факте того, что данным человеком по этому поводу занимается ФСБ, по месту работы или учёбы. Поводом для репрессивных мер служила, всякий раз, всего-навсего легальная, закреплённая Конституцией (глава 2, статьи от 17 до 64, «Права и свободы человека и гражданина») политическая деятельность национал-большевиков, и лишь в редчайших случаях – административные правонарушения. Обыкновенно, когда накапливалось достаточное количество нарушений Конституции со стороны ФСБ, я, как председатель партии, обращался с письмом к генеральному прокурору РФ или директору ФСБ с перечислением фактов нарушений Конституции и Законов, допущенных его сотрудниками. Так, 2 июня 1999 года, я отправил письмо Путину В.В., тогдашнему директору ФСБ, письмо следующего содержания: "Уважаемый господин Путин! Пример насилия НАТО над Югославией очевидно заразителен. Довожу до Вашего сведения, что Ваше ведомство грубо нарушает права членов Национал-Большевистской Партии. ФСБ развернула широкомасштабные репрессии против НБП в регионах. Совершается это путём обманов, подлогов, предложений стучать на партию и запугиванием. Несколько фактов:

Так в г. Вологде, все члены организации НБП были допрошены сотрудниками ФСБ, руководителю организации А.Смирнову было сказано, что против него и организации возбуждено дело по статье 205 (терроризм!) на основании факта производства и распространения листовки!!! Для того, чтобы проходить по статье 205-ой, господин Директор, необходимо совершить взрывы, поджоги, вооружённые нападения, а тут листовка! К тому же министерство Юстиции (региональное управление) уже вынесло Вологодской организации НБП предупреждение по поводу этой же листовки. То есть Ваши подчинённые лгут и запугивают.

Многие месяцы задерживают, допрашивают, приезжают на дом сотрудники ФСБ к руководителю НБП в г. Железногорске, Красноярского края, Д. Куликову. Предлог: листовки, графитти в городе. В самом городе Красноярске были подвергнуты допросам, было оказано давление на членов НБП: С. Марченко, К. Гордеева и других. В г. Новосибирске сотрудник ФСБ предложил члену НБП Д. Михайлову стучать на партию. Выяснилось (также как и в городе Вологде), что ФСБ известны все члены Новосибирской организации поимённо!..

В г. Астрахани все члены НБП во главе с региональным секретарём В. Нелюбовым, подверглись допросам, и у них были произведены обыски. Пострадал также местный журналист, не член НБП. Причина: листовка. Авторство этой листовки астраханское отделение отрицает.

За сим, за недостатком места перечисление незаконных действий Вашей организации останавливаю.

Владимир Владимирович, все действия Ваших подчинённых напоминают действия идеологического отдела КГБ. Мною они квалифицируются как яркие признаки полицейского государства.

Прошу Вас, господин Директор ФСБ, приказать прекратить политический сыск и репрессии против НБП, прекратить попирать законы и Конституцию Российской Федерации. Эдуард Лимонов."

Текст письма опубликован в № 119 газеты «Лимонка», а этот номер газеты приобщен в качестве вещественного доказательства к уголовному делу № 171, и его можно обнаружить в томе № 4 уголовного дела.

Очевидно, какие-то меры тогда были приняты руководством ФСБ, потому что в Вологодской, Новосибирской, Астраханской областях и в Красноярском крае ФСБ прекратила репрессии и преследования наших активистов. Однако репрессии и преследования совершались в других регионах России. По газете «Лимонка» можно проследить эти репрессии. И по номерам до №119, и по номерам после.

4. В апреле 1997 года, в штабе на 2-ой Фрунзенской улице, у нас выступил председатель семиреченских казаков и сообщил, что в г. Кокчетаве (Казахстан) 2 мая намечается проведение казачьего круга. На круге будет решено либо создать русскую автономию на территории Кокчетавской области в составе республики Казахстан, либо будет принято решение о полном отделении области от Казахстана с последующим присоединением её к России. Представитель казачества сказал, что у казаков есть реальные шансы законодательно оформить отделение от Казахстана, так как в составе «маслихата» (областного совета) Кокчетавской области из 24 его членов – 22 русские. Вполне возможно, что власть Казахстана попытается подавить казаков. Потому казаки Кокчетавской области приглашают русские патриотические организации помочь в проведении круга: прислать людей, либо помочь деньгами. Взяв с собой восемь человек, я отправился в конце апреля в Казахстан. Уже недалеко от Пензы, у станции Белинская, нас впервые обыскали сотрудники ФСБ. Искали только оружие, и более всех обыскивали меня и моего охранника. Через сутки, в районе г. Уфы, обыскали ещё раз. Однако, времена были другие. Нас, членов патриотической организации, обыскивали поверхностно и с явным сочувствием. Хотя продолжали следить – «вести» до самой границы с Казахстаном и сдали с рук на руки КНБ – Казахской Национальной Безопасности. Ночью, при переезде границы в направлении Петропавловска, люди в кожаных куртках долго и нервно искали меня среди спящих пассажиров плацкартного вагона. Найдя, указали таким же своим коллегам, казахским лицам в кожанках, и все успокоились. В Кокчетаве нас арестовали, взяли с меня под взглядами телекамер подписку о невмешательстве во внутренние дела Казахстана. Упрямый, я остался с ребятами в Кокчетаве. Казачий круг запретили. 4 мая в Кокчетав прилетел тогдашний премьер-министр Казахстана Акежан Кажегельдин (ныне крупнейший лидер оппозиции) и привёз Указ о расформировании Кокчетавской области и объединения её с другой областью Казахстана, дабы уничтожить русское казачье большинство в «маслихате». Все эти события кое-как описаны в одной из глав «Анатомии Героя» и ждут своего часа, дабы быть описанными хорошо. Здесь упомяну лишь, что в Кокчетаве мы находились под домашним арестом, под усиленным наблюдением КНБ, и каждое утро начиналось с прибытия майора Карибаева, оперуполномоченного Комитета Казахской Национальной Безопасности по Кокчетавской области. Впоследствии мы переместились в г. Алма-Ату, где нас ежедневно пасли сотрудники КНБ во главе с подполковником Бектасовым. Тогда кооперация между спецслужбами Российской Федерации и Республики Казахстан в борьбе с НБП сводилась лишь к пристальному наблюдению за нами. Через неделю мы покинули Республику Казахстан и двинулись в экзотическое путешествие через страшный Узбекистан в Таджикистан, в расположение российской 201-й дивизии, его я тоже в общих чертах описал в книге «Анатомия Героя». Вернулись мы тогда в Москву в начале июня 1997 года. 14 июня наше помещение взорвали, вероятнее всего спецслужбы Казахстана.

Какие основания были у ФСБ для подозрения нас в перевозке оружия, что послужило причиной обысков у станции Белинской – вблизи Пензы и второго обыска – вблизи Уфы? Возможно сам факт, что отряд НБП отправлялся на помощь казакам, где ожидалась акция отделения? Казахские власти восприняли казачий круг серьёзно. Все железнодорожные подъезды к Кокчетаву, аэропорт и шоссейные дороги контролировались. Когда мы сошли с поезда на ж/д вокзале Кокчетава, там находилась на перроне может быть рота милиционеров. Вероятнее всего, о нашей поездке предупредил ФСБ Сергей Свойкин. Этот человек лет 35, якобы казак и якобы вожак какой-то так и не реализовавшейся московской казачьей организации, появился у нас в штабе за несколько месяцев до поездки в г. Кокчетав. Он знал, что НБП отправляется в Казахстан и умолял взять его людей с собой. Позднее, в октябре 1999 года Свойкин дал интервью газете «Новая Сибирь», где раскрыл планы готовившегося, якобы, в г. Усть-Каменогорске «восстания» Казимирчука (Пугачёва). В результате ФСБ передала информацию КНБ и Казимирчук и его товарищи были арестованы в ноябре 1999 года. Но об этом дальше. (Безусловно, мы ездили в г. Кокчетав, чтобы поддержать казаков с мирными целями. Привезти им поддержку с матери Родины.)

5. 20 февраля 1999 года около 14 часов, неизвестные подбросили на лестницу, ведущую в помещение 4, дома 7 по 2-ой Фрунзенской улице картонный ящик с бутылками (разной ёмкости, очевидно, наспех собирали), содержащими горючую смесь «Коктейль Молотова». Наши дежурные, находящиеся в помещении, догадались тотчас отнести ящик в 107-е отделение милиции, благо оно находилось в том же доме № 7, над нами. Через двадцать минут в помещение наше ворвались вооружённые люди, якобы сотрудники МУРа. Якобы в МУР по «02» поступило сообщение, что в помещении увидели вооружённых людей. Обыск (крайне поверхностный) не обнаружил чего-либо запрещённого законом. Раздосадованные «муровцы» вызвали пожарного, и он, по их приказу, опечатал помещение, ссылаясь на некие нарушения правил безопасности, которые всегда в запасе у пожарных. Провокация не удалась. Хотя организаторы провокации хорошо подготовились, вызвали на место ожидавшегося преступления основные СМИ: несколько телеканалов, информагентства и даже передачу «Дежурная часть». Подъехав в штаб, я имел возможность дать интервью средствам массовой информации, стоя рядом с дверью, ведущей в помещение 4, дома 7 по 2-й Фрунзенской улице. Я высказал мнение, что налёт на наше помещение «заказал» Никита Михалков, а осуществила его или ФСБ, или люди Степашина. И назвал фамилию Кондратьева. Я сказал, что накануне 19 февраля, у меня здесь в кабинете побывал капитан ФСБ Д.Кондратьев. (Михалков здесь при том, что около 12 часов этого же дня, 20 февраля, члены НБП разбросали на презентации (для журналистов) фильма Михалкова, в гостинице «Рэдисон-Славянская», листовки под названием: «Друг палача!», в которых изобличалось участие Михалкова в перевыборах в президенты Нурсултана Назарбаева – русофоба и гонителя русских в Казахстане.) В свою очередь поинтересовался у СМИ, кто их вызвал сюда. «Правоохранительные органы», – ответили мне журналисты.

6. Вечером 29 января 2000 года (совпадение дат с 29 января 1999 г. – встреча с Зотовым) около 19.30 моя подруга Анастасия Лысогор, возвращаясь домой в неурочное время из института, обнаружила, что в окнах моей (нашей) квартиры 66 в доме 6/8 по Калошину переулку горит свет. Внезапно свет потух. В одной комнате, затем в другой. Окна квартиры видны издалека, спутать их невозможно, поскольку квартира помещается на последнем, девятом этаже и она угловая. У подъезда стояла группа необычных для нашего дома мужчин. Поднявшись на лифте, Лысогор заметила двух мужчин с рюкзаками и сумками этажом ниже нашего (лифт останавливается между этажами восьмым и девятым). Я вернулся домой через полчаса, или чуть более того, и мы, проанализировав детали, пришли к выводу, что у нас в квартире побывали неизвестные. (Опять-таки, в материалах уголовного дела № 171 имеется в 4-ом томе распечатка прослушки на листе 207-ом, где оперуполномоченный Волков комментирует запись от 26 января так: «Далее, Э.В. говорит, что год назад к нему в квартиру был заход, предполагает, что ему были поставлены „жучки“. О факте захода он сообщил в Генпрокуратуру».) К тому же, накануне на чердаке допоздна трудились некие люди, отрекомендовавшиеся соседям как установщики кабельной антенны (в доме уже существовала одна, я был к ней подключен). Я разумно заключил, что целью всех этих групп работников является моя квартира. Только ФСБ может так профессионально наладить слежку за мной, что магнитный билет метро показал мне в тот вечер, что я вошёл в метро на станции Фрунзенская в 19.31, а Лысогор сообщила мне, что свет в окне моей квартиры потух в 19.34.

Хочу добавить (позднее я ещё буду говорить об этом), что в уголовном деле № 171 в 4-ом томе на листе 124 представлена ксерокопия постановления судьи Московского Городского Суда Куличковой И.В. за № ОРМ-14, от 4 января 2001 года, где в частности сказано, что в Московский Городской Суд обратился с просьбой о проведении оперативно-розыскных мероприятий начальник Управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом ФСБ РФ Пронин В.В., и что, выслушав объяснения Волкова А.Г. (фамилия этого оперуполномоченного стоит под всеми распечатками прослушек моей квартиры), судья Куличкова И.В. разрешила проведение ОРМ в отношении неустановленных лиц по адресу: г. Москва, Калошин пер., д. 6/8, кв. 66. Проблема, однако, в том, что печатный текст постановления два раза несёт на себе 2000 год, но поверх последнего нуля начертана единица. Подделка даты?

7. ФСБ не должна была нами заниматься, но занималась. Утром 22 февраля мы обнаружили в актовом зале пансионата «Зорька», где должен был пройти III съезд НБП, – подслушивающее устройство. Массивное, в виде металлической груши, оно было прикреплено к стене и закрыто экраном. Член партии, – майор запаса Александр Бурыгин дезактивировал его, и мы начали съезд. Через пару часов в зал ввалился странный отряд якобы милиционеров, одетых в разную форму и сообщил, что в зале заложена бомба. Нам предложили очистить помещение. Однако через пару часов или менее того, нас пригласили продолжить заседание. Именно пригласили. Сейчас следствие утверждает, что будто бы на съезде оглашались какие-то проекты, в частности и проект «Вторая Россия». Но представить связные доказательства оно не может. На самом деле целью съезда было принятие новой программы партии, соответствующей требованиям министерства юстиции, и утверждение её. С тем чтобы эту новую Программу и новый Устав внести на рассмотрение Министерства Юстиции для регистрации Партии как общероссийской политической организации. Что мы и сделали в начале марта 2000 года. Программа существует, как и решение съезда о её принятии, и может быть представлена в суд.

8. Тут следует остановиться, чтобы сделать некоторые пояснения по поводу города Новосибирска, газеты «Новая Сибирь» и провокатора Сергея Свойкина. Новосибирск стоит на Транссибе, Барнаул же находится на 250 километров южнее, на перпендикулярном отростке ветки, ведущей на юг, это уже начало Туркестано-Сибирской дороги – Турксиба. В Москву удобнее выезжать из Новосибирска, количество поездов, идущих на Запад из Новосибирска, очень велико, в то время как из Барнаула в Москву идут только два поезда в неделю. Потому удобнее передвигаться из Барнаула в Новосибирск (равно как и в обратном направлении) маршрутным автобусом. Я запамятовал дату, но не то в середине апреля, не то на обратном пути, уже из Горного Алтая, я дал в г. Новосибирске пресс-конференцию местным газетам. Среди прочих присутствовали и представители газеты «Новая Сибирь» – развязной молодой газеты, издающейся тиражом всего в три тысячи экземпляров. «Новая Сибирь» напоминает «Московский Комсомолец» в его лучшие времена, и успела к тому времени (апрель-май 2000 года) прогреметь на всю Россию (и Казахстан). Именно «Новая Сибирь» опубликовала в октябре 1999 года интервью с неким «казаком Сергеем», который поведал (как сейчас Акопян А.Б. в газете «Стрингер») о готовящемся в г. Усть-Каменогорске восстании казаков во главе с г-ном Казимирчуком (кличка «Пугачёв»). В ноябре того же года в г. Усть-Каменогорске (Казахстан) были арестованы около 20 человек, предполагаемые участники восстания во главе с Казимирчуком. Как тогда же пресс-служба ФСБ в СМИ, ФСБ поделилась информацией, основанной на публикации в газете «Новая Сибирь» со своими казахскими коллегами из Казахстанской Национальной Безопасности. Газету использовали в качестве предателя-стукача и провокатора или газета лишь выступила в роли нормального, прожорливого и бесчеловечного охотника за сенсационными событиями? Это вопрос. Но вот что интересно. Человек, дававший интервью газете «Новая Сибирь», мне известен лично, известен он и партии. (В газете имелась его фотография). Чуть ранее я его уже упоминал в связи с поездкой в г. Кокчетав в 1997 году. Это некто Сергей Свойкин, фамилия его всплывала впоследствии не раз в связи с процессом Казимирчука. Участники «восстания» были приговорены к тяжким срокам тюремного заключения – от 18 до 4 лет. Сергей Свойкин, молодой «казак» лет 35, но уже лысый, появился в штабе НБП или в конце 1996, или в самом начале 1997 года. Он поведал о себе, что представляет и возглавляет целое казачье отделение. От него всякий раз крепко пахло водкой, поэтому я ему не очень-то доверял с самого начала. В апреле 1997 года, узнав, что делегация НБП из 9 человек во главе со мной, едет в Казахстан, он явился ко мне и стал буквально умолять взять его и его товарищей с собой. Я сказал, что не могу его взять, и если ему так хочется, пускай он едет сам. После этого эпизода Свойкин исчез и появился вновь вначале среди национал-большевиков г. Санкт-Петербурга, где жил у руководителя А. Гребнева, выдавая себя за мою правую руку и моего посланца. Узнав об этом, я распорядился его изгнать как самозванца. Впоследствии он жил в г. Нижнем Новгороде, где также выдавал себя за моего представителя, а потом в г. Уфе, у Андрея Степанова (проходящего сейчас свидетелем обвинения по у/д № 171). Он якобы взялся даже помочь Степанову зарегистрировать отделение партии в г. Уфе. (Узнать координаты наших представителей в регионах несложно, достаточно поглядеть на 4-ю полосу газеты «Лимонка»). Я дал знать нашим национал-большевикам, и Свойкина вроде бы изгнали. В ту пору мы просто посчитали Свойкина мошенником, который использовал партию для того, чтобы безбедно паразитировать в Питере, Нижнем (там он остался должен две тысячи рублей, а в Питере он жил и ел, и пил бесплатно). Однако когда по его интервью – фактически доносу, были арестованы люди в Казахстане – двадцать человек, я понял, что он – провокатор спецслужб. Я понял, что его подлинное отчаяние по поводу того, что я отказываюсь брать его с собой в Кокчетав, тогда в 1997 году в апреле, было отчаянием служебным: дело сорвалось, и начальство оторвёт голову.

В апреле-мае 2000 года (легко уточнить дату) газета «Новая Сибирь» опубликовала статью, основанную на моей пресс-конференции в г. Новосибирске. А рядом была помещена статья, основанная на бюллетене НБП-ИНФО № 3 о «Второй России». Случилось это, я уже говорил, либо в апреле, либо в начале мая. Во всяком случае, я эту статью лично видел, проезжая через г. Новосибирск в Москву, мне её показывал наш руководитель отделения партии в г. Новосибирске Дмитрий Казначеев. Как попал бюллетень «НБП-ИНФО» в «Новую Сибирь»? Ответ можно дать безошибочно. Только что изгнанный тогда с поста руководителя НБП в г. Новосибирске Дмитрий Виноградов либо сам написал этот материал об НБП и теории «Вторая Россия» в «Новой Сибири», либо дал в газету бюллетень. В том же номере газеты «Новая Сибирь» была опубликована и информационная статья Виноградова на другую тему. Кстати, Д. Виноградов был изгнан из руководителей в результате своей сепаратистской деятельности, когда выяснилось, что он хотел увести из НБП сибирские организации, я лично приказал отстранить его от руководства, поддержав просьбу об этом новосибирских национал-большевиков. Так что этой публикацией Виноградов мстил лично мне и партии. Но вот что думала о том, что делает, сама газета «Новая Сибирь»? Лишь полгода назад, в результате подобной публикации, двадцать человек были осуждены и находятся в страшных казахских лагерях, якобы за попытку создать в г. Усть-Каменогорске Русскую республику.

Занимательно также, что после этой публикации об НБП (или летом, или позже) во время встречи президента Путина с тридцатью главными редакторами газет и руководителями телеканалов в Кремле, я с удивлением обнаружил рядом с руководителями ОРТ, РТР, агентства «Интерфакс», «Коммерсант», «НГ»… главного редактора газеты «Новая Сибирь»! С каких это пор и за какие услуги, провинциальная газета с крошечным тиражом в 3 тысячи экземпляров (для сравнения, тираж «Лимонки» – 10 тысяч) вхожа в Кремль, к Президенту? Разве что за заслуги перед Отечеством, выразившиеся в том, что двадцать русских патриотов были арестованы и отбывают огромные срока в Казахстане? Как газета спецслужб? Вряд ли «Новую Сибирь» приглашал президент. Но пресс-служба ФСБ пригласила.

Достоин также интереса и маршрут провокатора Сергея Свойкина по отделениям НБП. Он долго проживал в г. Нижнем Новгороде у тогдашнего руководителя нижегородской организации добродушного филолога Владислава Аксёнова, тогда уже в организации назревал бунт против В. Аксёнова, и бунт возглавлял никто иной как Лалетин Олег, первым арестованный за покупку оружия по делу № 171. А затем Свойкин из Нижнего Новгорода перебрался в г. Уфу, где жил у Степанова и Кузлева.

Кузлев вскоре погиб, был убит в непонятной ссоре в 2000 году, при которой присутствовал Степанов. Теперь Степанов является свидетелем обвинения; он якобы отбирал по приказу руководителей НБП добровольцев для участия в Национал-Большевистской Армии.

И ещё деталь. В одном из номеров «НБП-ИНФО», я не помню только в каком из трёх номеров, была помещена информация о Сергее Свойкине и Дмитрии Виноградове.

9. В Москве я предложил идею книги воспоминаний издательству «Лимбус-Пресс», и, заключив с ними договор, уселся за работу. У меня появилась идея купить себе кусок земли и дом на Алтае и жить в основном там, лишь наведываясь в Москву. Весь июнь я писал книгу. Именно тогда произошёл эпизод, который я вспомнил лишь недавно, в связи с тем, что Акопян А.Б. выступил в роли свидетеля обвинения по у/д № 171. В то время Акопян ещё был членом исполкома, до этого он был звеньевым. Сообразительный, практичный, он выделялся, хотя я лично его не жаловал. Свои обязанности он исполнял плохо, был высокомерен, тщеславен, хвастлив. Неприятно презирал своих товарищей по партии, а предо мною заискивал. По воскресеньям всякий раз в 17 часов в моей квартире (для моего удобства) собирался исполком. Помню, что однажды Акопян явился поздно, все присутствовавшие уже расходились с Исполкома. Был он необычайно раздосадованный. «Что-нибудь случилось?» – спросил я его после того, как изругал его за опоздание и сказал, что он мог бы и вовсе не приходить. «Я не виноват, Эдуард Вениаминович, – взмолился он. – Меня задержали менты, документы проверяли, зачем-то заставили пройти в отделение с ними, хотя прописка у меня в порядке, обыскали, изъяли мои бумаги, у меня с собой были записи». «Что-нибудь важное?» – осведомился я. «Да ерунда, мои записи», – ответил он. Однако его внешний вид как раз говорил об обратном. Обыкновенно нервно весёлый (он известный кривляка и юродивый в партии), он явно был подавлен. Я очень запомнил ещё тогда эту сцену. Теперь же она предстаёт в другом свете. Именно после этого он стал усиленно просить меня взять его с собой на Алтай. Рекламируя себя как отличного ходока по горам, дескать, он научился ходить в Крыму, что он почти альпинист. Он даже использовал для этого свою в некотором роде дружбу с Аксёновым. Чуть раньше, 15 мая 2000 года в г. Волгограде, ОМОН арестовал Максима Анохина.

10. В июне месяце я направил хозяину турбазы Овсиенко В. А. письмо с просьбой подыскать мне возможное место жительства. Когда я, уже арестованный попросил следователя Шишкина О. А. изъять это письмо и приобщить его к материалам дела №171, также как и моё письмо к охотоведу Чайке Александру Николаевичу с просьбой о том, чтобы он назначил мне возможную цену за его пасеку, расположенную в пункте, называемом Меновная, как доказательства моих намерений купить дом, поселиться на Алтае, мне было в этом отказано. На том основании, что я хотел купить себе дом для конспирации! (Может быть, я и всю свою жизнь прожил, стал писателем, написал 33 книги исключительно в целях конспирации?). Получалось так, что я вынужденно задерживался в Москве дольше, из-за того, что должен был дописать «Книгу Мёртвых». Поэтому я решил ускорить процесс, я решил послать вперёд человека, которому я доверял деньги партии с 1999 года, Сергея Аксёнова. С целью изыскания и покупки автомобиля «УАЗ», так как я уже понял, что без автомобиля на Алтае делать нечего. С Аксёновым и увязался Артём Акопян. Подумав и взвесив все за и против, я решил, что тип проходимистый и нахальный – Акопян – может пригодиться деловому, но скромному Сергею Аксёнову. Я направил Сергея в Барнаул, снабдив адресом и телефоном руководителя нашей организации Евгения Берсенёва, а так же ещё нескольких партийцев. Они отбыли кажется в середине июля. Я дал Сергею с собой денег. Однако я задержался ещё дольше, чем думал, из-за корректуры напечатанного текста, по вине «Лимбус-Пресс», и в результате доехал до Барнаула с опозданием, только 15 августа. 16 августа мы оформили сделку на уже найденную Аксёновым и Акопяном автомашину. Накануне, 15 августа, мне удалось уговорить поехать с нами Виктора Золотарёва, инструктора по туризму, в то время он нигде не работал. С Виктором я коротко познакомился ещё в апреле 2000 года через Берсенёва. 17 августа утром мы выехали в составе: я, Виктор Золоторёв, Михаил Шилин – мой охранник, Олег Шаргунов – водитель, Артём Акопян и Сергей Аксёнов. Всего шестеро. Ещё при выезде из г. Барнаула Михаил Шилин заметил, что за нами следует автомобиль слежения. Остановившись в деревне Сростки, на родине Шукшина, пообедать на холме, на свежем воздухе, мы обнаружили, что нас «потеряли» два автомобиля слежения. Эти же автомобили были нами замечены в населённом пункте Монжерок, на перевале Сенинский, где у нас заглох мотор, и у селения Боочи, куда мы заехали с целью проведать находившихся там на каникулах знакомых Золотарёва – жительниц Барнаула, двух женщин с детьми. Представить, что за нами может следить кто-либо кроме ФСБ после вышеперечисленных случаев установки подслушивающих устройств в моей квартире и на III-ем съезде НБП, мы не могли. Однако мы не испугались слежения, поскольку у нас не было ничего инкриминирующего, даже ножей, и планы у нас были самые, что ни на есть мирные. В каждом автомобиле слежения сидели по трое мужчин. Обычно один автомобиль следовал впереди нас, другой – сзади. Если нам случалось затормозить, нас ждали спереди. Если мы проезжали мимо, оперативники отворачивались.

11. В селении Усть-Кокса мы переночевали на турбазе у Овсиенко. По моей просьбе он поговорил с несколькими местными «баронами» – руководителями хозяйств, с охотоведом Чайкой А.Н., с бригадиром мараловодов в селении Соузар, дабы найти нам временное пристанище. На следующий же день мы уже были у одного из «баронов» – у Кетрарь Дмитрия Алексеевича в селе Банное. Он отвёз нас немедленно в место, называемое Сухой Лог, рядом с маральником, где мы стали жить в недостроенной избе для пастухов. Кетрарь обещал, что на следующий же день пришлёт человека, который поставит в избу окна и дверь (окна в недостроенной избе были затянуты пластиком, а дверь в дом отсутствовала, когда мы вселились). Но никто в назначенный день не появился. Когда мы, выждав несколько дней, приехали к дому Кетраря в селе Банное, нам сказали, что он уехал в Барнаул. (Впоследствии мы так никогда и не смогли его застать). Буквально через несколько дней от местных я узнал, что нами интересуются приезжие люди из ФСБ. То есть поведение Кетраря объяснилось, он боялся с нами общаться. При этом в селе Банном нет даже милиционера, участковый живёт в 50-ти километрах, в селе Карагай. Становилось всё холоднее. Надо было покупать дом или уезжать до следующей весны. В первых числах сентября Виктор Золотарёв познакомился с хозяином соседней пасеки Пироговым Семёном Александровичем. Акопян и Золотарёв поселились у Пирогова, а четверо остальных, во главе со мной, отправились в село Усть-Коксу, где меня ждали В.А. Овсиенко и А.Н. Чайка, чтобы поехать осмотреть пасеку Чайки, находившуюся в месте, называемом Меновная, на 60 с лишним километрах от села Усть-Кокса. Добравшись туда с Чайкой и Овсиенко, мы остались там и провели на Меновной более двух недель. Там нас проверили: один раз приехал парень в тельняшке, якобы в поисках лошадей, другой раз приехал на лошади милиционер с автоматом, якобы разыскивая украденные у пастухов аккумуляторы, походил, посмотрел и уехал. Проверки были исполнены по просьбе ФСБ. Причина, почему нас не обвиняют в организации партизанской базы на Меновной (а пасека г-на Чайки куда более глухое место, и она ближе к границе с Казахстаном) в том, что на Меновной не побывал г-н Акопян. Вот в чём дело. Потому ФСБ не обвиняет нас в создании базы Национал-Большевистской Армии" на пасеке в Меновной.