Текст книги "В поисках вербной феи (СИ)"

Автор книги: Эдуард Тил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

   – Пришли, – сказала Надя, опуская лиса на траву. – По-моему, обычные развалины.

   Но тут она заметила, что шерсть Феликса стоит дыбом, а сам он мелко дрожит.

   – Ты чего? Что тут страшного?

   – Я же говорил, что сам не знаю, чего боюсь, – ответил принц. – Но теперь я справлюсь.

   Надя помолчала, раздумывая о том, каково это – бояться и не знать, чего именно боишься. Феликс тем временем понемногу освоился и неверной походкой направился к разрушенному двору, прямо напротив старой часовни. Постояв там с минуту, он произнёс:

   – Я вспомнил.

  # Глава 7

  # Солнце, молния, гора

   – Вспомнил – что? – уточнила Надя.

   – Это место мне знакомо. – Лис обвёл округу взглядом. – Здесь я получил свои шрамы, здесь повредил волшебный глаз! И именно тут вербная фея спасла меня!

   Он взялся обнюхивать подгнившие доски.

   – Думаешь, она оставила какой-нибудь знак?

   – Хотя бы след! – не сдавался Феликс, отвечая теперь откуда-то из зарослей репейника.

   – Что там найдёшь, кроме колючек? – вздохнула Надя, развернулась и пошла к часовне.

   'Если что-то уцелело с тех пор, – подумалось ей, – то лишь в этом нетронутом месте'.

   Увы, за пятнадцать лет природа добралась и сюда. Каменные стены по низу, где сыро, поросли мхом, а южный угол часовни до самой крыши оплела цепкая лоза.

   Дверь скрипнула, с трудом поддалась, и Надя очутилась перед входом в просторное и очень светлое помещение. Свет лился из высоких окон, когда-то украшенных витражом. Последний, как видно, бурю не пережил: осколками его, как цветным конфетти, были усеяны скамейки и дощатый пол, из щелей которого кое-где уже пробивался настырный одуванчик.

   В конце ряда скамеек, напротив иконы с седовласым старцем, располагалась кафедра. За ней мог стоять или сидеть на высоком стуле местный священник – во время проповедей или иных душеспасительных бесед с прихожанами.

   Обойдя кафедру, Надя заметила стопку листов выцветшего пергамента, прижатых, чтобы не разлетелись, специальной гирькой. Это была филигранно вырезанная из плотного дерева статуэтка воробья, покрытая тёмным блестящим лаком. Подняв её и взяв стопку, Надя обнаружила, что каждый лист исписан энергичным, размашистым почерком.

   Кем бы ни был автор рукописи, побрюзжать и поябедничать он любил. Львиную долю текста составляли всевозможные жалобы и придирки. Касались они, в основном, деревенских детей. Из написанного следовало: Курт лазит за упавшими яблоками в соседский сад, а Петер седьмого дня оставил без присмотра коз, и те нанесли ущерб церковному огороду. К тому же кто-то из них (мальчиков, не коз) умыкнул отсюда вторую фигурку воробья. Далее приводились рекомендации, каким способом следует вернуть заблудших чад на путь праведный. Тут и лишение лакомств, и зубрёжка молитв, и даже розга – если ничего не помогло. Назидательный тон этих советов отдавал таким старческим занудством, что девушка невольно поморщилась.

   – Нельзя оставлять без внимания тот прискорбный факт, что дети наши отдаляются от истинной веры, – имитируя дребезжащий старческий голос, прочитала Надя, когда на пороге часовни показался Его Репейшество с россыпью колючек на боках. – Только наше деятельное участие в воспитании юного поколения позволит избежать...

   Она не закончила: ноги её ощутили едва уловимую дрожь.

   – Всадник! – встрепенулся лис.

   В голове опрометью понеслись мысли. Всадник? Скачет сюда, где пятнадцать лет не бывало человеческой души?! Это точно за ними! Погоня, посланная разгневанным королём? Ох и угораздило же!..

   Теперь звук копыт слышался совсем близко.

   – Прячься! – отчаянно прошептала Надя, но Феликс и так сидел уже под лавкой, напоминая отсюда рыжий колючий куст. Чертыхнувшись, она присела за кафедру, вынула шпагу. Сердце стучало, как кузнечный молот.

   Топот коня стих, а секунду спустя кто-то тяжёлый спрыгнул на землю. Надя, ей казалось, перестала дышать. Может, пришелец осмотрится и ускачет обратно? Или всё же решит проверить часовню? Вопрос в том, не осталось ли на пыльном полу заметных следов – её и лиса? Почти наверняка – остались...

   Вся часовня вдруг представилась Наде смертельной западнёй, в какую она по глупости загнала себя сама. Попробовать тихо вылезти в окошко и, пригибаясь, добежать до кустов, а дальше – к лесу? Лошадь бесполезна в хвойной чаще...

   'Успокойся! – подумала она. – Надо рассуждать как боец со шпагой, а не как испуганный телёнок!'

   Тяжёлая поступь становилась ближе. Вот чьи-то ноги поднимаются на крыльцо, вот переступают порог часовни. Бряц. Бряц. Ботинки по звуку – со стальными набойками. Такие, Надя помнила, тут часто носят с доспехом. Это ещё больше усложняет дело.

   ...Дело?

   Она что, правда собирается выскочить сейчас из укрытия и заколоть человека?!

   Шаги ускорились: чужак решительно двинулся к кафедре. Надя сжала Расплату так, что побелели костяшки.

   Она задержала дыхание и представила, как сейчас...

   – Самир? – послышалось вдруг.

   – Господи, Феликс! – голос графа звучал над самым её ухом.

   Надя покинула укрытие. Галахад перевёл взгляд с принца на девушку, затем обратно. Покачал головой:

   – Я должен был догадаться раньше.

   – Как ты нас нашёл? – спросил лис.

   Самир сорвал с себя дорожную накидку, бросил на скамью. Кивнул Наде:

   – Присядь-ка.

   – Ты что-то знаешь об этом месте, – догадался Феликс.

   Галахад не ответил.

   – Ты знал, но скрывал! – не унимался принц. – Почему?

   – Мы так решили.

   – 'Мы'?

   – Я и Тристан, твой брат. Мы считали, что пустая надежда лучше отчаяния.

   – Не понимаю.

   – Нечего тут понимать. Пятнадцать лет назад ты чуть не умер в этом самом месте. А когда тебя отходили во дворце, ты пустился в рассказы про какую-то фею. Мы тогда решили: пускай. В конце концов, ты был ребёнком. Но вот ты вырос, а продолжаешь верить в сказку. И эта глупая вера толкает тебя на неразумные, опрометчивые поступки.

   Лис весь как-то подобрался. Взгляд его стал холодным, выражая... нет, не обиду: глубокое разочарование, вскоре уступившее равнодушию.

   – Я знал, что ты мне не веришь, – произнёс он, направляясь к двери.

   – Ты говорил, фея спасла тебя. Говорил, что приехал в Лазурь с добрым торговцем. Но спасли тебя – мы! Тристан и я!

   Наде вспомнились слова деда-извозчика: 'А однажды, под вечер, прискакали к нам два всадника. Хоть совсем ещё мальчишки, но видно: из благородных'.

   Феликс замер на пороге.

   Граф продолжал:

   – Мы нашли тебя здесь едва живого. Твоё, мы уже думали, бездыханное тело трепал деревенский пёс. Твой правый глаз был выжжен. Мы рассказали обо всём Регинальду, и в ту же ночь деревня была разрушена.

   – Вздор, – не оборачиваясь, проговорил лис. – Мой отец не стал бы.

   – Неужели? – усмехнулся Галахад. – А хорошо ли тебе известна история трёхдневной войны?.. Впрочем, отчасти ты прав: тут всё вышло само собой. Твой отец так силён, что стоит ему разгневаться, все штормовые духи в Стране Ветров ощутят ту же ярость. А когда его гнев направлен на одинокий посёлок... случается вот такое. По пути сюда я видел взрытую ветром землю: не вас ли преследовал рассерженный элементаль? А ведь Регинальд сейчас лишь слегка недоволен сбежавшим сыном.

   'Вот вам и лис, отгоняющий духов', – подумала Надя.

   – Даже если так, – помолчав, сказал Феликс, – вербная фея всё равно существует.

   И вышел.

   Девушка тихонько выскользнула следом: не оставаться же тет-а-тет с мрачным, как грозовая туча, графом.

   – Что ты собираешься делать? – окликнул тот Феликса из двери.

   – Я найду её!

   Надя не знала, кто прав, поэтому просто озвучила новую мысль.

   – Когда мы добирались сюда, – сказала она лису, – мне пришлось потрудиться: с этой стороны холма к деревне не подходит ни одна дорога, и склон очень крутой. Я хочу сказать, если ты правда уехал отсюда с торговцем, то по какому, собственно, маршруту?

   Феликс посмотрел на неё с удивлением, затем встрепенулся и побежал назад.

   – Вот! – он указал на едва различимую в траве дорожку. Та огибала часовню и плавно спускалась вниз по другому, пологому склону холма.

   – Невозможно, – отмахнулся Самир.

   – Но я помню, я помню её! Тут была огромная осина. Видишь пень? А здесь – кривое дерево с дуплом! Смотри!.. Его, кажется, тоже сломало бурей.

   Феликс пробежал вперёд – и замер. Надя подошла к нему.

   Скрытые развесистой кроной, на земле вповалку лежали три крупных серых монолита.

   – Я здесь был, – прошептал лис.

   На Надином лице отобразился такой интерес, что Галахад не выдержал. Подойдя, он присел над поваленным камнем, провёл рукой над высеченными рунами.

   – Что ж, довольно приличная самоделка. Это был двусторонний портал?

   – Правильно, – ответил лис. – В него-то и ушла вербная фея!

   – Сочиняешь на ходу, – безжалостно парировал граф.

   Желая было возразить, Феликс вместо этого вдруг снова застыл и стоял так с минуту.

   – Солнце, молния, гора, – произнёс он. – Молния и солнце за горой!

   Он бросился к поваленным монолитам, скрёб их лапами, поднимая тучи пыли. Краем глаза Надя ощутила на себе тяжёлый взор графа, но не обернулась – нечего переглядываться за чужой спиной.

   – Самир! Подними этот камень! – попросил лис.

   Галахад не шевельнулся. Тогда принц подошёл к нему и сел.

   – Понимаю, – сказал он, – ты хочешь, чтобы я был в безопасности. Считаешь Феликса капризным ребёнком. Но я не выдумщик и не лжец. Хочешь отвезти меня домой? Заключим пари: если под этим камнем нет знака солнца, молнии и горы, я тут же вернусь в Лазурь и забуду о всякой ерунде. – Единственный зрячий глаз лиса хитро прищурился. – Но если там есть этот знак, ты поможешь нам отыскать вербную фею.

   Усмехнувшись, граф решительно шагнул к монолитам. Осмотрел: никаких знаков. Ничего.

   – Знак есть, – заверил лис. – На той стороне.

   Самир размял плечи, шумно выдохнул, склонился над лежащим камнем, подцепил.

   Тот поддался не сразу, но через полминуты усилий всё же был поставлен вертикально. Надя вырвала пучок травы и протёрла шершавую поверхность.

   – Солнце! И гора! – воскликнул лис.

   В самом деле: их взгляду предстал треугольник – символ горы. Из-за треугольника, слева, выглядывал круг – символ солнца.

   – Я знаю этот рисунок, – припомнил Самир. – Им помечают свои изделия кудесники западного склона.

   – Всё так или иначе сводится к Священной горе... – задумчиво произнёс Феликс. – Но видишь? Я прав!

   Галахад нахмурился:

   – Нет, не прав: я не вижу молнии. Да и не могло здесь быть такой бессмыслицы. Кому придёт в голову рисовать солнце с грозой? – Он требовательно обернулся к лису. – Уговор есть уговор, ты отправляешься в Лазурь.

   Хвостатый принц открыл рот, не нашёл, что сказать, и закрыл его, поникши.

   – Вообще-то... – Наде почудилось, что эти слова произносит кто-то другой, не она: так не хотелось перечить Галахаду. Но, как и в случае с Селеной, пойти против правды она не могла. – Молния тут всё-таки есть.

   Она достала из кармана ключ и, счищая грязь, с нажимом провела по трещине в шероховатой поверхности камня: вниз, влево, вниз.

   – Молния! Молния! – выдохнул Феликс и бросился в самый нелепый пляс, когда-либо виденный Надей – подскакивая высоко и почему-то так, что задняя часть его всякий раз оказывалась выше передней.

   – Ты ведёшь себя неподобающе наследнику... – начал Самир, но не сдержался и хмыкнул после особо изящного пируэта.

   Был полдень. Солнце взобралось на середину неба и разогнало прочь утренние облака.

   – Уговор есть уговор, – сказал лис, напрыгавшись.

  # Глава 8

  # История трёхдневной войны

   Путешествовать верхом оказалось страшновато. Черныш, вороной конь Самира, был высок в холке, могуч и норовист. Надя умела кое-как держаться в седле, но ей самой ни за что не удалось бы сладить с таким зверем. Галахад посадил её вперёд, Феликс разместился рядом, поперёк широкой спины жеребца.

   Коня обучили на совесть: тряска не докучала всадникам, и время в пути шло незаметно. Ближе к вечеру Надя совсем пообвыклась и за следующий час выудила целую пригоршню колючек из рыжего хвоста. Когда сгустились сумерки, а в низинах залегла тьма, позади осталась большая часть дороги до Священной горы.

   – Нам всем нужен отдых, – наконец произнёс Феликс, и Самир повернул к одинокому зданию у обочины, с покосившейся верандой и тусклым фонарём над дверьми. Жёлтый свет его дрожал от пляски ночных мотылей.

   С самого выезда из покинутой деревни Галахад молчал, и Надя силилась понять, размышлял ли он о том же, о чём думала она. А она думала, что слова Феликса, возможно, вовсе не пусты. Трещина в виде молнии – как может быть, чтобы лис знал о ней? Если бы молнию высекли в камне намеренно, кто-нибудь ещё мог бы сказать, что рыжий плут вычитал о таком знаке в своих бесчисленных книгах. Но в какой книге, скажите на милость, упомянули бы трещину?

   Итак, монолит повален бурей пятнадцать лет назад, но принц всё же помнит его, – что, по словам Самира, просто невозможно. Значит ли всё это, что история о вербной фее правдива? Вовсе нет. Но теперь – и это важно! – версия событий, рассказанная графом, тоже не выглядит полной. Разве не мог Самир что-то напутать? Ведь он тогда сам был подростком, в конце-то концов.

   Галахад спустился с коня, подал руку Наде. Феликса до времени завернули в накидку словно в мешок: странно было бы показаться на пороге трактира в компании живой лисицы. Так и пошли.

   – Ты, конечно, и без того не очень соблюдаешь формальности, – Самир повернулся к Наде, – но всё же не зови меня по титулу. Пусть лучше никто здесь не знает, что перед ними сын графа.

   – Без проблем, – сказала она и задумалась над тем, что означает 'сын графа'. Выходит, Самир ещё не граф?

   Он улыбнулся.

   – А с тобой и вправду легко. Я-то удивлялся, как вы так скоро поладили с Феликсом. Он, знаешь, совсем не умеет сходиться с людьми.

   – Между прочим, я всё слышу, – напомнил свёрток.

   Постоялый двор не выглядел гостеприимным местом. Сразу за воротами их встретил большой косматый пёс. Видимо, учуяв лисий дух, он зашёлся низким, хриплым лаем, а в проёме приоткрытой двери мелькнул женский силуэт с кувшином в руках, задержавшись только на миг.

   В полутёмном помещении из посетителей оказалась лишь пара щуплых пьянчуг да по-звериному храпевший верзила в балахоне, громадном даже для его плеч. За барной стойкой, что заметно пострадала от многих лет и буйных клиентов, подперев голову кулаком, дремал пожилой хозяин. Заслышав шаги, он приоткрыл глаза, ничуть не меняя позы.

   Галахад прокашлялся и потребовал:

   – Коню зерна... или хотя бы сена. А нам что-нибудь съестное.

   Хозяин только кивнул женщине с кувшином – слыхала, мол? – и тут же задремал снова.

   Женщина, очевидно, бывшая хозяину женой, принесла блюдо тёплых пирожков. Она хмуро глянула на лиса, что уже пристроился на лавке, но решила не перечить гостям.

   – Вы у нас первые приличные посетители за сегодня, – вздохнула она и как бы между делом добавила: – С ума все посходили с этой войной. Король-то, слышали, войско собирает. Священную гору собрался приступом брать. Так говорят. А всё почему?

   – Почему? – отозвался Самир.

   – Из-за принца-лодыря, разумеется! – сказала жена хозяина, разливая по кружкам эль. – Хорош наш король: порядок-то в стране навёл, да родного сына уму-разуму научить не сподобился! Вырос младшенький лентяем – ему и горцы от ворот поворот! Ведь на что лентяю сила?

   Галахад нахмурился, но промолчал.

   – Интересная у вас собака, – подивилась женщина, – прямо лиса. Дорогая, наверное, раз вы её на скамейку.

   Она ещё раз бросила недовольный взгляд на Феликса, но взятые вперёд монеты и три пары благодарных ушей вновь перевесили желание разводить склоку.

   – А впрочем, у нас теперь и не такие лавку занимают, – она махнула рукой в сторону храпящего верзилы. – Вот что с ним делать? Прогонишь – так он у ворот повалится: экая слава заведению! И без того людей негусто, а скоро мышь в амбаре за званого гостя почитать станем. А если его, пьяницу несчастного, пугало удушит? Скажут тогда: на смерть лютую обрекли. Вот как про нас скажут.

   – Какое ещё пугало? – удивился Самир.

   – Да простое. С нами рядом пшеничные поля, и пугала тамошние словно взбесились. Бродят по всей округе, когда темно, народ стращают. Сегодня даже и не знаю, как ночевать будем. Вояки из завсегдатаев – те по приказу в столицу умчались. Раньше-то было кому чучел отогнать, а теперь – не знаю. Придут да задерут нас всех.

   – Так отчего ж вы помощи у чародеев не просили, раз такие дела творятся? – возмутился графский сын.

   – Как не просили, как не просили! – разошлась хозяйка. – Да мой Альфред лично ездил в эту их канцелярию... как её? Фред? А, спи! Жизнь проспишь! В контору их чародейскую ездил. А те что говорят? Нужны факты, говорят. Мало ли, говорят, чья это шутка. Спрашивают: какой от пугал вред? А мы что скажем? Пока-то они никого вроде не убили. Ходят себе, кряхтят. А люди-то боятся, и нам от того сплошной убыток!

   – И давно это началось? – спросил Самир.

   – Да уж пару недель как, вместе с общим переполохом. Слух ведь давно ходил: принца, мол, горные маги не признают, и тогда – опять война, только уже не трёхдневная. Мы же почитай что на перекрёстке живём. Вот народ и попрятался от греха подальше.

   С такими словами хозяйка подлила Наде квасу ('Да ешь ты, ешь! А то как щепка!') и ушла хлопотать.

   Феликс вздохнул:

   – В управлении по борьбе с тёмным колдовством и правда сидят жуткие бюрократы. Такие без донесения по форме и с печатью 'утверждено к расследованию' носа не почешут. А если в свидетелях малефиция сплошь выпивохи, их даже слушать никто не станет.

   – Однако, – добавил лис, – если пугала не просто гоняют ворон, а начинают подходить к людям – это тревожный знак. Магистр Вацлав писал, что оживлённые магией существа – суть камертоны: если рядом сильная тёмная аура, они тоже становятся агрессивны.

  * * *

   Пироги с рыбой кончились сразу, капустные продержались подольше. Лампы у потолка горели через одну, и от их неровного света мелко дрожали тени. Надя откинулась назад и поняла: сомкни она глаза – её тут же одолеет дремота. Но если заснёшь, – почему-то возникла мысль, – хозяйка трактира, конечно, выставит тебя за дверь. А там – жуткое Пугало из соломы с головой-тыквой. 'Здравствуй, Дороти, – скажет оно, протягивая руки-вилы, – не одолжишь мне капельку этих свежих, неиспорченных алгеброй мозгов? И своё живое, бьющееся сердце – для моего приятеля-Дровосека?' Ты возьмёшься за шпагу, крикнешь: 'Тото!'. Но двигаться трудно, словно в воде, и нельзя увернуться от острых шипов...

   Девушка открыла глаза, посмотрела на руку под лисьим хвостом. Вздохнула, вырвала незамеченную колючку репейника. Феликс тявкнул во сне.

   Допив остатки эля, Надя вдруг подумала о том, что сегодня помогла сбежать королевскому сыну, чем рассердила короля, и так уже готового к войне. С чего же она, обычная школьница, вообразила, будто имеет право вмешиваться в судьбу целой страны? Единственное извинение своим поступкам она находила в вере молодому принцу. 'Да, – согласилась она с собой, взглянув на лиса, что посапывал рядом, – я верю: что бы он ни искал, он делает это ради своего народа'.

   Такая мысль приободрила её.

   – Могу я узнать... – Она повернулась к Самиру: в тусклом свете ламп тот сидел сосредоточенно и недвижно, будто высеченный из серого камня. – Могу я узнать о трёхдневной войне? Как-то глупо не понимать вещей, известных и жене трактирщика.

   – Жёнам трактирщиков известно многое, – невесело усмехнулся Галахад, затем бросил взгляд на спящего лиса. – О той войне я не смог бы говорить при Феликсе.

   Нельзя понять причину трёхдневной войны, не поняв, что такое Источник.

   Так сказал графский сын.

   – Источник магии, – начал Самир, – это великий дар, посланный нам свыше. Много веков назад он был найден на вершине горы, что зовётся теперь Священной. Милостивый Создатель дал людям не только источник, но и способ управлять им: среди правящих династий раз в сотню лет, а иногда чаще, рождается особый, избранный ребёнок. Семнадцать лет несёт он на своих плечах божественное бремя, чтобы в день полнолетия стать властителем Источника.

   – Это даёт ему большую силу? – спросила Надя.

   – Это даёт силу, сравнимую с силой тысячи архимагов, и много того, что им недоступно. Мудрое владение Источником всегда дарило нашему миру небывалый расцвет.

   – А не очень... мудрое?

   – Раньше – приводило к катастрофе. Летописцы древности могли наблюдать рождение и крах целых империй по одной лишь прихоти избранника. Тогда, поняв опасность подобной силы, архимаг Теобард основал орден хранителей, известных теперь как волхвы или горные маги. Веками живут они на Священной горе и проводят дни в тренировках, чтобы в случае крайней нужды усмирить силу Источника. Если действия избранника разрушительны, горные маги способны лишить его власти. Их орден обрёл большое уважение, остановив катаклизм семь столетий назад, и с тех пор каждый новый избранник приносил этой земле только мир и процветание.

   – Феликс – 'избранник'? – уточнила Надя.

   – По крайней мере родился таким, – кивнул Самир и добавил: – Вот теперь ты готова выслушать ответ на свой первый вопрос.

   Он ещё раз взглянул на спящего лиса и продолжил вполголоса.

   – Событие, что называют трёхдневной войной, на самом деле не было ни войной, ни трёхдневной. То была кровавая попытка взять приступом крепость Розы, чтобы пленить десятилетнего Октавиана, принца Страны Холмов.

   – Захватить ребёнка? – возмутилась Надя. – Кто же способен на это?

   – Король Регинальд, отец Феликса, – просто ответил Самир. – Но сперва дослушай историю до конца.

   Девушка молчала.

   – Как я сказал, новый избранник приходит в наш мир примерно раз в сотню лет. Но случается, что в одно столетие их может родиться двое, а в следующее – ни одного. Принц Октавиан – тоже избранник.

   – Если битва случилась пять лет назад, а ему тогда было десять, получается... – подсчитала Надя, – Октавиан младше Феликса на два года?

   – Да, сейчас ему пятнадцать. А пятнадцать лет назад, как ты помнишь, со старшим избранником случилось несчастье.

   Надя растерялась. Самир кивнул на спящего лиса. Она поняла.

   – Неужели есть связь?

   – Регинальд уверен в этом. Феликс потерял волшебный глаз, а с ним – и свой дар. Потерял в месте, что расположено на границе со Страной Холмов. Потерял тогда, когда Октавиану не исполнилось ещё и недели.

   – Какое жуткое совпадение, – задумалась Надя.

   – Королевские династии по традиции скрывают рождение избранников до момента, пока тем не удастся предстать перед советом волхвов, что собирается раз в двенадцать лет. Вышло так, что Феликс и Октавиан прибыли на Священную гору в один день, пять лет назад. Можешь представить, каково Регинальду было узнать, что его сын, вероятно, навсегда лишился дара, и очередь на обладание Источником переходит от него к внезапно объявившемуся младшему избраннику? А когда король понял, что увечье Феликса почти совпадает по времени с рождением Октавиана...

   – Он разозлился?

   – Пришёл в бешенство. Он собрал огромное войско, призвал столько духов бури, сколько смог. Они осадили крепость Розы, где в то время гостил Октавиан. Регинальд не желал позволить ему когда-либо завладеть Источником. В той жестокой осаде погибло много людей. В том числе наследник престола Страны Холмов – принц Балдер. И старший брат Феликса и мой друг – Тристан.

   Надя захотела промочить пересохшее горло, но кружка оказалась пуста.

   – Крепость Розы устояла? – сипло спросила она.

   – Не благодаря защитникам. Династию Страны Холмов спасла королева Ясмин. – На лицо Самира легла тень глубокой скорби. – Она спасла их, пожертвовав собой. Спасла, предав мужа. Спасла, потому что верила: в этой схватке правды нет.

   Наде вспомнился повёрнутый к стене портрет королевы.

   – Ясмин была великой чародейкой. Она отдала жизнь, чтобы сотворить заклятье, уничтожившее авангард штормовых духов. Регинальд в ярости отрёкся от своей жены. Принцесса Агата встала на сторону матери и бежала из Страны Ветров. С тех пор она живёт в Чистой Реке, в замке моего отца.

   Трактир спал. Сопение лиса, всхрапы верзилы за дальним столом, повисшая плетью рука хозяина, дремавшего за стойкой – всё подталкивало к тому, чтобы принять историю Самира за страшную сказку, – не страшную быль. Надя прикрыла глаза.

   – Я много раз думал... – тихо произнёс Галахад, возможно, надеясь, что сонная девушка его не расслышит. – Напрасно я не умер тогда вместе с Тристаном. Это ведь мы не уследили за Феликсом в тот день. Это мы оставили его без присмотра, когда решили искупаться по дороге от травницы Элизы. А ему не было и двух лет...

   Самир допил свой эль и закончил:

   – Теперь, когда Феликсу исполнилось семнадцать, тяжесть его увечий стала окончательно ясна. Со дня на день Регинальд попытается захватить саму Священную гору, чтобы не дать Октавиану через два года вступить в права избранника. Страна Холмов же полностью отрицает свою вину и будет сопротивляться планам Регинальда силой оружия. Возможно, не только она – ведь захват Священной горы сам по себе – нарушение тысячелетних устоев.

   – Да, дела... – выдохнула Надя.

  # Глава 9

  # Новый враг, старый друг

   – Я заночую тут, – сказал Самир, – а тебе лучше пойти наверх: хозяйка приготовила комнату. И ещё... – неуверенно добавил он, – возьмёшь Феликса? Принц не привык спать на досках.

   Отходить далеко от Галахада, когда вокруг, по словам жены трактирщика, рыщут ожившие пугала, совсем не хотелось. Но спина и шея так просили мягкой постели, что Надя поднялась, взяла на руки спящего лиса и проследовала на второй этаж. 'Ничего, – подумалось ей, – дверь в номер для безопасности можно чем-нибудь подпереть, а окно – задвинуть шкафом'.

   В комнате было чисто, но вместе с тем царил полнейший бардак. Гора старого постиранного тряпья высилась в углу у стенки. Шкафа не было, зато оконная рама оказалась толстой и частой: сквозь такую голова-тыква точно не пролезла бы.

   Надя положила лиса на кровать, сама легла рядом, укрылась. Встала, ещё раз проверила дверь и раму, затем долго глядела на лунный свет. Наконец, улеглась, оставив шпагу без ножен на тумбочке у кровати.

   Ночь прошла тихо.

   Всё было мирно и спокойно, пока наутро не залаяла собака. Залаяла яростно, до хрипоты. Чуть позже – заскулила. Девушка протёрла глаза и выглянула в окно. Хозяйский пёс жался к будке, а к нему медленно, на тонких ногах, ковыляло...

   – Пугало! – объявила Надя, сбежав по лестнице вниз вместе с наскоро разбуженным лисом.

   Когда она и Самир выскочили во двор, пёс сдавленно хрипел, а возле его конуры покачивалась странная, будто изломанная человеческая фигура. Она ухватила собачью цепь своей рукой-палкой и теперь наматывала, подтаскивая ближе визжащего, упиравшегося пса.

   От звука шагов на крыльце фигура замерла – и вдруг повернула к вышедшим голову – деревянное ведро с чёрными нарисованными глазами.

   'Уж лучше бы это была тыква', – подумалось Наде.

   Не успело ей подуматься что-нибудь ещё, как Галахад подбежал к чучелу и одним быстрым ударом срубил шею-палку. Чучело рухнуло, словно мешок с соломой.

   – С каких пор огородные пугала нападают на собак... – Самир покачал головой, затем глянул на лиса. – И с каких пор ты носишь трусы?

   – Что? – не понял Феликс, но тут же заметил на себе старые панталоны в горошек. С хвостом, продетым в дырку сзади.

   – Мы спали в одной комнате, – объяснила Надя, – а луна была почти круглой. Вдруг бы ты стал человеком?

   – До полной луны ещё один день, – сказал лис и вдруг насторожился: – Я чувствую отголосок сильной тёмной ауры. Боюсь, рядом свершилось нечто скверное. И свершилось недавно.

   – Может, оно свершилось вон там? – показала Надя.

   Неподалёку от поворота к трактиру, на обочине, лежала перевёрнутая телега. Рядом с ней стояли или бродили вокруг пять или шесть уже знакомых ломаных силуэтов.

   Без лишних слов Самир бросился к ним. Надя побежала тоже – сперва не думая и лишь потом – сообразив, что в повозке могли остаться люди.

   Пугала возле телеги оказались куда проворнее первого: они двигались быстро и даже прыгали, скрипя деревянным каркасом под соломенной плотью. Надя, однако, была ещё расторопней, и сходу огрела первого противника по пустоведерной голове. И второго. И третьего.

   К её удивлению, пугала безвольно оседали на землю даже от слабого касания её шпаги, тогда как Самиру приходилось драться по-честному, то есть ломать и рубить.

   – Расплата создана как оружие против существ, оживлённых магией, – сказал Феликс.

   Он обошёл телегу и добавил с тревогой:

   – Самир, тут люди...

   На земле, в окружении разбросанных мешков с зерном, лежали двое в монашеских робах. Один был довольно стар, второй – весьма молод. Галахад усадил их, прислонив к краю повозки. Послушал дыхание.

   – Живы.

   – Оглушены тёмным заклятьем, – кивнул лис и принюхался. – И я чую оборотня.

   – Ясно, отчего разбежались кони, – вздохнул графский сын.

   – А ещё... – Феликс задумался, – тот оборотень, похоже, ночевал с нами в трактире.

   При мысли об этом, а может, от самого этого места, мурашки взяли Надю в свой плен. Она ходила вокруг телеги, раскиданных мешков зерна, думала, держала наготове шпагу. Ей чудились неясные, страшные образы, вспоминался отрывистый звериный всхрап.

   А через миг морок пропал, зловещая аура исчезла, и на душе вмиг полегчало.

   – Мне удалось рассеять чары, – похвастался лис. Выглядел он уставшим.

   Монахи не очнулись, но теперь, казалось, просто мирно спят.

   – Им сильно досталось, – ответил Феликс на немой Надин вопрос, – но они поправятся.

   Внезапно в повозке что-то шевельнулось. Минута – и из-под телеги выбралась девушка. Её серебристые локоны спутались, её синие, испуганные глаза скользнули по Самиру и вперились в Надю.

   – Скворцова? – произнесла она. – А ты что здесь забыла!

   – Вы знакомы? – Самир убрал шпагу.

   – К сожалению, – проворчала Надя и с неохотой повторила за ним.

   – Не время для ссоры, – вмешался Феликс.

   Среброволосая девушка вскинула брови: говорящий лис был для неё в новинку.

   – Зверомаг? – спросила она, и Надя с досадой подумала, что Селене, в отличие от некоторых, не пришла в голову чушь про волшебного говорящего лиса.

   – Вроде того, – сказал Феликс. – Но сейчас важнее, что случилось здесь. Нам пришлось одолеть полдюжины зачарованных пугал, сбежавшихся на след от тёмного колдовства. Кто на вас напал?