Текст книги "Оторва"

Автор книги: Эдуард Снежин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

   Лаборатория расположилась в небольшой комнате, в которую еле втиснулся лежак хитрого фазоаурометра, как назвал его Герман. В изголовье, обнимая лежак, возвышалась рамка с круглым отверстием, напоминая томограф, соединённая проводами с компьютером.

   – Кто первый? – спросил Герман.

   – Я! – ответила бесстрашная Лариса и возлегла на зыбкое закачавшееся основание.

   Стройная фигура в короткой юбке и здесь, во время научного эксперимента, вызывала только одно желание: «трахнуть её немедленно»!

   Лежак медленно поехал сквозь сканирующую рамку.

   – Теперь ты, Вадим, – сказал Гера, взглянув на экран, на котором светилась непонятная группа символов.

   «Карета» приехала назад, и покатился я.

   – Минут пять будет обрабатывать, – сказал Герман.

   Людмила уставилась на экран, на котором последовательно проступали контуры результата съёмки.

   Вдруг, экран погас, а я заметил, как побледнела Людмила.

   – Что случилось? – кинулся к компьютеру Герман.

   – Всё нормально с компьютером, – сказала биолог, – наверно сгорел монитор.

   Кандидат наук понажимал на кнопки и огорчённо вздохнул:

   – Визит-эффект! Сейчас разберусь.

   – Да ну его, в выходной возиться. Не хочу! – остановила его подруга, – давай в понедельник, и так без выходных, пошли лучше купаться, лето кончается.

   – Пошли, – несколько ошарашено согласился Герман.

   – А когда я получу фотографию? – спросила Лариса.

   – Как только, так сразу! – обняла её за плечи Людмила.

   Мы выбрались на свежий воздух и перешли дорогу, за которой солнечными бликами манило озеро. Город расположился подковой вокруг него, так что до водоёма было недалеко от любого здания.

   К вечеру, часа через два, как мы расстались с парой, Людмила позвонила мне:

   – Ты можешь сейчас подъехать к институту? Один, без Ларисы.

   – Могу, она ушла на свою квартиру за платьем, но в чём дело?

   – Приедешь – увидишь. Только не говори ей.

   – Интригуешь?

   – Интригую.

   Я оставил записку для подруги, что поехал в гараж, и через десять минут мы с Людмилой, встретившей меня у подъезда, вошли в лабораторию.

   – А где Гера? – спросил я.

   – Ему тоже не надо это знать, – упрямо сжала спутница губы.

   Она подошла к компьютеру и включила его.

   – Я нажала тогда незаметно кнопку сброса и отвлекла всех. Смотри!

   Я вгляделся в экран.

   На нём, как и на принесённой вчера фотографии, развернулись две фигуры, мужская и женская, окутанные разноцветными полями ауры.

   Также тела замыкала общая полевая оболочка, но грозно фиолетового цвета.

   Тут я непроизвольно отпрянул от экрана.

   Между тел явственно проступила фигура женщины. Её лицо, холодной, хищной красоты было непропорционально велико по сравнению с миниатюрной обнажённой фигурой, на которой сидела голова. Больше всего поражали огромные глаза, которые переливались переменчивыми цветами. Становилось особенно страшно, когда они зажигались тёмным, рубиновым цветом, мерцающим, как затухающие уголья костра.

   Фигура располагала длинными руками, раскинутыми на всю ширину снимка, которыми обняла  наши с Ларисой тела.

   За плечами проглядывались тёмные крылья, но не птичьи, а как у летучей мыши.

   На месте промежности находился источник света, который в замедленном темпе нарастал до ярко красного, расширяясь в большое пятно и потом резко затухал, превращаясь в маленькую розовую точку, после чего процесс повторялся вновь.

   Внизу, под пятном явственно узнавались две обнажённых головки раздвоенного мужского члена.

   – Что это? Кто это! – вскричал я.

   – Суккуб! – прошептала Людмила.

   – Что это за существо?

   – Это чудовище параллельного мира, перед которым блекнут все остальные демонические сущности. Смотри теперь сюда.

   Людмила нажала кнопку, на экране появилось изображение фигуры одной Ларисы. За её спиной расположился знакомый суккуб, но … с мужским лицом, узнаваемым как родной брат прежней твари. Он мерзопакостно улыбался.

   – Теперь посмотри на себя.

   На отдельном снимке моя яйцеобразная оболочка зияла с одной стороны огромной раной, сквозь которую протянулась жилистая рука, схватившая крючковатыми пальцами мой член.

   Потрясённый, я нервно закурил, и женщина не возразила, не смотря на то, что, конечно, в комнате с чуткими приборами курить было запрещено.

   – Ты понял? – спросила Людмила.

   – Сама объясни, чёрт те, что в голову лезет.

   – Суккуб вселился в Ларису задолго до твоего знакомства с ней, сама она этого не понимает, но полностью в его власти.

   – Его или её, не поймёшь, какой пол?

   – Это сама Меллюзина, королева суккубов, она двуполая и может принимать мужской или женский облик. Раз она вселилась в Ларису, то на самом деле – девушка редкой красоты.

   – Что за сказки рассказываешь ты Люда, мы живём в современном научном мире, а не в тёмном Средневековье?

   – Суккубы и инкубы вечны, как и человеческие души, только те улетают на небо, а эти гнездятся в земном эфире рядом с людьми. Герин прибор позволил видеть их.

   – Да-а-а, – только и протянул я.

   – За прибором большое будущее, – продолжила собеседница, – ведь виртуальные невидимые твари существовали всегда, а теперь их видно, значит легче бороться с ними.

   –    А что делать мне?

   – Это твоё право. Мы можем пока зашивать с помощью направленного излучения на тело небольшие повреждения ауры. С суккубами пока бороться не в силах, хотя я обозначу теперь Гере эту проблему. Но эти снимки показывать не буду.

   Я вообще сейчас сотру их, а Ларисе объясни, что система сломалась и требует длительного ремонта. Потом она забудет.

   – Но что делать мне? – схватился я за голову.

   – А ты не сможешь жить без Ларисы, без её тела. Ничего, наверно, хуже не будет, чем есть. Суккуба удовлетворяет ваша связь.

   Людмила помолчала и хмыкнула:

   – Представляю, какие извращения вы творите.

   – Это так, – согласился я.

   – Только не рассказывай! – испугалась женщина, – всё это заразительно, как наркотик!

   Я покинул, изумлённый, лабораторию. Тайна переменчивой красавицы и её удивительных хамелеонов была раскрыта.

                                                XXI

   – Нас Надя в гости приглашает, – сказала Лариса поутру в воскресение.

   – Какая Надя?

   – Которой ты песню пел про двугривенный.

   – Да какие это друзья?

   – Они переехали за зону и устраивают новоселье.

   – Это на машине с ночевой, хочешь сделать мне тяжёлый понедельник?

   – Да нас Костя отвезёт, туда сюда сегодня. Смотри в окно!

   Я выглянул. Около своей «Волги» стоял Костя и нервно почёсывал щеку. Наташка сидела уже в машине.

   – Хоть бы вчера сказала, хотел видак настроить, сама просила.

   – Успеешь, Костя сегодня позвонил. Там шашлыки будут.

   «Ну что ж, маленькое приключение», – подумал я.

   – Поехали! – сказал вслух.

   Заимка представляла собой старое деревянное здание с двором, огороженным высоким забором. Оттуда уже доносился призывный запах шашлыков.

   Во дворе сидели Надя и Анатолий, а также какой-то красивый молодой мужчина кавказской национальности и яркая темноволосая девушка, тоже, похоже, не русская.

   – Мати, – представился он, подав руку, – можно просто Миша.

   – Миша, так Миша, – согласился я.

   Взгляд у чёрного горца был острый и пронизывающий. Но я привык к таким, когда ездил на месяц в командировку в институт нашего ведомства в Сухуми.

   Толя сразу развеселился, сходил в дом и вынес оттуда трёхлитровую банку браги.

   – Это для желающих, есть вино и коньяк.

   – Интересно, – хмыкнул я, – давно не пил.

   – Попробуй, – предложил Толя и налил стакан.

   Жидкость была пенистая и шипучая, цвет у напитка прозрачно жёлтый. По старой памяти я понял, что брага выдержанная.

   – Месяц стояла, – подтвердил Толя.

   – Начинать надо с  дам, – плавным движением забрала Лариса у меня стакан.

   – Ядрёная! – крякнула она, приложившись к стакану, и выпила полстакана. Остальное  допил я.

   – Тогда пустим по кругу кружку дружбы, – предложил Мати-Миша, – дай большую! – обратился он к Толе.

   К большой кружке по очереди приложились все, даже Костя нюхнул.

   День стоял тёплый, солнечный, на рябинах у забора весело чирикали воробьи.

   Поспели шашлыки, Толя сложил их с шампурами на поднос и зарядил новую партию на железный казан. Шашлыки оказались из молодого барашка, у нас в городе делали их только из свинины, эти были вкуснее.

   Миша разлил коньяк по стаканчикам.

   – Спасибо, Толя, – сказал он, – постарался для старого друга. Сейчас будет тост.

   Кавказец поднялся с толстого брёвнышка и обвёл всех взглядом. Мне показалось, что он задержал взгляд на Ларисе, что не удивило, её все рассматривали внимательно, видя в первый раз.

   – Высоко в горах жил орёл. Он не летал к людям, ему хватало пищи вокруг в ущельях, по которым скакали горные козлы, а на камнях грелись ленивые змеи. Но, однажды, он спустился из любопытства с гор в долину, где пастух пас стадо баранов.

   В стороне от стада паслась красивая кудрявая овца, которая забрела попробовать сочную зелёную траву в тени скалы, потому что на солнце трава посохла.

   «Вот её я и ухвачу», – решил орёл, – она вкуснее моих козликов». И круто спикировал с высоты на красивую ярочку. Он вцепился в её шкуру когтями и взлетел вверх. Ярка испуганно заблеяла.

   – Что ты блеешь? – сказал ей орёл, – без меня никогда бы ты не поднялась ввысь и не увидела, как прекрасен мир сверху.

   – Но ты съешь меня! – заревела ярочка.

   – Тебя всё равно съедят люди, но ты познаешь то, что не дано другим баранам. К тому же ты мне нравишься, у тебя такая мягкая шерсть, что, пожалуй, я оставлю тебя в живых, мне скучно жить одному.

   Однако тут пастух выстрелил из ружья в огромную птицу, и орёл выпустил овцу из когтей, а сам, обливаясь кровью, еле скрылся за ближайшим утёсом.

   А овца сломала о землю ноги и не могла подняться.

   – Зачем стрелял пастух, сейчас бы парила  в воздухе и насыщалась красотой мира с высоты, кто знает, может быть, орёл пощадил бы меня, – подумала она.

   Давайте выпьем за то, чтобы бараны не боялись высоты, если уж взлетели к небу, а не превращались в руках людей в шашлыки, которые мы сейчас кушаем.

   Я пытался понять скрытый смысл притчи, но окружающие уловили только, что она связана как-то с вкусными шашлыками и с гиканьем подняли стаканчики.

   Лариса с улыбкой смотрела на кавказца. Я что-то скис.

   – Умеют говорить цветастые тосты жители гор, – наклонилась она ко мне.

   – Я тоже умею, пей!

   Все выпили коньяк.

   – Разрешите произнести продолжение тоста, – поднялся я с табуретки.

   – Пастух подбежал к разбившейся ярочке и сказал ей:

   «Сколько раз просил я тебя не отлучаться от стада. Но ты скрылась с моих глаз, я заметил только, как орёл уже поднял тебя высоко в воздух, ты упала и сломала ноги».

   Выпьем за то, чтобы овцы слушались своих пастухов, если не хотят попасть в когти орлов.

   Мати-Миша посмотрел на меня внимательно.

   – Какой у Вас умный муж Лариса.

   То, что он запросто присвоил мне титул мужа юной девушки не удивило и польстило. На Кавказе большая разница в возрасте между супругами в порядке вещей, тем более что акселератка смотрелась старше своих лет.

   Все выпили за бедную ярочку. Я закурил.

   Темноволосая девушка, которая так и не представилась, подсела ко мне, передвинувшись со своей табуреткой, и сказала:

   – У Вас хорошие сигареты – «данхил», угостите меня.

   Я подставил ей пачку с сигаретами, она внимательно посмотрела мне в глаза и достала одну.

   – У Вас красивая борода, даже лучше, чем носят наши мужчины.

   – А у Вас красивые, чёрные как смоль, длинные волосы, – подарил я южной девушке встречный комплимент и зажёг спичку.

   Миша встал и обнял одной рукой смуглянку, а другой меня.

   – Нравится тебе Зара, Вадим?

   – Красивая девушка.

   Наверно, с браги, я пошёл отлить в сарай за углом дома. Голова бутела от смешивания напитков. Только собрался выйти, в сарай заскочила Надя и зашептала:

   – Хватай Ларису, и быстро уезжайте с Костей!

   – А что? – пьяно осклабился я.

   – Надя, ты где? – раздался Толин голос, – когда вино принесёшь?

   Надя метнулась из сарая в дом.

   Возвращаясь на место, я увидел, как Мати тащит Ларису в дом. Она вырвала руку, подбежала ко мне и сказала:

   – Возвращайся домой, Костя отвезёт.

   – Ты что?

   Я вцепился в подругу, прижав её к себе обеими руками.

   Но тут почувствовал резкий удар сзади по голове и потерял сознание.

   Очнулся я в автомобиле, который остановился перед моим домом.

   Костя совал мне в карман пропуск через зону.

   «Предъявил на КП за меня», – догадался я, медленно приходя в себя.

   – Где Лариса? – прохрипел мой голос.

   – Ничего с ней не будет, приедет завтра, – проскрипел Костя  ехидным фальцетом.

   – Это ты заманил нас! – схватил я его за грудки и вдарил калганом в ненавистную рожу.

   Из носа «друга» хлынула кровь.

   – Дурак! – выругался он, сморкаясь кровью, – Ларка сама захотела поехать к Рустаму, я только сказал ей вчера, что он приедет.

   – Какому Рустаму?

   – Мати это Рустам, бывший Ларкин друг, – лёг Костя спиной на капот своей машины. Наташка подбежала к нему и стала обтирать лицо носовым платком.

   Я понял, наконец, всё. Объявился Ларисин уголовник. Поверженного провокатора расхотелось бить, шатаясь, добрёл я до квартиры и рухнул на тахту.

                                          XXII

   Утром долго не мог подняться с постели.

   Кружилась голова, и спутано роились мысли:

   «Всё рухнуло в один день. Они все вели со мной подлую игру, а Зару хотели подсунуть для утешения.  Грохнул меня точно Толяй, сзади стоял только он. Они соседи с этим чеченом по тюремной камере.

   А этот… говнюк Костя, наверно, Рустам заплатил ему, чтобы привёз меня с Ларисой. Да мог и бесплатно подставить, в отместку, что моя подруга отвергла его.

   Моя подруга? Нет у меня никакой подруги, есть ненасытная суккубка, жаждущая диких сексуальных наслаждений.

   О! Лучше не думать об этом»!

   Я собрал вещи Ларисы, которые были у меня дома, и отнёс в её квартиру, пока она не возвратилась в город.

   Она выпала из моей жизни.

   В понедельник, после работы, заскочил Фаукат с бутылкой хереса.

   – Поздравь меня, устроился инженером в Топэнерго.

   – Поздравляю.

   Фауката за пьянку выгоняли с работы отовсюду. В последнее время он числился в охране зоны прапорщиком, но кому нужен пьяный прапор с оружием?

   Он сидел без работы больше месяца и вот, наконец, устроился по старым милицейским связям.

   – Где ты пропадал вчера? Звонил, звонил тебе.

   Я рассказал ему унизительную для меня историю.

   – Много видел я разного бабла, – отреагировал бывший мент, – но твоя девка бьёт все рекорды по сволочности. Откуда такое в шестнадцать лет?

   Но я не стал раскрывать другу потрясающий секрет оторвы. Вновь испечённый «инженер» ни хрена не соображал в современной науке, а всё, что касается загадочных тайн эзотерики, характеризовал одним словом: «Шизо!»

   Взяли ещё две бутылки крепкого вина, мой организм требовал заглушить нанесённую психическую травму.

   Вышли вдрызг пьяные из дома.

   К подъезду подходила компания крепких ребят, пять-шесть человек. Фаукат уставился на приближающихся с бычьим видом исподлобья.

   Я знал эту его воинственную стойку и дёрнул за рукав:

   – Пойдём!

   Не тут-то было. В толпе бывший мент опознал знакомого «отморозка», которого раньше доставлял в участок. В нём в пьяном виде просыпался легавый азарт властной вседозволенности, он закрепляется на всю жизнь, хотя давно уже не подкрепляется звёздочками на погонах.

   – Эй, ты! – задрался он и схватил старого знакомого за рукав.

   Парни, то ли пьяные, то ли обкурившиеся: глаза горят, руки чешутся, сразу узнали бывшего притеснителя их вольной жизни, ныне бесправного.

   Здоровый дылда из команды крикнул:

   – Получай сраный мусор! – и сбил Фауката с ног ударом в голову сзади. Тот рухнул на асфальт, а вся команда начала пинать его ногами.

   Я избегал вступать в драку лишний раз, но тут избивали моего друга, а мне самому только вчера нанесли такой же удар по башке.

   Я подсёк громилу ударом ноги в колено, он с проклятием упал рядом с Фаукатом, и врезал кулаком в морду тому, за которого цеплялся татарин.

   Это было всё, что успел я совершить, озверевшие парни сбили с ног меня и тоже начали пинать ногами. Но, по крайней мере, я отвлёк их своим нападением от поверженного друга, которого вполне могли бы забить, не переключись на меня.

   Один из них ударил меня носком ботинка прямо в лоб и рассёк бровь. Мне удалось приподняться и тоже расквасить обидчику морду ударом снизу, с того слетела кепка, которая оказалась подо мной – тут же кто-то другой снова сбил меня.

   В это время, несомненно, к нашей пользе, ввиду превосходства противника по численности, завыла сирена. Милицейский газик, совершавший дежурный объезд, заскочил с асфальтового кольца прямо на арену сражения. Компания пустилась наутёк, и менты не изловили никого.

   Я был в силах подняться, вскочил на ноги, кровь заливала глаза, но увидел, что Фаукат лежит без чувств, и закричал истерично:

   – Убили!!!

   Прибывшие узнали бывшего сослуживца, подбежали к нему, и один стал делать ему искусственное дыхание рот в рот. Но тот не реагировал никак, вперив в небо открытые остекленевшие глаза. Меня затрясло.

   Капитан, начальник караула, внимательно смотрел за процедурой оживления пострадавшего и, вдруг, резко наклонился к его уху и гаркнул:

   – Милиция!

   Фаукат… моментально вскочил, как ошпаренный.

   Капитан довольно улыбнулся действию волшебного слова.

   Нам помогли забраться в газик и повезли сначала в скорую. Я видел, как один из ментов забрал кепку из-под меня в качестве вещественного доказательства.

   В скорой нам промыли раны на голове и сделали перевязку. Оба мы чувствовали себя совсем трезвыми, хотя выпили три больших бутылки мадеры. Видимо, резкие удары по голове выбили алкоголь из мозгов и не позволили ему внедряться дальше.

   Мы с Фаукатом подошли к большому зеркалу в приёмной скорой.

   Из него смотрели на нас помятые лица в синяках с белыми повязками на головах. Мы посмотрели друг на друга и расхохотались, а Фаукат произнёс:

   – Живём трудно, но интересно!

   Он, как бы, подытожил смысл нашего бытия.

   Газон отвёз нас в отдел милиции, где с пострадавших сняли показания. Я не знал никого из гладиаторов, а Фаукат, по каким-то причинам, тоже заявил, что видит их в первый раз.

   Майор, писавший бумаги, успокоил:

   – Ничего, Федя, найдём их! Вот она кепочка, – похлопал он по вещдоку.

   Корпоративная солидарность обязывала изыскать и наказать покушавшихся на жизнь сотрудника милиции, пусть и бывшего.

   Мне дали больничный по случаю сотрясения мозга. Фаукат не стал обращаться к врачам, правильно расценив, что не стоит начинать карьеру инженера с больничного листа.

   Лариса прискочила в мою квартиру, как ни в чём не бывало.

   – О, это тебя Толька врезал! – возмутилась она, увидев белую повязку на голове, – сволочь!

   Я не стал объясняться с ней, хотя взгляд её был искренне сострадательный.

   – Ты не должна больше появляться здесь! – твёрдо произнёс я и взялся за связку ключей, чтобы отцепить свои от квартиры и гаража.

   Оторва резко выхватила всю связку и попыталась сбежать. Я схватил её, чтобы восстановить имущественную справедливость. Мы стали бороться. Когда она поняла, что всё равно я справлюсь с ней и заберу свои ключи, то совершила акт, повергший меня в изумление.

Она расставила ноги и, оттянув трусы, забросила связку в своё влагалище. Только и мелькнули перед моими глазами раскрывшиеся алые губы, которые тут же захлопнулись, поглотив металлоизделия.

   Пока я приходил в себя, суккубка захлопнула дверь с другой стороны.

                                          XXIII

   Вечером зашла Юля. Она не знала, что мы разошлись с Ларисой.

   Эта хрупкая черноволосая девушка, с тонкими чертами лица, удлинённой шеей, узкими плечиками, но с выдающимися выпуклостями, всегда привлекала меня.

   Она смотрелась живой Барби, которой для сексапильности приделали большие груди и ягодицы. Но, при наличии Ларисы, которая затмевала всех, я только лишь иногда бросал на куклу короткие похотливые взоры.

   Юля застала меня с белой повязкой на голове, я сидел и записывал кассеты, решил поправить финансовые дела.

   Я сообщил гостье без подробностей, что выгнал Ларису за хамство. Она и не стала уточнять:

   – Лариска наглая, мы все просто молчим, чтобы не связываться с ней.

   Очевидно, первое, что пришло в голову подружке: Лариса вдарила чем-то тяжёлым меня по башке, она была, однажды, свидетелем, как разбушевавшаяся фурия побила половину хрусталя, оставшегося от моей семейной жизни.

   – Делать нечего! Посижу с тобой, послушаю музыку?

   – Да, ради тебя, бросаю запись, будем наслаждаться музыкой в комфортных условиях. Садись к столу!

   Польщённая девушка села в кресло, а я принёс коньяк и закуску.

   Юля рассказала, что поссорилась с Игорем. Причиной тому было его поведение на дискотеке, которую он вёл вместе с Виктором. Диск-жокеи сами не танцуют, но Игорь изредка выходил только с Юлей на круг, вызывая зависть нимфеток. Все нимфетки фанатились привлекательными ведущими, хотя и старших их на десять-пятнадцать лет.

   Но тут Игорь в наглую пошёл танцевать с Фифой, эту кликуху дали юной фигуристой блондинке, поражающей публику ультрамодными шмотками, которые привозил ей папа из-за границы. Сегодня она вырядилась в фосфоресцирующие в полумраке дискотеки лосины, сверху которых накинула только полупрозрачный топик, условно прикрывающий верхнюю часть тела. Светящиеся в темноте высокие стройные ножки с блистающей аккуратной попкой, вдрызг разбили сердце увлекающегося диск-жокея.

   Юля не выдержала и сбежала с дискотеки, а на звонки Игоря потом бросала трубку.

   – Значит, друзья по несчастью, – чокнулся я с Юлей.

   Я поставил Модерн Токинг. Вся молодёжь западала на дискотечную музыку. Голоса Томаса и Дитера, с чётко выверенным влиянием на психику слушателя, отзывались печалью в наших опустошённых сердцах, которую хотелось заглушить.

   Танцуя с девушкой, я с удовольствием целовал губы её маленького ротика, что вызывало желание исследовать нижние губки на предмет соответствия их размеров верхним.

   Потом мы послушали Бэд Бойз Блю, а на Си-си-кетч завалились в постель.

   Мне было хорошо с милой, спокойной Юлей, совсем непохожей на бурную, энергичную Ларису.

   И страстно хотелось исследовать незнакомое молодое тело.

   Юля обнимала и целовала меня, позволила снять с неё бюстгальтер и заводилась от массажа маленьких сосков моими губами.

   Фаукат, как-то, сообщил мне свою статистику: именно маленькие соски грудей, а не ротик, безошибочно свидетельствуют о малом размере заветной щелки.

   Но Юля категорически препятствовала покушению на нижнюю часть тела. Она молча сопротивлялась, что вконец измучило моего изнывающего дружка.

   Наконец,  удалось снять с неё трусики, ощутив пальцами небольшие аккуратные пухлые губки.

   Тут девушка взяла в руку мой рвущийся к удовлетворению снаряд и умелыми движениями быстро разрядила его на свой гладкий животик.

   – Юля, ты, что девушка? – спросил я.

   – А по-твоему, я мальчик? – отшутилась она.

   Мы провели с ней половину ночи в мучительной сладостной борьбе, но она всегда удовлетворяла восстающего нахала своим маленьким кулачком.

   – Возьми его в верхние губки! – попросил я.

   – Нет, тогда ты точно изнасилуешь меня в нижние, – не согласилась Юля.

   На утро, не выспавшимся, нам пришлось быстро-быстро собираться на работу.

   Подрёмывая в кресле, размышлял я о странностях поведения великолепной стервочки. Совершенно не было на неё зла, наоборот, примешивалось уважение за стойкость по охране волнующей тайны неприступной крепости.

   Слепки удивительных пальчиков словно отпечатались на кожице моего члена и продолжали возбуждать.

                                           XXIV

   Дома вечером зазвонил телефон.

   – Только не бросай трубку! – попросила Лариса.

   Я не бросил.

   – Ты не знаешь всей правды с Рустамом. Пусть я блядь в твоих глазах, но не согласись я, тебе бы не выбраться оттуда живым.

   – Ты сама тянула туда.

   – И это ты не понимаешь. Мне ещё Костя сказал, а потом чечен, что если я не приеду, то нас подстерегут где-нибудь на дороге за зоной, и тогда он изнасилует меня на твоих глазах.

   – Хочешь оправдаться?

   – Думай,  как хочешь.

   Я молчал. Потом поймал себя на мысли, что только и жду повода оправдать Ларису. А она сказала заискивающим голосом:

   – Слушай, приходи ко мне. Я пельменей настряпала, вина с собой не бери, у меня есть «Абсолют».

   Кто хоть раз слышал мелодичный голос оторвы в трубке, ещё не зная её, уже очаровывался.

   – Тебе бы работать в сексе по телефону, – сказал я как-то ей.

   – Я, же, приглашаю только поговорить, – продолжила Лариса, уловив моё смятение, – ты продвинутый мэн, глупо прекращать всякие контакты!

   – Хорошо, – сдержанно согласился я.

   А ноги сами несли меня к дому соблазнительницы.

   Лучезарное сияние лица девушки, открывшей мне дверь, ослепило наповал.

   Она широко раскрыла руки, намереваясь заключить в материнские объятья.

   – Жить надо легче, а на вопросы смотреть ширше! – приготовила она неотразимый аргумент.

   – Пошла ты к чёрту с домашними заготовками! – увернулся я, – поговорить, так поговорить.

   – И с домашними пельменями тоже к чёрту? – продолжала улыбаться красавица.

   – Нет, пельмени и «Абсолют» – на стол!

   – Уже сварила, птенчик!

   И как в ней уживались сразу вместе нежность и насмешка?

   Выпили.

   – Сколько мы не виделись? – спросила Лариса.

   – Две недели. Учишься уже?

   – Учусь, а вечером дома одна. Не поверишь, за всё время ни с кем не виделась, кроме колледжа.

   – Ой, ли? Всё равно покоя не дают.

   – Ну, конечно, Марина звонила, потом бросила, послала её на три буквы.

   – А обожатели?

   – Вон один ходит, – кивнула она в сторону окна.

   Я выглянул, там, через дорогу, вдоль леса дефилировал Виктор в задумчивой позе байроновского Чайльд Гарольда.

   – Этот не только звонит, но пытался прорваться с букетом гладиолусов.

   – И как? – ревниво заиграло сердце.

   – Сам видишь – никак!

   Если бы в этот момент Лариса подошла ко мне, то, несомненно, мы опять слились бы вместе.

   Но она продолжила тему.

   – Знаешь, какой у меня характер? Могу месяц быть одна и всех отгонять. И не пить совсем. А потом напьюсь, иду на улицу и ловлю первого встречного мужика, чтобы отдаться ему. Никто ещё не отказался.

   – Ещё бы! – вырвалось у меня.

   – Но только на одну ночь! Потом он зря охаживает неделями, но отстаёт, в конце концов.

   – Ты как царица Тамара. Та только приказывала отрубать голову.

   – Но у меня нет придворного палача, – покрутила оторва плечами.

   – Так у Витьки девок – тьма!

   – Он сказал: «променяю всех на тебя одну».

   Я задумался.

   – Ты сегодня после «Абсолюта» свистнула бы его сюда?

   – Не знаю, я тебя хотела!

   – А со мной тоже только на одну ночь загадывала в первый день?

   – Так и было, только ты у колледжа уломал  меня.

   – Дела.

   – Вадик, люблю я тебя!

   По щекам девушки потекли крупные слёзы.

   Через несколько минут Ларисин диван издавал упоительную скрипучую музыку под нашими телами.

   – А помнишь, мы решили, что будем мужем и женой?

   – Помню.

   – Не раздумал?

   – Тебе нельзя по закону замуж без разрешения родителей.

   – А оно у меня есть!

   Обнажённая Лариса выскочила из-под одеяла и нашла в серванте листок.

   – Вот! – улыбаясь довольно, протянула она его мне.

   Это была нотариально заверенная копия с подписями обоих родителей.

   – А мать как подписала? – удивился я.

   – Мать не дура, она сама и предложила. Она сказала, что иначе я пропаду с мужиками и пьянками, а разлюбитесь – разойдётесь.

   – А, что мы мало пьём?

   – Вадик, это было лето. Сейчас я учусь, пить будем только по выходным. Ну, зачем давать невыполнимые обещания – не пить совсем, – заглянула она в мои глаза, – только душу зря травить.

   – Да, нормально раз в неделю! – засмеялся я.

   – А я две недели без тебя ни капли в рот.

   Мы снова стали жить вместе в моей квартире.

   Лариса была такая мирная и домашняя, что мне подумалось: наверно суккуб, напитавшись до одурения её развратного секса с кавказским красавцем, улетела из её тела в чьё то другое.

   Как ни старался я, мысль об измене не выходила из головы.

   «Невеста» на самом деле решила выйти за меня замуж. Она позвонила к вечеру на работу:

   – Ты закругляйся и в загс. Я написала заявление, жду там.

   – Ладно, – ответил я.

   «А что «ладно», – подумал потом. Она самодурка, но я то взрослый человек. За плечами два неудачных брака, а с ней … С ней, вообще, с ума сойдёшь».

   В общем, я поехал не загс, а домой. «Вернётся, отболтаюсь как-нибудь». Посмотрел на часы, до закрытия загса – пять минут.

   Не тут то было. Упорству юной претендентки на семейную жизнь можно было позавидовать.

   – Что случилось? – раздался звонок, – ты не любишь меня? – голос сквозь слёзы, – я задержала заведующую коробкой конфет. Ну, приезжай скорее!

   Наверно никогда ещё в жизни не испытывал я столь сложного смешанного чувства сопротивления, растерянности, радости – всё вместе.

   Подъехал к загсу.

   Лариса мило болтала за столом с заведующей, как с близкой подружкой, хоть та и была старше втрое.

   «Ну, всё»! – покорился я. «Она уболтала её бесповоротно, а двое меня сомнут».

   Впрочем, никто и не дал сказать мне ни одного слова.

   – Расписывайся! – подсунула «невеста» заявление.

   Я взглянул. Там стоял минимально допустимый срок для регистрации брака – один месяц.

   – Давай запишем два? – только и нашёлся я.

   – Можно зачеркнуть «один» и сверху написать «два», – пропела заведующая.

   – Я согласная, – быстро проговорила Лариса.

   Мы вышли из загса.

   «Дурак, какой дурак!» – шептал мне аналайзер.

   «Как кружится от счастья голова!» – пело эмоциональное полушарие.

   Моя милая невеста целый месяц вела себя как шёлковая. Я купил списанный на работе компьютер, и она с увлечением воспринимала мои уроки программирования. На конкурсе колледжей отрасли, прошедшем в нашем городе, на самую удачную программку, она заняла первое место. Я тоже присутствовал на нём. Директор колледжа хотел наградить папу, то есть меня, почётной грамотой за помощь в обучении подрастающего поколения и был потрясён известием, что я не папа.

                                            XXV

   Теперь Лариса не тянулась к выпивке, мы любили друг друга со всё возрастающей нежностью без рискованных экспериментов, но самое интересное – её хамелеоны перестали играть всеми цветами радуги и излучали устойчивый тёплый свет.