Текст книги "Оторва"

Автор книги: Эдуард Снежин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

   Может выработаться странная позиция осуждения своих прежних упоительных моментов сексуальной страсти, как чего-то недостойного.

   Или начнётся игра в пресыщенность любовью – всё суета сует.

   Но в тайниках души, даже не признаваясь самому себе, человек всегда мечтает повторить сексуальные взлёты, которые пережил однажды.

   Настоящая причина смурного поведения в том, что очень сложно перестроиться на другого партнёра, когда сознаёшь, что он окажется хуже предыдущего.

  Где-то на третий день моего возвращения встретил я в магазине, в котором выбирал материалы для ремонта квартиры, Людмилу, учительницу биологии с университетским образованием лет тридцати, разошедшуюся с мужем года два назад.

   Мы были знакомы с ней раньше, как-то танцевали на вечеринке и, похоже, она давала мне авансы.

   Яркая роскошная блондинка, с чёртиками в глазах, многие мужчины хотели добиться её, я тоже, в ту пору, но женщина мягко отклонила моё прямое предложение.

   Она была рада случайной встрече, вышли из магазина вместе, Людмила что-то тараторила звонким голосом, потом, вдруг, осеклась и внимательно посмотрела на меня:

   – Что с тобой?

   – Что?

   – Да ты стал совсем другим, сколько мы с тобой не виделись?

   – Месяца два, – вспомнил я.

   – Что случилось за это время? Ты был такой болтун, а сейчас молчишь. Даже не рад встрече со мной, я к этому не привыкла.

   Последние слова она произнесла капризным тоном, не допускающим даже мысли, что может кому-то не нравиться.

   «Ага», – взбрыкнула шальная идея в моём потухшем мозгу.

   «На это и ловят красоток. Когда к вам проявляешь внимание – вы играете сразу в недоступность, когда перестаёшь – тот час же стремитесь навстречу».

   – Зайдём ко мне – расскажу.

   Тут я вздохнул непритворно, она поняла это и теперь была просто обязана удовлетворить вспыхнувшее любопытство, как любая женщина.

   – О, да у тебя ремонт! – остановилась она на пороге комнаты моей квартиры, в которой стены приятно пахли свежей побелкой, а мебель была сдвинута на середину.

   Впрочем, пол уже был чисто вымыт, хоть и не перекрашен пока, мебель выдвинута аккуратно, так что в уменьшенном объёме комната выглядела даже уютней.

   Бюракан, главное действующее лицо моей жизни, был немедленно водружён на стол, и началась беседа.

   Людмила восприняла мою одиссею с захватывающим интересом.

   Конечно, я не был с ней настолько откровенен, как с Фаукатом, мужчины, выговариваясь перед женщинами, никогда не забывают о собственной гордости. Но она что-то дополнила и поняла цепким интуитивным умом и впечатлилась, что перед ней несправедливо обиженный человек, беззащитный и добрый. К тому же умный и симпатичный мужчина, которого впору пожалеть не только состраданием, а утешить с применением всего арсенала имеющихся средств.

   Конечно, я не отказался от ответной реакции, когда она встала на моём пути, (я зачем-то сходил на кухню), и прижала к себе с материнской нежностью, быстро перешедшей у нас в нежности сексуальные.

   Но взял я её с какой-то трезвой рассудочностью, словно осуществлял процедуру заказного коитуса для медицинских целей.

   Её влагалище оказалось удивительно неглубоким, так что при каждом движении в полчлена доставал я до матки и, видимо, поэтому показалось широким. Кстати, этот признак, который мог оказаться великолепным для толстого, но короткого органа, неожиданно больно опечалил меня. Размер имеет значение.

   «Где теперь смогу я найти такую чудную игрушку для своего дружка, какая есть у Ларисы».

   Людмила почувствовала, что не воспламенит меня затуманенной страстью, поэтому прекратила попытки довести до оргазма себя.

   Однако, поскольку была умной и доброй, то не посчитала меня за сволочь, хотя подобная реакция в таких ситуациях возникает нередко у красивых женщин.

   Она поднялась с тахты и тут, на тумбочке заметила фотоальбом. Среди множества фотографий она безошибочно выбрала одиночный снимок Ларисы в прелестном голубом костюмчике и, даже не спрашивая – она ли это, принялась громко восклицать, чуть ли не рыдать безутешно:

   – О, тебе такую больше не найти! Это не девушка, это чудо!

   Это совпадало с моим настроением, и я раздражённо прервал её:

   – Прекрати! На ней свет клином не сошёлся.

   – Вадик! Я девять лет работаю в школе, но таких красоток с умным взглядом не видела!

   – С развратным взглядом!

   – С влекущим, чудик! Ой, я бы сама расцеловала её.

   – Ты что, бисексуалка?

   – Да что ты! – расхохоталась она. – Нам учителям не положено, разом с работы вылетишь!

   Она всмотрелась ещё раз в фотографию:

   – Если честно, с этой бы согрешила.

   Я выхватил фотографию из альбома:

   – Порву и выброшу.

   Людмила ловким кошачьим движением перехватила её назад:

   – Не смей! Потом будешь жалеть. Закажи лучше с неё портрет и повесь на стенку в обновлённой квартире. Это история твоей жизни, причём самый лучший её период.

   – Ладно, ладно, – прошёл мой импульсивный порыв, – ты хороший педагог, быстро просветила даже взрослого мужика.

   – Ну, давай по кофе, и я пошла.

   Мне нравилось беседовать с этой обаятельной и продвинутой дамой, хоть и взбаламошной, как все красавицы.

   – Что снова замуж не выходишь?

   – Женихов нет.

   – Не верю, с твоими-то данными.

   – Было за два года три любовника, и ни с одним не вышло по серьёзному.

   – Сбежали?

   – Что ты, все предложения делали. Сама ломалась. И что интересно, мужики-то все женились, и жёны у всех, не поверишь, лучше меня: молодые, без детей и с обеспеченными родителями.

   – Все ищут лучше, чем имели.

   – Мужики находят, а нам не заказано, дура я с претензиями!

   – Ну ладно, ещё не вечер.

   – Да ну вас! – отмахнулась Людмила, – меня недавно в институт пригласили, пока на полставки, так увлеклась новой работой!

   – Расскажи.

   – Ты, ведь, физик?

   – Электронщик.

   – Ещё лучше, ты Геру Ломакина знаешь?

   – Знаю, кандидат наук, – вздохнул я. – А моложе меня лет на шесть.

   – О, он как проклятый работает! Слышал об эффекте Кирлиана?

   – Конечно, это суют палец в поле высокой частоты, и кругом него свечение. Говорят, по форме свечения можно определить, чем болен человек.

   – Гера пошёл дальше. Он соорудил установку, в которой человека всего протаскивают сквозь поле, ну как на томографе. Картинка получается гораздо информативнее, чем с пальцем.

   Видно всю ауру человека, а аура – это душа.

   – Так, тебя, как биолога, пригласили душу читать?

   – Да. Гера сам технарь, сначала пробовал вместе с психиатрами работать, их у нас в городе два всего, и оба мужики. Не вышло, зацикливаются врачи, на чём их учили, а здесь нужен новый подход.

   – Да не только в этом дело, душа – дело тонкое, тут необходим интуитивный женский ум, а у мужиков тупой аналитический. У женщины больше развито правое, подсознательное полушарие, и никто ещё не доказал, что вернее: ум или интуиция, – мудро блеснул я эрудицией.

   – Гера тоже мне это говорил, когда сватал на работу.

   Тема, затронутая Людмилой, на стыке технических и гуманитарных наук, заинтересовала меня. Всю жизнь не мог я определить, что больше влечёт меня? В детстве с энтузиазмом собирал схемы радиоприёмников, но не с меньшим увлечением садился писать философские стихи и рассказики, на тему смысла жизни.

   – Вот чем ты занимаешься. А как-нибудь пригласишь в лабораторию, посмотреть на практике?

   – Всегда, пожалуйста! Я завела этот разговор для тебя, приходи, посмотришь на свою рваную ауру. А через это лезут в душу всякие гадкие виртуальные сущности, демоны.

   – Да ну! Запугаешь совсем.

   – А мы пробуем лечить раскрытую ауру, пытаемся превратить в замкнутый защитный кокон.

   – Интересно! Обязательно приду, как с ремонтом управлюсь.

   – Звони!

   Я поцеловал на прощанье Людмилу с непритворной нежностью и подумал, что пообщайся мы с ней сразу так, моя душа потянулась бы к женщине, и сексуальный акт, наверняка, окрасился бы душевным порывом.

                                          XIV

   В динамиках тихо завывали чарующие звуки «Пинк Флойда».

   Я только закончил покраску пола в комнате, как в дверь позвонили.

   – Заходите, у меня руки в краске, – крикнул я.

    Незапертая дверь открылась.

   – Оторва! – выдохнул я.

   В полутёмном проёме двери словно зажглась новогодняя иллюминация. Такую энергию излучала улыбающаяся Лариса, что, казалось, вся светится, с радужным ореолом вокруг!

   Она бросила в угол коридора сумочку и сняла с моих рук замазанные краской перчатки.

   – Как славно воняет у тебя мой милый маляр! – прощебетала она со свойственным ей саркастическим юмором и, я, ошарашенный, очутился в кухне, бесцеремонно затянутый туда за член, в который она вцепилась сквозь штаны.

   Так же очумело не сопротивлялся я, когда она встала на колени, выпотрошила моё достоинство поверх джинсов, и всосала его в рот.

   Я нимало не задумывался, что это с её стороны: беспроигрышный манёвр на сближение после всего или искреннее утоление голода по мне любимому? Я испытал великое облегчение души, как будто сбросили с меня непосильный груз, неотвратимо прижимающий к самой земле.

   Всякая способность к размышлению покинула меня.

   Я просто закрыл глаза и предался блаженству, разлившемуся от пальцев ног до макушки головы. И только иногда вздрагивал, опасаясь проснуться и, как в первый раз, когда Лариса отдалась мне, крутилось в голове: «Так не бывает!»

   Я не стал допрашивать девушку и устраивать разборки, боялся узнать подробности, вгоняющие в стресс, и так слишком много пережил. К тому же был уверен, что рано или поздно Лариса «расколется» сама, природное стремление к откровенности часто побеждало в ней обманную хитрость, в которой она достигла непревзойдённого профессионализма.

   Но в первый день напомнил наше соглашение с её родителями – не пить месяц.

   – Конечно, – радостно согласилась она, – мне мамА подарила книжку про лечебное голодание, – вытащила она из сумки тонкий томик, – оказывается, голодание лучше всего лечит от алкоголизма. Там пишут, что надо голодать три недели, но мы же не алкоголики, правда? Нам хватит одной.

   – Знаю я про этот метод, даже сам голодал, и очень здорово посидеть недельку на одной водичке, чистится организм.

   – Так, заканчиваем быстренько ремонт, что там осталось: кухня и коридор? и переселяемся голодать ко мне. Тут у тебя, – вдохнула она воздух, – будешь питаться ацетоном.

   В Ларисе бурлила неуёмная энергия не только к радостям жизни.

   С воодушевлённым подъёмом сдирала она в коридоре и на кухне всё лишнее и покрикивала на меня:

   – Шевели помидорами! – как будто, я залез на неё меж ног, но ленился выполнять мужские функции.

   В результате, на окончание ремонта ушло всего пару дней.

   Мы лежим голые, расслабленные после бурного акта любви. Любовь – наша единственная пища уже третий день. Я голодаю в лечебных целях не в первый раз, и пришёл к чёткому выводу: голод не уменьшает, а обостряет сексуальное желание.

   Чтобы найти подтверждение этому, я раздобыл роман Золя «Жерминаль», на последней странице которого влюблённые, оказавшись без пищи, заваленные в шахте, сливаются телами в страстном возбуждении.

   – Я устрою тебе такое возбуждение, – с ленивым акцентом, так будоражущим меня всегда, говорит девочка, – что забудешь читать мне глупые книжки.

   С этим, она достала из тумбочки медицинский термометр и … начала старательно впихивать его в щель моей головки.

   – Ты что?! – возмутился я.

   – Разве тебе больно?

   – Да нет, но он стеклянный, может сломаться.

   – Испугался! Тогда суй мне!

   Она раздвинула свои широкие бёдра и засучила пальцами влагалище.

   – Для тебя он маловат, – засомневался я.

   – Дурак! Суй в уретру!

   И, поскольку, я раздумывал, прикрикнула:

   – Да ты до сих пор не знаешь, откуда женщины писают? Бедный малыш!

   – Зачем тебе это?

   – Узнаешь на практике!

   – Ладно, получай, – согласился я, вспомнив сцену с шампанским в грудь, и, осторожно, начал вставлять градусник в узенькую дырочку на внутренней стенке влагалища под клитором.

   К моему удивлению, он зашёл туда весь, и я только крепко придерживал его краешками пальцев за верхний кончик, чтобы не провалился.

   Но тут Лариса отбросила мою руку и ударила градусник по шляпке. Медприбор, к моему ужасу, скрылся в отверстии весь без остатка, а Лариса завибрировала задницей и застонала. Я испугался так, что сразу бросился к телефону, звонить в скорую.

   Чертовка захохотала:

   – Успокойся!

   Я понял, что это был обыкновенный оргазм, достигнутый необыкновенным методом.

   Удовлетворившись, Лариса произвела влагалищными мышцами сокращательное движение, и градусник выскочил из отверстия.

   – Вот как! – только изумился я.

   – Теперь будем совать тебе.

   Не было никакого желания испытывать этот эксперимент на себе, но мужское самолюбие не позволяло отступать после героического примера партнёрши.

   Она не стала церемониться и запихала градусник полностью в мою щелку. После этого член непроизвольно задубенел и, не смотря на страх, чего-то захотелось.

   Лариса оседлала меня сверху и принялась осторожно накачивать.

   Через пару минут градусник выстрелил в её влагалище, а я ощутил болезненное и, в то же время, по необычному приятное, излияние жидкости по семенному канатику, раздражённому вставленным предметом.

   – Ну, как? – спросила ведьмочка.

   – Супер! – прохрипел я. И тут же добавил:

   – Но больше этого не будет, ни в тебя, ни в меня. Ты маленькая дурочка и не задумываешься о последствиях, если он сломается.

   – Не трусь, не в первый раз и ничего не случилось.

   – Так это ты позволяла с другим?

   – Позволяла. Знаешь, у меня был дружок-зычок. Он, вообще-то, в первый раз просто изнасиловал меня, а потом научил многим штучкам.

   Я тут же вспомнил подслушанный разговор дочки с матерью, там на Дону.

   – Уголовник?

   – Ну да. У него под кожицей были вставлены металлические шарики, б-р-р! – встряхнулась она.

   – Ну, ты точно, оторва! – смотрел я на неё, потрясённый очередной новостью.

   – Только честно скажу тебе, с ним я так и не научилась кончать, хотя он очень хотел этого.

   – А где он теперь?

   – Ты что! Узнали мать с отцом, тут, ведь, за мной негласная слежка, прикатили сразу, у отца председатель Совета друг, Рустама сразу выселили за зону.

   Я знал, что у местных властей есть право по закону о закрытых территориях выселять людей, чем нередко пользовались в личных целях.

   – Не угодно ли, Вам мадемуазель, чтобы Ваш нынешний друг тоже загнал под кожу шарики? – с издёвкой спросил я.

   – Не угодно. Мне с тобой и так хорошо, – поцеловала меня девушка с непритворной нежностью. За такой сердечный поцелуй я готов был любить её, даже если бы она сама была уголовницей и согласиться на всё.

   – Тогда, давай, заменим градусник чем-нибудь безопасным, – предложила она.

   – Чем? – испугался я.

   – Сейчас! – спрыгнула голозадая нимфа с кровати и слетала в туалетную комнату. Она вернулась с длинным, сантиметров в двадцать, блестящим никелированным штырём.

   Я понял, что очередной экзекуции не избежать, убедительных аргументов против применения орудия у меня не было. Я только взвыл, когда она всунула его весь в то же место, где недавно провалился градусник.

   Только закруглённый кончик штыря кокетливо выглядывал из щелки моей головки.

   Человек привыкает к любым превратностям судьбы и может радоваться даже насилию.

   Мы стали использовать этот болезненно приятный способ, доводивший нас до остервенения в половых оргиях.

   На третий день безумства с применением инструментальных средств, я проснулся утром с залитым кровью пахом. Нежная промежность оторвы тоже была вся в крови.

   После этого она перестала применять орудие сладостной пытки, а, я, на всякий случай, выбросил его совсем.

   На четвёртый день голодовки я ушёл на пару часов в свою квартиру, переставить мебель на высохшем полу. Лариса хотела со мной.

   – Это не женский труд, – возразил я, – обойдусь сам.

   Вернувшись обратно, я застал незнакомую гостью. Они с Ларисой болтали за столом… и пили портвейн.

   – Что такое? – возмутился я.

   – Вадик, мы не виделись с подругой полгода, пришла с бутылкой, не выгонять же!

   – Она не сказала Вам, что четвёртый день без пищи? – обратился я к подруге.

   – Да ну? За что Вы её голодом морите?

   – Извините, – еле сдержал я бешенство, поднял со стола ополовиненную бутылку и выставил за дверь на лестничную площадку.

   – Она ждёт Вас! – раскланялся потом я.

   Гостья хотела, наверняка, сказать ещё что-то обидное, но Лариса тихо произнесла:

   – Уходи Вика.

   Вика хмыкнула, но поскольку я никогда не видел, чтобы кто-то из подруг спорил с Ларисой, удалилась.

   – Я уж не говорю о том, что ты нарушила слово родителям, пить после голодовки просто опасно и глупо, – сказал я в расстроенных чувствах.

   – А ничего не случится! Я крепкая! – махнула девушка рукой, – давай я салатик сделаю, мы же купили овощи на восстановление.

   – Делай, – согласился я покладисто, во время голодания выделяется на язык ацетон, а я ещё и надышался им в своей квартире и, возвращаясь, мечтал покушать, чего бы, конечно, не допустил, если б не этот случай. И главное, раз Лариса выпила, лучше закусить, чтобы не раздражать желудок одним вином.

   А она, дорвавшись наконец, до алкоголя, весёлая летала между комнатой и кухней и напевала, задевая меня:

   – А ты такой холодный, как айсберг в океане…

   Потом мы испытали с ней блаженство первого поедания пищи после голодания. Обыкновенный винегрет, чуть сдобренный растительным маслом, казался вкусным необыкновенно.

   – Ешь малыми порциями, так положено, – учила Лариса, раскрыв мамину книжку.

   – Понял, – согласился я и начал тщательно пережёвывать мелкую порцию пищи, не для того, чтобы легче усвоилась, а помочь своим примером преодолеть зверский аппетит нарушительнице обетов, написанный на её лице после приёма портвейна.

   Весьма осчастливленные насыщением, мы плюхнулись на кровать дожимать блаженство сексуальными радостями.

   – Как же со словом предкам? – спросил потом я.

   – Всё, всё, сколько нам осталось? – заиграла девушка пальцами, – совсем ничего, двадцать дней. Это будет … – зажмурилась она, – 19 августа!

   Она всегда разгуливала по комнате обнажённой. В первые дни любви мне нравилось это невообразимо, особенно наблюдать колыхание розовых половых губ под чёрным треугольником. Потом я, как-то, спросил её:

   – Ты не думаешь, что от постоянного созерцания женского тела у меня не будет стоять на тебя х.й?

   – Не думаю! – отрезала Лариса.

   Она подошла к зеркалу и завертелась перед ним со всех сторон:

   – Какая же я, блядь, красивая, кому же я, блядь, достанусь?

   Нет, на неё, положительно, нельзя было долго обижаться, и нельзя не любить!

   Я вышел первый день на работу, у Ларисы каникулы были до сентября. С тоской ждал, когда закончится рабочее время.

   В первой половине дня любовь моя звонила дважды, но потом я сам не смог дозвониться до неё по обоим адресам.

   Я забежал в кассу, там ожидала меня уже две недели премия, о которой узнал только на работе. Купил Ларисе на рынке огромный букет гладиолусов, коробку трюфелей и в самом приподнятом настроении явился домой, мы опять переселились ко мне.

   Лариса лежала на тахте, пьяная в драбадан.

   – О, какой ты галантный! – приподнялась она, увидев меня с подарками.

   Подошла, шатаясь, поцеловала, обдав портвейным запахом.

   Я скованно застыл на пороге комнаты.

   Девушка переложила цветы в вазу и радостно захлопала в ладоши:

   – А мне предки послали перевод!

   – Если б знали, то послали бы плётку, чтобы излупить тебя, – мрачно заметил я.

   – Ну, что ты сердишься, у нас ещё две бутылки.

   Лариса открыла холодильник за углом в коридоре и достала два пузатых «бронебойных снаряда» по 0,8.

   Такая явная демонстрация вывела меня из себя.

   Я выхватил «снаряды» из её рук и изо всей силы грохнул их об пол. Одна бутылка попала на угол и разбилась, разлив пахучую жидкость, другая подскочила, словно футбольный мяч и встала на донышко.

   – Вот видишь, приглашает! – не смутилась Лариса и подняла бутылку.

                                             XV

   Кончилось тем, что мы опять стали пить с ней почти каждый день.

   Я смирился с тем, как есть, если отбросить мозги и не думать о последствиях и приличиях, такое времяпровождение в общении с юной секс-бомбой, было ошеломительно обалденным.

   Моя квартира стояла на бойком месте, угловая между двумя центральными улицами. Сами мы не часто ходили по гостям, но к нам постоянно кто-то являлся, с непременной присказкой:

   «Зашёл (зашла) по дороге».

   Дверь на балкон была постоянно открытой. Лариса врубала на всю мощность музыкальный центр, что тоже  способствовало привлечению гостей.

   Сегодня у нас находились Юля и Света, которым Лариса открыла дверь, не потрудившись набросить халатик на голое тело, поэтому девчонки сами тоже распоясались сразу в буквальном выражении – разделись до плавок, даже сбросили лифчики и теперь бесстыдно возлежали вместе с Ларой на балконе, потягивая мадеру, её они принесли с собой. Я как заправский официант, тоже в одних плавках, но с полотенцем на руке, подносил фужеры с вином и закуску.

   Был выходной, ярко светило солнце, пинк-флойд бередил душу космо-эротическими звуками, чудная картина загорающих полуголых красоток тоже, я был в меру пьян и безмерно счастлив.

    Много ли человеку надо!

   Кто-то ещё постучал в дверь. На пороге стояла Анка. Анка была подругой моей уехавшей жены Татьяны и сыграла немалую роль в совращении той блядским притоном местного офицерья. Из-за этого мы с женой и разошлись.

   Именно Анка поведала мне раньше за коньяком детали Таниной измены, после чего я трахнул её дважды со злым остервенением, прямо на полу, диван был занят спящим сыном, но жёсткое ложе подружке  понравилось.

   Она, наверно, всё ждала, когда я снова явлюсь к ней, чтобы учинить очередное приятное изнасилование, но не дождалась, явилась сама.

   – Проходи! – сделал я рукой широкий жест в комнату.

   Анка заметила на балконе полуголых девок и засмущалась поначалу, она явно явилась на случку со мной, судя по возбуждающему наряду: полупрозрачному короткому платью и притягательному запаху духов.

   – Иди сюда! – крикнула Лариса, махнув фужером, – только разденься!

   Анка старше Ларисы в два раза, но безропотно подчинилась и скинула платье.

   – Бюстгальтер тоже, – щёлкнула Лариса пальцами, – у нас цивилизованный пляж.

   Новая гостья сбросила и бюстгальтер, я нацедил ей фужер, и она была, наконец, допущена в избранное общество.

   Лариса тут же собрала с девушек деньги, кошельки, однако, они захватили с собой на балкон, и меня послали за бюраканом.

   В магазине я встретил Игоря, тот, заглаживая свою вину передо мной и узнав, что там Юля, купил сразу две бутылки, и я вернулся с ним.

   В комнате уже торчал коллега по кооперативу Сашка, с похотливой улыбкой переминавшийся с ноги на ногу перед дверью на балкон.

   – Ладно, девки, на балкон все не влезем, кыш сюда! – дал я команду.

   Девчонки потянулись цепочкой в комнату, прикрывая руками груди.

   – Да ладно вам! – махнула рукой Лариса, плавки она, всё-таки, надела, – Вадика не стыдитесь, а тут ломаетесь.

   Девки, только и ждали такой команды. Уж что-что, а если есть повод, и есть что показать, то женщины сделают это с удовольствием.

   Пошла шумная пьянка, на шум прибежали из соседней квартиры Женька с Ольгой, тоже с вином, разухабисто загремел рок-н-ролл, все танцевали, на чём только могли: на полу, на тахте, на стульях. Светка заскочила покрасоваться на стол, не задев, кстати, стройными ножками ни одной рюмки.

   – Теперь купаться! – скомандовала Лариса, с которой пот стекал градом от быстрых танцев, подруга, не смотря на юный возраст, набрала на маминых харчах за семьдесят килограмм веса.

   – Эй, чуваки! – крикнула она на кухню Игорю с Юлей, уже пристроившихся, вдвоём на одну табуретку, – здесь блядство не разводить!

   Компания с песнями двинулась к озеру.

   Впереди, всё также в одних плавках без лифчиков, но в туфлях на высоких каблуках, шагала, шатаясь из стороны в сторону, отважная шеренга пьяных девчонок, заняв всю ширину тротуара.

   Ошарашенные встречные прохожие застывали, вытаращив глаза на массовую демонстрацию живой плоти, и потом отпрыгивали в сторону на кусты.

   Девчонки, обнявшись за плечи, и обжигая друг друга весёлыми чёртиками в глазах, проникновенно пели:

   – Как ты могла подруга моя?

   Лучше тебя, ведь, нет у меня!

   Так поступить с любовью моей

   На вечеринке лучших друзей.

   – Милицию надо вызвать на вас! – взвизгнула немолодая дама, заскочив от надвигающейся компании в колючий шиповник.

   Её спутник, пожилой мужчина с благообразной внешностью, напротив, раскланялся глубоко, пропуская девчонок:

   – Шарман, какой шарман! Слава российской демократии!

      Милиция как чёрт, только её поминаешь – она тут, как тут.

   В сотне метров от озера нас настиг «воронок», который чуть проскочил злачную компанию и тормознул. Из него вышли три молодых мента и встали на дороге.

   «Эх, жаль нет сегодня Фауката, – подумалось мне, – он умеет говорить со своими».

   Мы остановились.

   – Ну, вы уж совсем! – сказал старший из пикета, жадно, между тем, поглощая чудное видение обнажённых девичьих фигур.

   – Да мы уже, практически, в пляжной зоне, – нашлась тут же Ольга.

   – Ага, прошли сквозь город голышом! – встрял другой мент.

   Лариса выдвинулась вперёд:

   – Ты что голых девушек не видал? Посмотри! Между прочим, это обычная материнская грудь, которую ты сосал ребёнком.

   – И её рисуют на всех картинах у мадонн, – поддержала Юля, пышная грудь которой смотрелась умопомрачительным диссонансом с хрупким телом.

   Мент захлопал неуклюже глазами, не зная, что возразить на задорный демарш. Молодым служителям порядка вовсе не хотелось прослыть ханжами среди городской молодёжи в то время, когда страна переживала упоительное раскрепощение на пике новой демократии.

   – Ну ладно Витас! – обратился Игорь, к оказавшемуся знакомым менту, – всё равно все девчонки в воронок не войдут!

   «Витас», наверняка, в миру Виктор, отреагировал на свойскую кликуху и совсем расслабился от служебного рвения.

   – Ты, что не узнал меня, Сергей? – обратилась Света к лейтенанту, старшему патруля.

   – Что ты Светочек? – расплылся в улыбке лейтенант, – а где Фаукат?

   – Пошёл загружаться в магазин, – тут же наврала неотразимая блондинка.

   – Привет ему! Вы только там не очень на пляже, а то с ума мужики сойдут. Классно смотритесь! – передёрнуло его от взгляда на обнажённые девичьи тела, сгрудившиеся кругом. – Поехали!

   Тут присоединился, откуда ни возьмись, Ванька, мой знакомый, тоже кооператор, но по пушной части.

   – Да тебя жена ждёт! – бросила ему Лариса.

   – Подождёт! – нервно отреагировал Иван на ехидное замечание. Мне было неприятно его присутствие, я ещё раньше заметил, как он пытался «подбить клинья» к Ларисе, чего не допускали уважающие меня друзья.

   Когда подошли к берегу, уже смеркалось.

   В воде начался беспорядочный сумбур, ребята хватали девчонок, юная Света явно не возражала против Сашкиных объятий, и мой весьма симпатичный друг выскакивал с ней из воды, как молодой жеребец.

   А Иван, улучив момент, когда я растирался полотенцем на берегу, прижал Ларису. Сам он был небольшого роста, но с высоты мне хорошо был заметен его огромный конский член, которым он пытался елозить по бёдрам девушки. Я только хотел спрыгнуть вниз и проучить нахала, как Лариса так толкнула его, что он ушёл под воду.

   – Мало тебе других девок? – со злостью прошипела она, и красивым движением выскочила на берег.

   Возбуждённый Ванька решил после этого прицепиться к меньше всех занятой Анке, но та тоже оттолкнула его, не желая играть роль запасной тёлки.

   Отбивать Ларису от кобелей пришлось не раз. Однажды заскочил к нам, как всегда, уже пьяный Мишка, разведённый красавЕц лет тридцати пяти. Он работал в одном отделе со мной, в соседней группе. Мишка был слишком разбалован женщинами и постоянно пил за их счёт.

   КрасавЕц, проглотив рюмку, пристроился подремать на диванчике, Лариса убирала со стола, я пошёл принять ванну.

   Вдруг девушка вбежала ко мне, вся дрожа.

   – Он, он… – не могла она найти слов.

   – Что он? – выскочил я из ванны, едва запахнув халат.

   – Он предложил мне пососать его член, – уже справилась с собой и спокойно сообщила Лариса последнюю новость дня.

   Я вошёл в комнату. Мишка, безнадёжно пьяный, вытащил из штанов своё богатство и сидел, шатаясь из стороны в сторону.

   Я схватил его за грудки, протащил по комнате, двум коридорам в квартире и снаружи, и спустил по ступенькам высокого крыльца.

   Наверно, эта экзекуция несколько отрезвила его, он поднялся и, шатаясь, побрёл прочь.

   Позже ребята рассказали мне, что Мишка давно полуимпотент, однако, женщины любили его, любят часто тех, на кого затрачено много сил.

   К Ларисе всё время кто-то приставал.

   Прихожу домой, у неё незнакомый гость, красивый молодой парень, сидят за столом, пьют вино. Слава богу, парень оказался  интеллигентным и романтичным.

   – Извините, – сразу обратился он ко мне, – У Вас такая красивая девушка, мы встретились на пляже, я попросил у неё разрешения посидеть с ней. Только посидеть, только полюбоваться на её лицо.

   – Я и сказала ему, пошли домой, думала, что ты тоже дома, – пояснила Лариса.

   – Ты простая, как три рубля, – сказал я ей.

   – Не ссорьтесь, я ухожу, ухожу, – поднялся парень.

   Я не задерживал его, девушка тоже молчала. Подошла, легла, не раздеваясь, на тахту на спину и задумчиво уставилась на потолок.

   – Подвинься, – попросил я её и прилёг рядом. Она молчала.

   – О чём думаешь? – спросил я.

   – Какие у него ноготки!

   – У кого?

   – У Игоря.

   – У Игоря? Это который был на Дону? – догадался я.

   – Да. Розовые, перламутровые.

   – Ты спала с ним? – захолонуло у меня.

   – Это просто романтическая любовь.

   – Вот так просто? – задохнулся я. – Ты и с Сергеем спала?

   – С ним нет, кстати, когда ты удрал, я сразу поднялась наверх и всю ночь проплакала! А на утро мы сразу уехали на Дон.

   Так я и знал, что Лариса когда-нибудь расскажет подробности своих приключений на Дону без меня. Но лучше бы молчала, не знаешь – не было.

   – Больше я слышать не хочу ничего! – отвернулся я от подруги.

   Тут приноровился посещать нас Костя, маленький, щуплый, лет тридцати, который жил в соседнем доме. Раньше он жутко пил, потом «зашился». Когда Лариса ещё не вернулась в город, он как-то забежал ко мне попросить автомобильный ниппель. Наши машины стояли рядом на гостевой стоянке, недалеко от дома.