Текст книги "Всегда на страже (сборник)"

Автор книги: Эдуард Корпачев

Соавторы: Николай Алексеев,Микола Ракитный,Николай Терно,Петро Приходько,Эдмунд Низюрский,Валентин Мысливец,Александр Шлег,Алексей Кулаковский,Анатолий Милявский,Валентина Голланд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

В пограничных войсках богатые традиции. Особенно мы гордимся подвигами тех первых советских часовых, которые в двадцатые годы учились у ленинской партии, ее руководителей мужеству, непоколебимости, бдительности, стояли на охране завоеваний Октября. Мы делали все, чтобы их боевая служба, их пролитая кровь, их отданные за народное дело жизни не исчезли бесследно, не забылись.

И всегда с нами были герои сорок первого, которые росистым июньским рассветом стали железным щитом против закованных в броню, вооруженных до зубов гитлеровских полчищ – до последнего дыхания защищали от врагов каждую пядь священной советской земли.

Многому мы научились у воинов послевоенной границы, которые преградили путь в нашу страну десяткам и десяткам шпионов и диверсантов империалистических разведок.

Своеобразное соревнование развернулось было среди курсантов морской пограничной школы за право попасть на службу в Краснознаменный Западный пограничный округ, где помимо людей в зеленых фуражках верно служат на седой Балтике морские пограничники. Не многим, правда, выпало счастье продолжить легенду – на других морях и океанах тоже требовались специалисты.

Встреча с пограничниками для меня – всегда волнение, радость. Особенные чувства полнят душу при знакомстве с часовыми западных рубежей, на которых соленая балтийская волна не раз подымала на гребне самого.

О последней встрече с пограничниками Краснознаменного Западного пограничного округа и рассказывается в этом очерке.

На одной из застав Краснознаменного Западного пограничного округа служит отличник боевой и политической подготовки сержант Алексей Любецкий.

– Наше подразделение,– говорит Алексей Петрович,– вот уже три года носит звание отличного. Наша застава находится в горах…

Мест, красивее Карпат, вблизи, кажется, и нет. На крутых склонах, как видит глаз, тянется к небу смешанный лес. Лоси, кабаны, зайцы, другая дичь даже не прячутся от вооруженных людей в военной форме. Воздух чист и свеж, наполнен густым запахом смолы и разнотравья. С шумом и звоном проносятся по каменистым крутым протокам белопенистые ручьи. А водопады – глядеть не наглядеться! Спиралями вверх, как пружины, взмывают узкие горные дорожки. На высоте – голубой простор, приволье. Альпийские луга усеяны густою травой и душистыми яркими цветами. И над всем этим – могучие буки, как маяки, разносят неповторимую мелодию пастушьей трембиты…

Нетронутая, величественная, просто сказочная природа вокруг заставы, на которой служит Алексей Любецкий.

И не хочется верить, что среди таких лесных красот вдруг может запутаться какой нарушитель. Но граница есть граница. Не перевелись еще любители проверок, как надежно охраняются наши рубежи…

В сумерках пасмурного летнего дня на заставу поступил сигнал:

«Трое неизвестных идут к границе».

Недолгими были сборы тревожной группы. Со стороны могло показаться, что шофер Шестопалов специально ожидал команды. В считанные секунды подогнал он машину. Здесь уже в полной боевой готовности его ожидали заместитель начальника заставы лейтенант Петров, сержант Любецкий, инструктор службы собак Рудецкий с овчаркой Дингой. Еще к вездеходу успел, как бы просясь взять с собою в поиск, дикий козленок которого ранней весной, маленького и обессиленного в горах на снегу подобрал прапорщик Муршудов.

С козленком этим, пока он стал на ноги и привык к порядкам, было немало забот. Никак не хотел он пить молоко. А без еды откуда же возьмется сила у животного?

Майор Тюрюкин – начальник заставы – посмотрел на почти бездыханного козленка, махнул рукой, усмехнулся и сказал:

– Нечего делать вам, ребята. Лучше бы поиграли в шахматы или так чем занялись,

– Поставим козленка на ноги,– опуская мордашку козленка в тарелку с молоком, ответил прапорщик.– А то я все время думал, чего это недостает на нашей заставе.

– Все равно сбежит! – убеждал Муршудова майор.– Как волка ни корми, а он все равно в лес глядит.

– У нас в Армении диких коз приручают,– не отступался от своего прапорщик.– Какое густое молоко дают, Василий Евгеньевич! От туберкулеза им излечиваются.

– Козье молоко полезно человеку. Но что ты надоишь с козла, если и выживет? – свел разговор на шутку майор Тюрюкин.

Пограничники, что в свободное от службы время собрались на кухне, дружно рассмеялись.

– Пусть будет козлик! – немного разозлившись, сказал решительно Муршудов.– Расходы там на его удержание…

– Назвать его как-то нужно, товарищ прапоршик,– отсмеявшись, сказал сержант Любецкий.– На заставе все живое имеет свое имя. Собака Динго…

– Знаем,– ободрившись, перебил его Муршудов.– Объявим конкурс на лучшее имя, что ли?

– Козленок Борька,– как бы между прочим сказал майор и ушел.

По дороге домой начальник заставы вспомнил песенку: «Жил-был у бабушки серенький козлик». Вспомнил войну, дни решительного наступления наших войск, большую, покрытую тесом хату на опушке лесной белорусской деревни, старую женщину возле больной дочери на полку. Сквозь слезы, еле слышно она рассказала молодому солдату:

– Сынок на войне… А нас тут германцы… Перепугали дочь… Кашляет, сохнет… Была козочка, свое молоко – хоть ходила доченька. Так застрелили козочку германцы, увезли. Что хочешь ей давай, больной…

Горе то близко к сердцу принял молодой солдат Тюрюкин. Он выложил на стол последний кусок хлеба, банки с тушенкой. Расставаясь, сказал, что будет метко стрелять в фашистов.

Мужественно, храбро сражался с врагами Василий Тюрюкин – медали на груди свидетельство тому. После войны окончил пограничное училище. И с тех пор несет службу на передних рубежах Отечества. В каких только сложных ситуациях не довелось ему побывать, каких врагов не задерживать! А бабушка не забывается. Худая, сгорбленная – стоит она перед глазами. Особенно ярко и выразительно восстановил в памяти военные события этот козленок…

О находке прапорщика Муршудова майор в тот же день рассказал домашним. Жена будто и не услышала – молча мыла посуду. Ее можно понять – магазинщице предостаточно забот на работе и дома. А Василий, мол, о козленке говорит…

Зато дочь Тюрюкина – еще школьница – не окончила решать задачу по геометрии, вихрем метнулась из комнаты, услышав о слабеньком диком животном. Жена, кинув взгляд на Василия, усмехнулась, сказала:

– Одной матери, одного отца, а какие непохожие дети.

И муж согласился, что старшая, уже замужняя их дочка, более спокойная, хотя сразу же высказал предположение, что и она, возможно, не усидела бы, если бы случилось такое.

О козленке Александр Муршудов рассказал своей жене, которая работает на «скорой помощи» в приграничном городке и там живет. Услышали об этом их дети. И сын, и дочь в один голос – вези на заставу. С того дня все трое стали чаще бывать на месте службы мужа и отца.

Ни в чем не виноватый козленок, который вскоре и на ноги стал и научился пить молоко, как-то оживил переписку между Алексеем Любецким и его любимой – Таней, которая учится в сельскохозяйственном техникуме в Калинине. Девушку просто заинтриговало то, что дикий козленок не сбегает в лес, не признает людей в гражданском – даже переодетого в пальто начальника заставы он чуть не сбил с ног, что, фактически, животное провожает пограничников от заставы до так называемого центра, откуда стежки расходятся непосредственно на границу.

Теперь Таня обещает приехать и посмотреть, как служит ее Алексей.

Вспоминая, какой слабый и маленький был некогда козлик, сержант Любецкий говорит:

– Сейчас он всегда провожает пограничный наряд. Солдаты уходят на службу, а наш Борька возвращается и дожидается следующего наряда.

Вот и на этот раз козленок прибежал проводить наряд на задержание нарушителей. Долго гнался он за машиной, пока она не вырулила на крутую горную дорогу, пока не растворились в темноте огни заставы.

У пограничников начиналась самая сложная, ответственная работа. Б густом непроходимом лесу в горах задержать нарушителей не просто. Шпионы и диверсанты, обыкновенные перебежчики-преступники, для которых не существуют понятия Родины, человечности, готовы на все. Они враги, как и те фашисты, что издевались над девчонкой, застрелили бабушкину козу и, оставили на голодную смерть больного человека. Они, как правило, хорошо вооруженные. Они метко целятся в каждого, кто становится на пути к осуществлению их грязных дел. Это знает каждый пограничник. Граница и в мирное время далеко не мирная.

Машина остановилась в стороне от участка, на котором должны были быть нарушители. Сразу же выключился мотор. Недолго вслушивались пограничники, как глухо, дремотно гудят ели, шелестят листьями вековые буки, звенят водопадистые, незатихающие горные ручьи.

По небу низко над горами ползут, еле движутся бесконечные облака.

Только Динго внюхивается в густой черный воздух, чуть слышно клацает зубами. На границе собака, действительно, самый незаменимый, наилучший друг человека.

Стремительно шли пограничники по черной стежке. Наконец им удалось поставить на след Динго. Она круто завернула к границе, начала углубляться в кустарник. Вскоре настигла нарушителей.

На голос пограничников вышли юноша и девчонка. Очень молодыми они показались не только в свете фонаря, но и были такими на самом деле. На первый взгляд – совсем безобидные люди. У каждого в руках икона, вещевые мешки за плечами. Объясняют открыто, что не хотят жить в нашей стране, идут в свет искать лучшей доли.

– А зачем этот пистолет? – ощупав в кармане у парня оружие, спросил Алексей Любецкий.

– Это же детский, игрушка,– весело, как показалось, с издевкой ответил парень.– За пятьдесят шесть копеек.

Но кто же в то поверит, что нарушитель будет нести с собою детскую игрушку? Любецкий поднес оружие к фонарю, потянул на себя хитро пристроенный ударник.

– А почему здесь патрон с малокалиберки? – уже более строго спросил сержант.– В кого думали стрелять?

– Боялись зверья,– всхлипнула девчонка.

– Звери в горах людей не трогают,– ответил Любецкий.– Где ваш третий дружок?

У пограничников не было сомнения, что именно тот, третий, который подставил им этих молодых людей, и есть настоящий нарушитель.

– Где дружок? – настойчиво спрашивал Алексей.

– Никого мы не знаем, не видели,– сквозь слезы говорила девчонка.– Были вдвоем…

Она обманывала. Собака же рвалась вперед. Лейтенант, чтобы попусту не тратить времени, приказал:

– Товарищ Шестопалов, возьмите их под охрану. Продолжим поиск.

Динго пошла по следу, залаяла.

– Выходи! – крикнул Любецкий.– Пограничный наряд!

Но нарушитель не торопился на открытое место. В темноте пришлось продираться сквозь густые заросли.

Посветив фонариком, Любецкий немало удивился: в густой траве под кустом лежала лицом вниз женщина. Во всяком случае об этом говорила одежда на человеке.

– Вставай! – приказал сержант.– Документы!

Нарушитель стал на ноги, отряхнул траву, И вдруг, отбросив вещевой мешок вниз по склону горы, мгновенно сиганул в сторону. В одно мгновение его настигла Динго, уложила на дол. Видимо, собака не выбирала места помягче, потому что неизвестный закричал грубым мужским голосом:

– Уберите пса!… Не имеете права задерживать!…

Пока подбежал к нарушителю Алексей Любецкий, на нем уже не было ни платка, ни юбки. То ли Динго решительно поработала возле неизвестного, то ли сам он почувствовал безнадежность положения и сорвал не очень надежную маскировку со своего тела.

Еще несколько минут нарушитель скандалил, призывал к закону, гуманности, закидывал голову в темное, облачное ночное небо, будто ожидая оттуда милости.

– А что это вы носите с собою в кармане? – спросил Любецкий, показывая нарушителю самодельный, уже крупнокалиберный пистолет.– Для чего святому человеку оружие?

– Зверей много в горах! – громко, самоуверенно отвечал задержанный.

– Сегодня мы выловили последнего! – заверял его сержант.– И на что вы надеялись?

Нарушитель вздрагивал, молчал.

– Не подобрали бы вас мы, так бы засада или заслон не пропустили,– говорил Любецкий.– Наконец, и на той стороне границы наши друзья.

– Не везде же на земле ваши друзья,– огрызнулся преступник, тяжело вздохнув.

И словами этими, вздохом своим нарушитель как бы заставил пограничников задуматься: каких же друзей он имеет в виду, каким транспортом предполагал до них добраться?

Ранним утром, если бы не бдительность людей в зеленых фуражках, враги советской державы поднялись бы в воздух – повезли бы за океан секретные документы, дорогие вещи, свою ненависть к честным, искренним труженикам нашей страны.

С нарушителями границы детально разберется советское правосудие. А сержант Любецкий переживает, думает: чего же хотели эти людишки, на что готовы были променять свое самое красивое в мире, раздольное Отечество?

Хотя Алексею и не так уж много лет, но по своей стране поколесил немало. И в такие вот минуты тяжелых раздумий ему вспоминается пережитое, что глубоко спрятано в душе, не выйдет из нее никогда…

Село Любецкое потому и называется так, что почти через дом его заселяют Любецкие. Откуда пошло название – в Курской области никто не интересовался. Ясно одно: Любецкие много любили – родной край, землю, на которой родились и жили, людей, с которыми делили радости и невзгоды.

Дед Алексея по отцу – Василий Любецкий – не посторонним наблюдателем событий был в дни революции, с оружием в руках защищал социалистическое отечество на фронтах гражданской войны, активно агитировал односельчан за колхоз, первым выходил в поле запахивать борозды между полосками, трех сыновей-солдат поставил под ружье в годы гитлеровского нашествия. Старший из них – дядя Иван – без руки пришел с фронта.

Дед Филипп – материн отец – также через огненные вихри Октября, через бои и походы за власть Советов, сквозь переломные тридцатые годы высоко и гордо пронес знамя борьбы до дней последней мировой войны, в грозном сорок первом добровольно вступил в ряды Красной Армии, упросился на фронт, пропал без вести в одном из боев на Березине. Возможно, истекая кровью под ракитовым кустом, он верил в то, что гитлеровцы наконец-то остановлены на этом водном рубеже, что его жена и трое дочерей не будут видеть тех ужасов, которые пережили они в деревне Переделка на Гомельщине при фашистах. Бойцам сорок первого, что остались на поле боя, не представлялись битвы за Москву и Сталинград, за Ленинград, Одессу и Севастополь, операция за освобождение Белоруссии.

Через родную деревню Филиппа решительным маршем к Днепру шли машины и танки, форсировали реку, с ходу прорвали вражескую оборону, погнали гитлеровцев на запад. Напрасно до боли в глазах всматривалась в лица бойцов молоденькая, стройная девчонка Мария – мать Алексея. Отца своего она не нашла, не дождалась с войны, хотя верит все эти годы, что он, загорелый и мужественный, с орденами и медалями, в какой-то счастливый день вернется с фронта.

В первые годы после войны на Гомельщине и в Курской области, как и везде в стране, жилось нелегко. Петр Любецкий завербовался и уехал в Великие Луки строить железную дорогу. Вскоре туда же, также по вербовке, прибыла Мария. Там встретились, познакомились, полюбили друг друга, женились русский парень и белорусская девушка. Жили в передвижных вагончиках, отдавали всю энергию тяжелому труду, как того требовали обстоятельства.

В Великих Луках у молодоженов Петра и Марии родился первый сынок, которого и назвали Алексеем. Полненький, спокойный – возьмет грудь и спит. А то вдруг закашлялся, затемпературил – отхаяли. А тут опять мороз, метель. Ходят сквозняки по вагончику. На квартиру никакой надежды. И от города далековато.

Переговорили меж собою, собрали чемоданы – приехали в Любецкое, на родину Петра. Алексей ожил, повеселел, стал на ноги. Но в небольшом родительском доме не очень просто было уживаться братьям с семьями. И легкие на подъем Петр и Мария опять оставили обжитой угол, подались в Омск на новостройку. Дорогой интересующийся всем Алексей через окно рассматривал пейзажи, любовался природой. Хотя почти ничего с тех дней не запомнил, но в душе невыходимо живет тяготение ко всему живому, натуральному, красивому.

В Омске у Любецких родился другой сын, Миколка. И комнату свою уже имели в доме, и зарабатывал Петр на тракторе немало. А у Марии вдруг заныла душа по родным местам. Подговорила Алексея, так он каждый день напоминал отцу о Днепре, о тетях, которые писали о том, как после двадцатого съезда партии начали крепнуть, разживаться, богатеть колхозы, как легче стало жить в деревне.

Опять стремительный поезд считал длинные версты из Сибири, через Урал и Центральную Россию, в Беларусь.

Остановились в деревне Белое Болото, что невдалеке от Речицы, еще ближе к родне по матери. Опять для Алексея выгода, раздолье. Отец, только бы выдалась свободная минута, брал шестилетнего подростка на рыбалку – не забыть никогда, сколько ершей, окуней и плотвичек брали они на уды. Бабушка также от внука ни на шаг – особенно часто водила его в лес по грибы и ягоды, дорогой вспоминала тяжелые, грустные песни былых времен, рассказывала о многотрудном житье-бытье в царские годы.

Тут у Любецких – Петра и Марии – родилась дочь Люба.

Жить бы им, казалось, беззаботно, на обжитом месте – работать на фабрике, растить детей, но неспокойных искателей, романтиков, можно сказать, по призванию ни с того ни с сего потянуло в более теплые края – в Крымскую область, к старому легендарному Сивашу.

В семье, как говорят, ртов прибавлялось: родился сын Александр. Друзья и соседи, с которыми успели сжиться Любецкие, поздравили их с событием: четверо детей, сами вдвоем – уже немаленькая община. Председатель колхоза и говорит под занавес:

– Закончим строить кирпичный дом, выделим вам, Петро, квартиру. Жить вам и жить в Крыму.

– Посмотрим,– покивал головою хозяин.– Страшно засидеться на одном месте.

Петр усмехнулся. И не понять было – говорит он правду или шутит. Но окончился срок договора, и Любецкие опять завербовались, уехали в Архангельскую область. Сколько зеленых дубрав, полноводных рек, блестящих озер и водоемов, засеянных хлебами полей, шумных городов и суетливых станций повидал Алексей в дороге! И все то на бескрайних просторах России, как самая высокая и чистая поэзия, навечно прописалось в душе.

На Севере взрослых и подростков удивили и стройки пятилеток, и нетронутость природы, и деревянные сказочные строения на берегах рек, на тихих лесных полянах.

Поселок Шунема – самый красивый из тех, которые им приходилось видеть, микрогородок со школой, клубом, магазинами, больницей.

Зачаровала поселенцев судоходная, богатая рыбой Северная Двина. Алексей с младшим своим братишкой Миколкой, случалось нередко, выбегали на высокий, обрывистый берег реки, молчаливыми взглядами провожали пароходы. А то на не очень мудрые снасти ловили в затоках щук.

Поселок Шунема славился баней. Докрасна распарятся, бывало, сильные, мускулистые лесозаготовители, а тогда на морозе жестким сыпучим снегом растирают тело. И тут тебе все простуды в сторону.

В Шунеме Алексей окончил пять классов. Из всех учителей наиболее запомнилась Галина Ивановна Смоленская. В суровый, малонаселенный край приехала она по направлению. Обвыклась среди трудолюбивых людей. Вышла здесь замуж. И о лучшей жизни не мечтала.

Галина Ивановна очень любила детей. Ученики с охотой оставались после уроков, что, прямо нужно сказать, редкое исключение из неписаных правил. Алексею, у которого к тому времени в голове смешались русские, белорусские, украинские говоры, учительница помогла освоить русское правописание и грамматику, подтянула по математике.

С каким нежеланием расставались дети Любецкие с Севером – таким морозным, заснеженным, богатейшим на дары природы краем!

В селе Ольгино, что в Херсонской области, Петр Любецкий работал трактористом, Мария Филипповна была дояркой. Алексей, закончив восьмилетку, пошел на кирпичный завод. Не столько ради заработков, потому что они были ниже, чем в колхозе, как закалять свое тело, готовиться к более тяжелым испытаниям, которые всегда и каждого могут встретить в жизни. Идти вперед, в жизнь, не бояться трудностей звало юное сердце и песня «Партизан Железняк», которую здесь обязательно пели за праздничным застольем:

В степи под Херсоном

Высокие травы.

В степи под Херсоном курган,

Лежит под курганом,

Заросшим бурьяном,

Матрос Железняк-партизан…

С песней этой провожали Алексея в школу электриков в Кривой Рог. Слез ни у кого не было на глазах. Привыкшие к переездам люди принимали такое прощание как надлежащее. Тем более обрадовались родители, когда узнали, что сын учится параллельно и в вечерней школе.

«За два года,– писал Алексей в письме родным уже в Речицу, куда они переехали навсегда,– закончу десятилетку и приобрету специальность».

Так все и получилось, как было задумано.

Старательного, знающего молодого специалиста оставили на месте, в Кривом Роге, направили электриком на завод строительных деталей.

Недолго работал Алексей Любецкий в новом коллективе, но добрую память оставил о себе. Часто слали ему письма друзья в Речицу, где он стал работать котельщиком-сборщиком на судостроительной верфи, не порывают с ним связи и теперь.

С радостью, как-то торжественно приняли его в бригаду коммунистического труда Ивана Павловича Реченьки. Дружный был коллектив. Все жили заботами предприятия, но не забывали и друг друга – помнили о личной жизни каждого члена бригады.

Это ребята из бригады Реченьки добились ему квартиры. Доказали завкому и администрации, что молодому и холостому призывнику Алексею Любецкому наиболее нужна жилая площадь, где бы он смог жить вместе с родителями.

В рабочем коллективе, правда, молодого судосборщика не только гладили по головке, добиваясь для него всяческих привилегий.

Однажды, когда он и друзья отрастили были длинные волосы, тот же, внимательный и чуткий к людским требованиям, бригадир Иван Реченька собрал ребят в конторке мастеров и сказал:

– Если сегодня не сходите в парикмахерскую – завтра же всем пообстригу чубы автогеном!

Они знали, что Иван Павлович при всей своей требовательности, никогда не решится на такое жестокое наказание, но дружной, говорливой компанией зашли в парикмахерскую. И, на удивление, не обиделись на бригадира, никто не затаил на Реченьку зла.

Искренне, тепло бригада проводила Алексея Любецкого на службу. Слов было немного, но таких точных и веских, что никогда их не забыть. Бывшие фронтовики и партизаны, лучшие люди коллектива, будто наперед знали, что он призывается в пограничники, наказывали ему бдительно стоять на страже завоеваний Октября.

В районном Доме культуры Алексею Любецкому и другим его друзьям-судостроителям школьники поднесли букеты живых цветов, начальник отдела кадров предприятия – бывший фронтовик, офицер запаса,– вручив ему ценный подарок, сказал:

– Служи честно, Алеша! Береги Отчизну! Мы, бывшие воины, заплатили кровью и жизнями за ее независимость, силу и расцвет!

В те торжественные минуты вспомнились Алексею и дядя Иван без руки, и дед Филипп, который в грозном сорок первом пропал без вести на фронте, и многие памятники и обелиски по сторонам путей-дорог.

Такой же новобранец, годок и друг Петр Иваницкий, видимо, вспоминал что-то другое, самое близкое и незабываемое – молчаливо всматривался он в строгое лицо женщины на плакате военных лет «Родина-мать зовет!»

На вечере в своей квартире дала волю слезам Мария Филипповна. Мать, возможно, не столько беспокоилась за судьбу Алексея – понять женщину было не трудно,– сколько вспоминала пережитое, бесхлебное и безвольное военное лихолетье, опять же тот мучительный сорок первый, невосполнимые потери родных и близких.

Повеселевшие от вина, дружно пели девчонки: и они вспоминали священную войну, ту ярость благородную, которая кипит, никогда не остынет в жилах младших поколений героев-победителей.

Родные и близкие друзья провели Алексея до военкомата, распрощались. Дороги их разошлись.

В Гомельском областном военкомате новобранцы увидели людей в зеленых фуражках. Поняли без слов: они будут служить на границе. Правда, от них никто и не утаивал этого.

– Будете служить в Краснознаменном Западном пограничном округе,– кратко сказал приезжий капитан.– А пока что все пройдете еще одну, заключительную медицинскую комиссию.

Офицер многих просто перепугал. Никто же из новичков не ожидал этой проверки. Некоторые ребята – чего грех таить – перед расставанием взяли по полной мере, а теперь испытывали жестокое похмелье. А тут комиссия – строгая, придирчивая. Давление большое – бери чемодан и поезжай домой, ожидай повестки в другую команду. А все уже представляли себя пограничниками – теми бессонными дозорными, о которых немало читали занимательных книг, видели в кино и на голубом экране.

Через несколько суток Алексея Любецкого и других новичков темным вечером, по крутой горной дороге повезли на заставу – ту самую, на которой он и служит. Свободные от службы пограничники с нетерпением ожидали свою смену. Была музыка, торжественные речи. Майор Тюрюкин, как бы между прочим, повторил: застава отличная. Затем он поздоровался за руку с каждым молодым солдатом – при электрическом освещении засматривал в лица, запоминал и изучал людей.

Прапорщик Александр Муршудов такой дал ужин новичкам, что хоть было распускай ремни. Запивать принесли по кружке парного молока.

Ничего не скажешь: домашняя обстановка, действительно родительские заботы о солдате!

Месяц, побыли на заставе, прошли курс молодого бойца,

А границы, фактически, не видели.

Бывшего электрика Алексея Любецкого направили на курсы – учиться на мастера по электроприборам. И только через полгода, уже классного специалиста, его познакомили с участком границы. Несколько дней ходил с ним, показывал и рассказывал сержант Валентин Садовников из Башкирии. Граница – сложное хозяйство. Разобраться, что к чему, не просто.

Валентин Садовников демобилизовался, уехал в свою Уфу на нефтеперерабатывающий завод, где до службы работал техником. Перед расставанием наказал Алексею:

– Смотри здесь… Пиши, как будет служиться. Чтобы моя граница была на замке, а застава – отличной!

Садовников поступил в институт на вечернее отделение, женился, а все разно не порывает связи с границей, с родной заставой. В каждом письме не забудет спросить о собаке Динго, о козленке Ворьке. У Алексея свои новости:

«Прапорщик Муршудов объявил первую благодарность за усердие при мытье полов».

На границе много черной, но нужной работы. На всех участках порядок и чистота поддерживаются своими силами.

– На заставе служба тяжелая,– говорит Любецкий.– Можно сказать, самая тяжелая. Но мы, солдаты, к этому так привыкли, что забываем, что где-то рядом есть дом. Для нас застава – второй дом.

Известное дело, в родном доме никто не считается с тяжелой, надоедливой работой.

В другом письме к другу в Башкирию Алексей писал:

«Начальник заставы объявил благодарность за отличную эксплуатацию пограничной системы».

У майора Тюрюкина заслужить такое нелегко. И если Любецкий отлично эксплуатирует систему,– у Садовникова полная гарантия, что никакой нарушитель не перейдет незамеченным границу.

Так оно и есть на самом деле на заставе, где служит Алексей.

Был, правда, случай, когда молодой пограничник в ночной темноте, следуя на дистанции, отстал от сержанта, сбился с дорожки и пошел к границе. Тут и сработала система. Застава поднялась по боевой тревоге. Прапорщик Муршудов своевременно вернул его обратно.

На границе, как и на корабле в море, каждый – рядовой и офицер – знает свой боевой пост, свою задачу. В свободное же от службы время – здесь все равные. Потому на заставе нередко можно увидеть за шахматным столиком в паре майора Тюрюкина и сержанта Любецкого, прапорщика Муршудова и рядового Шестопалова…

Правда, свободных минут у людей в зеленых фуражках не очень много. У пограничников даже увольнение отсутствует в привычном для каждого солдата и матроса других родов войск понятии этого слова. Есть не частые выходные дни. Но и в таких случаях пограничник не имеет права оставлять заставу.

– В выходные дни мы приводим себя в порядок, отдыхаем,– без тени уныния рассказывает Любецкий.– Кто пишет домой письмо. А кто пойдет на озеро или в лес… Возле нашего подразделения, возле заставы находится озеро. В нем водится много рыбы. Вот в выходные дни мы с удовольствием ловим ее. И вечером, когда рыбу эту пожарим или сварим уху, лучшему рыбаку перед строем выносим благодарность…

Да, личный состав заставы тесно привязан к своему участку границы. Но пограничники не одиноки. Желанными гостями у них бывают самодеятельные коллективы предприятий, колхозов и совхозов. С большим успехом, торжественно проходят совместные концерты тружеников и воинов. Звучит музыка, до ужина затягиваются танцы свободных от службы военных и девчат. А потом – опять продолжаются суровые, напряженные будни.

ПЕТРО ПРИХОДЬКО

РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ

Очерк

У самой полосы границы, недалеко от деревни, стоит старая липа. Природа ей дала все – высокий рост, стройность, развесистость, даже еще раздвоила ее у самых корней.

Если смотреть от заставы на юго-запад, он отчетливо вырисовывается между деревьями. Но пограничники, неся здесь службу, как-то обходят ее, ибо стоит она в стороне от пограничной вышки и вовсе не на пограничной тропе.

Только недавно призванный на службу рядовой Сергей Сафронов – бывший студент педагогического техникума любил часто приходить к этой липе. Никто на заставе еще не знал о том, что он пишет стихи. Да и сам Сергей не считал свое творчество настоящим, даже самым близким друзьям он не осмеливался читать то, что писал втайне от них. Здесь, на границе, с первого дня он почувствовал какой-то необыкновенный творческий прилив. Ему хотелось писать, высказывать свои чувства, всем сказать о том, что он – советский пограничник, что ему Родина доверила ответственный пост. Особенно свободно писалось почему-то под липой. Она напомнила ему родные смоленские места. Там вся дорога от деревни к деревне обсажена такими вот многолетними липами, а еще березами и тополями. Он хотел уже записать несколько строк в свой блокнот, как вдруг послышалась команда дневального: «Застава – смирно!»

Всех свободных от службы пограничников дежурный позвал в Ленинскую комнату. Сюда пришли начальник заставы лейтенант Степанов и его заместитель по политчасти лейтенант Шевченко. То, что они оба еще молодые офицеры,– это видели все бойцы. Но мало кто из них знал о том, что им пришлось уже многое повидать и пережить в своей пограничной службе. Один приехал сюда, на западную границу, с Заполярья, другой – с Дальнего Востока, третий – откуда-то из Сальских степей.

Первым начал беседу начальник заставы.