Текст книги "Картошка"

Автор книги: Эдуард Пашнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава девятая
Воспоминание о поле

Два девятых класса и два восьмых выстроились на краю картофельного поля. Армия получилась внушительная.

Из газика первым выбрался директор совхоза. Петр Иванович мельком с ним поздоровался и зашел с другой стороны машины, там сидела женщина в мужском пиджаке и в белом платочке, сползшем на плечи. Волосы Надежда Ивановна Голубева уложила на голове короной, вот платочек и не удержался. Петр Иванович распахнул дверцу и подал руку, чтобы женщина могла опереться. Но Надежда Ивановна вместо этого поймала его ладонь и встряхнула в крепком рукопожатии.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, – смутился Петр Иванович. – А почему же вы ордена не надели?

– В поле ехала, не в президиумах заседать, – ответила Надежда Ивановна и пошла к строю школьников впереди директора совхоза и Петра Ивановича.

– Застеснялась наша Надежда Ивановна, заскромничала, – подмигнул директор Петру Ивановичу.

Марьянна и Зоя Павловна посторонились, пропуская Голубеву к строю школьников. Ребята перестали разговаривать.

– Товарищи! – сказала Марьянна. – Сейчас Героиня Социалистического Труда Надежда Ивановна Голубева расскажет вам, как она добилась высокого урожая, а затем мы приступим к уборке. Пожалуйста, Надежда Ивановна.

– А чего тут говорить, – сдернула с плеч платок Надежда Ивановна, и он затрепетал в ее руке. – Вон оно какое солнышко веселое, ветерок. Погода хорошая. Вот поле, вот наши драгоценные земляные яблоки. Втыкайте свои флажки и приступайте.

Речь получилась короткой, ребята некоторое время стояли в недоумении, ждали продолжения. Затем строй весело рассыпался.

– Смотрите! – ахнула Оленька Петрушина. – Картошка-утка. И клюв есть, и голова, и лапки.

– Петрушка нашла картошку, – сострил Валера Куманин.

Ребята приступали к работе.

– Забыла тебе сказать, – присела на опрокинутую корзину Алена Давыдова, – сегодня во сне я видела Генри Киссинджера.

– Какого Генри? – испугалась Рая Русакова.

– Киссинджера. Государственного секретаря Соединенных Штатов Америки.

– Снится тебе всякая ерунда.

– Это не ерунда. Это политика. Я, наверное, выйду замуж за дипломата.

– Точно, сэси бонн, – сказал Валера.

– Что «сэси бонн»? – не поняла Алена.

– Ничего, – ухмыльнулся Валера, разглядывая с нарочитым вниманием грудь девочки, обтянутую синей маечкой. – В переводе с французского означает – «это хорошо».

– Дурак! – смутилась Алена и швырнула в него картофелиной.

Надежда Ивановна шла по кромке поля к машине.

Петр Иванович шел за ней, немножко поотстав.

– Вы меня совсем не помните? – спросил он.

– Я тебя помню, Петя, – ответила Голубева, не глядя на него. – Только целоваться нам с тобой вроде ни к чему. У меня двое детей. У тебя, я слышала, тоже?

– Две девки.

– Сюда не привез?

– Они уже взрослые. Светка в медицинском учится, Ирина готовится в технологический. А ты своих как назвала?

– Младший – Колька, старшая – Любаша.

Она подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо. Он ответил ей внимательным, чуточку виноватым взглядом.

– Знаменитой стала, героиней. Звездочку получила.

– Работала – вот и дали.

У машины Надежду Ивановну ждал директор совхоза. У небольшого брезентового навеса на краю поля, под которым были сложены мешки и корзины, Петра Ивановича ждали учительницы.

Трактор развернулся на том краю поля и потянул борозду в обратную сторону, выталкивая крупные картофелины на самый гребень. В окне мелькнуло сосредоточенное лицо Михаила Даньшина. Козырек кепки сдвинулся чуточку набочок, под носом – видимо, нечаянно мазанул отработанной смазкой – усики.

– Мишка Даньшин, младший, – сказала Надежда Ивановна. – Сам напросился сюда. Хочет показать городским класс. Все на силосовании, а он – сюда. На тебя чем-то похож. Фуражку ты так же заламывал.

Трактор развернулся рядом с ними. Парнишка, высунувшись из кабины, помахал рукой, приветствуя бригадира и гостя.

– А городским нельзя показать класс? – спросил озорно Петр Иванович. – Подожди, друг! Подожди! – замахал он трактористу и посмотрел на Голубеву, спрашивая взглядом разрешения.

Мишка Даньшин остановил трактор и, приоткрыв дверцу, высунулся из кабины.

– А могут городские? – улыбнулась Надежда Ивановна.

– Да уж как-нибудь.

Школьники не сразу заметили, что в кабине трактора сидит их учитель. Оленька Петрушина подняла голову, чтобы откинуть волосы, и зааплодировала.

Ребята выстроились вдоль борозды и хлопали в ладоши. Это было их одобрение учителю, что он умеет водить трактор. Они старались держать руки повыше, над головой, чтобы учитель видел их аплодисменты. Но Петр Иванович смотрел мимо ребят, в своё прошлое. Он жадно держался за подрагивающие рычаги, которые возвращали его к далеким годам юности.

Все смотрели на кабину и не замечали небольшой странности: земля новой борозды вздыбливалась за картофелекопалкой и засыпала клубни в предыдущей борозде. Мишка Даньшин тоже этого не видел. Он стоял, поддергивал от нечего делать штаны и крутил кепку на голове.

– Чего хмуришься? – спросила Надежда Ивановна.

– Не люблю, когда посторонние мешают работать.

– Петр Иванович не посторонний. Он пахал эту землю, когда тебя на свете не было. Когда это поле было минным полем.

– Как он мог пахать? Он взорвался бы.

– Мог, Миша, мог! Его разминировали, поле. Но одна какая-нибудь могла остаться. Кто-то должен был проверить первым. И Петр Иванович, когда ему было столько же, сколько тебе, проверил на своем тракторе. Это, Миша, сначала его поле, а потом – твое.

– Пожалуйста, разве я отнимаю, – поддернул Миша Даньшин еще раз штаны и вдруг ударил себя руками по бокам. – Я же говорил! Стой! Стой, тебе говорят! Стой!

Он кинулся навстречу трактористу, крутнул на бегу кепку козырьком назад. Трактор судорожно дернулся, и мотор заглох. В наступившей тишине голос парнишки прозвучал непривычно громко и хлестко:

– Куда же вы заперлись? Не видите, что хороните картошку?

Он обошел трактор, обошел Петра Ивановича и остановился около картофелекопалки, постучал ногой по цепи с видом человека, который просто не представляет, как поправить дело.

– Не понимаю, как это получилось, – снял Петр Иванович с головы шляпу.

– «Как, как»! Через две борозды надо, – сердито объяснил Миша.

– Раньше таких механизмов не было.

Миша махнул рукой. Не удостаивая учителя взглядом, он обошел трактор и полез в кабину. Трактор взревел, выпрыгнул из колеи и, перетащив картофелекопалку из одной борозды в другую, покатился, быстро набирая нужный ритм.

Директор совхоза сидел уже в машине. Надежда Ивановна поджидала Петра Ивановича там, где он ее оставил. Он ничего не сказал ей, только развел руками. Они подошли к машине, Петр Иванович открыл заднюю дверцу для Голубевой, затем открыл переднюю дверцу, чтобы попрощаться с директором совхоза. Он протянул ему руку, пожал. Надежда Ивановна сидела и улыбалась. Платочек белел на плечах. Петр Иванович через спинку пустого сиденья протянул и ей еще раз руку:

– До свиданья! Смешно получилось, да?

– Да, Петя. Очень городской ты стал.

– Что ты имеешь в виду?

– Шляпу, – засмеялась она.

Петр Иванович сокрушенно покрутил толовой в шляпе и опустился рядом с директором на пустое сиденье, захлопнул за собой дверцу. Машина медленно двинулась с места. Петр Иванович снял шляпу, вытер ладонью пот на лбу. Директор совхоза переглянулся с Голубевой. Она кивнула, и он увеличил скорость. Машина запрыгала резвее по неровностям ненаезженной дороги. Замелькали деревья, дома.

– А куда мы едем? – спохватился Петр Иванович.

Взвизгнули тормоза. Директор совхоза смеялся с удовольствием, с аппетитом. Смеялась до слез, утирая слезы платком, Надежда Ивановна. Смеялся и сам Петр Иванович.

– А я задумался, гляжу, – объяснил он.

– Отвезти назад?

– Не надо, я пройду огородами.

– Заходи в гости! – высунулась из машины Голубева, когда они уже отъехали. Петр Иванович помахал рукой:

– Зайду!

Интермедия стенной газеты «Борозда»

 
Работа – наш друг!
Мы ее не трогаем.
Еда – наш враг!
Мы ее уничтожаем.
 

(Юмор)

Глава десятая
Бильбоке

Сережа увлекся игрой в бильбоке и не заметил, как к нему подошел Петр Иванович. Все еще находясь под впечатлением своей веселой оплошности, он шагнул к Сереже и протянул руку:

– Дай поиграть.

– Здравствуйте, Петр Иванович, – слегка смутился Сережа. – Вы правда хотите или шутите?

– Правда.

Сережа передал ему игрушку. Петр Иванович с увлечением несколько раз подбросил колечко и поймал.

– Забавная штучка с ручкой.

– Я здесь купил, в «Товарах повседневного спроса», – сказал Сережа, забирая клоуна. – Игра французских принцев. Бильбоке называется. У нас в городе нет, а здесь есть. Представляете? И книг таких у нас не найдешь, а здесь лежат.

– А что ты здесь делаешь, принц? – с улыбкой спросил Петр Иванович.

– Ничего… Играю в бильбоке.

Сережа не понял вопроса и не понимал молчания, наступившего вслед за этим. Петр Иванович внимательно смотрел на Сережу, и улыбка таяла у него в глазах. Не зная, как прервать молчание, Сережа показал, как он играет в бильбоке.

– Я спрашиваю, почему ты здесь, а не в поле?

– Я дежурный.

– Почему ты?

– По списку. Антонов не приехал, Белкина дежурила в первый день, на букву «В» у нас никого нет, Говоров дежурил во второй день. Давыдова Алена отказалась дежурить. Четвертым по списку получаюсь я. Моя фамилия – Жуков.

– А на букву «Е»? – спросил Петр Иванович.

– На букву «Е» у нас была Еремина, но она еще в начале года перешла в другую школу. Они квартиру поменяли.

– Повезло тебе, да? Первый рабочий день, а ты – дежурный.

– Не знаю, – насторожился Сережа.

– Тебя ведь оставляли дежурить не около магазина. У тебя там больной. Воды попросит принести, а тебя нету.

– Он уже выздоровел.

– Как выздоровел?

– Очень просто. С поваром дрова пилит.

– Это же твоя обязанность, дежурный, – дрова пилить. Твоя обязанность, а не больного Кузнецова.

– Не стану же я у него отнимать пилу!

– Не станешь… это точно. Это не ты в прошлом году фальшивой справочкой запасся, чтобы не работать по ремонту школы?

– Нет! – с вызовом сказал Сережа.

– Да, это был не ты. Твоя фамилия Жуков. А тот был Жернаков. Тоже в очках. Читал, наверное, много лежа. Почему вы, мальчики, читающие лежа, так не любите работать?

– А почему вы нас так не любите? Потому что мы лежа много читаем?

– Ну ладно, – опустил голову Петр Иванович, – хватит разговаривать, иди дежурь. Коробку ты бросил?

– Какую коробку?

– Из-под этой штуки… Твоя коробка? – указал он на коробку, валяющуюся на земле, на которой был изображен такой же клоун, какого Сережа держал в руке. – «Ну-ка поймай» называется.

– Моя.

– Подними.

– Зачем ее поднимать?

– Не знаешь, зачем поднимают с земли мусор? Чтоб его не было.

– Я поднял бы, – выразительно артикулируя губами, сказал Сережа, – если бы улица была чистой. Посмотрите, сколько здесь всего валяется.

– Тебе-то зачем к этому мусору свой добавлять? Подними, и весь разговор.

– Хорошо! Пожалуйста, – поднял Сережа коробку. – Где урна? Куда бросить? Некуда же бросить.

– Да ты уж сообрази.

– Хорошо, Петр Иванович, я подумаю, – с издевательской вежливостью пообещал Сережа.

– Сделай милость, подумай.

Сережа демонстративно засунул коробку под мышку и удалился.

Вторая интермедия стенной газеты «Борозда»

 
Мы ребята-молодцы —
Поедим все огурцы,
И лапшу, и помидоры,
И леса, поля и горы.
А на сладкое – Луну.
Как пирог – на всех одну.
 

(Юмор)

Глава одиннадцатая
Чай

Перед вечером, после дневного сна, мальчишки и девчонки развлекались каждый кто как умел. По дну высохшей чаши фонтана ходил Женька Уваров, кривлялся, касаясь талии ободранной купальщицы, делал вид, что танцует со статуей. Он даже приседал под хохот мальчишек и девчонок и ножкой дрыгал:

– Барыня-барыня, сударыня-барыня!

Нина Лагутина сидела на стуле под деревом, читала книжку, машинально теребя косу. Смирнов и Зуев развлекали публику из окна второго этажа школы-интерната. Оба были закутаны в одеяла, оба задевали всех, кто оказывался в их поле зрения.

– Лагутина, дай семечек, – попросил Смирнов.

– На! – не отрываясь от книжки, протянула Нинка раскрытую ладонь с семечками.

– Принеси, – сказал Зуев.

– Спускайтесь и возьмите.

– А мы без трусов, – сообщил наивным голосом Смирнов и тут же получил подзатыльник от своего дружка.

– Схлопотал? – невозмутимо спросила Нина Лагутина.

Мишка Зуев и Игорь Смирнов расхохотались. Это же был цирк – белый клоун бьет рыжего, чтобы всем смешно было.

Вышла из школы Зоя Павловна со скучным лицом.

– Смирнов, Зуев, что вы там торчите?

– Мы в речку влезли – сушимся, – ответил Зуев.

– Мы, – наивно начал Смирнов, – без…

Зуев зажал ему рот рукой. Мальчишки и девчонки засмеялись.

Сережа Жуков слонялся по усадьбе. Ему был неинтересен спектакль, который разыгрывали комики Зуев и Смирнов. Его не занимал и «балет» Женьки Уварова. Сережа досадовал, что все торчат на улице. Он занял три рубля у Валеры и теперь искал возможность отдать их Зинаиде. Но почему-то хотелось это сделать так, чтобы никто не видел.

Приближалось время ужина. Чтобы скоротать оставшийся час, Сережа ушел за ворота, вернее, за два каменных столба, которые когда-то были воротами в усадьбу. Теперь машины ездили и справа и слева, забора никакого не было, а со столбами, обозначающими въезд, никто не хотел считаться.

Откуда-то из-за домов выскочил, как черт из бутылки, мотоциклист в белом шлеме, заляпанном грязью, и пронесся мимо, перечеркнув синим дымком и грохотом затаенную прелесть прохладного дождливого вечера. Курица суматошно взлетела в воздух, потоком воздуха ее протащило немного вслед за мотоциклом; роняя перья, она опустилась прямо в лужу и кинулась оттуда, грязная и кудахтающая, в пролом забора, за которым разгуливали еще два десятка кур.

Когда Сережа вернулся, все уже были в столовой. Церковный дом был совершенно безжизненным, только в окне второго этажа колыхалась синенькая занавеска. И шелестел листвой серебристый тополек, венчающий плоскую крышу колокольни.

Сережа один раз издалека посмотрел на это окно и забыл о существовании Зинаиды. Он шел по усадьбе, вроде бы что-то искал, даже поднял ненужную веточку. А голову поднять и посмотреть вверх все не решался, хотя чувствовал, что ноги привели его под самые окна башни. Сережа остановился; дальше идти было некуда. Он поднял голову и увидел в окне лежащую грудью на подоконнике Зинаиду. Она смотрела на него насмешливо, как там, в магазине. Но сейчас в ее насмешливости появилось что-то, будто она не просто так смотрела, от нечего делать, а смотрела и оценивала.

– Что потерял? Или нашел? – спросила Зинаида. – Веточку нашел, да?

– Я деньги вам принес, – достал Сережа три рубля из кармана и, показав ей, начал их комкать, собираясь бросить. – Я вам брошу.

– С деньгами в магазин приходи, советский, – засмеялась она. – Чаю хочешь?

– Хочу, – ответил Сережа, чувствуя, что чаю не хочет и смотреть на то, как она смеется, показывая полный рот белых влажных зубов, не хочет. Было в этом что-то пугающее его, нехорошее.

– Вход там! – махнула рукой Зинаида и скрылась в глубине комнаты. – Ну, где ты там? Заблудился, что ли? – с воркующим смешком спросила Зинаида, открыв дверь и глядя сверху на мальчишку, которого позвала, и сама не зная зачем.

– Я сейчас, Тут лестница, – сказал Сережа, чувствуя, как у него подгибаются ноги.

В комнате Зинаиды было чистенько, уютно. Булькала вода в никелированном электрическом самоваре. На большой кровати возвышалась пирамида подушек, прикрытая кисеей, светился экран телевизора. Показывали завод, литейное производство. Напротив телевизора стояло глубокое кресло с широкими подлокотниками.

– Садись, – показала Зинаида. – Все книжки прочел?

– Все, – ответил Сережа, не слыша и не понимая, что он говорит.

Зинаида прошла мимо него к самовару, не прошла, а прошуршала платьем, посмеиваясь и позвякивая посудой. Чашки с чайными ложечками в них она пронесла на круглом черном подносе, расписанном под палех. Зажурчал кипяток из краника. Зинаида обернулась, посмотрела на Сережу долгим взглядом.

– Тебе сколько лет-то?

– Шестнадцать. – ответил Сережа.

– Давно шестнадцать?

– Давно.

– Как давно?

– В августе. Двадцать пятого будет, – честно признался Сережа и покраснел.

Зинаида засмеялась, заколыхалась всем телом. Ей пришлось поставить поднос с чашками на подоконник, не то расплескала бы чай на пол. Сережа смущенно улыбался. Он хотел соврать, но не получилось. И оттого, что он хотел соврать и не соврал, легче сразу стало на душе.

– Не научился врать, значит, – сказала Зинаида, ставя чашки на стол. – Ну, ничего, научишься. Врать, Сереженька, надо вовремя. Тебе сколько ложек сахару?

– Две. Две ложки, пожалуйста, – сказал Сережа, и это «пожалуйста» относилось не к сахару, а к чему-то другому. Словно бы он извинялся и говорил: «Извините, пожалуйста». И Зинаида его поняла, не засмеялась, не усмехнулась, кивнула ласково:

– Пей! Варенье бери. Давай сама положу. – Она положила в розеточку варенья из банки и с неожиданной тоской в голосе спросила: – Чего там хорошего в книжках пишут? Чего вы их все читаете? В жизни-то разве не лучше? Вот, в жизни-то?

Сережа перестал пить чай. Он не знал, что ответить, потому что понимал – Зинаида спрашивает его про книжки, а имеет в виду что-то другое. Все-таки он хотел ей сказать, что думает про книжки, но не сказал, засмущался, встал неловко, отодвинул стул.

– Ну, я пошел.

– Иди, – сказала Зинаида бесцветным голосом.

Третья интермедия стенгазеты «Борозда»

На нашем трудовом паспорте написаны слова: «Мой труд вливается в труд моей республики».

Что это значит?

Ведь наш труд кажется крохотным по сравнению с трудом целой республики.

Но таких, как мы, тысячи!

Каждый школьник должен положенное время отработать в школьной бригаде.

Одновременно с помощью совхозу или другому предприятию школьники узнают, что такое труд на благо Родины.

Кроме того, в трудовых лагерях школьникам предоставляются все условия для отдыха.

И характеристика в трудовом паспорте имеет немаловажное значение для поступления в институт.

Поэтому школьник должен быть дисциплинированным, честно трудиться и быть примером для остальных.

(Передовая «Энтузиаст совхозного поля»)

Глава двенадцатая
Улица

Впереди, где-то довольно далеко, звучала балалайка и звенели приглушенные голоса. «Улица» на ходу пела и плясала. Сереже хотелось побыть одному, не дойдя до клуба, он свернул в проулочек, ведущий к реке.

– Сережа! – окликнули его из-за дерева.

– Люба? Ты чего прячешься?

Девушка засмеялась.

– Я спряталась, хотела вас напугать.

– Я очень испугался, – засмеялся Сережа.

Они пошли рядом.

– Сережа, – проговорила Люба и сделала паузу, – а вы верите в такую любовь, как у Грина?

– А как у Грина?

– «Они жили счастливо и умерли в один день».

– Смешная ты, Любка.

– Почему?

– Почему смешная?

– Почему Любка, а не Люба?

– Ну извини, – съязвил Сережа, подчеркнув тоном, что в его извинении больше насмешки, чем извинения.

– Почему «извини», а не извините? Я же к вам, Сережа, обращаюсь на «вы».

– Мы что, уроки вежливости проходить будем? – остановился Сережа. – Что тебе надо?

– Ничего.

– А зачем ты меня остановила?

– Я думала, вы стихи мне будете читать.

– Какие стихи?

– Блока.

– А это кто такой?

– Вы знаете.

– Я похож на идиота, который читает стихи барышням?

– Похож.

Она пошла быстрее, Сережа сразу отстал. Он не собирался ее догонять. Наоборот, он пошел медленнее. И тотчас же из-за его спины выскочил Сашка-матрос.

– Люб, подожди! – крикнул он.

– А ну вас всех! – ответила девушка и побежала.

Сашка рванулся за ней, потом остановился, обернулся к Сереже.

– Догони ее! – крикнул он, слегка присев и хлопнув себя по коленкам. – Ну догони, чего стоишь?

– Зачем?

– Что ты ей сказал? Что ты ей сказал, Дон-Хиляк Зеленые штаны? Почему она убежала? Отвечай, сильвупле муа. Если не то сказал, лучше догони и извинись.

– Ничего я не сказал.

– Сильвуплюху схлопочешь.

Оставив Аню, подбежал Валера.

– Эй, ты! – еще издалека крикнул он Сашке.

– Спокойно! – обернулся тот. – Главное, помнить, что черемуха оканчивается на «муха», а заборчик, палисадничек на «стаканчик», – и показал пальцами, большим и указательным, «расстояние» в двести граммов. – By компрэнэ?

– Чего он, Серега, опять драться полез? – спросил Валера.

– Да я не знаю, – растерянно, подрагивающим голосом ответил Сережа.

– Чего ты хочешь? – пошел на Сашку Валера. – Драться хочешь? Давай! Драка нужна?

– Какая драка? – удивился Сашка. – Нужна конференция по мирному урегулированию. Конференция за мой счет. Прошу за мной, – махнул он рукой и пошел.

Ребята не двинулись с места.

– Ну что? – остановился Сашка. – Идем?

– Куда идти? – спросил с опаской Валера, и они с Сережей, нерешительно двинулись вперед.

Интермедия Валеры Куманина

«Какую работу выполняешь по дому?»

Валера ответил:

«Хожу в магазин за водкой».

«Кем хочешь стать после окончания школы?»

Валера ответил:

«Хочу судить людей, которые воруют. На юридический буду поступать. Хи-хи!»

Назад к карточке книги "Картошка"