Текст книги "Картошка"

Автор книги: Эдуард Пашнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Три рубля

Веселье продолжалось и в трамвае. Ребята сгрудились на задней площадке прицепного вагона.

– Ой, пианину раздавили! – суматошно закричал Мишка. Пассажиры сдержанно заулыбались. Мишка для убедительности постучал по клавишам, чтоб показать, что пианино действительно существует.

Юрки с ребятами на задней площадке не было. Он ехал в моторном вагоне. Пассажиры, входившие через переднюю площадку, не давали ему дотянуться до стекла кабины, чтоб постучать матери.

– Разрешите, пожалуйста! Ну, разрешите же, пожалуйста, – прыгал он вокруг женщины с букетом роз и вокруг толстого человека с портфелем.

Женщина поднимала цветы повыше, чтоб не помяли, с неудовольствием поглядывала сверху на настырного мальчишку.

– Ну, пропустите!

Юрка наконец поднырнул у нее под рукой, дотянулся до двери и постучал.

– Юра! Ты что? – удивилась Зинаида Петровна.

– Мама, дай три рубля!

– Что случилось? Зачем тебе три рубля?

– Дай, пожалуйста. Для хорошего дела. Честное слово.

– Следующая «Крытый рынок», – объявила Зинаида Петровна. – Что случилось, Юра?

– Я тебе дома расскажу, а сейчас дай, пожалуйста!

С трешницей в руке он выпрыгнул из вагона, протиснувшись с трудом мимо человека с портфелем, который загораживал дверь. Ребята посыпались с подножки прицепного вагона.

– Достал? – спросил Потаи.

– На! – разжал Юрка кулак, протягивая смятую трешницу.

Хлюпа выходил из трамвая последним. Он еще повисел немножко на подножке, покачался, держась за ручку.

– Гена! Соколов Гена! – позвали его из вагона.

Дверца с шумом поехала, Хлюпа не дал ей закрыться. Трамвай, проехав несколько метров, остановился.

– Молодой человек, отпустите дверь, – раздался металлический голос. – Вы слышите?

Но Хлюпа не отпускал. По вагону к задней площадке продвигалась растрепанная блондинка. Выкрикивая его имя, она низко наклонялась, расталкивала всех и что-то двигала по вагону, возникая растрепанными лохмами над головами пассажиров. Наконец она вытолкнула на площадку обеими руками большой чемодан и сетку с цветными баночками-скляночками.

– Помоги, чего смотришь!

Хлюпа подхватил ее чемодан, сетку, спрыгнул на асфальт.

– Вот встреча! – удивился он. – Ты где была? Я тебя разыскивал.

– Замужем была, – ответила девушка и громко безмятежно рассмеялась.

– Серьезно?

– Серьезно. Две недели. Познакомились на танцах в саду строителей. Да ну его. Ушла я. Ему носки надо стирать, представляешь? Ты свободен?

– В каком смысле? – засмеялся Хлюпа.

– В смысле – проводить девушку.

– А ты куда ехала?

– Домой. Куда же еще? Мать в Трускавце. Ключи мне оставила.

– А чего здесь вышла?

– С тобой.

– Серьезно была замужем?

– Ну серьезно, – опять засмеялась девушка. – Мы должны были расписаться. Я раздумала.

Ребята стояли в отдалении, ждали.

– Подожди, – сказал Хлюпа девушке. Он подошел к ребятам. – Где моя пресса? Мерси! Тут у меня одно дело. Я должен отвалить. Пока!

– А с контрибуцией что? – спросил Потап.

– Дорогу, что ли, не знаете?

Подошел следующий трамвай. Девушка и Хлюпа вместе с чемоданом и сеткой втиснулись на переднюю площадку прицепного вагона.

– Ты не смотри, что я такая растрепанная. Я теперь причешусь, – сказала девушка. – Ты сейчас где?

– На распутье. Из дневной школы меня вышибли. Слышала, наверное?

– Нет.

– В вечернюю хожу и занимаюсь тимуровской работой.

– Зачем тебе это?

– Хочу поехать с ними на большом велосипеде по большой дороге, – усмехнулся Хлюпа.

Девушка прыснула. Она подумала, что он шутит. Но Хлюпа не шутил. Вот уже несколько лет он только и думал о том, куда бы уехать. Он думал об этом, когда ложился спать и когда просыпался. Можно было бы поехать к деду с бабкой в Москву. Но он стыдился того, что его дед, бывший почтовый служащий, работает швейцаром в институте, а бабка продает у метро открытки, конверты и поролоновые обрезки, которые ей подвозят в мешках с соседней мебельной фабрики.

В этот город Генка переехал с матерью два года назад, после того как мать разошлась со своим вторым мужем. Жили беспорядочно, ели всухомятку.

Но хуже всего было то, что они жили в небольшой комнате в общей квартире. За матерью ухаживал солидный человек, директор какого-то клуба или Дворца культуры, Генка чувствовал, что мешает им. Да и не хотелось ему привыкать к третьему отцу. Лучше всего было бы уехать. Но куда? Уехать было некуда и не на чем. Разве что на велосипеде. В одну из таких иронических минут Хлюпа и сказал ребятам, что хорошо бы построить большой многоместный велосипед и всем вместе куда-нибудь махнуть. А они подхватили его мысль, стали ее развивать с подробностями, с деталями. И порой ему теперь и самому казалось, что они действительно построят такой велосипед, сядут на него и уедут. Вот только куда? Этого Хлюпа до сих пор не знал. Да и школу надо было закончить.

– Хочешь, поедем с нами на большом велосипеде? – предложил он девушке.

– Хочу, – ответила она и улыбнулась. Но Хлюпа видел, что она ответила машинально, не расслышав толком, что он сказал. Слишком внимательно она смотрела ему в лицо.

– Ты что? – спросил он.

– Красивый ты, сволочь, – неожиданно ухватила она его за щеку.

Гражданин в шляпе, стоявший к ним спиной, с удивлением обернулся. Трамвай несся, дергаясь на стыках из стороны в сторону, рассекая дугой заплетенное проводами городское небо.

Ребята постояли на тротуаре. Скрылся в дальнем конце улицы трамвай, в котором уехала Зинаида Петровна. Туда же повернул и следующий трамвай, где были Хлюпа и его знакомая с чемоданом и сеткой. По оживленной городской магистрали из конца в конец мчались трамваи.

– Ну, чего стоять? – мрачно сказал Потап. – Вон гастроном.

Он двинулся к переходу, ребята двинулись за ним. У перехода Юрка остановился.

– Я не пойду на ту сторону.

– Почему? – обернулся Потап и посмотрел сердито из-под длинного козырька фуражки-аэродрома.

– Не хочу пить. Я пойду домой.

– Можно и не пить, – зябко поежился Игорь.

– А давайте на эти деньги мороженого купим, – предложил Мишка и виновато посмотрел на Потапа.

– И сигарет, – сказал Потап.

Ближайший табачный киоск был закрыт. Ребят это не очень огорчило. В отсутствие Хлюпы они снова почувствовали себя детьми, и им захотелось не вина, не сигарет, а именно мороженого.

В кафе «Снежинка» ребята шумно уселись за столик. Потап постоял в очереди, потом позвал Мишку, и они принесли четыре вазочки, поставили на стол.

– Сдачу возьми, – положил оставшиеся монетки Потап.

– Не надо мне, – отодвинул Юрка их на середину стола.

– Ну, ладно, чего ты, – сказал Потап.

Игорь накрыл монетки ладошкой, пододвинул их к Юрке и не сразу убрал руку, чтобы Юрка привык, что они около него лежат. Но едва он убрал руку, Юрка снова отодвинул монетки на середину стола.

Ребята, не глядя друг на друга, ели мороженое, купленное на Юркины деньги.

– А тебе можно мороженое? – спросил Мишка у Игоря. – Тебе, наверное, нельзя.

– Все равно скоро в санаторий, – отмахнулся тот. – Матери обещали путевку на всю зиму.

– И учиться там будешь? – поинтересовался Потап.

– Да.

– Вот бы мне Верку и Кольку туда послать. Пойду работать, они у меня каждый день мороженое жрать будут.

– Я тоже на следующий год в ПТУ пойду, – неожиданно заявил Юрка. – Окончу восьмой класс и пойду.

– Давай в наше, – предложил Потап. – Пока я там учусь, будешь иметь положение. Никто не тронет.

– Ты же хотел в художественное, – напомнил Мишка.

– Работать надо. Матери я много задолжал. Все беру и беру. А отдавать когда?

Монетки лежали на середине стола. Мишка поиграл ими, опять придвинул к Юрке. Тот посмотрел, ничего не сказал. Ребята решили, что возьмет. Но когда Юрка вслед за Потапом, Мишкой и Игорем встал из-за стола, монетки остались лежать рядом с пустыми вазочками.

Занятое место

В школе шел урок литературы. Молоденькая учительница, тонколицая, вдохновенная, с большими мечтательными глазами, расхаживала у доски с книжкой, которую бережно прижимала к себе и поглаживала.

– Вспомните, как это написано у Толстого. Открывается дверь – и вбегает Наташа Ростова. Другими словами, открывается дверь – и вбегает сама чистота, нежность…

Открылась дверь – и в класс просунулся Юрка. Мальчишки и девчонки встретили его дружным хохотом.

– Извините, Светлана Николаевна, я опоздал.

– Ничего, ты пришел вовремя, – улыбнулась учительница. – Проходи, садись. Только побыстрее.

Юрка кивнул, подбежал, не поднимая головы, к своей парте и обнаружил, что его место занято. Юрка оглянулся на учительницу, потом посмотрел на Нину Берестневу. Девочка отвернулась к окну.

– Ну, что ты там, Петров, мы тебя ждем, – сказала учительница.

Юрка молча шмякнул свой портфель на крышку перед носом худенького мальчишки в очках и отошел в сторону, давая тому возможность вылезти, пересесть на свое место. Очкарик не шевельнулся. Он смотрел прямо перед собой, словно не видел портфеля и его хозяина.

– Вали отсюда, – сказал Юрка.

– Сам уходи, – ответил очкарик.

– Что? Светлана Николаевна! – позвал Юрка учительницу.

– Я не хочу с тобой сидеть – вот что, – быстро сказала Нина и столкнула его портфель. В глазах у нее были слезы. Она их смахнула и опять отвернулась.

– В чем дело? Что такое? – спросила учительница.

– Он занял мое место, – растерянно ответил Юрка.

– Семенов, почему ты действительно там оказался?

– Светлана Николаевна, Берестнева не хочет с ним сидеть. Точнее, не может, – объяснил Семенов.

– Не может? Я ничего не понимаю. Берестнева, что за фокусы?

Берестнева смотрела в окно, вытирала слезы и молчала. Очкарик торопливо ответил вместо нее:

– Это не фокусы, Светлана Николаевна. Юра, то есть Петров, обидел ее. Оскорбил.

– Кто? Я? – изумился Юрка.

– Да, ты! И твоя мерзкая компания! – срывающимся голосом выкрикнула Нина.

– Они, Светлана Николаевна, заставляли Нину прыгать в воду, – объяснил Семенов так, будто отвечал урок. – Петров был с ними. Он – один из них.

– Я заставлял, да?

– Хорошо, Петров, разберемся на перемене. Сядь пока на свободное место.

– Я сяду на свое место. Пусть он уйдет, – ширнул его Юрка.

– Петров, что это такое? Семенов, тогда тебе придется уступить. – Молодая учительница совсем растерялась.

– Светлана Николаевна, не просите, пожалуйста, – поднялся очкарик. – Я дал слово. Я не могу уйти отсюда. Я дал слово. – И сел.

– Лучше уйди! – опять ширнул его в бок Юрка.

Мальчишки и девчонки повскакивали с мест.

– Петров, прекрати безобразие, – возмутилась учительница. – Сядь, где тебе сказали.

– Я сяду здесь или нигде.

– Нигде – это за дверью..

– Пожалуйста, – Юрка открыл портфель, бросил на парту перед Ниной книгу. – Возьми свою книгу.

– Петров, я тебе запрещаю уходить.

Но Юрка уже открыл дверь, и по коридору рассыпался его быстрый бег. Он бежал громко, не таясь. Одна за другой открывались двери классов.

На другое утро Юрка сказал матери:

– Все! Больше я не поеду в английскую школу. Переводи в другую, куда все ходят. Без уклона!

Она выслушала его молча. Захлопнулась за сыном дверь. Портфель остался лежать на стуле. Куда же он пошел? Зинаида Петровна стала суетливо собираться. Работала она сегодня во вторую смену, встала, чтобы приготовить ему завтрак, проводить в школу.

– Господи, да что же это такое?

В парке было тихо. Изредка падали с деревьев листья на землю, покрытую утренней изморозью. За деревьями, сбоку мелькнула какая-то тень.

– Юра, подожди! Я тебя вижу! – закричала Зинаида Петровна.

Она убыстрила шаги. Побежала, плохо ориентируясь, натыкаясь на кусты и деревья. Но догнала она не своего сына, а какого-то мальчишку. Он убегал от нее, волоча сетку с пустыми бутылками. Зинаида Петровна остановилась. Мальчишка тоже остановился. После выходного дня мальчишки, живущие неподалеку от парка, собирали под кустами и деревьями много пустых бутылок. Этот пришел пораньше, чтобы успеть первым. Зинаида Петровна поняла, что зря бежала за ним. А мальчишка понял, что зря убегал. Они посмотрели друг на друга и разошлись.

В дальнем конце парка, на взгорке, за Зеленым театром, возвышалась руина-ротонда. Юрка стоял на площадке второго этажа, прячась за колонной. Отсюда ему все хорошо было видно. Мама шла с портфелем в руке. Юрка посмотрел, и ему стало жалко и ее, и себя, и портфель.

– Мам, ну что ты? – сказал он сверху.

– Юра! Я тебя по всему парку ищу. Слезай. Идем, сынок. Тебе надо в школу. Я тебя прошу. Ну, пожалей ты меня.

– Ну, не могу я, мам, туда идти.

– Не говори так. Ты убиваешь меня.

– Я не убиваю. Я не могу идти в ту школу.

Она стояла внизу, смотрела на него и ничего не понимала.

– Слезай, Юра, пожалуйста. Ты еще успеешь на второй урок. Портфель я собрала. Вот он.

– Не пойду! Я все равно после восьмого класса в ПТУ буду поступать.

– Не болтай глупости. Слезай, тебе говорят.

– Слезу, если переведешь в другую школу.

– Где я тебе другую школу возьму?

– За углом она, эта школа. И на трамвае не надо ездить. Зачем ты меня отдала в английскую? Зачем?

Он спрашивал надрывно, со слезой в голосе. Ему и в самом деле было горько, и он верил в эту минуту, что в английской школе мальчишки и девчонки – все плохие, а в этой, за углом, – хорошие.

– Ну, как хочешь, сынок. Бегать я за тобой больше не буду.

Она бросила на землю портфель и пошла прочь. Юрка присел за колонной и заплакал. Ему было жалко мать, жалко себя. Но не мог он идти в ту школу. Если бы она знала, что он не может, она бы так с ним не разговаривала. Не вытирая слез, он спустился с ротонды на землю, подобрал портфель. Руина-ротонда заканчивалась сферическим куполом. Этот купол был в зияющих дырах, оставшихся от войны. Сквозь дыры свободно влетали и вылетали птицы. Юрка посмотрел на этих птиц, зажмурился, как от боли, закружился на одном месте, держа в руках портфель. Ему хотелось упасть на землю и не вставать.

– Мама, ну не надо так! Зачем ты? – крикнул он ей вслед.

– А как? – остановилась Зинаида Петровна.

– Я не знаю. Я правда не могу. Там девчонка одна, Нинка. Другие же переводятся.

Они молча дошли до дома.

Зинаида Петровна открыла дверь подъезда и тут же отпустила ее. Юрка, привыкший к тому, что мать обычно придерживала дверь, чтобы и он прошел, едва успел отпрянуть назад. На какое-то мгновение мать и сын оказались разделенными громко хлопнувшей дверью.

Химия

На телеграммы Игоря, Юрки и того, третьего, мальчишки отцы не откликнулись. А Хлюпа неожиданно получил от деда посылку с книгами.

– Не было печали, – удивился он.

Все книги были по химии. Ребята расхватывали их, листали с недоумением.

– Ген, зачем тебе книги по химии? Поступать будешь? – спросил Юрка.

– Отойди, – оттолкнул его локтем Хлюпа.

Он выбрасывал из посылочного ящика спрессованные газеты, набитые между стенками, чтобы книги в посылке не болтались. На самом дне лежал сверток.

– Галоши, – сказал Хлюпа, нащупав через бумагу галоши. – Точно, галоши. – Он размотал бумагу, взял одну галошу, другую протянул Мишке. Тот надел ее на руку и стал играть как куклой бибабо. Игрушечный рояль, как обычно, держал под мышкой. Одна ножка у рояля была отломана.

Вторую галошу мальчишки разглядывали по очереди. Когда она попала Юрке, он тоже надел ее на руку.

– Здравствуйте! – закивал галошей Мишка.

– Здравствуйте, здравствуйте! – ответила галоша на руке Юрки.

– Тут какая-то бумажка засунута, – сказал Мишка.

«Здравствуй, дорогой Геночка, телеграмма твоя сначала всех очень удивила. Но потом мы догадались, что галоши тебе понадобились для химических опытов. Колька, Маруськин племяш, вспомнил, что ты в шестом классе, когда жил у нас, занимался в химическом кружке. Посылаем тебе с бабушкой две галоши».

Ребята читали письмо, заглядывая через плечо Хлюпы.

– Вот осел! – тихо проговорил Хлюпа. – «Дорогой Геночка…» Галоши прислал. Академик.

Солнце поздней осени светило тускло. На асфальте кое-где поблескивали замерзшие лужи. Ребята бежали, пиная и отнимая друг у друга галоши. Посылочный ящик и книги они тащили с собой. Наконец галоши всем надоели, и ими завладел Мишка. Он надел их и шагал между деревьями по парку, приминая сухие листья.

– Ой, товарищи, скороходики-пароходики мои! – орал он.

На Лысой горе в небольшой ложбинке ребята разложили костер. Игорь и Мишка подтаскивали сучья, Хлюпа ломал посылочный ящик, потом стал рвать со злостью толстую книгу – «Историю химии».

В парке было тихо, дым поднимался ровно вверх, и в теплом потоке высоко взлетали черные, сгоревшие дотла обрывки книги.

– Ген, а когда мы будем строить этот велосипед? – спросил Юрка.

– Какой велосипед?

– Ну, всеобщий велосипед.

– А всеобщего пинка не хочешь? – обидно прищурился Хлюпа.

Мишка весело заржал.

– А ты чего распустил харю? – повернулся Хлюпа к нему. – Дам сейчас по башке – уедешь на горшке.

Хлюпе почему-то вспомнился детсадовский стишок. Захотелось в Москву, к деду. Захотелось опять ходить в музыкальную школу, делать опыты в химическом кружке. Хлюпа положил рояль к себе на колени, постучал по клавишам, словно азбукой Морзе передавал привет детству, и заиграл «Полонез» Огинского. Получалось у него неплохо. Ребята перестали рвать книги и затихли. Но невозможно было преодолеть отрывочность и резкость шкатулочной музыки. Костер горел хорошо. Ногам стало жарко. Хлюпа отодвинулся немного от огня, играть перестал и вдруг, дернувшись, словно в припадке, швырнул рояль в огонь.

– Зачем? – кинулся в костер Мишка.

Хлюпа оттолкнул его ногой так, что Мишка опрокинулся на спину.

– Пусть, – объяснил он всем. – Заключительный аккорд. Сейчас он сам будет играть. Рояль. Понятно?

Но рояль сгорел, не издав ни одного звука.

Внизу у небольшого замерзшего озера гуляли парень и девушка. Они расположились по обе стороны озера напротив друг друга и катали по льду от одного берега к другому гладкие камешки. У девушки бросок получился слабый, и камешек не докатился немного. Парень оглянулся: чем бы достать. Под рукой ничего не оказалось, и он осторожно ступил на лед.

– Вот дурак, провалится, – приподнялся над костром, чтобы лучше видеть, Игорь.

– Не провалится, лед крепкий, – сказал Хлюпа. – А может, и провалится. Сейчас проверим.

Он резко поднялся, но оставался еще некоторое время на месте, наблюдал «за идиллией».

– Да брось ты, Ген, не надо. Охота тебе с ними связываться, – попробовал отговорить его Мишка.

– Три рубля.

– Какие три рубля? Откуда у меня три рубля?

– Тогда не лезь. Англичанин, не хочешь заплатить три рубля? Ты у нас жалостливый.

– Нету у меня денег, – зло ответил Юрка.

– А ты чего так отвечаешь, велосипедист? – Хлюпа сорвал с Юрки шапку и пинком послал вперед. – Велосипедисты, за мной!

Ребята устремились вниз по склону за шапкой.

Все по одному разу успели пнуть ее, прежде чем она снова попала к Хлюпе. Он поддел шапку носком ботинка и протянул на ноге Юрке.

– Носи на здоровье.

Парень на этой стороне озера, а девушка на той стороне озера с любопытством наблюдали, как ребята играли шапкой в футбол. Парень зазевался. Ему бы уйти, а он стоял и смотрел.

– А ты шагай, – надвинулся на него плечом Хлюпа.

– Что?

– Шагай, говорю, дубина!

– Куда?

– Туда! На ту сторону.

С трех сторон его окружали ребята, идти можно было только на лед. Но лед был совсем еще не крепкий.

– На лед?

– Иди, тебе говорят! – подскочил к парню Юрка и озлобленно толкнул его обеими руками. Парень пошатнулся и, спотыкаясь, съехал на лед. Юрка тоже съехал на лед. Хлюпа подал ему руку, вытянул на берег. А парень остался на льду. Он беспомощно оглядывался по сторонам. Девушка на той стороне озера тоже оглядывалась, чтобы позвать кого-нибудь. Но аллеи парка в этот час были пустынны.

– Иди, иди! – помахал парню Хлюпа. – Джульетта ждет.

– Иди, иди! – стал кидать в него камешки Потап.

Парень попятился. Затрещал и стал прогибаться под его ногами лед. Чтобы не провалиться, он должен был идти. И парень пошел.

– Сережа, осторожней, Сережа! – прижала девушка руки к груди.

– Джульетта зовет, поторопись! – крикнул Хлюпа и катнул по льду большой камень, но промахнулся.

Парень осторожно шел по льду, сосредоточившись весь на движении. Когда он миновал середину озера и стало ясно, что не провалится, Хлюпа крикнул ему:

– Ну вот, а ты боялся!

Девушка помогла парню выбраться на берег. Он взял ее под руку, и они быстро пошли вверх по склону, изредка оглядываясь.

Мама, Зинаида Петровна

На звонок Зинаида Петровна вышла из кухни. В дверь протиснулся бочком и виновато заморгал мужчина в добротном драповом пальто, в шапке пирожком, которую он торопливо снял.

– Извините, может, я не сюда. Тогда прошу прощения.

Зинаида Петровна отошла в сторону, жестом пропуская его в квартиру.

– Нет, нет, вы извините. Сначала скажите – у вас есть сын?

– Да как вам сказать… – сухо проговорила Зинаида Петровна. Губы у нее страдальчески дернулись.

– Я, собственно, пришел сначала узнать, – засуетился гость, беспомощно оглядываясь. Из-за его спины вышла девушка, мстительно спросила:

– Он в какой школе учится?

Она хорошо запомнила того мальчишку, который столкнул ее Сережку на лед, нашла его, выследила и привела отца.

– В двадцать восьмой, – сказала Зинаида Петровна.

– Так вот, больше он не будет там учиться.

– Подожди, Таня, – остановил ее отец.

– То есть в тридцать четвертой. Он в тридцать четвертую перешел, – мучительно выговаривая слова, пояснила Зинаида Петровна. – Я его перевела поближе к дому. А что он сделал?

– Пусть он сам скажет, – предложила девушка. – Позовите его.

– Подожди, Таня. Может, это не он.

– Юра! – позвала Зинаида Петровна.

Юрка вышел, ероша волосы. В руках у него был томик Пушкина. Он заложил пальцем страницу, чтобы не потерять место, где читал.

– Пушкин! – радостно, почти восторженно воскликнул отец Тани. – Тогда извините! Тогда это не он.

– Он! – тихо проговорила Таня.

– Он? – сник отец.

– Куда ты? Стой! – поймала Зинаида Петровна Юрку за воротник рубашки и дернула на себя так, что рубашка вылезла из штанов. – Куда? Ты видишь, к тебе гости пришли. Что он сделал?

– Ничего особенного, – грустно покачал головой мужчина и надел шапку-пирожок. – Ничего особенного. Запомните, молодой человек, читающий Пушкина, – он выпрямился, словно был за кафедрой. – Запомните простую истину. Там, где обижают одного, – обижают всех. Пойдем, Таня! Извините, что побеспокоили.

– Папа! – попробовала его задержать на лестничной площадке дочь, но он увлек ее за собой.

– Пойдем, пойдем!

На улице отец церемонно взял дочь под локоть. Она сердито оттолкнула его руку.

– Зачем мы сюда приходили? Ты мне можешь объяснить: зачем мы сюда приходили?

– Как зачем? Я, по-моему, очень удачно сказал о правах человека и про Пушкина.

– При чем тут Пушкин? Тут милиционер нужен, а не Пушкин.

– Зачем же сразу милиционер? Он молодой человек, читает книги, должен понять.

– Папа!!!

Она больше ничего не сказала, только махнула рукой. И пошла быстро впереди него. Отцу пришлось ее догонять. Он убыстрил шаги, но, догнав, не взял дочь под руку, а виновато пошел рядом.

А в квартире Зинаиды Петровны повисла гнетущая тишина. Юрке хотелось что-то сделать, чтобы не было так тихо, но он боялся пошевелиться, стоял перед плитой и ждал, когда закипит чайник.

Наконец из носика пошел пар, забулькали пузыри, запрыгала крышка. Юрка взял чайник и стал наливать кипяток в бутылку из-под минеральной воды. Бутылка лопнула у него в руках, на пол посыпались осколки, полилась вода. Юрка отшвырнул ногой осколки, взял другую бутылку.

Зинаида Петровна лежала на диванчике в углу, отвернувшись к стене и подогнув ноги. Приглушенный свет падал на нее от торшера, стоявшего в изголовье. Юрка тихонько вошел, остановился, держа в руках бутылку и полотенце.

– Мам, я налил горячей воды. Приложи!

– Уйди от меня!

– Приложи, а? Это вместо грелки. Тебе сразу легче станет.

Зинаида Петровна долго молчала, потом сказала сквозь зубы:

– Заверни в полотенце и дай мне.

Юрка принялся суетливо заворачивать бутылку в полотенце. Мать, не глядя, взяла у него «грелку», приложила к животу.

– Мам, это печень, да?

– Нет, это не печень, – резким движением оттолкнула от себя полотенце и бутылку Зинаида Петровна. – Это ты, все ты!

Бутылка, сброшенная на пол, медленно катилась. Юрка поднял ее, заткнул покрепче пробку, подобрал с пола полотенце.

– Мам, ну чего ты?

– Не называй меня больше мамой.

– А как же?

– Зинаидой Петровной, как чужой человек.

– Мам, – подошел Юрка с бутылкой, тщательно укутанной в полотенце. – Приложи!

– Замолчи! Не называй меня больше мамой!

– Не буду! Ты только приложи! Зинаида Петровна, приложи, а?

– О-о-о! – застонала Зинаида Петровна и уткнулась головой в подушку.