Текст книги "Пять лет на площади (1989-1993 гг.)"
Автор книги: Эдуард Зенкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
1990 год
В январе в Москве не было ни многочисленных демонстраций, ни митингов. Лишь на Пушкинской площади на широком тротуаре у здания «Московских новостей», где с осени 1989 года с молчаливого разрешения властей стал функционировать своеобразный «Гайд-парк», регулярно собирались люди, чтобы потолковать о происходящих в стране событиях. В будние дни собрания проходили обычно в вечернее время, а в выходные – с утра до вечера. Люди приходили и уходили, но одномоментно на этом пятачке находилось не более 500 человек. Все свободное пространство стены редакции «МН», до уровня вытянутой вверх руки мужчины высокого роста, было заклеено различными листовками, вырезками из газет и другими печатными материалами преимущественно антисоветского и антикоммунистического содержания. Здесь же шла продажа с рук изданий «неформалов».
Взбудоражили собрания на Пушкинской события в Баку, куда 20 января были введены войска и объявлено чрезвычайное положение в связи с происходившими там армянскими погромами. Большинство склонялось к тому, что России нечего вмешиваться в дела азиатов. Появлявшиеся на Пушкинской армейские офицеры (чаще всего, почему-то, капитаны и майоры) убеждали собравшихся в том, что «хватит проливать русскую кровь за чужие интересы» и приводили в пример Афганистан. Либеральная пресса одобрила действия Горбачева по вводу войск в Баку, но с оговорками, что это надо было сделать раньше, до начала армянских погромов.
*****
Первая демонстрация в 1990 году состоялась в воскресенье 4 февраля. Объявления о митинге появились на Пушкинской за три дня до его проведения. В них говорилось, что «брежневско-сусловский аппарат и клика Лигачева рвутся к власти» и поэтому всем, кто поддерживает демократические преобразования в стране, следует принять участие в намечаемом мероприятии. Предполагалось, что на митинге выступят Ельцин, Афанасьев, Попов и другие лидеры оппозиции. Сбор участников был намечен у Парка Горького к 12 часам. Оттуда они должны были двигаться по Садовому кольцу до Маяковки, а затем по улице Горького на Манежную площадь.
Официальное разрешение на проведение демонстрации и митинга оппозиции именно в Центре Москвы было дано впервые. Предстоящему мероприятию сделали небывалую рекламу: листовки у станций метро и на остановках общественного транспорта, заметки в московских городских газетах, сообщения накануне и рано утром в день проведения митинга по первым программам всесоюзного радио и ТВ (например, программа «Взгляд») и, наконец, постоянные объявления по радиосети метрополитена о том, что «в воскресенье во время проведения массовых мероприятий будут закрыты на выход станции „Пушкинская“, „Горьковская“, „Чеховская“, „Маяковская“, „Проспект Маркса“ и „Площадь Революции“».
Погода в этот день выдалась не по-зимнему теплой: плюс два градуса, сухо, переменная облачность. Примерно в половине второго колонна подошла к Маяковке, занимая по ширине всю проезжую часть Садового кольца. Над колонной развевались шесть бело-сине-красных флагов, два национальных флага Грузии и по одному флагу от Московского народного фронта, РНФ, КАС, РУХа, Армянского общенационального движения и экологов.
Группы милиционеров размещались только на больших перекрестках, движение на которых перекрывалось при приближении колонны. На этих же перекрестках подхода колонны дожидались от нескольких сот до 2-3 тыс. человек, чтобы влиться в нее. На Советской площади у памятника Долгорукому стояла временная трибуна и два радиоавтобуса на тот случай, как говорили некоторые из милиционеров, чтобы провести митинг здесь, если соберется не очень много людей.
Двигаясь по улице Горького, люди в голове колонны (в основном молодежь) почти беспрестанно скандировали: «Долой Кузьмича», «Систему долой», «Ельцин, Горбачев», «Долой ЦК».
Кроме флагов демонстранты несли большое количество самодельных транспарантов с лозунгами:
– Свобода сегодня или никогда
– Да – перестройке Горбачева, нет – «Памяти» Лигачева
– «Взгляду» – полную гласность
– Нет фашизму
– Народ и армия едины
– Армия – не надо стрелять в свой народ
– «Память» – враг демократии
– Номенклатура – помни Румынию
– Руки прочь от Гдляна и Иванова
– Лидер ОФТ Ярин против Гдляна
– 72 года на пути в никуда
– Прекратить травлю Гдляна, Афанасьева, Ельцина
– Верх позора – партия защищает преступников
– Долой Лигачева и клику
– 1990 = 1933 (знак равенства перечеркнут)
– С кем Вы, Михаил Сергеевич?
– Коммунизм на свалку истории -СОЦПРОФ
– Всероссийский комитет за социалистическую партию
– Демократическая платформа в КПСС
– «6» (цифра перечеркнута косым крестом)
– Шовинизм – последняя соломинка партократии
– «„Память“ + аппарат = ...» (нарисована колючая проволока)
– Нет – политическим привилегиям КПСС
– Рабочие и интеллигенция, не дадим нас поссорить
– Нет – попыткам раскола рабочего класса и интеллигенции
– Нет – фашизму в России
– Их греет память Гитлера и Сталина
– Лигачев – уходи
– «Память» – неофашизм в России
– Лигачева в отставку
– Не допустим повторения Сумгаита, Тбилиси, Баку
– Нет – союзу номенклатуры с черной сотней
– Убрать политорганы из армии; парткомы – с заводов
– Привет участникам февральской революции
Колонна втягивалась на Манежную площадь минут 30-35 в виде загогулины, причем руководил перемещениями толпы генерал-майор из ГУВД Москвы. По моим подсчетам, на митинг собралось около 100 тысяч человек, по мнению организаторов – 300 тысяч, по оценкам официальных средств массовой информации – 200 тысяч человек. Но Манежная площадь могла вместить максимум 200-220 тысяч человек, а в тот день она была относительно плотно заполнена лишь до линии геологического института.
Контингент собравшихся на митинг практически не претерпел изменений в сравнении с митингами лета-осени 1989 года.
Перед гостиницей «Москва» установили трибуну с микрофоном, рядом – радиоавтобус. Слышимость, несмотря на большое пространство, была хорошей практически во всех точках площади, так как выступления транслировались через стационарные громкоговорители, установленные на верхних этажах здания гостиницы.
Примерно в 14-40, когда большая часть колонны вошла на площадь, митинг открыл Г.Х.Попов. Поприветствовав собравшихся, он объявил основные цели митинга: нанести удар по консерватизму; показать руководству партии, что оно может опереться на демократическую общественность и продемонстрировать ее единство.
На митинге выступали, в основном, наиболее известные деятели оппозиции: Шемаев, Коротич, Травкин, Ельцин, Оскоцкий, Ю.Афанасьев, Евтушенко, Л.Пономарев, Адамович, Гдлян, Якунин, О.Румянцев. Выступления, как правило, были короткими – не более пяти минут. Практически все выступающие говорили о необходимости устранения из партийно-государственных органов консерваторов и об опасности прихода к власти национал-социал-фашистов, а наиболее радикальные из ораторов – о необходимости проведения акций гражданского неповиновения властям.
Выступивший в начале митинга Шемаев (председатель Московского объединения избирателей), предложил почтить минутой молчания память всех погибших за годы перестройки в Алма-Ате, Сумгаите, Тбилиси, Нагорном Карабахе, Фергане, Новом Узене, Баку, сказав, что «нет виновных народов, а есть виновные правители».
Коротич выразил удовлетворение тем, что «из нас уходит страх – этот становой хребет системы, на котором она держится». Травкин призвал к созданию демократического блока «против консерваторов, которые объединились раньше нас». Евтушенко прочитал свое очередное стихотворение для митинга: о свободе, в которую швыряют камнями.
Несколько дольше, чем другие ораторы, выступал Ельцин, который говорил о непоследовательности действий ЦК, о полумерах в экономике, о том, что предстоящий Пленум ЦК – это последний шанс для партии, чтобы вернуть доверие народа. «Если же на Пленуме – сказал он – начнутся в очередной раз аппаратные игры, то народ скажет свое „Нет!“» Партии следует, по его мнению, отказаться от догм и привилегий, демократического централизма и сложившейся структуры. Пленум должен сказать «Нет» 6-й статье Конституции. Не должно быть монополии партии на власть. Нынешний состав ЦК не способен проводить демократические преобразования. Следует приостановить деятельность ЦК, создать временный Оргкомитет и провести съезд партии в мае-июне, на котором внести изменения в Устав и разрешить создание платформ и фракций в партии. В заключение Ельцин заверил собравшихся в том, что на завтрашнем Пленуме он будет отстаивать их волю.
Митингующие встречали и провожали Ельцина овацией. После его выступления, т.е. примерно через 35 минут после начала митинга, толпа на площади стала быстро редеть.
Ю.Афанасьев говорил, в основном, о проблемах межнациональных отношений в Союзе, обвинив партийно-государственное руководство в недальновидности проводимой политики. Предложил созвать «Круглый стол» с участием всех заинтересованных сторон и призвал к «единению всех левых сил» (они называли себя тогда «левыми»), а также к проведению 25 февраля всесоюзного митинга в поддержку демократических преобразований. Завершая свое выступление, Ю.А. сделанно-взволнованным голосом произнес: «Да здравствует мирная и ненасильственная Февральская революция 1990 года!».
Многим собравшимся понравилась такая концовка выступления, поскольку они не могли себе представить, что беспрепятственно прошествовав по центральным магистралям Москвы с антисоветскими и антикоммунистическими лозунгами и помитинговав два часа у стен Кремля, они совершают революцию. К мирной февральской революции призывал также писатель Адамович и другие ораторы.
Генерал в отставке Шапошников, который во время событий в Новочеркасске в июне 1962 года, будучи одним из руководителей СКВО, отказался выполнять приказ о расстреле демонстрации рабочих, призвал армию не стрелять в свой народ.
Самым продолжительным было выступление Гдляна. Он говорил обо всем: о необходимости ликвидации на предприятиях и в организациях парткомов и создании на них же комитетов консолидации, о сокращении численности и ограничении функций КГБ, о передаче контроля над всеми силовыми структурами от партаппарата народным депутатам, о необходимости бойкота газет «Правда», «Советская Россия», «Рабочая трибуна» и «Известия». Потребовал: отправить в отставку Горбачева и Лукьянова, ЦК, Политбюро, обкомы и райкомы, не выполнять решения партийных комитетов; провести новые выборы во все руководящие органы партии и создать компартию РСФСР; провести расследование по делам Брежнева, Суслова, Алиева и т.п. «Если же власти откажутся выполнять народные требования – призывал Гдлян, завершая выступление – то с 1-го Мая следует начать всеобщую забастовку, организовывать митинги и демонстрации до тех пор, пока власть не перейдет к народу».
Толпа, бурно приветствуя призывы Гдляна и других ораторов об отставке ЦК, Политбюро и других партийных органов и деятелей типа Лигачева, начинала скандировать: «В отставку, в отставку!». Скандировали не все 100 тысяч собравшихся, но тем не менее скандеж нескольких десятков тысяч глоток производил солидное впечатление.
К 17-00, когда стали выступать малоизвестные деятели дем.оппозиции, на площади осталось не более 20 тыс. человек.
В вечерних программах ТВ-новостей материал о митинге был подан таким образом, что у зрителей могло сформироваться мнение о нем как о сборище экстремистов.
Но это не соответствовало действительности, несмотря на выступления Гдляна и некоторых других ораторов. Подавляющее большинство собравшихся вело себя сдержанно, без истерической взвинченности. Сложилось впечатление, что толпа пришла «побалдеть» на виду у Кремля и участников предстоящего Пленума ЦК, проживавших, в том числе, в гостинице «Москва».
Реакция прессы на митинг была неодинаковой. Официозные издания практически умолчали о нем, дав обширные материалы о состоявшемся в понедельник Пленуме ЦК. Либеральные издания, наоборот, дали о демонстрации и митинге восторженные комментарии, а также фотоснимки, глядя на которые можно было подумать, будто Манежная площадь битком заполнена людьми.
Москва заговорила о невиданной доселе демонстрации оппозиции. Судя по разговорам москвичей, не присутствовавших на митинге и получивших сведения о нем из средств массовой информации и от участников митинга, многие из них были убеждены, что на Манежной площади собралось не меньше одного миллиона человек. Доводы о том, что Манежная площадь не может вместить такое количество людей, практически не действовали.
Но основная цель митинга заключалась, видимо, в том, чтобы произвести соответствующее впечатление не столько на москвичей, сколько на участников Пленума ЦК, принявшего в итоге платформу «За гуманный, демократический социализм», в которой, среди прочего, говорилось, о целесообразности отмены 6-й статьи Конституции (о руководящей роли компартии), о возможности введения многопартийности в стране, о переносе съезда партии на июль, т.е. в нее были внесены положения, прозвучавшие из уст некоторых ораторов на митинге 4 февраля.
*****
Спустя две недели в средствах массовой информации стала нагнетаться истерия по поводу очередного митинга, назначенного лидерами оппозиции на воскресенье 25 февраля. Сначала было опубликовано заявление Верховного Совета СССР, который вроде бы и не запрещал проведение митинга, но в то же время предостерегал организаторов от возможных последствий. Затем последовали аналогичные обращения от ЦК КПСС и от творческих союзов.
В газетах появились статьи о митинговом экстремизме. По городу поползли слухи о возможных погромах в «дворянских гнездах» (домах для номенклатуры) и о создаваемых в них отрядах самообороны, о появлении в Москве армянских и азербайджанских боевиков, о подготовке городских больниц к возможному поступлению значительного числа раненых, о введении повышенной готовности в подразделениях московской милиции и ОМОНа.
На предприятия были спущены указания «с верхов» об организации усиленных дежурств с 17-00 субботы до 8-00 понедельника. Люди были настолько «заведены», что при встречах говорили, в основном, о предполагаемых провокациях и кровопролитии. Но все прошло спокойно.
Воскресный день 25 февраля выдался пасмурным, с небольшим морозцем (минус 5 градусов). Участники митинга собирались с 12-00 в двух точках: у станции метро «Смоленская» и у Парка Горького. Все улицы, переулки и проходные дворы в этом секторе Садового кольца (по его внутренней стороне) были перекрыты милиционерами, дзержинцами в милицейской форме, омоновцами и грузовыми автомобилями, причем «живая сила» была экипирована в каски и бронежилеты (впервые за все время проведения митингов). Все это якобы для того, чтобы не допустить несанкционированного прорыва толпы на центральные улицы и площади Москвы. Люди, проходившие мимо оцепления, стыдили офицеров, говорили о недопустимости применения силы к мирным манифестантам.
Две колонны демонстрантов, двигаясь медленным шагом навстречу друг другу, соединились на Зубовской площади – самой широкой части Садового кольца – где состоялся митинг. Лозунги, возвышавшиеся над толпой, и ораторы, выступившие на митинге, были практически те же, что и три недели назад (не было Ельцина). Содержание выступлений тоже было похожим: против всевластия КПСС и ее номенклатуры, за передачу всей власти народу, за мирную и ненасильственную новую февральскую революцию. Добавилась критика властей за нагнетание истерии накануне митинга и привлечение значительного числа военизированных формирований в район проведения манифестации. И более мощный скандеж толпы.
В этот день был перекрыт рекорд численности митингующих, установленный 4 февраля. Если тогда общее число собравшихся составило 100 тыс. человек, то на этот раз их было 250 тыс. человек. Такую же цифру дали органы милиции. Один из организаторов митинга – Юрий Афанасьев – сказал, что «собралось полмиллиона человек» (впоследствии, спустя два-три года, в некоторых демократических изданиях замелькали цифры об одном-двух миллионах собравшихся).
Расчет тех, кто с помощью нагнетания истерии вокруг митинга предполагал перекрыть рекорд «посещаемости» – оправдался. Эффект «запретного плода» сработал.
В последующие годы ни самим демократам, ни коммунистам, ни патриотам не удавалось вывести на улицы Москвы большее число людей.
В либеральной прессе появились восторженные отклики на митинг. Подчеркивались выдержанность и организованность демонстрантов, не предоставивших определенным силам в верхних эшелонах власти повода для разгона и последующего запрета демократического движения.
*****
В начале весны, несмотря на предстоявшие в марте выборы депутатов в республиканские, городские и районные Советы, митинги в поддержку кандидатов в Москве не проводились. Обошлись встречами в помещениях. Лидеры объединения «Демократическая Россия» были уверены в своей победе на выборах в Москве, а «Патриотическая Россия» не сумела сорганизоваться. Победили «демороссы».
В конце марта и в апреле состоялось несколько не очень многочисленных (от 2 до 10 тыс. человек) митингов: в поддержку Гдляна и Иванова, в отношении которых генпрокуратура возбудила уголовные дела; в защиту Литвы, где местные власти провозгласили независимость от Москвы; в защиту гласности и т.п. Митинги проходили в Лужниках, на Манежной площади и в Останкино.
Единственная крупная весенняя демонстрация оппозиции состоялась 1-го мая. Ей разрешили пройти по Красной площади практически сразу же после окончания митинга-манифестации, организованного официальными профсоюзами.
В появившихся за несколько дней до этого объявлениях (сначала на Пушкинской площади, а затем в газете МГК КПСС «Московская правда») сообщалось, что для сбора «неформалов» назначены пять мест: Зубовская площадь, Баррикадная улица, площадь Белорусского вокзала, Каляевская улица и проспект Мира у одноименной станции метро. Из этих точек демонстранты должны были проследовать по центральным улицам к Манежной площади, а затем двумя «рукавами» влиться на Красную площадь.
На улице Горького между площадью Белорусского вокзала и Большой Грузинской улицей формировалась колонна представителей Пролетарского, Красногвардейского, Фрунзенского и Ленинградского районов, а также г.Зеленограда. Отдельные колонны сформировали общество «Мемориал», христианские демократы, либеральные демократы, Московское объединение избирателей и ряд других.
Всего в этом месте собралось примерно 15-17 тыс. человек. Красных флагов в колоннах не было. Только бело-сине-красные (Дем.Россия), андреевские (РНФ), желто-голубые (РУХ) и желто-зелено-красные (Саюдис, Литва). Транспаранты и плакаты с лозунгами были следующего содержания:
– Социализм без демократии – колбаса без мяса
– БТР не дави ИТР!
– Демократы нынче в силе – с нами Сергий и Гаврила
– Позор депутатам Узбекистана, защищающих своих коррупционеров
– Горбачев – генеральный покровитель мафии
– Свободу Литве. Позор президенту-империалисту
– Есть парткомы – нет портков
– Народ не объЕгоришь
– Вышел из партии – помоги товарищу!
– Долой кровавую и бесплодную диктатуру КПСС!
– Нет веры партии, лидеры которой преступны
– Руки прочь от Литвы!
– Власть народу! Созвать Круглый стол
– Народу – закон о референдуме
– Русский народ – за независимость Литвы
– Горбачев! Уйдите с пути Литвы к свету
– Блокада Литвы – преступление КПСС
– Президента выбирать всем народом
– Теснее ряды, демократы!
– Кладбищу упырей не место на Красной площади
– 72 года на пути в никуда
– Хозяин страны не КПСС, а народ. Власть – народу!
– Верх позора и безобразия – партия, стоящая у власти и защищающая своих мерзавцев
– В перестрой Егор Кузьмич вбухал цемент и кирпич. И остался Горбачев без бревен и кирпичев. Дефицит, ну чтоб он сдох. Срочно нужен рынок – ох!
– Горбачев! Народ уже Вам не верит
– Разлюблю-разорю – самый «порядочный» принцип по отношению к бывшей республике, как и к бывшей жене
– Советская мафия расправляется с Гдляном, спасая себя
– Увы, мы судим Сталина и его смену, но я скажу правильно – судить надо систему
– Демократия – не собственность президента
– Конец Прав, Свободы, Совести (т.е. КПСС)
– Вы, жадною толпой стоящие у трона, руки прочь от Гдляна и Иванова!
– Расправа и насилие – основа устава КПСС
– Беда, когда ограниченным людям дают неограниченную власть
– Долой культ Ленина!
– Спецкорыто (нарисована свинья у корыта с апельсинами)
– Христианство – идея России
– Партия Ленина, прочь с дороги!
– Коммунисты, когда ваше государство начнет отмирать?
– Власть народам, а не партиям!
– Без свободы нет солидарности (на польском языке)
Были также лозунги, уже примелькавшиеся с зимних митингов против «Памяти», фашизма и т.п.
Колонна простояла в этом месте почти целый час. В 10-00 по уличным громкоговорителям начали передавать репортаж с Красной площади, где митинговали официальные профсоюзы. Речи выступавших изобиловали привычными «штампами», но вместе с тем прорывались фразы о том, что «реформы надо проводить, но не за счет трудящихся». «Неформалы» сопровождали выступления «профсоюзников» язвительными репликами.
Примерно в 10-30 демонстранты двинулись к Центру. День выдался неплохой -переменная облачность, 14 градусов тепла. Люди шли свободно и весело. Почти все время смеялись, читая и комментируя лозунги. Периодически скандировали: «Свободу Литве» и «Долой КГБ». Горячо поприветствовали большую группу молодых литовцев (50-60 человек), которые в районе Маяковки влились в колонну, держа в руках литовские национальные флаги.
На Манежной площади со стороны Охотного ряда к колонне присоединилась не очень многочисленная колонна, шедшая со стороны Каляевской улицы и проспекта Мира. Со стороны Манежа на площадь вошли колонны, двигавшиеся с Зубовской площади и Баррикадной. Двумя «рукавами» демонстранты проследовали на Красную площадь и остановились перед Историческим музеем.
В это время над площадью гремела маршевая музыка и последние шеренги участников профсоюзной манифестации проходили мимо Мавзолея в сторону Васильевского спуска, приветствуемые с трибуны руководством страны во главе с Горбачевым.
Увидев эту картину, «неформалы» засвистели и закричали и после некоторой паузы направились нестройной толпой к центру площади, размахивая флагами и лозунгами. Их никто не останавливал, хотя на самой площади и на подходах к ней в оцеплении стояло множество милиционеров и солдат внутренних войск. Как только последние шеренги профсоюзной манифестации проследовали мимо Мавзолея, все руководство дружно покинуло его трибуну под усилившийся свист и крики «Долой!» со стороны «неформалов».
Участники демонстрации расположились на площади, развернув транспаранты и щиты с написанными на них лозунгами в сторону гостевых трибун, на которых все еще находились приглашенные на официальную манифестацию. Минут через двадцать после ухода руководства в окнах верхнего этажа здания Совмина за кремлевской стеной замелькали чьи-то головы, разглядывавшие толпу на площади. Музыка продолжала греметь. Отдельные группы демонстрантов устроили скандеж с требованием прекратить трансляцию маршей, так как люди не слышали друг друга, но оно, конечно же, не было выполнено.
К этому времени на площади находилось примерно 30-35 тыс. человек. Стояние под грохот музыки продолжалось минут 40, после чего меньшая часть демонстрантов прошла в сторону Васильевского спуска, а оттуда по набережной – к Парку Горького, а большая часть отправилась к ближайшим станциям метро.
Реакция на эту манифестацию была весьма бурной. В вечерней программе «Время» (1-я программа ТВ) сообщили о провокации на Красной площади, организованной «неформалами», не раскрыв при этом, что же именно произошло. В последующие дни в центральных газетах («Правда», «Известия» и др.) появились статьи, в которых клеймились позором «провокаторы-радикалы», вышедшие на главную площадь страны с лозунгами против Ленина и партии и оскорбляющие достоинство президента
Горбачева. В некоторых статьях акция на Красной площади преподносилась как чуть ли не попытка штурма Кремля, захвата власти и т.п. Говорилось также, что вот, мол, «неформалы» рассчитывали вывести на улицы миллион человек, а вывели всего лишь 20 тысяч.
Весьма своеобразную трактовку первомайскому инциденту дал член Политбюро ЦК и ответственный за идеологию А.Н.Яковлев (один из главных «прорабов перестройки», находившийся в тот день на трибуне Мавзолея). По его мнению, это «разноцветье флагов и лозунгов в колоннах демонстрантов – от анархистов до монархистов – представляло собой шествие ряженых и старинный российский балаган» и возложил вину за происшедшее на ... консервативные силы.
*****
В мае и июне состоялось несколько малочисленных митингов, примечательных лишь тем, что их организовали весьма маломощные на тот период общественные организации.
В воскресенье 13 мая в Лужниках собрались сторонники СОЦПРОФа -профсоюза, альтернативного ВЦСПС, а впоследствии и ФНПР. На митинг пришло всего лишь около 300 человек. Было сравнительно тепло +18 градусов и ясно. На трибуну прикрепили транспарант следующего содержания: «СОЦПРОФ – конкурент ВЦСПС -реальная сила – Ваша солидарность – это здравый смысл». Некоторые из присутствующих держали в руках лозунги: «Долой статью 33 КЗоТ!», «23 млн. трудовых дел в судах. Позор!»
Выступали функционеры СОЦПРОФа Храмов, Пахомов, депутат Романенко и кто-то еще менее известный. Функционеры говорили о растущей силе СОЦПРОФа, членами которого в 26 городах Союза, по их словам, состояло 40 тыс. человек, в том числе такие видные оппозиционеры, как Заславский, Гдлян, Карягина и другие. Выступления были скучные, в стиле лекций для профсоюзного актива, а не для площади.
Рассказывали о своих хождениях по инстанциям, о конфликтах с начальством, которое их незаконно уволило и т.д. Некто Бойцов ругал кооператив АНТ, где, по его словам, «отмывают грязные деньги наглецы». Романенко рассказал об общеизвестных фактах по делу Гдляна и Иванова.
Спустя час люди совсем заскучали и поодиночке удалялись в сторону метро.
В субботу 2 июня там же, в Лужниках (ясно, +20 градусов) провела свое собрание конфедерация анархо-синдикалистов (КАС). Именно собрание, так как 52 человека, пришедших на это мероприятие (без учета 6 милиционеров во главе с майором, «поддерживавших порядок»), трудно назвать митингом. Причем из этих 52 человек 40 молодых людей были, судя по их поведению и репликам, членами московской организации КАС (скорее всего, весь ее личный состав).
Сбор был посвящен 28-й годовщине Новочеркасских событий. Основной доклад сделал Александр Шубин. Сначала он изложил хронику тех событий, а затем рассказал о
Павле Сиуде, который за участие в них отсидел 7 лет, а в последние годы стал собирать материалы о причастности КГБ к тому, что произошло в Новочеркасске; о внезапной смерти Сиуды, последовавшей 5 мая 1990 года, после того как он сообщил корреспонденту «Комсомолки» об имеющихся у него фактах.
Затем выступил Андрей Исаев, после чего оба лидера КАС стали отвечать на вопросы собравшихся. Собрание длилось примерно полтора часа.
*****
В среду 6 июня, с 18 до 20 часов, в парке Сокольники, недалеко от главного фонтана собрались сторонники ОФТ. Их было побольше, чем сторонников СОЦПРОФа и КАС на вышеуказанных митингах – примерно 2 тыс. человек. Некоторые из присутствующих держали в руках красные флаги и лозунги следующего содержания:
– Владимир Ильич! Мы Вас защитим
– Рыночная экономика – власть плутократии
– Социализм или смерть
– Нет росту цен и рынку!
– Долой министров-капиталистов!
– Трудящиеся! Нас предали архитекторы перестройки и контрреволюционеры
Социальный состав собравшихся несколько отличался от состава митингующих на «демократических» митингах. Было заметно присутствие рабочих – не большинство, но процентов 20-25 набралось. Остальные были либо инженерно-техническими работниками с предприятий, либо функционерами из райкомов-парткомов, либо преподавателями общественных наук из вузов.
Вел митинг Игорь Маляров, сформулировавший в самом его начале несколько вопросов, обращенных к верхушке КПСС:
– Почему в нашей стране все ухудшается?
– Почему создаются кооперативы только для спекулянтов?
– Почему в стране нарастает национальная вражда?
– Почему все решили, что мы, используя рынок, будем жить как в Америке, а не как в Африке или в Индии?
– Почему умалчивается о том, что состоялся союз между дельцами и партийно-государственной бюрократией?
Несмотря на свою молодость (тогда ему было примерно 25 лет и учился он в аспирантуре МГУ), Маляров выступал достаточно уверенно, говорил хорошо поставленным голосом, смог завладеть вниманием собравшихся.
После Малярова выступил Борис Гунько, которого представили как руководителя Московского отделения ОФТ. Он сравнил «демократов», утверждавших, что настал крах социализма, с фашистскими пропагандистами, говоривших то же самое летом 1941 года. После войны – продолжал Гунько – мир заговорил о советском экономическом чуде, т.к. у нас первыми отменили карточки и в короткий срок восстановили разрушенное войной, регулярно снижали цены. Но в 1965 году с одобрения партгосаппарата в стране внедрили раковую опухоль, т.е. предприятия стали поощряться за полученную прибыль, а не за снижение себестоимости продукции, что привело к количественному росту советской буржуазии, число миллионеров среди которой достигло уже 8О тыс. человек. В 1985 году, когда начинали перестройку, надо было ударить именно по советской буржуазии, но переродившийся партгосаппарат не захотел этого делать. Горбачев и Шеварднадзе смогли появиться только потому, что наших людей предварительно разложили с помощью антисоветской пропаганды. У ОФТ, есть факты, согласно которым можно утверждать, что сегодняшняя радикальная реформа в СССР была одобрена Конгрессом США в 1979 году. В конце своего выступления Гунько призвал проявлять бдительность и организованность для оказания отпора переродившимся аппаратчикам.
Следующим выступил Владимир Якушев, работавший в то время научным сотрудником в Академии народного хозяйства при Совмине СССР. Повторив некоторые положения предыдущего оратора, он основное внимание уделил критике рыночной экономики. Предложил провести конфискационную денежную реформу, чтобы изъять нечестно нажитые капиталы у дельцов и смягчить тем самым инфляцию. Наверное -говорил он – правительство получает что-то от жуликов, раз оно выступает против такой реформы. Предлагая радикальные рыночные реформы, они хотят богатых сделать богаче, а все тяготы от реформы переложить на трудящихся, создав 40-миллионную армию безработных. Общество уже поставлено на грань гражданской войны. Запад, в отличие от нас, не разоружается и планирует все так, чтобы нас развалить. У нас имеются документы о сотрудничестве академиков Богомолова и Тихонова с ЦРУ. Во всем мире идут от рынка к плану, а в нашей стране с 1965 года – наоборот. Надо отказаться от стоимостных показателей в планировании. «Демократы» не дают возможность опубликовать альтернативную экономическую программу в центральных органах массовой информации. Надо сделать так, чтобы народ сам мог выбирать, какая программа его больше устраивает.
