Текст книги "Современный японский детектив"

Автор книги: Эдогава Рампо

Соавторы: Сэйте Мацумото,Сэйити Моримура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)

Кёхэй испугался. Он заметил, что Митико вся дрожит.

Да я и встретилась с привидением.

Чего ты мне голову морочишь! Говори наконец, что случилось! И не трясись так… – прикрикнул Кёхэй на подружку.

На, смотри.

Митико сунула Кёхэю какой-то предмет. Он глянул и похолодел.

Э-это…

Да-да. Не забыл небось! Медвежонок, твой медвежонок.

В самом деле, это был медвежонок, талисман Кёхая, который бесследно исчез в ту ночь, когда он задавил женщину. Кёхэй узнал его с первого взгляда.

Где ты его взяла?

У портье.

Кто принес?

Не знаю. Портье говорит, с час назад приходил японец, попросил передать и ушел.

А кому передать – мне? Может, еще кому?

Ну что ты говоришь! Это же твой медвежонок. Кому же его передавать, как не тебе?

А японец какой? Сколько лет, как выглядит, портье ничего не говорил?

Нет, он его не запомнил. Гостиница большая, он всех посетителей запомнить не может. Потом, говорят, для американцев японцы все на одно лицо.

Ну кто же его принес? И зачем?

Почем я знаю!

Митико, скажи, что делать?

Не спрашивай меня, я ничего не знаю.

– Митико, мне страшно. Ясно, кто-то нас выследил. Кёхэя трясло так же, как только что Митико. Он едва держался на ногах.

Кёхэй, успокойся! Ну подумаешь, кто-то прислал тебе медвежонка… Может быть, тут ничего особенного и нет.

Как ты не понимешь! Здесь расчет. Наверняка кто-то все видел, отыскал медвежонка и теперь будет меня шантажировать.

Кёхэй, какой ты смешной, ей-богу! Мы в Нью-Йорке… Кому понадобится забираться в такую даль, за океан, чтобы тебя шантажировать! Ну, скажем, все так, как ты говоришь, но ведь неизвестно, что ты потерял медвежонка именно там. Может, его нашли где-то совсем в другом месте.

Нет, именно там. Все ясно, кто-то там был и все видел. Теперь мне конец. Что делать? – Кёхэй совсем потерял голову. Его так трясло от страха, словно преследователь с наручниками в руках уже стоял перед ним. – Что бы там ни было, – простонал он, – а здесь мы больше не можем оставаться.

«Не можем»! А куда мы денемся?

Куда угодно. Уедем из Нью-Йорка.

У страха глаза велики. Давай сначала узнаем, кто принес этого медвежонка.

Тогда будет поздно. Если ты остаешься, я уеду один.

Ну, один-то ты никуда по уедешь.

Я тебя прошу, уедем вместе. Ведь ты меня не бросишь, правда? – цеплялся Кёхэй за Митико.

Раз уж так случилось, пас обоих притянут. Придется вместе удирать, – мрачно сказала Митико.

Они принялись лихорадочно собираться. Кёхэй не знал, как поступить с медвежонком – выбросить его он не мог, а брать с собой тоже было страшно.

Они спустились с чемоданами вниз и заявили об отъезде. Кассир ввел в компьютер данные и мгновенно составил счет. Кёхэй ждал сдачу с уплаченных вперед денег, как вдруг кто-то осторожно притронулся к его плечу.

Перед Кёхэем стоял японец средних лот, крепкий, с суровым взглядом.

– Изволите отъезжать?

Голос глухой, будто из самой груди идет. Глаза внимательно следят за Кёхоем и Митико.

Т-ты кто? – Кёхэй заикался.

Ниими, к вашим услугам.

Не суй нос в чужие дела.

Я прекрасно осведомлен обо всем.

Что тебе надо? Я занят. Я собираюсь… – Кёхэй запнулся, он сообразил, что не имеет ни малейшего представления о том, куда и зачем он собирается.

Уезжать, по-видимому? – подсказал ему Ниими.

Уезжать не уезжать – не твое дело!

Зачем же так волноваться. Я хочу оказать вам услугу, не более того.

Я тебя и знать-то не знаю, чего пристал!

– Зато я вас знаю, о чем я вас только что уведомил. Недавно я позволил себе передать вам скромный сувенир, плюшевого медведя. Пришелся ли он вам по вкусу?

Ниими взглянул на чемодан, подумав вдруг, не там ли медвежонок.

Так это был ты… Ты принес. Какого черта тебе понадобилось комедию ломать?

А вот это тебе лучше знать, не так ли?

Ты… ты…

Медвежонок-то твой.

Нет!

– Я был в соседнем номере и кое-что слышал. Стены в гостинице тонкие, слышно, будто в одной комнате. Я ваш разговор па магнитофон записал. Прелесть что за гостиницы в Америке! Стоит сунуть кому следует, и получишь любой номер. Да, не повезло тебе, что соседняя комната оказалась свободной.

– Сволочь!

– Плохо твое дело, Кёхэй! Все улики против тебя! В размеренном голосе Ниими вдруг послышалась угроза.

Мотив преступления

1

Отец Джонни Хэйворда был в Японии в составе оккупационных войск. Вполне вероятно, что у него была связь с японкой, в результате которой родился ребенок. Обычно американские солдаты, возвращаясь па родину, бросали своих японских возлюбленных. И ребенок, если таковой появился на свет, оставался с матерью. Почти все эти женщины были профессиональными проститутками. После вывода американских войск несчастные дети смешанной крови, брошенные родителями, стали общественным бременем.

Лишь немногих счастливцев, избранников судьбы, отцы увезли с собой па родину. Может быть, Джонни был одним из них? Что-то, по-видимому, помешало матери последовать за ребенком, и, таким образом, «семья» распалась.

Можно предположить, что по возвращении в Штаты Хэйворд-старшин некоторое время не заявлял о ребенке и, только женившись на Терезе Норвуд, дал знать властям о существовании мальчика. Причем дело он представил так, будто Джошга родился от его брака с Терезой, для чего соответственно изменил дату рождения ребенка. Затем Тереза умерла. И Уилл Хэйворд, подорвавший свое здоровье беспробудным пьянством, предложил Джонни (который, возможно, давно знал, где живет его родная мать) съездить в Японию и повидаться с нею. Уилл, чтобы получить денежную компенсацию, бросился под машину, а Джонни на эти деньги отправился в Японию. Однако жертва отца оказалась напрасной: Джонни убит. Кем? Почему?

Страшная догадка мелькнула в мозгу Кена Шефтена.

Обрадовалась ли «японская мама», нежданно-негаданно встретившись с Джонни? С точки зрения обычных родительских чувств она, несомненно, должна была обрадоваться. Подумать только: ее мальчик, навеки пропавший для нее с тех пор, как его, крошку, отец увез в Америку, возвращается к ней взрослым человеком! Какая бы мать не потеряла голову от счастья? Этот ребенок, оторванный от нее, исчезнувший где-то за океаном, наверняка оставался в ее мыслях и в ее сердце. Как знать, может быть, они так и замерли в объятиях друг друга, не в силах вымолвить ни слова.

А если мать за это время вышла замуж, у нее другая семья, тогда как? Наверняка в новой семье тоже есть дети. И муж ничего не знает о ее прошлом. Муж и дети любят и почитают ее. Их жизнь течет размеренно. Этакая благополучная японская семья среднего достатка. И в эту семью как гром среди ясного неба врывается чернокожий сынок. Конечно, она знает, что это ее дитя, знает, что двадцать с лишним лет назад отец увез его за океан. Знает все это и в то же время не хочет знать.

Известие о существовании такого сына будет ударом для мужа. «Японские дети» тоже будут шокированы. Без сомнения, в воображении членов семьи встанут картины прошлого их матери. И тогда мать, доведенная до отчаяния… «Неужели мать, как бы она пи стремилась оградить себя, сможет поднять руку на собственного ребенка?»

Этот вопрос положил конец сомнениям Кена.

2

Участники совещания в следственной группе слушали Мунэсуэ с напряженным вниманием. Он понял, что настало время окончательно сформулировать свою версию.

Стихотворение Ясо Сайдзё, – сказал он, – проникнуто чувством любви к матери. Герой вспоминает, как маленьким он гулял с матерью в горах, и это воспоминание вызывает в нем прилив тоски. В этом стихотворении глубоко и проникновенно изображаются чувства матери и ребенка. Попытаемся представить себе, что мать – это Кёко Ясуги, а ребенок – Джонни Хэйворд.

Что?!

Заявление Мунэсуэ повергло всех в изумление.

Иными словами, – продолжал тот, – я выдвигаю следующую версию: Джонни – сын Кёко Ясуги, существование которого она до сих пор скрывала.

Но ведь Джонни в сорок девятом году еще не было на свете.

Инспектор Насу высказал вслух то, что смущало, по-видимому, всех собравшихся.

О возрасте Джонни мы судим только по его паспорту. Весьма вероятно, что отец Джонни исказил данные или обратился за метрикой не сразу после рождения ребенка.

У тебя получается, что Кёко Ясуги, которой сейчас сорок лет, произвела на свет Джонни чуть ли не пятнадцати лет от роду…

Мне кажется, что официальный возраст Ясуги – вещь совершенно неубедительная.

И значит, иностранец, спутник Ясуги…

Отец Джонни и ее первый муж…

Который по каким-то причинам забрал в Америку Джонни, в то время как Ясуги осталась в Японии?

Совершенно верно. И по прошествии двадцати с лишним лет Джонни приехал в Японию повидаться с матерью.

Да, могу себе представить, как была поражена Кёко Ясуги!

Не думаю, чтобы она была только поражена. Ёхэй Коори, безусловно, не знает о прошлом своей жены. Если он узнает, то вряд ли простит Кёко. Вы только представьте себе: великолепная госпожа Кёко Ясугц в молодости путалась с негром и родила ребенка-метиса. Кроме того, официально она не была замужем, это известно из соответствующих документов. То есть ее тогдашний образ жизни вполне ясен. Однако для знаменитой Кёко Ясуги страшнее мужнего гнева крах ее карьеры: если откроется, что она мать незаконнорожденного чернокожего ребенка, ее, любимицу публики, пожалуй, выгонят с телевидения, и вытопят с позором.

Ты хочешь сказать, что Джонни убила Кёко Ясуги? – У Насу заблестели глаза.

Мне кажется, этот вывод напрашивается сам собой.

Подумай, если все так, как ты говоришь, получается, что мать убила родного сына.

Что значит «родного сына»? Ясуги рассталась с ним давным-давно, кроме того, Джонни чернокожий, кто знает, испытывала ли она к нему вообще материнские чувства? Джонни является ни с того пи с сего, называет себя ее сыном, и Ясуги понимает, что появление Джонни означает гибель ее самой и ее семьи, то есть Джонни делается ей ненавистен.

А какую ты усматриваешь связь между стихотворением Ясо Сайдзё и отношением Ясуги к сыну?

Мне рассказывали, что еще до войны на курорте Киридзуми «Стихи о соломенной шляпе» печатали на рекламных листках и салфетках. Ясуги с мужем и мальчиком приехала в Киридзуми, стихотворение попалось ей на глаза и понравилось. Она перевела его мужу. Уилл запомнил стихотворение и, когда Джонни подрос, рассказал мальчику, как они втроем, «всей семьей», ездили в Киридзуми, вспомнил и стихотворение о соломенной шляпе.

Возможно, в памяти Джонни как одно из первых воспоминаний детства запечатлелся образ матери в Киридзуми. Отец напоминает сыну стихи, и они звучат для него как прощальный материнский привет. «Стихи о соломенной шляпе» в конце концов и приводят Джонни в Японию.

Ну, а как быть с книгой? Похоже, что это Джонни забыл в такси сборник стихотворений Ясо Сайдзё.

Видимо, Кёко Ясуги по возвращении из Кирндзуми купила сборник Сайдзё и подарила мальчику. Таким образом, это стихотворение в буквальном смысле ее, так сказать, прощальный привет.

Ничего себе история: сын приехал в Японию из Штатов повидаться с мамочкой. А мамочка взяла и убила его. Ну и ну…

У Ясуги двое детей. Что, если они узнают о неблаговидном прошлом любимой матери, о ее чернокожем сыне! Она хотела сохранить своих японских детей и убила американского сына.

Все были подавлены нарисованной перед ними картиной.

Ну что ж, версия неплохая. Однако улик нет, – вздохнув, проговорил инспектор Насу. – Поездка «всей семьей» в Киридзуми не более чем предположение. Была ли Кёко Ясуги на самом деле в тех местах – неизвестно. Версию Мунэсуэ подкрепляет только то обстоятельство, что Ясуги настаивала на том, что никогда ничего не слышала о Киридзуми, в то время как явно узнала стихотворение Ясо Сайдзё, где упоминается эта деревушка. Но

Ясуги может и не знать всего стихотворения, а лишь строфу или строчку. В открытке, адресованной Ёсино Омуро, Танэ Накаяма пишет о «человеке из наших мест», но опять нет основания считать, что данные слова указывают на Кёко Ясуги. Все предположения Мунэсуэ исходят из того, что Икс – ото Ясуги. Версия, составленная на основе такого допущения, действительно собирает воедино разрозпенные факты, что в свою очередь создает впечатление виновности Ясуги. Однако все это можно считать лишь субъективным мнением следственной группы.

Надо бы проверить прошлое Ясуги, установить ее алиби, – обратился к Насу за поддержкой Ямадзи.

Да-да, конечно.

Но если сейчас выяснится, что у Ясуги нет твердого алиби, это нам все равно ничего не даст, – вставил свое слово Каваниси.

Обычно проблема алиби возникает тогда, когда у следствия собирается достаточно фактов. Ведь отсутствие алиби у человека, не имеющего отношения к расследуемому делу, ни о чем не говорит. Как правило, следственные органы предъявляют обвинение, если накоплен материал, подтверждающий вину подозреваемого. На нынешней стадии следствию предстояло заняться Кёко Ясуги всерьез. И новые факты открылись там, где никто не ожидал их найти.

Когда Мунэсуэ пришел на работу, дежурный по участку сообщил, что его ждет посетитель. В полиции, как правило, особенно много посетителей бывает во время того или иного расследования. Но кто мог прийти в такой ранний час? В участке еще никого нет.

К вам молоденькая девушка. Не оставляют в покое, а? – Дежурный посмеивался. Мунэсуэ понятия не имел, кому он понадобился. Он направился в приемную. При виде девушки, поднявшейся ему навстречу, Мунэсуэ не смог сдержать удивления:

Так это ты!

Синко Тапии из гостиницы «Мията» быстро кивнула ему, незаметно облизнув пересохшие губы.

Что ты так рано? Неужели тебя до сих пор таскают по тому делу?

Извините, пожалуйста. Я, наверно, мешаю вам работать. Знаете, а меня выставили.

Выставили?

Ага. Ясуги-сан меня уволила.

Ну и ну… За что же она тебя уволила?

Понятия не имею. Вроде хозяйке не понравилось, что я тогда вмешалась.

Вмешалась, говоришь? Но ты ведь не сделала ничего плохого. Наоборот, помогла полиции. Задержала нарушителя.

Похоже, что это-то и плохо. Я все делала, как мне в полиции велели, а хозяйка разозлилась. Говорит, ее имя никак не должно быть связано с полицией.

Но ведь хозяин сам вызвал полицейских.

Она говорит: нечего тебе было бегать в полицию и болтать чего не следует.

И за это она тебя выгнала?

Да. К тому же считалось, что я к ним вроде как не нанималась. Просто сама приехала и осталась. И теперь, когда она меня вот так выставила, я и слова сказать не могу.

Как же теперь быть? Тебе хоть есть куда пойти?

Мунэсуэ поглядел на Синко. На ней были те же блузка и юбка, что и в прошлый раз. Но сейчас рядом с девушкой стояла пара чемоданов. Тогда Мунэсуэ еще подивился тому, как быстро Синко приобрела столичный лоск, а сейчас она показалась ему жалкой. Наверно, оттого, что он знал о ее увольнении.

Отправить эту девушку вот так, без всякой помощи, в токийскую мясорубку – все равно что сознательно отдать ее на растерзание.

Вы не думайте, мне есть куда пойти. Хозяин Кори меня пожалел. Сказал, что я могу поработать у него в конторе.

Контора Ёхэя Коори находится как будто в гос тинице где-то в Синдзюку.

Да-да. Он пообещал мне и комнату в гостинице снять. А мне так даже лучше. Я ведь пришла к вам попрощаться. Теперь буду жить далеко отсюда, вряд ли когда здесь окажусь еще…

Ну что ж, это очень мило с твоей стороны. Хорошо, хоть ты сразу нашла работу.

И не говорите! Когда она меня выгнала, я прямо не знала, как быть. Что толку возвращаться в Яцуо? Я так решила: хоть умру, а чему-нибудь выучусь.

Молодец! Ну и чему же ты хочешь выучиться? – поинтересовался Мунэсуэ.

Мало ли чему! Поживем – увидим. Я еще молодая, всего хочу попробовать.

Да, в молодые годы надо учиться. Смотри только, береги себя, не забывайся. Молодость-то не вернется.

Мунэсуэ заметил, что его слова уж какие-то слишком нравоучительные, и ему стало неловко. Можно было подумать, что он сомневается в порядочности Синко.

– Я вас понимаю. Я буду беречь то, что потеряешь – не вернешь.

Интонация Синко Тании ясно показывала, что она угадала скрытый смысл его слов.

И тут до Мунэсуэ дошло, какая смутная мысль преследует его с того самого момента, когда девушка сообщила о своем увольнении. Что, если Кёко Ясуги выгнала Синко для того, чтобы убрать ее подальше от участка Кодзимати, где ведется расследование убийства Джонни? Со слов Синко Ясуги, вероятно, знала, что девушка зпакома с полицейскими, побывавшими в Яцуо, и опасалась, как бы эта болтушка не ляпнула что-нибудь лишнее. Поэтому-то Ясуги и постаралась переправить ее в Синдзюку, в контору мужа. Будь это в ее силах, она отправила бы девушку назад, в Яцуо.

«Кёко Ясуги недовольна тем, что Синко Тании вошла в контакт с полицией. Иными словами, это означает, что у Ясуги есть что скрывать», – подумал Мунэсуэ.

– Господин полицейский, что с вами? Почему у вас такое лицо?

Слова Синко вернули Мунэсуэ к действительности.

О-Син-тян, у меня к тебе просьба.

Просьба? Какая? – с невинным выражением, искоса поглядывая на Мунэсуэ, спросила Синко.

Ты не могла бы мне помочь кое-что узнать о госпоже Ясуги?

Ой, а что она натворила? – Глаза Сипко заблестели от любопытства.

Ничего особенного. И вообще, не забегай вперед, сделай милость.

Ну, раз ничего, тогда и говорить не о чем.

А ты думаешь, она может…

Да уж хозяйка Ясуги себе на уме! По телевизору или в журнале посмотришь – лучше не сыскать: красавица, умница, любящая мать, преданная жена… А на самом деле такой эгоистки, как она, свет не видывал! И муж, и дети – все брошены на прислугу. Дети, помоему, ее вообще не интересуют. А дома! Да она ни разу обед сама не сварила, ни одной своей тряпки сама не выстирала. А делает вид, что она – лучшая в Японии жена и мать! С ума сойти, честное слово…

Ишь, как ты на нее накинулась.

Непохоже, чтобы в Синко говорила обида, вероятно, с самого начала у нее возникла неприязнь к Кёко Ясуги. Что же, тем лучше.

А о чем вы хотели попросить? – Синко глядела на Мунэсуэ с интересом.

Мне нужно выяснить, где была Кёко Ясуги… гм… госпожа Ясуги семнадцатого августа и двадцать второго октября.

Семнадцатого августа и двадцать второго октября? А что случилось?

Видишь ли, это нужно для одного дела. Если говорить точно, меня интересует время с восьми до девяти вечера семнадцатого августа и что-то около шести утра двадцать второго октября.

Так вы из-за этого приезжали тогда в Яцуо?

Ну, допустим… – пришлось согласиться Мунэсуэ.

Понимаю, понимаю, это называется алиби, да?

Синко была вне себя от любопытства. Пока Мунэсуэ собирался с ответом, она продолжала: – Если я что узнаю, все вам расскажу. Я ее выведу на чистую воду!

Спокойно, Синко, не увлекайся. Ясуги-сан ничего…

Да ладно! И так все ясно. Зайду в читальню и просмотрю подшивку газет, чтобы узнать, что такое случилось семнадцатого августа и двадцать второго октября. Да что там, я и по одним заголовкам догадаюсь, какое вы тут дело расследуете. – Синко кивнула в сторону следственного отдела, куда вела дверь в глубине приемной. Да. Эта девушка оказалась гораздо сообразительнее, чем можно было предположить, судя по ее легкомысленной внешно

сти.

Все это так. Однако, пожалуйста, не говори никому о моей просьбе.

Можете быть спокойны. А то получится, что я выдала свою хозяйку. Уж лучше я об этом помолчу.

Раз ты все понимаешь, мне нечего добавить. Только вот что, ты уж, пожалуйста, веди себя так, чтобы… госпожа Ясуги ни о чем не догадалась.

Мунэсуэ почти не рассчитывал на помощь Синко. Но уже через два дня она позвонила.

Я все узнала, – тяжело дыша в телефонную трубку, сказала девушка.

Как, уже?

Мунэсуэ и мечтать не мог, что Синко так быстро справится с заданием.

Семнадцатого августа она как будто была дома. Правда, это неточно.

Была дома?

Просто на этот счет нет никаких записей.

Разве ведутся какие-то записи?

Да, когда ей приходится где-то бывать, это все аккуратно записывается. А если записей нет, значит, она была дома.

А двадцать второго октября?

На это число запись есть.

Вот как? Куда же она ездила?

Накануне, двадцать первого октября, в городе Такасаки состоялось собрание, на котором выступал хозяин, господин Коорц. Она ездила вместе с ним.

Что ты говоришь?! Неужели в Такасаки? – воскликнул, не сдержавшись, Мунэсуэ.

А что тут удивительного? Вы меня прямо напугали.

Извини. Значит, в Такасаки, что в префектуре Гумма? – уточнил Мунэсуэ.

А разве еще есть один город Такасаки?

Нет, конечно, нет. Скажи, эти сведения точные?

Совершенно точные. Записано в расписании у господина Коори.

Ну да, ты ведь работаешь в конторе Коори. – Мунэсуэ на минуту задумался. Это была важная информация. От Такасаки до Ёкогава вряд ли наберется и тридцать километров. Значит, накануне того дня, когда Танэ Накаяма погибла, якобы сорвавшись с плотины, Кёко Ясуги находилась в Такасаки, то есть в тридцати километрах от этого места. – Послушай, Синко, хозяева двадцать первого октября ночевали в Такасаки? Или в тот же

день вернулись в Токио?

В Такасаки. Собрание происходило в городском клубе и состояло из двух отделений: первое – с трех часов дня, а второе – с семи. После собрания беседа с жителями города, затем ужин и ночлег в гостинице «Торикава». Это все отмечено в расписании.

Ты мне очень помогла, большое спасибо.

Не за что. Мне это все ужасно нравится. Я прямо как детектив, – сказала Синко и многозначительно добавила: – А я еще кое-что знаю…

Что же ты знаешь?

В тот же день бабушка Танэ Накаяма упала с плотины около поселка Мацуида и разбилась насмерть. А ведь она та самая Танэ Тании, о которой вы приезжали узнавать в Яцуо, так ведь?

Ты…

И еще: от Мацуида рукой подать до Такасаки…

Теперь я вижу, что ты и впрямь настоящий детектив. Только больше тебе не надо вмешиваться в это дело.

Если вам еще что понадобится, обращайтесь прямо ко мне. Я вам с радостью помогу, – взволнованно сказала Синко Тании.