355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдогава Рампо » Современный японский детектив » Текст книги (страница 35)
Современный японский детектив
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 16:05

Текст книги "Современный японский детектив"


Автор книги: Эдогава Рампо


Соавторы: Сэйте Мацумото,Сэйити Моримура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

3

С первого взгляда, брошенного на фотографии Уилла Хойворда, Кена не покидало удивление. По очень скоро удивление перешло в подозрение.

Раньше эта мысль не приходила ему в голову. Чтобы проверить ее, Кен еще раз отправился в центральное нотариальное бюро. Там он навел справки о семье Терезы Норвуд, жены Уилла Хэйворда. Дед и бабка Терезы по матери были неграми, они приехали в Нью-Йорк с Юга в начале века. Родители ее – отец Терезы тоже был негр – жили в Гарлеме с 1943 года.

Чистокровным негром был и Уилл Хэйворд. По данным нотариального бюро, ни белых, ни азиатов среди его ближайших предков не было. Сведения о дальних предках следовало бы искать на Юге, но вряд ли там могли сохраниться какие-либо записи о давно переселившейся на Север семье негров, которых на Юге и за людей-то не считали. В Америке в отличие от Японии учет населения ведется не посемеяно, а индивидуально. При этом указывается, с кем человек состоит в браке; имзна же родителей, как правило, не указываются. Проследить родственные связи при такой системе крайне трудно. Данные о рождении Терезы и Уилла были получены при переписи населения полупринудительным путем. Наверно, они и сами не слитком хорошо разбирались в своей родословной.

А между тем из предыдущих расспросов Кену было известно, что Джонни Хэйворд был непохож на чистокровного негра. В транспортной конторе, на последнем месте работы Джонни, Кену показали его фотографию. На ней он выглядел необычно светлым, и в чертах его лица было что-то явно азиатское.

Дети от брака негров с белыми, пуэрториканцами, итальянцами встречаются часто. А вот метисы от браков негров с азиатами – вещь сравнительно редкая. «Отец Джонни служил в Японии. Что, если Джонни…» Это бы многое объяснило. Правда, Джонни родился в октябре 1950 года, примерно через десять месяцев после бракосочетания родителей. Следовательно, отец не мог привезти ого с собой из Японии.

А если Уилл сообщил ложные сведения о времени рождения ребенка? И такое нельзя было скидывать со счетов. Сейчас свидетельство о рождении выдают на основании справки присутствовавшего при родах врача, но в трущобах, где роды без врача не редкость, частенько обходятся и без справки.

А двадцать с лишним лет тому назад, сразу после войны, документы и вовсе, наверно, оформлялись кое-как. Указать в них более позднюю дату рождения было не так уж сложно. Во всяком случае, если свидетельство было выдано только на основании заявления родителей, места для сомнений более чем достаточно.

Предположим, размышлял Кен, что Джонни Хэйворд родился в Японии. По каким-то причинам его отец расстался с его матерью и забрал сына с собой, в Америку. Вернувшись на родину, он женился. И для того, чтобы выдать Джонни за сына от законной жены, указал ложную дату рождения. Что ж, весьма правдоподобно. Ио тогда мать Джонни должна жить в Японии.

Гипотеза казалась очень заманчивой. Она хорошо объясняла цель приезда Джонни в Японию. Джонни вполне мог отправиться туда для того, чтобы повидать мать. Может быть, никчемный пропойца Уилл, предчувствуя скорый конец, рассказал сыну о его настоящей матери. А может быть, Джонни знал о ней с самого начала. Уиллу все равно оставалось жить недолго. Его здоровье было подточено алкоголем, не нужный никому, он только мешал сыну жить. И он решил «утилизировать» себя самого и обеспечить сыну деньги на поездку в Японию, к матери. Кен был уверен в справедливости своего предположения.

«Приехал повидаться с матерью, а его там убили. Невеселая история», – подумал он и впервые почувствовал жалость к безвестному негритянскому парню, погибшему в чужой стране. Впрочем, Япония не была для Джонни чужой. Она была его «родиной-матерью» в буквальном смысле слова. И эта родина его убила.

Смог ли он встретиться с матерью? Должно быть, он погиб, так и не успев это сделать. Если мать узнает о его смерти, это будет для нее большим потрясением. Но вероятнее всего, она ничего не знала о его приезде.

И тут, выстроив длинный мост из собственных вопросов и ответов, Кен вздрогнул, словно от удара током, – так чудовищна была мысль, подстерегавшая его в конце моста.

«Неужели…» – Кен замер и уставился в пустоту.


Городок в глуши
1

Розыски в окрестностях Киридзуми не дали никаких результатов, как, впрочем, и розыски в более широком масштабе, предпринятые префектуральной полицией. В префектуре склонялись к мысли, что Танэ Накаяма просто-напросто поскользнулась и упала с плотины, и не скрывали своего недовольства: если бы не вмешательство полицейского управления, не пришлось бы попусту растрачивать силы и время.

В Токио энтузиазм немного поостыл. Однако здесь по-прежнему были убеждены, что гибель Танэ Накаяма не была несчастным случаем. Предполагалось, что преступник опередил полицию, зазвал свою жертву на плотину и столкнул ее вниз. Иначе оставалось необъяснимым, почему старуха семидесяти с лишним лет оказалась на плотине в такое неподходящее время. Ее, несомненно, заманил туда преступник. И жертва знала этого преступника, в противном случае она не послушалась бы его. Таким образом, между нею и преступником существовала какая-то связь.

Злосчастная командировка окончилась, но Мунэсуэ все не мог успокоиться. Перед глазами у него стояла одна и та же картина: изуродованное тело старой О-Танэ и вцепившаяся в него плачущая Сидзуэ.

«Старуху, несомненно, убил тот же человек, что и Джонни… или его сообщник», – размышлял Мупэсуэ. Опа познакомилась с убийцей, когда тот приезжал в Киридзуми в сопровождении Джонни Хэйворда. Старуха знала, что этот человек связан с Джонни. Если бы это стало известно полиции, все было бы кончено. И вот полиция напала как раз на этот, самый опасный для преступника след.

Вероятнее всего, преступник приезжал в Киридзуми в качестве постояльца. Однако старуха О-Танэ удалилась на покой довольно давно. Могла ли ее одряхлевшая память сохранить воспоминание о таком давнем госте? Разве что они встречались и позже, когда она уже не служила в гостиницах Киридзуми.

И тут Мунэсуэ обратил внимание на одно важное обстоятельство, которого прежде не замечал.

Танэ Накаяма многие годы работала на источниках Киридзуми. Но, даже перестав там работать, она продолжала жить недалеко от Киридзуми. И конечно, все считали, что она из местных. А если нет? Если она родом совсем из других мест? Теперь допустим, что преступник – земляк Танэ Накаяма… Версия насильственной смерти просто обязывает полицию начать расследование в этом направлении. Мунэсуэ немедленно обратился с запросом в полицейский участок Мацуида и выяснил, что Танэ Накаяма вышла замуж за Сакудзо Накаяму из поселка Мацуида и была внесена в его семейный список в марте 1924 года. До тех пор она жила в городе Яцуо префектуры Тояма.

«Яцуо…» Мунэсуэ погрузился в размышления. Не оттуда ли родом убийца? Старуха приехала из Яцуо более полувека назад. Что свело ее с Сакудзо Накаямой, теперь, конечно, уже не узнать. Мунэсуэ попытался представить себе, какие надежды в те далекие дни привели юную девушку в чужую семью, в незнакомые места.

Пятьдесят лет назад переехать из префектуры Тояма в префектуру Гумма означало, вероятно, почти то же, что сейчас уехать за границу. А опа переехала, хотя здесь ей не от кого было ждать поддержки, кроме мужа. Сколько пришлось ей, наверно, бороться с тоской, пока она не прижилась на новом месте. Она прошла через все это, родила детей, дождалась внуков, прожила долгую жизнь, и вот чья-то злобная рука внезапно оборвала эту угасающую уже жизнь. Да, если убийца – земляк старухи, то ему и смерти мало.

Мупэсуэ решил изложить свои соображения на совещании следственной группы.

Совещание приняло решение заняться городком Яцуо, родиной Танэ Накаяма. Если она действительно была убита, то ключ к преступлению мог отыскаться именно там: в этом городе она жила, в этом городе могли сложиться мотивы ее убийства. Однако Танэ Накаяма уехала оттуда в 1924 году. И сам по себе ее отъезд стать таким мотивом не мог. Что же это за мотив, если он выдержал полстолетия?

В Киридзуми и его окрестностях вся информация была уже собрана, и продолжать там розыск означало бы попусту тратить время. Ехать в Яцуо поручили все тем же Ёковатари и Мунэсуэ. У них уже был опыт совместной поездки, да и Яцуо выплыл на свет благодаря их усилиям. Более подходящие кандидатуры трудно было бы найти.

Путеводитель сообщал, что город Яцуо расположен на юге префектуры Тояма, граничит с префектурой Гифу, население его составляет около 23 тысяч человек. К югу от города проходит один из отрогов горного хребта Хида с вершиной Конгодо (1638 метров над уровнем моря), откуда начинаются реки Муромаки, Нодзуми и Бэссо. Они текут на север, извиваясь между горных круч и образуя кое-где долины, а затем сливаются в центре города Яцуо, давая рождение реке Ида.

Об истории города в путеводителе было сказано, что она восходит к доисторическим временам и что в ходе раскопок на его территории было обнаружено множество каменной и глиняной утвари, свидетельствующей о том, что «культура Яцуо» сложилась еще в эпоху Асука, то есть в VI–VII веках. Город вырос вокруг крепости, которую воздвиг на горе Сирогаяма владетельный феодал Сува-сакон. Яцуо играл важную роль в сношениях между провинциями Эттю и Хида, впоследствии здесь разместилась налоговая канцелярия феодального клана Тояма, расцвели ремесла: шелководство, бумажное дело. Некоторые памятники блистательной городской культуры XVII–XVIII веков до сих пор сохраняются в городе как драгоценное культурное достояние: таков, например, прославленный на всю страну ежегодный местный праздник Ова-ра-сэцу.

Добраться до Яцуо можно было самолетом либо поездом; железнодорожных маршрутов оказалось даже два, но оба о пересадкой. Полицейские выбрали новую магистраль Токайдо, по которой ходил удобный для них ночной поезд. Командировка не обещала богатого улова, а потому не допускала излишней траты времени и денег. Правда, они все же взяли спальные места: утром предстояла большая работа. Поезд отправлялся с вокзала Уэно в 21.18 и прибывал в Тояма на следующий день в 5.10 утра. Постели были уже приготовлены. Но легли они не сразу. Постояли немного у вагонного окна.

Если бы не это дело, никогда бы, наверно, нам в Яцуо не попасть, – задумчиво сказал Ёковатари, когда прозвенел звонок к отправлению и поезд плавно тронулся с места.

Ёко-сан, вы то же самое говорили и в Киридзуми, – заметил Мунэсуэ.

Да? В самом деле? – Ёковатари помолчал, словно что-то припоминая, а потом сказал: – Мне вот сейчас пришло в голову, что если б мы не поехали в Киридзуми, то старуха Танэ осталась бы жива.

Как знать. Может быть, убийца Джонни здесь ни при чем. Связь между ними пока не доказана.

Ну, сам-то ты вроде уверен, что она есть.

М-м-м…

Так вот, мы, значит, съездили себе туда, куда бы нам иначе ни за что не попасть, а старушку из-за этого убили. Дорогая плата.

По-моему, это вы чересчур.

Уж очень я тревожусь за ее внучку, Сидзуэ.

Мунэсуэ тоже думал о девушке. Она потеряла единственного близкого человека. Пожалуй, из-за Сидзуэ в конечном счете и родилась у него эта идея – поехать в Яцуо.

Преступника мы, может, и поймаем, а вот утешить девушку нам не по силам, – продолжал Ёкоцатари. Раньше такой чувствительности никто за ним не замечал.

Старушка-то была уже почтенных лет. Не умри она сейчас, так все равно недолго бы протянула.

Завидую твоей рассудительности.

У меня родных и близких нет, я привык к одиночеству. И потом, не зря говорят – любая боль проходит. Все равно каждый живет сам по себе.

А ты жениться не собираешься?

Друг о друге они знали не много, но Ёковатари как-то слышал, что Мунэсуэ холостяк.

Когда-нибудь можно и жениться, но пока что-то не хочется.

Женишься, дети пойдут, по-другому станешь думать.

Ну, женюсь, ну, заведу детей – да только они тоже будут каждый сам по себе. Всю жизнь я ведь не смогу при них быть.

Да, конечно, люди рано или поздно расстаются, но зато большую часть жизни рядом с тобой будет семья.

Вот именно, рядом. А я как был, так и буду сам по себе. Знаете, родные, друзья – это как эскадрилья в полете.

Эскадрилья?

Ну да. Если с одним самолетом что-то случилось: мотор отказал, пилот ранен, – другие ему не помогут, за руль чужого самолета не сядешь. В лучшем случае будут лететь рядом и подбадривать.

Ну что ж, и то хлеб!

Подбадривать – это все равно что ничего. Сколько ни подбадривай, а мотору и пилоту крышка. Если кто и удержит самолет в воздухе, так только он сам.

Сурово рассуждаешь.

Как ни посмотри, а жизнь – это полет в одноместном самолете. Если что-то с ним не в порядке, к товарищу в кабину не перелезешь…

Пока они так разговаривали, стоя в коридоре, огоньки за окнами поезда стали проноситься все реже и реже. Вероятно, началась префектура Сайтама. Все пассажиры уже разошлись по своим местам.

– Ну что ж, пойдем-ка и мы спать. А то вставать рано, – зевнул Ёковатари, и разговор закончился.


2

Поезд прибыл в Тояма с опозданием на пять минут. Было еще темно. Здесь, на станции, им предстояло ждать поезда на Яцуо.

– А в Тояма холодней, чем в Токио. Хотя так и должно быть, – поежившись, сказал Ёковатари.

После теплого поезда северный воздух казался особенно леденящим.

– До отхода нашего поезда еще минут сорок. Давайте где-нибудь посидим.

Они поискали в здании вокзала кафе, но в этот ранний час все еще было закрыто. Идти в город не было времени. Умывшись, они расположились в зале ожидания и, дрожа от утреннего холода, стали дожидаться поезда.

Местный поезд резко отличался от того, на котором они только что приехали. Вагонов у него было всего четыре или пять, да и те – полупустые. Немногочисленные пассажиры, непонятно куда и зачем собравшиеся в такую рань, дремали на скамьях.

– А мне что-то спать совсем не хочется, – бодро заявил Ёковатари.

После умывания холодной водой и прогулки на свежем воздухе они чувствовали себя прекрасно

Вы хорошо спали? – спросил Мунэсуэ коллегу.

Не очень. Я редко езжу ночью и не привык спать в поезде.

Я тоже. Но все-таки спальные вагоны удобные.

Конечно. А то бы всю ночь тряслись сидя, представляешь? Как потом работать?

Кстати, этот поезд приходит в Яцуо в шесть девятнадцать. Рановато. Что будем делать?

Да, в это время все учреждения еще закрыты. Может, лучше было бы спокойно посидеть в Тояма?

Давайте заглянем в участок.

Дежурный там, конечно, есть, но все же неудобно беспокоить людей ни с того ни с сего. Дело же не срочное. – Ёковатари представил себе горную глушь, небольшой полицейский участок и дежурного, который спит себе мирно, не ведая, что еще немного – и его покой будет нарушен инспекторами из Токио, которые явятся ни свет ни заря, неся с собою запах крови. «Вот уж переполошатся, бедняги!» – подумал он и сказал: – Зайти туда, безусловно, придется, но лучше попозже.

– Пожалуй.

Пока они так разговаривали, поезд тронулся. В полутьме за окном тянулась равнина, белая, словно устланная снегом. Городские кварталы остались позади, и только где-то на горизонте уныло мерцали огоньки одиноких домов.

Время от времени поезд останавливался на станциях. Двое-трое пассажиров сходили, их сменяли новые. Поезд неторопливо катился по равнине в сторону гор.

Редкие огоньки гасли один за другим. Утро постепенно вступало в свои права, и пейзаж за окном становился все резче. Начинался угрюмый северный день с тяжелыми облаками.

– Нам на следующей, – сказал Ёковатари, прочитав название станции, от которой поезд только что отошел.

Дорогу обступили горы. Дома стали попадаться чаще. Кое-кто из пассажиров начал готовиться к выходу. После Тояма это был первый город. Наконец поезд остановился у платформы с надписью: «Эттю. Яцуо». Пассажиры сошли на короткую, явно не предназначенную для больших составов платформу.

– Ну вот, накопец-то, – с облегчением вздохнул Ёковатари и окинул взглядом своих бывших попутчиков – судя по всему, местных жителей. Издалека прибыли, кажется, только они с Мунэсуэ.

Вслед за остальными пассажирами они прошли по мостику над путями, вышли из вокзала – и вдруг оказались одни. В мгновение ока кучка пассажиров рассосалась: зябко ссутулившись, все они устремились куда-то по своим делам.

Приняв и тут же проводив горстку новоприбывших, привокзальная площадь опять погрузилась в тишину. Городок еще не проснулся. Только арка с надписью «Добро пожаловать» встречала их по долгу службы. Магазинчики на площади были наглухо закрыты, и улица, начинавшаяся отсюда, была пустынной. Только вдалеке медленно переходил на другую сторону какой-то старик с собакой.

– Да, рановато мы приехали, – вздохнул Ёковатари, глядя на безлюдную привокзальную улицу, протянувшуюся двумя рядами низких домов.

Никакие кафе, конечно, еще не работают. Может, заглянуть вон в ту гостиницу, разбудить их, пускай завтраком покормят, а?

Ну что ж…

Они постучались в дверь гостиницы «Мията», как гласила вывеска. Неплохая идея: позавтракать и заодно разузнать про город у гостиничного персонала.

По плану операции предполагалось прежде всего пойти в мэрию, найти там семейный список Танэ Накаяма и попытаться отыскать ее родных. Если родных не осталось, то, может быть, найдется кто-нибудь, кто помнит ее. Разумеется, это почти безнадежно: Танэ уехала отсюда пятьдесят с лишним лет назад.

Они и прежде не возлагали на этот город особых надежд, а вид пустынной привокзальной площади и вовсе привел их в уныние. В завтраке им отказали, однако они продолжали настаивать и в конце концов добились своего. Правда, пришлось ждать около часа.

Что это вы рано так пожаловали? – с любопытством спросила молоденькая служанка, накрывавшая на стол.

Из Токио других поездов нет.

Ой, так вы из Токио!

Мунэсуэ никак не предполагал, что в век телевидения упоминание о Токио может вызвать такую наивно-восторженную реакцию. Телевизор мгновенно приносит столичные моды в самые далекие уголки Японии, и они приживаются в провинции едва ли не скорее, чем в больших городах. Взять хотя бы эту служанку: внешне она ничем не отличается от девушек с токийских улиц.

Что же в этом удивительного? – улыбнулся Мунэсуэ.

Я очень хочу в Токио. Или еще куда-нибудь – лишь бы отсюда уехать.

Почему? Тут так тихо, красиво. Я бы, например, только рад был поселиться в таком уютном городке.

Это вы потому так говорите, что никогда тут не жили. А я вот хотела бы туда уехать, где меня никто-никто не знает. А то выйдешь на улицу – кругом одни знакомые. Так и живешь всю жизнь среди одних и тех же людей, прямо противно.

Ну, приедешь ты в большой город, поселишься в большом доме, и что? Заболеешь – никто не придет тебя проведать, умрешь – никто и знать не будет. Никому не нужна, одна в целом свете… Такая жизнь тебе по душе?

– Мне просто здесь не нравится. Городок с кошкин лоб, самые заветные твои тайны каждому известны. Что с того, что здесь тихо и спокойно? Зато ничего нового, скучно. Лучше я помру где-нибудь на большой дороге, а на мир погляжу. Если бы кто согласился увезти меня отсюда, я бы за ним так и полетела.

Девушка говорила с такой горячностью, что, казалось, позови ее сейчас Мунэсуэ – она, не раздумывая, пойдет и за ним.

«Опасно, опасно так думать», – хотел сказать Мунэсуэ, но удержался. Сказать-то можно, да разве она услышит? Так уж устроена молодежь: бредит большими городами и, пока не обожжется, не поймет, как хорошо на родине. А расплата за юношеские мечты – собственная жизнь. Вот Сидзуэ, внучка Танэ Накаяма, рассуждала совсем по-другому. Но как знать, быть может, ее бабушка, оставляя родные места, думала так же, как эта служанка…

Ой, заговорилась я, завтрак остынет. Простите, пожалуйста. – Девушка, смутившись, начала накладывать в чашки рис. Аппетитно запахло супом из соевых бобов. – А по какому вы делу из Токио приехали? – спросила вдруг она.

Нужно кое-что выяснить, – сказал Мунэсуэ. – Ты не слыхала о такой женщине – Танэ Тании-сан? Родом она из этого города, но уже лет пятьдесят, как уехала. Это, конечно, было еще до тебя, но, может быть, ты о ней слышала от родителей, дедушки или бабушки?

Тании была девичья фамилия старухи Танэ.

Мунэсуэ задал свой вопрос на всякий случай, почти не надеясь на ответ, но, как ни странно, девушка вдруг улыбнулась.

Так ты ее знаешь?

Да ведь моя фамилия тоже Тании.

Ты тоже Тании?!

В нашем городе у многих такая фамилия.

А может, она твоя родственница?

У нас тут полгорода родственники. Если приглядеться как следует, все в родстве друг с другом. Надоело ужасно.

Ну, так не знаешь ты это имя – Танэ Тании?

Нет, пожалуй, не знаю.

Мунэсуэ и Ёковатари переглянулись: делать нечего, придется идти в мэрию.

Пока они завтракали, привокзальная площадь заметно оживилась. Приближался час пик. Народу становилось все больше. Одни приезжали, другие уезжали. Уезжавших: студентов, служащих – почти все они ехали в Тояма – было, однако, больше. То и дело отходили с площади автобусы, много было и машин.

Городок наконец проснулся. Пора было идти в мэрию. Расспросив у служанки дорогу, они прошли до конца привокзальную улицу с низенькими домишками, вышли на перекресток в форме буквы «Т» и повернули направо к реке. Здесь была развилка. Левая дорога вела на мост. Река показалась им довольно широкой. Камешки на дне виднелись отчетливо – хоть пересчитывай. Это и была река Ида. На бетонном мосту стоял столбик с вырезанным на нем названием: «Мост тринадцати камней».

Облака рассеялись, засияло солнце. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности воды, слепили невыспавшихся путников. Они остановились у моста, чтобы полюбоваться рекой и городом. Здесь кончалась равнина Тояма и начинались горы. Город стоял как раз на границе между ними, у самой кромки гор. Река Ида разделяла ого пополам, держа свой путь на север, к заливу Тояма.

Строгие ряды невысоких, крытых черепицей домов, лишь изредка прерываемые современным многоэтажным зданием, делали город очаровательно-старомодным. Кончится утренняя суматоха, и город снова будто погрузится в сон. Старая добрая провинция, забытый, глухой уголок Японии.

Подумать только, есть, оказывается, еще такие городки, – щурясь от солнца, сказал Ёковатари.

Всюду машинная цивилизация дала себя знать, а сюда будто и не заглядывала. Автомобилей почтя не видно.

Машинная цивилизация никого не обходит стороной. Автомобилей и тут с каждым днем все больше. Не сегодня-завтра отравят реку, испортят всю эту прелесть. Впрочем, во многом это зависит от самих жителей.

Как раз в этот момент по мосту пронеслось несколько тяжелых грузовиков, буквально извергавших клубы дыма. Грузовики вернули инспекторов к действительности.

К мэрии нужно было идти через мост, а затем направо и вверх по склону. Она размещалась в красивом небольшом здании из железобетона. Это был тот редкий случай, когда современная постройка вполне гармонично вписывалась в общую картину старинного городка – возможно, потому, что ее специально сделали невысокой – двухэтажной. Мэрия походила не столько на государственное учреждение, сколько на виллу.

Они вошли в приемную и направились к окошку с надписью «Отдел регистрации населения». Там сидела молодая женщина в свободном рабочем халате, какие в Токио сейчас почти уже не носят. Мунэсуэ предъявил ей служебное удостоверение и изложил суть дела.

– Танэ Тании-сан? – удивилась женщина, которую полицейское удостоверение и упоминание о двадцать четвертом годе, казалось, несколько обескуражили. Хотя больше, наверно, полицейское удостоверение, потому что само по себе обращение к старым семейным спискам – дело довольно обычное. – Подождите минутку. – Женщина повернулась к ящику с регистрационными книгами и вытащила одну из них. – Вот. Танэ Тании. Были прописана на улице Камисин, дом номер двадцать семь, по восемнадцатого марта двадцать четвертого года вышла замуж и уехала в префектуру Гумма.

Эти данные в точности совпадали с данными, полученными в марии поселка Мацуида. Родители Танэ давно скончались. Она была единственным ребенком в семье, что по тем временам случалось нечасто, старший брат Танэ заболел и умер в семилетнем возрасте. Отец ее тоже родился в Яцуо. Братьев его и сестер, как явствовало из записей, тоже давно не было на свете, что, впрочем, было вполне естественно. Выяснилось, однако, что в квартале Фукудзима до сих пор проживает дочь младшего брата отца, то есть двоюродная сестра Танэ. Звали ее Ёсино, фамилия по мужу Омуро. Не обратиться ли к ней? Вдруг она знает о Танэ что-нибудь важное? Попросив на всякий случай в отделе регистрации копию семейного списка Танэ и узнав, как пройти на улицу Камисин, где жила Танэ, и как разыскать Есиио Омуро, Ёковатари и Мунэсуэ покинули мэрию.

Улица Камисин оказалась торговой улочкой. Родного дома Танэ давно уже не существовало, на его месте была устроена автостоянка. Инспекторы попытались расспросить о семействе Тании хозяев стоянки, державших по соседству рыбную лавку, но те ничего не знали. До появления этих людей участок, на котором некогда стоял дом, успел сменить несколько владельцев. Сейчас здесь был один из самых оживленных районов Яцуо, но о людях, живших на старой улочке полвека назад, даже памяти не осталось. В маленьком сонном городке, как и всюду, шла жизнь, сменялись люди, и их дела и заботы беспощадно уничтожали следы дел и забот прежних людей. Ныне живущим недосуг думать о тех, кто свое отжил.

Ёковатари и Мунэсуэ вдруг остро почувствовали, как жестоко устроена жизнь.

Оставалось навестить Ёсино Омуро, единственного человека, который мог еще помнить Танэ. Квартал Фукуд-зима представлял собой новый жилой массив, выросший вблизи вокзала. Судя по номеру дома, двоюродная сестра Танэ жила где-то недалеко от гостиницы, давшей им приют сегодня утром. Заметив невдалеке полицейский пост, инспекторы направились к нему, чтобы уточнить дорогу. Оказалось, что дом, который они ищут, и есть гостиница.

Гостиница называется «Мията», а фамилия хозяина – Омуро, – объяснил полицейский. Гости из Токио так понравились ему, что он вызвался проводить их до места.

Что, уже все выяснили? – удивилась служанка, увидев их. Уходя, они предупредили, что, может быть, за ночуют в гостинице, но сейчас ведь не было еще и двенадцати дня.

Да нет. Скажи-ка, есть у вас тут Ёсипо Омуро-сан?

Ёсино? Может, это моя бабушка?

Очень может быть.

По возрасту кузина Танэ вполне могла быть бабкой этой девушки. И значит, девушка была не служанка, а родственница хозяев.

У вас к бабушке дело?

Хотелось бы с ней поговорить.

Она в задних комнатах живет. А какое у вас к ней дело?

Это полиция из Токио. Позови-ка скорей хозяйку, – распорядился полицейский.

Девушка, сгорая от любопытства, побежала за хозяйкой. Та не заставила себя ждать.

– Наша бабушка что-нибудь натворила? – с испугом спросила хозяйка. Визит сыскных агентов в таком городке – событие, конечно, чрезвычайное.

Нет-нет, мы просто хотели бы у нее кое-что узнать, не волнуйтесь, пожалуйста, – успокоил ее Мунэсуэ.

Ну, слава богу. А что, очень важное дело, раз вы специально из Токио к ней приехали? – В голосе хозяйки все еще звучал испуг и настороженность.

Да нет, ничего особенного. Видите ли, в мэрии мы узнали, что ваша бабушка – двоюродная сестра Танэ Тании-сан, – сказал Мунэсуэ, внимательно следя за выражением лица хозяйки.

Но имя пе произвело на нее никакого впечатления.

– Бабушка немного глуховата, но, в общем, здорова, – сказала она, провожая посетителей в задние, жилые комнаты. Вежливый тон Мунэсуэ, кажется, помог ей справиться с испугом.

Ёсино нежилась на солнышке у себя в комнате, на коленях у нее лежала кошка. Она производила впечатление тихой, доброй старушки. В комнате было светло и чисто, видно было, что в семье о ней заботятся.

– Бабуля, к нам гости из Токио, – обратилась к Ёсино хозяйка, умолчав, впрочем, о том, что гости из полиции.

По всему было видно, что старая женщина доживает свои дни спокойно и счастливо. И полицейские вдруг подумали о том, как непохожа ее судьба на судьбу Танэ, с юных лет жившей среди чужих людей и погибшей ужасной смертью. Казалось бы, близкие люди, а такие разные судьбы…

– Из Токио? Ко мне? Да неужто в самом деле? – встрепенулась Ёсино.

Инспекторы представились и очень деликатно, боясь встревожить старуху, спросили ее о Танэ Накаяма.

А, О-Танэ-сан! Ну как же, как же! – обрадовалась старая женщина.

Значит, вы знаете О-Танэ-сан? – уточнил Мунэсуэ.

Как не знать, мы ведь росли вместе, как сестры. Вот только вестей от нее давно нет, как она, жива-здорова?

Ёсино не знала, что Танэ погибла, и Мунэсуэ подумал, что говорить ей об этом не стоит.

– Собственно, мы хотели у вас узнать: как получилось, что О-Танэ-сан уехала в Гумма? – спросий он.

Ох, О-Танэ была такая бедовая, все ей чего-то не хватало. Вот и решила уехать. Не то чтоб ей тут не нравилось, а просто хотелось на новое место.

Как она познакомилась со своим мужем, Сакудзо Накаямой?

Этого я точно не знаю. Пошла работать на фабрику в Тояма, там вроде и познакомилась.

А Накаяма-сан тоже работал на этой фабрике?

Работал, работал. Когда она закрутила с ним любовь, дядюшка с тетушкой рассердились – вспомнить страшно: как это, мол, неизвестно с кем, человек, мол, чужой… Ну, вот они и сбежали.

Сбежали?

Они еще не поженились, а уж глядь – ребеночек. Дядюшке с тетушкой как объяснить? Начнут спрашивать, от кого, какого роду-племени. Вот и убежала она с Нака-ямой – как была, тяжелая.

Вероятно, этот ребеночек стал впоследствии отцом или матерью Сидзуэ.

Стало быть, они поехали в Гумма и там поженились, так?

Поначалу родители рассердились, хотели наследства лишить, а как узнали, что у дочки ребеночек родился, внучонок все-таки их, небось простили. А выписалась она отсюда не сразу, как сбежала, года через два. Это теперь молодежи все нипочем, а тогда ведь какая храбрость нужна была…

Ёсино не знала, какой конец был уготован героине этой любовной истории. И в ее голосе сквозила зависть к двоюродной сестре, без оглядки побежавшей за своей любовью.

Вы сказали, что О-Танэ-сан давно не шлет вам вестей. А что, раньше она писала?

Писала иногда. Вспомнит – напишет.

А часто писала?

В последний раз письмецо пришло лет десять назад. А может, двадцать… – Ёсино задумалась, перебирая свою длинную, но, вероятно, не слишком богатую событиями жизнь.

О чем было то письмо?

Да как вам сказать. О том, как живет, точно-то ее помню о чем.

Письмо, наверное, не сохранилось? – спросил Мунэсуэ скорее для порядка. Как-никак, прошло не меньше десятка лет. А может быть, и много больше. Однако Ксино вопрос не удивил.

Может, и сохранилось. В комоде надо поискать, Я, как старая стала, все берегу, ничего не выбрасываю.

Так поищите, пожалуйста, очень вас просим.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю