Текст книги "Мир приключений 1956 г.№ 2"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

Соавторы: Лазарь Лагин,Матвей Ройзман,Анатоль Имерманис,Гунар Цирулис,Николай Москвин,Яков Волчек,Георгий Кубанский,В. Виткович,О. Эрберг,Евгений Симонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 75 страниц)

М. Ройзман
ВОЛК

1

Ольга сняла со стола синюю скатерть и бережно расстелила на нем большой плотный лист бумаги с ярко-красным заголовком “Конструктор № 10”. Она поставила на стол пузырек с клеем, разложила отпечатанные на пишущей машинке статьи, заметки и стихи – да, были, как всегда, и стихи! Забравшись с ногами на стул, молодая женщина устроилась поуютнее и замурлыкала:

А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,

Веселый ветер, веселый ветер!

Ольга осторожно наклеила передовицу и, чтобы быстрее просох клей, подула на нее, смешно прищурив глаза. Прочитав заметку о молодых конструкторах, она зачеркнула одну фамилию: этого парня, пожалуй, не стоило критиковать – ведь вчера он сдал наконец чертеж начальнику бюро. Под заметкой Ольга поставила карикатуру на заместителя директора завода: собираясь чихнуть, он морщил нос, и от этого его усы топорщились. Под карикатурой были приведены слова замдиректора, которые он сказал ей, Ольге, редактору стенной газеты: “От всех ваших требований мне и чихнуть некогда”.

А как же ей чертить без хорошей туши, кальки, ватманской бумаги?

– Чихай на здоровье, дорогой! – пробормотала она, тщательно разглаживая рисунок.

Заместитель получился очень похожий и смешной. Здорово уловил сходство Коля Басов, ехидный паренек-чертежник, постоянный рисовальщик их стенной газеты. Правда, к карикатуре приложил руку и художник Румянцев – Ольгин сосед по квартире.

Вспомнив о Румянцеве, она вздохнула и, встав со стула, посмотрела в окно, за которым угасал морозный, ясный, безветренный день. Тихо падал редкий снежок, розовея в лучах заходящего солнца. В саду на заиндевелых деревьях суетились, отрывисто каркая, галки. В этом мирном пейзаже Покровского-Стрешнева было что-то вдруг взволновавшее молодую женщину. Она прижала руки к груди и тотчас же опять поймала себя на мысли о Румянцеве.

Ольга любила слушать его рассказы об искусстве, о жизни великих художников, об их страданиях и славе. Но все-таки лучше бы было для него уехать из их домика. А может быть, лучше и для нее? Пожалуй, нет. Ведь он был таким хорошим другом. Всегда после какой-либо невзгоды или размолвки с мужем ей хотелось поговорить с художником, посоветоваться с ним. Румянцев в шутку называл себя “громоотводом” и говорил – это уже всерьез – что, не будь он их соседом, Ольга давно вконец разругалась бы с мужем. Вот и сегодня утром она жаловалась ему на Петра. Иногда ей приходила в голову странная мысль: “Хорошо бы, ах, хорошо бы, если бы ее муж имел такую же открытую, отзывчивую душу, как Румянцев!..”

Любила ли она мужа? Все считали, что Ольга до сих пор влюблена в него. Но вот прошел год. И сейчас Ольге казалось, что все произошло словно во сне. Да, надо бы тогда пристальнее и, быть может, строже вглядеться в человека, с которым она собиралась соединить свою жизнь. Эти встречи с Комаровым на катке, первые робкие рукопожатия, еле ощутимое прикосновение его пальцев к локтю… Потом фигурное катание, стремительные вальсы на льду, провожания… Вдруг непонятная холодность и колкие шутки по адресу Румянцева. А эта чрезмерная почтительность Комарова к Олиной тетке, у которой девушка тогда жила? Комаров неизменно поддакивал старухе, почти заискивал перед ней, окружал ее тысячей мелких забот. Медленно и, вероятно, расчетливо – это и не нравилось Ольге! – он завоевывал расположение неглупой, практичной женщины. Конечно, Ольга – неопытная, почти девочка – решилась выйти замуж за тренера по гимнастике Комарова не без влияния тетки. По-иному сложилась бы ее жизнь, если бы она не уехала из родного города учиться в московском техникуме.

Кроме тетки, у Ольги не было здесь близких родственников, да и тетка была занята своими ребятами. Наверное, одиночеством и объясняется Олино увлечение Комаровым. А теперь она винит себя в том, что так поторопилась с замужеством.

– Да, поторопилась… – сказала она вслух, продолжая задумчиво смотреть в окно.

– Ты с кем это разговариваешь? – раздался голос. Она обернулась: Петр Иванович Комаров стоял в дверях, повертывая выключатель.

– Сама с собой, Петя, – ответила она, зажмурившись от электрического света, хлынувшего из-под матового абажура. – Замечталась…

Ольга подошла к столу, свернула стенную газету, положила ее в картонный футляр, в котором носила чертежи. Потом, прибрав на столе, постлала скатерть.

– Ты где был? – спросила она.

– Звонил по телефону от соседей, – ответил он. – Знаешь, сегодня меня вызывали в Москву. Предложили немедленно, завтра утром, выезжать в командировку, сразу вручили удостоверение, деньги. Рано утром я отправляюсь.

– Зачем? Куда?

– Придется поколесить по Ярославской и Ивановской областям, проверить, как работают гимнастические секции на местах.

– А как же физкультура в школе?

– Ну, меня заменит на это время второй преподаватель.

– Смотри, Петя, как бы ты после не пожалел – школьники отвыкнут от тебя.

– Видишь ли, отказаться неудобно: поехать предложил председатель нашего спортивного общества. А о школьниках я не беспокоюсь. Сегодня на торжественном вечере в клубе покажу работу моих гимнастов. Для РОНО этого достаточно.

– Надолго едешь, Петя?

– А как бы тебе хотелось?

– Странный вопрос… Разве это зависит от моего желания?

– Ну вот, опять сердишься! Ты ведь сама через два дня отправляешься в Свердловск. Пока ты будешь бороться за спортивные лавры, я вернусь.

Комаров подошел к Ольге и взял ее за руки. Высокий, широкоплечий, с крупными, сильными руками, он казался гигантом рядом с ней – невысокой, худенькой блондинкой.

– Ну-ка, – сказал он, – посмотри мне в глаза!

Она встряхнула золотистыми кудрями и поглядела ему в лицо. Он увидел беспокойные огоньки в ее голубых глазах, еле заметные морщинки в уголках губ и словно догадался о горьких думах жены.

Спрятав лицо в ее ладонях, еще чуть пахнущих клеем, он прошептал:

– Ольгуша, милая, я тебя так люблю, так люблю!..

Через полчаса Комаровы вышли и заперли дверь своей комнаты. Ольга сказала соседке, что идет к тетке на день рождения, а Комаров предупредил, что вернется после клубного вечера поздно и, наверное, уедет с первым утренним поездом в Москву, а оттуда – в командировку.

Во дворе в сиреневых сумерках еще катались на санках дети. Ольга положила на скамью футляр со стенной газетой и чемоданчик с коньками, усадила в санки малышей и покатила их вокруг садика. Веселый смех детей далеко разносился в чистом морозном воздухе. Ольга смеялась вместе с ними. Мальчонка в вислоухой шапке свалился с санок. Молодая женщина взяла его на руки и понесла к матери.

– Как бы я хотела иметь вот такого сынишку! – проговорила она и поцеловала мальчика.

Повернувшись к мужу, сказала:

– Ну-ка, Петя, покатай ребят!

– Честное слово, некогда, Ольгуша! – поморщившись, ответил он, но все-таки, к великой радости детворы, взялся за промерзлую веревку.

Во двор вошел художник Евгений Семенович Румянцев. Он был одет совсем по-зимнему, по-старомосковски: в шубе с бобровым воротником, плюшевой, отороченной мехом шапке и толстых замшевых перчатках. Он подошел к Ольге и спросил, куда она собирается. Увидев художника, Комаров бросил санки и быстро направился к нему.

– Надо бы проводить Олю, – сказал Румянцев, – тетка живет у черта на куличках.

– Надо бы, да вот беда: я рано утром уезжаю, а еще пропасть дел! Сегодня я вывожу своих питомцев на показ. На праздничном вечере в клубе – целое отделение спортивной гимнастики, – ответил Комаров и буркнул: – Может, ты проводишь Олю?

– Не беспокойтесь, милые рыцари! – воскликнула молодая женщина, беря свой футляр и чемоданчик. – Дойду одна. Не Красная Шапочка, не съедят волки. По дороге занесу Кате Новиковой стенгазету, пусть посмотрит, а потом принесет на работу. Вместе будем вывешивать. Ох, и влетит нам! Газету ведь к празднику, ко Дню Конституции, делали и не успели сегодня утром вывесить… Потом поеду к тетке…

Они вышли со двора. Ольга пошла вверх по улице. Мужчины смотрели ей вслед. Дойдя до переулка, она обернулась, помахала рукой и свернула за угол. Комаров отогнул рукав и взглянул на часы.

– Черт! Опаздываю! – проговорил он. – Ты сегодня ночуешь дома?

– Если не задержусь где-нибудь.

– Я-то, наверное, поздно вернусь. Услышишь звонок – отопри. А то Анна Ильинична разоспится – не дозвонишься. Ну, пока!

И, пожав художнику руку, Комаров зашагал вниз по улице, к автобусной остановке.

Художник вернулся во двор, дошел до подъезда и остановился. Несколько секунд он размышлял, потом резко повернулся и вышел на улицу. Вдалеке, освещенный ярким светом уличного фонаря, крупными, быстрыми шагами удалялся Комаров. Румянцев пошел в ту сторону, куда направилась Ольга, все больше ускоряя шаги. Свернув в переулок, он побежал…

Придя в РОНО, Комаров долго проверял списки гимнастов. Потом построил их в колонну и повел в клуб имени Калинина на вечер. В клубе он пробыл почти до полуночи, а затем отправился на лыжную базу – проверять инвентарь. Сказал, что утром уезжает, поэтому и приходится ночью заняться этим делом.

Только на рассвете Комаров вернулся домой. Ни жены, ни художника дома не было. Он вскипятил себе воду, помылся и уложил в рюкзак чистое белье.

– Ну и женушка у вас, даже не пришла собрать мужа в дорогу, – посетовала соседка.

– Пустяки, Анна Ильинична, – ответил Комаров, – что я, барышня? Да и лучше, что Ольга осталась ночевать у тетки. Завтра праздник, выходной день, пусть отдохнет. Только, я думаю, мне здорово попадет от старушки. Она не любит, когда родственники забывают поздравить ее с днем рождения. Между нами, я и сам жалею, что не пошел к ней. Она такими ватрушками угощает – во рту тают!

Комаров написал записку жене, взял рюкзак и отправился на вокзал к шестичасовому поезду. Анна Ильинична убрала комнату Комаровых, потом решила пойти на рынок за молоком. Раздался звонок. Вошел Румянцев. Художник объяснил, что был в железнодорожном клубе на вечере, оставался танцевать, а после добирался до дому пешком. Румянцев продрог, руки его дрожали, он никак не мог вставить ключ в замочную скважину. По его словам, переходя по доске через канаву, он поскользнулся и упал: на брюках, перчатках, полах шубы остались следы красновато-желтой глины.

Когда Румянцев переоделся, Анна Ильинична напоила его горячим чаем, взяла одежду, отмыла грязь. Уходя на рынок, она слышала, как художник еще ворочался на кровати и что-то бормотал…

Анна Ильинична уже давно опекала своих молодых соседей: стирала им, иногда готовила, покупала продукты. Как было до женитьбы Комарова, так и теперь оставалось.

Шестого декабря вечером на квартиру Комаровых пришла с сынишкой Катя Новикова – подруга Ольги по заводу, живущая на соседней улице. Заядлая лыжница, Катя купила своему пятилетнему Юре лыжи. И часто мать с сыном, в белых свитерах и шапочках, скользили по улочкам Покровского-Стрешнева, вызывая улыбки прохожих.

Катя, член редколлегии “Конструктора”, сказала, что позавчера вечером Оля забегала к ней, оставила очередной номер газеты. Сегодня они собирались вместе вывесить ее, но Оля почему-то на работу не явилась. Что с ней? Уж не заболела ли?

Анна Ильинична, любившая Ольгу, всполошилась: наверное, заболела и осталась у тетки. Вот беда!

Когда вернулся из редакции Румянцев, она сказала ему о своих опасениях. Художник побледнел и грузно опустился на стул.

Оправившись, он решил сходить к Ольгиной тетке в поселок. Дрожащей рукой сунул в карман пачку папирос и спички, спустился по лестнице на двор и – в воротах столкнулся с Марьей Максимовной, Ольгиной теткой.

– Ну, Петр еще предупреждал, что может уехать в командировку. А племянница? – затараторила она, не давая раскрыть рот художнику. – Ладно! Не пришла позавчера на именины, так собралась бы хоть вчера, на “черствые”. Ведь выходной день был! И вы тоже хороши, Евгений Семенович! Сами не пришли и не могли ей внушить, что старуху грешно обижать.

Марья Максимовна всплеснула руками, узнав, что Ольга еще позавчера вечером отправилась к ней. Значит, не дошла! Пропала!..

Румянцев, Анна Ильинична и тетка немедленно обошли всех знакомых и соседей. Никто не видел Ольгу после того, как она ушла из дому.

Соседка и Марья Максимовна решили, что Ольга, возможно, неожиданно уехала в Москву проводить мужа. Тем более, что через день она должна была отправиться с командой их спортивного общества в Свердловск, на состязания фигуристов. Возможно, она договорилась с начальством и ее освободили от работы на день раньше? Что ж, это вполне вероятно, если Комаров отправился в ту же сторону, по дороге в Свердловск.

Румянцев узнал, в какой город выехал Комаров, и послал телеграмму – “молнию” с оплаченным ответом в адрес спортивной организации. Пришел ответ – “молния”: “Комаров еще не прибыл”. В тот же день на имя Ольги пришло письмо от Комарова, отправленное еще из Москвы. Тетка вскрыла его. Комаров писал, что скучает, постарается скорее закончить дела в командировке и вернуться, желает Ольге спортивных успехов в Свердловске и целует, целует, целует…

Анна Ильинична подала заявление в милицию об исчезновении молодой соседки. Были запрошены больницы, “скорая помощь”, морги. Отовсюду был получен отрицательный ответ.

Начальник отделения милиции приказал обыскать комнату Комаровых: может быть, найдется какая-нибудь записка Ольги, объясняющая ее долгое отсутствие. Однако ничего не нашлось, кроме документов Комарова, его писем и последней записки к жене. Оперативные работники милиции тщательно осмотрели всю местность между домом Ольги и поселком, где жила ее тетка. Они не пропустили ни одной ямы, ни одной проруби, ни одного куста, но ничего не обнаружили. Наконец Марья Максимовна послала телеграмму родителям Ольги в Казань. Они ответили, что дочь не приезжала.

2

Мозарин одевался, прислушиваясь, как за стеной мать позвякивает ложками, накрывая стол. Неужели два года обучения в Одесской офицерской школе милиции и пять месяцев службы в Одесском уголовном розыске остались позади? Неужели он больше не спустится по знаменитой лестнице к морю, не будет подолгу в задумчивости следить за убегающими от него волнами, оставляющими за собой пенный кружевной шлейф, не будет смотреть на высокие белопарусные яхты, как бы летящие вперегонки с легкими бело-фарфоровыми чайками? Вчера, поздно ночью, когда капитан приехал, его мать на радостях всласть наплакалась. Сейчас, когда он вышел из своей комнаты, она, украдкой уронив слезу, поцеловала его и засуетилась, усаживая то на один стул, то на другой.

– Я приготовила все, что ты любишь, – говорила Елизавета Петровна.

– А откуда ты, мама, узнала, что я приеду?

– Как – откуда? Наденька предупредила.

– Наденька? – в изумлении спросил Михаил и даже привстал.

– Корнева, – ответила мать, и лицо ее осветилось лукавой улыбкой. – Сперва все звонила по телефону, справлялась, нет ли от тебя писем. Потом встретились в нашем клубе на празднике. А там она ко мне заехала, и я у нее в доме побывала…

Надя! Конечно, Мозарин скучал по девушке, переписывался с ней, дважды приглашал ее летом в Одессу, к морю. Она жаловалась в письме, что – увы! – ее отпуск не совпадает с его каникулами…

Шагая на службу по знакомым московским улицам и переулкам, капитан любовался снежинками, которые скользили перед его глазами и садились на плечи, как хрупкие звезды. Снег, снег и бодрящий холодок! Нет, этого на юге не увидишь!

Офицер открыл дверь приемной полковника Градова и увидел его секретаря – Байкову. Светловолосая, гладко причесанная, в коричневом платье с белым воротничком, Клава напоминала старшеклассницу. Она широко открыла глаза, вскочила и воскликнула:

– Мозаринчик! Уже капитан!

– Он самый! – ответил Мозарин, пожимая руку девушке. – Как жизнь молодая?

– Лучше всех, – затараторила она. – Полковник уже дает мне оперативные поручения. Потом меня аттестовали. Имею звание.

– Не ниже подполковника? – пошутил Мозарин.

– Пока я старший сержант милиции, – серьезно сказала Байкова и добавила, не переводя дыхания: – Подождите, доложу!

Легко, словно танцуя, она боком скользнула в приоткрытую дверь. Мозарин услышал знакомый голос Градова. С трудом владея собой, он шагнул в кабинет. Положив мундштук с дымящейся папиросой на мраморную подставку чернильного прибора, Градов поднялся из-за стола навстречу молодому офицеру.

– Капитан Мозарин явился в ваше распоряжение, товарищ полковник! – отрапортовал молодой человек, вытянув руки по швам.

– С приездом, капитан! – ответил Градов. – Поздравляю с присвоением нового звания и успешным окончанием школы! – Он быстро подошел к офицеру и, обхватив руками его плечи, посмотрел в лицо. – Выглядите молодцом! А как самочувствие?

– Благодарю вас, товарищ полковник. По работе соскучился.

– За этим дело не станет! Надо представиться комиссару.

Градов позвонил комиссару Турбаеву, и тот приказал явиться к нему. Едва офицеры ступили за порог комнаты, Байкова набрала служебный номер Корневой и, соединившись с ней, выпалила одним духом:

– Надюша, Мозарин здесь! В новых погонах! Капитан!

– Мне его мать звонила… – ответила девушка так холодно, что Байкова даже в трубку подула. – Зайди за анализом!

– Хорошо… – проговорила сбитая с толку секретарша. – Но… но ведь ты вчера раз пять звонила насчет Мозарина?

– Да. Хотела успокоить его мать.

Турбаев расспрашивал Мозарина о порядках в школе, о делах, следствиях, которые он вел в Одесском уголовном розыске. Крепко потирая руки, комиссар посмеивался и внезапно делал такое замечание или задавал такой вопрос, что капитан мысленно восклицал: “Вот черт! Экзаменует меня!..”

Пригласив Мозарина к себе пообедать, Градов сказал:

– Садитесь в мою машину – она на улице – и подождите меня минутку.

Скоро он вышел из подъезда с Корневой, усадил ее рядом с Мозариным, сам сел в кабину к шоферу, и машина тронулась. Михаил весело поздоровался с Надей, но вдруг оробел и замолчал.

– Как живете, Михаил Дмитриевич? – спросила она и, сняв перчатку, стала ее внимательно рассматривать, перебирая пальчик за пальчиком.

– Снова начинаю жить, Наденька… – ответил он и, осмелев, забрал у нее перчатку. – Знаете, – тихо продолжал он, наклонясь к уху девушки, – я все-таки соскучился…

– Все-таки? – сердито переспросила она и откинулась в угол кузова. – Почему вы не писали целый месяц?

– Служба…

– Мы еще поговорим об этом, – сухо ответила девушка.

Жена Градова, Софья Николаевна, высокая, полная, жизнерадостная сибирячка, встретила гостей и побежала хлопотать по хозяйству. Восьмилетний сын полковника тотчас сообщил:

– А я с мамой пельмени готовил! Выставлял их на мороз.

Соседка по квартире, старшая машинистка Уголовного розыска Олимпиада Леонидовна Холмская, после ночного дежурства пришла домой. Узнав о том, что Мозарин в гостях у Градовых, она зашла к ним. Михаил, зная слабую струнку Холмской, сказал, что один одессит, старожил, снабжал его детективной литературой:

– Я читал книжицы про сыщиков, в обложках с яркими страшенными рисунками. Они выходили еще в царское время. У этого одессита их было штук двести: Нат Пинкертон, Ник Картер, Шерлок Холмс, Пат Коннер, Джон Вильсон. Потом книжечки про сыщиц: Этель Кинг, Гарриэт Бальтон Райт.

– Паршивые, бульварные книжонки! – проговорил Градов, принимая от жены огромное блюдо с дымящимися пельменями и ставя его на стол. – Кто такой на самом деле Нат Пинкертон, “король сыщиков”? В середине прошлого века, лет сто назад, действительно существовал в Америке такой человек, вероятно способный сыщик, раскрывший несколько крупных преступлений. Это был сын шотландца-жандарма, эмигрировавшего из Англии в Америку. Молодой Пинкертон начал свою карьеру на железных дорогах – организовал охрану багажа и почтовых вагонов от грабителей. Потом стал шерифом в Чикаго – уже тогда города с высокой преступностью, – был разведчиком во время войны Севера и Юга в Соединенных Штатах. Обрастя жирком, он занялся “бизнесом” – создал частное сыскное агентство. Его наследники раздули это дело, и фирма “Пинкертон и K°”, как и многие сыскные агентства Америки, стала обслуживать финансовых магнатов, крупные капиталистические тресты и синдикаты. Это агентство стало заниматься политическим и производственным шпионажем. Капиталисты нанимают сыщиков “Пинкертона”, чтобы шпионить за конкурентами, разузнавать и выкрадывать у них производственные секреты и изобретения. Сыщики шпионят и среди рабочих, проникают в профсоюзы, предупреждают своих “боссов” о готовящихся стачках, составляют “черные списки” деятелей рабочего движения, организуют шайки штрейкбрехеров. По найму они выступают в судах лжесвидетелями, совершают провокации, расправляются с вожаками рабочих. Словом, “Сыскное агентство Нат Пинкертон и K°”, имеющее отделения во многих городах Соединенных Штатов, – это банда провокаторов, выполняющих самые подлые и грязные поручения капиталистических фирм…

Телефонный звонок прервал рассуждения Градова. Он взял трубку. Комиссар Турбаев вызывал полковника к себе.

– Ну, – сказал Градов, кладя трубку на рычаг, – если комиссар звонит домой, стало быть, “чепе”!

– И я с вами! – воскликнул Мозарин, поднимаясь из-за стола.