Текст книги "Задание"

Автор книги: Эдгар Дубровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Сергей порылся в стене. Там больше ничего не было. Ни слова о

взрывчатке. Не успел о ней подумать Миша Панов, другое его мучило в

последние минуты: "Кто предал?"

Так, теперь предстоит выйти отсюда. Если засада все-таки есть, то

сейчас наверху уже бесшумно подошли к лазу и ждут его. И тогда бессмысленно

заставлять их ждать долго.

Сергей подтянулся и вылез наружу.

Никого. Тихо. На этот раз повезло. Но радоваться нечему. Группа

уничтожена. Рации нет. Взрывчатки тоже.

Сергей медленно возвращался к тому месту, где оставил Лешку. Что делать

дальше? Поблизости лесной кордон. Это запасная явка. Обосноваться там,

начать выяснять обстановку в Кропшине? Нет. Во-первых, явка запасная, на

крайний случай. Во-вторых, появиться им двоим на малолюдном кордоне опасней,

чем в большой деревне, в гуще немцев. Чем нахальней и безрассудней, с точки

зрения разведчика, они будут действовать, тем больше шансов на успех. В

этом, Сергей был убежден. Явка в Кропшине считается надежной, но ее надо

подготовить.

Засело в голове это "Кто предал?". Если бы немцев навел на землянку

кто-то из самой группы, Потап бы это узнал в последний момент и написал бы.

Да и все четверо были надежные ребята. С кем группа имела связь? Явку на

кордоне они, кажется; не трогали. Проверяли только кропшинскую явку

ветеринара Гаврина.

Значит...

Но Гаврин – это основное звено операции. Только используя эту явку,

можно подобраться к школе, к хозяйству Краузе. Значит, остается либо

отказаться от всего плана, либо рискнуть и прийти к ветеринару. Отказаться

от плана нельзя, потому что другого нет. Но если он выдал Потапа?

Лешка спал, свернувшись у основания ели. Сергей тихо подошел вплотную к

нему. Лешка не просыпался.

"Да, Алеша, попали мы с тобой в переплет!"

Сергея снова охватила жалость к мальчику.

Взять бы его сейчас в охапку, унести в глухую деревушку, есть тут

такие, где ни немцев, ни полицаев, отдать какой-нибудь доброй бабке, и пусть

живет там до победы. Не детское дело эта чертова война!

Но что Сергей сможет без него? В кармане лежит справка, выданная

психдиспансером города Гдова, удостоверяющая его, Сергея, полную от рождения

невменяемость. Только племянник Лешка мог привести его сюда, за сотни

километров, к дальнему родственнику Григорию Гаврину, шурину Сергеева брата.

Один, без Лешки, он сможет просуществовать в качестве дурачка до первой

проверки документов. Нет, без Лешки ему не добраться до Житухина, до его

станков и машин, печатающих фальшивые карточки для Ленинграда.

Лешка не шевелился, но дыхание у него вдруг изменилось.

– Это я, – сказал Сергей. Лешка повернулся и. открыл глаза...

– Если проснулся и слушаешь, – сказал Сергей, – дыхание не затаивай,

дыши глубоко, громко, а то сразу видно, что притаился.

– Я постараюсь... Ну что, дядя Сергей?

– Да все в порядке. Все идет, как и планировали. Эту ночь переночуем в

лесу. Верней, ты будешь спать один. Я сейчас пойду в Кропшино, проведаю

твоего троюродного дядю.

– А я как же?!

– Я сейчас устрою тебе отличный шалаш, и будешь спать за милую душу. Я

часа через три приду. Ветеринара надо же предупредить, что мы появимся,

иначе он нас не узнает.

Лешка насупился, отвернулся.

– Вот что, Леша. Начинается настоящая работа, когда приказы не

обсуждаются. Даже если тебе приказ непонятен, ты должен его спокойно

выполнять. А сейчас давай делать шалаш. Лес тут спокойный. Никого нет.

Зверье тоже мирное – белки, зайцы... Зайца не боишься?

Когда поставили неприметный шалашик и Лешка залез в него, Сергей присел

рядом на корточки и как можно спокойней заговорил:

– Есть такое правило в нашей работе: если двое расстаются, то

назначают контрольный срок на случай, если что-то, ну, скажем, изменится и

один не сможет прийти на встречу вовремя. Мы с тобой тоже обязаны такой срок

назначить, хотя особой необходимости и нет.

Мальчик затих в своем гнезде и слушал настороженно.

– Я приду часа через три-четыре. Но допустим, ты просыпаешься утром, а

меня еще нет. В этом случае ты ждешь меня приблизительно до полудня, никуда

не сходя с места. Но потом тебе надо отсюда уйти. Выйдешь к тому месту, где

река делает изгиб, и пойдешь влево берегом до деревни Сухове. Там

попросишься к кому-нибудь, лучше к одинокой старой женщине, расскажешь свою

запасную версию, что ты из Гдова, разыскиваешь сестру матери Евдокию Кашину,

тетю Дуню. А твои все погибли...

– Да я помню! Почему ты не придешь? Лучше я с тобой пойду!

– Не приду – значит, что-то изменилось и мне нельзя прийти. В

Кропшино ни в коем случае не ходи и меня не разыскивай. Только в Сухове.

Попросишь приютить тебя, устроишься и будешь ждать, пока я не появлюсь. Это

приказ. Понимаешь?

– Да, – прошептал Лешка, – Сергуня, ты осторожней иди... А я спать

все равно не буду.

– Ладно. Но пока мне рано идти, ты можешь подремать.

Сергей прилег возле шалаша, делая вид, что не торопится. Лешка

повозился и быстро затих. Сергей прислушался – мальчик спал. Тогда он

осторожно положил в шалаш свой мешок, бесшумно поднялся и пошел к просеке.

x x x

Сов. секретно экземпляр ед. объект 457/21

"КРОПШИНО, 28 октября 1942 г.

Мною, майором Краузе, выдано денежное вознаграждение в сумме 200

(двухсот) рейхсмарок осведомителю "Сирень" за представление ценных сведений

о дислоцировании диверсионной группы противника. Информация подтвердилась

полностью. Проведенной акцией группа ликвидирована 27.Х.42, в 16 часов.

Захвачено: рация типа "Север", три автомата русского производства. Пленных

нет.

Подпись".

На обороте от руки по-русски:

"Расписка.

Я, "Сирень", получил от господина майора 200 (двести) рейхсмарок.

28 окт. 42 года.

Сирень".

13

Лешка проснулся, когда солнце было уже высоко. Лучи его били сверху и в

глубь шалаша не попадали. Они нагрели ноги так, что ботинки были горячие.

Лешка поспешно выбрался из шалаша. Сергуня лежал невдалеке на лапнике.

Услышав Лешку, он поднял голову.

Лешка и обрадовался и удивился. Он всегда безошибочно чувствовал,

например, в темной квартире или в подъезде, есть кто-нибудь или пусто. А тут

не почувствовал Сергуню! Может быть, потому, что в лесу? Или он сильно устал

вчера – поэтому?

Сергуня сказал, что в Кропшине все в порядке и часа через два они

пойдут туда. Еще он сказал, что немцев там много.

День был ясный, но довольно холодный. Была середина осени, и лес стоял

расцвеченный красками, тихий, опадающий.

В мешке у Сергуни была кружка, он взял ее и ушел искать воду, наказав

Лешке развести у комля елки маленький костер и печь картошку. Леша занялся

костром и не заметил, как пролетело время. Он обернулся на шорох шагов.

Сергуня шел медленно, держа кружку в ладонях. Склонив голову набок, он

пристально смотрел в кружку, словно там что-то плавало. Губы его шевелились.

– Чего там? – спросил Лешка.

Сергуня не ответил, нагнулся, поставил кружку на землю, потом лег на

спину и закрыл ладонью лицо. От солнца, что ли?

– Уже спеклись, наверно, – сказал Лешка, – можно есть.

Сергуня не шевелился.

– А ты там попил? – спросил Лешка, беря кружку. Сергуня повернулся и

посмотрел на Лешку. Но это

не был взгляд, лицо его повернулось к Лешке, но глаза были пусты и

смотрели сквозь Лешку, как у слепого. Сергуня медленно облизал губы и лег на

живот, прижавшись щекой к земле. Пальцы его все время шевелились, он теребил

какой-то прутик.

– Ты что? – прошептал Лешка.

И тут он понял, что пришло время, и Сергей стал дурачком Сергуней.

Лешке сделалось тоскливо и одиноко, когда он подумал, что, наверно, уже

никогда не сможет разговаривать с Сергуней, не услышит от него ни шутки, ни

приказа, никогда уже тот не скажет, что и как надо делать. Не улыбнется

ободряюще. Не подмигнет. И Лешка почувствовал, что он совсем один на этой

поляне.

– Пожалуйста, не надо... – тихо сказал он, – еще же нет никого...

Сергуня пошевелился, медленно поднялся, подошел к кострищу и присел,

вытянув руки над углями. Он пошевелил пальцами и забормотал что-то про себя,

слов было не понять, он бормотал какую-то песню, почти без мелодии, унылую,

нескончаемую...

Лешка отвернулся, по щекам его потекли слезы. Он всхлипнул судорожно,

вытер лицо кулаком. Что же делать теперь, ну что делать?! Надо же, наверно,

идти в деревню... А когда? Может быть, Сергуня хоть как-нибудь даст понять,

что пора? И как лучше идти – по дороге или прокрасться через огороды? И

Лешка почувствовал, как на него тяжко наваливается ответственность. Теперь

он все должен решать сам. И думать надо не только о себе – еще и о Сергуне,

О нем же надо заботиться, кормить его...

Лешка встал. Слез уже не было. Вопросы больше не наваливались всем

скопом. Сначала надо накормить его. И поесть самому.

Палочкой он выкатил из кострища спекшиеся картошины. Три подвинул

Сергуне, две – себе.

– Давай поедим, – сказал он. – Тебе очистить?

Сергуня не ответил, просто взял картошину, макнул в соль, развернутую

Лешкой, и принялся есть, не очистив. Правильно: обугленная кожица вкусная,

кроме того, так сытней. Лешка съел свою долю, запил водой. Сергуня третью

картофелину не взял – отвалился от костра, лег на спину.

– Ешь, – сказал Лешка, – я уже сыт. Сергуня смотрел вверх, на

вершины деревьев. Лешка разломил картофелину, протянул ему половину,

– Я правда сыт. Ешь!

Но Сергуня вяло оттолкнул его руку и отвернулся. Лешка доел все,

размышляя, как быть дальше. Потом он затоптал костер, взял Сергунин мешок и

протянул ему.

– Нам пора идти?

Сергуня не ответил, взял мешок, стал его теребить, глядя

остановившимися глазами в сторону. И Лешка рассердился. Зачем сейчас-то эта

игра?! Мог бы хоть слово сказать!

– Пошли!

Он зашагал прочь от костра, не посмотрев на Сергуню. Отойдя шагов на

пятьдесят, Лешка обернулся. Сергуня шел за ним. Но куда идти? Где Кропшино?

Карту окрестностей Кропшина он учил наизусть, сейчас ему нетрудно было ее

вспомнить. Но где они находятся? Пока шли сюда, Лешка полагался на Сергуню и

не старался замечать дорогу. Он помнил только, что пришли они прямо с юга.

Потом этот изгиб реки у края леса... Сухово должно быть вон в той стороне.

Ага, значит, они недалеко от южного края бора, а Кропшино должно быть влево

километрах в пяти. Надо идти на запад. Или не совсем на запад? Конечно,

можно было сказать Сергуне, что он не знает дороги, и пусть тот перестанет

притворяться, но Лешка был на Сергуню сердит, да и не хотелось обнаруживать

слабость. Ничего, сам найдет выход. Надо скорей выйти из леса, найти дорогу

со столбами, и тогда все будет ясно. А то в лесу проплутаешь!

Лешка круто свернул влево и покосился на Сергуню. Тот шел сзади и

бормотал что-то, наверно, опять пел. Хорошо устроился, никаких у него забот!

Тут Лешка немного устыдился; Сергуня ведь только притворяется, на самом-то

деле он все понимает, и если Лешка что-нибудь сделает не так, он его

поправит. А может, он уже так замаскировался, что и поправлять не будет?

Одно только ясно: не надо на него рассчитывать, надо решать самому. И от

этой мысли Лешка почувствовал себя совсем взрослым и сильным, и усталости

больше не было. Лешка знал, что он теперь главный в их группе, и лицо у него

стало строгим, он сурово сдвинул брови, а к Сергуне оборачивался нетерпеливо

и смотрел на него с подчеркнутой досадой – что, мол, плетешься?

Скоро вышли из леса, а там, за лугом, виднелись телеграфные столбы.

Лешка взял круто вправо и краем леса пошел к дороге. Он уже решил, что войти

в Кропшино надо будет по дороге. Раз они идут из Гдова к своему родственнику

и собираются у него жить, то прятаться нельзя, только подозрения вызовешь.

Лешка шел и повторял в уме все, что надо будет говорить Гаврину или

объяснять немцам, когда те их остановят. Он вспоминал свою прежнюю –

придуманную – жизнь в Гдове, родных, убитых бомбой. Эти люди когда-то жили

в действительности, только Лешка их никогда не видел и сейчас пытался

представить, какие они были.

Вышли на дорогу, и Лешка сразу увидел грузовик, который вывернул из-за

леса и ехал им навстречу. Немцы! Лешка вспомнил эсэсовского капитана и

подумал, а вдруг он убежал от наших и как раз сейчас едет в кабине этого

грузовика! Лешка посмотрел на Сергуню. Идет, бормочет, будто грузовика и не

видит. Если бы была настоящая опасность, он бы дал знать. Но как он сможет

дать знать при немцах? Сделает знак, а они его сразу и распознают. Все надо

самому.

Лешка шел по дороге навстречу грузовику. Вот он уже близко, в кабине

видны три человека. Тупой нос машины... Вот уже рядом! Лешка поспешно

опустил глаза, будто споткнулся и смотрит – обо что.

Грузовик проехал.

Значит, ничего подозрительного немцы в них не заметили. И Лешка зашагал

бодрей.

Они шли больше часа по пустой дороге. Перешли мостик через речушку.

Никаких полицаев на мосту не было. Трус этот Матвей. А еще с винтовкой!

Поднялись на взгорок и сразу увидели Кропшино. Большая деревня

раскинулась на холмистом берегу реки. Много дворов, а за березовой рощицей

на самом высоком месте – двухэтажное здание. Это, наверно, и есть школа.

Между домами мелькают фигурки людей. Телега проехала. Ветер доносит лай

собак.

Телега дребезжит, но не в деревне – за спиной. За горкой ее не видно.

Немцы в телеге не поедут, Сергуня идет спокойно, правда, все время шел

сзади, а сейчас совсем рядом идет.

Стук колес сразу стал громче, и Лешка обернулся. Их нагоняла телега,

запряженная парой лошадей. И двое людей сидели в ней. Лешка увидел красную с

черным повязку на рукаве у одного и торчащий из телеги ствол карабина. Он

еще ничего не успел сообразить, а телега была уже рядом, и лошади вскинули

головы, потому что вожжи натянулись.

– – Кто такие? – спросил человек с повязкой. У него было широкое лицо

с черными, аккуратно подстриженными усиками. Он смотрел на Сергуню. Лешка

тоже посмотрел на Сергуню, чувствуя, как слабеют и начинают дрожать ноги. А

Сергуня стоял, наклонив голову набок, и разглядывал лошадей. Губы его

шевелились, он бормотал.

– Чего бормочешь? – нахмурился усатый и слез с телеги, передав вожжи

второму, молодому, со смуглым худым лицом.

Лешка пришел в себя.

– Он не понимает ничего, – торопясь заговорил он, – всегда такой

был, дурачок, его Сергуня зовут!

– Вы откуда здесь? – усатый по-прежнему обращался к Сергуне.

Сергуня взглянул на него и замычал, растягивая рот в улыбке. Он шевелил

растопыренными пальцами, показывая на лошадей.

– Мы из Гдова идем, – сказал Лешка, почему-то стараясь встать перед

Сергуней и загородить его.

– Из Гдо-о-ва-а? – усатый быстро посмотрел на смуглого, и тот

приподнял брови. – И куда же вы идете? – Усатый все приглядывался к

Сергуне.

– Мы в Кропшино идем. Это Кропшино, да? – тараторил Лешка. – Мы вон

сколько дней шли, у нас тут родственник, а маму с сестрой бомбой убило, мы и

.пошли. У нас документы есть, мне не дали, я маленький, а у Сергуни...

Лешка срывающимися пальцами расстегнул на Сергуне пальто и достал из

его кармана две бумажки. Полицай взял их и долго рассматривал. Потом сунул

себе в карман и подошел к Сергуне.

– Ну-ка, что ты за псих, малый, дай-ка погляжу... Он просунул руки под

пальто Сергуне и ощупал его, брезгливо отворачивая лицо. Потом прощупал

мешок. Сергуня мычал и испуганно отстранялся. Полицай вдруг щелкнул пальцами

перед его лицом. Сергуня отпрянул и оступился. Он что-то очень быстро

забормотал, неуклюже выставляя перед собой руки.

– Ладно, не шебутись, – сказал полицай и посмотрел на смуглого. –

Видал – психов нам только не хватало.

Он впервые посмотрел на Лешку и поманил его. Лешка подошел.

– И кто же у вас тут родственник?

– Дядя Гриша. Гаврин.

– Ну? – полицай удивленно переглянулся со смуглым. – А тут и нет

такого.

Лешка похолодел. Неужели какая-то ошибка? Тогда – все...

Полицай больно ухватил Лешку за ухо и притянул к себе.

– А ну говори, куда идете! Правду, правду говори!

Но тут Сергуня вдруг тонко и как-то визгливо закричал, схватил Лешку

сзади за плечи и потянул к себе. А полицай держал его за ухо и отпустил не

сразу. Совсем растерявшись от боли, не зная, что теперь делать, Лешка

услышал, как Сергуня громко и неразборчиво говорит, прижимая Лешку к себе.

– Ну, тихо ты, разорался! – прикрикнул полицай. И одновременно Лешка

услышал, как Сергуня еле

слышно шепнул: "Врут!.." И Лешка сразу вспомнил, что Сергуня ходил же

ночью на встречу с Гавриным и сказал, что все в порядке. Он вырвался из рук

Сергуни и затараторил:

– Да дядя Гриша, он же здесь должен быть, куда ему деться, он

ветеринар, он мне дядя, он мамин родственник!..

Полицай молча посмотрел на смуглого и полез на телегу.

– Документы... – прошептал Сергуня над Лешки-ным ухом.

– А документы?! – закричал Лешка, бросаясь к телеге. – Дяденька,

отдайте!

– Полезайте сюда, – сказал полицай, – оба, ну! Лешка полез было на

телегу, но увидел, что Сергу-

ня стоит и опять глазеет на лошадей. Он подбежал к нему и потянул за

руку.

– Сергуня, идем! Поедем с дядями!

Сергуня безропотно забрался на телегу и сел на сено. За ним и Лешка

залез. Смуглый стегнул вожжами лошадей, и телега загромыхала по дороге.

Куда и зачем их везут, Лешка не понимал. Он видел только, что полицаи

вроде бы им поверили. А почему документы не отдают? Но все это было уже не

так важно. Главное, что Сергуня пришел на помощь в самый трудный момент.

Сергуня здесь, с ним, все видит и поможет, когда нужно. Лешка был счастлив!

Телега быстро катилась, ветер летел навстречу, и Лешка осторожно нашел в

сене руку Сергуни и сжал ее. И тогда Сергуня обнял его, прижал к груди и

стал что-то напевать, чуть заметно похлопывая по его руке ладонью. Смуглый

обернулся, равнодушно поглядел на них и снова стал смотреть на дорогу.

Въехали в деревню. Лешка сразу увидел двух немецких солдат, они шли по

улице и разговаривали. Один нес плетеную корзину с луком. Немцы даже не

посмотрели на телегу. Вообще в деревне было довольно людно. Люди были и во

дворах, и по улице шли. Пробежали двое мальчишек. Женщина шла с полными

ведрами.

У Лешки стеснило грудь, как всегда бывало, если он входил в комнату,

где много незнакомых людей. Он был застенчив. Вот так же боялся он и не

хотел входить, когда мама впервые привела его в школу, во второй класс. Со

всех парт смотрели на него, они-то все были знакомы между собой, он один был

чужой.

Но сейчас он не один – с ним Сергуня.

Телега остановилась.

– Ветеринар дома? – крикнул усатый.

За забором во дворе стояла высокая женщина с морщинистым, хмурым лицом.

Она выбивала половик, развешанный на заборе.

– В школу пошел, – она посмотрела на Лешку и Сергуню без интереса и

снова стала выбивать половик.

Выехали на гору, к школе. По дороге Лешка заметил еще нескольких

немецких солдат, а в двух дворах стояли мотоциклы, один с пулеметом.

Школьный двор был огорожен глухим дощатым забором. В открытые ворота

видны были грузовик, легковая машина и часть здания. У грузовика толпились

солдаты. Перед воротами ходил часовой с автоматом.

Полицаи поехали не в ворота, а вдоль забора. Обогнули школу. Тут стоял

какой-то сарай и на столбиках было укреплено длинное бревно с вбитыми в него

сверху подковами. "Лошадей привязывать", – догадался Лешка.

Возле сарая стояла крупная гривастая лошадь с мохнатыми ногами. Ее

держал под уздцы немецкий солдат, а рядом стоял человек в кожаном полупальто

и что-то делал на лошадиной спине. Наверно, это и был ветеринар. Полицай

спрыгнул с телеги и поманил его. Тот подошел. В руке у него была щепка с

намотанным на ней бинтом.

Усатый, ни слова не говоря, смотрел на ветеринара, а тот недоуменно

переводил глаза с него на Сергуню. Лицо у него было очень бледное,

веснушчатое, рыжий чуб торчал из-под фуражки. Он отбросил щепку и шагнул к

телеге.

– Сергей... Сергуня, что ли?

Сергуня еле заметно толкнул Лешку локтем.

– Дядя Григорий? – Лешка встал в телеге, засуетился. – Мы к вам

пришли! Маму убило бомбой и Зину! И дом разрушило!

– А это Лешка никак? – спросил у полицая ветеринар.

– Вам видней, – полицай перестал пристально вглядываться в

ветеринара, отвернулся, постукал сапогом о сапог.

– Откуда вы их привезли? – не слишком-то радостно спросил полицая

Гаврин, помогая Сергуне слезть с телеги.

– На дороге встрелись, – полицай полез в карман, достал Сергунины

документы и отдал Гаврину.

– Значит, поубивало там всех, – Гаврин покачал головой. – Этот –

зятя моего брат. От рождения тронутый...

Сергуня стоял перед ним, бессмысленно улыбался и трогал кожаное пальто.

– А пацана еще таким видел, – Гаврин показал низко от земли. – Да-а,

не ждал, не гадал, а семьей обзавелся.

Ветеринар всячески показывал, что он не рад встрече, и хотя Лешка и

догадывался, что так надо, но ему казалось, что ветеринар и на самом деле

огорчен, и проникался к нему неприязнью.

– К себе возьмете или как? – спросил усатый.

– Придется. Не выгонишь же...

– У старосты на учет пусть встанут, – усатый залез на телегу, смуглый

чмокнул и дернул вожжами.

– Чего тут учитывать! – усмехнулся ветеринар и кивнул отъезжающим: –

Ладно, я зайду.

Полицаи уехали, и Гаврин сказал, не меняя тона:

– В деревню идите потихоньку. Я догоню.

Он пошел к больной лошади, а Лешка дернул Сер-гуню за руку, и они пошли

назад, вдоль забора.

Когда они проходили мимо ворот, Лешка увидел немецкого офицера,

невысокого, довольно полного человека, с короткими пухлыми ручками. Лицо у

него было добродушное, какое-то даже наивное, словно готовое в любой момент

безмерно удивиться. Он подходил к воротам с другой стороны, рядом с ним шел

парень повыше его ростом, в солдатских немецких штанах и сапогах, в ватнике,

туго стянутом по узкой талии ремнем. Кепка у него была надвинута по самые

брови. Он шел с независимым видом и что-то рассказывал офицеру. В руках

парень бережно нес кулек, свернутый из газеты. Пз кулька торчал черный

птичий хвост. Офицер – Лешка определил, что это майор, – внимательно

слушал парня, словно все, что тот говорил, было чрезвычайно интересно для

него.

Подойдя к воротам, офицер скользнул взглядом по Сергуне и Лешке,

задержался немного, снова внимательно посмотрел на Сергуню и пошел в ворота,

поманив парня за собой. Часовой отдал ему честь.

"Ну все! Это Краузе, и он нас распознал!" – подумал Лешка.

Но Сергуня как-то даже весело шел вниз, к деревне, бормотал что-то,

вертел головой. Лешка не чувствовал в нем волнения, как это было на дороге,

и тоже понемногу успокоился.

14

Прошло десять дней. Лешка и Сергуня жили в доме у ветеринара.

Собственно, дом был не его, а высокой молчаливой старухи Евдокии Ивановны.

Гаврин перед войной приехал сюда работать и снимал у Евдокии Ивановны

полдома. У него был туберкулез, и в армию его не взяли.

Сергуня и Лешка поселились во времянке – маленьком домике, стоявшем в

конце огорода. Во времянке была печка, а в сарае, за домом, полно было

березовых поленьев. Лешка должен был сам их колоть, но потом как-то Сергуня

стал ему помогать. Лешка противился сначала, но вид дурачка, колющего дрова,

никого из деревенских не удивил, и Лешка успокоился.

Сергуня велел Лешке как можно быстрей завести знакомства с местными

ребятами и особенно с тем парнем, которого они видели с майором Краузе.

Сам Сергуня никуда не ходил, сидел целыми днями во времянке или возле

нее на лавочке. А Лешка рыскал по деревне. Ветеринар с ними общался мало,

при хозяйке он всячески показывал, что они для него обуза. А Евдокия

Ивановна один раз только расспросила Лешку про родных, узнала, что всех

убило при бомбежке, сурово погладила Лешку по голове и больше с ним почти не

разговаривала. Однажды только спросила, совсем ли Сергуня тронутый и нельзя

ли его научить плести корзины или хотя бы вязать веники. Лешка сказал, что

можно попробовать. Плести корзины оказалось Сергуне не под силу, а

изготовление веников он осилил. Евдокия Ивановна сказала, что будет

продавать их немцам.

Немцев в Кропшине было около роты, пулеметный взвод мотоциклистов и та

команда, что помещалась в школе. Команда, очевидно, несла караульную службу

в лагере для военнопленных, который находился в лесу километрах в шести-семи

от деревни. Каждый день ут-ром и вечером грузовик с солдатами уезжал по

дороге в лес и скоро возвращался, но уже с другими солдатами. На эту лесную

дорогу немцы никого из местных не пускали.

Все это Лешка узнал от Кольки Козодоя, с которым познакомился в первые

же дни. Колька жил через дом от них. Почему его прозвали Козодоем, Лешка не

выяснил. Может, потому, что у них во дворе жила коза?

Колька был на два года младше Лешки, своей компании у него в деревне не

было: ребята постарше не принимали его из-за болтливости, а с младшими

играть ему было неинтересно. Поэтому он ухватился за знакомство с Лешкой и в

первый же день выложил ему все, что знал про свою деревню. От него Лешка

узнал, что за два дня до их прихода немцы привезли на подводе четверых

убитых и положили их на улице перед бывшим сельсоветом, где теперь сидит

староста Шубин. Убитые пролежали весь день. Немцы велели сказать, если

кто-нибудь опознает их. Но это были незнакомые люди, и никто не опознал. И

тогда немцы велели похоронить их.

Про парня, разговаривавшего с майором, Колька сказал, что зовут его

Пашка, что ему шестнадцать лет и он ни с кем не дружит. Пашка очень

зазнается, хотя самого его из школы выгнали перед самой войной за

неуспеваемость. Теперь он только одним увлекается: пропадает целыми днями в

лесу, ловит птиц или стреляет их из рогатки и носит майору Краузе, а тот

делает из них чучела. Краузе так по-русски говорит – никогда не поверишь,

что немец. И вообще он ничего, не зверствует. Пашке сапоги дал, и штаны, и

деньги дает, поэтому все ребята Пашку презирают. Не так, конечно, как

предателя Шубина, бывшего продавца сельпо, но все же...

Были в деревне трое ребят старше Кольки и Лешки, которые держались

особняком. У них были какие-то свои секреты, и собирались они у речки,

далеко от деревни.

Когда-то красноармейцы рыли там окопы, чтобы обороняться, но немцы

прорвались в другом месте, и наши отошли, не использовав эти окопы. Ребята

устроили в блиндаже свой штаб. Колька пытался за ними подсматривать, но они

его отлупили и сказали, что если еще попробует шпионить, то ему будет хуже.

А Колька, конечно, не шпионил, просто ему хотелось с ними играть. Главным у

них был Женька.

С этим Женькой Лешка и попытался познакомиться. Догнал его на улице,

дернул за рукав. Тот резко обернулся.

– Здравствуй! Меня Лешка зовут.

– Ну и что? – Женька смотрел недружелюбно.

– Ну... Я хотел узнать, может, у тебя есть чего-нибудь почитать.

Женька сплюнул и сказал с презрением:

– Нашел время! Читатель...

И ушел.

Пашка был здоровый парень, можно сказать, взрослый, и Лешка боялся с

ним знакомиться. Ни отца, ни матери у Пашки не было, он жил с бабкой на

самом краю деревни, и в доме у них жили три немецких солдата. Как к Пашке

подступиться, Лешка не знал. Несколько раз он прошелся возле их дома,

приглядываясь. Во дворе ходила большая лохматая собака с очень толстым пузом

– наверно, скоро щенята родятся. И Лешка придумал. На всякий случай взял с

собой рогатку и горсть камешков: может, на этой почве найдут общий язык.

Он увидел Пашку, который тащил из леса большую вязанку прутьев, и пошел

за ним. Возле своего забора Пашка сбросил вязанку. Тут Лешка и подошел к

нему. – Здорово, – сказал он как можно независимей.

– Привет, – Пашка без всякого интереса поглядел на него.

– На растопку? – с бывалым видом Лешка кивнул на вязанку.

– Ты в дядю, что ли, из придурков?

– Ничего я не из придурков! – Лешка обиделся.

– Кто ж сырыми прутьями топит? Это забор плести, огород делать.

Пашка говорил спокойно и даже дружелюбно, и Лешка осмелел.

– А у тебя собака скоро ощенится? – спросил он.

– Думаю, послезавтра.

– Хотел вот щенка попросить. У нас собаки нет в доме.

– Если пять будет – один твой. Трех я обещал уже.

– Пузо у нее вон какое! – обрадовался Лешка, – Может, и больше

будет.

– По пузу судить трудно.

Тут Лешка увидел синицу, прыгающую по веткам яблони за забором. Вот

прекрасный случай поразить нового знакомого! Лешка быстро вынул рогатку,

заложил камень и выстрелил. Камень сбил сухой листик, а синица улетела.

Пашка с маху дал Лешке подзатыльник.

– Чего она тебе – помешала? Лешка рассердился.

– А сам ты сколько их майору перетаскал?! Пашка сильно толкнул Лешку в

грудь, тот еле устоял.

– Пошел отсюда... – процедил Пашка.

Лешка попятился и натолкнулся на двух немцев, подходивших к калитке.

Они засмеялись, глядя на него, и один стал что-то говорить Лешке. А Пашка,

не взглянув на немцев, ушел во двор.

– Ауфвидерзеен, – неожиданно для себя сказал Лешка, пятясь от солдат.

Те загоготали.

Да, с ребятами контакты не налаживались. А Сергуня торопил Лешку. Он

посоветовал разыскать их блиндаж и познакомиться с ними там.

И вот Лешка как бы невзначай расспросил Кольку, где находятся окопы,

тайком от всех рано утром выбрался огородами из деревни, вышел на берег реки

и пошел вдоль нее.

Он не сразу нашел это место, оно оказалось километрах в трех от

деревни. Сначала попались маленький окопчик, яма с заросшими травой краями.

Потом довольно длинный извилистый окоп, потом еще несколько маленьких. Цепь

окопов тянулась вдоль реки, а блиндажа все не было. Наверно, он где-нибудь в

глубине, не на самой передней линии. За окопами над лугом торчал бугор,

поросший кустами. Лешка решил забраться на него и оглядеться. Сверху он

сразу увидел вход в блиндаж и стал спускаться по крутизне. Склон был

песчаный, грунт оползал под ногами... Вдруг подошвы скребнули по чему-то

твердому. Под слоем песка обнажились зеленые доски. Лешка повозился немного

и приподнял сбитую из досок крышку, видимо от какого-то немецкого ящика.

Крышка прикрывала довольно глубокую яму, в которой были уложены длинные

свертки из мешковины. Лешка потрогал верхний и испуганно отдернул руку. Он

поспешно огляделся – вокруг не было ни души. Первой мыслью было скорей

засыпать крышку песком и бежать отсюда. Но кого бояться? Вряд ли это немцы

спрятали здесь оружие. Конечно, это Женька и ребята! А может, и они об этой

яме не знают, тогда Лешка нашел первым и может распоряжаться как хочет.

Правда, им с Сергуней оружие пока не требуется. Но если потребуется, где они

его возьмут – только здесь.

И Лешка принялся исследовать тайник.

Сверху лежал немецкий автомат, магазин был полон патронов. Потом два

немецких карабина и наша трехлинейка. В отдельном свертке были гранаты: две

наши "лимонки", одна РПГ-42 и четыре немецкие – с длинными ручками. На

самом дне в мешке были патроны: и россыпью, и в обоймах, и в длинном

цинковом ящике, вскрытом и наполовину опорожненном. Патроны были в основном

немецкие, для автомата, но и пистолетные попадались, и наши – винтовочные.

Совсем в глубине, сбоку, лежал небольшой сверток. Там оказались два