Колыбельная

Текст добавлен: 10 сентября 2016, 10:35

Текст книги "Колыбельная"

Автор книги: Эд Макбейн

Жанр:

Полицейские детективы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Подумав, братья выбрали следующий способ. Они встретились с указанной жертвой, с этим Хосе Доминго Геррерой, и рассказали ему, что должны отправить его к праотцам 27-го декабря, то есть через два дня после Рождества.

– На Новый год ты быть на яйцах, – сказал Зинг.

Они оба говорили по-английски как китайские повара в фильмах о временах золотой лихорадки. Правда, это не делало их менее опасными. Гадюки тоже неважно изъясняются на английском.

Геррера, который раньше размышлял, почему Гамильтон нанял его связным, теперь начал задумываться, с чего эти двое долбаных безграмотных узкоглазых вдруг рассказывают ему о планах пристукнуть его же. И догадался – они хотят денег за то, чтоб не пришибить его. Вот и сошлись два конца. А это значило, что скорее всего предполагается вариант, при котором он выкладывает им наличные, а они все равно приканчивают его. В этом городе так трудно жить!

Геррера слушал, как они ему говорили, что им надо восемь тысяч долларов, чтобы они могли забыть о некоем кратком свидании две недели назад. Геррера опять же догадался, что как раз столько им платит Гамильтон за то, чтобы они устроили на него засаду и отобрали деньги. Геррера намеревался свистнуть эти полсотни Гамильтона. И исчезнуть в ночи. Трахнуть этого проклятого жака. Но узкоглазые определенно создали для него проблему. Если они его пристукнут, то заберут полсотни и возвратят Гамильтону. И бросят остывшего Герреру в канализацию. С другой стороны, если бы он им заплатил восемь...

– Давайте заключим сделку, – сказал он, и они пожали друг другу руки.

Он так же верил этим рукопожатиям, как и их узким глазам. Но, как ни странно, тут Геррера и начал размышлять про себя по-испански над тем же, над чем братья Ба – по-китайски.

Вслух и по-английски Геррера сказал:

– Чего он на меня наезжает?

Вслух и на своем собственном английском Зинг и Занг сказали:

– Зачем она выбилать два китаеса?

Они тщательно изучили эту проблему вместе.

Стало очевидно, что на Герреру в самом деле наезжают.

В том плане, чтобы пришибить. И хотя он должен был признать, что восемь тысяч долларов совсем недурная цена за его задницу – охотников за призами в этом городе нокаутировали и по меньшим ставкам, – все еще не решался вопрос: почему? И почему пришить его должны обязательно китайцы?

Потому что...

Ладно...

Они переглянулись.

И тогда Геррера произнес:

– Потому что должна быть какая-то связь с китайцами.

– А-а, – сказал Занг.

Геррера был благодарен ему за то, что тот не сказал: «Ах, так!»

– Хотите стать партнерами? – спросил он.

Братья Ба с непроницаемым видом смотрели на него. «Долбаные узкоглазые!» – подумал он.

– Хотите войти в бизнес?

– А, биз'лиса, биз'лиса, – улыбаясь, закивал Занг.

Это они понимают. Деньги. В их головах пальцы летают над косточками счетов.

– Выясните, почему он наезжает на меня, – сказал Геррера.

Все улыбались.

Геррера догадался, что братья Ба улыбаются, потому, что, может быть, из симпатичных болванов мечтают пробиться в большие игроки. Геррера улыбался потому, что у него появилась надежда выбраться из этого города не только живым, но и богатым.

Все еще улыбаясь, они еще раз пожали друг другу руки.

Одиннадцать дней спустя близнецы пришли к нему.

Нахмуренные.

Под Новый год.

Без тени уважения к Геррере.

У них появились дурные предчувствия в связи с этим новым партнерством. Им пришлось снова увидеться с Гамильтоном, и он заплатил им задаток: половину от условленной цены за работу. А остальную часть, четыре тысячи, они получат, если доставят груз наркотиков, которые Геррера повезет через три дня.

– Тепель ми не плинесет-а денги, ми потелять денги! – кричал Занг.

– Ми теляй-а денги! – вторил ему Зинг. – Нет, нет, – терпеливо убеждал их Геррера, – мы можем сделать большие деньги!

– О, да, как? – спросил Зинг.

Их интонация была такой же непонятной, как в меню китайского ресторана названия блюд на родном языке.

– Если нам удастся разузнать, – сказал Геррера, – кое-что о сделке с «дурью».

Близнецы кисло-сладко смотрели на него.

«Долбаные узкоглазые», – подумал Геррера.

– Говорил ли он что-нибудь, почему? – терпеливо спросил он.

– Он говолить ми говолить тебе Хенни говолить хелло.

– Хенни? – спросил Геррера.

– Хенни Шу.

А, вот в чем дело!

Он понял, что они говорили о Генри Цу.

То, что они сказали, означало: после того как они Герреру пришибут 27-го, его подкинут в банду Генри Цу, чтоб все выглядело так, будто деньги Гамильтона украли узкоглазые из большой банды Желтого Листа.

«Ах, так!» – подумал Геррера и понял, что становится настоящим уроженцем здешних мест.

Глава 15

Воскресенье – это не день для отдыха.

Но и не день для усталости.

Джейми Боннем из департамента полиции Сиэттла пытался быть спокойным и любезным, но раздражение то и дело прорывалось. Он терпеть не мог, когда ему в воскресное утро так рано звонили домой. Зато у Кареллы уже было десять утра. К тому же дело его все еще было на нуле, и звонок Кареллы напомнил Боннему об этом мрачном факте.

– Да, – отрывисто сказал он в трубку, – мы разговаривали с парнишкой Жиллеттом. Кроме того, мы поговорили с еще одним ее другом. У вас тоже положено так работать?

– Да, – мягко сказал Карелла. – И как идет проверка?

– Мы все еще разрабатываем Жиллетта.

– В смысле?

– У него нет надежного алиби на ночь убийства. – И что же он говорит, где он был?

– Читал дома книгу. Вы знаете хоть кого-нибудь, кто бы в двадцать два года сидел дома и всю ночь читал? Эдди Жиллетт был дома и читал.

– Он живет один?

– С родителями.

– А где были они?

– В кино.

– Вы его спрашивали про новогоднюю ночь?

– Мы спрашивали их обоих, где они были в новогоднюю ночь. Если это связано с убийством ребенка в вашем городе...

– Возможно.

– Не все еще потеряно, Карелла. Мы не упускаем из виду никого из тех, кто был в ту ночь в Сиэттле. Но если кто-то нам говорит, что бродил в это время по восточному побережью...

– А что сказал Жиллетт?

– В то время он был в ваших краях.

– Здесь? – переспросил Карелла и ближе наклонился к микрофону.

– Он ездил к бабушке на праздники.

– Вы это проверили?

– Нет, я выходил пописать, – ответил Боннем. – Почему бы вам самим не проверить бабушку. Ее зовут Виктория Жиллетт. Она живет в Бестауне. У вас есть такое место – Бестаун?

– Да, у нас есть такой район, – подтвердил Карелла.

– Я разговаривал с ней по телефону, и она подтвердила рассказ Жиллетта.

– Что за рассказ?

– Что они вместе ходили в театр в новогоднюю ночь.

– Жиллетт и бабушка?

– Бабушке только шестьдесят два года. И живет она с дантистом. Все втроем они смотрели «Воскрешение...». Как это называется? Я не могу прочесть свои записи, ничего не вижу без очков.

Карелла ждал продолжения.

– В любом случае, – сказал Боннем, – дантист утверждает то же самое. Все втроем ходили смотреть, черт знает как это называется – «Чарли...», «Что-то Чарли...», – а потом вышли на улицу вместе с публикой и направились в отель «Элизабет», есть такой отель у вас?

– Есть такой отель, – вновь подтвердил Карелла. – Они были в зале «Релей», где бабушка и дантист танцевали, а Эдди пытался закадрить блондинку в красном. Так говорили Эдди, бабушка и дантист, которого зовут Артур Ротштейн. Мы не установили имени блондинки в красном, – сухо произнес Боннем, – потому что Жиллетта отшили.

– Где он был между часом сорока пятью и двумя тридцатью?

– Ухлестывал за блондинкой.

– Дантист и бабушка...

– Подтверждают, точно.

– А как насчет ее второго друга?

– Его зовут Харли Симпсон. Она встречалась с ним до того, как познакомилась с Жиллеттом. У него на ту ночь, когда ее убили, алиби длиною с милю. И в новогоднюю ночь он был здесь, в Сиэттле.

– М-м-м, – промычал Карелла.

– Вот так! – подытожил Боннем.

– А как воспринял все это старик?

– Он еще не знает, что она мертва. Его вовсю пичкают успокоительными, ему самому надо выкарабкаться.

– А есть кто-нибудь еще в семье? Другие сестры, братья?

– Нет. Миссис Чапмэн умерла двенадцать лет назад. Только две сестры. И конечно, муж. Муж Мелиссы. Если хотите, я могу поделиться догадкой, что они будут заниматься завещанием еще до конца этой недели.

– Он так плох, а?

– В лучшем случае это дело дней.

– Откуда вам известно о завещании?

– Вы знаете кого-нибудь из мультимиллионеров, кто бы не оставил завещания?

– Я вообще не знаю ни одного мультимиллионера, – ответил Карелла.

– А я знаю, что завещание есть, потому что разрабатываю здесь одну свою идею. Сказать вам правду, Карелла, я вовсе не думаю, что все это связано с вашим новогодним делом. Я считаю, что мы имеем два отдельных, независимых убийства. Полагаю, у вас уже достаточно большой стаж работы в полиции, чтобы знать о совпадениях...

– Да.

– Я тоже знаю о них. Поэтому, не забывая, что случилось у вас, я должен рассматривать наше дело как самостоятельное, вы меня понимаете? Я начал размышлять, что здесь главное – любовь или деньги. Вот ведь два основных мотива поведения на этой зеленой и грешной планете Земля. И задумался, а не составил ли старик завещание, поскольку у него был роман с молодой женщиной до того...

– О-о?

– ...да, до того, как он заболел. Ее зовут Салли Антуан. Симпатичная женщина, хозяйка Салона Красоты в центре. Тридцати одного года, ему – семьдесят восемь. Вас это тоже удивит, не так ли?

– Меня это удивляет, – согласился Карелла.

– Интересно узнать, вписана ли она в завещание старика? Если это завещание существует. И я начал выяснять.

– Что же оказалось?

– Мисс Антуан сказала мне, что она не имеет представления, есть ли она в завещании. "На самом деле, – сказала она, – я не вижу причины быть упомянутой в завещании". Но если в мою голову западает какая-то мысль, то я не могу ей позволить так легко улетучиться. Потому что, если эта мадам есть в завещании и если младшая дочь как-то узнала об этом...

– У-гу.

– ...тогда, может быть, она приехала сюда, чтобы заставить старика изменить завещание, пока он еще способен поставить свою подпись. Чтобы убрать из завещания эту шлюху. Хотя могу засвидетельствовать вам, Карелла, она – порядочная женщина. Разведена с мужем, двое детей, приехала из Лос-Анджелеса, много работает, чтоб удержаться на уровне. Вряд ли она могла бы дважды выстрелить в Джойс Чапмэн.

– Но вы в завещание заглядывали?

– Я же не мог спросить старика о завещании, – сухо ответил Боннем, – потому что он совершенно в отключке. Я обратился к его адвокату...

– Ну и что?

– Молодой парень, приступил к работе, когда Мелисса с мужем переехали на Восток. Вы знаете, до этого адвокатом Чапмэна был Хэммонд. Его взяли на работу вскоре после замужества Мелиссы. Небольшая семейственность, а? Она встретила Ричарда Хэммонда, когда тот вернулся из Вьетнама, служил в армии. А потом стало известно, что он стал адвокатом старика.

– Это он составлял завещание Чапмэна? – Хэммонд? Нет. И новый адвокат тоже не причастен к нему. Говорит, что еще не умеет составлять такие документы. Я думаю, осторожничает. Я спросил его, кто мог обладать нужными для этого знаниями? И он предложил, чтобы я побеседовал с одним стариком, живущим в нашем городе, по имени Джеффри Лайонс, который до этого был адвокатом Чапмэна и ушел в отставку как раз перед тем, как на эту должность заступил муж Мелиссы. Он сказал мне, что составлял новое завещание Чапмэна двенадцать, лет назад, да, сразу после смерти миссис Чапмэн. Но завещание предполагает особые отношения между адвокатом и его клиентом, и я не мог заставить его отказаться от профессиональной привилегии и разгласить тайну завещания.

– Он знает, что вы расследуете убийство?

– В общих чертах.

– У Чапмэна есть копия завещания?

– Да.

– Где?

– А где вы храните свое завещание, Карелла?

– В сейфе.

– Вот там же, как сказала мисс Огилви, старик Чапмэн держит свое. Я ходил в суд за ордером на вскрытие сейфа, но судья спросил, известно ли мне о содержании документа. Пришлось сказать: «Нет, поэтому я и хочу вскрыть сейф». Тогда он говорит: «Завещание поможет узнать возможную причину убийства?» Я ответил, что именно это и предстоит выяснить, на что он сказал: «Прошение отклоняется».

– Кто печатал завещание? – спросил Карелла.

– Что вы имеете в виду? Разве можно сейчас узнать, кто его печатал?

– Вам надо постараться разузнать это.

– Зачем?

– Машинистки, работающие у юристов, имеют цепкую память.

На линии воцарилось молчание. Боннем раздумывал.

– Отыскать секретаршу или еще кого-то, – наконец сказал он.

– Угу.

– Спросить ее, помнит ли она, что было в завещании.

– С этого и начать.

– И если она скажет, что в завещании есть имя Салли Антуан?

– Тогда надо снова встретиться с мисс Антуан.

– Вряд ли из всего этого что-нибудь получится.

– Как только старик умрет, а это, вы говорите, может произойти в любой день...

– В любой.

– ...тогда достоверность завещания поступит на юридическую экспертизу и оно станет достоянием гласности. А вам поможет расследовать убийство.

– Да, но, знаете, эта Антуан на Новый год была здесь, в Сиэттле, что, естественно, исключает всякую связь с вашим делом. Даже если она и вписана в завещание.

– Все-таки давайте узнаем, о чем говорится в завещании.

– Кстати, муж Мелиссы сейчас опять у вас на Востоке. Почему бы вам не спросить у него!

– У Хэммонда? Спросить о чем?

– Ну о том, что говорится в завещании.

– А откуда ему это знать?

– Может, он и не знает, но если уж мне крайне необходимо найти человека, который печатал завещание Бог знает сколько лет назад, то вам не самое сложное – поднять телефонную трубку.

Карелла улыбнулся.

– Дайте мне знать, как пойдут дела, – попросил он.

– Я позвоню, – сказал Боннем.

* * *

Иногда Геррера жалел, что его партнеры – не пуэрториканцы, но что делать? Реальная угроза его драгоценной жизни на этот раз воплотилась в двух китайцах, которые, что правда, то правда, не избили его и не подставили Генри Цу, а ведь 27-го декабря должно было случиться именно это. Вот почему, когда исторический день настал, Геррера вместе с деньгами за «пудру» исчез, а Зинг и Занг вернулись к Гамильтону со смущенными физиономиями и возвратили аванс.

Двадцать восьмого декабря, когда год был на исходе и в песочных часах перемещались последние песчинки, Геррера все еще сидел на этих чертовых деньгах, надеясь, что вечером они многократно умножатся. Он знал – быстро это можно было сделать только на наркотиках. Любой другой способ сделать из денег еще большие деньги годился только для тупиц. В наши дни в Америке золото на улице не валяется. В наши дни улицы усыпаны кокаином. Кокаин, новая американская мечта. Геррере иногда казалось, что это происки коммунистов. Но какое ему дело до таких вещей?

Двадцать восьмого декабря близнецы пришли рассказать ему, что они разнюхали за это время.

С опасностью для собственной жизни, сказали они.

– Осень опасна, – сказал Зинг.

– Хенни Шу исет тебя, стобы – ссссс. – И Занг провел пальцем по своему горлу.

– Тут сейчас или пан, или пропал, – хмыкнул Геррера. Близнецы заржали.

Странно, но когда братья Ба смеялись, они казались еще более зловещими.

В основном говорил Зинг. Его английский, если так можно было сказать, был немножко лучше, чем у младшего. Геррера внимательно слушал. Отчасти потому, что если слушать Зинга невнимательно, то можно вообще ничего не понять, а отчасти потому, что от его рассказа волосы дыбом вставали.

Речь шла о миллионной сделке.

– Миллиона, – сказал он.

Сто килограммов по десять тысяч за кило. Распродажа по сниженным ценам, ведь Цу покупал оптом.

– Сито кило, – сказал Зинг.

Груз прибудет автомобилем из Майами.

Двадцать третьего января.

– Плобовать там длугой пеледать длугой, – сказал Зинг.

– Что? – спросил Геррера.

– Плобовать там длугой пеледать длугой, – повторил Зинг.

Он показал Геррере листок бумаги, на котором по-английски каракулями было нацарапано несколько адресов.

– Плобовать, – сказал он, тыча пальцем в первый из них.

– Что? – переспросил Геррера.

– Плобовать.

– Что это значит?

Бурно жестикулируя, Зинг и его брат наконец донесли до Герреры смысл сообщения о том, что по первому адресу, нацарапанному на листке, находится квартира, где будет производиться проверка качества товара... – Пять кило, – сказал Зинг, показывая правую руку с растопыренными пальцами.

– Пять кило, – повторил Геррера.

– Холосо, холосо, – закивал Зинг.

– Будут пробовать и проверять в этом месте.

– Да, плобовать там.

– И если все в порядке, остальное передадут в другом месте, вот в этом, – показал он на второй адрес.

– Да, – сказал Зинг, – длугой пеледать длугой.

И гордо взглянул на своего брата, показывая ему, как выгодно знание второго языка.

– А там будут проверять только несколько пакетов наугад.

– Да, да, несиколько.

– А что, если на первой хате товар окажется дерьмом? – спросил Геррера.

Зинг объяснил, что в этом случае сделка считается несостоявшейся, и люди из Майами, и люди Цу расходятся в разные стороны, не тая зла друг на друга.

– Длуг на длуга, – повторил он, кивая.

– Но если все в порядке...

– Да, – кивнул Зинг.

– ...они отдают пять кило, а люди Цу платят пятьдесят тысяч.

– Пидисят тысясь, да.

– И они едут по другому адресу, проверяют наугад несколько пакетов и забирают остальной товар.

– Да, забилают остальное.

Геррера задумался.

Потом он сказал:

– Эти, из Майами... они – китайцы?

– Нет, нет, испансы, – сказал Зинг.

О чем Геррера догадывался с самого начала.

– Мне нужно знать, как с ними связаться, – сказал он, – и еще нужно знать все кодовые слова и пароли, которые они используют по телефону. Вы можете выяснить это для меня?

– Осень тлудна, – сказал Занг.

– Осень опасна, – сказал Зинг.

– А вы хотите полусить осень больсие деньги? – спросил Геррера.

Близнецы заржали. Геррера подумал, что если бы он мог купить эти первые пять килограммов, предназначенные для проверки...

Купить эти вшивые пять килограммов на деньги, которые он свистнул у Гамильтона...

Тогда он сможет сделать из чистого кокаина пятьдесят тысяч порций крэка...

По двадцать пять зеленых за порцию...

Господи! Это же миллион с четвертью!

Которыми он должен поделиться с узкоглазыми согласно уговору.

– Да, осень больсие деньги, могу посполить, – сказал, смеясь, Зинг.

– Давай поспорим, – согласился Геррера и улыбнулся им в свою очередь, как крокодил.

Сейчас – в полдень 22-го января – Геррера звонил в другой город. Едва набрав 305 – код района, – он почувствовал: игра началась. На этот звонок он поставил все свои деньги. То есть деньги Гамильтона, но кого это волнует.

Тот, кто ответил ему, был колумбийцем.

Двое мужчин говорили только по-испански.

– Четыре-семь-один, – сказал Геррера. Кодовые числа, которые раздобыли ему братья Ба. Китайские волшебники.

– Восемь-три-шесть, – сказал мужчина.

Отзыв.

Все, как в шпионских фильмах.

– Изменения на завтра, – сказал Геррера.

– Они уже в пути.

– Но ты можешь с ними связаться.

– Да.

– Тогда скажи им.

– Что изменилось?

– Проверка. По новому адресу.

– Почему?

– Спалили.

– Диктуй.

– Семьсот пять по Ист-Редмонд. Квартира тридцать четыре.

– О'кей.

– Повтори.

Мужчина повторил.

– До завтра, – сказал Геррера. – А дальше? – спросил мужчина.

– Дальше? – переспросил Геррера и мгновенно понял, что чуть все не провалил, забыв сказать кодовые слова для окончания разговора.

– Три-три-один, – выпалил он.

– Привет! – сказал мужчина и повесил трубку.

* * *

Магазин Ковбоя по воскресеньям был закрыт, поэтому он встретился с Клингом в маленькой закусочной на Мейсон-авеню. В четверть второго в этом местечке еще было полным-полно шлюх, которые пока не разбрелись по домам. Паласио и Клинг – интересные мужчины, но ни одна из них даже не взглянула в их сторону. Паласио сгорал от нетерпения поскорей покончить с делами. Ему не хотелось портить себе воскресенье всем этим дерьмом. Кроме того, его вовсе не удовлетворяли результаты работы.

– Нет завтра никакого судна, – сказал он Клингу, – тем более с наркотиками. Ты говоришь, из Колумбии?

– Так мне сказали.

– Зарегистрировано где-то в Скандинавии?

– Да.

– Ни фига, – сказал Паласио. – Я поговорил кое с кем в порту, там сейчас вообще тишина.

И не только с наркотиками, но и с бананами, грейпфрутами и автомобилями тоже. Люди говорят, что вот-вот начнется забастовка. Пароходы стоят на приколе. Боятся выходить в море. Вернешься, а тебя некому будет разгружать.

– Этот должен прийти порожняком.

– Да, ты говорил, сто килограммов. На миллион зеленых. Предназначен для какого-то посса с Ямайки.

– Так мне сказали.

– А кто тебе это сказал? Не Геррера? Между прочим, вот его я знаю, где найти.

– Знаешь? – Клинг очень сильно удивился.

– Он тут спутался с телкой по имени Консуэла Диего, она из наших.

– Она – коп?

– Нет, она работает на коммутаторе девятьсот одиннадцать, отвечает на звонки. Гражданская служба. Раньше работала в массажном салоне. Они переехали на другую квартиру дня два назад. – Ты знаешь точный адрес?

– Вот, возьми, я написал его для тебя. Выучи его наизусть, а потом проглоти.

Клинг посмотрел на него. Паласио ухмылялся. Он протянул Клингу листок бумаги с нацарапанным на нем адресом и номером квартиры. Клинг взглянул на листок, сложил его и сунул в кармашек на обложке своей записной книжки.

– Ты как считаешь, этот парень в порядке? – спросил Паласио.

– Начинаю думать, что не очень.

– Похоже, с ним что-то неладное. Тебе так не кажется?

– Например?

– Ты говоришь, что этот груз для ребят с Ямайки, а?

– Так он мне сказал.

– Это сто-то килограммов?

– Да.

– И ты веришь?

– Что ты имеешь в виду?

– Эти парни никогда не занимаются такими крупными сделками. Они берут понемногу, но часто. Килограмм там, килограмм тут, но каждый день. С каждого килограмма они получают десять тысяч порций крэка. По двадцать пять долларов за порцию. Это четверть миллиона зеленых. Обрати внимание, что килограмм обходится им в пятнадцать тысяч, они снимают с этого дела две тысячи процентов прибыли. Ты все еще хочешь быть полицейским, когда подрастешь?

Паласио снова ухмыльнулся.

– Вот я и говорю, что ямайцы редко покупают даже по пять килограммов, это уже крупная сделка для них. Но сотню килограммов, да еще по морю, а не из Майами? Говорю тебе, эта история попахивает дерьмом.

Вот почему Клингу нравилось слушать то, чего не узнаешь из полицейских сводок.

* * *

Генри Цу начинал думать, что Юан Кай Шео далеко пойдет в этом деле. При условии, что все в его рассказе – правда. Есть старая китайская пословица, которую на английский можно перевести так: «Даже хорошая новость – это плохая новость, если она неправда». В это воскресенье Юан принес много хороших вестей, но не вранье ли они?Во-первых, он сообщил, что посс Гамильтона называется «Тринити», то есть «Троица».

– "Тринити"? – переспросил Генри. Это название казалось необычным для банды, даже для ямайской банды. Он знал, что были поссы, которые назывались «Собака», «Джунгли» и даже «Нежный Алтей». Но «Тринити»?

– Насколько я понял, – сказал Юан, – это по названию деревушки Тринити, недалеко от Кингстона. На Ямайке, конечно.

– Тринити, – повторил Генри.

– Да. Еще и потому, что они начинали втроем. Я так думаю. Святая Троица.

Генри ничего не знал о Святой Троице.

И не хотел знать.

– Гамильтон был одним из этих трех? – спросил он.

– Нет, Гамильтон пришел позднее. Первых трех он кончил. Сейчас командует, но у него есть советник, парень по имени Исаак Уолкер. Он тоже убил кое-кого в Хьюстоне. Похоже, что они оба – большие скоты.

Генри пожал плечами. Из личного опыта он знал, что никто не может быть такой сволочью, как китайцы. Он размышлял над тем, пробовал ли когда-нибудь хоть Гамильтон, хоть Уолкер макать заостренную бамбуковую палочку в дерьмо и загонять ее под ногти главаря банды соперника. Стрелять в людей – не есть признак жестокости. Жестокость – это когда получаешь наслаждение от боли и страданий других.

– Что насчет Герреры? – спросил он. Он уже устал слушать о поссе Гамильтона с его смешным названием.

– Вот потому я и рассказываю тебе о «Тринити», – сказал Юан.

– Не понял.

– Геррера тут ни при чем.

– Ты имеешь в виду посс?

– Этого я не знаю.

– Тогда скажи, что ты знаешь, – нетерпеливо сказал Генри.

– Я знаю, что не Геррера распространяет слух. Точно не он. Он тут ни при чем.

– Тогда кто отвечает за это? – нахмурившись, спросил Генри.

– "Тринити". – Посс Гамильтона?

– Да.

– Разносит по всем углам, что мы поймали Герреру и забрали у него пятьдесят тысяч долларов?

– Да.

– А зачем?

– Я не знаю, зачем, – сказал Юан.

– Ты уверен, что это правда?

– Абсолютно. Потому что я говорил с разными людьми, Которые в курсе событий.

– С какими людьми?

– Здесь, в китайской общине.

Генри знал, что он не имеет в виду легальных бизнесменов китайской общины. Он говорил о таких китайцах, которые занимались тем же, что и Генри. И если он утверждает, что кое-кто из этих людей...

– Кто их вводил в курс? – спросил он.

– Люди из «Тринити». И сказали, что мы украли...

– Украли полсотни. У посса. Которые вез им курьер. Геррера.

– Со сколькими людьми ты говорил?

– Примерно с шестью.

– И люди Гамильтона приходили к каждому из них?

– К каждому.

– Зачем? – снова спросил Генри.

– Я не знаю, – сказал Юан.

– Тогда выясни это, – сказал Генри, хлопнул его по плечу и повел к двери. У дверей он залез в карман, достал зажим для денег с пачкой стодолларовых купюр, извлек оттуда пять банкнот и сказал, протягивая их Юану:

– Пойди купи что-нибудь из одежды.

Оставшись один, Генри прошел в кабинет, обставленный лакированной мебелью красного дерева с медной фурнитурой, опустил перед дверью внутренние жалюзи, достал бутылку джина Танкрей и налил себе добрую порцию в бокал с кубиком льда. Он уселся в удобное кресло, обтянутое красным в тон цвету дерева, включил торшер с абажуром из красного шелка и расслабился, потягивая джин. В Китае красный – это цвет удачи.

Почему на него клевещут?

Почему говорят, что он украл то, чего он не крал? Почему?

Единственной возможной причиной, по его мнению, был груз, который придет из Майами завтра вечером.

Сто килограммов кокаина.

За который он заплатит миллион долларов.

Наличными, конечно. В наркобизнесе как-то не принято расплачиваться банковским чеком.

Неужели посс Гамильтона положил глаз на этот груз? «Тринити», что за смешное название? Но зачем обкладывать Генри?

Допустим, что события будут развиваться по наихудшему сценарию, и ямайцы захватят груз, предназначенный для китайской группировки. Зачем же распускать слух, что Генри украл вонючие пятьдесят тысяч долларов?

И вдруг он догадался.

Ямайцы.

И китайцы.

Если бы Гамильтон планировал наложить лапу на груз, предназначенной другой ямайской группе, например, поссу «Бентон» или «Дюнкеркским Ребятам» – оба были гораздо круче, чем этот его дерьмовый «Тринити», – он бы это сделал без всяких экивоков. Раздаешь своим людям «Узи» или АК-47 и наезжаешь на этих с «Томпсонами», ямайцы против ямайцев, око за око, победитель получает все.

Но Генри был китаец.

Его банда была китайской.

И если ямайцы Гамильтона начнут наступать на китайские ботинки, один Будда знает, какой переполох начнется в городе.

Все преступники у всех народов признают ответные меры.

На всех языках.

Если бы Генри действительно украл пятьдесят тысяч у посса Гамильтона, то Гамильтон имел бы полное право предпринять ответные шаги.

Пятьдесят тысяч плюс возмещение морального ущерба.

Это моральное возмещение должно было быть чертовски большим, если принять во внимание, что груз из Майами стоил миллион, да и честь у преступников стоила дорого.

Вот откуда взялось все это дерьмо, которое разносили по городу.

Гамильтон искал оправдания на будущее: Цу обокрал меня, а сейчас я потреплю его. Так вот что ты думаешь, подумал Генри, и, потянувшись к телефону, он набрал тот же самый номер в Майами, куда пятью часами раньше звонил Геррера.

* * *

Когда воскресным вечером они пришли к Анджеле Квист, было уже темно. Девушка весь день репетировала роль, и сейчас чувствовала себя опустошенной.

Ей очень хотелось бы перенести разговор на утро, так как все, о чем она мечтала сейчас, – это было поужинать, посмотреть телевизор и упасть в постель.

– Мы не отнимем много времени, – сказал Карелла. – Просто хотим проверить, действовала ли полиция в Сиэттле как положено.

Анджела тяжело вздохнула.

– Честное слово, – сказал Мейер, – всего несколько вопросов.

Она снова вздохнула. Ее волосы медового цвета были растрепаны, сапфировые глаза казались тусклыми. Она сидела на кушетке под репродукцией Пикассо. Детективы остались стоять. В квартире было достаточно холодно для того, чтобы не снимать пальто.

– Джойс когда-либо говорила вам о женщине по имени Салли Антуан? – спросил Карелла.

– Нет, по-моему, нет. А в чем дело?

– Никогда не говорила, что ее отец встречался с женщиной? Просто с какой-нибудь женщиной? – спросил Карелла.

– Я не могу припомнить, чтобы она когда-нибудь такое говорила.

– Она когда-либо упоминала о завещании своего отца?

– Нет.

– Когда Джойс уезжала в Сиэттл, она говорила, зачем туда едет?

– Да, ее отец был очень болен. Она боялась, что он может умереть до того, как она увидит его. – Анджела взглянула на них, ее глаза снова загорелись. – Почему бы вам не спросить обо всем этом у самой Джойс?

И они поняли, что забыли сказать ей главное.

Она ничего не знала.

– Мисс Квист, – мягко сказал Карелла. – Джойс мертва. Она была убита в ночь на прошлый понедельник. – Вот дерьмо! – сказала Анджела.

И опустила голову.

Она сидела на кушетке под репродукцией Пикассо, опустив голову.

Кивая.

Ничего не говоря.

Наконец тяжело вздохнула и посмотрела на них.

– Тот же самый человек? – спросила она.

– Мы не знаем.

– Знаем, что парень.

Она снова замолчала.