Текст книги "Три слепых мышонка"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Мои условия таковы, – подытожила она. – Вы признаете вашего клиента виновным в…

– Я не хочу даже вас слушать.

– Перестаньте, Мэтью, – попыталась она улыбнуться. – Хотя бы выслушайте меня, я ведь по дороге сюда попала под дождь.

– Такое впечатление, что дождь ходит за вами следом.

– Что делать, мне не везет. Так что вы скажете?

Она широко распахнула свои голубые глаза. Сама Мисс Невинность.

– Если я сейчас выслушаю вас, то вынужден буду сообщить о нашем разговоре своему клиенту.

– Вы обязаны будете сообщить ему, что я готова на сделку.

Мэтью взглянул на нее.

– Ну, что ж, послушаем, – решил он.

– Вы признаете его виновным в трех убийствах, а мы добиваемся смягчения приговора.

– А что это дает моему подзащитному?

– Ваш клиент остается в живых и выходит после отсидки через двадцать пять лет.

– Не забудьте помножить на три, – добавил Мэтью.

– Боже мой, – воскликнула она. – Ведь все дела выделили в отдельные разбирательства?

Святая невинность, неужели она только что об этом узнала!

– А что нам стоит сделать оговорку, что срок будет определен по совокупности преступлений, – улыбаясь, произнесла Патрисия.

– Интересно.

– Стивен Лидз освободится через двадцать пять лет, верно? Разве это плохо, Мэтью?

– А с какой стати судья пойдет на смягчение приговора?

– Я, как помощник прокурора, буду ходатайствовать перед судом о смягчении приговора, сошлюсь на смягчающие обстоятельства, на то, что это первая судимость. Сделаю акцент на том, что преступление было совершено под влиянием крайнего душевного и эмоционального расстройства… У меня это получится, адвокат.

– Возможно, – сказал Мэтью.

– Я приложу все усилия, поверьте мне.

– Н-да.

– Я сильная, Мэтью.

– И чрезвычайно скромная.

– Обсудите этот вопрос со своим клиентом, хорошо?

– Относительно вашей силы?

– Нет, то, что я предлагаю ему шанс выйти из тюрьмы.

– Стариком?

– Стариком предпочтительнее, чем мертвецом.

– В том случае, если он виновен, – сухо произнес Мэтью.

Этот вечер Мэтью Хоуп застал Стивена Лидза за ужином. Тюремный ужин приходился на половину шестого. Отбой объявляли в девять.

– Тяжелее всего переносить распорядок дня, – пожаловался Лидз. Он размазывал на тарелке какое-то вязкое блюдо. – Раз уж в тюрьме нечем занять подследственных, то хотя бы разрешали позже ложиться и вставать не так рано. Но нет, они соблюдают режим. В девять отключают свет, а в шесть утра ты должен быть на ногах. У нас на ферме в такую рань поднимаются одни рабочие. Ну, а что вы об этом скажете?

Он приподнял вилку над тарелкой.

На вилке болталось нечто зеленое, можно было предположить, что это шпинат.

– Один заключенный, он всю жизнь провел в тюрьме, – сердито произнес Лидз, – рассказывал, что каждая порция готовится из расчета три доллара шестьдесят пять центов. Это отпускается из городских средств. Что в наше время такие деньги? Полюбуйтесь-ка. – Он опустил вилку, пища расплылась на тарелке подобно медузе.

– Вчера у меня был брокер, – продолжал Лидз. – Раньше я заглядывал к нему ежедневно, теперь он навещает меня. Разница в том, что я доступен лишь в часы посещений, то есть с утра один час до полудня и после обеда с трех до четырех. Чертов режим. У вас, как у адвоката, свободное посещение. Обычно Берни заглядывает до обеда. Обед еще куда ни шло, можно проглотить. Они получают его из Макдональдса, а гамбургеры или жареный картофель надо постараться испортить. Завтрак тоже терпимый. Но определить ужин слов не хватает. – Он в раздражении дернул головой.

Мэтью принялся изучать содержимое тарелки.

Ему показалось, что у Лидза в руках ржавая вилка.

– Да ладно, оставим это. Я о Берни говорил. Мы каждый день обсуждаем с ним разные бумаги и наши дела, – продолжал Лидз. – Но разве эти посещения можно сравнить с тем, когда я заглядывал к нему часа в два или в половине третьего! Он приходит, рассказывает мне о фирме «Моторола», которая поставляет японским производителям машин радиотелефоны, а я прикидываю, выпадет ли мне еще хоть раз позвонить по радиотелефону. Я в своем «кадиллаке» установил такой телефон. Однажды ночью я застрял на шоссе около Ананбурга, спустилась шина, а кругом ни души, гаражи закрыты, телефонных будок и в помине нет. В ту ночь я и решился оснастить машину телефоном. Так вот, Берни рассказывает мне о радиотелефонах, а я думаю, смогу ли позвонить домой, сидя на электрическом стуле.

– Вы избежите электрического стула, – уверенно сказал Мэтью.

Настал подходящий момент, чтобы передать ему предложение Патрисии Демминг, но он не стал прерывать разговорившегося клиента. В такие минуты человек, бывает, вспомнит какую-либо существенную деталь, которая раньше оставалась без внимания, и это может помочь в почти безнадежной ситуации. Мэтью надеялся, что сейчас Лидз вспомнит нечто важное. Мэтью внимательно слушал рассуждения Лидза. Бенни Фрейд учил его этому. Они не всегда были непримиримыми оппонентами.

– Я стал многое забывать, – грустно вздохнул Лидз. – Особенно свою прежнюю жизнь. Реальное течение жизни заменилось режимом: подъем в шесть, перекличка в шесть десять, душ в четверть седьмого, завтрак в семь, прогулка в восемь, и так весь день. В памяти стираются важные вещи, обыденные обстоятельства. Я уже три дня забываю напомнить Джесси, что мой «кадиллак» готов. Его пообещали отремонтировать к утру понедельника, а сейчас уже вечер среды. Надо бы сказать Джесси, чтобы или она сама, или Нэд забрали машину из мастерской. Не хотелось бы, чтобы ее ненароком задели или сняли какие-нибудь детали. Такое в Калузе случается, наркотики заполонили общество, а где наркотики – там и преступления. Кто бы мог предположить, что мы доживем до такой жизни? Где наша добропорядочная Америка? Мне стыдно и хочется плакать.

Он замолчал.

Похоже было, что он и вправду может расплакаться.

«Приложи все усилия, чтобы разговорить их, – советовал Мэтью Бенни Фрейд. – После паузы подкинь новую тему».

– Сегодня утром Стаббс прослушал запись, – предпринял адвокат новую попытку. – Он уверен, что ему в ту ночь звонил другой человек, это повышает наши шансы доказать, что некто посторонний воспользовался в ночь убийства вашей лодкой.

– Разве это спасет меня от электрического стула?! – Лидз был на грани срыва.

Мэтью изо всех сил старался поддержать разговор, ухватиться за призрачную нить, которая позволила бы распутать клубок событий.

– Кому известна стоянка вашей лодки? – спросил он.

– Десяткам людей.

– Расскажите мне о них.

– Все мои друзья знают об этом, – ответил Лидз. – Многие выходили вместе с нами в море. Но они не станут подводить меня под убийство.

– Откуда такая уверенность?

– Если человек не может доверять своим друзьям, значит, это не друзья.

– И тем не менее, будьте добры, прямо сейчас набросайте имена тех, кого вы брали в море, кто был в курсе ваших дел.

– Хорошо, – обреченно произнес Лидз. По всей видимости, его охватило полное отчаяние; вероятно, он считал все усилия адвоката бесполезной затеей.

– Мой помощник сообщил, что проникнуть в ваш дом можно даже с помощью консервного ножа. Собственно, даже нож – лишнее. Вы уверены, что в ночь убийства входные двери были закрыты?

– Не уверен.

Его голос выдавал абсолютную безнадежность. Казалось, что он мысленно ощущал себя привязанным к электрическому стулу, около которого стоял человек в черном облачении и колпаке с прорезями для глаз в ожидании, когда можно будет захлопнуть дверь и включить рубильник.

– Вы обычно запираете двери на ночь? – спросил Мэтью.

– Не всегда, – ответил Лидз. – Мы живем в стороне от города, там не страшно. И потом, Нэд спит во флигеле около дороги, если что, он бы услышал…

– Нэд?

– Брат Джесси. Наш управляющий. Нэд Уивер.

– Ваш управляющий?..

– Да, мой шурин. Девичья фамилия моей жены – Уивер. Джессика Уивер. Нэд работает у нас с…

Он сделал небольшую паузу. Мэтью и внимания бы не обратил на это, но он слишком напряженно слушал Лидза.

– …прошлого лета, – закончил Лидз.

Мэтью внимательно поглядел на него.

Лидз поднял голову.

«Что-то тут не так», – решил Мэтью.

– Значит, вы не закрываете двери, потому что во флигеле живет брат вашей жены? – спросил он.

– Он крепкий парень, – сказал Лидз.

– Где расположен флигель?

– Почти у дороги.

– Это далеко?

– Ярдов двести-триста.

– Следовательно, при желании кто-нибудь мог проникнуть в дом через незапертые двери? Нэд вряд ли бы услышал, верно? И Нэд мог ничего не услышать.

– Вполне вероятно. Но разве такое можно предугадать, я имею в виду вторжение…

– Давайте выразимся точнее: совсем не трудно войти в открытую дверь.

– Да, конечно, но у загородной жизни свои законы.

– Вы правы, мистер Лидз. Скажите, пожалуйста, вы не могли отдать ключи от «кадиллака» ремонтникам?

– Да, я оставлял.

– Вы отдали им всю связку?

– Конечно.

– А ключи от дома могли оказаться в этой связке?

– Скорее всего да.

– Значит, ключи от дома оказались в гараже?

– Ну… да. Я чиню там машину с незапамятных времен, у меня нет причин им не доверять.

– И ключи от дома доверяете?

– Я уверен, что Джимми не держит ключи на видном месте. Я видел у него на стене закрытый сейф.

– Джимми?..

– Джимми Фаррелл. Владелец гаража.

– Как называется гараж?

– «Силверкрест Шелл». Это по шоссе Трейл.

– А не могли в этой связке оказаться какие-либо другие ключи?

– Мне кажется, там были ключи от машины Джесси.

Мэтью вновь внимательно посмотрел на него.

– У меня на брелке тугое кольцо, очень трудно снимаются ключи, – ответил Лидз.

Мэтью продолжал его изучать.

– Это действительно так.

– Что мы имеем, – подытожил Мэтью. – Получается, что кто-то мог позаимствовать ваши ключи из гаража…

– Нет, я уверен, что Джимми запирает ключи в сейф.

– Однако гипотетически ключи могли оказаться в чужих руках и преступник мог свободно отомкнуть дверь…

– Я думаю, что да…

– …он также мог позаимствовать машину вашей жены.

– В принципе, да.

– Кто-нибудь знал о вашем намерении отвести машину в мастерскую?

– Трудно сказать. Вероятно, я говорил об этом…

– Друзьям?

– Да, наверное…

– Мне нужен список ваших друзей, мистер Лидз, тех, кто был в курсе ваших дел.

– На ферме все знали, что «кадиллака» нет в гараже. Но вряд ли кто-нибудь располагал сведениями, в какую мастерскую я его отвез.

– Надеюсь, ключи от лодки были не в другой связке?

– Конечно, конечно.

– Я так и решил. Какие у вас ключи? С нетонущим брелком?

– Да, в форме буйка…

– Он полый внутри?

– Да.

– Внутрь можно упрятать регистрационный номерок?

– Да. Он у меня красно-белый.

– А у меня бело-зеленый. Где вы держите ключ, мистер Лидз?

– У себя в кабинете, на ферме.

– Где расположен кабинет?

– Неподалеку от входной двери, две ступеньки ведут вниз, там мой кабинет.

– И ключи у вас всегда на одном месте?

– Рядом с дверью, ведущей в гараж, я вбил в стену медный крючок, на который мы и вешаем ключи от машин и от лодки.

– У вас был дубликат ключа от лодки?

– Один.

– Где вы его держали?

– На лодочной станции. Мало ли что…

– Других дубликатов не было? Только два ключа, у вас в кабинете и на лодочной станции?

– Да.

– Вы не могли бы припомнить, куда повесили ключ после того, как вернулись с прогулки, на обычное место?

– Да.

– Как вы думаете, он еще там?

– Понятия не имею. Меня арестовали на следующее утро.

– Джессика мне покажет, где искать ключ, если я обращусь к ней?

– Ну конечно. Он на стене.

– Кто еще знает о том крючке?

– Ну вы же понимаете…

– Что именно?

– Мы с друзьями собирались у нас на ферме, прежде чем выйти в море.

– Ну и…

– В самом конце приготовлений я снимал ключ со стены. Многие это видели. Чего тут скрывать? Тоже мне секрет – ключи от лодки. – Лидз подернул плечами. – Разве такое наперед предугадаешь?

– Не предугадаешь, – согласился Мэтью.

Заранее трудно представить, что будешь замешан в деле об убийстве, подумал Мэтью. Лишь впоследствии обретут важность такие детали, как ключи от дома и от красного «масерати». Только когда начинаешь прокручивать события назад, понимаешь, сколько людей могли проникнуть в дом, открытый, как Мексиканский залив. Что чужак вполне мог прихватить ключи от лодки и машины. В принципе, любой мог поехать на лодочную станцию на красном «масерати», который видел на причале Стаббс. Кто угодно. Иными словами, кто угодно – значит, никто.

Мэтью тяжело вздохнул.

– Мистер Лидз, – произнес он. – Ко мне обратилась Патрисия Демминг…

– Кто такая Патрисия Демминг?

– Помощник прокурора.

– Ах да.

– Она предлагает сделку, – продолжал Мэтью. – Я обязан поставить вас в известность.

Лидз молча кивнул.

– Вы возьмете на себя три убийства…

– Я никого не убивал, – спокойно возразил Лидз.

– Вы признаете себя виновным в трех убийствах, вам дают по совокупности один срок, и мы подаем прошение о смягчении приговора.

– Что это такое?

– В случае согласия судья приговорит вас к пожизненному заключению.

– Но я же их не убивал.

– Вы освободитесь через двадцать пять лет.

– Мне будет шестьдесят шесть лет.

– Зато вы останетесь в живых.

– Господи, я не убийца.

– Что мне ей ответить?

– Посоветуйте, чтобы убиралась ко всем чертям.

– Это я и хотел от вас услышать, – сказал Мэтью. – Спасибо.

Мэтью подошел к таксофону возле здания управления общественной безопасности и по памяти набрал номер прокуратуры, попросив к телефону Патрисию Демминг. Она подошла довольно быстро.

– Привет, – произнес приятный голос.

– Алло, Патрисия, – сказал он. – Я только что разговаривал с моим клиентом.

– И что же?

– Он просил вам передать, что никого не убивал. Он отказывается от сделки с вами.

– Жаль, он поступает опрометчиво, – погрустнела она.

Казалось, она искренне опечалена.

– Дело не в том, что он отказался. Он абсолютно уверен в своей невиновности. Он не убивал вьетнамцев.

– У нас сложилось противоположное мнение, – изменила тон Патрисия.

– Суды как раз и существуют для выяснения истины, – не стал выходить из себя Мэтью.

– Ну, что же, это выяснили, – сказала Патрисия неожиданно севшим голосом. – Вам придется доказать это в суде.

– Постойте, вы переворачиваете все с ног на голову. Мне казалось, что ваша обязанность представить доказательства…

– Я постараюсь вам угодить, – съязвила она. – Всего доброго, Мэтью.

В трубке щелкнуло. Мэтью посмотрел на часы. На толстом металлическом шнуре в пластиковой оболочке – даже странно, что в наше время повсеместного и бессмысленного вандализма он сохранился – висел телефонный справочник. Мэтью полистал его и отыскал номер мастерской «Силверкрест Шелл», опустил двадцать пять центов и взял трубку. Молодой голос сообщил ему, что Джимми Фаррелла уже не будет. Мэтью назвался и пообещал позвонить завтра.

Он полистал справочник и полез в карман за другим двадцатипятицентовиком.

Он колебался.

Какого черта, подумал он, и набрал номер.

Старик имел обыкновение прогуливаться после ужина. Он съедал свой рис, овощи, рыбу, а потом брел вдоль насыпи. Он с опаской глядел в сторону гор. Он находился в Калузе, штат Флорида, а ближайшие горы располагались в Северной Каролине. Зато воды было вдоволь. Если отойти от «Малой Азии» на полтора квартала, свернуть налево к улице US-41, пройдя по ней до поворота на Мемориальные Сады, и пройти на север, то оттуда открывался восхитительный вид на Калузскую бухту. Повсюду водная гладь, тут и там островки, у берега в стапелях и в заливе множество лодок и яхт, отблеск угасающего солнца красит небо и облака в багровый цвет, – от такой красоты щемит сердце.

Старик должен был умереть.

Сегодня вечером.

– Честно говоря, я рада, что вы позвонили, – сказала Май Чим.

– А я рад, что вы уделили мне время, – искренне произнес Мэтью.

– О, я никогда не бываю занята, – улыбнулась она.

Они сидели за столиком на лодочной станции «Марина Лу», в четырех-пяти кварталах от улицы US-41, по которой, заложив руки за спину, шагал Тринх Манг Дук, он мечтательно улыбался, глядя на залив. Перед взором Мэтью и Май Чим открывался тот же пейзаж, которым любовался старик, кусочек городского парка, залив в мягких тонах уходящего солнца и снующие по воде лодки. Солнце минуту назад закатилось за рукотворный остров Фламинго, самый дальний отсюда. Полчаса спустя залив окажется во власти ночи.

Партнер Фрэнк непременно назвал бы хлопчатобумажные брюки и рубашку, которые были в этот день на Мэтью, обносками «третьего мира». Но Мэтью считал, что эта легкая одежда из Гватемалы, Кореи, Малайзии и Тайваня, завезенная в магазинчик неподалеку от арендуемого им дома, как нельзя лучше подходила для жаркой погоды. Тем более что рубашка подобного фасона обладала немаловажным преимуществом: она идеально скрывала те лишние десять фунтов, которые Мэтью набрал, чревоугодничая в Венеции, Риме и Флоренции. Правда, сегодня весы его порадовали: он сбросил два лишних фунта и недели через две надеялся прийти в норму, но чтобы не искушаться, он заказал себе на ужин гриль из рыбы – минимальное содержание холестерина, жира и калорий.

Май Чим занялась бифштексом, размером не уступающим ее родине. Она была одета в бледно-голубую блузку с глубоким вырезом поверх розовой юбки, на ногах у нее были белые сандалии. Ее распущенные длинные иссиня-черные волосы мягко обрамляли лицо. В ушах позвякивали серебряные сережки. Правое ее запястье было перехвачено массивным серебряным браслетом. Она сочетала в себе черты американки и азиатки. И была просто красавицей. Единственное, что не переставало изумлять Мэтью, так это ее здоровый аппетит, более подходящий водителю грузовика, однако при этом ей удавалось счастливо сохранять стройность. Мэтью засомневался в том, что она вообще ест в интервалах между их встречами, его поразила фраза, что она никогда не бывает занятой. Такая красивая женщина?

– Я потратила массу времени, пока не научилась пользоваться ножом и вилкой, – она прервалась на секунду, – теперь же довольно успешно пользуюсь обретенными знаниями, вы не находите?

Она явно имела в виду свой непомерный аппетит. Он вдруг задумался, уж не голодала ли она во Вьетнаме или позже.

– Мне кажется, я похожа на свинью, – весело произнесла она, отправляя в рот очередную порцию бифштекса. Прожевав, добавила: – Я как раз собиралась позвонить вам.

– Да? – удивился Мэтью. – Зачем?

– Чтобы дать вам урок вьетнамского, – загадочно улыбнулась она.

Старик почти подобрался к нему, рано или поздно он вспомнит номер машины, и кто-нибудь может догадаться, что на самом деле видел старик.

В его планы это никак не входило.

Он предполагал незаметно забрать машину от ресторана «Скандалисты», доехать до «Малой Азии», оставить ее под деревом и, облачившись в желтую куртку и нацепив кепку, убить тех троих. Никто не должен был заметить машину. В памяти должна была остаться куртка и кепка. Ему следовало пробраться в дом, перерезать им глотки, спите, мальчики, спокойно, вырвать глаза, отрезать члены. Прямо кровь стынет в жилах от ужаса!

Но старик запомнил номер машины.

Пусть вьетнамец ошибся, напутав с цифрами, но ошибка была не столь велика. Старик сам определил свою участь, его придется убрать. В этом деле не должно быть свидетелей, вдруг возникших номеров машин, определенных следов, по которым можно выйти на него. Старик станет посланником в царство мертвых, кто-то должен передать привет новопреставленным.

Он зашел на лодочную станцию.

Сумерки сгущались.

Остается ждать.

Скоро наступит темнота.

– Помните, я говорила вам о диакритических знаках? – управившись с едой, произнесла Май Чим.

– Да. Седилль и умляут.

– Я заглянула в словарь, это синонимы.

– Конечно.

– Вы мне говорили. Я решила познакомить вас с вьетнамским алфавитом, с некоторыми значками, которые станут понятнее, если их увидишь на бумаге. Я сделала копию алфавита из старого учебника по грамматике, это я и намеревалась сказать по телефону. Может, взглянете? – улыбнулась Май Чим.

Она как-то не очень естественно произнесла последнюю фразу.

Разумеется, он согласился.

Она отложила столовые приборы и потянулась за сумочкой, висевшей на спинке стула. Вынула из сумки сложенный вчетверо листок, развернула его и протянула ему со словами:

– У нас ксерокс на работе.

Буквы чужого языка выглядели очень странно, хотя внешне походили на английские. Может быть, их искажали разные значки и крючочки.

– Это не весь алфавит, – сказала она. – Есть обозначения для тональности. Если хотите, я их воспроизведу, но они слишком напоминают следы куриных лапок. Я не зря упоминала, что вьетнамский язык очень сложен. Одних значков – миллион. Ну, это я преувеличиваю, но достаточно. Можете оставить листок себе.

– Спасибо. – Адвокат положил листок в нагрудный карман.

– Вам пригодится для путешествия в Сайгон, – хитро подмигнула она, давая понять, сколь нескоро он сможет осуществить подобную акцию. Покончив с делом, она вновь обратилась к трапезе, отрезала кусочек мяса и уже было собралась отправить его в рот, как вдруг ее одолел интерес:

– Как вам рыба?

И этот вопрос прозвучал не совсем обычно, как-то чужеродно. Под стать ее экзотической внешности.

– Так себе, – ухмыльнулся Мэтью. – Мой партнер вообще считает, что во всей Флориде не отыщешь хорошей рыбы. За уловом приходится выходить далеко в море, и рыба портится, так утверждает знаток.

– Я прекратила есть рыбу, – сообщила Май Чим. – Во Вьетнаме мы все время ели рыбу, а здесь она некачественная. В этом ваш партнер прав.

– По-моему, тоже. Но не стоит ему об этом говорить.

– Вы довольны своим партнером?

– Да, очень.

– А он женат?

– Да.

– Он счастлив в браке?

– Можно сказать, что они с женой стремятся к этому.

– А вы с женой были счастливы?

– Скорее нет.

– Поэтому вы и развелись?

– Все гораздо сложнее.

– Наверняка тут замешана другая женщина.

– Да.

– А сейчас у вас есть подруга?

– Нет, ничего постоянного.

– Что-нибудь мимолетное?

– Есть женщины, с которыми мне приятно проводить время.

Она покончила с едой и аккуратно положила нож с вилкой на тарелку, вероятно, кто-то подсказал ей, что так принято. Она потягивала пиво и наблюдала, как багровеет небо над заливом. Скоро солнце опустится в море и стемнеет. Ему показалось, что пауза слишком затянулась. Небо совсем почернело.

– Знаете, – она с трудом подбирала слова, непрерывно глядя на синь воды, – я не могу понять, зачем вы мне позвонили.

– Я хотел поближе вас узнать, – сказал он.

Она кивнула.

– Вы хотите сказать, что готовы переспать со мной?

Она спросила серьезно и требовательно, ожидая безусловно честного ответа.

Он решил не лукавить и ответить откровенно.

– Я бы хотел, чтобы это когда-нибудь произошло.

– Когда? – строго спросила она. – Сегодня вечером? Завтра? Через месяц? Через год?

– Мне трудно сказать, – он был в замешательстве, – когда это время может наступить.

– А когда оно может наступить?

– Для этого необходимо обоюдное желание.

– А если я не захочу?

– Тогда ничего не произойдет.

– Получается, что тогда мы никогда не сможем узнать друг друга ближе?

– Я этого не говорил.

– Я азиатка, – сказала она.

– Я знаю.

– Это вас прельщает во мне? Моя азиатская кровь?

– Я вас не тяну в постель, – обиделся он. – Я вас пригласил на ужин. Какое все это имеет отношение к вашему происхождению?!

– Многие мужчины хотят переспать со мной по этой причине. Их привлекает восточный колорит.

Он ощутил себя в джунглях, ведомым прекрасной женщиной, которая в один миг обернулась вьетнамским воином, обвешанным фанатами.

Ему было нечего сказать.

– Я думаю, вы не из таких мужчин, – произнесла она.

Он продолжал молчать.

– Я не знала в жизни ни одного мужчину, – прошептала она, глядя, как тьма сгущается над заливом.

Старик стоял на обочине дороги почти под фонарем и смотрел в сторону лодочной станции. В одной из лодок кто-то играл на укулеле. Тонкий металлический звук, казалось, был послан из другого времени и другого мира, которому принадлежал старик. Многие лодки были освещены. Тени от них плавали в черной воде. Негромкие голоса доносились издали. В мелкий ночной туман изредка прорывался редкий звук укулеле. Старик, склонив голову, завороженно слушал незнакомую мелодию. Наконец он, казалось, очнулся и побрел прочь от пристани.

«Давай, старикан, топай сюда!»

Он снова сцепил руки за спиной, еще ниже склонил голову, маленький, сгорбленный человечек, и засеменил мимо ярко освещенной станции.

«Давай, давай, поспеши!»

Он подходил все ближе и ближе, фонарь остался у него далеко за спиной, впереди его ждала черная стена, он несмело шагнул в кромешную тьму, навстречу своей смерти, где убийца уже занес нож…

«Ах!»