Текст книги "Три слепых мышонка"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Ты любишь джаз? – спросил он.

– Что такое джаз? – удивилась она.

– То, что ты сейчас слушаешь, – ответил он.

Она послушала.

Джерри Маллиган.

– Да. – Она как-то очень неопределенно кивнула. – У нас во Вьетнаме был только рок, – сказала она. – Повсюду на улицах Сайгона играли рок. Я ненавижу рок. И енотов тоже ненавижу. Они похожи на больших крыс, ты не находишь?

– Это только здесь, – сказал он. – На севере они маленькие и пушистые.

– Может быть, мне переехать на север? – спросила она.

Слово «может быть» прозвучало довольно невнятно.

– На севере много больших городов, – уклончиво произнес Мэтью.

Она вновь кивнула и замолчала, как будто всерьез размышляя над возможностью переехать на север.

– Мой отец ненавидел солдат, – сказала она безо всякой связи с предыдущим. Слово «солдат» опять прозвучало не очень естественно. – Получается, что он ненавидел всех мужчин, – добавила она. – Во Вьетнаме были только солдаты. Наши солдаты, их солдаты, ваши солдаты. – С каждым разом слово «солдаты» звучало все более неразборчиво. – Мой отец не позволял ни одному солдату даже оказаться поблизости от меня. Он как-то подрался с американским капралом, который мне улыбнулся. Он просто улыбнулся мне. Мой отец по-настоящему его ударил. Представляешь? Такой худой, маленький, ударил такого здорового, высокого солдата. А тот засмеялся.

Сколько раз можно повторять это несуразное слово «солдат»…

– Ты не против, если мы заедем ко мне? – спросила она.

Они ехали в молчании. Под звук саксофона Маллигана.

Мэтью подумал: как можно вот так играть на саксофоне?

– Я их боялась, – говорила Май Чим. – Солдат. Мой отец предостерегал меня. Он говорил, что они меня изнасилуют. Они изнасиловали многих вьетнамских девушек. И я боялась того же.

Природа любит равновесие, подумал он.

Американские солдаты насиловали вьетнамских девушек.

Теперь американка была изнасилована тремя вьетнамцами.

– Но тебя я не боюсь, – прошептала она.

– Хорошо, – успокоил ее он.

А про себя подумал, что нет в этом ничего хорошего. Она слишком много, пожалуй, выпила, и если ее признание о девственности было истинным, он не хотел заниматься с ней любовью, во всяком случае сейчас, когда она была пьяна или почти пьяна. Фортепьяно Оскара Паттерсона разорвало наступившую тишину. Внезапно в его памяти всплыло Чикаго, заднее сиденье отцовского автомобиля, где шестнадцатилетняя девчонка Джой Паттерсон лежала на спине с закрытыми глазами, прерывисто дыша, от нее сильно пахло спиртным, она раскинула ноги. Так ли уж она была пьяна, как изображала? Он дрожащими от волнения руками нащупывал резинки, на которых держались ее нейлоновые чулки, дотронулся до ее нежной мягкой кожи, и его словно огнем опалило, когда он коснулся шелковистой подкладки ее трусов. И все же он стянул их, отчетливо осознавая, что если Джой действительно пьяна, это будет изнасилованием.

Если сегодня он переспит с Май Чим, это тоже будет равносильно изнасилованию.

Прошлое не оставляет нас.

Они подъехали к ее дому на Сабал-Кей. Специальное предписание не позволяло здесь строить дома выше пяти этажей. За домами можно было увидеть океан. Он поставил машину на место, обозначенное табличкой «для гостей», выключил зажигание и свет.

– Не хочешь подняться ко мне выпить на посох? – с милой гримаской спросила она.

Это была не хмельная оговорка, просто слабое знание языка. А где нет общего языка, по ее словам, там всегда возникают подозрения. И, как следствие, ошибки. Много ошибок. С обеих сторон. Он подумал: не грозит ли ему сейчас одна из таких ошибок? И тут же вспомнил фразу, произнесенную ею в их последнюю встречу. Тебя тянет ко мне, потому что я азиатка? И он подумал, что не так-то уж она и неправа. Вопрос Май Чим повис в тишине: не хочешь ли подняться ко мне, выпить на посох? И еще он подумал, что не пойдет он сегодня ни на какой посох, особенно когда Май Чим в таком состоянии. Возможно, этого вообще не произойдет, потому что, несомненно, он очень, очень хочет ее, хочет обладать ею, азиаткой, он никогда не спал с азиаткой. Но это не причина, чтобы ложиться с нею в постель, потому что какими глазами он наутро посмотрит на себя в зеркало.

– Мне завтра рано вставать, – отказался он. – Можно взять отсрочку?

На ее лице отразилось удивление. Она не поняла его слов.

– Отсрочку, – повторил он и улыбнулся. – Это значит – в другой раз.

Она по-прежнему смотрела ему прямо в глаза.

– Я провожу тебя наверх, – сказал он мягко.

Он подошел к машине с ее стороны, открыл дверь и предложил ей руку. Она нетвердо стояла на ногах и, казалось, силилась понять, как она так быстро добралась до дому. Он приобнял ее рукою, чтобы поддержать. Она прильнула к нему.

– Спасибо, – прошептала она.

У входной двери она порылась в сумочке, нашла ключ и вставила его в замок, обернулась и посмотрела ему прямо в глаза:

– А будет ли этот другой раз, Мэтью?

– Надеюсь, что да, – ответил он.

Он не был уверен в своей искренности.

Машина Уоррена стояла у обочины дороги. Уоррен спал за рулем. Стекло было приспущено. Мэтью просунул руку и осторожно коснулся его плеча. Уоррен от неожиданности вздрогнул и машинально сунул руку под пиджак. В следующее мгновение в его руках оказался внушительных размеров пистолет.

– Эй! – крикнул Мэтью, предусмотрительно отступая назад.

– Прости, ты меня напугал.

– Это я-то тебя напугал? Кто кого?

Уоррен отправил пистолет обратно в кобуру и вышел из машины. Они направились к дому. Мэтью открыл дверь и зажег свет.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил он.

– Немного виски, безо льда, пожалуйста, – сказал Уоррен. – Можно от тебя позвонить?

– Конечно. Телефон там, на стене.

Мэтью взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Он подумал, не позвонить ли сейчас Май Чим, извиниться или сказать что-нибудь подобающее. К чему? На кухне Уоррен пытался кому-то дозвониться. Мэтью открыл дверцу бара и плеснул немного виски «Блэк Лейбл» в низкий стакан. Ему захотелось выпить мартини. Он пытался обдумать свое сегодняшнее поведение. Уоррен несколько раз произнес имя «Фиона». Фиона, наверное, негритянка, подумал Мэтью. А может, ирландка. Фиона – имя ирландское. Он подумал, что наверняка Уоррен с ней близок. Уж не потому ли Уоррен с ней спит, что она белая? Он не ответил на этот вопрос. Когда-то давным-давно в Чикаго…

В школе, где он учился, была необыкновенно красивая негритянка по имени Офелия Блэйр. Однажды он уговорил ее пойти с ним в кино, угостил содовой и мороженым, после этого посадил ее в отцовский автомобиль, служивший ему для многих целей, и отвез на пустынную дорогу около футбольного поля. Он полез к ней с поцелуями, дал волю рукам, умоляя разрешить ему «сделать это», потому что он никогда не «делал этого» с негритянкой.

Неважно, что к семнадцати годам он не «делал этого» и с белой девушкой. С его точки зрения, этот аргумент был более чем убедительным – он белый, она чернокожая, их ожидает восхитительное удовольствие, стоит ей только уступить ему и раздвинуть свои прелестные ножки. Он ощущал себя чуть ли не современным Стенли – исследователем Африки. Ему даже и в голову не пришло, насколько он ее тогда унизил, возжелав ее только из-за цвета кожи, отринув ее неповторимую индивидуальность, забыв, что она Офелия, а не просто безликая чернокожая девушка, объект его вожделения. Он так и не потрудился узнать ее поближе, предложив ей роль анонимной фигуры. Он так ничего и не понял, когда она одернула юбку, надела бюстгальтер и, накинув блузку, мягко попросила отвезти ее домой. После этого он не раз пытался назначить ей свидание, но она неизменно вежливо отказывалась.

Чикаго.

Как давно это было.

Сегодня вечером он не стал повторять прежних ошибок.

Он разглядел в Май Чим ее индивидуальность.

Поняла ли это она?

– Как только разделаюсь с делами, Фиона, – произнес Уоррен.

Фиона.

Черная? Белая? Вьетнамка?

Негритянка Офелия Блэйр была настоящей красавицей. Он попытался представить, какой она стала, наверняка необыкновенно красивой женщиной. Он решил, что она живет в шикарном доме на Лейк-Шор-Драйв. Блистает на приемах: мужчины во фраках, дамы в длинных вечерних платьях. Офелия Блэйр. Девчонка, которую он некогда жестоко обидел.

Он повернулся спиной к кухонному столу, у которого Уоррен все еще говорил по телефону, и начал смешивать себе мартини. А если он сегодня поступил не менее глупо, обидев Май Чим по диаметрально противоположным причинам?

Возможно, он совершил ужасную ошибку? Он избежал одной ошибки, тут же совершив другую. Он бросил в стакан оливку. И еще одну.

– Уоррен, – позвал он. – Ты там заканчиваешь?

– Сейчас, один момент, – бросил ему Уоррен и, попрощавшись с Фионой, повесил трубку.

– Мне нужно позвонить, – бросил Мэтью и, захватив стакан с мартини, направился в кабинет к параллельному телефону. Он глотнул мартини, подсел к телефону и набрал номер Май Чим. Она взяла трубку после четвертого гудка.

– Алло? – отозвалась она.

– Май Чим?

– Да?

– Это Мэтью.

– А, привет, Мэтью!

– У тебя все в порядке?

– Да, – ответила она, – но я пьяна.

– Разве что чуть-чуть.

– Как это?

– Чуть-чуть пьяна.

Оба рассмеялись.

Смех на другом конце провода резко оборвался, и наступила тишина.

– Спасибо, что не обидел меня, – тихо произнесла она.

Он не был уверен, что она отдает себе отчет в том, что говорит. Что английское слово «обидеть» имеет для них одинаковое значение. Ему-то как раз показалось, что он ее обидел. Глупо и незаслуженно.

А когда нет общего языка, возникают подозрения. И ошибки. Много ошибок. С обеих сторон.

– Мэтью, кто-нибудь заплатил по счету? – тревожно спросила она.

– Да, – ответил он. – Ты и заплатила.

– Слава Богу, а то я никак не могла вспомнить. Я уже ругала себя, что позволила гостю расплатиться.

В ее устах поминание Бога звучит совершенно обворожительно.

– Я слишком много выпила, – сказала она. – Обычно я себе такого не позволяю.

– Пожалуйста, не думай об этом, – попросил он.

– Мне страшно, – помедлив, произнесла она.

Он молчал.

– Знаешь, я решила… что если я немножечко выпью, то не буду так бояться… солдат, – сказала она.

Она произнесла это слово четко и внятно. Потом добавила:

– Мужчин.

Какое-то время они молчали.

– Мы попробуем еще раз, – осторожно произнес он.

– Да, как-нибудь… – нерешительно согласилась она.

– Вот мы узнаем друг друга поближе… – начал он.

– Неужели мы когда-нибудь действительно будем лучше знать друг друга? – перебила его она.

– Надеюсь. – Он говорил искренне. – Я не хочу, чтобы это было просто…

– Да, просто белый и азиатка, – сказала она.

Он подумал, что на самом деле они знают друг друга куда лучше, чем можно предположить.

– Я тебе скоро позвоню, – пообещал он.

– Ты обещал зайти за сорочкой, – напомнила она.

– Отсрочкой, – улыбнулся он.

– Вот именно, отсрочкой, – поправилась она.

Он пожелал ей спокойной ночи.

– Мне до сих пор снятся вертолеты, – грустно сказала она.

Послышался щелчок.

Он взял свой стакан с мартини и вышел на кухню. Уоррен стоял у стола. В правой руке он держал стакан с виски.

– Алфавит решил выучить? – спросил Уоррен.

– Что? – не понял Мэтью.

Уоррен показал на листок бумаги, прикрепленный на стене возле телефона: a ă â b c d đ e ê g h i k l m n o ô ơ p q r s t u ư v x y.

– А, – протянул Мэтью. – Это вьетнамский алфавит.

– Там многих букв не хватает, ты обратил внимание?

– Нет, не обратил.

– Этим я, детектив, и отличаюсь от тебя. Здесь нет букв «F», «J» и «W» и «Z» тоже, кстати, нет. Зато три буквы «А», по две «D» и «Е», три «О», две «U». А как называются эти смешные закорючки?

– Диакритические знаки.

– Наука – дело серьезное? – улыбнулся Уоррен и предложил выпить. – Рискнем, Мэтью. – Он опустошил стакан. – Ах, – выдохнул он. – Вкусно. Это не Уивер звонил на лодочную станцию.

– Будем здоровы! – ворчливо произнес Мэтью и поднял свой стакан. Он выпил одним глотком и безо всякой связи с предыдущим спросил:

– Кто это Фиона?

– Фиона Джилл, – ответил Уоррен. – Дама, которая работает в Налоговой комиссии. Это она сказала, что номер, который запомнил Тринх, не существует в природе.

– Она черная? Белая?

– Черная. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так.

– Ты встречаешься с черной женщиной?

– Нет, нет.

– А то я было подумал.

– Нет.

Попал почти в точку, подумал Мэтью.

Среди героинь американских фильмов встречаются азиатские женщины. Белому герою разрешалось иметь серьезные любовные отношения с азиаткой, только не с чернокожей. Американские продюсеры храбро нарушали табу. Герою дозволялось целовать азиатку, но целая история, если вдруг по ходу сценария приходилось целовать негритянку. Ну, а если по ходу фильма чернокожий герой целовался с белой женщиной, – это было из области фантастики. Мэтью попробовал представить себе вкус губ Май Чим. Может быть, стоит уговорить какого-нибудь смельчака из голливудских продюсеров запечатлеть на пленке их первый поцелуй? Разумеется, в самом благочестивом ракурсе.

– Что тебя так развеселило? – спросил Уоррен. Видимо, Мэтью и сам не заметил, как расплылся в улыбке.

– Я подустал, – ответил Мэтью. – Что еще тебе рассказал Стаббс?

– Он сказал, что звонивший ему в ночь убийства произносил слова, как кто-то из знаменитостей.

– Из знаменитостей?

– Вот именно. Особенно слово «беспокоиться».

– А как знаменитые люди произносят слово «беспокоиться»?

– Тут ты меня поймал, – задумался Уоррен и тяжело вздохнул. – Ну, мне пора, Фиона ждет меня. – Он помедлил, потом сказал: – Ты точно не хотел со мной поговорить?

– Нет, спасибо большое.

– Если передумаешь, вот тебе номер телефона, – сказал Уоррен и написал в блокноте цифры. Он осушил свой стакан, они обменялись рукопожатиями, и Уоррен вышел. Мэтью услышал, как он заводит свой «бьюик». Через какое-то время шум двигателя затих. Из внешних звуков остался только шум работающего кондиционера. Он подошел к столу, присел на табурет и присмотрелся к номеру, который оставил Уоррен:

381–3645

Судя по первым цифрам, Фиона жила на материке. Он вырвал из блокнота страничку и прикнопил ее рядом с листочком, на котором был изображен вьетнамский алфавит, написанный рукой Май Чим. Еще в колледже его друг Натан Файнстайн начал встречаться с китаянкой. Ее звали Мелисса Чонг. Она была дочерью владельца ресторана на Ля-Салль. Остроумный Натан назвал их отношения «на линии Запад – Восток».

Мэтью взял карандаш, прикрепленный к блокноту, и написал:

ЗАПАД – ВОСТОК

Он внимательно вгляделся в каждую букву. Так мог бы называться многомиллионный фильм, главные роли в котором исполнят Ле Май Чим и Мэтью Хоуп – или наоборот. Фильм начнется кадром района «Малой Азии» славного городка Калузы. Под развесистым деревом стоит зеленый «олдсмобиль кутласс сьюприм». На переднем сиденье парочка. Герой и героиня. В фильме их будут звать Лесли Сторм и Цветок Лотоса Вонг. Крупным планом губы, слившиеся в поцелуе, следующий кадр – бело-оранжевые флоридские номера: 2АВ 39С.

Мэтью написал в блокноте:

2АВ 39С.

Он посмотрел на то, что написал. Потом воспроизвел вновь:

2АВ 39С

И так еще несколько раз…

Он написал целый столбик номеров, пока рука машинально не вывела:

ZAB 39С.

Цифра 2 напоминает…

Он вперил взгляд в стену в листок с вьетнамским алфавитом. В нем отсутствовали буквы «F», «J», «W», «Z» нет тоже.

a ă â b c d đ e ê g h i k l m n o ô ơ p q r s t u ư v x y.

Значит, во вьетнамском алфавите нет буквы «Z». Зато есть цифра 2, они пользуются арабскими цифрами. Буква «Z», цифра 2. Если ты ночью смотришь сквозь стекло и видишь букву «Z» и при этом понятия не имеешь, как вообще должна выглядеть эта буква, то ее очень легко принять за цифру 2! Коба и Боба – на одно лицо оба, буква «Z» и цифра 2. Тринх видел номер ZAB 39С, но его глаза и мозг автоматически выхватили привычное, отсюда возникла в номере двойка.

Мэтью схватил трубку телефона и набрал номер, который оставил ему Уоррен. Один гудок, второй…

– Алло?

– Мисс Джилл?

– Да?

– Это Мэтью Хоуп…

– Да, мистер Хоуп.

– Извините, что беспокою вас в такое время…

– Перестаньте извиняться.

– Уоррен уже у вас?

– Еще нет.

– Не попросите ли вы его перезвонить мне… собственно, может быть, вы мне поможете.

– Буду рада.

– Во Флориде есть номера, которые начинаются с буквы «Z»?

– Да, – ответила Фиона. – С букв «Y» и «Z» начинаются номера машин, которые сдаются внаем.

– Внаем?

Черт побери, какой еще машиной мог воспользоваться убийца, если не арендованной?

– Хертц, Авис, Доллар, – пояснила Фиона. – Номера на всех их машинах начинаются либо с «Y», либо с «Z». Можете проверить.

– Я так и сделаю, – произнес он. – Спасибо большое, мисс Джилл, вы мне очень помогли.

– Не за что, – сказала она. – Так передать Уоррену, чтобы он вам позвонил?

– Если захочет, специально не надо.

– Я ему передам. Спокойной ночи, – сказала она.

– Спокойной ночи. – Он положил трубку на рычаг.

Машина внаем, подумал он. Вот откуда тот парень узнал, что у меня арендованная машина, он просто посмотрел на номера. Мэтью потянулся за телефонным справочником, открыл его на желтом блоке и, двигая пальцем вниз по странице, просмотрел все фирмы, которые занимаются арендой автомобилей. В это время зазвонил телефон. Он взял трубку.

– Уоррен? – спросил он.

– Мистер Хоуп? – Это был чужой голос.

– Да, кто говорит?

– Чарли Стаббс. Извините, что беспокою вас дома, но я пытался дозвониться этому парню, вашему помощнику, но его нигде нет. Я вспомнил, что это был за голос. Я тогда сказал, что он похож на голос какого-то известного человека. Парень передал вам?

– Да, да, передал.

– Ну вот, я вспомнил, кто это.

– Кто же, мистер Стаббс?

– Джон Кеннеди, – облегченно выпалил Стаббс.

Глава 12

Он жил в одном из тех домиков на сваях, которые тянулись по побережью на север от Уиспер-Кей-Вилладж. В это время года, и особенно ночью, таинственное молчание окутывало деревянные постройки на пляже. В пик курортного сезона здесь не смолкает музыка, смех и голоса молодых людей, которые не знают, как применить свою силу. Сегодня ночью было тихо. Темные силуэты домиков на сваях напоминали болотных птиц, устремленных в небо. Было около полуночи, но в комнате на втором этаже горел свет. Мэтью поднялся по лестнице и постучал.

– Кто там?

Знакомый голос, этот голос было не забыть. Голос Джона Кеннеди.

– Это я, – ответил он. – Мэтью Хоуп.

– Одну минуту.

В голосе хозяина домика послышалось замешательство, все-таки было около двенадцати ночи.

Дверь открылась.

Он стоял на пороге комнаты босиком, в теннисных шортах и без рубашки. В свои сорок один год он выглядел довольно моложаво, обычно в его возрасте так выглядят спортсмены. Хорошо очерченные мышцы на руках, ногах и груди, мягкие белокурые волосы, добродушная улыбка. Этакий Типичный Американский Парень. С одной оговоркой – он совершил пять убийств за последнее время.

– Привет, Кит, – сказал Мэтью. – Извини, что пришлось заехать так поздно.

– Да ничего, проходи, – пригласил его войти радушный хозяин.

Мэтью прошел в комнату. Просторное помещение с закутком для кухни и туалетом, отделенным от комнаты шторой. Окно с видом на океан, около окна – двуспальная кровать. На стенах – фотографии в рамках. В основном – Кристофер Хауэлл на теннисном корте. На одной из фотографий он, улыбающийся, в военной форме, окруженный солдатами, кое-кто из них в комбатовских шлемах, с патронташами наперевес, у некоторых в руках – оружие. В углу комнаты несколько теннисных ракеток, прислоненных к стене. Посреди комнаты несколько дешевых зачехленных кресел. На тумбочке около кровати – телефон. Там же настольная лампа, свет которой он увидел снаружи. Кондиционера нет, окна раскрыты настежь. Со стороны моря слышен шум прибоя.

– По-моему, наконец-то я составил план игры.

Хауэлл непонимающе заморгал.

– Хотите узнать?

– Ну. В общем…

Часы показывали полночь.

– Конечно, – кивнул он.

– Вам известно, что в штате Флорида у всех взятых внаем машин номера начинаются на «Z» или «Y»?

Хауэлл внимательно посмотрел на него.

– Да что вы говорите! – воскликнул он.

– Об этом мало кто знает, – улыбнулся Мэтью. – Однако это так.

– Так, – эхом отозвался Хауэлл.

– А знаете ли вы, что фирмы, сдающие машину в аренду, ведут списки своих клиентов? Имя, адрес и так далее.

– Мистер Хоуп, вы уж извините, но время позднее, – напомнил Хауэлл.

– Ваше время действительно вышло, – произнес Мэтью.

За окном огромная волна с шумом разбилась о берег и шипя отступила назад. Снова воцарилась тишина.

– Прежде чем заглянуть к вам, – продолжал Мэтью, – я обзвонил все фирмы, занимающиеся арендой машин. Ну, я немного преувеличил, мне повезло на шестой раз.

– Мистер Хоуп, на самом деле уже поздно.

Широко распахнутые голубые глаза, невинный взгляд, полный удивления. Озадаченное детское выражение на лице.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Я как раз уверен, что ты все отлично понимаешь, Кит.

– Нет, на самом деле я…

– Я говорю о машине, которую ты брал напрокат.

– О машине?

Вот, значит, как он произносит слова. С особой интонацией, растягивая гласные.

– Я имею в виду день тринадцатого августа, – уточнил Мэтью. – «Олдсмобиль кутласс сьюприм», номер ZAB 39…

Не успел Мэтью закончить фразу, как у Хауэлла в правой руке оказалась ракетка. У него были мощные руки и сокрушительная подача, он одинаково хорошо владел обеими руками. Мэтью моментально догадался, каким тупым предметом был убит Баннион.

– Ну, теперь расскажи мне свой план игры, – сказал Хауэлл и замахнулся ракеткой, целясь Мэтью в голову.

Никакого плана, естественно, у Мэтью не было.

Хауэлл точно наметил цель. Он не пытался отбить мяч, не старался принять его в центр ракетки. Он бил ребром ракетки в голову Мэтью. Ракетка в руках Хауэлла превратилась в орудие нападения. Несмотря на свою кажущуюся легкость, алюминиевая ракетка была довольно массивной, и удар оказался настолько убедительным, что от стены отлетел кусок штукатурки. Мэтью сделал единственно возможное в данной ситуации движение: он уклонился в сторону и вжал голову в плечи. Мощный удар пришелся на стену. Хауэлл отступил назад, выбирая позицию для следующего удара.

– Догадайся, какой рукой я буду бить? – оскалившись в улыбке, спросил он и перекинул ракетку в другую руку. Он пританцовывал босыми ногами, настраиваясь на матч Большого кубка.

Мэтью стремился к тому, чтобы ему проломили череп.

«Если противник вооружен, а ты нет…»

Голос Блума. Спортивный зал, прошлый вторник. Он делился с Мэтью секретами своего мастерства, учил планировать игру.

«Не пытайся его разоружить… Ты отдашь концы, прежде чем догадаешься, как это сделать».

Хауэлл, двигаясь толчками, наступал на противника. Он мгновенно перекидывал ракетку из рук в руки. С какой стороны он нанесет удар? Справа, слева?

«Забудь про его оружие».

Хауэлл принял стойку.

В следующий миг он размозжит Мэтью голову.

Он взметнул ракетку для удара. Это был его коронный удар наотмашь с левой руки. Мэтью знал силу этого удара по корту. Череп был бы снесен. Глаза Хауэлла блестят дьявольским огнем, рот сжат в узкую полоску, рука напряжена как пружина и поднята до уровня груди, еще мгновение – и ребро ракетки со свистом опустится…

Мэтью ударил его, когда рука с ракеткой была занесена назад.

Он плечом навалился на Хауэлла, когда основная тяжесть тела приходилась на отставленную ногу. Не ожидавший такой прыти от Мэтью, Хауэлл на секунду замешкался, он тщетно пытался сохранить равновесие, но занесенная в ударе рука и чуть откинутое туловище тянули назад. Он безуспешно порывался преодолеть притяжение, но под тяжестью налегающего Мэтью рухнул на пол. Упал на правый бок и хотел перекатиться, но Мэтью, не раздумывая, ткнул его ногой в пах. Даже не ударил, а немного вдавил каблуком яйца в ковер, как учил его Блум…

Обессиленный борьбой, Мэтью направился к телефону.

Хауэлл с диким ревом катался по полу.

Около половины третьего ночи он подъехал к ферме на Тимукуэн-Пойнт-роуд. Окна дома смотрели темными глазницами. Света не было ни в самом доме, ни во флигеле для гостей, обжитом Нэдом Уивером. Мэтью надавил на кнопку звонка и не отрывал пальца. В противоположном крыле дома зажегся свет. Это была спальня. Он продолжал жать на звонок.

– Кто там?

Голос Джессики. Прямо за дверью.

– Мэтью Хоуп.

– Кто?

– Откройте, пожалуйста.

– Что вам надо?

В голосе недоверие. Два часа ночи.

– Миссис Лидз, отройте, пожалуйста.

Молчание.

– Одну минутку.

Он ждал. Минут через пять она открыла дверь. Ей, видимо, пришлось возвратиться в спальню, чтобы накинуть халат поверх ночной рубашки. Зеленый нейлон поверх белого. Она стояла босиком. Хауэлл тоже встретил его разутым.

– Вы представляете, который теперь час? – спросила она.

– Вполне, – ответил Мэтью. – Разрешите войти?

– А что случилось?

– Полиция только что арестовала Кристофера Хауэлла, он обвиняется в пяти убийствах. Я хочу задать вам несколько вопросов, миссис Лидз.

– Что за вопросы? – спросила она.

– Мы с вами оба хотим, чтобы вашего мужа оправдали, – сказал он. – Я хотел бы быть уверенным, что Хауэлл не сможет свалить все на Стивена.

Он лукавил.

– Хауэлл? – удивилась она. – Вы имеете в виду Кита? Тренера по теннису в клубе?

Она тоже лгала.

– Так вы позволите мне войти? – настаивал он.

– Да, конечно. Извините. Я… я спала… вы так настойчиво звонили… Мне не хочется показаться невежливой. Так вы говорите – Кит? А какое он имеет отношение к этому делу?

Они прошли в гостиную, она включила свет и пригласила его сесть в кожаное кресло. Сама пристроилась напротив на кожаном диване и облокотилась на зеленую подушку. Зеленые глаза, зеленый халат, зеленая подушка. Любимый цвет этой дамы.

– Я только что из полицейского участка, – начал он. – Они пытаются разыскать Ская Баннистера, чтобы провести официальный допрос. Он уехал на выходные в Санибэл, и никто не знает точно куда.

– Скай…?

– Баннистер. Прокурор. Им еще нужно многое выяснить.

– Я все-таки не понимаю…

– Хауэлл признался во всех убийствах.

– Кит?

– Да.

– Поразительно.

– Не правда ли?

– Такой скромный, безобидный парень.

В комнате повисло молчание. Тихо было во всем доме. Она уютно расположилась посередине дивана, сложив руки на коленях. Он внимательно наблюдал за ней.

– И вы считаете, что он может попытаться свалить вину на Стивена? – спросила она.

– Да.

– Ложь. Каким образом?

– Он может заявить, что сделал это по заказу Стивена.

– Он так сказал?

– Нет пока.

– Ну… а что он сказал?

– Я же уже говорил, он признался в убийстве троих мужчин, которые вас изнасиловали…

– Да, я поняла.

– …и старика, который запомнил номер машины…

– Одного из свидетелей?

– Да. А также следователя прокуратуры, который догадался, что за номер видел вьетнамец. Кит уже сделал на этот счет официальное признание.

– Понятно. Извините, но я не понимаю… о каком следователе идет речь?

– Вы читали утренний выпуск?

– Нет, к сожалению.

– Следователь прокуратуры. Его звали Фрэнк Баннион.

– И он знал… Что он знал?

– Он вычислил настоящий номер машины.

– Ясно.

– И ниточка потянулась к Хауэллу.

– Ясно.

– Я шел по пути Банниона.

– Ясно, – повторила она и, поколебавшись, добавила: – Он?..

Она подбирала слова, затрудняясь задать вопрос.

– Кит признался во всех убийствах?

– Да, – ответил Мэтью.

– Но почему? – спросила она.

– Ради вас, – промолвил он.

– Ради меня? – Показалось, это ее даже позабавило. – Ради меня? Да мы почти незнакомы.

– Миссис Лидз…

– Нелепость какая-то, – раздраженно бросила она. – Ради меня? Он что, спятил?

– Миссис Лидз, кроме…

– Это он заявил, что действовал ради меня?

– …работников прокуратуры, причастных к этому делу…

– Просто невозможно поверить…

– …только два человека знали номер машины.

Она умолкла.

– Тот номер, который увидел Тринх.

Она напряглась и неотрывно смотрела на него.

– Это вы и ваш муж, – произнес Мэтью.

– Нет, – резко бросила она.

– Да, – не уступал Мэтью. – Я назвал номер вашему мужу, а он передал вам.

– Я что-то не помню, чтобы мы говорили с ним об этом номере…

– Разберемся с этим позже, миссис Лидз. Вы знаете этот номер и сказали об этом…

– Я не знала!

– …Хауэллу.

– Вы заблуждаетесь. Я его почти не знаю, только…

– Он во всем признался.

Она подняла на него глаза.

– Он сказал, что узнал номер от вас.

Она не отрывала от него взгляда.

– Он сказал, что Тринха он убил из-за этого.

Внезапно она разрыдалась.

Сегодня вечером она была ненасытной.

До Рождества оставались считанные дни, был четверг, двадцать первое декабря. Они встретились в мотеле и никак не могли оторваться друг от друга. На рождественских праздниках они не увидятся, муж увозит ее в Нью-Йорк двадцать шестого, и вернутся они не раньше второго января. Сегодня она предполагала получить столько, чтобы продержаться все это время. Она действовала, как наркоман, отчаянно затягивающийся последней порцией, остающийся в неведении относительно новой.

Она постаралась одеться соблазнительно. Для него она всегда так одевалась. Черные кружевные трусики-бикини. Черный пояс для чулок. Черные нейлоновые чулки со швом. Никакого бюстгальтера. Кожаные черные туфли на высоком каблуке. Он говорил, что она похожа на проститутку из района Комбат. Он пояснил, что есть такой район в Бостоне. Скопище увеселительных заведений. Она поинтересовалась, спал ли он с проститутками. Только во Вьетнаме, ответил он. Он признался, что во Вьетнаме убил семерых. Это возбуждает ее. Мысль о том, что он убивал людей. Ее муж воевал почти в тех же местах. Но когда Кит описывает, как они отрезали гениталии у трупов, она изнывает от желания.

Они встречаются уже около года с тех пор, как он пришел в клуб. Солнечное божество. Он выходит на корт, чуть склонив голову, шапка светлых волос, он поднимает глаза, они вспыхивают голубым огнем. Доброе утро, миссис Лидз, я Кристофер Хауэлл. Все зовут меня просто Кит.

А, привет, Кит.

Какой ты симпатичный, Кит, думает она.

Вы готовы к уроку? – спрашивает он.

О да, думает она, я готова у тебя учиться, Кит.

Уже почти год он занимается с ней на корте, и не только. Она не представляет, как жила без него. Он одного возраста со Стивеном, но муж выглядит куда старше. Этот Стивен со своей лодкой. Когда он возвращается с моря, он весь пропитан солью. Ей ненавистен его поцелуй, так и хочется быстрее прополоскать рот. Стивен – крупный, полнеющий мужчина, они с Китом одногодки, оба были на одной войне, но Кит – стройный, поджарый, страстный, и она никак не может им насытиться.

Они часто мечтают о том, как она уйдет от Стивена. Разведется с ним. Но во Флориде закон о разводе и алиментах не самый либеральный. Большинство судей после развода принуждают мужа платить алименты только на так называемый адаптационный период, а потом выживай как хочешь.

Она пытается придумать какой-нибудь способ, чтобы муж перевел ферму на нее. Она говорит, что если с ним, не дай Бог, что-нибудь случится, налоги разорят ее, в казну уйдет столько денег, что хватит на завоевание Гренады. Она постоянно возвращается к этой теме. Он ненавидит Рейгана, ненавидит за это вторжение в Гренаду, за бомбардировку Ливии, странно, ведь ему самому приходилось убивать. Как исхитриться перевести ферму на ее имя? Ферма – это целое состояние. Надо заставить его передать ей ферму, а потом расстаться с ним и всю жизнь провести с Китом, ходить с ним на пляж, заниматься с ним любовью. Сегодня они тоже это обсуждали. Они всегда об этом говорят. Крепко обняв друг друга, они мечтают о том времени, когда она уйдет от Стивена и станет владелицей фермы.