Текст книги "Эльминстер в ярости (ЛП)"

Автор книги: Эд Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Как он этим всем наслаждался. Почему…

– Бриклар, ты – далеко не самый худший среди сюзейльских лордов. Но при этом ты злорадно разрушаешь всех, кто попадает в твоё поле зрения. Не говоря уже о том, что без всякой необходимости грубо ведёшь себя с маркизами.

Голос, которого здесь не должно было быть, раздался за правым ухом Бриклара. Он развернулся кругом, поднимая кулак, на котором было надето кольцо ядовитого когтя.

– Кто ты такой и как смеешь…?

Там никого не было.

Звякнул один из его графинов. Разъярённый лорд резко обернулся – и потерял нос, когда ему в лицо ударил тяжёлый хрусталь.

Человек, который взмахнул графином и спокойно поставил его обратно на поднос, заляпанным кровью Бриклара, сжимал в руке все бумаги со стола лорда.

– Мне и в самом деле следовало бы прочесть всё это, чтобы узнать, кому ты должен отплатить, но мне предстоит разобраться ещё со многими дворянами, и в действительности ты не стоишь беспокойства. Умри, бесполезный паразит.

Потерявшись в боли и потрясённой ярости, лорд Бриклар не успел даже запротестовать, когда по всей комнате из его сундуков и шкатулок вылетели монеты, чтобы устремиться ему в рот и ноздри, проникнуть в горло, удушая его.

Его кабинет хранил множество контрактов, расписок и копий угрожающих посланий, которые он рассылал. К тому времени, как прибежали его управляющий и младшие писари, успел разгореться впечатляющий пожар.

Почти достаточно впечатляющий, чтобы стать погребальным костром беспомощному мертвецу с широко раскрытой челюстью и фиолетовым лицом, застывшему в своём кресле.

В глубокой, заваленной телами пещере Подземья по рядам усталых воинов-дроу прокатился неровный радостный клич, когда прибыли подкрепления. Как раз вовремя, чтобы разделаться с новой волной чудовищных существ из расширяющегося разлома.

Сновали чешуйчатые, извивающиеся тела, с ужасающей скоростью хлестали щупальца. Дроу подбрасывали в воздух и давили, ломались их шеи, тёмные эльфы не успевали даже закричать. Затем их швыряли вниз, в гущу товарищей, с раскалывающей кости силой – и длинные, тёмные, сильные щупальца тянулись за новыми жертвами.

Сквозь разлом прибывало всё больше и больше чудовищ, почти слишком быстро, чтобы новые могли пробраться через тех, которые с такой лёгкостью убивали дроу. Болезненное фиолетово-белое мерцание становилось насыщеннее, вытекая в проходы будто смертоносный газ, вздымаясь и пузырясь.

Дроу в отчаянии трубили в боевые рога, жрицы читали заклинания, чтобы предупредить их далёкий город, и те, кто ещё могли – отступали. Угроза становилась всё значительнее, разлом стал достаточно велик, чтобы расколоть всю пещеру надвое, а текущие из него чудовища – слишком многочисленны, чтобы их сдержать. Битва была проиграна.

В одном из проходов поднялся тихий гром, раздающийся в каждом разуме рокот, звенящий в зубах зов, в котором был голод, злоба и нарастающий страх.

Страх, от которого рокот сорвался на слышимый, бесконечный шепчущий крик задолго до того, как в поле зрения показался источник этого звука, окружённый хлестающей клеткой синего пламени, постоянно обжигавшей его, пока оно визжало, вопило и выползало в пещеру.

Это был глараг, намного увеличившийся в размерах, но обожжённый, почерневший и дрожащий от боли. Его хвост беспомощно мотался под гнётом беспощадной паутины синего пламени. Глараг несся прямо к разлому – а может, его туда направили. Поглощая и убивая разумы всех на своём пути, он ревел от дикой боли. Напрасно бились смертоносные щупальца других чудовищ – их всасывала или давила эта широкая, несущаяся громадина, и маленькие холмы гниющих, давно мёртвых дроу исчезали, когда глараг таранил их, совсем не сбавляя хода.

Навстречу синему пламени вспыхнуло фиолетовое, слишком ярко и яростно, чтобы горстка выживших дроу смогли за этим проследить – и грохочущий вопль боли резко оборвался.

Глараг исчез, унесённый туда, откуда пришёл, и разлом, через который он прошёл, начал умирать с разрывающей уши высокой песнью всепоглощающего синего пламени.

Оглушённые и ослепшие, дроу падали на колени или слепо шагали, пока не натыкались на камень и не опускались по нему вниз, чтобы свернуться клубком, обхватив голову. Высоко над их стонами свечение в пещере медленно угасло, а вместе с ним – весь свет и движение, оставляя лишь мрак.

И распростёршиеся трупы, чтобы показать, что здесь когда-то было то, за что сражались – или против чего.

Одинокий синий огонь пылал в воздухе, слабо шевелясь, как будто осматривался по сторонам, чтобы убедиться, что задача выполнена.

Затем он почти нахально угас.

Мэншун лихорадочно носился по погребу, хватая жезл там и шар тут. Ему необходимо было то, или это, или…

Мерцание всех его прорицательных сфер угасло одновременно.

Мгновение спустя все магические вещи в его руках ожили одновременно, в единственный ревущий миг уничтожив его предплечья и большую часть лица.

Он слепо подался назад, скрючившись от боли, пытаясь увидеть хоть что-нибудь сквозь беспомощные слёзы.

– Ты не можешь сопротивляться, – с отвращением сказал поблизости Эльминстер. – Ты никогда не мог сопротивляться.

Мэншун сумел выдавить проклятие. Что-то пронеслось по его телу. Мурашки, магия, которая… которая оставила его конечности онемевшими, не подчиняющимися ему…

Он по-прежнему мог думать и разговаривать, но…

– То, что ты – нежить, позволяет мне с лёгкостью тобой управлять, – мрачно сказал ему Эл. – И я могу начать мстить хотя бы за нескольких из убитых тобою, за жизни, которые ты осквернил.

– О? – дерзко выплюнул Мэншун. – Кто назначил тебя проводником справедливости?

– Мистра. Но я не исправляю несправедливость. Даже тысячу лет спустя, у меня нет времени. Так что с некоторыми я делаю то, что необходимо, с остальными – немного того, что я могу, и прощаю оставшихся.

– Прощаешь? – сумел ухмыльнуться Мэншун. – Как жрецы?

– Как все из нас прощают. Или должны прощать. Если ты не способен простить несправедливость, ты становишься её пленником – или скорее, становишься скован собственной ненавистью, собственной жаждой мести. Я устал от оков, поэтому я часто прощаю.

– Так почему бы не простить меня?

– Следовало бы. В конце концов ты абсолютно безумен, и справляешься с этим куда хуже моего – и ты слишком наивен и глуп, чтобы увидеть, как тобой манипулирует неизвестный.

– Что?

– Нет, я не собираюсь тебе рассказывать. Пускай это станет маленьким червячком, который грызёт тебя, пока ты будешь умирать. Пускай это будет моей местью.

– Месть! – сплюнул Мэншун, пытаясь  не перестающими вопить глазами разглядеть зелья, которые он спрятал на дальних полках среди бесполезных отваров, красок и кислот Сронтера. – Что ты знаешь о мести? У тебя всегда была богиня – и товарищи-рабы Мистры – которая направляла тебя, стерегла тебя и делала для тебя всё.

– Да, – тихо согласился Эл. – И одним из них был ты.

– Тьфу! Я только притворялся, что служу, чтобы получить нужную мне магию!

– Думаешь, она об этом не знала? Ты хоть представляешь, что такое – быть богиней?

– Всего лишь быть самой крупной акулой, самым большим волком среди всех нас. Ты глупец, если считаешь иначе.

– Неужели ты и правда видишь только волков, Мэншун?

– Есть только волки – и овцы. А когда овец не остаётся, волки пожирают друг друга.

– Неужели? Что ж, тогда нам стоит что-нибудь сделать, чтобы это изменить, не так ли?

– Изменить! Всё меняется, Старый Дурак – но по-настоящему ничего. Только имена и лица тех, кто восседает на престолах, пока их не сбросят оттуда новые имена и лица!

– Ты можешь изменить себя, Мэншун. Можешь стать лучше. Мы все можем стать лучше.

Эльминстер отвернулся, затем добавил через плечо:

– Некоторые из нас время от времени пытаются. Но большинство не утруждает себя.

Мэншун обнажил зубы в беззвучном протестующем рыке и бросился через комнату к полкам. Эта бутыль, и вон та, всё что нужно – разбить их, выпить с осколками, и…

До полок ему оставалась какая-то доля мгновения, когда они исчезли в бегущем потоке серебряного огня, потоке, в который он врезался миг спустя, отскочил от покосившегося, мягкого останка того, что было твёрдой стеной погреба, и…

Зашатался, пока не упал, его конечности растворялись, пойманные погибелью, от которой не было спасения, с которой нельзя было сражаться, нельзя было выдержать…

– Я пришёл сюда не для того, чтобы шутить с тобой и позволить тебе сбежать, Мэншун. Я пришёл, чтобы уничтожить тебя.

Мэншун услышал это, но у него не осталось губ или языка или рта, чтобы ответить. Он собирался… он присоединялся к серебряному рёву… его уносило туда…

ГЛАВА 30.
ПОСЛЕДНИЕ ДЕЛА

– К вам посетитель, господин, – с достоинством настоящего королевского пажа объявил арфист в тяжёлых доспехах у двери.

Королевский лорд Лотан Дурнкаскин оторвал взгляд от стола, даже не потрудившись вздохнуть. Он был в куда лучшем расположении духа, чем обычно – в Иммерфорде наконец-то делались дела, его народ был счастлив, а…

Мужчина, который вошёл в комнату, был одет, как лесник. Или, скорее, как редкий лесник, которому нравится носить на бедре длинный меч. Почему-то его лицо казалось знакомым…

Он наградил Дурнкаскина кивком и достаточно кислой усмешкой.

Королевский лорд посмотрел на него, нахмурившись.

– Сантер? Это ты? Что привело тебя сюда?

Мужчина снова кивнул, и не дожидаясь приглашения, взял стул, уселся на него и закинул ноги на стол Дурнкаскина.

– Да, Лот. И, отвечая на твой вопрос – сюда меня привела достаточно долгая и пыльная поездка. Есть что выпить?

– Но… ну конечно – вот, последнее из Бревенского Лучшего – но почему ты не в Высоком Роге? Не охраняешь королевство от орков, вторгающихся армий и чего похуже?

Лорд Сантер поднял брови и принял флягу.

– Охранять наши границы? Когда столько наших собственных дворян отправляются на войну в самом сердце Кормира – а такие, как Эльминстер, разгуливают на свободе?

Дурнкаскин пожал плечами.

– Я тоже слышал сплетни, но…

Его голос затих, когда он заметил что-то на стене и уставился туда. У него отвисла челюсть.

Сантер повернул голову, чтобы посмотреть, что там такого странного, и у него тоже отвисла челюсть. Затем он прорычал проклятие, осушил флягу, с грохотом поставил её на стол и сказал:

– Ну всё, хватит. Я ухожу. Стану фермером. Где-то в сонной глубинке, подальше от любой из наших границ. У тебя случаем нет сестры, на которой я мог бы жениться?

Дурнкаскин всё ещё слишком пристально таращился на стену, чтобы ответить.

На этой стене висела обычная красивая карта Кормира. Официальная, одобренная дворцом; оба мужчины повидали дюжины таких. Но ни один из них не привык видеть, как такая карта сама по себе неожиданно загорается.

Ярким, пляшущим синим пламенем.

То, что когда-то было Мэншуном, осело, как рассыпающиеся в костре дрова, затем расплавилось и исчезло. Эльминстер пристально смотрел, как на месте его старого врага расцветает и разгорается серебряное пламя.

Он вцепился в него своим собственным огнём, как можно сильнее притягивая к себе,  забирая силу Мистры у недостойного. Недостойного, которому суждено встретить новый день.

Ещё до того, как из этого костра поднялся зловещий огонёк и стремительно вылетел из погреба наружу, Эльминстер понял, почему он не может уничтожить Мэншуна. Вампир, который использовал множество тел и правил Западными Вратами, а до того – Зентильской твердыней, который основал и правил жестоким Зентаримом, слишком долго носил в себе серебряный огонь. Нужен был бог – возможно, двое действующих совместно божеств – чтобы полностью и навсегда уничтожить Мэншуна. Разве что Мэншун добровольно принесёт себя в жертву, как поступила его Алассра.

Ха. Как будто такое могло когда-нибудь случиться.

Эл позволил серебряному огню подняться ввысь, поглощая дом над головой, превращая лавку Сронтера-алхимика в зияющую между соседних зданий дыру, брешь в ряду грязных зубов. И затем снова заставил огонь опуститься, собирая пламя, которое всегда было внутри – его собственное, и пламя Алассры, и то, что он вырвал у Мэншуна.

Этого было слишком много.

Он знал, что так и будет. Но не смел позволить ещё хотя бы струйке просочиться наружу. Вокруг рыскали такие, как Мэншун, которые могли забрать этот огонь, наделив себя могуществом, и причинить ещё больше зла. Поэтому он вобрал огонь в себя, сдерживая его внутри, и началась настоящая боль.

Он воспарил вверх из разрушенного погреба серебряной кометой, устремившейся в небо, вверх и над великим зелёным простором Шутовского луга, на север.

– Аааааааргх! – закричал он, поднимая ветер собственным стремительным полётом. О, он знал, что это будет больно, но так…

Он снижался, опускался с неба, испуганные всадники на дороге съехали на обочину. Там были повозки и фургоны, приближавшиеся ему на встречу, которые не могли двигаться – он свернул к деревьям, пытаясь замедлить свой полёт. Прожечь огромный шрам в Королевском Лесу или снести деревья отсюда до Гаргульей Пасти – не лучший подарок Лесному Королевству…

С рычанием Эл боролся с силой внутри себя. Он сумел с некоторой точностью выпустить струю серебряного пламени и замедлить полёт, чтобы осторожно приземлиться.

Он сумел. Каким-то образом он выиграл этот бой и аккуратно приземлился на гниющие мёртвые деревья и листья, не начав пожар… и обнаружил, что шагает, как оглушённый, по огромному лесу.

И что споткнулся о первую же гниющую преграду и упал лицом вниз. Да, подходящее приветствие для прославленного героя-победителя…

Эл снова встал, хотя и не помнил, как он это сделал. Слишком много огня… огонь сочился из него с каждым неровным шагом.

– Слишком много, – застонал он вслух. – Ох, Мистра, так больно!

Он рухнул на дерево, серебряный огонь расплескался, побежал вверх и вниз по стволу, в мгновение ока превратив дерево в угли.

– Мистра, – выдохнул он. – Вот оно! Мистра знает, как помочь мне…

Он сделал несколько спотыкающихся шагов, дымящимся дождём разбрасывая серебряный огонь, затем снова поднялся в воздух на струе серебряного пламени, чтобы пронестись сквозь Королевский Лес. Разыскивая нужную ему пещеру.

Задыхаясь от боли, выдыхая серебряный огонь, истекая им из пальцев и коленей, сжигая всё, к чему прикасался, Эльминстер приземлился в вихре сухих шуршащих листьев, сделал несколько шагов, упал на колени и уже не поднялся.

Вот здесь… да… он вполз в грязную, окружённую камнями темноту, которая по-прежнему слабо пахла медведем. Сквозь завесу древесных корней, по мшистым старым медвежьим костям, и наконец-то вниз в каменистую пещеру.

Туда, где в воздухе парили эти великие, острые серебряно-голубые глаза из пламени, ожидая его.

– Богиня, – выдохнул Эл, не поднимаясь с колен. – Я… я…

Ты пылаешь моим огнём, самый преданный из людей. Отдашь ли ты по своей воле большую часть его мне?

– О, Мистра, да, – простонал он, потянувшись к богине.

На мгновение ему показалось, что из этих глаз выстрелили два синих луча, чтобы выпить из него серебряный огонь. Затем он почувствовал руки, хватающиеся за него с жестокой и голодной силой, поднимающие его и заключающие в женственные объятия.

Серебряный огонь приласкал его, ещё больше огня потекло из него наружу, его тело как будто стало огнём, огнём, который мерцал, трещал и клубился, пока богиня, которой он так долго служил, слабые останки той Мистры, которую он никогда не прекращал любить, с нетерпением вырывала из него серебряное пламя благословенным ревущим потоком, который продолжался и продолжался…

Он был ничто, он был всё, он воспарил, оставив позади всю боль…

Он стоял в пещере, которая уже не была пещерой.

Грубый и крепкий каменный свод, земля наверху, и высокие лесные деревья-великаны на ней – за считанные мгновенья всё взметнулось высоко в небо или сгорело в ничто, оставляя его стоять в новой прогалине под пустым небом.

Воздух был полон синего света и благоговейной бессловесной песни тысячи незримых голосов… и над Элом возвышалась фигура из синего мерцания, Госпожа Искусства, которую он впервые встретил так много веков назад.

– Я вернулась, – прошептала Мистра, тихие слова, полные восторга и ликования… и рокота силы, который заставил Эльминстера, землю под ним и затрещавшие, заскрипевшие покачнувшиеся деревья Королевского леса содрогнуться на мили вокруг.

В синем мерцании рядом с Эльминстером зажглась серебряная звезда и превратилась в Шторм Среброрукую. Каждый волос её серебряной гривы встал на дыбы и торчал в сторону, как будто она была какой-то странной породой павлина. Она казалась потрясённой и обрадованной – и они бросились друг к другу в объятия. Синее мерцание нежно обхватило их в воздухе и понесло в руки друг друга.

Они потрясённо обнялись и поцеловали друг друга, затем отстранились, не размыкая рук, чтобы вместе засмеяться, потом оглядеть друг друга сверху донизу, как будто не веря, что они  оба уцелели и были сейчас здесь.

Эльминстер первым обрёл дар речи.

– Что ж, я вернулся, – хрипло сказал он. – Я снова Эльминстер. Я так думаю.

– Если ты снова начал думать, – пошутила Шторм, – то Королевства и в самом деле в беде.

– В самом деле, – сухо отозвался Эл, и снова поцеловал Шторм, в этот раз жадно, его руки сжались вокруг неё, будто он не хотел никогда её отпускать.

Они крепко обнялись и оба заплакали от счастья, когда мерцающее серебряно-голубое небо над головой заполнилось песней Мистры.

– Нет, нет, и нет, тупица! Что, по-твоему, будет делать твой противник, пока ты будешь принимать эту величественную позу? Встанет и будет восхищаться?

Мирт метнулся вперёд, прямо сквозь звенящие клинки арфистов, который он обучал. Охраняющая их магия железной стражи позволяла клинкам проходить насквозь, не причиняя вреда, как будто их вовсе тут не было.

– Защищаешься вот так, видишь? Не будешь защищаться – увидишь, как клинок пронзает тебе сердце. Или глотку. Или любую другую часть, которая приглянулась твоему врагу.

Был светлый и ветреный день, девятый день после возвращения Мистры. Позади Мирта, в тенистом краю поляны, Амарун и Арклет обучали другие пары арфистов более тонким моментам фехтования в реальном мире.

Шторм и Эльминстер сидели на мшистом бревне, опираясь на массивный ствол тенистого дерева, когда-то давным-давно расколотый грозой, который решил расти горизонтально вдоль земли, а не вверх к небу. Прижимались они и друг к другу. Умиротворённо.

Шторм тихонько играла на арфе, наблюдая за поединками, и на её лице играла мягкая улыбка.

– Впервые за долгое время я чувствую себя такой счастливой, – сказала она. – Когда Мистра возродилась, а Мэншуна больше нет.

– Мэншун больше не тот, каким был, – поправил её Эл. – Он выжил, в каком-то смысле, и есть другие его «я». У него есть много Мэншунов, как у богатого купца, который торгует во множестве стран.

Шторм вздрогнула и оторвала ладонь от струн арфы, чтобы махнуть в сторону арфистов.

– Теперь я займусь этим. А ты?

– Остался ещё вопрос с Ларлохом, – мрачно сказал Эльминстер.

– Много бы я отдал, – заметил лорд Амбершильд, – чтобы увидеть, как эта Шторм Среброрукая – маркиза Иммердаск, как же! Интересно, из какого пыльного старого свитка Форил вытащил этот титул? – идёт на аудиенцию к королю, надев лишь улыбку и свои волосы.

– Я в этом не сомневаюсь, баран ты старый, – язвительно отозвалась леди Харвендур. – А вот я предпочла бы посмотреть на то, как Вангердагаст дрессирует Глатру Баркантл. Говорят, что Ганрахаст и Вэйнренс попросили учиться вместе с ней лишь для того, чтобы разнимать худшие из стычек. Как будто от этого есть толк. В конце концов, именно так начался пожар в заброшенном крыле!

– Ха. Не знал, но должен признать, что ни капли не удивлён. С тех пор, как мы впервые услышали сплетни об Эльминстере Бессмертном, началась какая-то неразбериха. Говорят, они даже возвели в проклятом крыле алтарь Мистры и заставляют боевых магов королевства всех до последнего преклонять перед ним колено и молиться каждую ночь! А дальше что?

– Хорошее правительство? – пошутила леди Харвендур.

Лорд Амбершильд закатил глаза.

– Ха! Теперь ты просто грезишь наяву! Скорее из глубин времён восстанет ужасающий Ларлох, чтобы занять кресло на Совете Драконов, прежде чем такое случится!

Глаз у девчонки был намётан, уж это точно. После того, как она заставила строителей себе подчиняться, они получили удобный и красивый дом.

Мирт стоял на пороге западной парадной двери, ожидая, пока его спутница на этот вечер поправит платье, капнет духами тут и там, и всё такое прочее. Озирая вымощенный и засаженный зеленью двор, он счастливо улыбался. Да, особняк, который он делил с Реншаррой, получился прекрасным.

Так же прекрасно было иметь рядом женщину, с которой они хорошо понимали нужды друг друга. Мирт и Реншарра свободно находили себе других партнёров на вечерок-другой, или даже на десятидневку, но всегда возвращались друг к другу в объятия, снова и снова.

– Думаю, я готова, лорд Глубоководья, – произнёс хриплый голос позади него за мгновение до того, как сильная и стройная рука скользнула между его рук.

Мирт повернул голову, чтобы тепло улыбнуться Глатре Баркантл.

– Ах, девка, как же ты хороша. Давай пойдём поужинаем.

– Девка? – в её голосе звучало предупреждение. – Так выражают нежность в Глубоководье?

– Когда я процветал, так и было, девица, – сухо отозвался Мирт. – Ну что ещё? «Девица» тоже почему-то не подходит? Боги, подруга, в такой одежде ты всему миру говоришь, что ты девица!

– Твоя девица на этот вечер, – счастливо согласилась Глатра, когда они вышли во двор.

Лишь для того, чтобы увидеть Реншарру Айронстейв в ещё более прекрасном платье, которое оставляло одно плечо открытым, выходящей из восточной парадной двери под руку с её кавалером на сегодняшний вечер. Королевский лорд Лотар Дурнкаскин казался настоящим щеголем в чёрном костюме с модными развевающимися при каждом шаге пологами.

Мирт подошёл прямо к Реншарре, и они отпустили своих спутников, чтобы обнять друг друга, поцеловаться и пожелать приятного вечера.

– Только не забудь дорогу домой, – предупредил Мирт. – Я замариновал окорок в вине, чтобы мы разделили его на рассвете.

Реншарра улыбнулась, затем промурлыкала:

– У меня тоже есть сюрприз для нас обоих.

Мирт вопросительно хмыкнул, приподняв брови.

Она хихикнула.

– Нет, не это, но позволь заверить тебя, что это не новый налоговый оклад.

Мирт глубоко поклонился.

– В таком случае, до рассвета.

Она поклонилась в ответ, в процессе едва не лишившись своего нового платья с низким вырезом.

– До рассвета.

Они все отправились своей дорогой, улыбаясь и предвкушая этот прекрасный рассвет.

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ТРЕТЬЯ КНИГА «МУДРЕЦА ДОЛИНЫ ТЕНЕЙ»