Текст книги "Закопайте Эльминстера поглубже (ЛП)"
Автор книги: Эд Гринвуд
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ВЕСОМАЯ ПРИЧИНА БОЯТЬСЯ
– Если можешь поторопиться, подруга, то сейчас самое время, – прорычал Мирт у входа в альков.
– Доспешные ужасы? – спросила Шторм, которая лежала, прижавшись лбом ко лбу Амарун. Она была так близко…
– Да. Дюжина или больше. Летят вниз по улице с крайне угрожающим видом. Несутся по воздуху.
Шторм закрыла глаза.
– Как далеко?
Эл почти полностью пришёл в себя. Почти.
– Где–то в десятке шагов. Нет, уже в шести. Слишком распроклято близко!
Мирт прохрипел последнее слово, когда передний пустой доспех опустился перед ним на мостовую и взмахнул своим двуручным мечом. Внутри конструкта пульсировал зловещий внутренний огонь.
Сталь зазвенела о сталь, когда Мирт, пыхтя, парировал. Он не осмелился уворачиваться из–за девушек у себя за спиной. Ужас снова замахнулся, и второй его товарищ опустился на камни.
Мирт потряс головой. Как только этот присоединится к первому, он – мертвец.
– Шторм? – проревел он. – Есть какие–нибудь чудеса в запасе? Они нужны мне сейчас!
– Да, – раздался знакомый глубокий, более грубый мужской голос. – Думаю, найдутся.
Мирт облегчённо вздохнул и бросился в сторону. Как только доспешный ужас торопливо шагнул на его место, чтобы снова взмахнуть мечом, Эльминстер прошептал что–то – и ночь взорвалась яростным изумрудным пламенем.
Или это была вспышка чего–то другого? Со странным булькающим звуком, похожим отчасти на торжественную песнь, а отчасти – на вой пилы, оно опустилось на улицу медленно расширяющимся, пылающим конусом, всасывая в себя шагающие комплекты доспехов. Все до единого.
В движущемся, растущем сиянии видны были кружащиеся мечи, рукавицы и шлемы, сметённые, когда оно затрещало, потемнело, затрещало снова – и резко угасло.
Оставляя тёмную и пустую улицу, за исключением почерневшего, подпрыгивающего шлема, который прозвенел по мостовой и подкатился к сапогам Мирта. Внутри шлема по–прежнему кипел красный огонь.
Эл потянулся вниз одной из грациозных рук Рун, подхватил шлем и прошептал что–то быстрое и простое, что заставило красный огонь сжаться в бурлящую сферу. Затем он сунул сферу Шторм.
– Сохрани это для исцеления в будущем, когда потребуется.
Он направился за угол улицы. Мирт устало поплёлся следом. Несмотря на тело фигуристой юной девушки, он двигался, как разозлённый Эльминстер – а когда Эльминстер злился, получалось обычно весьма зрелищно.
Дардулкина уже не было в окне, и проделанную Арклетом дыру закрывала панель внутри.
Эльминстер долгий бесшумный вздох рассматривал осколки по краям разбитого окна, затем поднял руки и неторопливо сотворил заклинание.
Стена особняка с рёвом исчезла, обнажая внутренности полудюжины комнат и заставив козырёк из внезапно лишившейся опоры черепицы застонать, покоситься – и черепок за черепком обрушиться, чтобы с грохотом разбиться о железную изгородь внизу.
Мирт вытаращился на это широко раскрытыми глазами, затем вздрогнул.
Дверь в задней части одной из разрушенных комнат распахнулась, и изумлённый Ларак Дардулкин посмотрел на внезапную разруху с одной стороны своего дома.
Он увидел юную танцовщицу, которая по–прежнему стояла с поднятыми в последнем жесте своей магии руками. Драматичным жестом воздев собственные руки, он выплюнул гневное заклятье.
Воздух внезапно наполнился огнём, рычащие шары из которого с пугающей скоростью полетели в Рун. Мирт спрятался обратно за угол, выбросив руку, чтобы предупредить Шторм, и зная, что уже слишком поздно, слишком поздно даже цепляться за жизнь, пока…
Самый высокий из огненных шаров резко замер в воздухе, как будто столкнувшись с незримой стеной. Его яростное оранжево–красное пламя посинело, затем позеленело, затем стало сине–серебряным – и растворилось, песком осыпавшись на мостовую, но полностью исчезнув, даже не коснувшись камней.
Мирт боязливо выглянул за угол.
В этот раз настала очередь Дардулкина недоверчиво таращиться на происходящее. Его заклинание исчезло, как будто его и не бывало – и маг видел, как оно растворяется в воздухе, видел, как разгневанная юная девушка на улице в мгновение ока отражает самую сильную его боевую магию.
Она не могла такого сделать. Никто не мог.
– Кто… кто ты? – прошипел он, поворачивая в испуганной спешке кольцо, чтобы призвать свою лучшую защитную магию. Не дожидаясь ответа, он побежал через обнажённую, открытую ночи комнату, направляясь к своему сильнейшему магическому посоху, скрытому за одной из панелей.
– Меня зовут, – раздался спокойный, почти безразличный ответ, – Эльминстер.
Ловкие пальцы Рун задвигались снова – и когда Дардулкин отодрал панель и триумфально сомкнул хватку на мерцающем чёрном посохе, ощутив, как сила посоха струится сквозь него, следующее заклятье Эльминстера нанесло удар.
Вопреки безоблачному ночному небу звук был похож на удар грома,. Результатом этой магии было уже не чистое исчезновение, а серия взрывов, разорвавшаяя на части несколько комнат дома Дардулкина, швырнув камни, штукатурку и всё прочее высоко в ночное небо в направлении Шутовского луга. Карающий вихрь вырвал потрескивающий, злобно пульсирующий и в конце концов взрывающийся посох из рук мага и швырнул его прочь через ночное небо вместе с остальными обломками… и утих. Когда последнее эхо магии отразилось от ближайших строений, и из окон принялся высовываться оглушённый и растерянный народ, ошеломлённый и напуганный Ларак Дардулкин остался стоять посреди дымящихся руин, уцепившись за край открытой панели.
Его величественная чёрная мантия была разорвана, а на теле зажигались и гасли многочисленные деловито моргающие пятнышки света безмолвным памятником защитной магии, что сберегла его жизнь, но заплатила за это свою цену.
Со звуком, который вначале звучал как стон, но закончился вздохом, похожий на клык остаток внутренней стены наклонился и рухнул.
Не оставив Дардулкину за что цепляться.
Волшебник упал на захламленный пол, сжался в комок, и лишь испуганный взгляд мага сказал Мирту, что тот всё ещё жив.
Над павшим волшебником неподвижным квадратом висели в воздухе четыре доспешных ужаса, охраняя двери, которых там больше не было.
Завидев их, Эльминстер вздохнул. Затем зашевелил рукой в быстром, сложном чароплетении.
На протяжении долгих мгновений казалось, что ничего не происходит. Затем раздался единственный клинк. За ним ещё один. И ещё.
Что–то упало.
Затем целой серией клинков и кланков куски доспехов посыпались со всех четырёх парящих конструктов. Куски осыпались всё быстрее. До тех пор, пока в воздухе не осталось вообще ничего, лишь груды металла на полу вокруг дрожащего Дардулкина.
Тот мог только смотреть, время от времени лишь мяукая от недоверчивого страха, как опавший металл у него на глазах начинает ржаветь с невозможной скоростью.
Ко времени, когда Дардулкин дважды или трижды сглотнул слюну, всё, что осталось от его стражей – горы красновато–бурого порошка. Рассыпались даже рукояти мечей.
– Теперь можешь поплакать, – нежно сказал Эльминстер сжавшемуся в клубок архимагу. – Как, похоже, любят говорить в эти дни волшебники: всем нам когда–то приходится начинать познавать мир.
* * *
Стеная от ужаса, Марлин Грозозмей поспешил домой. Всё пошло совсем не так!
Что же теперь делать, что же теперь делать?
Остались ли вообще призраки синего пламени в его власти?
Он не мог прогнать из головы видение того, как одного из призраков швырнуло через весь Променад. Призрак выглядел как обычный наёмник, человек, которого можно убить так же быстро – и, проклятье, так же легко – как любого другого, человек с мечом, который просто почему–то горит синим пламенем. Да любой волшебник–самоучка сможет такое наколдовать!
Он считал себя таким могущественным, таким важным…
Призраки легко расправились с Ханткрауном, но… но…
Не оказались ли они сейчас всего лишь яркими флагами, пометившими его, как предателя, для всех, кто готов оглядеться вокруг?
Ганрахаст, королевский маг? Эта ворчливая сука, леди Глатра? Король?
Его посетило краткое ужасное видение колоды для рубки мяса во дворцовом дворе и кронпринца Ирвела, ожидающего рядом, с большим острым мечом и беспощадной улыбкой…
Марлин потряс головой, чтобы прогнать от себя этот образ, и зашагал по комнате, направляясь к своему излюбленному графину. Ну и вляпался же он…
О нет.
Позади будто из ниоткуда расцвело густое синее сияние, отразившись во всех его графинах. Схватив одной рукой рукоять Парящего Клинка, а второй – Виверноязыкую Чашу, Марлин резко обернулся.
Призрак, разумеется, улыбался. Призраки синего пламени улыбались всегда. Широкими, ужасными улыбками, злобными или злорадно–безумными, и, разумеется, фальшивыми.
Улыбка разительно контрастировала со злобным шипением, которое издал, шагнув из стены, Трет Халонтер, давным–давно бывший лучшим воином Девятки. Его потрёпанные и неприглядные кожаные доспехи казались старыми и рваными, кое–где повисли лохмотьями. Воин в сердце трепещущего синего огня, который был слабее обычного, угрожающе подался вперёд.
– Послал нас в самую пасть могущественной магии, да, – прошептал он, будто раненый внутри. – Надменный идиот.
Марлин каким–то образом сумел зайти за стол, с которого схватил Чашу, и из своего жалкого убежища по ту сторону столешницы испугано огрызнулся:
– Ты мой слуга! Помнишь?
В отчаянной спешке выхватив меч, он поднял его и Чашу перед собой, как будто это были святые реликвии, которые могли прогнать яростного духа.
– Помню. О да, я помню, – ответил Халонтер, сверкая своей широкой улыбкой. – На самом деле, лордишка, я никогда не забуду.
– М-мне жаль. Я видел… что случилось с дверью. И-и с тобой. Но я же не мог предвидеть, что какой–то боевой маг окажется настолько спятившим, чтобы уничтожить часть собственного дворца лишь затем, чтобы победить тебя! Не мог же?
Всё с той же ужасной усмешкой Халонтер ловко рубанул мечом по дуге, которая перерубила ряд новых, незажённых свечей и горлышко одного из самых старых графинов Марлина, не разбив и не перевернув его.
Марлин задрожал при мысли о том, каким острым должен быть клинок призрака.
– Нет, не мог, – ответил он сам себе, дрожа от страха.
– Нет, – прошипел Халонтер, – ты не мог.
Он сделал угрожающий шаг вперёд, оказавшись у стола. Марлин почуял слабый, едкий смрад Халонтера. Как прокисшее вино и множество перемешанных специй.
– Тем больший ты глупец, – добавил призрак, толкая стол вперёд.
Стол мог бы болезненно прижать Марлина к его лучшему серванту, но к счастью для лорда, сбоку стояла каменная реплика носовой фигуры древнего корабля Грозозмеев, массивная, твёрдая и неподвижная, как стена за ней. Стол врезался в неё и дальше двигаться не мог.
С рычанием призрак развернулся и направился в противоположную сторону, пересекая комнату.
– Релв! – сплюнул Халонтер. – Как он?
– Я… я…
Запнувшись от страха, Марлин не успел больше ничего произнести, когда стена, сквозь которую прошёл Халонтер, снова засветилась синим – тёмной, блеклой синевой – и появился сгорбленный, хромающий Релв Ланграл.
Пламя второго призрака было слабыми, мерцающими тенями, и выглядел он так, будто проиграл схватку с вооружённым разделочным ножом мясником. Или тремя мясниками.
– Ты, – зарычал он на Марлина, – послал меня против какого–то могущественного духа! Госпожи клинка, или повелительницы клинка, или каким тлуином называют женщину, которая способна заставить свой меч танцевать, выписывать пируэты и даже наливать ей стларново вино! Меч был частью её – его касание обожгло меня! Она способна летать; она способна исчезать; всё, что я мог делать – только защищаться! Больше не посылай меня сражаться с гордыми призрачными принцессами в их собственных дворцах! Тьфу!
Он рубанул своим мечом, но удар, который должен был разбить ряд неоткупоренных, дорогих бутылей с винами из далёких земель, рассёк лишь пустой воздух, когда нога призрака подкосилась. Ланграл беспомощно завалился на бок и рухнул на ковёр Марлина.
– Простите, простите, простите! – отчаянно забубнил Марлин, бросаясь помочь упавшему плуту – но резко остановившись, когда Халонтер предупреждающе ткнул одним из своих клинков.
– Что мне сделать? – спросил он.
– Используй нас мудро, – прошипел Халонтер. – Не так часто. И не в ближайшее время. Нам обоим нужно время, чтобы выздороветь.
– Вы сможете выздороветь зде… здесь? – выпалил Марлин, размахивая Чашей.
Халонтер наделил его долгим безмолвным взглядом, который по части неприкрытой злобы мог поспорить с его широкой и неувядающей улыбкой.
Марлин отпрянул от него, затем бросился к боковой двери и через неё – в свою гардеробную, торопливо приставив к двери кресло. Из–за неё он начал возвращать призраков обратно в их предметы.
Халонтер не сказал ни слова, но не опускал своего злобного взгляда. Релв на полу шипел яростные ругательства.
Только когда оба они исчезли, и взмокший от пота Марлин оказался в одиночестве, он понял, что испугало его больше всего.
Оба призрака сами были крепко напуганы.
Так же, как и он.
– Я должен бежать из Сюзейла, – мрачно сказал он комнате. – Прямо сейчас.
Пинком отшвырнув кресло, он шагнул обратно к столу, поставил на него Чашу, затем бросился по комнате, подбирая необходимые вещи.
– Плащ, фонарь, побольше монет, запасной кинжал, старые охотничьи сапоги взамен этих модных…
Он подумал о Королевском лесу. Да, туда он и отправится.
Прямо сейчас, когда все значимые лорды были здесь, в Сюзейле, а судьба королевства лежала на блюдце между ними.
Да, он уйдёт.
Почему? Проклятье, да потому что он боится.
Перед ним вспыхнул взгляд леди Глатры, затем злобные глаза Халонтера, затем груз тёмной и злой воли, которая так часто проникала в его разум…
– У меня есть стларновски весомая причина бояться, – прошипел он вслух, возвращаясь к столу, чтобы посмотреть на собранные вещи.
Ох, ему ведь потребуется королевский указ, чтобы городские ворота отворили ночью. Хорошо, что его отец принадлежал к поколению, считающему, что каждый благородный дом должен при любом удобном случае давать взятки царедворцам в обмен на различные вещи на случай будущей нужды.
Указы были спрятаны в ящике небольшого амнийского стола, вместе, да, вместе с отравленными кинжалами, которые тоже могут ему пригодиться.
Ах! И как же он собирается зажигать фонарь? Кремень и кресало в отдельной трутнице. В конце концов, при нём не будет слуг там в лесу.
В лесу. Где в лесу?
Вряд ли он мог отправиться в охотничий домик Грозозмеев. Как только ручные волки Глатры обнаружат, что он сбежал из дому, они первым делом заглянут туда.
Нет, это должна быть другая охотничья хижина, которую вряд ли найдут.
Что означало место, принадлежащее одному из его немногочисленных друзей среди его собратьев–заговорщиков.
Виндстагу.
Учитывая раны и пятно, которое он навлёк на свою репутацию, охотясь за топором, и свою мнительность, Виндстаг ещё много дней и носу не покажет за ворота своего особняка. Что означало, что охотничий домик какое–то время будет свободен, поскольку ни один другой член семьи Виндстагов не любил охоту.
Туда Марлин и отправится.
Но не один. Не в эти глухие места. Только не тогда, когда королевские лесничие могут обойтись с ним, как с любым отчаянным разбойником.
Он возьмёт троих людей, лучших оставшихся телохранителей среди тех, кому он мог доверять.
Насколько он вообще мог кому–либо доверять, разумеется.
С ехидной и горькой усмешкой, порождённой этой мыслью, Марлин поспешил покинуть комнату, чтобы найти седельные сумки.
В конце концов, он ведь возьмёт ещё четыре самых быстрых лошади.
* * *
– Последнее заклинание было лишним, – пробормотал Эл, когда Шторм снова устало улеглась на него сверху и взяла его подбородок – подбородок Рун – в ладони, чтобы прижаться к нему лбом.
Их разумы погрузились друг в друга в привычном слиянии… и исцеление началось заново. Никто из них не желал замечать, каким мрачным и усталым был разум Шторм.
– Не можешь обойтись без величественных жестов, – прошипела она. В её дыхании чувствовались слабые нотки корицы. – Без последнего росчерка. Без злоупотребления магией.
– Это важно, Грозовая, – ответил он. – Правильное впечатление может выиграть дюжину битв. Заставь врагов бояться…
– Да, да, я знаю, – вздохнула она. – Только заставляй их бояться меньшим количеством магии в следующий раз, ладно?
– Хорошо, милая, – пробормотал он. – Или шататься и падать будешь уже ты, а не я. Я знаю.
Шторм пробормотала нечто нечленораздельное и прижалась к нему, её разум согрелся от вспышки удовольствия.
Эл задумался на миг, что из сказанного породило такую реакцию… а затем забыл вместе со всем остальным, когда исцеление достигло той стадии, на которой он всегда погружался в забвение.
Прекрасное забвение…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ТАЙНИКИ И НАХОДКИ
Мирт пошатнулся, едва не вывернув лодыжку на неровной мостовой, и изрыгнул проклятие.
Спустя шаг он спросил:
– Сколько ещё мы будем тащить его лордейшество, а? Легче он не становится!
– До тех пор, пока не выветрится заклинание, сковавшее его конечности, – отозвалась Шторм, – или пока Эл не решит, что ему не потребуется использовать магию для более важных целей.
– Ха. То есть никогда, насколько я знаю магов, – проворчал Мирт. – Зачем…
Рун, которая тащила Арклета за другой конец, резко повернула голову и зашипела глубоким голосом Эльминстера:
– Тихо! Опусти голову и посмотри вон туда!
Кивком головы Амарун указала направление, куда следовало взглянуть Мирту; тон Эльминстера заставил его немедленно подчиниться.
Два вздоха спустя – всё это время Эльминстер что–то бормотал – мимо них промчались четыре всадника на быстрых лошадях.
Выглянув из–под своих кустистых бровей, Мирт уставился на стройные плечи танцовщицы и был вознаграждён видом того, как она поворачивается и указывает пальцем на второго всадника.
Стук копыт стих.
– Кто–то торопится покинуть город, – прокомментировал Мирт. – И ты знаешь кто, не так ли?
– Юный лорд Грозозмей, – коротко ответил Эл, – со своими громилами. Я наложил на него следящее заклятье.
– Разумный ход, – устало сказала Шторм, чьи серебряные локоны разошлись, снова обнажая лицо, – но если это продлится долго, мне потребуется исцеление. Магия или долгий, хороший отдых. А лучше – и то, и другое.
– С горячими ваннами по первому твоему требованию?
– Ты хорошо знаешь женщин, лорд Глубоководья.
– Лучше, чем магию. Это следящее заклятье, оно продолжает истощать тебя всё время, что старый Заклинашка держит его на нашем убегающем лорде?
– Так и есть, – вздохнула Шторм, останавливаясь. Они достигли врат особняка Грозозмеев. Эл заметил, что ворота за отбывшими всадниками не заперли, и остановился, чтобы заглянуть внутрь.
– Стражников я не вижу, – произнёс он. – И даже слуг, которые могли бы закрыть ворота. Пойдём. К конюшням.
– А если кто–то попробует нам помешать? – проворчал Мирт. – У нас тут груз.
– По просьбе лорда Виндстага мы решили подшутить над лордом Грозозмеем и лордом Делькаслом, – быстро ответил Эл. – А если нам не поверят, Шторм и я – то есть, Рун – сбросим одежду. Такое обычно отвлекает большинство стражников и напыщенных слуг–мужчин.
– А мне что делать? – поинтересовался Мирт.
– Ты нам потребуешься, если стражниками и напыщенными слугами окажутся женщины, – радостно ответила Шторм.
Впрочем, никто не стал им мешать и даже не вышел из особняка. Они скользнули в тёмные и пустынные конюшни. Эл позаимствовал кинжал Шторм, зажёг слабый сияющий камень в его рукояти и прошёл прямо в угол, где стояла старая повозка – под таким углом, что, очевидно, уже не подлежала использованию. Под ней лежала груда гниющего брезента, покрытая толстым слоем пыли и усеянная мышиными гнёздами.
– Здесь мы спрячем магию, которую могут отследить Глатра и её гончие, – шёпотом провозгласил он. – Затем уйдём.
Они так и поступили. Шторм дала Элу и Мирту кольца железной стражи, и спустя несколько мгновений они вернулись на улицу с по–прежнему парализованным Арклетом, чтобы продолжить путешествие к особняку Делькаслов.
Мирт оглядывался назад семь раз, но ворота так никто и не закрыл.
* * *
Тарграэль шагала по изгибающейся улице с таким видом, как будто всё вокруг ей принадлежало. В конце концов, она была старшим рыцарем Кормира – главным старшим рыцарем королевства, что бы там ни думали живые – а патрули в этом богатом квартале с дорогими особняками были частыми и обычно приставали к бродягам. Но к надменным прохожим они привыкли относиться с уважением.
Она была уже в нескольких улицах к югу, на дальней стороне Променада, разыскивая Мэншуна – поскольку если он найдёт её раньше, чем она его, Тарграэль сразу же снова станет рабыней. В кулаке она сжимала драгоценный камень из дворца, очень древнее сокровище Обарскиров. Подарок эльфов, как утверждали легенды. Большая часть его возможностей была забыта, но камень функционировал как чуткий детектор пробуждённого поблизости Искусства.
Мэншун был далеко не единственным занятым этой ночью чароплётом, в этом пылающем от многочисленных интриг городе со всеми его дворянами, но Тарграэль знала о его любви к постоянной слежке, и бродила по улицам, надеясь, что камень уловит ровные потоки Искусства, подразумевающие несколько действующих прорицательных глаз.
Но пока она ничего не нашла.
Тарграэль сильнее и сильнее тревожилась, что с каждым шагом у старого вампира появляется всё больше возможностей обнаружить её. И что чем дольше драгоценный камень отсутствует на своём обычном месте, в комнате Дуаровой Отставки, тем больше вероятность, что боевые маги отправятся искать её.
Наверное, лучше было отказаться от этих смелых поисков, вернуть камень и спрятаться в заброшенном крыле. Но вместе с тем она могла на обратном пойти свернуть к особняку Грозозмеев и попробовать камень там. Мэншун в последние дни проводил много времени в сознании незадачливого лорда, и даже если юный глупец и заслуживал жестокой расправы, оставался вопрос призраков синего пламени и его обладания предметами, которые ими управляли.
Ей необходимо спешить. Улицы благородных кварталов были практически безлюдны – хотя она завидела вдалеке трёх припозднившихся гуляк, тащивших раненого, или, скорее, пьяного товарища домой – и Мэншун был не меньше других заинтересован в богатых и влиятельных, и в том, какое применение он сможет им найти.
Проследовав вдоль изгиба улицы, она увидела нечто, что почти заставило Тарграэль остановиться от изумления – и ускорить шаг спустя мгновение нерешительности. Врата особняка Грозозмеев были открыты.
Почти все величественные особняки были ограждены высокими стенами, чтобы держать воров подальше от их земель. Не говоря уже о постоянных уличных торговцах, кредиторах или незваных зеваках, топчущих сады. Владельцы подобных недешёвых барьеров обычно использовали их – особенно по ночам. Ворота всегда были закрыты и открывались только перед экипажами или каретами. Незапертый вход и отсутствующие у открытых ворот бдительные слуги – это было необычно.
Позади Тарграэль патрулей стражи не было, впереди она тоже их не видела. Поблизости не было никаких боковых улочек, и непрерывная полоса стен не давала патрулям – или кому–то другому – никакого укрытия, чтобы подкрасться к ней незамеченными.
Так что, высоко подняв голову и выпятив грудь, Тарграэль шагнула прямо в ворота на земли Грозозмеев, как будто вход открыли специально для неё.
Через шесть шагов по пустынной, укрытой ночью подъездной дорожке камень в её руке немного нагрелся. Не вспышкой активных заклинаний и не ровным повышением температуры, обозначавшим близость постоянных магических печатей, но острым, слабым нагревом.
Здесь была дворцовая магия! Небольшое количество, но рядом, оказавшаяся здесь совсем недавно…
Тарграэль нахмурилась. Затем сделала шаг влево. Да. Повернувшись, она пересекла подъездную дорожку и шагнула на газон справа. Нет, слабее, значит обратно влево.
Дом поднимался прямо впереди, хотя, разумеется, подъездная дорожка достигала его серией длинных, плавных изгибов. Дальше налево, мимо нескольких сумрачных древ, были… конюшни.
Тарграэль припала к земле и резко обернулась влево, покидая дорожку и шагая по полосе газона, которая должна была провести её вокруг беседки под деревьями к боковой или задней стене конюшен.
Если там поджидал патруль стражи или назойливые боевые маги, она хотела увидеть их раньше, чем они увидят её.
Оказавшись за деревьями, ближе к конюшням – тёмным, тихим, как будто заброшенным – камень в её руке становился теплее с каждым сделанным шагом.
Может быть, Эльминстер снова взялся за своё, похищая дворцовую магию? Или это был его тайник украденных зачарований? Сама она не стала бы использовать для этого ограждённое стенами благородное имение, но возможно Эльминстер хотел, чтобы в случае обнаружения его тайника обвинили Грозозмеев.
Много лет он изображал Элгорна Ролигана, работающего во дворце вместе с сестрой – Шторм Среброрукой, его товарищем на службе погибшей Мистре. Они до сих пор действовали вместе, разве нет?
За вычетом нескольких мышей конюшни были пусты. Камень привёл Тарграэль прямо к небольшому свёртку колец и жезлов. Сонные жезлы, за исключением одного со взрывами и одного, разбрасывающего липкую паутину. Снаряжение боевых магов.
Значит, если только несколько магов Короны не замыслили что–нибудь, всё это было украдено.
Скорее всего, украдено Эльминстером и Шторм или каким–то слугой Грозозмеев. Не Марлином; этот забрал бы предметы в дом и спрятал их в таком месте внутри особняка, которое посчитал бы безопасным, за всеми его печатями и защитами.
Нахмурившись, Тарграэль сунула мешок обратно, прикрыла его давно прогнившим брезентом и задумалась. Может быть, ей следует поискать Шторм Среброрукую? С пышной фигурой, красивую, с её длинными серебряными волосами – мужчины скорее заметят её, чем Эльминстера или Мэншуна, особенно если эти двое старых магов не желают быть замеченными.
Может быть, ей стоит разыскать подобных внимательных персон и расспросить их?
Или поступить мудрее, вернуться во дворец, спрятаться и проявить терпение?
– Тьфу! – громко воскликнула она в ночь, поворачиваясь на каблуках.
Она поступит мудро и терпеливо.
Ха. Тарграэль могла быть нежитью и рыцарем смерти – но несмотря на всё это, она, должно быть, старела.
* * *
Мэншун нетерпеливо скользнул обратно в своё смуглое и красивое человеческое тело. В качестве носителей созерцатели были не так уж плохи. Уж лучше они, чем парить, как призрак, но когда дело доходило до серьёзных размышлений, он предпочитал быть вещественным и находиться в теле, похожим на то, в каком он родился.
И это время настало прямо сейчас, здесь, в погребе алхимика. Убогое местечко, и он знал множество куда более роскошных покоев – Мэншун по–прежнему скучал за вздымающимся мраком его Главной башни в Зентильской твердыне, даже спустя все эти годы – но оно всё больше начинало казаться домом.
Прорицательные сферы терпеливо мерцали, пока он уселся, пробежался по ним взглядом, чтобы убедиться, что нигде не происходит ничего тревожащего – ничего не происходило – и погрузился в размышления.
Значит, его старый враг был жив – а может, стал нежитью. Эльминстер снова был в Сюзейле, вернулся со Шторм Среброрукой. Всё–таки он уцелел.
И, насколько можно было судить, пока не собирался обрушиться на Мэншуна.
Что было странно; если бы Эльминстер уничтожил одного из его клонов, Мэншун, только очнувшись, поступил бы так, как поступал уже не раз – нашёл способ дать сдачи. И сильно. А заодно быстро.
Не настолько отчаянно, чтобы принести в жертву очередного себя, но достаточно, чтобы Эльминстеру стало ясно, что он по–прежнему цел и не намеревается отступать.
Так чем же занят Эльминстер?
Ну разумеется, вмешивается в происходящее. Именно так Старый Дурак и поступает всегда. Пытается править королевствами в тени престолов, подговаривает одного лорда дать ему кров и пищу, пока крадёт магию и монеты у другого лорда – или, в данном случае, у королевской семьи Кормира. Держится ближе к богатым и могущественным, шепчет им на ухо, заставляет их делать то, чего он хочет – как уже поступал на протяжении многих веков.
Мэншун и сам понимал соблазны власти. Власть была ультимативным эликсиром; не было ничего сильнее.
Но он делал всё это самостоятельно, не цепляясь за юбки Мистры Могучей, никогда не забираясь к ней в душу – и в постель – чтобы найти убежище в тепле её улыбки и заботы. Он свою власть заслужил, а хитрый старый Эльминстер выпросил её у наивной богини. О, это сработало, да, но кто мог бы предвидеть, что великая богиня Всего Искусства, Наша Госпожа Тайн, сама богиня, погибнет?
Важно сейчас было вот что: без Плетения, без слуг Мистры, без других Избранных, которых можно было использовать и злоупотреблять их доверием, Эльминстер стал ленив в собственном Искусстве. Он провёл годы, делая то и сё, для Мистры и для себя, но редко проводил время, оттачивая Искусство более великое, овладевая новой магией.
Так что великий Мудрец Долины Теней, оставшись без своих друзей и без доступного могущества, стал куда слабее и ничтожнее истинно могущественного Мэншуна.
Кем бы он ни был прежде, Орбаком из Западных Врат или Мэншуном из Зентарима, он сам творил великое Искусство и отточил свои навыки собственным трудом, не божественными дарами, не полагаясь на чужую помощь. Он был лучшим волшебником, истинным архимагом.
Что, в свою очередь, неизбежно означало, что Эльминстер, хитрый, но ленивый, на путях Искусства мог лишь следовать туда, куда вёл Мэншун.
Разве Эльминстер не пытается украсть любую магию, какую только может? О, это затем, чтобы кормить его безумную, где–то заточённую любовницу, да, но разве прежде чем отнести ей, он не изучает каждый украденный предмет, чтобы узнать всё, что сможет,?
Значит, пока будущий император Мэншун вселяется в избранные им разумы, Эльминстер должен отставать на шаг, повторяя то, что уже когда–то делал Мэншун. Используя свои копии, клонов, пробуждающихся, когда уничтожают их предшественника.
Да, вот в чём дело. Должно быть…
Он убил Эльминстера, уничтожил его. Взорвал его тело, разорвал его, затем испепелил.
И сделал всё это быстро, ни на мгновение не упуская из виду своего врага, тщательно высматривая любые признаки бегства. Их не было.
А значит, когда Эльминстер погиб, где–то проснулся его следующий клон. Испугавшись смерти от рук того, кто один раз уже с такой лёгкостью его уничтожил, Эльминстер воспользовался магией, чтобы надеть личину юной девушки – танцовщицы, которая была его собственным потомком – и наверняка поместил настоящую Амарун Белую Волну в магический стазис в какой–то тайной пещере или крипте, до того момента, как в ней возникнет нужда.