Текст книги "Рекорд приключений"

Автор книги: Э Оппенгейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– К подземке у Британского музея, если это не очень далеко для вас.

Она приказала шоферу отвезти нас туда. Потом она откинулась назад на своем сиденье. Выражение ее лица изумило меня. Она была бледна, как в ту минуту, когда смотрела в глаза смерти, и, казалось, что она испытывает какое-то неприятное чувство.

– Что тревожит вас? – спросил я.

– Я несчастна.

– Вы сожалеете о вашем вмешательстве?

Она покачала головой.

– Нет! Но вы украли жемчуг.

– Само собой разумеется.

– Вор!

– Я не отрицаю этого.

Она заплакала.

– Не могу ли я выкупить у вас этот жемчуг?

– Зачем?

– Понятно, чтобы вернуть его леди Грэй. Согласитесь, что я отчасти виновата в его пропаже.

– Дорогая мисс, – сказал я, – с величайшим удовольствием, жемчуга принадлежат вам. Я совершенно согласен, что вы правы. Я взял их только для того, чтобы посмотреть, какой это произведет эффект. Норман Грэй и я старые враги. Он преследовал меня, как зверя. Его жена тоже моя старая знакомая. Моему тщеславию льстило явиться неузнанным на этот прием и украсть жемчуг его жены. Разрешите мне...

Я снял свой цилиндр и положил его на сиденье. Потом медленно провел рукой по лбу и – вытянул из моего, специально для этой цели сделанного парика жемчужное ожерелье. Она перестала плакать и глядела на меня изумленными глазами.

– Я вполне понимаю ваше удивление. Этот парик – самая удачная из всех вещей, которые мои друзья в Париже смастерили для меня. Если я когда-либо попаду в руки Нормана Грэя, вы увидите, вероятно, этот парик в витрине полицейского музея в Скотланд-Ярде.

Машина остановилась у подземки. Девушка протянула мне руку. Она взглянула на меня, и снова я почувствовал то же самое, отчего бежал из ее дома.

– Вы отвратительный, но необыкновенный человек, – сказала она. – Во всяком случае, я рада, что отчасти отплатила вам за вашу услугу.

Я поцеловал ее руку, радуясь тому, что она разрешает мне это.

– Вы отплатили мне полностью, – сказал я и простился.

Глава 10

Как известный и давно разыскиваемый преступник, я, разумеется, всегда тратил все свои усилия на то, чтобы целиком войти в роль личности, за которую в настоящее время хотел себя выдать. Этой ставшей моей второй натурой привычке к перевоплощениям я обязан тем, что мне каждый раз счастливо удавалось водить за нос достопочтенных болванов, сидящих в Скотланд-Ярде.

После моего краткого, но успешного существования в качестве Осберта Эскомба из Индии я решил перевоплотиться снова. Я нанял скромную квартирку вблизи Руссель-Сквейра и маленькое бюро в Гольдборне, заказал бланки деловых бумаг, прибил к дверям медную дощечку и снова поселился в излюбленном мной Лондоне, под именем агента Сиднея Букроса. Я не берусь утверждать, что моя деятельность возбудила особое внимание коммерческих кругов. Я внес 1000 фунтов в один из крупных лондонских банков и открыл там на свое имя текущий счет. Я каждый день сам отсылал на свой адрес несколько писем, на которые отвечал в своем бюро. Около десяти я брал свой портфель, покидал бюро и проводил все время, за исключением обеденного перерыва, в спокойном и надежном уединении Британского музея.

Я нашел новое увлечение. Моя профессия оставляла мне много свободного времени, которое я посвящал изучению различных шифров. Я отлично знал, что половина анонсов, помещающихся на столбцах "Таймс", отведенных для личной корреспонденции, приобретали в глазах тех, кому они предназначались, совсем особый смысл. Таким образом, мне удалось однажды после того, как я извел громадное количество бумаги и напряг всю свою сообразительность, найти, наконец, истинный смысл такого, например, объявления:

"Чарльз. Желаемое может быть найдено 1749. Смеющиеся глаза просят вас быть смелее. Приведите с собой Джемса".

Установив шифр этих слов, я с легкостью прочел то, что они на самом деле значили:

"Дама в зеленом. Господин во фраке и белом галстуке. Фраскатти, понедельник 8 часов вечера. Принесу документы. Заберите с собой деньги".

Этот анонс заинтересовал меня. Если эти документы представляли собой какую-нибудь ценность для людей, поместивших анонс, они, вероятно, представляли собой кое-что также и для меня. Я сразу же решил встретиться в понедельник у Фраскатти с дамой в зеленом и господином во фраке. Моей единственной заботой было не столкнуться с человеком, которому предназначался анонс. Я надеялся избежать этого. На следующее утро я поместил в отделе частной корреспонденции следующее объявление: "Фраскатти не в 8, а в 7." Результат этого я должен был доверить судьбе. В понедельник вечером, без десяти семь, я находился в означенном кафе. Я заказал самый дорогой ужин на три персоны. Когда я вернулся в вестибюль, вошла пара, которую мне, очевидно, поручено было встретить. Он был мужчиной грубого вида, с чурбанообразными конечностями, густыми волосами, каштановыми усами и выпуклыми глупыми глазами. Фрак был для него, по-видимому, очень необычным одеянием. Женщина в зеленом выбрала самый яркий из всех существующих оттенков зеленого цвета, повязала волосы зеленой бархатной лентой, и весь ее сильно декольтированный наряд был наивно безвкусен. В простом платье она была бы, вероятно, довольно красивой со свежим деревенским румянцем на щеках и массой белокурых волос.

Оба вытаращили на меня глаза, заметив, что я выжидающе озираюсь по сторонам, и я сразу же приступил к делу, испытывая при этом страшно неприятное чувство. Я нахально подошел к ним и протянул руку.

– Ужин уже заказан, – сообщил я, – разрешите провести вас к столу.

Недолго раздумывая, они последовали моему приглашению, с видимым удовольствием посматривая на бутылку шампанского во льду.

– Признаюсь, вы не похожи на человека, которого мы ожидали здесь увидеть, не правда ли, Лизи? – сказал мужчина, тяжело опускаясь на стул и вытворяя нечто невообразимое со своей салфеткой, которую желал во что бы то ни стало запихать за свой воротник.

– Я думал, люди вашего сорта пьют только воду.

Я улыбнулся.

– Нас часто понимают неправильно, – сказал я.

Мы испытующе посмотрели друг на друга. Женщина окинула одобрительным взглядом мой черный галстук и костюм.

– Должна признаться, что гораздо приятнее иметь дело с благородными людьми, – сказала она, выразительно посмотрев на меня. – Когда говоришь с равным себе, чувствуешь себя гораздо свободнее.

– Коктейли! – радостно провозгласил ее спутник, когда приблизился кельнер с серебряным подносом. – Как мило с вашей стороны!

Я поклонился и выпил за их здоровье. Сердечное, но таинственное молчание казалось мне самой лучшей тактикой. Но все же я опасался, что появится второй человек до того, как мы успеем обсудить деловую часть. Я заказал вторую бутылку шампанского – первая начинала уже действовать – и подвинулся ближе к ним.

– Вы принесли документы?

– Ну, конечно! Не думаете же вы, что мы собираемся обманывать такого джентльмена, как вы, – ответила женщина, снова кидая на меня тайный взгляд. – Но я считаю необходимым мистер, мистер...

– Мартин, – представился я.

– Мистер Мартин, я бы никогда не предприняла ничего против Теда, если бы он вел себя, как порядочный человек. Мы не ладили. Он не пьяница и не бегает за чужими женщинами, но для такой темпераментной женщины, как я, он не был подходящим мужем.

На минуту я пожалел Теда. Но женщина продолжала свою историю.

– Когда в суде разбиралось дело о разводе, я очень разволновалась, и меня с трудом удалось успокоить, не правда ли, Джим? Ты можешь подтвердить это.

– Совершенно верно, – пробормотал он, – я и не ожидал этого. Я раскроил бы ему череп, если бы знал, что он следит за нами.

– Он еще дождется, если не будет осторожен, – сказала она, рассерженная. – Говорят, он будет теперь министром, а меня оставляет без копейки денег только потому, что добился развода. Я еще покажу ему!

– Но возвращаясь к документам, – снова заметил я.

– Вот они, все со мной, – прервала она меня, открыв грязную сумку и торжествующе заглядывая в нее.

– Получайте, мистер Мартин.

– Прежде уплатите за них, – вмешался мужчина.

– Он уплатит, – резко оборвала его женщина. – Зачем было бы приходить сюда, если бы он не думал платить? Не так ли, мистер Мартин?

– Разумеется! Я принес с собой крупную сумму, ровно столько, сколько в настоящий момент могу потратить. Но мне нужно убедиться, стоят ли документы этих денег.

– Вы говорите так, словно совершаете эту сделку на ваш собственный риск, – сказала она, засмеявшись.

– В наше время приходится быть очень осторожным. Вы должны согласиться с этим.

Ее спутник расхохотался.

– Вы ничего не потеряете на этом, будьте спокойны! – заметил он. – Вы отлично знаете, что ваш шеф однажды сказал в Ливерпуле.

– Оставь это теперь, Джим, – нетерпеливо прервала его женщина, перейдем к делу.

– Я думаю, пора уже просмотреть документы, – предложил я.

Женщина вопросительно посмотрела на своего спутника. Тот утвердительно кивнул.

– Мы ничего не имеем против этого. Все в порядке. И этого вполне достаточно, чтобы отправить в преисподнюю Теда и его богатого друга.

Женщина раскрыла сумку и вынула из нее около дюжины исписанных на машине листов, грязных и смятых.

– Поглядите прежде всего на это, – предложила она мне. Это текст речи, которую Тед должен был произнести в марте на народном собрании в Ливерпуле.

– В Ливерпуле, – повторил я, рассчитывая получить дальнейшее объяснение.

– На собрании, предназначенном для того, чтобы решить, должны ли портовые рабочие организовывать забастовку.

Я пробежал исписанные листы. Это было пламенное воззвание, обращенное к рабочим в порту и верфи и союзу моряков, принять участие в крупной забастовке. Им обещалась поддержка горняков и железнодорожников и падение существующей власти в течение ближайших шести недель. Воззвание кончалось громкими революционными фразами, и на последнем листе находились подписи известных лидеров рабочей партии.

– Эта речь, – медленно сказал я. Мне все еще неясно было, в чем дело.

– Понятно, никогда не была произнесена, – прервал меня мужчина. – Это вы и без нас знаете. Тед приехал в Ливерпуль и вел себя там смирно, как овечка. Он стоял на трибуне и уверял рабочих, что данный момент самый неподходящий для забастовки. Мало того, он убедил их согласиться на условия предпринимателей.

– Так, – осторожно произнес я, – а теперь...

– Вот, – торжествующе прервала меня женщина, – вот письмо, которое лорд Киндерсли передал в тот вечер в Ливерпуле Теду.

Я прочел письмо, отправленное в тот вечер с Соут-Аудлей-стрит, из которого выяснилось, что Тед – мистер Эдвард Рендаль, теперешний лидер рабочей партии и депутат нижней палаты.

"Дорогой мистер Рендаль!

Я надеюсь, что это письмо, которое я отсылаю вам с курьером, прибудет к вам до того, как вы выступите перед собранием. В настоящий момент обсуждение конфликтов не может быть представлено на рассмотрение Союза судовладельцев, но, подтверждая недавно заключенную с вами сделку, сэр Филипп Ричардсон и я готовы передать вам завтра для вашей партии 50 000 фунтов при условии, что назначенная на завтра забастовка не состоится.

Преданный вам

Джоффрей Киндерсли.

P.S. В наших общих интересах желательно это письмо немедленно уничтожить".

Теперь мне все было ясно. Я начал даже тревожиться, не взял ли я чересчур мало денег.

– Я хотел бы знать, почему ваш муж не последовал совету лорда Киндерсли и не уничтожил письмо?

Женщина рассмеялась. Хитрость и самодовольство отразилось на ее лице.

– Он требовал этого от меня. И даже воображает, что я порвала письмо на его глазах. В действительности же я разорвала совсем другое, не имеющее никакого значения письмо, так как это случилось как раз в тот день, когда у меня возникли подозрения против Теда.

– Это ты здорово обстряпала, – похвалили ее мужчина, одобрительно улыбаясь. – Ты сыграла с Тедом славную штуку, Лизи.

– Поделом ему, – сказала женщина и, поглядев в зеркало, поправила прическу.

На мгновение наступила тишина. Мужчина подвинул свое кресло ближе к столу.

– Итак, мистер Мартин, или как там еще вас зовут, давайте покончим с этим делом, – сказал он, стараясь принять тон делового человека. – Вы получаете копию речи, которую Тед Рендаль должен был по постановлению партии произнести в Ливерпуле. Вы получаете также письмо лорда Киндерсли, точно объясняющее, почему эта речь не была произнесена и, – продолжал он, стуча кулаком по столу, – я расскажу вам, что Тед на другой же день в 6 часов вечера получил эти деньги в клубе национал-либералов и на следующее же утро поместил их на свое имя в пяти различных банках. Названия банков помечены карандашом на оборотной стороне письма лорда Киндерсли.

– А когда я просила его выплачивать мне ежегодно 100 фунтов, чтобы иметь возможность вести сносную жизнь, он вернул мне мое письмо через своего поверенного без ответа, – сказала мне жена Рендаля, покраснев от возмущения.

Я откинулся поудобнее на спинку кресла.

– Предположим, что мы придем к соглашению, и вы передадите мне документы – что я, по-вашему, стану с ними делать?

– Все, что вам угодно, лишь бы вы хорошо уплатили, – откровенно ответила женщина.

– Мы отлично знаем, по чьему поручению вы действуете, – вставил Джим, ухмыляясь:

– Я думаю, что в ближайшее время эти документы будут в руках Чарли Пэйтона, если только мы придем к соглашению.

– Вы не ставите никаких условий? – спросил я.

– Нет. Я навсегда покончила с Тедом. Он подлец. По мне, вы можете опубликовать всю эту историю в "Дэйли Мэйл".

– В таком случае поговорим о цене.

Румянец исчез с их лиц. В глазах загорелась жадность. Они боялись продешевить и не решались просить слишком много, чтобы не отпугнуть меня.

– Эти бумаги представляют громадную ценность для Теда, – пробормотала женщина.

– Но вы продаете их не ему.

– Конечно. Но вы, сэр Мартин, получите за них 1000 фунтов.

Не говоря ни слова, я отсчитал кредитки и спрятал документы. Мужчина и женщина, по-видимому, не ожидали столь быстрого исхода дела. Она засовывала деньги в свою сумочку. Когда я встал, чтобы проститься с ними, я увидел у входа человека средних лет, растерянно наблюдавшего за нами. Я тотчас же понял, что это тот человек, чье место я добровольно занял.

– Я думаю, мы покончили, и надеюсь, что и вы удовлетворены, – сказал я. – Простите, но я должен вас сейчас же покинуть, меня ждут.

Женщина судорожно сжала сумочку левой рукой и протянула мне правую.

– Должна признаться, что вы настоящий джентльмен, мистер, мистер – как вы назвали себя?

– Имя не имеет отношения к делу. Доброй ночи! Желаю счастья! прибавил я, удаляясь.

На улице накрапывал дождь, но я пошел пешком, так как вдруг ощутил сильную потребность подышать свежим воздухом. Атмосфера помещения, из которого я только что вышел, характер моих гостей и подлость совершенной мною сделки наполнили меня отвращением. Потом я потихоньку рассмеялся; это было совершенно аморальным явлением: я, известный преступник, преследуемый полицией всего мира, испытывал отвращение к обыкновеннейшей сделке. Я грабил, не раздумывая, устранял всех, кто становился на моей дороге, но шантажом я никогда не занимался. Я утешал себя тем, что неприятнейшая часть дела уже закончена. Что же касается последующего, то я рассчитывал на свою жестокость и чувство юмора.

Впрочем, сидя в своей комнате за виски с содовой, я обдумывал дальнейший план действий.

Судьбы депутата Эдварда Рендаля и лорда Киндерсли были в моих руках. Попытка выжать из этих двух почтенных господ сумму, много раз превосходящую мою тысячу фунтов, неизбежно должна была закончиться удачей. В то время, как я курил, мне пришла в голову мысль, и прежде, чем лечь спать, я написал длинное письмо мистеру Юнгхэзбэнду.

На следующее утро я оставался в своем бюро в Хольборне до тех пор, пока мистер Юнгхэзбэнд не позвонил мне. Как обычно, он говорил со мной официальным тоном, словно я был одним из обычных почтенных клиентов. Но заметно было, что он очень встревожен.

– Я поступил точно по вашим указаниям, мистер Букрос, но сумма, которой вы рискуете оперировать, сильно изумила меня.

– Скажите точно, что вы предприняли? – спросил я.

– Через посредничество разных маклеров я распродал 25000 акций пароходной компании Киндерсли, цена которых 6 фунтов за штуку. К счастью, пока не предвидится, чтобы эти акции поднялись в цене, поэтому мне удалось совершить эту сделку за 10 шиллингов с акции, что составляет 12500 фунтов.

– Отлично! Каков курс акций в настоящую минуту?

– Они несколько упали вследствие вашего маневра. Но маклер, в бюро которого я нахожусь в данный момент, по-видимому, воображает, что акции снова подымутся в течение дня.

– Ладно уже! Когда по акциям должно быть уплачено?

– Четвертого. Да, я хотел еще сказать, что маклеры, с которыми я вел переговоры по вашему делу, хотят знать, доведете ли вы эту операцию до конца, если в ближайшие дни акции поднимутся в цене, скажем, на 1 шиллинг?

– Ни под каким видом. Операция должна быть проведена точно так, как я указал.

Я отошел от стола, наполнив свой портфель, как всегда, образцами бумаги, которой я как будто бы торговал, поехал подземкой на Бонд-стрит и прошел оттуда пешком на Соут-Аудли-стрит. Там важного вида швейцар объявил мне, что лорд Киндерсли дома, но приказал никого не принимать, разве только в том случае, если о моем визите было заранее условлено. Я подкупил портье и прошел в приемную. Там мне удалось убедить неряшливо одетого и вооруженного очками секретаря в том, что лорду Киндерсли необходимо уделить мне несколько минут внимания в его же собственных интересах. Наконец, меня провели в святое святых великого человека.

– Чем могу служить вам, мистер Букрос? – спросил он, кидая взгляд на мою визитную карточку.

– Узнает ли он меня в моем новом одеянии, – подумал я. Но лорд Киндерсли не обнаружил ни малейшего подозрения, что видел меня когда-либо раньше. Для него между нервным дельцом, говорившем с ним теперь, и дровосеком-шофером, благополучно доставившим его из лесов Гьера в Англию, не было ничего общего.

– Я посетил вас, чтобы обсудить с вами серьезное дело, – сказал я. – И я надеюсь, что вы не истолкуете неправильно моего посещения. Мне не нужно от вас денег. Наоборот, я хочу предохранить вас от крупной денежной потери.

– Я готов выслушать вас.

– В прошлом году, в марте, вы предупредили забастовку рабочих, угрожавшую вам потерей миллиона фунтов. Известный лидер рабочей партии принял от вас взятку и убедил рабочих отказаться от забастовки и согласиться на ваши условия. В этом деле принимали участие только вы и еще один судовладелец, который, насколько мне известно, умер.

Лорд Киндерсли пытливо посмотрел на меня. Только теперь я заметил, что он выглядит больным и бледным. Его голос чуть дрожал, когда он ответил мне.

– О чем вы, собственно, говорите?

Я вынул из кармана оба документа и немного приблизился к нему.

– Вот воззвание Рендаля к рабочим, призывающее примкнуть к забастовке; под ним подписались все лидеры рабочей партии. А вот ваше письмо к Рендалю, в котором вы предлагаете ему 50 000 фунтов с тем, чтобы он отказался от своего выступления. Эти 50 000 фунтов вы вручили ему на следующий день в клубе национал-либералов.

Приветливость и сдержанность покинули его. Он выглядел как человек, над которым разразилась страшная катастрофа.

– Господи! – пробормотал он. – Рендаль поклялся мне, что уничтожит это письмо.

– Он поручил это своей жене. Но она предпочла сохранить письмо. Несколько месяцев тому назад ее муж развелся с нею. Это – ее месть. Она продала мне это письмо и копию речи. Мне известно также все остальное, что стоит в связи с этой историей.

Лорд Киндерсли вынул носовой платок и отер свой лоб.

– Я откуплю эти документы.

– Ваша светлость, я не шантажист!

– Можете быть уверены, что получите деньги, – горячо продолжал он. – Я не собираюсь донести полиции. Я ликвидирую эту историю, как обычную сделку. Назовите цену! Я не мелочен.

– Повторяю, я не шантажист, – настойчиво произнес я. – Роль этих документов в ликвидации забастовки твердо установлена, и они будут преданы прессе.

Лорд Киндерсли подскочил.

– Что же вы ожидаете от этого? – хрипло спросил он.

– Я не рассчитываю на деньги. Хотя, впрочем, я знаю газету, которая не откажется уплатить мне за эти документы кругленькую сумму.

– Послушайте, ни одна газета не уплатит вам такой суммы, какую предлагаю вам я. Эти документы не должны быть опубликованы. Если станет известно, что я подкупил Рендаля, чтобы помешать ему организовать забастовку, завтра же все рабочие союзы объявят мне войну. Кроме того, это скомпрометирует мою партию. Это погубит мою политическую карьеру и подорвет мои дела. Отнеситесь же к этому как деловой человек, мистер Букрос, будьте благоразумны. Я подпишу вам чек на 10 000 фунтов.

– Ваша светлость! Если я соглашусь на это, я совершу преступление. Моя совесть запрещает мне это. Я не могу предупредить гибели вашей политической карьеры, но могу ограничить грозящую вам финансовую катастрофу. Я даю вам 4 дня сроку. За это время можно спокойно распродать большое количество акций вашей компании.

– Вы обещаете ничего не предпринимать в течение этих четырех дней? жадно ухватился лорд Киндерсли за мое предложение.

– Обещаю!

Он откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.

– Это отчасти спасает положение, – сказал он. – Единственное, что я от вас еще желаю, подходя с деловой точки зрения, – поверьте, я не принимаю вас за шантажиста – вы хотите кое-что продать, а я хочу приобрести это. Все это – торговая сделка. А цель всякой торговой сделки как можно выше набить цену. Я говорил о 10 000 фунтах, но, если необходимо, я ее удвою. Оставайтесь позавтракать со мной, и мы обсудим это за сигарой и бутылкой вина.

– К сожалению, я не могу воспользоваться вашим предложением, – ответил я, подымаясь, – но я представляю вам, как сказал уже, 4 дня.

Он проводил меня до дверей и спросил мой адрес. Он был так убежден, что я изменю свое намерение, что послал за мной следом секретаря. Я отвязался от него обещанием прийти вечером через 3 дня. Я дал это обещание в минуту слабости. Я подумал о том, какой радостью будет встретить девушку, которая не испугалась ни перед лицом смерти, ни перед общественным скандалом.

Я по обыкновению с аппетитом пообедал и отправился в Стритгхэм, высшей степени интересную местность. Как я узнал в адресной книге, мистер Рендаль жил там в сером каменном здании, носящем название "The Towers". Меня впустила прислуга и провела через обитую линолеумом и пахнувшей кухней приемную в маленький кабинет, выходящий окнами на двор, безвкусно обставленный и увешанный лубочными картинами.

Получить доступ к популярному депутату оказалось нетрудным. Через несколько минут он вошел, куря трубочку. Он выглядел добродушным и общительным, чем, вероятно, главным образом и завоевал всеобщее расположение к себе.

– Не имею удовольствия знать вас, мистер Букрос, – сказал он, удивленно взглянув на меня, когда не принял его протянутой руки. – Сядьте, пожалуйста, – чем могу служить?

– Я принес плохие новости, мистер Рендаль.

– Как неприятно! Кто вы такой? Я что-то не могу припомнить.

– Это неважно. Если хотите, считайте меня журналистом, это ближе всего к истине. Через четыре дня вам предстоит пережить нечто очень неприятное и, так как это случится по моей вине, я пришел предупредить вас.

– Вы хотите нагнать на меня страху.

– Ничуть не бывало. Дело в следующем: я обладаю копией речи, которую вы должны были произнести в марте в Ливерпуле, и письмом лорда Киндерсли, предложившего вам 50 000 фунтов за то, чтобы вы отказались от своей речи, как оно и случилось. Мне также известно, что вы в тот же вечер получили эти деньги в клубе национал-либералов и положили их в пять банков, названия которых я тоже знаю.

Рендаль был, я думаю, в глубине души таким же трусом, как и Киндерсли, но у него это выразилось иначе:

– Проклятый лгун! Шантажист! Как вы смеете обвинять меня в подобной чуши! Убирайтесь сию минуту, или я спущу вас с лестницы!

– Я исполнил свою обязанность. Мне не доставит ничего, кроме удовольствия, уйти отсюда.

– Стойте, – крикнул он, когда я направился к двери. – Откуда вы взяли эту идиотскую историю?

– Я не высосал ее из пальца. Она будет на днях опубликована. Я получил все эти бумаги от вашей жены.

– Это ложь! Я сам видел, как она порвала письмо. Я улыбнулся. Этот человек не был для меня достойным противником.

– Она вас обманула! Она порвала другое письмо, а письмо Киндерсли спрятала. Она сделала это по своим личным причинам. Вчера вечером у Фраскатти я откупил эти бумаги у нее и одного мужчины.

Мистер Рендаль, наконец, убедился, что я сказанное – не мистика. Его охватил страх.

– Пожалуйста, – сказал он, – присядьте, и давайте обсудим это дело. Горничная принесет сигары и виски.

– Благодарю. Я не нуждаюсь в вашем гостеприимстве. Документы будут через четыре дня опубликованы в газете. Я пришел затем, чтобы предупредить вас.

Его взгляд омрачился.

– Возможно, что все это лишь грубое мошенничество. Документы при вас?

– Да.

Он дал волю своим чувствам. Вероятно, он рассчитывал на свой рост и широкие плечи. Он приблизился ко мне, сжав кулаки и опустив голову, как бык. Это был смешной поединок. На следующее утро в биржевом отделе всех газет сообщались тревожные известия. Все акции пароходного общества Киндерсли сильно упали, причем никто не мог объяснить причины этого. В течение суток они упали с 6 фунтов на 5, и, когда я прошел в свое бюро в Гольборне, мне звонил мистер Юнгхэзбэнд и заклинал закончить этот маневр с 20 000 фунтов прибыли. Это падение не имело, по его словам, никаких оснований, и акции должны были вскоре вновь подняться в цене. Я спокойно выслушал его, приказал ни под каким видом ничего не менять в моих инструкциях и дал отбой, несмотря на все его протесты. Потом отправился в редакцию большой газеты.

Прошел час, прежде чем помощник издателя принял меня. Это был худой человек в роговых очках, непрерывно куривший одну сигарету за другой. Он откровенно сообщил мне, что у меня столько же шансов встретиться с издателем, как с римским папой. Я рассказал ему, в чем дело и показал документы. Он на мгновение покинул комнату и вернулся вместе с издателем. Оба с любопытством смотрели на меня.

– Кто вы такой, мистер Букрос? – спросил издатель.

– Спекулянт. Я откупил эти документы у разведенной жены Рендаля, которая его ненавидит.

– Чем вы можете поручиться за то, что эти документы не подделка?

– Всякий, кто прочтет их, сразу же увидит, что они не подделаны. Я вчера сообщил об этих документах и о том, что они будут опубликованы, лорду Киндерсли и посоветовал ему как можно скорее распродать свои акции. Все остальное ясно из финансовой рубрики вашей газеты. Надеюсь, этих доказательств вам достаточно?

Они пошептались друг с другом. Потом издатель, седой, гладко выбритый господин, рот которого был похож на мышеловку, а резкий голос напоминал команду полководца, пододвинул мне кресло и сам сел возле меня.

– Как же вы предлагаете нам поступить с этими документами, мистер Букрос?

– Уплатите мне за них крупную сумму и опубликуйте их.

– Знаете ли вы, что это вызовет грандиозный скандал?

– Это вам не повредит. Верность документов послужит вам оправданием.

Издатель озабоченно посмотрел в окно. Его лицо было твердо, как гранит, но в серых глазах светилась доброта.

– Мы не остановились бы перед тем, чтобы нанести удар Рендалю, но лорд Киндерсли... Он в высшей степени благородный человек, и во всех своих поступках руководствуется лучшими побуждениями.

– Это сообщение, возможно, и не принесет ему вреда. Его поступок может быть оправдан: он спас родину от большого несчастья, пусть даже средство, которое он пустил в ход, не особенно благовидно.

– Конечно, это может служить ему оправданием. Сколько вы желаете получить за эти документы?

– Десять тысяч фунтов. Но они не должны быть опубликованы до четверга.

– Почему?

– Я обещал это лорду Киндерсли.

– Вы можете оставить нам эти документы сейчас же?

Я подумал. Я не мог себе представить, чтобы что-нибудь заставило меня изменить однажды принятое решение. Но я предпочел все-таки обеспечить себе дорогу к отступлению.

– Да, если вы дадите мне удостоверение, что они составляют мою собственность, и что вы обещаете вернуть их мне в среду, если я потребую этого.

– А как же насчет платы? Хотите получить задаток?

– Вы готовы уплатить мне 10 000 фунтов? Он пожал плечами.

– Мы не торгуемся. Вопрос в том, хотите ли вы получить задаток?

– Нет! В среду я получу или всю сумму полностью или возьму свои документы обратно. Но я думаю, что я предпочту получить деньги.

– Мы тоже так думаем, – сказали оба издателя сразу.

В среду курс акций пароходной компании Киндерсли стоял на двух и три четверти фунта, и краткая заметка в "Таймс" сообщала, что его сиятельство заболел нервным расстройством и лежит в постели.

Глупая сентиментальность погнала меня на Соут-Адлей-стрит после того, как я на несколько минут задержался в своем бюро. Экипаж доктора поджидал у входа. Когда я подходил к дому, дверь раскрылась, на пороге остановился доктор. Мысль о болезни лорда Киндерсли нисколько не тревожила меня, но когда я заметил рядом с доктором Беатриче Киндерсли, я понял, что образ моих мыслей может измениться. Ко мне вернулась моя впечатлительность, которой я отличался в детстве. Любопытство, приведшее меня к этому дому, было наказано судьбой. Моя душа была потрясена. У меня возник новый план. Я нашел средство помочь ей, хотя это значило поставить на карту мою жизнь. В тот же день, в половине третьего, Беатриче Киндерсли входила в маленький салон, чтобы принять неожиданного посетителя. Увидев меня, она удивленно остановилась на пороге, – я предостерегающе поднес палец к губам.

– Я полковник Эскомб, – напомнил я ей.

– Вы? – воскликнула она.

Я снова был загримирован, как на свадьбе Нормана Грэя, когда пропало жемчужное колье.

– Что вы затеваете? – спросила она.

– Я хочу помочь вам. Я видел вас сегодня утром, и мне показалось, что вы чем-то озабочены.

Она благодарно улыбнулась.

– Это очень любезно. Но вы должны тотчас же удалиться, вы подвергаетесь большой опасности: у нас в доме сэр Норман Грэй, он разговаривает теперь с моим дядей.

– Что он здесь делает?

– Мой дядя позвал его, чтобы спросить у него совета. Дело идет об одной очень серьезной вещи: мой дядя опасается, что его карьера погибла.

При мысли о том, что мой старый враг здесь, мои добрые намерения начали колебаться, но присутствие Беатриче подействовало на меня примиряюще.

– Почему вы опечалены? Разве ваш дядя всегда был так добр к вам? Вы горюете из-за него?

– Только из-за него. О нем говорят, что он груб и бессовестен. Но по отношению ко мне он всегда был самым добрым человеком в мире. Вид его страданий причиняет мне боль.