Текст книги "Возвращение тамплиеров"

Автор книги: Джузеппе Д'Агата

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава шестая

Было совершенно очевидно, что Джакомо не имел никакого отношения к жестокому убийству, но его все же попросили сообщить, что он делал – где, с кем и в какое время находился – в тот воскресный вечер. Комиссар Галанте, трижды проводивший допрос, проверил его показания и нашел, что все они полностью достоверны.

И лишь когда молодой человек поднялся, чтобы в последний раз покинуть полицейский участок, между ним и комиссаром произошел еще один короткий, но важный разговор.

– Я не сказал бы, что вы очень расстроены.

– Я потрясен… Я не нахожу себе места. И до сих пор не могу поверить в случившееся.

– Интересно, а почему именно в этот вечер вы решили разорвать помолвку?

Молодой человек с тоской посмотрел на комиссара Галанте:

– Видите ли, для меня этот вечер ничем не отличался от всех других.

– Знаю, знаю, – сказал Галанте, человек с проседью в волосах и ледяным взглядом. – И все-таки это еще одно странное обстоятельство в весьма и весьма странной истории. Вы не находите?

– Не знаю, к чему вы клоните, господин комиссар, но я нахожу ваши инсинуации совершенно неуместными.

– Синьор Риччи, убийство двадцатилетней девушки – и какое убийство! – это не шутка, – твердо сказал комиссар. Потом он попытался изобразить улыбку. – Еще минутку. И почему бы вам не присесть?

– Я лучше постою. У вас уже есть какая-то версия?

Комиссар не ответил. Казалось, он целиком занят своей трубкой, которую принялся чистить.

– Там, наверное, должны быть какие-то следы, отпечатки.

– Ни одного постороннего.

– Но убийц наверняка было несколько.

Галанте покачал головой:

– Похоже, нет. И не забывайте, что в это время шла сильная гроза. Следов мы не отыскали.

– Может быть, они уже укрылись в доме.

– Вы продолжаете думать, что это была преступная группа. Интересно. К сожалению, гипотеза о групповом преступлении несостоятельна. Какой смысл банде жестоких убийц убивать спокойную девушку из хорошей семьи? Логичнее предположить, что убийца действовал один. Однако это никак не вяжется с орудием преступления. Никто не мог бы использовать его в одиночку.

Джакомо вздохнул:

– Могу я сказать вам, что первое пришло мне в голову, о чем я постоянно думаю?

– Для этого мы тут и находимся.

– Не знаю почему, только все это выглядит как ритуальное убийство.

Галанте перестал набивать трубку.

– Ритуальное убийство? Что вы имеете в виду?

– Логика здесь не поможет. Я хочу сказать, что тут могли вмешаться неведомые нам силы. Словом… возможно, Анна должнабыла умереть.

– Должна была? Но почему?

Молодой человек пожал плечами:

– Вот это уже вопрос не ко мне. Хотя у меня почему-то возникло такое ощущение.

Жуткое ощущение терзало его, хотя он и не показывал этого. Мать и Анна, женщины, занимавшие в его жизни больше всего места, обе были убиты одинаковым и притом варварским способом: не обычным оружием, но железным предметом. А ведь железо издревле использовали во время ритуальных жертвоприношений.

Между тем Галанте рассуждал:

– Но у нас тут нет последователей ни вуду, ни макумбы. [5]5
  Макумба – одно из афро-бразильских верований.


[Закрыть]И даже черные мессы никогда не заканчиваются убийством. Да что я говорю? Мы обыскали весь дом от подвала до чердака: вилла Монфорти – самый что ни на есть нормальный жилой дом, ни о каких черных мессах и сатанинских ритуалах там и речи быть не может. – Он поднял голову, желая получше рассмотреть бледное лицо молодого человека, и, похоже, не сразу решился продолжить разговор. – Нам известно… я знаю, что вы являетесь членом одного кружка.

Джакомо выпрямился:

– И что же?

– Лига обиженных. Какое странное название. И что же вы представляете собой? Нечто вроде масонов? Словом, каковы ваши цели?

– Вам должно быть известно также, кто наш духовный отец.

– Да, известно – падре Белизарио. И ничего не могу сказать на его счет.

– В таком случае, я думаю, тема закрыта.

– Да, конечно. – Комиссар поднялся, желая проводить юношу до дверей. – У меня еще только один вопрос, если позволите.

– Говорите же, – сказал Джакомо, взявшись за ручку двери.

– У вас, молодого человека из прекрасной семьи, блестящего студента, что может быть общего с таким типом, как Борги? Оккультист, хиромант, астролог и бог весть что еще.

Джакомо жестом прервал его:

– Комиссар, полагаю, я имею право на личную жизнь, свою, и только свою, я вправе заводить друзей и знакомых по собственному желанию.

– Но Борги был замешан в каких-то историях, связанных с обманом и мошенничеством. Нет, осужден он не был, но обвинения против него выдвигались.

– Синьор Винчипане подтвердил вам мои слова: до убийства, во время его совершения и после него мы были вместе. Мне кажется, на данный момент этого вполне достаточно. Разумеется, я всегда в вашем распоряжении.

Когда Джакомо вышел, Галанте тихо прикрыл за ним дверь и вернулся к столу, бормоча:

– Спесивые и наглые. Да что они о себе мнят, эти папенькины сынки? – Он уселся, вытянув ноги под столом, и снова занялся своей трубкой. – Ритуальное убийство. Какая странная мысль!

Но где же на самом деле был Джакомо в тот вечер – после того, как покинул дом Анны?

Несмотря на буйство грозы, «БМВ» летел быстро, без всяких задержек, словно асфальт был совершенно сухим. У Порта-Кастильоне Джакомо свернул направо на виа Сан-Мамоло, спустя немного опять направо и поднялся вверх по головокружительно крутому подъему на виа Оссерванца.

Джакомо срезал повороты и словно не замечал обрыва справа от дороги, который был виден все хуже, а между тем становился круче. Впрочем, он не обращал внимания и на движение машин, их, правда, почти не было.

На самом верху крутого подъема, где виа Оссерванца переходила в виа Гаибола и соединялась с виа Колли, машина остановилась на открытой, почти совсем забитой, парковке. В нескольких шагах отсюда находилась большая дискотека, и шум дождя перекрывался простым, четким до безумия, ритмом рок-музыки, гремевшей на полную мощность. Джакомо прибыл сюда с ясной целью, словно кто-то крутил за него руль. Он был более чем уверен, что найдет здесь человека, которого ищет.

Яирам не удивился, завидев Джакомо. Он не столько углядел друга, сколько угадал его присутствие в огромном полутемном зале, где то и дело полыхали мрачные огни иллюминации. Парни и девушки заполняли круглые танцевальные площадки, сидели за столиками, на диванах вдоль стен и даже на полу. Локтями прокладывая себе дорогу, Джакомо прямо через площадку прошел к Яираму, сидевшему за одним из столиков. Рядом было несколько свободных мест.

Джакомо снял шляпу и стал обмахиваться ею, как веером.

– Как ты нашел меня? Кто сказал тебе, что я тут? – поинтересовался Яирам.

– Голос тайны.

– Но разве ты не встречался сегодня вечером…

Джакомо приложил палец к губам в знак молчания:

– Потом. Что пьешь? Водку?

– Нет. – Яирам улыбнулся. – Минералка и пара капель джина.

– Отчего вдруг такое воздержание?

– Видишь вон там те две пары? – сказал Яирам, кивнув в сторону танцующих теней. – Однокурсники. Еще не понял? Ну же, Джакомо, догадайся! Когда выйдут отсюда часа через три или четыре, то будут совершенно одуревшими от виски.

– И что же?

– Удивляюсь, синьор Строгость, это же так нетрудно понять. Если кто-то из них сядет за руль, дорожное происшествие неминуемо. Вот я и готовлюсь вести машину. Забавно, не правда ли?

– А мне это представляется не столько благой целью, сколько заранее продуманным планом. Планом, который ты подготовил ради своей же пользы.

Серьезное лицо друга поразило Яирама.

Джакомо настаивал:

– Не очень-то благородно с твоей стороны.

– Оставь! Не хватало мне сегодня лекций, да еще от тебя.

– Ты похож на врача, который не только наблюдает за развитием болезни, но даже провоцирует ее, чтобы потом показать, как хорошо он умеет лечить. Ты должен вмешаться раньше,чем начнется болезнь. Иди к своим друзьям и уговори их не пить больше…

– Нет. Пусть делают что хотят, – сердито ответил Яирам. – Свобода – вот что самое главное. Свобода напиваться – тоже.

– Тебе хочется подражать принципам нашей лиги, но ты еще не понял: то, к чему мы стремимся, – это благо других людей, а не наше собственное.

– Солидарность не бывает односторонней, – сухо возразил Яирам.

Он сделал неловкое движение и уронил стакан на пол, но тот не разбился. Когда юноша поднял глаза, то встретил ласковый взгляд и улыбку Джакомо.

– Если хочешь вести машину, пойдем отсюда. «БМВ» в твоем распоряжении.

Поколебавшись немного, Яирам сказал:

– Пойду попрощаюсь с друзьями.

– Спорим, что сколько они ни выпьют, все равно спокойно вернутся домой? – И Джакомо направился к выходу.

Яирам взял в гардеробе пальто и шляпу и нагнал друга уже на улице. Дождь еще лил вовсю. Джакомо передал другу ключи от машины, и оба бегом добрались до «БМВ».

Яирам сел за руль и включил двигатель. Глаза его горели возбуждением, он был очень взволнован.

– Эй, а ты вообще-то умеешь водить машину? – пошутил Джакомо.

– С пятнадцати лет. Вот посмотри.

Машина резко дала задний ход, но не развернулась в сторону дороги.

– Что же ты делаешь? – воскликнул Джакомо. – Поворачивай!

Яирам покачал головой:

– Спустимся в город задним ходом.

– Отличная идея, – ответил Джакомо, нисколько не обеспокоившись. – Только без фар ты ведь ничего не увидишь.

– Ты смотри через заднее стекло, а я – в зеркало заднего вида.

И машина двинулась по крутому спуску задним ходом, не очень быстро, разумеется. Джакомо, казалось, это весьма развлекало, во всяком случае он так, по-дружески выражал свое отношение.

– Куда теперь? Направо или налево?

Джакомо притворился, будто долго и серьезно обдумывает ответ.

– Сейчас посмотрим. Машина движется задним ходом. Если возьмешь влево, встречные, наверное, объедут тебя, и для них ты будешь двигаться по встречной полосе. Тем же, кто спускается, ты определенно покажешься пьяным, перепутавшим хвост с головой, но ехать будешь по своей полосе.

– Не совсем понял.

– Держись середины дороги и рули потихоньку, согласен?

Яирам рассмеялся.

Джакомо, хоть и забавлялся и как бы снимал с себя тем самым ответственность, все же не пренебрегал своей ролью «второго пилота».

– Осторожно на повороте и не трогай тормоз, иначе соскользнем прямо в обрыв.

– Спасибо, синьор Строгость. Спасибо за ценную информацию.

– Сейчас сзади приближается машина, водитель которой еще не понял, что происходит. Возьми немного правее, погаси фары и оставь только габаритные огни, тогда он поймет. Да, да, он понял, вот он обходит нас, но если притормозишь, то облегчишь ему задачу.

– Почему же ты хочешь лишить его удовольствия пойти на риск?

– Осторожно, еще одна машина на подходе, видел? И все время мигает фарами, включенными на дальний свет.

– Ну да, словно испуганные глаза.

– Винчипане, а знаешь, ты большой молодец.

– Прекрасно знаю.

– А я гожусь как второй водитель?

– Второй водитель? Я и не знаю, что бы делал без тебя. Ты всегда был моим первым водителем.

– Да, но на перекрестке у виа Сан-Мамоло надо будет развернуться. Выступление закончено. Артист всегда должен знать меру.

Яирам немного помолчал, потом сказал:

– Ты еще не объяснил, как нашел меня на этой дискотеке.

– Не знаю, – ответил Джакомо, задумавшись. Потом тихо добавил: – Эта ночь не похожа на все другие. У меня ощущение какой-то тайны. Тебе не кажется?

– Да, похоже.

– Я расстался с Анной.

– Вот это плохо.

– Почему?

– Мог, по крайней мере, подождать и отдать ее мне. А что сказал падре Белизарио о твоем решении?

Вопрос удивил Джакомо:

– Но я ничего не говорил ему.

Между тем после точного маневра на перекрестке виа Оссерванца и виа Сан-Мамоло машина двинулась наконец нормально, по окружной аллее. Гроза умерила свое буйство и сменилась мелким дождичком.

– Почему ты считаешь, что сегодня мистическая ночь? – спросил Яирам.

Джакомо ответил неопределенным жестом. Ему очень хотелось рассказать другу о необъяснимом исчезновении храма на рисунке, но он сдержался. Он хотел спокойно убедиться, что это ему не померещилось.

Подъехав к университету, «БМВ» остановился между виа Сан-Витале и виа Дзамбони, на небольшой улочке возле дома профессора Борги.

Яирам удивился, что приехал сюда, даже не заметив как, и обернулся к Джакомо:

– Что будем делать?

– Не остается ничего другого, как зайти. Полночь. Не поздно. Более того, самое подходящее время, тебе не кажется?

Паж в костюме семнадцатого века – но это была лишь переодетая Биче, жена толстяка, невысокая женщина со ртом, похожим на щель в копилке, – провела их в небольшую, пыльную и запущенную гостиную.

Вскоре мимо них на цыпочках, придерживая за собой дверь, торопливо прошли к выходу человек десять мужчин и женщин, по виду – лавочники, принарядившиеся по случаю праздника. И почти тотчас загудел низкий бас профессора Борги:

– Пусть ребятки пройдут ко мне!

Молодые люди вошли в знакомое помещение – то ли огромный зал, то ли склад, – и Борги встретил их смехом, который явно относился к только что вышедшим отсюда людям.

– Спиритический сеанс. Платный, разумеется. Эти олухи всерьез думают, будто общаются со своими покойными родственниками. Вот уж поистине верно, что за деньги можно получить все.

– Кроме общения с мертвыми, – с улыбкой заметил Джакомо.

Толстяк снова засмеялся, но вдруг умолк.

– А я ведь и в самом деле способен сделать это, только ценой огромного умственного усилия. Но если хотите…

– Нет, – с горячностью возразил Яирам. – Ни за что на свете не стану тревожить своих мертвецов.

Джакомо промолчал, но очень внимательно посмотрел на друга. Это был уже не первый раз, когда молодой человек ограждал высоким барьером свое прошлое. «Конечно, – подумал Джакомо, – у Яирама нет ничего такого, о чем нельзя поведать, что следовало бы прятать. Просто он проявляет сдержанность, достойную уважения. А может быть, все-таки… может, в душе у него кроется какая-то тайна? Если так, ее следует раскрыть, но спокойно и по-дружески».

– Для вас мой дом открыт в любое время, – сказал Борги, еще не усевшийся в свое огромное кресло. Он приказал Биче – больше не изображавшей пажа – принести выпивку и снова обратился к молодым людям: – Мы ведь должны были встретиться послезавтра, не так ли?

– Да, профессор, – ответил Джакомо с видом лучшего ученика в классе. – Однако я уже выполнил свое задание. Просмотрев книги, которые вы посоветовали, я составил более или менее полный список подразделений, находившихся тогда на поле боя. Он у меня как раз с собой.

Яирам испытал чувство острого соперничества.

– Я тоже готов, профессор. Думаю, что помню наизусть, часть за частью, состав немецких сил. Я не знал, что для создания новых дивизий Гитлер понизил призывной возраст до шестнадцати лет и отправил на фронт немало таких юнцов.

– Знаменитое и загадочное Арденнское сражение… – задумчиво проговорил Борги, поглаживая усы. Потом словно очнулся. – Я тоже не сидел без дела.

Он удалился из комнаты своей слоновьей походкой, а вернувшись, принес рулон, который развернул на столе.

– Теперь он без фуражки, – с усмешкой шепнул Джакомо Яираму.

Волосатый палец толстяка пополз по топографической карте.

– Я сделал увеличенную копию того фрагмента карты, где находится Плэн-де-Пастер. Именно здесь мы должны сосредоточить наши поиски. Сражение при Арденнах как таковое нас мало интересует. Нам известно, что оно началось с наступления немцев шестнадцатого декабря и завершилось месяц спустя, в январе сорок пятого. Странное событие – если угодно, чудо – произошло вот здесь, на этом небольшом участке.

– А это карта того времени? – поинтересовался Яирам.

Борги отрицательно покачал головой и продолжал:

– Так или иначе, вот основное, что надо знать. Девятнадцатого декабря немцы достигли Бастони и держали ее в окружении до двадцать шестого. А двадцать восьмого декабря произошел этот странный случай. Напомню вам: в Плэн-де-Пастер, к юго-востоку от Бастони и недалеко от Нешато, вспомогательный американский отряд, батальон «С», вдруг обнаружил, что перед ним, по ту сторону ручья, находится не что-нибудь, а взвод фольксштурма, то есть отряд спешно вооруженных гражданских лиц. Воспользовавшись снегом и туманом, американцы атаковали его, не сомневаясь, что вмиг уничтожат. Однако…

Словно неожиданно почувствовав себя плохо, Борги поднес руку ко лбу и прикрыл глаза.

Молодые люди переглянулись, не понимая, в чем дело. И тут все трое вдруг обратили внимание на карту – на том месте, где был обозначен Плэн-де-Пастер, медленно появлялось какое-то слово – коричневато-красное, цвета запекшейся крови:

ЛИВОНИЯ

Охваченный сильнейшим волнением, профессор Борги опустился на ручку кресла, не отрывая взгляда от слова, которое действительно казалось сгустком крови. Невероятно побледнев, он взглянул на молодых людей, тоже совершенно растерянных, и заговорил, словно отвечая на вопросы, которые уже готовы были сорваться у них с языка:

– Ливония – старинная балтийская провинция, главным городом которой была Рига. Это примерно сегодняшние Эстония, Латвия и Литва.

– Но при чем тут Арденны?

Вопрос Яирама повис в воздухе.

Борги заговорил монотонно, словно медиум:

– В начале тысяча двухсотого года на этой территории возник духовно-рыцарский орден Меченосцев. Большинство рыцарей происходило из Саксонии и Вестфалии. Впоследствии постановлением Папы он влился в Тевтонский орден, став его ливонской ветвью, но сохранил автономию под названием Ливонского ордена.

– Не вижу никакой связи, – заметил Джакомо.

– И все же она есть, и мы должны ее обнаружить. – Толстяк словно приходил в себя. Он вздохнул и положил руку на карту, стараясь при этом не касаться бурой надписи. – Нам нужно выяснить, имеется ли у этого события естественное объяснение, или же, как я думаю, оно стало следствием вмешательства иных, пока что неведомых нам сил.

– Тут не остается ничего другого, как только отправиться в Арденны, – сказал Джакомо.

– И немедленно, – добавил Яирам, потирая руки.

Борги жестом попросил помолчать, указав взглядом на надпись.

Загадочным образом она стала исчезать точно так же, как появилась. И вскоре совсем пропала, не оставив следа.

Глава седьмая

…По велению Папы Григория IX в 1237 году Меченосцы слились с Тевтонским орденом, намного более сильным. К тому же цели у них были одни и те же: защищать христианские миссии на Балтике и обращать в свою веру польских и русских язычников, даже посредством силы.

Но к Тевтонскому ордену примкнули не все рыцари. Часть из них обвинили тех, кто образовал ливонскую ветвь, в предательстве и ереси и объявила себя законными представителями ордена Меченосцев, основанного в Риге в 1204 году. Кроме названия они сохранили первоначальный костюм – черную тунику с белым плащом, на котором был вышит красный меч и над ним крест. Но рыцари эти переместились на юг Германии, где влияние Тевтонского ордена было меньше, а некоторые из них даже дошли до Святой земли, приняв участие в последних крестовых походах…

Тевтонский орден был упразднен в 1525 году, а Ливонский постигла та же судьба в 1562-м. Их земли стали частью Польского королевства.

– Вот и все.

Падре Белизарио, читавший этот отрывок на латыни и сразу же переводивший, закрыл книгу и встал, чтобы поставить ее в шкаф – один из немногих предметов, напоминавших, что просторное помещение было некогда аббатской библиотекой. Теперь же тут образовалось нечто вроде склада самых разных вещей: стаканы, тарелки, бумажные скатерти, постеры, музыкальные инструменты, спортивный инвентарь, коробки с продуктами и лекарствами и многое другое.

Джакомо посмотрел на книги, стоящие в шкафу, словно видел их впервые. Это были главным образом труды по теологии и комментарии к Писанию, но попадались также работы эзотерического характера и исторические исследования. Та книга, которую только что цитировал старый монах, была напечатана в восемнадцатом веке и рассказывала о духовно-рыцарских орденах.

– И больше вы ничего не можете мне сказать?

– Кто-то пытался воссоздать орден Меченосцев. Или Ливонский. Но не знаю, правда ли это.

Интерес Джакомо вспыхнул вновь.

– Когда?

– В девятнадцатом веке, а потом в тридцатые годы двадцатого века, в Германии. – Падре Белизарио взял руки молодого человека в свои ладони, словно намереваясь встряхнуть их. – Оставь профессора Борги, это подозрительный человек, совсем не чета тебе.

– Но диплом у него действительно есть.

– Есть. Швейцарский, полученный после заочного обучения, и я не знаю, по какой специальности… Возможно, по оккультным наукам. Оставь его. Этот человек использует тебя и твоего друга в качестве инструментов.

– Для чего, с какой целью?

– Не знаю. Но он сам, конечно, вам не скажет.

Монах отошел от юноши – ему понадобилось передвинуть большую коробку. Джакомо продолжал напряженно обдумывать услышанное.

– Это слово, «Ливония», – я видел сам, как оно появилось и пропало. Точно так же как пропала часть рисунка, который находится у меня дома.

– Какая часть? Напомни.

– Храм.

– А две даты?

– Остались.

Падре Белизарио кивнул, не сказав ни слова. Но эти цифры – 1489–1989 – пламенем жгли его сознание. Его мысли перенеслись к тому существу, что было заключено в подземелье, в клетке с лабиринтом.

Тревога старого монаха становилась все более гнетущей. Решив сохранить свой ужасный секрет, не доверяясь ни единой душе, он не мог раскрыть его никому. Даже на исповеди он никогда ни словом не обмолвился о тайне, усердно замаливая потом свой грех. И при этом он испытывал донельзя противоречивые чувства: он и в самом деле ощущал себя грешником, но лишь до известной степени. Сторожить зловредное существо, не давая ему совершать зло, – такой ли уж это большой грех? Но Белизарио не мог и поставить себе это в заслугу, потому что не он пленил Азугира. Однако он согласился быть его стражником, рискуя не больше и не меньше как душой…

Голос Джакомо вернул его к действительности:

– Падре, что происходит?

Монах улыбнулся, погладив бороду:

– А то, что знание должно уступить правде чувств.

– Но причины, цель…

– Причины, цель… – проворчал падре Белизарио. – Высшее знание – это Божия правда. Вот к ней и надо стремиться. Как говорится, философия – служанка теологии. Мне вспомнилось сейчас, как мы познакомились. В какой-то момент разговор перешел на Шекспира, и я привел тебе слова, написанные этим великим человеком.

– Отлично помню их. Это из «Гамлета». Мысль примерно такая: между небом и землей больше вещей, чем способны вообразить философы.

– Верная мысль. Ты не находишь ее верной? – Монах внимательно и любовно посмотрел на молодого человека. – Тебя давит некая тяжесть. Открой свою душу, Джакомо. А кроме того, я ведь твой духовный отец. Ты сам возложил на меня эту непростую задачу.

– Если б не вы, если б не братья, думаю, мне хотелось бы умереть.

– Не говори глупостей, – строго сказал монах. – Умереть! Конечно, все мы умрем, когда придет время. Но тот, кто чувствует себя обиженным, далек, страшно далек от добровольной смерти. Каждый может ошибиться непоправимым образом, но лишь впавшие в отчаяние желают смерти. Ну же, решайся, говори.

Джакомо долго молчал, не в силах начать разговор.

– Анна… – наконец произнес он. – Не знаю почему, но я чувствую себя в ответе за ее гибель. Такая ужасная смерть и такая несправедливая. Нелепая.

– Нелепая? – переспросил без всякого смущения падре Белизарио. – Я бы сказал, загадочная.

– Да, как знаки и надписи, которые появляются и исчезают. Ведь как раз в тот момент, как я увидел это кровавое слово, Анна была убита, проткнута насквозь… Могу ли я избавиться от тяжести на душе и в мыслях?

Лицо юноши пылало, он тяжело дышал от волнения.

Когда монах убедился, что откровенный разговор оказал на Джакомо благотворное воздействие, он взял его под руку:

– Так случилось, потому что это должно было произойти. Вспоминай о ней в своих молитвах.

Скит Сан-Себастьяно, расположенный на вершине холма недалеко от города, сохранил кое-что от изначального облика аббатства, построенного в четырнадцатом веке.

Самую серьезную перестройку здесь произвели в восемнадцатом веке. По существу, только церковь (без колокольни, согласно канонам цистерцианской [6]6
  Имеется в виду цистерцианский монашеский орден, один из самых влиятельных в Средние века.


[Закрыть]архитектуры) и красивейший внутренний дворик сохранились без изменений. Все остальное – от капитулярного зала до приемной, от трапезной до монашеских келий – теперь представляло собой различные по размеру помещения без определенного назначения. Они нуждались в ремонте, но вряд ли можно было рассчитывать на что-то подобное. С тех пор как цистерцианцы уехали отсюда, то есть с давних времен, несколько небольших келий на верхнем этаже занимали монахи-отшельники. Людям на глаза они не показывались.

Управление скитом, состоявшим из нескольких построек, в конце концов перешло в руки падре Белизарио. Он превратил его в собственное царство и года два назад решил предоставить место – временно, хотя и без определенного срока – для молодежной организации под названием «Лига обиженных». Среди ее целей имелась – для тех, кого это привлекало, – и такая: обретение веры. Так что причислить лигу к светским или конфессиональным обществам было трудно, и потому она считалась просто «открытой организацией». По этой причине правил, которые следовало соблюдать, насчитывалось совсем немного, а дел, которыми можно было заняться, предостаточно.

Лига хорошо вписывалась в общественную жизнь города, в ней состояло почти двести человек. Их – братьев – могло быть и больше, если бы прием в лигу был менее строгим. Но отчего же такие строгости для приема в организацию, объявлявшую равенство своим главным кредо? Члены лиги объясняли, что преобладать должно качество: аристократия качества против серых масс количества. И действительно, в лигу входили молодые люди из разных слоев – студенты и дипломированные специалисты, рабочие и служащие, профессионалы и безработные, – всех объединяли узы солидарности и братства, прочно связывали вместе сознание долга и нравственная строгость.

Джакомо и падре Белизарио вышли из монастыря.

Во внутреннем дворике человек двадцать молодых людей, разделившись на две команды, как были – в пальто, ботинках и шапках, – затеяли игру в футбол. Играли практически в темноте – свет был только в монастыре, совсем слабый, в кельях отшельников наверху.

Некоторое время падре Белизарио с удовольствием смотрел на игроков, слушая их возгласы, а Джакомо, стоя рядом, вспоминал слова, которые падре любил повторять молодым людям из лиги, как только находил для этого повод (а находил он его часто): «Каждый из вас должен быть безупречным и незаменимым. Вы всегда – живое свидетельство того, что ни одна обида не возьмет над вами верх, а главное, не сломает вас».

Довольно резкий, но хорошо поставленный голос падре Белизарио прозвучал на весь двор:

– Молодцы! Я мало что понимаю в футболе, но, по-моему, вы никудышные игроки!

Игра прервалась, и молодые люди, дружно приветствуя падре Белизарио, окружили его. Оживленные, веселые, они шутили и толкались, как мальчишки. Падре среди них тоже выглядел совсем молодым.

– Падре, я хочу быть актером.

– Так в чем дело, почему ты еще не актер?

– А серьезно, падре, – заговорил другой. – Мы хотим открыть театр. Заработаем немного денег на билетах и сможем пригласить в труппу девушек. Вы поняли, братья? Девушек!

Проект вызвал всеобщее одобрение.

Потом кто-то со смехом предложил:

– Карлетто, приходи ко мне в мастерскую. Я научу тебя работать на токарном станке.

– При чем тут токарный станок, когда речь о девушках?

– Очень даже при чем, – усмехнулся монах.

Все рассмеялись.

– Падре, а это верно, что мы святоши?

– Единственный святоша тут – это, наверное, я. – Монах снова засмеялся, заражая смехом остальных. – Кто из вас хотя бы иногда ходит на мессу?

Поднялись только две руки.

Немного поколебавшись и убеждая себя: «Правду, всегда только правду!» – Джакомо тоже поднял руку.

– Да ну! – воскликнул монах. – Если вы чувствуете себя обиженными, то каким же должен чувствовать себя Господь? Хорошо еще, что Он такой снисходительный.

– И такой покладистый.

Падре Белизарио похлопал в ладоши:

– Хватит, ребята, уже поздно.

– Но еще только семь часов, – возразил кто-то.

– У нас сейчас будет заседание совета, – сказал невысокий парень. Из-за огромной шапки голова его казалась чересчур крупной. Он был президентом лиги, и на лице его читалась гордость этим обстоятельством.

Все разошлись.

Остались лишь несколько человек, а остальные дружно удалились на трескучих мотоциклах.

Заседание руководящего совета проходило в помещении бывшей трапезной, за старинным столом – длинным и узким. Президент сидел во главе, напротив него – падре Белизарио, а советники – всего шестеро, и среди них Джакомо – разместились по длинным сторонам стола.

Президент (в миру – молодой врач) изложил повестку дня и перечислил вопросы, требовавшие решения совета. В этот вечер их оказалось немало. Прежде всего надо было обеспечить непрерывность акций милосердия, проводимых лигой: для этого требовалось немалое число добровольцев, трудящихся посменно. Предстояло распределить работу с учетом личной занятости братьев, готовых работать, и времени, которым каждый из них располагал. Кроме того, все время требовались специалисты – врачи и особенно санитары, но среди членов лиги недостатка в них не было. Распределение обязанностей среди братьев, которые должны были работать в вечерней столовой для бедных и иммигрантов и постоянно помогать беспомощным и одиноким старикам, заняло почти все остальное время совещания.

Джакомо, как и другие советники, тоже выразил готовность работать по вечерам и был назначен в столовую. Решение непростое: эта повседневная обязанность по меньшей мере на месяц отодвигала столь желанную поездку в Арденны – или, хуже того, вообще ее отменяла. Яирам расстроится, но поймет: ведь недаром он наградил своего друга прозвищами Долг и Строгость. А чем иным, если не долгом, можно было назвать желание накормить несчастных, голодных людей? Вот они по-настоящему обиженные, лишенные самого необходимого!

После недолгого перерыва, во время которого наспех приготовили и весело съели бутерброды, заседание продолжилось, и президент попросил казначея рассказать о финансовом положении лиги.

Казначеем был падре Белизарио, поэтому его называли еще «отцом духовным и материальным». В средствах недостатка не было, и поступали они, разумеется, не из церковных касс. Однако об их происхождении монах не распространялся, потому что – так он оправдывался – все спонсоры были, как правило, частными лицами и предпочитали сохранять инкогнито. Так или иначе, было известно, что у падре Белизарио имелось немало знакомств среди высокопоставленных и влиятельных людей, и члены лиги были убеждены, что он – человек очень деловой, умеющий извлечь максимальную пользу из денег, которыми заведует.