Текст книги "Каменная река"

Автор книги: Джузеппе Бонавири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Я еще какое-то время думал о матери, о сестрах, об отце, воевавшем в далекой Абиссинии, но мысли путались, разбегались в разные стороны, и наконец я тоже уснул.

Проснулись мы от трубного ослиного рева.

– Чертовы твари! – ругался Чуридду. – Такой сон не дали досмотреть!

Обжора, Тури и Пузырь, потягиваясь, продирали глаза. День, как и предсказывал Агриппино, выдался туманный.

– Ну что? – спросил Золотничок, словно продолжая прерванный разговор.

Тури заглянул в мешок.

– Ого, идите-ка сюда! – воскликнул он.

Мне страшно не хотелось вставать, и я только перевернулся на другой бок в густом репейнике. А Чернявый, мой брат и Пузырь подошли к Тури и присвистнули от изумления.

– Чего вы там нашли? – окликнул их Золотничок, и не думавший покидать свое удобное ложе.

Тури вытащил из мешка рог, потом второй. Порывшись, нашел рог и Чернявый.

– Ну и ну, – сказал он. – Что ли, у бандюг свой оркестр?

Втроем они затрубили в эти рога; сперва звук был прямо-таки непристойный, но они быстро наловчились, и у них начало выходить что-то похожее на кукареканье.

Мы, разинув рот, смотрели на безумных музыкантов; один только Обжора, не обращая внимания, принялся рыться в других мешках. Ослы уже били копытами: видно, им не терпелось снова пуститься в путь. Обжора после тщетных поисков попросил Чернявого на время уступить ему свой рог и заиграл так громко, что гора, казалось, ходуном ходила.

Карлик, известный проныра, умудрился откопать четвертый рог, немного надтреснутый, и затрубил громче всех, торжествующе глядя на нас.

Но мы и не думали завидовать: что может быть приятнее, чем всласть поваляться на траве, да еще когда тебя музыкой развлекают?

Кармело пошел на разведку.

– Все спокойно, – объявил он, возвращаясь. – Той рощи, откуда мы пришли, и на горизонте не видно, так что бандитам теперь нас никак не достать.

Теперь Чуридду выпросил рог у моего брата и стал дуть изо всей мочи, но куда ему было тягаться с Карликом! Чернявый низко склонился над репейником, и от этого звуки рога казались осиным жужжанием. У моего брата на губах пенилась слюна, и он издавал какое-то жалобное хрюканье.

А мы от души веселились, глядя, как из гнезд испуганно выпархивают ласточки и рябчики.

Долина все светлела, тени исчезали в дымке зари. Внизу за обрывом стали видны дома Палагонии.

– Играйте громче!

– Поднажмите!

– Гопля, гопля!

– Давай, наяривай!

– Смотри, пупок развяжется!

Очень смешно было глядеть на этот квартет: коротышка Карлик, верзила Тури, толстяк Пузырь и согнувшийся в три погибели Чернявый выводили на разные лады один и тот же мотив и приплясывали себе в такт.

– О, что это за зеленый табун скачет там по полю?! – воскликнул вдруг Пузырь.

– Какой табун? – отозвался Кармело. – Это море блестит.

– Да нет, дураки, это двери распахнулись, – возразил Золотничок.

– Вот и конец ночи, – сказал я.

Пузырь печально провожал глазами утренние звезды.

Я поднялся и стал изучать спуск к Палагонии.

– Да, дело дрянь, цыгане. Сами мы еще как-нибудь прошмыгнем, а с этим караваном нас сразу засекут.

Подошел Кармело и тоже принялся рассматривать дорогу.

Я толкнул Чернявого в бок:

– Уймись наконец, ишь, разыгрался! Надо что-то решать.

Мелодия мгновенно оборвалась.

Карлик, весь взмокший, бросил свой рог в заросли репейника.

– Ну, чего надумали? – спросил он.

– Поди сюда.

Он поглядел вниз с обрыва.

– Ого, сколько народу-то на улицах! Надо удирать скорей. И ослов придется бросить – с ними нам крышка.

Чернявый окинул взглядом деревню и уселся на камень, о чем-то размышляя.

– Чего тут думать! – торопил его Золотничок. – Выход один: оставляем скотину – и по домам, а то эти игры дорого нам станут.

Чернявый наморщил лоб и еще несколько секунд молчал. Потом вдруг лицо его просветлело, и он засмеялся, лукаво подмигнув нам.

– Ну нет, веселье только начинается!

– Какое еще веселье? Сейчас сюда нагрянут бандиты – помните, что они нам обещали башку проломить?

– Да, хлеб, конечно, не спасти, – согласился Чернявый. – Отсюда спуститься можно только к Палагонии – а там добычу у нас все одно отберут, – либо обратно в бандитское логово. Поэтому сделаем так: вон та тропинка ведет прямо в деревню. Спустим по ней хлеб и поглядим, что будет.

Кармело засмеялся: затея ему понравилась. Мы отвязали мешки и начали вынимать оттуда ароматные караваи.

– А ну, катись, хлебушек! – сказал Чернявый и, прицелившись, кинул каравай вниз по тропинке; он подкатился аккурат к первому дому на окраине.

Сперва никто не обратил внимания: кому могло прийти в голову, что с горы хлеб будет падать?

Первыми это чудо заметили ребятишки. Они проворно подбирали хлеб и принимались жевать.

– Ты глянь на этих паршивцев! – возмутился Золотничок.

Агриппино, самый меткий из нас, спрятался за выступом скалы, чтоб его не заметили.

Но вот ребятишек с пронзительным кудахтаньем окружили старухи; слов на таком расстоянии было не слышно.

Немного погодя сбежались люди и в изумлении воззрились на гору. Женщины стали на колени и принялись молиться.

– Ха-ха-ха! Болваны возносят хвалу Святому Февронию, а благодарить-то надо бы дядьку Золотничка.

Снизу донеслись гулкие удары колокола.

– В нашу честь звонят! – с гордостью заявил Пузырь.

Мешки быстро опустели.

– Ну, в какую сторону тронемся? – спросил Кармело.

Нам еще хотелось полюбоваться на царящее внизу столпотворение.

– Ладно, хватит вам, повеселились, – увещевал нас Кармело. – Надо же чуток и себе оставить.

– А ну, хрен с ним, с этим хлебом! – Тури так разошелся, что его уж было не остановить.

– Да разуй глаза-то, дубина!

Грязный палец Кармело указывал на группку людей, которые тихонько подбирались к нам.

– Бандиты! – всполошился Пузырь.

– Какие тебе бандиты! – отозвался Кармело. – Скорее всего, местные решили проверить, откуда вся эта благодать Господня.

Мы поспешно запихнули под рубаху по караваю и сбросили с обрыва мешки. А ослов погнали по уже проторенной нами ночью тропке.

Потом Кармело отыскал вымытый ливнями желоб на самом крутом, восточном склоне. И мы стали поодиночке спускаться, напряженно глядя под ноги и хватаясь за выступы.

Наконец каменная круча сменилась довольно пологим зеленым склоном. Тут мы разжились миндалем: странно, как это он еще не сгнил? Одна беда – нас зверски мучила жажда.

– Весь рот огнем горит! – хныкал Карлик.

– Да, не надо было в эти рога трубить, – добавил мой брат.

– Фу-ты, дьявол! – плевался Чернявый.

– А вон апельсиновая роща, – сказал Тури (рог висел у него на ремне). – Там и утолим жажду.

– Ура! – закричал я.

– Ать-два, ать-два! – со смехом командовал Агриппино.

– Где ж мы тут напьемся? – допытывался Пузырь.

– Воды я вам добуду, – с ухмылкой объявил Агриппино. – Только, если нас накроют, я не виноват.

Мы послушно двинулись за ним.

– Может, лучше в деревню спуститься? – предложил Тури. – Кто нас там знает?

– Погоди, – не сдавался Агриппино.

И все-таки он нашел колодец. Правда, на нем висел замок, и рядом – никого.

– Как же воды-то достать? – спросил я.

Агриппино подергал замок – безрезультатно.

– Ну вот, напились! – огорчился Пузырь.

– А ты думал, крестьяне дураки? – с издевкой произнес Тури.

– Кто днем колодцы запирает? – возразил Агриппино и взялся за рычаг.

Раздался скрип и звонкое бульканье.

– Ой, вода!

Тури и Обжора показали на заполнившиеся водой желобки в роще.

– Вот она, водичка!

– Запела, милая!

– Вырвалась на свободу!

Первые струйки были серыми, с комьями земли, но затем по желобкам, выложенным плитками, потекла чистая, прозрачная водица.

– Ну наконец-то, родимая! – облизываясь, приговаривал Карлик. – А мы уж заждались! Кто же тебя там, внизу, за задницу-то держал?

Мы улеглись рядком вдоль желоба и стали жадно пить. У меня вода аж из носа полилась, но оторваться я все равно не мог, как и мои приятели.

Напившись, мы стали плеваться, брызгаться и устроили настоящий морской бой.

Внезапно в глубине рощи яростно залаяли собаки, учуяв присутствие чужаков.

– Атас! – крикнул Агриппино.

Мы помчались за ним. Он каким-то чутьем угадывал, куда бежать, и быстро вывел нас на изрытую колесами пустынную дорогу. И тут нас наконец настигла жара.

Путь предстоял долгий и опасный, ведь надо было еще как-то миновать рощу, где прятались бандиты.

Пузырь, как всегда, начал канючить:

– Как бы опять на бандюг не напороться!

– Ничего, – ухмыльнулся Чернявый. – Ведь на разбой они ночью выходят, а днем где-то хоронятся, черти.

За поворотом дороги мы услышали грохот и увидели столб красноватой пыли над мостом через ближнюю речку.

– Должно, машина едет, – предположил мой брат.

И верно, это был последний джип, который мы увидели на нашей земле. Мы встали посреди дороги, шофер притормозил и хотя с явной неохотой, но все же посадил нас в машину.

– Энна, Энна, – твердил он. – Я еду в Энна.

Там сидели еще два солдата, а когда мы загрузились, в машине стало плюнуть негде. Чернявый щелкал миндаль, и его примеру тут же последовали Тури и Карлик. Американцев мы тоже угостили орехами; они смеялись и повторяли: «Гуд, гуд». Встречный ветер обдувал нам лица; вдали показалось наше Минео.

Американцы высадили нас на развилке дорог и потом долго махали нам на прощанье.

VII

С тех пор мы больше не встречали военных машин. Через наши места американцы теперь не проезжали, а с ними отступила и дьявольская жара. Лунатику, Тури и Карлику тоже приспичило ехать в Катанию, они только, ждали вестей от Нахалюги и Марио. Но те словно в воду канули, даже торговцы, часто наезжавшие в город и знавшие там все закоулки, ни разу их не видели.

Шайка наша собиралась чуть не каждый день, а домой, в деревню, мы заглядывали редко – большей частью проводили время возле замка, где трава уже пожухла, а деревья гнулись к земле под первыми осенними порывами ветра. Мы садились на краю обрыва и всё ждали, не появится ли на дороге какая-нибудь машина. Но вокруг стояла тишина, лишь изредка с грохотом срывался вниз камень. Нам было скучно, говорить не хотелось, и мы угрюмо долбили пятками глинистую землю.

Однажды вдали послышался неясный гул, но тем дело и кончилось. Должно быть, где-то за горами пролетал самолет или журавлиная стая покидала остров.

– Может, расстегнем штаны да померим, у кого больше? – предложил Чернявый.

– А поумней ничего не придумал? – огрызнулся мой брат.

– Да, здесь мы подохнем со скуки, – завел Тури свою вечную пластинку. – Пора и нам двигать в Катанию, днем раньше, днем позже – какая разница!

– А правда, что Джованни Зануда все еще выискивает дохлых кошек на берегу Фьюмекальдо? – поинтересовался Золотничок.

И кто его только за язык тянул!

– Ура! – взвизгнул Карлик и со всех ног понесся к реке. Мы потянулись за ним.

 
Плутовка Роза,
Побойся бога!
Муж у порога… —
 

фальшиво заквохтал Кармело.

Обжора и мой брат подхватили песенку, но как-то уж очень заунывно:

 
бога…
порога…
 

Чернявый, как всегда, нас опередил. Как быстроногий конь, он прыгал через кусты, валуны и лужайки увядших ромашек, а уж под гору этого оглашенного и подавно было не остановить.

– Эй, куда мчишься, черт с рогами? – кричал я ему.

Правда, и мы пятки смазали, даже Пузырь не отставал.

По дороге добежали до крепостных ворот, откуда когда-то вошли в Минео американцы, засыпавшие нас шоколадом. Затем свернули направо, в рощу дона Якопо Алоизи. Смоковницы сгибались под тяжестью спелых плодов.

– В атаку, на врага! – надрывался Обжора.

Но тут нас самих атаковали: к нам подскочил мужик, размахивая дубинкой.

– Ты чего кипятишься, деревенщина! – осадил его Обжора, – Иль не слыхал, что война идет?

– Отвоевались! – рявкнул мужик. – Теперь кто в мою рощу, залезет – башку расшибу. Вот только суньтесь, рвань подзаборная!

Но плевать мы хотели на какого-то паршивого мужичонку и на его угрозы – прошли мимо как ни в чем не бывало.

– Эй, ты, дерьмо собачье! – крикнул Чернявый, даже не оборачиваясь. – Все одно твою рощу обчистим, так и знай!

– У-у, башку расшибу-у! – вопил уже издали бедняга, видимо отчаявшись нас догнать.

Наконец добрались до полей дона Мальвичино, которые террасами поднимались к Лысой горе; глаза нам застилала мелкая пыль.

Тури остановился и громко окликнул остальных:

– Вы что, в самом деле собираетесь искать Зануду по такому пеклу?

Кармело тоже стал как вкопанный.

– И правда, вон ежевика, давайте в кустах отдохнем.

– Пожевать бы чего! – мечтательно произнес Обжора, у которого урчало в животе.

– А пошли в поле колосьев наберем, – предложил Агриппино. – Кто со мной?

Карлик, мой брат и Чуридду стали продираться за ним сквозь колючки, выбирая, где кусты пореже.

Пузырь порыскал своими свинячьими глазками по ежевике и в одно мгновение нарвал целую горсть ягод.

– Спелые? – спросил Обжора. – Дай попробовать.

– На! – Пузырь разом проглотил всю горсть и показал Обжоре фигу.

– У-у, сволочь толстозадая! – обругал его Обжора.

Ягоды оказались очень сладкими. Мы с удовольствием ели эти синие пуговки с куста, закрывавшего нас от все еще знойного солнца. Многие ягоды были поклеваны дроздами.

– Вот паразиты! – негодовал Обжора. – И откуда только они берутся?

Ежевичник тянулся до самой оливковой рощи, хотя ягод было мало – какие уже обобрали, какие сами сгнили, – дело-то к поздней осени шло. Все собранные ягоды мы высыпали на предварительно очищенный от грязи камень.

– Навались! – крикнул Обжора, потирая руки.

– А других, значит, ждать незачем?! – напустился на него Тури. – Ну и собака, же ты!

– Эй, Агриппино, Карлик, Тутý! – позвал я.

Издалека донесся приглушенный голос.

– Где вас черти носят?!

Наконец мы их дождались: они шли от речки с целым ворохом колосьев.

– Между прочим, Зануда там, в пещере, – сообщил Карлик. – Всё псалмы поет.

– Ну да? – вскинулся Чернявый.

– Черт побери, может, сначала все-таки поедим! – разъярился Обжора.

Мы стали лущить колосья: зерна были твердые как камень.

– Да что я, осел, чтоб эту дрянь жевать? – возмутился Пузырь.

– Надо их испечь на костре, – подал совет Тури.

– А как? Спичек-то у нас нету.

Агриппино, крестьянский сын, и тут нашел выход: насобирал веток, сухой травы, взял два гладких камня и с силой потер их друг о друга. Мой брат стал смеяться. Обжора тоже было заулыбался, но зверское урчание в желудке заставило его скривить морду и ударить себя по животу кулаком.

– Надо же, я такого отродясь не видал! – удивлялся Тури.

– Ну еще бы! – поддел его Пузырь. – Ты же ни одной книги отродясь не прочел и потому не знаешь, что в каменном веке у людей спичек не было.

От напряжения на шее у Агриппино вздулись вены. Старался он не зря: из камней наконец посыпались искры, сперва сверкнули и погасли, но потом ветки занялись, по ним будто прошли оранжевые иголочки, и сухие листья вспыхнули.

– Горит, горит! – завопили мы.

– Наш огонь, наш, мы сами его добыли! – захлебывались от радости Пузырь и мой брат.

Мы ссыпали зерна в крохотный костерок, и они сначала светились, словно кораллы, а затем с треском лопались.

– Хлебушком пахнет! – расчувствовался Обжора.

И правда, когда Агриппино подал нам испеченные и очищенные от золы зерна, на нас дохнуло свежим хлебом. Наслаждаясь этим запахом, мы дули на горячие зернышки.

Чернявый приосанился и, по своему обыкновению, понес околесицу:

– Горе тому, кто прикоснется к моему жареному барашку! – Он царственным жестом взял горсть зерен и отправил в рот. – Ох, простите, я ошибся, это был жареный фазан. А вам я оставляю цыплят, куропаток и перепелок.

Обжора, не слушая его, греб себе в рот горстями – и так бы все один и сожрал, если бы Тури и я не вдарили ему по рукам. До чего же вкусное было это зерно, будто медом помазано.

– А я ем мясо жар-птицы! – объявил Пузырь.

– А я – свиную печенку, обжаренную на угольях, – сказал Кармело: кто-кто, а уж он-то, как сын мясника, в мясных блюдах знал толк.

– А я выбираю жир, как дон Микеле Риццо, – возразил Карлик.

– А я говорю – фазаны! – настаивал Чернявый. – Вы что, по запаху не чувствуете?

– Нет-нет, куриные жопки, обжаренные на оливковом масле! – выдал свою версию Золотничок.

После мясных блюд мы перешли к десерту. Скоро и руки, и рожи у нас были в лиловых пятнах от спелой ежевики. Жаль только, что досталось нам маловато. Я медленно, чтобы продлить удовольствие, клал в рот ягодку за ягодкой.

– Ах, такого инжира нет даже в роще дона Якопо Алоизи! – снова стал дурачиться Чернявый.

На это мы ответили шквалом восклицаний.

– Не инжир, а ананасы! – заявил чересчур грамотный Пузырь.

– Это что еще за звери такие?

– Послушайте меня, это персики!

– Нет, это сладкие трубочки!

– А по мне, так виноград из королевского сада!

– Да ты что, это мед, который пчелы собрали специально для нас.

– Нет, золотистый рис прямо из Китая!

– Врете вы всё, это семена лотоса!

– Да, семена лотоса!

– Свежие дыни! Свежие дыни! Покупайте!

– Мандарины из Скордии!

– Мед, мандарины, виноград, малина!

Мой брат, коверкавший все слова на свете, даже свое имя, выкрикнул:

– Малиновиноградомандариномеды!

Пир наш закончился. Конечно, досыта мы не наелись, зато повеселились на славу.

– Так, а теперь пошли к Зануде в гости, – сказал неугомонный Золотничок.

Тури воспротивился:

– Заладил: Зануда, Зануда! Большая радость – глазеть на этого душегуба!

Но мы его не послушали и отправились навстречу нашей судьбе. По обеим сторонам дороги белели известняковые холмы; мы знали, что за ними течет ручей. Карлик по дороге рассказал, что у пещеры видел еще троих – Громилу, Щегла и Хитрюгу.

– С тех пор как американцы их вытурили из сарая на окраине, они все время шьются с Занудой в той пещере.

Тури снова попытался нас отговорить. Но Чернявый в мгновение ока очутился на скале и взмахом руки позвал нас за собой.

Мы так ловко лазать по горам не умели и потому ползли на карачках, поминутно рискуя сорваться в пропасть.

Наконец мы все же добрались до Чернявого, и он велел нам спрятаться в кустах. Оттуда был хорошо виден вход в пещеру; мы даже различили какое-то глухое бормотание.

– Это он, Зануда, – уверенно заявил Карлик.

Бормотание перешло в жалобные стоны, конечно, слов разобрать было нельзя, ведь звуки доносились, можно сказать, из-под земли.

Сверху просматривалась вся долина, изрезанная скалами.

Немного спустя из пещеры вышел Джованни: он нес на доске мертвого кота, освещенного целой сотней спичек.

– Ох уж мне этот Зануда, могила его исправит! – проворчал Пузырь, который раньше входил в его банду.

А Обжора изо всех сил удерживался от смеха, чтобы не выдать нас.

Эти полоумные могильщики – иначе их и не назовешь, – совершив обряд погребения, вернулись в пещеру. И вновь зазвучал заунывный хор голосов. Даже когда все смолкло, он эхом отдавался у нас в ушах.

На берегу Фьюмекальдо в этот час не было ни души.

– Ну что? – спросил мой брат, повернувшись к Тури.

– Давайте его разыграем, – предложил Золотничок. – Чтоб он со страху в штаны наделал.

– Бросьте, – удерживал нас Тури. – Опять до драки дойдет, как в прошлый раз.

Но мы уже завелись. Сперва мой брат засвистал, словно соловей-разбойник. А мы вторили ему оглушительным щелканьем дроздов.

Нашего свиста в пещере наверняка бы никто не услышал, если б не гулкое эхо, которое подхватило его и рассыпало по всей округе, так что горы задрожали.

Джованни выглянул из пещеры и прислушался.

Щегол, Хитрюга и Громила появились следом за ним, также испуганно озираясь. Внезапно сукин сын Джованни взглянул вверх и увидел нас.

– Вы чего тут забыли, паскуды?! – взревел он. – Я когда-нибудь мешал вашим военным играм?

В ответ ему опять понесся свист, хохот и поток брани.

– Пошли к чертовой матери! – плаксивым голосом отозвался Джованни.

Его дружки в страхе вылупили на нас глаза.

Мне почему-то стало жаль их.

– Прекрати, – сказал я Чернявому. – Не видишь – он чуть не плачет?

Чернявый (он вообще-то был добрый малый) мгновенно перестал свистеть. Остальные тоже один за другим умолкли. Джованни смерил нас взглядом и нырнул обратно в пещеру.

– Ну, все, – сказал Тури. – Пошли домой. Неужто вам не надоело?

– А что, если поискать раков? – предложил Агриппино. – Они прячутся у воды, под камнями. Наловим и поотрываем клешни. Знаете, как весело!

– Неплохо придумано, – одобрил Обжора. – Их ведь и зажарить можно.

Мы стали ползком спускаться по скале, но тут Карлик объявил:

– Мне в кусты надо.

– Думаешь, мы станем тебя ждать? – сказал Кармело.

– Ну почему, подождем, – возразил Чернявый. – А пока Тури нам чего-нибудь соврет.

Тури обрадовался – он еще до войны считался лучшим среди нас рассказчиком – и тут же забыл о своем желании вернуться домой.

Усевшись на холмик, поросший желтой травой, он приготовился рассказывать. Карлик отошел от нас метров на двадцать, но слышно его было даже очень хорошо.

– А ну, кто сможет палить громче?! – радостно и торжествующе кричал он.

– И что же ты нам расскажешь? – спросил Пузырь, глядя на Тури своими грустными, задумчивыми глазами.

– Эту историю я слышал от бабушки, – начал Тури, перекатывая во рту слова, точно тяжелые камни.

Чернявый оживился, просиял и стал кувыркаться на склоне.

– От бабушки, от бабушки! – со смехом повторял он.

Мой брат последовал его примеру и тоже стал кувыркаться, приминая колючую траву.

– Чтоб вы знали, та целебная вода, в которую Махаон окунал своих раненых воинов, называлась «вода Сени». И вела к той реке долина под названием Илион. Летом ее покрывала пыль, и если покопаться в ней, можно было найти мечи, куски золотых шлемов и человечьи кости.

Тури рассказывал медленно, то и дело прерываясь – видно, вспоминая подробности.

– И жил в тех местах на лесистой горе король, он тяжело заболел, при смерти был и вот однажды призвал к себе двух своих сыновей. Повелел он им отправиться на поиски воды Сени, если хотят, чтоб он жив остался. Кто из них эту воду отыщет, тому отдаст он свое королевство, в котором есть целых сто сказочных городов: Фтиа, Аргос и так далее, и так далее.

Чернявый с моим братом, все в пыли, кувыркались по склону и время от времени, встав на колени, передразнивали Тури:

– «И так далее, и так далее»! Так чем же дело-то кончилось?

– Твоя бабка тоже так приговаривает?

– Да, она так же приговаривает, как наш Карлик под кустом?

– Покороче давай! Не тяни резину.

– Ну, певец бродячий, чего замолчал? Валяй, досказывай свою историю.

Как ни странно, Тури на них не рассердился, а неторопливо, с увлечением продолжал рассказ. Он даже не заметил, что саранча тучей пронеслась над нашими головами.

– И вот оба брата отправились в путь-дорогу. Старший пошел на восток, а младший – на запад. Путь их лежал через долины, леса и горы, но судьба улыбнулась младшему. Бабушка говорит, что звали его Пирр.

– Вот это имечко! Посмешнее она выбрать не могла?

Чернявый строил рожи Тури, ехидно хохотал, а после, схватив на лету саранчу, оторвал ей крылья и запустил в него.

– Пирр? – переспросил он. – Хм, пирр-пирр!

А мой брат тут же подхватил:

– Пирр-пирр! Я же говорю, она рассказывает в точности как Карлик.

Тури помрачнел.

– Может, хватит, Чернявый? Не нравится сказка – и не надо, пошли домой.

– Но все-таки чем кончилось? – спросил Пузырь.

– Да, кончилось-то чем? – дурашливо ухмылялся Золотничок.

Все примолкли. Чернявый, сидя на земле, вытаскивал занозы из правой руки.

– Так вот, Пирр… – продолжал Тури, нарочно делая длинные паузы. – Так вот, Пирр в чаще леса, где росла густая и сочная трава, нашел источник… с горькой, как желчь, водой… Бабушка так ее и называла – желчная вода.

Мы все как оглашенные завопили:

– Желчная вода!

– Желчная вода!

– Он хотел напоить ею коня, но конь заржал и выплюнул ее. А в том лесу свила себе гнездо синяя птица. А как раз перо синей птицы и надо было раздобыть и окунуть в воду, чтобы исцелить старого короля, владыку ста сказочных городов: Фтии, Аргоса и так далее, и так далее… Пирр выпустил стрелу из лука и ранил синюю птицу. Вырвал у нее перо и смочил его в воде источника. В этот самый миг подоспел старший брат. В сердце у него проснулся червь черной зависти, он, будто на радостях, обнял счастливого соперника. Обнял – да и заколол кинжалом. Упал на землю Пирр, и травы склонились над ним. А желчная вода все текла и текла…

– Что же, выходит, там все смертью кончается? – спросил мой брат.

Чернявый снова ехидно засмеялся, попытался издать неприличный звук, но вместо этого у него из горла вырвался протяжный, хватающий за сердце стон.

И снова, будто обезумев, он стал кувыркаться, прыгать с разгона, потом сбежал по тропке к воде, а над ним бешено кружилась саранча.

Мне не терпелось услышать, что было дальше, и потому я молчал, боясь рассердить рассказчика. Пузырь весь обратился в слух и словно сам выпил желчной воды. Только Золотничок отвлекся и следил за стаей саранчи.

– В лесу никто больше не бывал много-много лет, а тем временем старший брат стал королем. Но однажды в лес случайно забрел пастух – искать пропавшую овцу. Вдруг он споткнулся, упал в густую черную траву, и под ним что-то хрустнуло. Пригляделся пастух и увидел маленькую косточку.

– Это была кость убитого брата, – пояснил Чуридду.

– Чего лезешь? – оборвал его Агриппино. – Твоя, что ли, сказка?

– Весь день бродил пастух по лесу среди дубов и кленов, а на душе у него было грустно-грустно. Овцы шли впереди и тоже головы повесили. Взял пастух да и смастерил из косточки свистульку. Может, думает, хоть развеселюсь немного. Поднес он свистульку к губам, но из нее полились не звуки, а слова:

 
Пастух, не бойся тени,
Страшнее речка Сени.
Там синее перо я раздобыл,
И старший брат за то меня убил.
 

Тури умолк. Почесал голову, взъерошив и без того лохматые вихры.

– Ну и что? – спросил Пузырь.

– Давайте-ка и мы споем, – предложил Тури. – Что было дальше – все знают. Старик король узнал от пастуха про подлый обман и сослал на остров Лемнос сына-убийцу. А теперь споем…

 
Пастух, не бойся тени…
 

Золотничок поднялся, вырвал кустик дикой лакрицы и стал сосать корень.

– Знаете, какой сладкий?

Тури попытался снова затянуть песню:

 
Пастух, не бойся тени…
 

Вторя ему, жалобно замяукал Пузырь:

 
Страшнее речка Сени…
Там синее перо я раздобыл… —
 

подхватил Чернявый, который все ходил перед нами ходуном – то на руках пройдется, то встанет на ноги, изготовясь к прыжку. Лицо его светилось, он с ухмылкой показывал нам язык и не знал, бедняга, что чумной, воняющий серой дьявол будоражит его в последний раз. Облако саранчи все еще вилось над ним, закрывая его от нас. А над хребтами Камути нависло настоящее облако, белое и дымное.

– Погода меняется, – заметил Агриппино. – Скоро зима, черт бы ее побрал!

Мы хором горланили песню пастуха.

Чернявый вдруг застыл, будто какой винтик в нем сломался. Пристально поглядел в одну точку, потом схватил камень и стал колотить им об землю.

– Эй, ты что там делаешь? – крикнул Туту. – Обожди меня, я с тобой. А то они мне все осточертели со своим пастушком и свистулькой.

Чернявый спокойно продолжал стучать камнем: бес, похоже, его покинул. Все вокруг было озарено странным сиянием, как будто солнце всходило прямо из речных вод.

– Ты новую игру придумал? – заинтересовался Золотничок.

Тури посмотрел на Чернявого, на маленькую лужайку и сказал мне:

– Пеппи, ты ничего не слышишь? – А потом закричал: – Стой, Чернявый, стой! Что это так звенит?

Нет, это был не колокол. Чернявый на миг обернулся к нам и вдруг исчез. Страшный взрыв звоном рассыпался по долине, и Чернявого поглотило пламя.

– Мамочки! – прошептал Пузырь.

Я зажмурился, в ушах стоял шум речного прибоя. Открыв глаза, я увидел, что друзья стоят над обрывом и глядят на реку, вдруг окрасившуюся в желтый цвет.

– Это бомба! – заикаясь пробормотал Тури.

– У-у-у! – выл Обжора.

Я пытался встать, но ноги не слушались. Эхо взрыва пронеслось по всем ущельям, будто кто-то затрубил в рог.

– Ой, Чернявый! – всхлипнул Чуридду.

Вся лужайка вздыбилась, и кусты по краям ее горели зловещим алым огнем.

– Ну что стали как истуканы, – надрывно крикнул Тури и бросился со всех ног к тропинке.

Я тоже побежал, хотя сил не было. Следом мчались мой брат, Обжора и Пузырь.

– Чернявый, эй, Чернявый! – звали они.

– Вот он! Быстро, к реке его! – приказал Тури. – Может, еще очнется.

– Ох, не могу, сердце разрывается! – причитал Чуридду.

Взрывная волна отбросила Чернявого далеко по склону; лицо у него было все обсыпано землей и превратилось в черную маску.

Последние языки пламени с шипеньем гасли в водах Фьюмекальдо. Мы – Тури, Кармело и я – осторожно, чтобы не причинить боль, обмыли Чернявому лицо.

– Слышите шепот? – спросил Чуридду. – Кто это?

– Он, – ответил Тури.

– Да нет, это вода шипит, – возразил Агриппино.

Я обмыл Чернявому и руки.

– Ты слышишь меня, Чернявый? – повторял я. – Слышишь, это я, Пеппи. Ничего, мы с тобой еще поиграем.

На водной глади медленно расплывалось красное пятно.

– Он же ранен! – воскликнул Агриппино. – Не видите – кровь?

Мы сняли с Чернявого заляпанные кровью лохмотья – все, что осталось от его рубахи.

– Вот здесь, – сказал Агриппино.

На боку зияла рваная рана, из нее лилась кровь. Мы промыли это место, потом Тури стащил с себя рубаху, разорвал ее на тряпки и стал прикладывать к ране, чтобы остановить кровь.

– Этого мало!

Я тоже сорвал короткую, до пупа, рубашонку, смочил ее и положил на рану.

Но кровь по-прежнему текла ручьем, окрашивая воду и землю.

– Ох, да у него и голова проломлена! – заголосил Агриппино.

И в самом деле, на затылке огромным черным сгустком запеклась кровь и волосы словно поредели. Мы потрогали голову – раздался хруст.

– Да, череп перебило, – подтвердил Тури.

Губы Чернявого слегка шевельнулись, из них вырвался слабый стон.

– О Святая Агриппина, помоги ему! – взмолился Пузырь.

Мы низко-низко наклонились к Чернявому; над нашими головами все кружила и кружила саранча.

– Пить хочу, – скорее догадались, чем услышали, мы.

Я сложил ладони ковшиком, набрал воды и начал лить Чернявому на губы, он шевелил ими, но сделать глоток так и не сумел.

– Мне холодно, – прохрипел он.

До ночи еще было далеко, облако над горами Камути рассеялось, и опять выглянуло солнце. Мы накрыли Чернявого нашей одежонкой.

– Надо бы его перенести в другое место, – сказал мой брат. – Сам-то он идти небось не сможет.

Вода опять стала прозрачной. Справа от нас росли агавы – высокие, с твердыми, колючими листьями. Мы положили Чернявого под ними, чтоб солнце не слепило ему глаза. Когда мы опускали его на землю, он опять застонал, тихо и жалобно, как цыпленок.

– Чернявый, Чернявый! – повторял Тури. – Отзовись, ну что молчишь?

– Кто же тот дьявол, что ранил тебя своей острой стрелой? – плакал Агриппино.

– И за что он к тебе привязался? – откликнулся я.

– Как же мы без тебя, Чернявый?!

– Неужто ты уже не дышишь?

– Скажи хоть словечко, Чернявый!

– Видишь, над тобой склонились агавы? Ты не забыл, как мы забивали их колючки вместо гвоздей? – взывал к нему Пузырь. – А теперь гвозди забили в тебя.