Текст книги "Каменная река"

Автор книги: Джузеппе Бонавири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– А это кто?

– Как кто? Ихний командир, – сказал Тури.

Пирипо и командир обменялись приветствием; их окружили остальные офицеры. Потом вся группа стала удаляться от лагеря; впереди шагали двое солдат с винтовками.

– Куда это они?

– Сейчас увидим.

О чем-то беседуя на ходу, они двигались в нашу сторону.

– Сюда идут! – воскликнул я.

– Точно, – подтвердил Тури.

Те свернули на тропу, черневшую среди колосьев, потом скрылись в тени оливковых деревьев. Солдаты в лагере по-прежнему стояли в строю, словно ожидая приказа.

– Прямо под нами остановились. Слышите голоса? – прошептал Нахалюга.

Воздух наполнился каким-то монотонным, невнятным бормотаньем.

– Плохи наши дела, – заметил Тури.

– Почему? – не понял Золотничок.

– Еще спрашиваешь! Отсюда и не видно, и не слышно. Надо что-то придумать.

– Да наплевать нам на них! – отмахнулся Чуридду.

Тури, смерив его презрительным взглядом, пролез через живую изгородь и бесстрашно свесился с обрыва. Мы ахнули.

– Нашел! – раздался его торжествующий крик.

Он изготовился к прыжку и в мгновение ока исчез в пропасти.

– Святая Агриппина! Убился!

Мы бросились к краю обрыва и с великим изумлением обнаружили, что Тури, живой и невредимый, ловко спускается по скале, хватаясь за выступы. Оказывается, там, внизу, была крутая, поросшая репейником тропинка. Нахалюга хлопнул себя по лбу и последовал за Тури.

– Что ты там нашел? – спросил я.

– Пещеру! – донеслось в ответ.

И действительно, тропинка вела к пещере, откуда отлично просматривались окрестности. Едва мы вступили в нее, ноги увязли в мягкой пыли.

– Вон они! – Тури показал пальцем на Пирипо, командира и троих офицеров, разместившихся вокруг стола, на котором солдат расставлял бутылки и стаканы.

Здесь нам было так хорошо видно и слышно, будто мы сидели в зрительном зале. Командир уже собрался сообщить секретарю какие-то важные новости, но тут нас кто-то окликнул сверху.

– Чернявый, холера! – разозлился я. – Сейчас из-за него нас тут накроют!

Нахалюга проворно вскарабкался по тропинке и вскоре вернулся вместе с Чернявым.

– Куда вы попрятались, скоты? – ворчал тот. – Видите, я таки ее изловил.

Опутанная сплетенной из травы веревкой ящерица отчаянно извивалась. Тури, выпучив глаза, погрозил Чернявому кулаком.

– Ты что, пулю в лоб захотел? Глянь туда.

Чернявому кровь ударила в голову, он чуть не бросился на Тури, и тогда они оба непременно сорвались бы вниз, но, к счастью, вовремя увидел Пирипо и офицеров, распивавших вино.

– Ах ты черт! – воскликнул он. – Как это вы такое местечко отыскали?

Мы плюхнулись в пыль и снова стали прислушиваться к доносившимся снизу голосам.

– Мы могли бы провести операцию, – говорил командир, обмахиваясь своей фуражкой, как веером. – Но будет лучше, если население добровольно нас поддержит. Поэтому мы очень рассчитываем на вас. Нам нужны хлеб, фрукты, вино, цыплята и женщины. Иначе как мы будем вас защищать? Говорят, американцы уже два дня как высадились на Сицилии. Это может обернуться большой бедой! Сегодня одиннадцатое июля тысяча девятьсот сорок третьего года… Если мы займем оборону в горах и в Минео, то наверняка сбросим врага в море, как требует дуче.

Пирипо не проронил ни слова, только задумчиво хмурил брови. Отхлебнув из стакана, он нечаянно пролил немного, так что пальцы будто окрасились кровью. Седые космы свисали на лоб, черная рубашка на груди была расстегнута. Помощник Пирипо Коста и парикмахер Брачилитоне глядели на него исподлобья. А я почему-то вдруг вспомнил, что сегодня мне исполнилось тринадцать лет.

– У меня сегодня день рождения, – сообщил я и тут же пожалел о своих словах.

– Подумаешь! – презрительно скривился Нахалюга.

Пирипо отставил стакан и спросил:

– А что же наши немецкие союзники?

– Сейчас разговор идет об итальянцах, об их чести и достоинстве, – ответил командир, перестав обмахиваться фуражкой. – Неужто вы хотите, чтоб я пошел на крайность – занял Минео? Что ж, пойду, если мои требования не будут выполнены. Вы когда-нибудь были солдатом? Представляете, что значит не иметь обмундирования и продовольствия? Это значит, что армия превратится в орду бандитов, мародеров, дезертиров!

– Но секретарь спросил вас о союзниках, – вмешался Коста, застегивая верхнюю пуговицу черной рубашки.

– Да вы что, с луны свалились? – взорвался командир и еще яростнее замахал фуражкой. – Они же нас предали на русском фронте! Им бы свою шкуру спасти. И здесь будет то же самое, уж вы мне поверьте.

– Стало быть, хлеб, вино, оливковое масло, мясо, – вполголоса перечислял секретарь, приглаживая редкие волосы.

– И женщины.

– Женщины?

– Вот именно.

– Да откуда я все это возьму?

Командир вскочил, отбросил фуражку и заорал:

– Черт вас побери совсем! Фашист вы или не фашист?! Для чего, спрашивается, вас назначили секретарем?

– Да что я могу один? Если бы за мной стояла молодежь, я бы собрал все население, произнес бы речь… А теперь, когда американцы высадились на Сицилии, нас, чернорубашечников, единицы, от силы человек двадцать. Быть фашистом в такое время – настоящий героизм!

Мы следили за ними, стараясь не шевелиться; Чернявый даже умудрился помочиться, не вставая.

Нахалюга внезапно предложил:

– Давайте запустим камнем в командира!

Никто ему не ответил; у меня все не выходило из головы, что мне сегодня тринадцать лет.

Солдат разлил оставшееся вино по стаканам (мы даже слышали, как оно булькает), но пить никто больше не стал. Видно, всем передалось нервное напряжение командира, который молча вышагивал взад-вперед по тропинке.

Брачилитоне вскочил и подобострастно вытянулся, словно в ожидании приказаний, отчего сделался еще больше похож на обезьяну.

– Что ж, – изрек наконец командир, – положение незавидное и у вас, и у нас, я просто не знаю, что будет, если мы не сумеем между собой договориться.

Секретарь и его приспешники вымученно улыбнулись.

– К вечеру я пришлю солдат, – заключил командир. – Все, что раздобудете, погрузите на мулов – они нам понадобятся, если придется из стратегических соображений отходить через горы. Ведь почти все наши грузовики выведены из строя.

– Нынче вечером? – встревоженно переспросил секретарь. – Давайте отложим хотя бы до завтра, до полудня.

– История не стоит на месте! Вдруг нас завтра перебросят в окрестности Катании? А возможно, прикажут занять линию обороны возле Мессины или в Калабрии.

– В Калабрии? – эхом откликнулся Пирипо и как-то весь съежился.

– Это я так, для примера. Не здесь же мне торчать? Думаю, вы и сами не хотите, чтоб вас бомбили. Слыхали небось, какой ад они устроили в Катании и Палермо?

У Пирипо, похоже, пропала охота спорить: в конце концов, сегодня вечером или завтра утром – не все ли равно? Отдуваясь, он расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и бессильно свесил на грудь свою голову-кочан.

– Ну так как же? – спросил белобрысый офицер.

– Да, как же? – подхватил командир.

Секретарь фашистов неопределенно взмахнул рукой. Рядом с ним маячила мерзкая вытянутая рожа Косты, а Брачилитоне, тот и вовсе был похож на пугало.

– Приходите вечером, – сказал Пирипо, – только попозже.

– Помните: прежде всего мулы. Их в случае чего и есть можно, – изрек командир.

– Мулов есть? – зашипел мне на ухо потрясенный Нахалюга.

Тури пояснил, что в Катании едят мулов, у них очень вкусное мясо. А мы, невежи, и слыхом не слыхали об этом.

– Я на вас надеюсь. – Командир пожал Пирипо руку, отдал честь по-фашистски. – Вы наверняка добудете все, что требуется. А войну мы выиграем. У нас достанет на это твердости и мужества, и наш дуче с нами.

Все вместе они вернулись к лагерю; возле палаток их уже ждали солдаты, застыв по стойке «смирно» с винтовками наизготове. Коста и Брачилитоне вяло отдали им честь, Пирипо оседлал мула и поехал вниз по Лысой горе, подымая столбы пыли; голова его дергалась, как у марионетки.

– Гляди, уж вон куда отъехал, а все кивает, – усмехнулся Чуридду.

После ухода фашистских начальников наше наблюдение вроде бы потеряло смысл. Надо было придумать что-нибудь новенькое. Золотничок предложил наведаться к Джованни Зануде и его шайке.

– Давай, давай, – презрительно бросил Тури. – Иди с этими дуроплясами котов хоронить. Тебе такая компания как раз подходит.

В лагере снова стало тихо, солдаты разбрелись кто куда.

– И пойду! – с вызовом сказал Золотничок.

– Я с тобой, – заявил Чуридду.

– А мы что, рыжие – здесь оставаться? – сказал я.

– И ты туда же! – возмутился Тури. – От кого, от кого, но уж от тебя-то я этого не ожидал!

Но я плевать хотел на его обиды: и так уж все руки себе ободрал об эти скалы! В конце концов Тури с понурым видом поплелся за нами. Чернявый немного погодя спросил, что делать с пойманной ящерицей.

– Можешь зажарить ее и съесть, – с издевкой сказал я, а потом вырвал ящерицу у него из рук и бросил в лопухи. – Вон, раздави ее.

Но вместо Чернявого это сделал Тури: ему надо было на ком-то сорвать свою злость. Вскоре под яростными пинками ящерица испустила дух; голова у нее превратилась в белесое месиво.

– Вот и вам бы так же башку размозжить, – сквозь зубы процедил Тури. – Надо же быть такими олухами, чтоб уйти от лагеря. Мы бы там еще и не то увидели.

Может, он был и прав, но нам всем осточертело лазать в эту жарищу по острым скалам неизвестно ради чего. Мы прибавили шагу, срывая на пути инжир, швыряясь камнями и радуясь своей свободе. Тури бежал за нами на некотором расстоянии и вовсю размахивал руками. Лысая гора уже осталась далеко позади.

Надо было одолеть еще один перевал, тоже заросший осокой, колючим кустарником, чертополохом. Пока мы карабкались вверх, все тело у меня опять покрылось липким потом.

– Ну что, повеселились? – крикнул Тури, обогнав нас на склоне. – Вот дубы!

Впереди, на краю обрыва, показались первые домики.

– И что же дальше? – спросил Тури, когда перед нами открылся новый спуск в долину.

Мы как-то растерялись: по правде говоря, никто не знал, где искать Джованни и его шайку.

– Дальше-то что? – насмешливо переспросил Тури. – Куда идти?

– Вон туда! – выпалил я и показал на рощу донны Каролины метрах в двухстах от нас.

– Эге-гей! – завопили остальные. – Все наверх!

Добравшись до утопающей в зное рощицы, мы услышали какое-то заунывное причитание. Чуридду поднес палец к губам и спросил шепотом:

– Слышите? Уж не монахи ли псалмы поют?

– Да нет, это птицы, – возразил Золотничок.

– Ты что, оглох, дурья башка? – сказал Тури. – Когда это птицы так зудели?

– Они! – воскликнул я. – Бьюсь об заклад. Это Джованни Зануда с дружками.

Тури хлопнул меня по плечу и заговорщически подмигнул.

– Ну что, может, все-таки вернемся к лагерю?

Мы снова прислушались, стараясь понять, откуда доносятся заунывные звуки.

– Точно, с той стороны! – решил я.

Нам пришлось ползком пробираться между кустами цикория. Чуридду простонал:

– Черт, я уже весь ободрался об эти колючки!

– Кто идет? – послышалось совсем рядом, и похоронный напев мгновенно стих.

Мы вздрогнули.

– Что делать-то будем? – зашептал Золотничок. – Сейчас они нас камнями забросают.

– Это мы! – собравшись с духом, крикнул я.

Раздались приглушенные голоса и шорох камней.

– Все, теперь нам головы не сносить, – заметил Тури. – С Джованни шутки плохи.

– Кто вы такие и что вам надо?! – крикнул кто-то из-за кустов.

– Эй, Джованни, пропусти нас, это мы! – крикнул я.

Мы стояли в нерешительности, а те, видно, тоже не знали, как им быть.

– Ладно, пошли, чего ждать-то? – Я потихоньку стал продвигаться вперед.

Сквозь заросли опунции мы выбрались на площадку, где вся шайка уже поджидала нас. Джованни, зажав в кулаке камень, угрожающе проговорил:

– Чего приперлись? Кто вас сюда звал?

– Слыхали, какие дела творятся? – спросил я.

– Да пошел ты… Не видишь, мы тут заняты. Кармело кота раздобыл.

Кармело, брат моего отца, приходился мне дядей; ему уже сравнялось четырнадцать.

– Да не бойтесь, – примирительно сказал я, – мы вам не помешаем. – И сел прямо на колючки. Приятели последовали моему примеру.

– Так вам, сволочам, и надо, – пробормотал Тури, весь зеленый от злости.

Джованни с приятелями вырыл яму посреди площадки. Рядом с ней на куче камней валялся дохлый кот с пушистым хвостом. Кармело и Карлик втыкали вокруг кота спички, Агриппино Лауриа повязал Зануде черный фартук, а тот с важным видом раскрыл толстенную, всю обтрепанную книгу.

– Итак, продолжим. – Он повернулся к нам спиной.

Голоса у них звучали монотонно, как у взрослых, отпевающих покойника; мы глядели на них разинув рты. Мне даже показалось, будто я в темной церкви, а вокруг одни старики и старухи. Джованни то и дело открывал и закрывал книгу, Агриппино и Филиппо посыпали землей труп кота.

– Выше кидайте, – повелел Джованни, воздев к небу молитвенник.

И тут же мы будто ослепли: все глаза засыпало черной пылью.

– О духи добрые и злые! – прозвучал голос Джованни, перекрывая монотонное бормотание остальных. – Кот сходит в землю, и вы за ним.

Карлик с Кармело зажгли спички, и сквозь пелену пыли замерцали красноватые огоньки.

Джованни жестом священника побрызгал водой на кота; одна за другой спички потухли. Тягучее пение возобновилось, и Джованни, сняв передник, расстелил его на дне могилы.

Карлик и Кармело осторожно приподняли серого пузатого кота.

– Опускайте! – приказал Зануда.

Сверху на кота посыпался град камней. Мы от гари и пыли стали надрывно кашлять.

– А крест? – спросил Тури.

– Не суйся, куда не просят! – вскинулся Джованни.

– Могил без креста не бывает, – не унимался Тури. – Ты что, на кладбище никогда не был?

– Отцепись, безбожник! – рявкнул Джованни. – Где это видано, чтоб кота по-христиански хоронить?

Тури заржал; ему вторил Нахалюга.

– Так, сейчас начнется, – шепнул мне Золотничок. – Ну кто его за язык тянул? Как будто не знает, что этот Зануда чокнутый!

И в самом деле, глаза у Джованни налились кровью, и он кинулся на Тури с кулаками, крикнув своим друзьям:

– Всем стоять на месте!

Бил он беспощадно, но, надо сказать, и Тури достойно отражал удары.

Наконец они сцепились и начали кататься по земле.

Тури разорвал Зануде рубаху, а тот мертвой хваткой сдавил ему горло. Еще немного, и они сорвались бы со скалы, к счастью, на пути попалась могила кота.

– Да уймитесь вы! – закричал я.

– Заткнись, убью! – прохрипел Джованни, продолжая душить противника, в то время как Тури со всей силы молотил его ногами.

Преодолев препятствие, они снова устремились вниз по склону.

– Они спятили, остановите их! – завопил Кармело.

Испугавшись, как бы не пришлось копать еще две могилы, мы поспешно разняли дерущихся.

– Ладно, еще встретимся! – сквозь зубы процедил Джованни, отряхивая пыль.

– Скотина! – крикнул в ответ Тури.

Мы стали спорить, нужен ли крест на могиле кота.

– А почему бы и нет, – заметил Тури. – У кота ведь тоже душа есть.

– С каких это пор коты стали христианами?! – бушевал Джованни.

Но мы все поддержали Тури, и в конце концов Золотничок поставил на могиле крест из веток.

Джованни надулся, но, стоило Нахалюге упомянуть о военном лагере на Лысой горе, тотчас же забыл про вражду.

– Какой еще лагерь?

– Только посмейте ему сказать, – пригрозил нам Тури.

– Пора домой, – сказал я. – А то брюхо подвело от голода.

Приятели на сей раз пошли за Тури, а он, уходя, обозвал меня недоумком. Со мной остались только Золотничок и Джованни. Весь склон огласился лошадиным топотом, шумом осыпающихся камней и гиканьем нашей разбойной команды.

– Адово семя! – крикнула из окна донна Каролина. – Ни днем ни ночью покоя от вас нету!

Джованни, не удостоив ее взглядом, поднялся и небрежно бросил нам:

– Привет!

– Куда это он? – удивился Золотничок.

А я сразу разгадал его планы.

– Видал сукина сына! И он туда же за ними. Дались всем эти солдаты!

– И я пойду! – Золотничок показал мне язык. – Кто остался, тот болван.

Я запустил в него камнем, промахнулся и, не выдержав, крикнул вслед:

– Погоди, я с тобой.

Я спускался осторожно, стараясь не зацепиться за колючки и не поскользнуться на глине, а под нос себе бормотал: всем морду набью, и Тури первому.

Возле изгороди дона Якопо Алоизи я поравнялся с Золотничком, который упал и рассадил колено.

– Попробуй догони этот табун! – хныкал он.

Интересно, что теперь у них на уме, думал я, глядя, как вся шайка взбирается по отлогому голому склону. Подъем все равно оказался нелегким, хорошо еще, что солнце почти закатилось.

Золотничок, прихрамывая, едва поспевал за мной. Остальные ушли так далеко, что казались нам маленькими черными точками на желтом склоне. Внезапно мы столкнулись с Джованни, который продвигался вперед короткими зигзагообразными перебежками.

– Куда тебя черт несет? – сказал я.

– А ты думал, тебе одному хочется на солдат поглядеть? Как чуть что, так вы за мной хвостом, а теперь меня побоку, да?

Мы не ответили и пошли дальше уже втроем. Золотничок все время жаловался на ушибленное колено:

– Ох, прямо огнем горит!

В довершение всего мы боялись, что Тури нас заметит и начнет швыряться камнями. Но этого, слава богу, не произошло: когда мы присоединились к остальным, они были так поглощены происходящим в лагере, что и внимания на нас не обратили. Лишь Тури, покосившись в нашу сторону, презрительно сплюнул.

– А это еще что такое? – раздался голос Нахалюги. – Будто плачет кто, верно?

Солнце уже окрасило в красный цвет верхушки палаток; солдат с такого расстояния было почти не видно. Джованни неотрывно глядел вниз, но своего удивления старался не выказывать.

Откуда-то справа действительно доносились жалобные звуки.

– Может, это ветер? – предположил Карлик.

– Да ты что! – усмехнулся Нахалюга. – Ветра и в помине нет.

Мы, стараясь бесшумно ступать по траве, двинулись на этот странный звук. Тури внезапно остановился и хлопнул себя по лбу.

– Ну и болваны! Это же коза. Небось заплутала. Бьюсь об заклад, это коза старого Яно. Пошли обратно.

Но Кармело, забежавший чуть вперед, стал знаками подзывать нас.

– Так, – пробурчал Тури. – Еще один болван нашелся, только время с ним потеряем. Ну чего тебе?

– Вон! – Кармело указал на небольшую каменистую лощину, посреди которой росли два оливковых дерева.

– Ложись! – приказал всем Тури.

Первым повалился Джованни. Свесившись с уступа, мы увидели козу, привязанную к камню; над ней склонились двое солдат, один из них – нам видна была только белобрысая макушка, – похоже, держал козу за ноги.

– Эй, ты, пошевеливайся, – сказал ему второй солдат, весь в морщинах и со спутанным чубом.

– Ага, сам попробуй, – отозвался белобрысый. – Видишь, не идет она.

– Вот дубина! Ничего без меня сделать не может.

Коза упиралась, взбрыкивала и жалобно блеяла.

– Да подержи ты ее за рога! – взмолился первый. – А то я с ней совсем умаялся.

– Только этого мне не хватало!

Второй нехотя подошел и схватил козу за рога, но та продолжала мотать головой и лягаться.

– Да что ж такое, не могу сладить с этой проклятой козой! – причитал блондин.

– Ты сам козел! – обругал его другой.

– Вы гляньте, что они замышляют! – ахнул Джованни.

– Тихо! – прошипел Тури.

– А что?

– Э, да так у них ничего не выйдет, – сказал Золотничок со знанием дела. – Видали, как наш мясник Пино козу режет?

– Да заткнитесь вы! – рявкнул Тури. – Вон винтовки стоят, сейчас они их возьмут да как пальнут по нам.

И верно, возле груды камней поблескивали два ствола. Вокруг ничего не было слышно, кроме отчаянных воплей козы, напоминавших человеческие. Белобрысый солдат поднялся, и мы увидели, что он совсем еще молодой. Его приятель рядом с ним казался могучим как дуб.

– Привяжи ее к дереву и держи за рога, – скомандовал белобрысый.

– Давайте камнями их забросаем, – предложил Чуридду.

Нахалюга так саданул ему кулаком, что аж звон пошел, но солдаты, занятые своим делом, ничего не заметили.

– Не могу больше! – стонал верзила. – Она же мне живот пропорет.

У него вздулись жилы на шее и будто прибавилось морщин.

– Ну хватит! – не выдержал белобрысый. – Брось ее.

– И то правда, – кивнул второй. – Черт с ней совсем.

Очутившись на воле, коза стала как бешеная скакать вокруг дерева.

– Я знаю, что делать, – заявил белобрысый солдат и примкнул штык винтовки.

– Ишь ты, догадливый, – похвалил второй. – И быстро, и скотине мучений меньше.

Они громко загоготали и двинулись на козу, вылупившую на них глаза.

Через секунду раздался душераздирающий крик: так кричит, наверно, человек, когда ему всадят нож в спину. И крик этот раскатился по горам эхом, громом, скорбным материнским плачем.

Чуридду и Кармело заткнули уши; Карлик, Золотничок и Агриппино тряслись всем телом и беззвучно шевелили губами.

А животное наконец умолкло, осев на задние ноги. По камням заструился красный ручеек. Гигант стоял над козой, глядя куда-то вдаль – может, на нас? Мы поспешно присели.

– Видите? – сказал Тури. – Кровь.

– Ну слава богу! – выдохнул белобрысый. – Наконец-то!

– Отойди-ка, теперь я, – пробасил великан и тоже проткнул штыком несчастную козу.

– Ну и зверюги! – прошептал Джованни.

Красный ручей постепенно окрашивал свинцово-серые камни; коза издавала предсмертные хрипы. Белобрысый сел на землю, прислонился к стволу оливы и стал вытирать окровавленный штык. А гигант, согнувшись в три погибели, все пыхтел над козой.

– Кончено! – Он вздохнул, поднялся и вдруг запел:

 
Светло на небе и в душе!
 

Кто бы мог подумать, что у этого скота окажется такой чистый, приятный голос!

Издалека кто-то подхватил напев – то ли солдат, то ли крестьянин из ближней деревни. Белобрысый продолжал начищать штык – поплюет на него, а потом надраивает тряпкой.

Такие голоса только у настоящих певцов бывают, подумал я, слушая песню второго солдата.

Верхушки олив слегка задрожали от налетевшего свежего ветерка.

– Хорошо поет! – восхитился Золотничок. – Ну прямо как в опере, правда?

Коза снова попыталась встать, но, не удержавшись, повалилась на бок в заросли чертополоха.

– Гляньте, кровь-то так и хлещет, – заметил Пузырь, краснощекий толстяк из шайки Джованни.

Белобрысый солдат поднялся, закинул на плечо винтовку.

Мы все уже порядком притомились; Кармело и Карлик, то и дело сплевывая, улеглись на камнях, вытянув ноги.

– Э, да они сюда идут! – испуганно воскликнул Нахалюга, указывая на солдат.

Но те, к счастью, свернули на тропинку, ведущую к лагерю.

Едва они скрылись из вида. Карлик, Чуридду и я выскочили из укрытия и кинулись к лощине. Там в холодке дышалось гораздо легче.

Коза все так же лежала на боку, и живот у нее раздувался; струйка крови стала совсем тоненькой.

– Как здорово! – сказал Карлик. – Вот где раздолье-то!

Вскоре к нам со скалы спрыгнули остальные и, с любопытством озираясь вокруг, расселись в колючем чертополохе.

Тури исподлобья глядел на Джованни.

– Ну что, видал, в какие игры мы играем? А ты только и знаешь, что с дохлыми котами возиться.

Джованни прямо задохнулся от ярости. Стиснув кулаки, он двинулся на Тури и походя со всей силы пнул в живот козу. Та в последний раз приоткрыла глаза, выкатив помутневшие белки.

– А ты – с дохлыми козами! – крикнул Джованни и бросился на своего обидчика.

Мы не знали, чью сторону принять, да и неохота было подниматься, поэтому молча следили за схваткой из зарослей чертополоха.

Враги вслепую осыпали друг друга ударами, позабыв о том, что под ногами у них острые камни.

– Если упадут, расшибутся оба, – сказал Чуридду.

Мы взглядом дали ему понять, чтоб заткнулся, не то сам в морду получит: двое дерутся – третий не лезь.

Тури и Джованни вцепились друг в друга; каждый старался положить противника на обе лопатки. Пыль вокруг них стояла столбом.

У Джованни из носа текла кровь, а на Тури рубаха была порвана в клочья и все плечо расцарапано. Наконец Тури очутился на земле.

– Зануда победил! – закричали мы в один голос.

Но Тури пинком сбросил его, и он повалился навзничь.

Вдали раздался сигнал трубы; мы вскочили, как подхлестнутые.

– Солдаты! – крикнул я. – Сейчас сюда придут.

– Слыхали? – обратился Кармело к дерущимся. – Кончайте, уходить надо.

– Уймитесь! Баста! – один за другим начали кричать мы.

Но эти двое опять сцепились, как бешеные собаки.

Я первым подошел к ним. Остальные за мной. Начали их разнимать, и каждому из нас крепко досталось. Тогда и мы рассвирепели; завязалась общая свалка. Вконец обессиленные, мы с трудом растащили Тури и Джованни за ноги и бросили в чертополох, подальше от острых камней.

– Вот черти! – сплюнул я, усаживаясь рядом с ними.

Тут мы заметили, что уже совсем стемнело. Коза больше не шевелилась – видно, издохла.

– Э, смотрите-ка! – воскликнул Чуридду.

Но мы смотреть не стали: нагляделись за день всего, так что сил на новые зрелища уже не было.

– Да взгляните, балбесы, – тормошил нас Чуридду, указывая на неподвижную тушу. – У нее кровь побелела.

И впрямь, из-под козы теперь сочилась какая-то густая белая жижа.

– Молоко, – догадался Агриппино.

– Ты что, какое молоко? – не поверил Кармело.

– Говорят тебе, молоко!

Агриппино подошел к козе, обмакнул палец в белесую жидкость и сунул палец прямо в рот недоверчиво скривившемуся Кармело.

– Да пошел ты… – запротестовал было Кармело, но тут же воскликнул: – Ого, вкусное!

– Ну что, убедился, дурак?

Мы уставились на козье вымя, откуда струилась густая жидкость.

– Литра полтора можно было надоить, – заметил Агриппино.

Тури и Джованни по-прежнему неподвижно сидели на колючках друг против друга; на них никто уже не обращал внимания.

Ветер усилился, и мы вдруг вспомнили, что пора по домам.

– А что это там? – спросил Нахалюга. – Словно бы пыль летит.

Золотничок и я проследили за его взглядом, а Чуридду демонстративно повернулся на бок, как будто укладываясь спать.

– Никакая это не пыль, – сказал я.

– Как не пыль? – отозвался Нахалюга, прищурив глаза. – А что же это, по-твоему?

Тучка в вышине все сгущалась – из желтой сделалась серовато-лиловой.

– Что бы это могло быть? – всполошился Золотничок.

– Эх вы, ослиные головы, это же семена репейника! – объяснил Агриппино, который знал гораздо больше нас, потому что был сыном крестьянина. – Ветер рассеивает их по земле, оттого-то репей такой живучий.

Возразить было нечего. Нахалюга пинком разбудил Чуридду. Принесенные ветром хлопья уже накрыли куполом всю лощину вместе с нами.

– Эге, да нас тут сейчас живьем засыплет! – вскрикнул Карлик.

Он не ошибся: туча обрушилась на нас, как мы ни старались сдуть ее в сторону.

– Ой-ой-ой, да их тут тьма-тьмущая! – Чуридду побелел от страха.

Все в один миг покрылось этим пухом – и наши головы, и ветви олив.

Джованни и Тури наконец поднялись; Джованни оглушительно свистнул и приказал своей шайке:

– А ну пошли! Хватит прохлаждаться!

Кармело, Карлик, Пузырь и Агриппино покорно сгрудились вокруг него.

Джованни склонился возле молочной лужицы и хлебнул из нее.

– И впрямь вкусное.

На носу у него запеклась кровь, и, видно, в горле пересохло. Он и его дружки полезли вверх по склону и вскоре скрылись в облаке репейных хлопьев.

– Скатертью дорожка, – сказал я.

– А мы что, рыжие? – встрепенулся Тури. – Нечего тут рассиживаться.

– И правда пора, – согласился Нахалюга. – Темно уж. Пошли по домам.

– Куда скажу, туда и пойдете, – отрезал Тури.

– Мы тебе не овцы! – вспылил Чуридду.

– Поговори у меня, морду расквашу!

– Кишка тонка!

Мы разозлились и бросили Тури одного.

– Видали, король нашелся! – возмутился я.

Возле источника мы настигли шайку Джованни.

– Только подойдите! – угрожающе зарычал он.

– Так, еще один король выискался, – сказал я. – Хватит с тебя твоих дураков, мы тебе не слуги.

Мы повернулись и пошли самым коротким путем к дому, но не успели сделать и десяти шагов, как нас нагнали Агриппино, Карлик и Кармело.

– А вы чего?

– Да ну его, мы не нанимались дохлых котов искать.

– Ну что, по домам? – спросил я.

– По домам!

По пути мы встретили крестьян верхом на ослах.

– Война идет, а вам бы все спину гнуть! – насмешливо бросил им Нахалюга.

– А тебе, стервецу, хлеб, видно, даром достается! – отвечали они.

На деревенских улицах было темно: время военное и окна полагается занавешивать.

У всех нас подвело в животе. Мы сговорились забежать домой, перехватить по куску хлеба и потом встретиться на площади.

Но в условленное место явились лишь Чуридду, Золотничок, Чернявый, Кармело и я.

– А где же остальные?

– Да тебе-то что до них? – сказал мне Кармело.

Народу на темной площади было мало.

– И чего мы сюда приперлись? – вздохнул Чернявый.

Может, приятели наши умно поступили, оставшись дома? Но тут нас привлек тусклый свет в окнах дома по виа Луиджи Капуана, где размещалась фашистская партия.

– Чур я первый! – заявил Чернявый.

– Нет, я! – крикнул Золотничок.

Мы все вместе облепили приоткрытое окно, откуда доносился нестройный гул голосов.

Нас сразу заметили: видно, чья-то тень упала на стену комнаты. Дверь резко распахнулась, и в глаза нам ударил свет.

– Атас! – вскричал Чернявый.

– Заходите, ребятки, заходите, – пригласил кто-то. – В нашем доме дверь для всех открыта.

Мы остановились в замешательстве, вспомнив, как нам прежде доставалось, если фашисты застигали нас возле этого дома.

– Как же, открыта! – буркнул Чернявый. – Надо сваливать, а то затащат внутрь да так отдубасят…

Но было поздно: у итель Салеми по очереди взял каждого из нас за руку и ввел в дом, ласково приговаривая:

– Входите, детки, не стесняйтесь, будьте как дома.

В комнате сидело человек десять. Стены были увешаны портретами, на одном из которых мы узнали короля.

– Вот кто нам поможет, – услышали мы голос Пирипо.

Он стоял возле бильярда, а рядом маячил в черной рубашке Брачилитоне.

Пирипо указал на портрет дуче, висевший в рамке под стеклом против портрета короля. На стеклах играли световые блики.

– Ваша родина и дуче требуют от вас помощи, – сказал секретарь.

Взгляд у дуче был свирепый.

– Ишь ты, прямо насквозь пронзает! – шепнул Чуридду.

Пирипо вскинул руку.

– Мои юные друзья, страна нуждается в вашей поддержке!

Остальные фашисты помалкивали, уставившись в пол и лишь изредка согласно кивая.

– А чего надо-то? – спросил в упор Чернявый.

Пирипо укоризненно взглянул на него и еще выше поднял руку. Но Чернявый был не робкого десятка.

– Мы ведь знаем, что американцы уже высадились и скоро будут в Минео.

Хмурое лицо Пирипо вытянулось в неестественной улыбке, глаза гневно сверкнули, но тут же потухли.

– Ишь ты, – сказал кто-то. – Этим сорванцам палец в рот не клади!

– Довольно! – прогремел Пирипо. – Говорите, будете вы нам помогать или нет? И учтите, вам за это воздается.

– А что делать? – спросил я.

– Дело простое, – с готовностью объяснил Салеми. – Надо сбегать ко мне, к Рачинедде и к нашему секретарю и забрать продукты, которые дадут вам наши жены. Только по-тихому.

– Знаем, знаем, – выпалил Чернявый, прикидываясь дурачком.

– Что вы знаете?

– Ну, про солдат: они уходить собираются и им провиант нужен.