Текст книги "Со всей любовью на которую способен (ЛП)"

Автор книги: Джусти Амабиле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА 6

«В одном поцелуе ты узнаешь всё, что я не сказал».

Пабло Неруда

Скрыть от матери прогулку оказалось проще, чем ожидалось. Каким-то образом, своей маленькой головкой, которая иногда с трудом пыталась уловить смысл вещей, а иногда, наоборот, оказывалась на удивление острой и чувствительной, Карла поняла, что это, должно стать их секретом, и промолчала.

Соле тоже оставалась очень молчаливой: она потерялась в мире, созданном из переплетённых пальцев, взглядов, говоривших о самых нежных вещах, и губ, которые ей так хотелось поцеловать.

Возвращение в школу вызывало смешанные чувства. С одной стороны, она чувствовала абсолютную радость внутри себя, с другой – ощущала, как по телу пробирается дрожь лёгкой боли. Соле не могла дождаться встречи с Даниэлем, но ей придётся лгать подруге и притворяться, что между ней и Даниэлем ничего не было.

«А что именно между ними было?»

К сожалению, Лаура тоже увлеклась Даниэлем. У Соле сложилось впечатление, что влюблённость длилась слишком долго по её меркам, и она боялась, что на этот раз увлечение подруги было более прочным и Даниэль ей понравился на самом деле. Соле часто видела, как они разговаривают во время перемен, и неуверенная в себе пятнадцатилетняя девушка взяла верх над той рациональной девушкой, которой она себя считала. Иногда она чудовищно ревновала, хотя они только и делали, что разговаривали.

Но Соле ничего не могла с этим поделать. Она оказалась меж двух огней. Если бы стало известно, что между ней и Даниэлем что-то есть (но что?), это привело бы к целому ряду побочных эффектов: разбило бы сердце Лауры, вызвало бы гнев и отчуждённость подруги, а также позволило бы этой новости дойти до Мириам. В их стране сплетен все совали нос куда не следует, и её мать непременно бы обо всём узнала. Соле уже знала, что мать ей скажет: что она слишком молода, а то немногое, что они знают о парне, – негативно, и что ей следует думать только об учёбе и заботе о Карле. Последние два пункта не в таком порядке. Возможно, когда ей исполнится восемнадцать, у неё может быть парень, но в пятнадцать она ещё ребёнок.

Мириам всегда так поступала. Она обращалась с ней как с ребёнком или взрослой, в зависимости от обстоятельств, без всякой последовательности. Соле была слишком мала, чтобы интересоваться мальчиками, краситься и гулять с друзьями во внеурочное время, но она была взрослой, когда нужно заботиться о шестилетней девочке-инвалиде, вести домашнее хозяйство, готовить еду и, в общем, выполнять материнские обязанности.

Соле всегда терпеливо всё переносила, но в последнее время она начала раздражаться. Особенно когда видела, как разговаривают Даниэль и Лаура. Потом подруга рассказывала ей обо всех интересных вещах, которые они говорили друг другу, а Соле продолжала чувствовать себя отверженной и преданной. Он писал ей по вечерам, рассказывал о Диоре, говорил о себе, а также поведал, что в его доме не всё гладко, и мать и отчим в последнее время часто ссорятся. Но других тем Даниэль не затрагивал.

«Например: мы вместе или просто друзья?

Почему ты взял меня за руку в машине несколько дней назад?»

А в школе игнорировал.

Во власти этой детской ярости, которая могла бы доказать правоту матери в том, что она слишком молода для некоторых вопросов, однажды вечером Соле не ответила на сообщения Даниэля в WhatsApp. Она злилась, сама не зная почему. А может, и знала, но стыдилась признаться в этом, поскольку считала ревность не слишком благородным и явно незрелым чувством.

«Возможно, мать права, когда судит обо мне как о ребёнке».

И на следующий день в школе Соле продолжила вести себя скорее как девчонка, чем как взрослая. Она не обратила на Даниэля никакого внимания, даже не бросила на него рассеянного взгляда, будто того не существовало.

Затем, как раз перед перерывом, пока Соле искала уборщицу, чтобы спросить, нет ли у неё аспирина, потому что голова ужасно болела, произошло нечто неожиданное. Коридоры по-прежнему были пустынны: вскоре, когда прозвенит звонок, они заполнятся учениками, но сейчас там никого не было.

Внезапно Соле почувствовала, что её схватили за руку. Она быстро обернулась, раздражённая такой фамильярностью, и поняла, что это Даниэль. Мальчик приложил палец к носу, давая ей знак замолчать, а затем потащил в сторону класса.

Нет, при ближайшем рассмотрении это оказался не класс. Это был учительский туалет, на двери которого висел лист бумаги формата А4 с надписью «временно не работает». Даниэль втянул Соле внутрь и закрыл дверь.

В этот день он был красивее, чем обычно: длинные волосы зачёсаны назад, одет в футболку такого же цвета, как и его глаза, с принтом «Витрувианского человека» Леонардо да Винчи с электрогитарой в руках, и джинсы тёмно-синего почти чёрного цвета.

Соле оказалась рядом, так близко к нему, в самом не романтичном месте на свете, которое тем не менее казалось ей приятным, как сад роз и фиалок, только потому, что перед ней стоял Даниэль. Она уже собиралась улыбнуться ему, но тут вспомнила, что злится.

– Что случилось? – спросил Даниэль, глядя ей в глаза. – Что-то не так? Вчера я написал тебе несколько сообщений, ты их все просмотрела, но ничего не ответила.

Соле пожала плечами. Она была взволнована, но не от злости. Ей пришлось заставить себя не улыбнуться ему так же широко, как это делало сердце. Однако гордость взяла верх и не позволила ей смягчиться.

– Я думала, ты даже не заметишь, – пробормотала она.

Даниэль изогнул бровь.

– Ты думала, что я не замечу? – повторил он. – Нет, я заметил и ещё как. Послушаем, почему ты на меня злишься?

– Я могу спросить тебя о том же, ведь ты игнорируешь меня уже четыре дня. Как будто меня не существует.

Вместо того чтобы рассердиться, Даниэль улыбнулся и сразу коснулся кончиком пальца её лба.

– В этой маленькой головке царит полная неразбериха, ты ведь знаешь об этом, не так ли? Ты сказала, что не хочешь, чтобы я подходил к тебе и разговаривал с тобой в школе.

Соле прикусила нижнюю губу, выглядя раздражённой, потому что в этом вопросе она вряд ли могла ему возразить. А вот по другому случаю – могла.

– А сообщения? Почему они были такими безличными, как будто мы… – Она возненавидела себя за этот язвительный и в то же время обвинительный тон, словно у неё были права или даже претензии. Она уже собиралась извиниться перед ним, когда Даниэль улыбнулся той восхитительной улыбкой, как умел он, когда хотел: губы растянулись, образовав две ямочки по бокам рта, глаза цвета надежды загорелись, а сияющее лицо передало суть прекрасной души.

– Не думал, что они настолько безличны, – продолжил он сразу. – Я рассказывал тебе о событиях своего дня, как и ты. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты хочешь лучше понять, почему я взял тебя за руку.

– Эм… ну... да.

– Сейчас я тебе всё объясню.

– О-ок, – пробормотала Соле, немного оторопев.

– Вообще-то, я не хотел объяснять тебе это в текстовом сообщении, а лично. Но в школе – лично – трудно, не рискуя получить отчисление, а то и исключение.

– Ч-что?

Даниэль приблизился чуть ближе. Затем он прильнул к ней и прошептал:

– Тогда можно я тебе всё объясню?

– Д-да, – запинаясь, пробормотала Соле с побагровевшим лицом и сердцебиением галопом. Внезапно она почувствовала, будто её охватывает огонь. Но пожар не был плохим, он не причинял вреда и не вызывал желания от него избавиться, чтобы спасти свою жизнь. Огонь – непреодолимый, так же необходимый для жизни, как нужны воздух, вода и земля.

Дыхание Даниэля имело привкус мяты и щекотало её губы.

– Ты понимаешь, что я хочу тебя поцеловать, да? Если ты не хочешь, а ты имеешь на это право, учитывая, что мы находимся в совсем не романтической обстановке, просто скажи об этом и...

Ответ Соле был совсем не загадочным.

Ничего не говоря, она привстала на цыпочки и поцеловала его прекрасные губы. Когда это сделала, – голова закружилась, а бабочки в животе превратились в стаю сумасшедших, парящих птиц.

Даниэль притянул её в свои объятия и стал целовать с пылом. Соле, несмотря на то что никогда прежде ни с кем не целовалась, ответила на поцелуй с дерзкой поспешностью. Не то чтобы она точно знала, что делать, но девушка нырнула и отпустила себя.

Это правда, в месте не было ничего романтичного, но поцелуй был захватывающим. Они целовались, не думая ни о чём другом, соединившись, как два мощных магнита, и очнулись от этого оцепенения только тогда, когда услышали трель колокольчика, возвестившего о начале перемены. Тогда им пришлось высвободиться из объятий друг друга и лишить себя этой необыкновенной магии.

Улыбаясь, они молчаливо стояли и смотрели друг на друга. Затем оба поняли, что им нужно выйти из туалета, и сделали это с осторожностью. Сначала Даниэль выглянул, и дал ей сигнал, что путь свободен. Они вышли по отдельности, скрытно, словно были в чём-то виноваты, даже если их единственной виной было невероятное чувство, столь же молодое, сколь и порывистое.

Головная боль у Соле прошла, и ей больше не требовался аспирин. Она вернулась в класс с поющим сердцем и странным, новым и другим ощущением обладания телом, которое не ограничивает себя существованием и движением в мире, чтобы делать вещи, которые могут быть полезны другим, но которое может жить интенсивно и дарить радость и удовольствие, прежде всего, самой себе.

***

Задолго до конца перерыва Лаура подошла к Соле. Глаза у подруги блестели, а губы были надуты. Она помолчала некоторое время, словно обдумывая неприятную мысль, и резко сказала:

– Я пригласила его на свидание. Просто, чтобы говорить по существу. Но ты оказалась права.

Соле сделала вид, что не поняла:

– О чём ты говоришь?

– У него есть девушка. Я имею в виду Даниэля. Он сам сказал. Не думаю, что она отсюда, мы никогда его ни с кем не видели, она, должно быть, из того города, откуда он переехал. И это должен быть кто-то, кто ему действительно нравится, потому что, несмотря на расстояние, он, по-видимому, не намерен её бросать. Фу.

Соле почувствовала себя виноватой. Этот секрет становился камнем преткновения. Она думала, что для Лауры это просто очередная кратковременная влюблённость, но подруга казалась очень грустной. Остаток утра она видела её молчаливой, погружённой в раздумья с потерянным видом. Внезапно учительница позвала Лауру и спросила, в каких облаках она витает, и Лаура подпрыгнула, словно проснувшись.

Сердце Соле сжалось ещё сильнее, а чувство вины выросло, как гора. Ещё и потому, что, несмотря на очевидные страдания Лауры, Соле могла думать только о Даниэле и их поцелуе, и скорбь по подруге не могла подорвать её собственного счастья.

Когда они вышли из школы, она решила проводить Лауру домой.

– Я уже мечтала провести лето с Даниэлем, – пробормотала подруга. – Думала, что нравлюсь ему. А вместо этого он просто думает обо мне как о хорошем человеке, и ничего более.

– Он сказал тебе и это?

– Да. Судя по всему, я «хороший человек, с которым приятно общаться», но он безумно влюблён в свою девушку и не заинтересован в отношениях с кем-то ещё.

Сердце Соле забилось быстрее, а живот, казалось, скрутило от эмоций.

– Ты с-серьёзно? – запинаясь уточнила она.

Лаура, должно быть, восприняла её одышку как выражение соучастия и неудовольствия, потому что кивнула и вцепилась Соле в руку.

– Ну, когда умирает один Папа, появляется другой, верно? Жаль, он мне очень понравился. Интересно, что это за девушка? Может быть, она уродливая и неприятная.

– Может, наоборот – она милая и приятная. Или просто милая, ведь внешность не имеет значения, влюбляются в души людей, верно?

Подруга резко рассмеялась.

– И где ты это прочитала? В какой-нибудь книге по саморазвитию под названием «Даже если ты выглядишь как унитаз на заправке, ты всё равно можешь привлечь внимание горячего парня?» Такие красавчики, как Даниэль, даже не смотрят на уродин. Мне становится дурно, когда думаю об этом, но уверена, – эта девушка, кем бы она ни была, очень милая. Как бы мне ни хотелось, чтобы она была злобной ведьмой, я так не думаю.

На мгновение Соле была готова сказать Лауре правду. Но всего лишь на мгновение. Она сразу поняла, что лучше сменить тему. Сейчас было неподходящее время для такого откровения, нужно дождаться, пока увлечение Лауры угаснет. Поэтому Соле спросила свою подругу, как она собирается провести летние каникулы, и Лаура устало ответила, что она и её семья собираются провести несколько недель у бабушки по материнской линии, как они делали каждый год.

– Прекрасное место, правда? Ты всегда веселишься, когда едешь в Апулию.

– Да, но в этом году я бы предпочла остаться здесь и быть с Даниэлем. Полагаю, учитывая ситуацию, мне лучше уехать. В конце концов, он может отправиться к своей девушке, или, что ещё хуже, она может приехать сюда. Пообещай мне, – если это произойдёт и ты её увидишь, пока меня не будет, ты тайно сфотографируешь их.

– Ты же знаешь, что я... эм... я нечасто выхожу на улицу.

– О, ну, это тоже правда. Значит, ты не покинешь Роветто? Уверена, ты сдашь экзамен на высшие баллы, и у тебя будет право немного повеселиться, но ты продолжишь жить своей обычной жизнью. Я больше не буду пытаться приглашать тебя поехать со мной, потому что ты всё равно откажешься.

– Я не могу, ты знаешь.

Лаура кивнула, и поскольку они уже подошли к её дому, девушки попрощались.

Соле пошла дальше по дороге. Её голова всё ещё витала в облаках, поэтому путь у неё получился странный и несколько извилистый. Ей хотелось продолжать думать, думать, думать о себе и как крепко обнимал Даниэль, о свежем вкусе его губ, о мурашках, пробегающих по спине, об учительском туалете, который стал райским садом, и о счастье, которое больше не было чувством, испытываемым другими, о котором она только слышала, а было чем-то её собственным, чем-то возможным и истинным. Если бы Соле сразу вернулась домой, ей пришлось отбросить эти мысли. Или она бы продолжила думать, став рассеянной. Что-нибудь выпало бы из рук, она бы разбила тарелки и стаканы, или споткнулась бы о собственные ноги, или смотрела на мать так, словно не видела её, пока та ругала за нерасторопность.

Внезапно Соле поняла, что Даниэль где-то рядом. Она услышала, как замедляется рёв его мотоцикла. Она повернулась и улыбнулась ему, и мир внезапно снова стал прекрасным. Соле больше не находилась на улочке провинциального города, а оказалась внутри романа о любви.

В другой момент, в другой жизни она бы задумалась об этом, задав себе тысячу сомнений, первое из которых было связано с Мириам, которая ждала её дома, готовая, как обычно, устроить скандал из-за опоздания. Тогда, возможно, Соле ответила: «Нет, я не могу», – как она говорила Лауре каждый раз, когда та приглашала поехать с ней на каникулы в Апулию. Или на все другие предложения.

Однако в этот момент и в этой жизни Соле не остановилась ни на мгновение, чтобы поразмыслить, и как только Даниэль признался ей, что следит за ней на расстоянии уже некоторое время, и кивнул ей, как бы приглашая: – садись на мотоцикл и поехали со мной? – она ответила «да».

***

Они отправились в Верхнее Роветто к Диору, и пробыли там час, немного разговаривая и много целуясь. Это был лучший час в её жизни.

Затем Соле пришлось вернуться домой.

Приём матери был таким, как и ожидалось. Мириам отругала дочь и резким тоном подчеркнула, что она несколько дней менялась сменами с коллегой, но после обеда должна вернуться на работу.

Соле не могла вынести не столько самого упрёка, сколько полного равнодушия Мириам. Она не беспокоилась о ней, как любая другая мать, воображая, что с ней могло что-то случиться, а только злилась из-за задержки. В другой день Соле позволила бы боли ускользнуть от неё, спрятав раны за своей обычной пассивной и молчаливой маской, но сегодня она почувствовала себя во власти глубокой внутренней революции. Более того, после того, как была так счастлива с Даниэлем, Соле не могла вынести, что её мать всё испортит своей бесчувственностью, и она отреагировала с резкостью, подобной той, которую услышала от Мириам.

– Тебе нужно, только, чтобы я заботилась о Карле, верно? – выпалила она. – Если бы только раз ты поинтересовалась мной, моей жизнью, тем, что я думаю и чего хочу. Возможно, я опоздала по миллиарду причин, но тебе всё равно! Мне просто нужно приходить вовремя, чтобы быть няней. Если мне хочется заняться чем-то другим, это не имеет значения, потому что у меня не должно быть никаких мечтаний или желаний, кроме твоих! И неправда, что когда мне исполнится восемнадцать, я смогу делать всё, что захочу. Будь мне восемнадцать, двадцать восемь, тридцать восемь, я всегда буду лишь инструментом для обслуживания Карлы! Ведь у тебя есть только одна дочь, верно?

Соле знала, что взрыв вызовет цепную реакцию, но ничего не сделала, чтобы её предотвратить. Последовавшая за этим ссора стала первой в их отношениях. Это был не просто обмен разными мнениями, а настоящая перепалка. И чем больше Соле чувствовала, что мать отказывается понимать её точку зрения, тем чаще слышала «ты эгоистична и незрела», и тем больше она огрызалась в ответ.

– Если я такая незрелая, почему бы тебе не найти кого-то другого, кто присмотрит за твоей любимой дочерью? Ты назвала меня «капризным подростком», так найми ответственного взрослого и дай мне жить в мои капризные пятнадцать лет! Или можешь сказать своему дорогому мужу, чтобы он приехал сюда и стал отцом! Со своими детьми не разводятся!

Мать собиралась ответить, когда обе услышали шум открывающейся двери и сразу поняли, – Карла больше не дома. Малышка рванула очень быстро. Соле не могла даже предположить, что сестра способна бежать с такой скоростью.

Соле и Мириам тоже побежали как сумасшедшие вниз по лестнице. Они нашли малышку сидящей на нижней ступеньке первого этажа, с руками, прижатыми к ушам, словно она хотела отгородиться от яростных звуков спора в доме. У неё на глазах застыли слезы. Успокаивая, мать попыталась поднять девочку, но Карла сопротивлялась, почти отталкивая её. Потом взяла сестру за руку и пошла с ней обратно наверх по лестнице.

Соле была уверена, – Карла не поняла смысла обсуждения, её напугал тон, а не использованные слова, но она всё равно сожалела. Она не злилась на Карлу. Маленькая девочка не была ответственной, она была любящим и нежным созданием, которое невозможно было не любить. Соле раздражало властное отношение Мириам, которая на протяжении всей лестницы смотрела на неё так, словно хотела задушить.

Как только сёстры остались одни, после того как мать ушла на работу, повторяя сотни раз, что нужно закрыть дверь и вынуть ключ из замка, Соле извинилась перед девочкой за то, что накричала, а затем прошептала ей заговорщическим тоном:

– Через несколько дней начнутся каникулы, так что мы сможем навещать Диора каждое утро.

Печаль Карлы мгновенно исчезла.

– Да! – радостно воскликнула она.

– Ты счастлива?

– Счастлива! – повторила девочка, а затем добавила, хлопнув в ладоши: ​​– А Эрик пойдёт с нами?

– Если хочешь, Эрик тоже может пойти.

– Здорово!

– Но это должно остаться тайной, хорошо?

Карла широко улыбнулась, кивнула и тихо заявила:

– Секрет!

ГЛАВА 7

«Исключить из жизни дружбу – всё равно,

что лишить мир солнечного света».

Цицерон

Соле, скорее всего, запомнит то лето на всю оставшуюся жизнь. Каждое утро, после того как Мириам уходила на работу, они с Карлой выходили из дома и встречались с Даниэлем. Затем все вместе отправлялись в Верхний Роветто к Диору.

Карла очень радовалась, она даже научилась узнавать дорогу в город-призрак, и каждый раз, прижавшись носом к окну мини-автомобиля, восклицала: – Большой дом! Разрушенный дом! Жёлтые цветы! Трава, трава, трава! Маленькая стена! Большое дерево! Маленькое дерево! Мадонна! – ещё до того, как они проезжали мимо этих самых ориентиров и в конце длинной сельской дороги видели в нише небольшую статуэтку Мадонны, которую установили для защиты города от опасности нового наводнения.

Ребята много веселились, погрузившись в захватывающее спокойствие, а однажды даже рисовали на стене дома. Карла возилась с акриловыми красками и кистями, создавая нечёткие фигуры, узнаваемые только в её воображении, а позже объяснила, что это все они: она танцует и поёт, Диор (больше похожий на маленького лягушонка, чем на собаку), Соле с рыжими волосами, как у Ариэль, и Даниэль, которого продолжала называть Эриком.

Но не только это делало Соле сияющей и довольной. Она чувствовала, что живёт в идеальном мире, полном приключений и любви, игр, поцелуев и свободы, а ещё и потому, что начала писать. Это была не совсем история, а скорее личные размышления о себе, своей жизни и страхах. В дневник, подаренный Даниэлем, она переписывала только окончательный вариант. Пробы, черновики и неудачи Соле заносила в компьютер, чтобы удалить, если что-то не понравится. Когда была убеждена, что текст приличный, она распечатывала страницы, чтобы перечитать, и если оказывалось, что всё ужасно, то без зазрения совести выбрасывала листы. Однако Соле и представить не могла, чтобы оторвать хотя бы уголок страницы дневника, которым дорожила, как золотой реликвией.

Мириам возвращалась с работы ближе к вечеру и обнаруживала дома довольную и голодную Карлу, и не склонную спорить Соле. Мать решила смириться с этой атмосферой, воплотив в жизнь пословицу, согласно которой «дарёному коню в зубы не смотрят». Поначалу Соле боялась, что Мириам всё поймёт или, по крайней мере, почувствует в воздухе тень недосказанности. Она знала, что полностью заставить замолчать младшую сестру невозможно, и была готова к расследованию или, что ещё хуже, к войне. Но Мириам, уставшая и разгорячённая после работы, не удивилась, когда девочка проговорилась о прекрасных рисунках, которые она сделала, о том, как принц Эрик взял её на руки, чтобы показать гнездо маленьких птичек, об Эрике и Ариэль, держащихся за руки, и другие подобные сказки. Очевидно, мать считала их фантазиями ребёнка с живым воображением, который постоянно смотрит один и тот же DVD и придумывает истории, связанные с русалочкой. Даже упоминание о Диоре время от времени не удивляло; Мириам считала, что это воспоминания, а Соле умела отвлечь разговор, когда он рисковал зайти на минное поле.

В общем, всё было хорошо, пока в один прекрасный день события не приняли иной оборот.

Они рано вернулись из Верхнего Роветто, потому что небо заволокло тучами и погода грозила дождём. При первом сильном ливне Даниэль настоял, что проводит их до дома. К тому же из-за странной погоды вокруг никого не было, и в любом случае Соле не хотела, чтобы Карла промокла.

Поэтому они вышли из машины у подъезда и вернулись в квартиру. Через несколько минут в дверь постучали. Соле посмотрела в глазок и увидела Лауру.

Она открыла и сразу поняла, что подруга очень расстроена. Лаура даже не поздоровалась с ней, когда вошла в коридор, не рассказала о каникулах в Апулии, единственное, что она сделала, – недобро посмотрела на Соле, нет даже зло, а затем сказала воинственным тоном:

– Вы были вместе.

Соле вздрогнула и тут же всё поняла. Она связала обиженный и яростный взгляд Лауры с тем, что та видела её вместе с Даниэлем, и эта правда шокировала подругу. По мере того как укреплялись их отношения с Даниэлем, Соле решила обо всём рассказать Лауре, когда та вернётся. Девушки мало писали друг другу в течение этих пятнадцати дней разлуки, и Соле даже надеялась, что её подруга за это время увлеклась кем-то другим, и пилюля будет не такой горькой.

Соле было неизвестно, встретила ли Лаура кого-то или нет, но она определённо выглядела очень рассерженной.

– Как давно это происходит? – спросила Лаура пытливым тоном.

Соле могла бы солгать, выдавая за влюблённость последних двух недель, но это не сделало бы её более верной подругой. Поэтому она решила наконец быть честной.

– Около двух месяцев, – ответила она. Соле чувствовала себя странно: холод в конечностях и краснота на лице, словно тело не знало, в какую сторону двигаться. Лёд или пламя?

– Так это всегда была ты! – воскликнула Лаура. – Ты говорила, что он тебе не нравится, а на самом деле это не так! И он никогда не смотрел на меня, он всегда смотрел на тебя! Ты обращалась со мной как с идиоткой! Когда я сказала тебе, что он мне нравится, ты прикинулась дурочкой, а сама тем временем развлекалась с ним!

– Мы изредка общались по телефону и в WhatsApp. Только в последнее время мы стали видеться чаще, – объяснила Соле, стараясь сохранять спокойствие.

– И с этим хочешь показать свою правоту?

– Я этого не говорила. Только то, что ты употребила слово «развлекалась» в таком тоне, что можно подумать неизвестно что.

Голос Лауры стал громче, словно девушку раздражало сопротивление подруги. Соле понимала, что была неправа, не сказав ей правду с самого начала, но она также знала, что с Лаурой всё сложно. Лаура заставила бы её поклясться больше не интересоваться Даниэлем, если не хочет потерять её как подругу, потому что для неё был либо чёрный, либо белый. Либо со мной, либо против меня. А Соле не могла вынести диктатуры своей матери, не говоря уже о требованиях Лауры.

– Ты всё равно действовала за моей спиной! А теперь хватаешься за соломинку, чтобы оправдать себя! Вы разговаривали друг с другом по телефону, – это уже достаточно плохо! Вот почему, когда я сказала, что надеюсь, что девушка, которая нравится Даниэлю, уродливая и неприятная, ты ответила, что думаешь, что она красивая и милая! Потому что это была ты! Ты скормила мне кучу лжи, ты хоть понимаешь это?

– Скорее не ложь, а умолчание, – рискнула Соле.

– Умолчание – это всё равно ложь, – проворчала Лаура, раздражаясь всё больше и больше.

– Скажи я тебе с самого начала, – Даниэль мне тоже нравится, что бы ты сделала?

– Ты знаешь, что! Я бы приказала тебе полюбить кого-нибудь другого! Две подруги не могут интересоваться одним и тем же парнем!

– Почему отступать должна я? Ты сама могла сделать это не хуже.

– Мне он нравился гораздо дольше!

– Откуда ты знаешь, как долго он мне нравится?

– Вообще-то, я не могу знать, ведь ты мне никогда не рассказывала!

Соле попыталась сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, но это было нелегко.

– Этот спор становится смешным, мы ведём себя так, будто нам по восемь и ссоримся из-за игрушки, – наконец призналась она. – Даниэль не игрушка, и мы можем быть лучше. Даже Карла стала взрослее. Ладно, я не была хорошей подругой, и за это прошу прощения. Но и ты сейчас не лучше. С Даниэлем ты не встречалась; я не уводила у тебя парня. Я просто ждала, пока ты переболеешь своей влюблённостью. Я не хотела причинять тебе боль. Откуда мне было знать, что твоя увлечённость не пройдёт за обычные двадцать дней?

Лаура метнула в неё злой взгляд.

– Ты хочешь сказать, что я легкодоступная?

– Конечно, нет! Вернее, не в смысле легкодоступная, а, знаешь, легко увлекаешься. У тебя в среднем одна влюблённость в месяц, а потом ты забываешь о существовании парня, который украл твоё сердце всего за несколько дней до этого. Ты не можешь этого отрицать.

– Неужели всё это высокомерие проистекает из того, что он выбрал тебя?

– Да какая разница, кого он выбрал! Дело не в этом! Дело в том, что я извинилась перед тобой и объяснила, почему не была откровенна. А ты продолжаешь не понимать, как нелегко иметь дело с человеком, который по каждому пустяку устраивает трагедию!

– Тогда, наверное, нам придётся перестать дружить, если тебе не нравятся мои аргументы! – выкрикнула Лаура.

– Пожалуйста, не кричи так, Карла пугается, когда кто-то спорит и… – Она повернулась, чтобы посмотреть на младшую сестру, которую оставила перед телевизором и не увидела. Соле пошла искать малышку в её комнате, но и там никого не было. Не было Карлы и в других комнатах.

В сердце Соле зародился страх. И вскоре этот страх перерос в панику, когда она поняла, что сестра, напуганная продолжающейся перепалкой между ней и Лаурой и благодаря тому, что никто не догадался запереть дверь, снова сбежала.

Соле бросилась вдогонку и молилась, чтобы Карла завершила свой побег на первом этаже, как это случилось несколько дней назад. Но Карлы там не было. Она убежала.

Мысли Соле помутились, когда она поняла, что дверь в подъезд тоже открыта, а на полу лежит барби, одна из кукол Карлы. На мгновение Соле замерла, уставившись на куклу, словно оказалась перед трупом.

Затем она вынырнула из этого паралича сознания и вышла на улицу.

Дождь всё ещё шёл, хотя и небольшой, но в воображении Соле эти несколько капель создавали эффект опасной грозы с громом и молниями. Она выкрикнула имя Карлы, обыскала весь квартал, пробегая по улицам по несколько раз. Сердце колотилось в горле с силой отбойного молотка, но сестру она не нашла. Тогда Соле вернулась в дом и постучала в двери всех соседей. Карлы не было и у них.

Девушку охватила паника, вплоть до удушья. Несколько секунд она задыхалась, с трудом вдыхая воздух, словно во время приступа астмы. Лаура, полностью позабыв про ссору, подошла к ней, призывая успокоиться.

– Я должна позвонить матери! Я должна позвонить отцу! Я должна позвонить карабинерам! – кричала Соле. Сразу же после этого, в полном плену у паники, она впервые в жизни упала в обморок.

***

Приехала мать. Прибыли карабинеры. Отец, с которым связались по телефону, обещал скоро приехать.

Весь городок отправился на поиски Карлы.

Она не могла уйти далеко, с этим согласились все.

Это, конечно, открывало возможность для ещё более серьёзных сценариев. Если малышка не могла уйти далеко и её не было рядом, значит, кто-то её удерживал. Обыскали квартиры соседей, живущих в том же здании, и никто не возражал; но войти в каждый дом в Роветто, конечно, было невозможно.

Всё это время Соле словно погрузилась в состояние кататонического ступора. Мать жестоко ругала её и даже давала пощёчины, а она никак не реагировала. Соле приняла это клеймо на свою кожу, как цену, которую придётся заплатить за собственную непригодность. И всё равно это была слишком низкая цена.

«Мне следовало избежать спора с Лаурой.

Мне следовало закрыть дверь и спрятать ключ.

Я должна была вести себя как взрослый ответственный человек.

Вместо этого я просто глупая соплячка, которая ссорится с подругой из-за парня и забывает о своей сестре».

Она плакала, как не плакала никогда в жизни, чувствуя себя жестокой, эгоистичной и ужасно одинокой без своей милой Карлы.

Именно в эти минуты, в смятении слёз и сокрушительного чувства вины, Соле осознала, как сильно любит свою сестру и как важна, поистине фундаментальна, эта малышка с золотым сердцем для её существования. Карла не была обузой, Карла обогащала её, Карла была её ангелом-хранителем.