Текст книги "Секс пополудни"

Автор книги: Джун Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

28. Весна 1989 года

Андрианна полулежала в шезлонге в своей спальне и предпринимала попытки расслабиться, проглядывая «Архитектурный дайджест» до тех пор, пока на обед не пришел домой Джонатан. Это был еще один возбужденно-лихорадочный день в серии других возбужденно-лихорадочных дней в течение нескольких изнурительных месяцев. Никогда, даже в самых своих дерзких грезах, она не могла себе представить, что женщина, которая не имеет интересной работы, – можно назвать и по-другому, но смысл не изменится, – которая не имеет детей, зато имеет штат слуг в количестве пяти человек, может быть всегда такой занятой и так сильно уставать.

Но она не хотела, чтобы Джонатан заметил, как она устает. Первым делом она очень не хотела, чтобы у Джонатана появились подозрения о том, что она, может быть, выполняет слишком много дел. А она обставляла их дом без помощи профессионального дизайнера, следила за домом, брала уроки кулинарии, посещала лекции по кинодраматургии. Одного этого, казалось, было достаточно для того, чтобы уставать до последней степени. Но она еще и летала туда-обратно к Хернам в Северную Калифорнию, помогать им приобрести землю, на которой планировалось строить детскую клинику.

Он мог даже сказать ей однажды, что они уже достаточно сделали для Хернов и их будущей больницы, что ей следует уже переключить свою благотворительную энергию на лос-анджелесские организации. Разумеется, и там было кому помогать, и она отлично знала, что ему будет очень приятно встречать ее имя в лос-анджелесских газетах, в социальных колонках, где ее будут называть спонсором благотворительных вечеров или сопредседателем каких-нибудь благотворительных фондов. Но он не говорил ей этого, а всячески поощрял ее заботу о детской клинике, даже предлагал лично слетать туда и оказать помощь во всех мероприятиях, связанных с приобретением земли – в этих вопросах он был экспертом. Он даже шутил:

– В конце концов, я ведь заинтересованное лицо! Ведь это они мое приданое тратят!

Разумеется, она говорила ему, что его участие в деле не обязательно. Она просто не могла позволить ему ввязываться в проект Ла-Паза, хотя и сам Джерри Херн приветствовал бы это, и его Мелисса, которую в процессе своих частых посещений в последнее время Ла-Паза она узнала очень хорошо.

Мелисса Херн была самым жертвенным человеком из всех, кого Андрианне приходилось встречать. Не считая, разумеется, Джерри Херна и, конечно, Джонатана, который, казалось, весь мир готов был подарить Андрианне, если бы это было возможно. Но Мелисса, понятно, была жертвенной в другом смысле.

Андрианна была уверена в том, что Джерри Херн, даже если бы у него были необходимые деньги, никогда и в голову не пришло бы дарить своей жене кольцо с огромным изумрудом, какое Джонатан недавно подарил ей, Андрианне. Но Джонатан подарил ей это кольцо вовсе не просто так: он стремился тем самым «побить» изумруд, подаренный ей в свое время Джино Форенци. Этот изумруд, когда продавали коллекцию, потянул на самую высокую цену. Он был своего рода «жемчужиной» всей коллекции драгоценностей Андрианны.

Когда вскоре Джонатан принес домой купленный им самим изумруд и надел кольцо с ним ей на палец, она почувствовала, что, даже не задав ей ни одного вопроса по поводу проданной коллекции, Джонатан прекрасно догадывался о том, что тот изумруд был подарен ей именно Джино. Каким образом он мог об этом догадаться? Этому она не находила объяснения, хотя подозревала, что это – одно из ярких проявлений его экстраординарного мужского инстинкта.

Он надел ей это кольцо с изумрудом на третий палец правой руки, так как на левой она уже носила великолепный бриллиант. Она спросила его, следует ли ей носить это кольцо постоянно, как обручальное. В душе же этот ее вопрос звучал несколько иначе: хотел ли он, чтобы она носила это кольцо постоянно?

Его ответ был краток и по существу:

– Черт возьми, по-моему, его лучше носить всегда! К чему упрятывать такую красоту в ящик? Пусть он сверкает на свету.

Джонатан считал, что, если у человека есть чем щеголять, он вполне имеет право делать это. А критики пусть идут к черту. Но в истории со своим кольцом он просил у нее одолжения и для ясности обратил все в шутку.

– Прошу тебя об одном на коленях: не консультируйся по этому вопросу с Николь! Потому что я должен заявить тебе со всей серьезностью: у меня совершенно отсутствует желание выслушивать ее авторитетные советы по поводу того, когда следует и когда не следует носить сверкающие безделушки.

Ей пришлось пообещать, что она даже не скажет Николь о том, что вообще обладает такой вещью, как изумруд в двадцать каратов. Кстати, он, по крайней мере, на три карата превосходил тот, что был подарен ей Джино.

Джонатан стремительно появился в ее спальне:

– Вот где ты! Когда я не обнаружил тебя внизу, я уж испугался, что ты еще не вернулась из Ла-Паза. Вообще терпеть не могу поездки, когда уезжаешь и приезжаешь в один и тот же день! Ругаться хочется! Проклятье!

– Ну не будь дурачком. Ведь это не больше… Точнее, ненамного больше часа на самолете.

Для того чтобы отвлечь его от темы своих поездок в Ла-Паз, она показала ему номер журнала, в котором были помещены фотографии дома, недавно построенного его же другом в Аспене.

– Красивая работа, не правда ли?

– Неплохо, но, по-моему, чересчур скромно, ты не находишь?

– А я как раз хотела спросить тебя о том, как тебе нравится его обстановка.

– О'кей. Не скажу, что потрясает. Посмотри лучше на наш дом в Малибу – твоя работа. По сравнению с ним этот домик в Аспене выглядит больничной палатой. Вообще я думаю, что нам неплохо было бы устроить ребятам из «Архитектурного дайджеста» возможность поглазеть на наш пляжный домик, и после окончания отделки пусть поснимают и здесь.

– Ты действительно хочешь?

– Ну, разумеется, я приветствовал бы это! Кроме всего прочего, это отличная реклама.

– Но твой род бизнеса не нуждается в рекламировании.

– Любой деловой человек нуждается в рекламе, Андрианна. Создание имиджа, упоминания в колонках, хвалебные статейки в «Таймс» и «Архитектурном дайджесте»… Кто станет отказываться? Наконец, мне это просто понравится, – признался он. – Разве в этом есть что-нибудь ужасное?

– Конечно, нет.

«Ну конечно же, нет в этом ничего такого, – подумала она. – Джонатан имеет на это право. Кто скажет, что он обязан быть альтруистичнее и держаться скромнее?»

– Знаешь, а ведь ты выглядишь страшно усталой, Андрианна.

– Что, милый, заметно, как старею?

– Не напрашивайся на комплимент, прошу тебя. Просто я подумал: а чего это нам вдруг надо тащиться вечером на эту встречу? Останемся дома, поужинаем в постели, расслабимся. В последнее время у нас что-то не находилось на это времени. Как тебе моя мысль? Спокойный, тихий вечерок, проведенный дома. Только мы вдвоем, а?

Эта мысль была божественной, но она знала, что на той встрече будут присутствовать нужные люди – банкиры, с которыми Джонатан хотел бы установить контакт и поговорить о делах в неофициальной обстановке, за хрустальной рюмочкой.

– Да нет, я в отличной форме. Пойдем.

– Не пойдем. В конце концов, кто тут глава семьи?

– О, разумеется, вы, сэр! Абсолютно бесспорно, вы! Но разве там не будет тех, кого ты хотел бы встретить? Я имею в виду людей из лос-анджелесского «Ферст траст»?

– Ты с ума сошла? Неужели ты думаешь, что я предпочту сегодня вечером смотреть на банкиров, когда есть возможность смотреть на тебя?

– Ну хорошо. Только не передумай.

Джонатан пожелал послушать вечерние новости. На экране появился Дональд Трамп, на втором плане был самолет, носящий его имя. Комментатор, болтавший с репортером, подготовившим этот материал, уделил особое внимание тому факту, что, едва Трамп провернул свою сделку с компанией «Истерн эрлайнз шаттл», как распорядился перекрасить все купленные самолеты с той целью, чтобы на каждом огромными буквами вывести свое имя.

– Видишь, Дональду не кажется, что самореклама – бесполезная штука. Он ставит свое имя на каждом тарантасе, и поверь мне, это очень даже увеличивает его известность. Пока из всех вещей, владельцем которых он является, он не расписался только на сцене «Плаца»-отель, но, вероятно, сделает это все-таки в ближайшее время.

В голосе Джонатана слышалось явное одобрение. Все же Андрианна заподозрила, что он еще и… завидует. Это огорчало ее. Она подумала, что зависть как-то уменьшает в ее глазах Джонатана, а в его глазах – его собственные свершения и достижения.

– Деньги не единственный критерий оценки человека, не так ли?

– Уверен, что Ивана Трамп считает своего Дональда образцом мужчины, хотя он вывел на самолетах свое, а не ее имя. Не то, что у нас, – со значением в голосе заметил он. – Знаешь, как она зовет его на людях? Дон. Одно это показывает ясно, как высоко она его ставит.

Андрианна посчитала, что в этом прозвище больше смешного, чем уважительного.

– А ты думаешь, что это комплимент?

– Естественно.

– А ты хотел бы, чтобы я обращалась к тебе так же?

– Конечно, хотел бы. Если бы, правда, мое имя было Дональд.

– Но у тебя другое имя. У тебя имя – Джонатан. Но не беда, я тоже придумала оригинальную штуку. Я могу звать тебя Джон.

Джонатан расхохотался, а потом сказал:

– Кстати, о приобретениях… Знаешь, какой отель сейчас выставляется на продажу?

Она подумала с минуту.

– Отель «Бель-Эйр»?

– Правильно. И вероятнее всего, Коул Хопкинс тогда еще знал об этом, хоть и заверял нас на свадьбе, что владелец и не думает продавать отель.

– Но зачем он нам так говорил? Просто ложь ради лжи?

– Может быть, и так. Ведь он сам о себе отзывается как о старой хитрой лисе. С другой стороны, может, он вовсе и не лиса, а обыкновенный сукин сын. Я предполагаю, что он сам положил глаз на этот отель и не хотел, чтобы в день торгов набежали лишние конкуренты.

– А ты? Ты хотел купить отель?

– Раньше хотел.

– Но теперь – нет? Разве уже поздно сделать заявку на участие в торгах?

– Нет, еще не поздно, но я не собираюсь покупать отель.

– Но почему же? Если ты заинтересован…

– Потому что в эти игры я не играю. Я сказал, что я никогда не буду переходить ему дорогу и пытаться перебить его цену. Никогда. И в случае с отелем тоже.

– Но если он тебе солгал, какие же у тебя могут быть перед ним обязательства?

У меня обязательства перед самим собой: не быть таким сукиным сыном, как он!

– Знаешь ты кто, Джонатан? Настоящий мужчина!

Он улыбнулся ей:

– Признайся, ведь ты всегда это за мной подозревала?

– Всегда. Просто не хотела говорить тебе о своих подозрениях. Не хотела, чтобы у тебя закружилась голова.

Джонатан взял с собой в постель «Архитектурный дайджест», чтобы еще раз перелистать те страницы, где был помещен фоторепортаж о шале его приятеля в Аспене. Андрианна запаслась блокнотом и ручкой.

Джонатан спросил ее, что она собирается делать.

– Составлю список того, что должно быть сделано. Ты же меня знаешь: если я сразу не запишу, то потом половину забуду.

– Да, только смотри, как бы не переборщить, и соблюдать очередность: главное должно быть на первом месте.

– А что главное?

– Услаждение своего мужа.

– А как мне это сделать?

– В этом, я полагаю, тебе как раз и не надо давать никаких инструкций, – с этими словами он коснулся своей ногой ее ног под одеялом.

– Тут ты, пожалуй, прав.

Она отложила в сторону блокнот, а он – журнал.

Той же ночью, будучи не в силах заснуть, она осторожно – чтобы не потревожить Джонатана – выскользнула из постели и направилась в кабинет, прилегавший к спальне. Там она села за письменный стол, намереваясь все-таки поработать над списком.

Несмотря на то что Джонатан рассмеялся в ответ на ее маленькую шутку насчет того, чтобы звать его Джон, она полагала, что ему это понравилось бы, во всяком случае он восхищался симпатичной Иваной почти так же, как восхищался ее мужем. Она чувствовала, что он считает Ивану идеальной женой для человека столь живой энергии, каким был Дон.

Она также вынуждена была признаться самой себе, что у миссис Трамп весьма нелегко было отыскать какие-либо недостатки. Она была не только идеальной женой, идеальной хозяйкой, идеальной управительницей над имениями мужа и идеальной матерью для своих троих детей, она была еще менеджером в одном из казино Дона и менеджером с недавних пор в «Плаце». Сверх всего этого, она еще устраивала всякие благотворительные мероприятия, которые служили также весьма неплохой рекламой ее мужу и прославляли его гордое имя.

Разве Джонатан не был достоин такой жены, какой была для Дона Ивана?

Она начала писать. В самой верхней части листка она вывела:

«Услаждать Джонатана всеми способами».

А остальное составляла по пунктам:

1. Больше заниматься местной благотворительностью с четкими контурами и очертаниями;

2. Больше проявлять интереса к бизнесу Джонатана. Предлагать свои услуги, где только будет доступно. Может, в одном из его отелей;

3. Как только завершится обстановка дома – чаще устраивать приемы гостей;

4. Разузнать о возможности «Архитектурного дайджеста» сделать фото вышеупомянутого дома или дома в Малибу;

5. Уйти с курсов кулинарии и драматургии: нет времени;

6. Принимать больше витаминов. Не забыть – это важно;

7. Больше отдыхать.

В нижней части листа, в качестве особого пункта было приписано:

«Подумать о возможности иметь ребенка».

Она не забыла о своем обещании Джерри. Она будет ждать, пока об этом не заговорит сам Джонатан. Все же втайне от него она должна принять это решение первой.

Спустя неделю ей пришлось подновить свой список. Джонатан удивил ее покупкой шале в Аспене, который стал носить ее имя согласно документам на дом и на особой дощечке, укрепленной на фасаде.

Вот тебе, Ивана! Разве у тебя есть шале, носящий твое имя?

Она прибавила к своему списку: «Как можно быстрее обставить шале в Аспене и доставить туда кого-нибудь из «Архитектурного дайджеста», даже если придется для этого применить силу».

Подумав немного, она жирной чертой подчеркнула пункт о ребенке.

Она никогда не загадывала о своем будущем и не могла быть в нем уверенной, но одну вещь она знала наверняка: Джонатан, который столь доверчиво и открыто подарил ей свою любовь, заслуживал всего, что она могла ему дать, всего самого-самого лучшего. Он заслуживал настоящий, живой дар любви…

29. Осень 1989 года

– Я буду с тобой откровенен, Андрианна, – сказал Джерри, глядя на нее из-за стола. – Тесты прошли нормально, и я пришел к выводу, что ремиссия у тебя все еще продолжается. Но, знаешь… Мне не нравится, как ты выглядишь.

– О, как мы сегодня не галантны, доктор! Между прочим, мой муж говорит, что я красивее обычного. Он сказал мне это сегодня утром.

– Значит, у него плохое зрение. А может быть, он настолько занят работой, что не успевает внимательно в тебя всмотреться. Если бы он это сделал, он бы увидел, что ты выглядишь крайне усталой, безжизненной и, наконец, бледной. Со своими запросами он совсем тебя замотает.

– Уж не начал ли ты всерьез критиковать Джонатана? Я обойдусь без этой критики. Если хочешь знать, у Джонатана вообще нет никаких запросов по отношению ко мне. Он не такой, как ты думаешь. Он идет навстречу малейшим моим желаниям. Да он только и делает, что балует меня! И я решила, только я сама, что он не должен быть обманут тем, что женился на женщине, которая…

Джерри хотел вставить какую-то реплику, но она не дала ему этого сделать и продолжала:

– Впрочем, ладно, тебе не надо рассказывать, ты и так знаешь… Но вот поверь мне: стоит тебе познакомиться с Джонатаном, как ты сразу увидишь, какой это замечательный человек, практически всегда добродушен, невзирая на то, какое у него на самом деле настроение. И великодушен. Настолько великодушен! А его щедрость? Тебе известно, что он дарит мне подарки на каждый праздник! Даже на такие, на которые не принято дарить. Даже на День труда. А на Четвертое июля он подарил мне красно-бело-голубой браслет с рубинами, сапфирами и жемчугом!

– По-моему, слишком кричаще, а потому безвкусно.

– А по-моему, то, что ты сейчас сказал – отвратительно! И вообще, я теперь и сама не знаю, с какой стати я терплю тебя.

– Зато я знаю. С такой стати, что ты нуждаешься во мне, чтобы использовать меня в своих гадких целях.

– О, Джерри, давай не будем ссориться. Кстати, мне пора идти.

– Почему так скоро вдруг? Тебя ждет твой муж? – фальшиво поинтересовался он.

– Нет, не ждет. Он даже не знает, что сегодня я у тебя. А ты… ты действительно невыносим! И неблагодарен! Я уверена, что для клиники Джонатан сделал самый крупный взнос.

– Это всего лишь денежки. Кроме того, много оторвали на налоги.

– Я ухожу. Хватит с меня на сегодня твоего общества. Когда я тебя увидела впервые, мне казалось, что ты святой, нежный, обаятельный, понимающий и чертовски симпатичный.

– А теперь что кажется?

– А теперь я думаю, что в тебе есть только последнее качество. В самом деле, что с тобой произошло?

Он поиграл завитком ее волос.

– Кто знает? Может быть, вся проблема в том, что я немножко ревную, – сказал он, очевидно шутя.

– Ты ревнуешь? Не верю своим ушам. К чему это ты можешь ревновать?

– Не к чему, а скорее – к кому.

Больше она не задавала вопросов. Она не хотела слышать на них ответы.

– Через две недели у нас здесь состоится торжественное освещение полученной земли. Ты приедешь? Я думаю, что твое присутствие на церемонии было бы только полезным, ведь…

– Нет, Джерри, не думаю, что получится.

– А почему?

– Потому что я не нужна тебе там. Теперь, когда у тебя есть почти все деньги, которые нужны, и когда начало уже положено, я думаю, лучше всего мне на этом закончить. К тому же, если я поеду на эту церемонию, то Джонатан обязательно попросится со мной, а я просто не могу допустить этого.

– Ты все еще не можешь сказать ему всю правду о себе? Вот тут ты все уши мне прожужжала про то, какой он замечательный, а ведь выходит, что ты сама ему веришь не настолько, чтобы…

– Хоть ты и являешься единственным человеком, который знает обо мне все до конца, ты ничего не понимаешь. А теперь до свиданья, поздравляю с торжеством и привет Мелиссе.

– Хорошо. Я провожу тебя. – Затем он сказал то, что говорил каждый раз: – И запомни: ешь свои витамины и, ради всего святого, отдыхай побольше и ни в коем случае не допусти беременности.

Она показала ему язык.

Все же, сидя на следующее утро в своей любимой комнате и ожидая, пока к завтраку появится Джонатан, она думала, вернее, продолжала думать о том, что говорил ей накануне Джерри. Неужели она в самом деле выглядит так плохо? Да, в последнее время она и сама чувствовала себя все более изможденной, хотя и не признавалась в этом Джерри. Может, ей и впрямь следует немного расслабиться? Прекратить на время все свои суетливые занятия? Успокоиться? И пока не думать о возможности родить ребенка? Отложить это до лучших времен, пока она не почувствует себя увереннее в смысле здоровья? Но если ее ремиссия завершится, тогда ее «чертова монстра» можно будет унимать только медикаментозными средствами. Это будет началом конца… Конца всего… Всей ее удивительной жизни с Джонатаном.

Нет, теперь она не перенесет потери такого масштаба! Теперь, когда ей наконец-то довелось испытать всю полноту жизни… настоящей любви. Эта любовь создала все, что ее окружало, до чего она могла дотронуться, на что посмотреть, что почувствовать… И все это было так красиво и удивительно хорошо! Каждая крохотная деталька! Даже их своеобразный семейный ритуал – завтрак по утрам в ее любимой комнате.

Едва она закончила обстановку дома, как это решение само собой пришло ей в голову – всегда завтракать только в этой комнате и сделать из этого добрый обычай, ритуал. Смысл такого намерения заключался в том, что именно семейные обычаи, как проявление постоянства, дают ей надежду, уверенность в том, что ее узы с Джонатаном являются неразрывными, что эти узы не дано порвать никому и ничему.

Что касается Джонатана, то он с воодушевлением воспринял такой способ проведения утра: сидеть в окружении пальм, фикусов, орхидей – белых, желтых, пурпурных, в окружении всей яркой красоты и света, бьющего со всех сторон в восьмиугольной комнате, где все окна – от пола до потолка. Джонатан с удовольствием проводил здесь время и говорил, что эта комната суть порождение «золотого видения» жизни, которым якобы обладает его жена. Он говорил, что у нее есть способность даже обычное помещение превратить в волнующую и вдохновляющую сказку.

Прежде чем сесть за стол, Джонатан наклонился и поцеловал Андрианну. Его губы нежно скользнули по ее шее. В этом было не меньше чувственности, как и в их ночной любви. Она затаила дыхание, старалась полнее вкусить радость от этого поцелуя, смакуя его, как она смаковала каждую минуту, проведенную с мужем. И в который уже раз за последнее время она просила у судьбы волшебную палочку, которой бы она могла указать на Джонатана, на это утро, на их любовь – и поймать момент, как кинокамерой, и сохранить его нетронутым на все время, которое еще было впереди… Навечно…

Она позвонила. Звонок давал знак Сильвии, что она может войти и начать сервировать стол. Потом Андрианна окинула претенциозным взглядом одеяние Джонатана – то самое, в которое он облачался в рабочие дни: темный деловой костюм, белая рубашка, неяркий красный галстук (иногда менялся цвет галстука и рубашки) – и с подчеркнутой медлительностью произнесла следующее:

– Джонни, милый… Я не перестаю утверждать, что ты лучше всех мужчин, которых мне только приходилось видеть… Но сегодня такой редкий, великолепный день, что я подумала… что ты захочешь изменить некоторым своим привычкам в отношении гардероба… И скинуть эту униформу сию же секунду!.. В конце концов, милый, это Лос-Анджелес. Только гробовщики, адвокаты и театральные агенты надевают здесь деловые костюмы… Да и то…

Она часто говорила ему эти слова, и это тоже являлось частью их утреннего ритуала.

Он отвечал ей, как обычно.

– Хорошо, – торжественно кивнул он. – Через день-два я решусь и… не надену костюм… не надену вообще ничего. Но я должен предупредить тебя. Тебе будет неприятно, когда узнаешь, что я был на улице атакован ордами сексуально озабоченных, которые будут драться между собой за право обладания моим великолепным телом. А хочешь, я отправлюсь в офис с плакатом, на котором будет начертан девиз: «Все на спасение калифорнийского фруктового урожая!» Или еще лучше: «Я верю в секс, наркотики и рок-н-ролл».

Все это было нонсенсом, обычными между ними шутками и, разумеется, частью их семейного утреннего ритуала.

В первый раз она выразила свое упорное желание видеть мужа в более свободной одежде сразу после их свадьбы. И она имела в виду это совершенно серьезно, не совсем понимая, что строгий костюм Джонатана и этот темновато-красный галстук вовсе не прихоть и не следствие вкусов его в отношении одежды. Позднее она наконец осознала, что внешний вид Джонатана – вещь глубоко и всесторонне им продуманная. Примерно тогда же она поняла, что Джонатан никогда и ничего не делает без причины и без серьезных размышлений.

В городе, где каждый одевался как придется, Джонатан выгодно отличался от толпы своим официальным костюмом. Его галстук и белоснежная сорочка были просто эффектными пропагандистскими трюками, благодаря которым Джонатан везде был заметен и отличим от других людей. А Джонатан свято верил в преимущества такого положения дел. Это было частью создания общего имиджа, а в такие вещи, как имидж, Джонатан не просто верил, а верил безотчетно и… оправданно.

В то утро Джонатан был в прекраснейшем расположении духа главным образом потому, что накануне Джонни Карсон избрал его жертвой своей шутки. А именно: он прошелся по поводу привычек Джонатана Веста всегда выделяться среди людей чем-то индивидуальным. Сидя в телестудии перед камерами, Джонни Карсон делал испуганное лицо и говорил, что последнее время томится тревогой о том, что, проснувшись однажды в своем доме в Малибу, он увидит над океаном огромные буквы: «ТИХИЙ ОКЕАН ДЖОНАТАНА ВЕСТА», воздвигнутые в небе своим соседом Джонатаном.

Аудитория, бывшая в то время в студии, покатилась со смеху. Видно было, как люди переглядываются, с подозрением смотрят друг на друга, как бы спрашивая: «А кто же из нас этот самый Джонатан Вест?»

Сильвия внесла в комнату поднос с пухленькими стаканами, в которых исходил пузыриками ледяной апельсиновый сок (она за минуту до этого вытащила сок из цинкового ведерка со льдом – так любил Джонатан). Поставив стаканы на стол, Сильвия достала из кармашка небольшую белую табличку и укрепила ее на середине стола, повернув фасадом к Джонатану. На табличке было написано: «СТОЛ ДЛЯ ЗАВТРАКА ДЖОНАТАНА ВЕСТА».

Джонатан взорвался:

– Очень смешно, миссис Вест!

Андрианна благодарно улыбнулась, поклонилась, затем поднялась из-за стола, – явно нарочно – и, отойдя к огромному окну, стала смотреть на двор. Она повернулась к нему спиной, и он смог прочитать начертанное на табличке, приколотой сзади к платью: «ЖЕНА ДЖОНАТАНА ВЕСТА».

Джонатан в деланной ярости бросил салфетку на стол.

– Очень, очень смешно, миссис Вест!

Она повернулась к нему, еще раз поклонилась и молча жестом подозвала к окну. Он подошел, она указала пальцем куда смотреть, и заговорила:

– Нет, серьезно, Джонатан, в последнее время ты так занят созданием имиджа господину Весту, что даже не замечаешь, какая тебя окружает красота! Ты должен бы выбрать минутку для того, чтобы вдохнуть аромат роз.

Он был вынужден признаться, что в последнее время совсем не вспоминал о розах, не знал даже, что они расцвели. Вдруг его внимание привлек небольшой плакат, воткнутый в землю посреди клумбы. На нем было выведено: « САД РОЗ ДЖОНАТАНА ВЕСТА».

Он не выдержал и рассмеялся, умоляюще проговорил:

– Прошу тебя! Не надо больше! Я сдаюсь, дорогая! Обещаю – больше не буду задаваться. – Затем он покачал головой в деланной скорби. – Бедняга Дон! Клянусь, Ивана не догадалась до этого! Совсем ни во что не ставит мужа! О Боже, бедный, бедный Дон!

Затем Сильвия внесла утреннюю почту, и Андрианна тяжко вздохнула. Вообще она запретила всякие газеты за столом и всякие телефонные звонки во время еды. Она всегда хотела, чтобы это недолгое время они были предоставлены только себе, чтобы их окружал покой и отдых, чтобы внешний мир не смел затрагивать их в это время своими щупальцами. Она хотела, чтобы эти минуты они посвящали себе и своим разговорам. Типа: съездить в пляжный домик на выходные или остаться там на три дня, слетать в Тага или в Спрингс? Блаженство!

Но не в это утро, приказала она себе строго, увидев, как радостно заблестели глаза Джонатана, когда Сильвия внесла на подносе кипу почты, которая едва на нем умещалась.

– Что ты ожидаешь обнаружить в этой пачке хлама, кроме хозяйственных счетов? Миллиард долларов? – задиристо спросила она, едва он прикоснулся к бумагам. – Вся действительно важная корреспонденция приходит непосредственно в твой офис.

– Зато забавная приходит именно сюда. Разве не интересно, кто хочет пригласить к себе в качестве «самых подходящих гостей» пару Вестов? Или – собрать на вечеринку «узкого круга» не менее пятисот близких друзей? Или – узнать, какая галерея какими новинками располагает для продажи? Я уже не говорю о пикантных моделях нижнего белья в каталогах, которые ты неизменно получаешь. Разве не забавно полюбоваться обложками журналов, на прочтение которых – как я твердо знаю – у меня не окажется времени?

– Неправда! – возразила она. – Ты только тем и занят, что листаешь журналы.

– Да, согласен. Но речь идет о скучнейшей писанине: «Бизнес уик», «Экономикс тудэй». Что же касается тебя, то твой удел – одна «клубничка»: «Вэнити Фэе», «Пипл», «Лос-Анджелес». Я знаю, почему ты никогда не выражала пожелания, чтобы я их посмотрел. Ты хочешь быть в этом доме единственным человеком, посвященным в последние горяченькие сплетни. Кто сколько требует денег на содержание после развода у какого-то бедняги-рогоносца? За кого Лиз Тейлор подумывает выйти замуж? Или еще того лучше: кого в настоящий момент планирует долбить перед миллионами зрителей Слай Сталлоне? Вся эта жареная информация о том, кто с кем что вытворяет! Эгоистично!

– Смешно! – нанесла встречный удар Андрианна. – Секретная информация перестает быть секретной, будучи опубликованной в журнале.

– Может быть, так, – едва качнул он головой, распаковывая один за другим конверты. – Но моя проверка почты прежде тебя – это мой единственный шанс поймать тебя… узнать, кто из твоей армии любовников на сей раз шлет тебе тайное письмо с признанием в вечной любви.

Он откусил кусочек от тоста и стал энергично жевать, глядя ей прямо в глаза и стараясь сохранить строгое выражение, пока она заливалась смехом.

– Ты такой старомодный романтик, Джонни! И такой невежа! Разве тебе ни от кого не приходилось слышать, что любовные письма женщинам уже давно никто не шлет? Они звонят им по телефонам из самолетов или из автомобилей! Ну если уж так хочется написать, то отсылают свои признания по факсу!

– Допустим, это правда, – вздохнул он. – В таком случае отвечай: приходили ли к тебе в последнее время «интересные» факсы?

Не став ждать ответа, он снова углубился в распечатывание конвертов и работал с увлечением, пока не наткнулся на послание от Пенни.

– Ага! Что здесь мы имеем? Последние новости с итальянских берегов! А сколько страсти, чувств!

Он кинул письмо Андрианне по столу, а сам взял в руки журнал «Форбс». Ей было видно, судя по словам на обложке, что этот выпуск содержит ежегодно публикуемый список четырехсот самых богатых людей в стране. Ее сердце забилось сильнее.

«Сегодняшний день – большой день, – подумала она. – Сегодняшний день Джонатан ждал целый год…»

Вздохнув, она раскрыла письмо Пенни. Читать его было намного забавнее, чем следить за тем, как глаза Джонатана остекленело движутся вниз по списку до той самой строчки, где выведено его собственное имя.

Андрианна молилась только о том, чтобы эта строчка была не очень близко к концу списка. Конечно, он мог бы и скрыть от нее неприятность, но сам был безутешен.

Вдруг Андрианну ожидало приятное удивление.

Пенни писала:

«Я, как здесь говорят, прегго. Словом, беременна. Мы с Гаем просто невероятно счастливы. Думаю, что и папочка Джино тоже. Но знаешь, меня теперь постоянно тошнит. Им хорошо, а меня тошнит. Буду держать тебя в курсе всего. И развития тошноты, и наступающего события».

Но она не успела поделиться радостью с Джонатаном, так как, едва оторвавшись глазами от письма подруги, увидела, как тот в ярости запустил журнал через всю комнату в стену.

«О мой бедный милый Джонатан!»

– Под каким номером? – спросила она. – И во что они оценивают твой чистый доход?