Текст книги "Секс пополудни"

Автор книги: Джун Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Неважно. Это всего лишь их список и их оценка моего чистого дохода. Мне плевать!

Ему было не плевать, и она это прекрасно знала, но не собиралась называть его сейчас лжецом.

– Кроме всего прочего, они не приняли в расчет самую главную часть моего состояния!

– О? Какую же?

– Тебя.

– О…

Она надеялась, что он действительно так считает, а вовсе не шутит, как всегда в таких ситуациях.

– А известно тебе, сокровище мое Андрианна, что мне сегодня действительно хотелось бы сделать? Что очень дорого моему сердцу?

– Что? – Ей вдруг стало страшно услышать его ответ.

– Мне хочется взять сегодня выходной, отправиться в наш домик на пляже и заниматься с тобой любовью до следующего дня без перерыва. О, у нас будет золотая любовь сегодня! Что скажешь? Ты отправишься со мной в пляжный домик, чтобы быть там моей любовью?

Это звучало очень странно и очень серьезно. Было такое впечатление, что он просит ее выйти за него замуж второй раз, что он просит ее еще раз поклясться ему в любви к нему.

– Разумеется, Джонни. Я всегда пойду с тобой. В любое время, какое ты скажешь, и в любое место, которое ты назовешь. Делать то, что ты скажешь мне делать…

Да, это была клятва.

– А известно тебе, что я на самом деле хочу сделать? Абсолютное желание моего сердца? То, что для меня важнее всего остального?

– Скажи мне, Джонни.

– Я хочу иметь своего ребенка. Я хочу, чтобы мы с тобой родили ребенка.

Наконец, это свершилось. Наконец, Джонни сам сказал это. Слова простые, но он выразил ими, как сам сказал, абсолютное желание своего сердца, то, что для него важнее всего остального… Даже важнее перспективы стать миллиардером?

Она должна была поверить ему. Он как-то сказал, что никогда не будет ей лгать. И до сих пор он никогда не лгал. В свою очередь она поклялась себе не отказывать ему ни в одном даре любви, который она только была в состоянии ему подарить…

Он наклонился вперед над столом и взял ее за руку.

– И что ты на это скажешь?

– О, да, Джонни, да!

Она побежала наверх, чтобы одеться, и всячески старалась не думать о том, о чем предупреждал ее Джерри Херн. И о чем он еще будет говорить. Просто она не могла позволить ему, – несмотря на то, что он был врачом и ее другом, – сделать это решение за нее. Это было такое решение… Решение сердца, которое должно было состояться только между ней и Джонатаном.

Кроме того, Джерри не все знал. Он не знал, например, что временами ребенок может значить больше, это акт веры, стоящей гораздо больше, чем любая мечта миллионера стать миллиардером. Эта вера стоила в миллиард раз больше.

Временами ребенок – это предельный дар любви.

30. Рождество 1989 года

Сочельник! Она делала все, что было в ее силах, чтобы подольше не говорить Джонатану о своей беременности. Он был бы так счастлив, так взволнован, что это был бы лучший подарок, какой она только была в состоянии ему сделать. Начиная с того дня, проведенного ими на пляже, он возлагал на это такие большие надежды! Но она знала, что над ее головой завис с первого дня беременности меч, который олицетворял собой очень большой риск неудачи, выкидыша. И она не осмеливалась объявить мужу о подарке, который в любую минуту мог исчезнуть.

Но наступит время, когда скрывать это будет уже невозможно – все будет видно невооруженным глазом. И Джонатан узнает. И риск неудачи станет гораздо меньше.

Что же касается Джерри, она решила просто не приезжать к нему какое-то время. В конце концов у нее была ремиссия, и на начальной стадии беременности можно было себе позволить не видеться с ним пару месяцев. От этого не было бы вреда ни ей, ни Джонатану, ни их ребенку.

Она бы не смогла выслушивать мрачные предсказания и похоронные предупреждения Джерри. Вся проблема с Джерри состояла в том, что Он недостаточно верил в нее, – не верил в чудо, что она может родить, – как она верила. Но он увидит! Она преподнесет урок даже такому хорошему врачу, каким был Джерри!

На Рождество Джонатан подарил ей удивительную брошь в форме… дома. Крыша была сделана из красных рубинов и очень была похожа на настоящую черепичную. Внешняя отделка – розовые рубины с бриллиантами в качестве окон с наличниками из изумрудов.

– Я сделал это по заказу, – с гордостью сообщил ей Джонатан. – Я сам разработал ее форму.

– Она очаровательна! Это же настоящий калифорнийский дом… Розовое с зеленым… Но ведь это необычный дом?

– Это вообще не дом. Это отель.

– О, – произнесла она в недоумении.

Он рассмеялся:

– Ага! Ты не знаешь, что это за отель?

– Вынуждена признаться…

– Это «Беверли-Хиллз Гарденс он Сансет»!

Это запутало ее еще больше.

– Но…

– Этот лос-анджелесский отельчик последним будет выставлен на аукцион. Это – земляничка, и на этот раз я ее не упущу! Не думаю, что кто-нибудь перебьет мою цену. А когда я заполучу его в свои руки, он вынесет меня на своей высокой волне из миллионеров в миллиардеры!

«Так, значит, он еще не бросил этой надежды. Значит, эта его застарелая мечта получила сейчас новое дыхание!»

– Но каким образом покупка «Беверли-Хиллз Гарденс» сделает тебя миллиардером? Каким образом образуется высокая волна? Когда отель «Бель-Эйр» был наконец-то продан японцам, ты говорил мне, что они заплатили гораздо больше, чем он стоил на самом деле, и больше, чем те доходы, которые он мог, по их расчетам, принести. Но они сами пожелали переплатить из-за престижа быть владельцами такого отеля.

Джонатан вызывающе посмотрел на жену, а она продолжила уверенней:

– Значит, если ты решился приобрести «Беверли-Хиллз Гарденс», тебе, очевидно, тоже придется переплачивать. Если тебе нужен отель для престижа и ощущения гордости владения – это одно. Но если ты переплачиваешь, каким образом эта покупка может увеличить твой доход? Я не права?

– Внешне права. Но у меня в распоряжении секретное оружие!

И тут она рассмеялась:

– У суперменов всегда есть какое-то секретное оружие.

– Оружие очень простое и безотказное. Оно заключается в продаже части имущества за сумму, которая превышает покупку всего в целом. «Беверли-Хиллз Гарденс» находится на севере Сансета, не так ли?

– Верно.

– А известно тебе, что земля, лежащая непосредственно к северу от центра Сансета – каждый ее акр, каждый фут, – вероятнее всего, стоит дороже, чем любой участок территории? А известно тебе, что «Беверли-Хиллз Гарденс» занимает больше акров, чем любой другой отель, чем это необходимо, и наконец, что это в финансовом отношении оправданно? Много больше! Это не клуб, а между тем он имеет площадку для гольфа, которая является лишь приятным удобством для гостей отеля и никакого дохода не приносит. А что говорить об акрах сада, которые служат для той же цели и с тем же финансовым успехом? А верховые тропы? Они сделаны по примеру других стран, но в других странах земля не ценится так дорого, как у нас. Теперь вестибюль. Наш отель в пять раз меньше «Уолдорфа», а вестибюль имеет намного вместительнее. Зачем? А к чему такой огромный холл, где с одного угла не докричишься до другого?

Джонатан на секунду умолк, как бы переваривая в голове свои же собственные слова и подготавливая резолюцию. Затем решительно заговорил:

– Итак, я превращу холл в вестибюль и таким образом освобожу часть земли на продажу. Я продам всю землю, кроме той, на которой стоит само здание отеля и бунгало за его задней стеной. Сам отель я отремонтирую и переделаю, и через короткое время он будет у меня эффективнейшим!.. Им будет проще управлять, и он будет приносить больше дохода за каждую свою комнату. И одновременно я почти ничем не пожертвую из его красоты. А в результате я получу – пока точно еще не занимался расчетами – триста – четыреста миллионов чистой прибыли!

Он был взволнован, так взбудоражен, что она даже испугалась прикасаться к нему – а вдруг ударит током?.. Она почти физически ощущала, как бурлит его кровь в венах. Она спрашивала себя, разве что-нибудь иное может теперь для него значить больше? Ребенок? Она сама?

– Когда все будет улажено?

– Ну, сейчас они пока еще принимают заявки на участие в торгах, но через пару недель – если точно, то четырнадцатого февраля, – они сведут лицом к лицу трех самых крупных заявителей.

– Понимаю…

– И это все, что ты можешь сказать?

Она робко улыбнулась:

– Я не знаю, что говорить. У меня нет слов.

– Ну скажи хоть что-нибудь! Любое!

– О'кей. Четырнадцатого февраля будет День святого Валентина.

– Отлично! Отель будет моим подарком тебе к Дню святого Валентина. Ну скажи еще что-нибудь… Ну, что ты любишь меня.

«Это его очередная шутка?..»

– Ты и так это знаешь. Но хорошо, я скажу. Я люблю тебя, Джонатан Вест, больше жизни. Я очень счастлива с тобой. Я счастлива, что наконец осуществится твоя мечта.

«Даже если эта мечта не является моей одновременно».

– Почему ты улыбаешься, Джонни? Ты не веришь мне?

– Разумеется, я тебе верю. Я не могу тебе не верить. Просто я задумался о том, как сильно я сам люблю тебя. Если с тобой когда-нибудь что-нибудь случится… О Боже, Андрианна, ты значишь для меня больше, чем весь мир! Гораздо больше! Неизмеримо больше!

– Больше, чем миллиард долларов? – Она решила его чуть-чуть подразнить.

– Естественно, больше, чем миллиард долларов. Миллиард долларов – это всего лишь деньги.

– Нет, иногда миллиард долларов – это больше, чем просто деньги. Иногда это мечта, самая дорогая изо всех прочих.

– А теперь ты усмехаешься, глядя на меня, Андрианна. Как будто не веришь…

– Конечно, я тебе верю. Однажды ты сказал, что никогда мне не солжешь, и я поверила.

В этом и заключалась сущность любви, разве нет? Вера и доверие… Акты веры и доверия, как и их ребенок, который рос в ней. И вдруг в ней поднялось сильнейшее желание сказать Джонатану о ребенке в ту же минуту, но она не смогла… Как до сих пор не могла сказать ему и то, кто она и что она на самом деле.

Той ночью она не могла заснуть. Поначалу это происходило оттого, что она была слишком взволнована, чтобы сомкнуть глаза. Она думала о ребенке и мечте Джонатана приобрести отель. Тревожилась: а все ли получится так, как он расписал? Она молилась об удаче.

Поначалу она почувствовала ревность к этой его мечте, потому что видно было, как много она значила для него. А она хотела… Ей было необходимо значить для него больше. Потом она поняла, что эта мечта была обычной мужской мечтой, и как же можно ее не поддерживать, даже если он не знает об этом, даже если этот протест против мечты лежит в самом укромном уголке ее сердца?

Затем она почувствовала, что слишком устала, чтобы заснуть. Ее тело беззвучно молило об укрепляющем сне, но мозг упорно противостоял этому.

Затем наступила стадия, когда темные и мрачные мысли, улетучивавшиеся всегда при свете дня, обязательно возвращались к человеку во тьме ночи, когда он без сна лежал на кровати.

Больше всего ее терзал страх за то, что Джонатан каким-нибудь образом узнает о ней всю правду. Это беспокоило ее больше, чем даже ребенок, росший у нее под сердцем. А если Джонатан узнает правду на этой стадии игры – о том, что она не только обманщица, но еще и тяжко больная обманщица, – будет ли он после этого продолжать желать ее, верить ей, любить ее? Простит ли он ей когда-нибудь то, что она не верила ему настолько всецело, чтобы рассказать о себе правду?

Она поняла, что лучше будет подняться с постели, чем вот так лежать и мучиться страхами о своей возможной отверженности. Она вышла в кабинет. Закрыла за собой дверь в спальню и включила телевизор. Может быть, фильм для полуночников заставит ее забыться или даже убаюкает? Она сидела в кресле с «дистанкой» и легкими нажатиями гоняла по программам, пока не наткнулась на старенький черно-белый фильм. Конечно, она была склонна предпочесть этой картине что-нибудь более красочное, яркое и веселое, но фильм только начинался. Она никогда прежде не смотрела его, но зато давным-давно читала книжку…

Джонатан нашел ее в кабинете, свернувшейся в клубочек в огромном кожаном кресле и всхлипывающей. На экране шли последние минуты фильма.

– Андрианна, милая, что с тобой?

– Смотри… Кэти умирает… Смотри, Хэтчиф держит ее на руках перед окном, чтобы она могла взглянуть на вереск в последний раз…

– Но, Андрианна, ведь это всего лишь фильм.

Она продолжала тихо рыдать, а он посмотрел на экран.

– Послушай, я видел этот фильм. Позже они снова будут вместе, – говорил он, пытаясь успокоить ее. – По крайней мере, их души. Смотри, Лоуренс Оливье говорит Мерль, что они вновь соединятся. Что он будет ждать ее у этого чертова вереска, пока она не придет, не вернется к нему… И тогда они будут прямо там заниматься любовью. В этом нет ничего такого уж страшного, ведь да? Пойдем, дорогая, пойдем спать.

– Джонатан, ты не понимаешь. Это изумительная любовная история, но одновременно это самая страшная любовная история! Кэти умирает, а Хэтчиф приходит к ее смертному ложу, но этим он только доставляет ей мучения! Этим… Он навеки проклинает ее душу!

– Значит, ты упрекаешь его? Они поклялись друг другу в любви, но затем, когда он вынужден покинуть ее на время для того, чтобы заработать себе состояние, ей скоро наскучило ждать его… Неверная девчонка… Она выскакивает замуж за богатого соседа и тем самым всем разрушает жизнь. Даже если Хэтчиф объективно является угрюмым и грубым негодяем, согласись, он имеет право мучить ее за это.

– Нет, ты не понимаешь. Он мучит ее вовсе не за ее неверность. Он мучит ее за то, что она умирает. Своей смертью она обманывает его.

– Нет, милая. Он слишком любил ее, чтобы мучить за то, что она умирает. За неверность! За неверность – да! За смерть – нет! А теперь пошли спать. Это всего лишь фильм. В конце которого, кстати, их души соединяются вновь. Для них это будет сексом в вереске среди бела дня. Что может быть лучше этого?

Он подошел к ней, взял «дистанку» и выключил телевизор.

Она поневоле позволила Джонатану отвести ее в спальню, но его слова не убедили ее. Она никогда не собиралась прощать Хэтчифу его ужасных слов. И самым страшным было то, что он мучил не только Кэти… В те минуты Андрианне казалось, что часть этой муки перешла и на него самого…

«Кэтрин Эрншоу, прошу тебя, умоляю тебя, живи столько же, сколько и я буду жить!.. Твоя душа со мной, не препятствуй этому… Будь со мной вечно!.. Прими любую форму, какую пожелаешь!.. Сделай меня сумасшедшим!.. Только не покидай меня! Не уходи туда, где мне не найти тебя!.. Ты моя жизнь, а я не могу жить без жизни!.. Ты моя душа, а я не могу жить без души!..»

Нет, не секс в вереске среди белого дня, а мука! Сама она стерпела бы, но не могла позволить, чтобы подобное обрушилось на Джонатана. Джонатан был для нее золотым человеком… Слишком хорошим, чтобы подвергнуться удару уничтожающей силы…

31. Седар-Синай. 15 февраля 1990 года

Когда Андрианна в первый раз открыла глаза, ей пришлось смутиться. Над ней стояли двое мужчин. Один – мрачно-красивый, другой – просто красивый. Они хмуро глядели на нее, и поэтому ей было трудно сосредоточиться на них. Мрачным красавцем был, несомненно, Хэтчиф из фильма, а вот второй… Это был, похоже, ее Джонатан. И Хэтчиф, и Джонатан, оба поклялись ей в вечной любви. Но в то же время она понимала, что Хэтчиф на самом деле не существует – он был всего лишь персонажем из книги. Поэтому его нельзя было всерьез принимать в расчет.

А слева Джонатан… Ее Джонатан… который любил ее… еще перед тем, как узнал, что ей нельзя вовсе верить. Так что если он до сих пор не уподобился Хэтчифу и не проклял ее, то он должен сделать это сейчас. Разве не поэтому он был возле ее кровати?

Вдруг ей показалось… Да нет, точно: мрачно-красивый был уже не Хэтчифом, а Джерри Херном. Но зачем он пришел к ней? Тот, который никогда не клялся ей в вечной любви, но который давал обещание не раскрывать людям ее тайну до самого конца?

Затем она оглядела лишенную окон комнату и вспомнила, где находится и как здесь оказалась.

– Наш ребенок! – вскрикнула она. – Я потеряла ребенка?!

Джонатан, будучи не в силах произнести ни слова, лишь качнул головой. Ответил ей Джерри. У него был какой-то осипший голос.

– Нет, ты не потеряла своего ребенка, а твое состояние теперь стабилизировалось. Конечно, твоей заслуги в этом нет ни капли, Андрианна. Как ты могла не сказать мне о том, что беременна?

И вдруг произошла забавная штука. Она дотянулась до руки Джерри и торжественно попросила у него прощения. И это, когда на самом деле она должна была просить прощения у Джонатана! Это его она должна была умолять… Джонатана, которого она так страшно обманула.

Она пыталась не смотреть в сторону мужа, стоявшего тут же, боясь увидеть выражение его лица. Поэтому она повернулась к доктору и спросила:

– Но как тебя отыскали, Джерри? Каким образом ты здесь оказался?

– Меня привез сюда твой муж на своем великолепном самолете, Андрианна.

Потом она заставила себя посмотреть на Джонатана:

– Но откуда ты узнал, что Джерри является моим врачом?

– Я ведь являюсь, как ты помнишь, чудо-парнем, – сказал он лишь с легким оттенком юмора. А может, и горечи. – Я сумел сложить один и один и получил два.

– Значит, ты ему все рассказал, Джерри? – спросила она, больше не глядя на Джонатана.

– Да, я рассказал и не собираюсь просить у тебя за это прощения. И если это тебе не нравится, Андрианна Дуарте, это плохо. Больше не обращайся ко мне как к своему врачу, о'кей? Теперь я уйду и оставлю вас наедине. Но я вернусь. Я покручусь здесь еще пару дней, погляжу за тобой, но после этого, леди, я превращусь для тебя в историю! И тебе придется позаботиться о новых врачах.

Но, несмотря на свой суровый гневный тон, он вдруг подхватил ее руку и поцеловал. А она стала рыдать и сквозь слезы кричала:

– Я люблю тебя, Джерри!

– Я знаю. И я тебя. Увидимся позже. Позже я приду к вам обоим.

И затем они остались одни: она и Джонатан. И она не знала, о чем он думает. И она не знала, что она может сказать для того, чтобы между ними все стало… правильно. Она даже не знала, с чего начать. Тем временем первым заговорил он:

– Ты знаешь, что пропустила День святого Валентина?

– Когда он был? – Она полностью потеряла ощущение времени.

– Вчера. Я обещал тебе подарок. Отель. Но ты его не получишь.

– О, я знаю… Я не заслужила подарка.

– Да, черт возьми, ты не заслужила, будь уверена, – печально подтвердил он. – Но дело не в этом…

– Ты знаешь, что Ивана также не получила подарка ко Дню святого Валентина? – прервала она его. – В этом году Дон не доставил ей этой радости.

– Что? – Он слегка улыбнулся. – Андрианна, к чему говорить о Трампах в такое время? Ты пытаешься переменить тему? Снова твои старые проделки и хитрости, да?

Он говорил это так, как будто шутливо дразнил ее, но она не была в этом уверена.

– О, нет! Просто мы говорим о подарках ко Дню святого Валентина, а вернее, об отсутствии подарков. Это печально. Вместо подарка Ивана получила… осколки.

– Осколки? – Джонатан рассмеялся. – Какие? Непонятно, к чему ты употребила здесь это слово. Что ты хотела сказать?

– Так было сказано в заголовке. Эту статью я читала как раз перед тем… – Она прервала сама себя и покачала головой: – Бедная Ивана! Я знала, что у нее неприятности. Я знала, что у нее с Доном на самом деле никогда не было хорошо.

– О? Откуда ты это знала?

– Оттуда… Он никогда не писал ее имени на своих покупках. Ни на их яхте, ни на их самолете. Он не делал того, что делал ты… – Ее голос иссяк.

«Джонатан, очевидно, захочет теперь стереть ее имя с фюзеляжа самолета, и ей не в чем будет его упрекнуть…»

– Ну вот, уже это ведь что-то значит, не так ли? – печальным голосом задала она риторический вопрос. – В их доме всегда все принадлежало Дональду. Эта вещь принадлежит Дональду, та – тоже Дональду… А ее имени, выходит, официально… легально… не было ни на чем, кроме, конечно, предсвадебного соглашения. Даже отель «Плаца» был Дональдов, хотя управляла им она. Он всегда был собственностью исключительно Дональда и теперь, похоже, ею и останется…

Внезапно она замолчала, смутившись: ее слова могли быть расценены Джонатаном превратно. И вообще, о чем это она говорит сейчас?! Кому будет принадлежать отель «Плаца» – Иване или Дональду?! Ей следовало подумать о ее собственном подарке ко Дню святого Валентина. О подарке, которого она не заслужила и которого, по словам мужа, не получит. Она должна была подумать об отеле Джонатана!.. О том отеле, о котором он мечтал… А теперь…

Ей вдруг сделалось дурно при мысли о том, о чем сейчас подумал Джонатан: что она манипулировала им из корыстных побуждений, пыталась заставить его добровольно отдать ей отель…

– Я… Я не имела в виду… – Она слабо улыбнулась ему, пожала плечами, показывая этим беспомощность своих попыток все правильно объяснить. Слезы катились у нее по щекам. – Осколки… – Она уронила голову.

– О, Андрианна, Андрианна! – горячо зашептал он. – Не плачь! Не плачь ни о ком! Кроме того, они еще могут помириться. У них еще может быть совместное будущее и в следующем году… кто знает? День святого Валентина наступает каждый год. Давай я вытру тебе слезы.

С этими словами он достал из кармана свой носовой платок и нежно коснулся им ее щек.

– Но, Джонатан, ты не понял, ведь я…

– Успокойся хотя бы на минуту. Ты не дала мне закончить. Я хотел сказать пять минут назад, что ты не получишь отель в качестве подарка к святому Валентину, собственно, не потому, что ты его не заслужила, а потому, что я сам его не получил во владение.

– О, Джонатан, ты не получил этот отель?! Из-за меня… Тебе пришлось покинуть торги до их окончания?! Ты лишился своей мечты из-за меня?! – Слезы опять полились у нее из глаз.

– Я бы очень хотел сказать, что это именно так и было и что ты можешь терзаться чувством вины. Ты заслуживаешь того, чтобы терзаться чувством вины вообще. Уж поверь мне. Но поскольку однажды я поклялся некой Андрианне де Арте – той женщине, на которой, как я наивно полагал, я женился, – никогда не лгать, я вынужден и сейчас признаться: нет, я потерял отель вовсе не из-за тебя. У меня уже было все на мази, когда поступило сообщение о том, что у тебя проблемы. Все, что мне нужно было сделать, прежде чем ехать к тебе, это назвать свою последнюю цену. Я знал, что остальные ребята пролетали после этого, и я мог спокойно забирать себе отель… Если бы я хотел этого…

«Если бы я хотел этого!»

– Но, Джонатан, разве ты этого не хотел?! Это был твой реальный шанс стать миллиардером! Это была твоя мечта!

После этих слов, вместо ругательств, она увидела, как он широко улыбнулся. О, ей ли было не знать эту открытую, золотую улыбку Джонатана Веста?!

– Нет. Я не могу это назвать своей мечтой. Умный парень может стать миллиардером в любой день, когда захочет. Все, что ему нужно – это точный математический расчет. Я же, между прочим, если тебе это неизвестно, был чемпионом по математике еще в школе.

Говоря, он продолжал, мягко касаясь уголком платка ее лица, вытирать ей слезы. При этом она чувствовала, что кровь пульсирует в венах так же быстро, как бывало тогда, когда он занимался с ней любовью.

– Джонатан, ты никогда мне не лгал. Вспомни! Прекрати играть со мной. Почему ты не назвал последнюю цену, прежде чем покинуть торги? Почему ты ее не назвал, если было время?

– Потому что тогда для меня было важнее уйти оттуда, чем оставаться там лишнюю минуту. Потому что я хотел себе, да и тебе, кое-что доказать.

– Что?

– То, что быть миллиардером – это ничего не значит. Это значит только то, что у тебя появляется лишние две-три сотни миллионов долларов, с которыми ты можешь обманывать людей… А если говорить тебе всю правду, то для меня лучше быть обманутым тобой, чем самому кого-то обманывать. Ты хоть и врунишка, но гораздо сексуальнее двух-трех лишних сотен миллионов.

– О, Джонатан… Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

– Думаю, что смогу. Да, ты не настолько доверяла мне, чтобы рассказать всю правду об Андрианне Дуарте, маленькой кошечке с большими желтыми глазами из винодельческих мест… Но я так на это смотрю: значит, я был недостоин твоего полного доверия. Значит, часть вины и на мне. Поэтому, если ты простишь меня, я прощу тебя. А затем родится наш ребенок – наш общий подарок ко Дню Валентина, – и мы будем счастливы тем, что он у нас есть. Единственный человек, который останется без счастья, это доктор Херн. Но мне почему-то его не жалко. Он слишком смазлив и слишком самодоволен, на мой взгляд.

– О, Джонатан, если ты вдруг думаешь… Джерри всегда был только хорошим другом для меня…

– О, Андрианна, и ты полагаешь, что обязана мне это говорить? Да, я даже благодарен ему!

– Тогда почему ты говоришь, что Джерри не суждено быть счастливым?

– Потому что его детская клиника не станет для него выгодным предприятием. Конечно, какие-то доходы будут, но немного.

– О, Джонатан, я не думаю, что Джерри так уж гонится за деньгами.

Он улыбнулся ей своей волшебной золотой улыбкой.

– И у меня то же чувство. А еще… Я даже рад, что не купил «Беверли-Хиллз Гарденс». Я считаю, что сейчас у нас с тобой других дел хватит. Ты ведь знаешь, когда я что-нибудь забрал в голову, так и будет! Запросто гак на обложке «Тайм» не появишься. Но что за штуку я задумал, пока не узнаешь. Тебе сейчас нужно думать о себе. Твое состояние знаешь как называется? «Контролируемое медикаментозными средствами». Так вот, в ближайшее время твоя задача – выйти из этого состояния и достичь состояния ремиссии. А затем и полного излечения! Это вторая твоя задача, выполнение которой – лишь вопрос времени. Мы вместе будем выбираться. Что молчишь? Ты ведь знаешь, что я жду твоего ответа. Будем выбираться вместе?

– О да, будем!

И тогда он наклонился к ней, обнял ее, его губы коснулись ее губ…

В комнате появилась медсестра.

– Прошу прощения, господин Вест, но вам пора уходить. Обычно посетителям разрешается проводить здесь не более пяти минут, а вы уже просрочили.

– О'кей, все нормально. Господин Вест сейчас уйдет. Когда ее собираются перевести на восьмой этаж? Эта женщина нуждается в комнате с хорошим видом на окрестности. Она любит смотреть в окно и встречать солнце улыбкой.

Медсестра тоже улыбнулась:

– Боюсь, вопрос не ко мне. Поговорите с врачами.

– Все хорошо, Джонатан. Я могу подождать.

– Но я не хочу, чтобы ты ждала! Мне-то, наверное, хорошо известно, как ты любишь солнечный свет!

– Все нормально, Джонатан, не беспокойся. Правда. Мне не нужно солнце, когда ты рядом.

Она вспомнила, как исполняла роль Джульетты в «Ле Рози». Тогда она была еще очень юна и неискушенна в тонкостях жизни… невинна. Она всегда ценила несколько строчек. Строчки, захватившие ее воображение, пленившие ее навсегда. Они были написаны о Ромео, но они вполне подходили к Джонатану. Он прошел свой путь по тонкой нити. Путь не от миллионера к миллиардеру, а от героического образа к настоящему герою.

«…Когда же он умрет, изрежь его на маленькие звезды,

И все так влюбятся в ночную твердь,

Что бросят без вниманья день и солнце…»

Но, разумеется, она не была Джульеттой, а он не был Ромео. И слава Богу, потому что, в конце концов, Ромео и Джульетта любили друг друга при звездах. Она и он не были, конечно, и Кэти и Хэтчифом, так как те тоже любили при звездах. И меньше всего их можно было уподобить Иване и Дональду.

Она и Джонатан… Они просто любили друг друга. Их ласкали звезды, но ласкало и солнце. И где бы они ни были и когда бы они ни были, для них всегда стоял ясный день… Вечность золотых дней. Она была так в этом уверена, что готова была поставить на кон всю свою жизнь!