Текст книги "На край света"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

9

День начинается с мыслей о Даррене. Ничего особенного между нами не произошло, даже вчерашняя необычная сцена прощания, по сути, была шуткой. Или не совсем?.. В любом случае, ничего конкретного я не предполагала. К тому же Даррен прекрасно знает, что я помолвлена и что о других мужчинах не имею права и помышлять.

Черт! Воспоминание о Себастьяне отзывается горечью в сердце. Спешу прогнать эти мысли, возвращаюсь к мыслям о Даррене, в который раз теряюсь, смущаюсь и густо краснею, как пятнадцатилетняя девочка, влюбленная в симпатичного женатого соседа.

Даррен звонит мне около одиннадцати и говорит вполне бодрым голосом:

– Как себя чувствуешь?

– Намного лучше, – лгу я.

– Прекрасно! – восклицает он – судя по голосу, с улыбкой на губах.

Мною овладевает неодолимое желание увидеть его сию же секунду. Кажется, если он не появится передо мной и если я не возьму его за руку, наступит конец света. Зажмуриваюсь и качаю головой.

Договариваемся встретиться в том ресторанчике, в котором ужинали вместе в самый первый раз. Я, хоть и времени еще более чем достаточно, уже теперь с необъяснимым волнением начинаю приводить себя в порядок и за полчаса до выхода из дому уже полностью готова.

Когда я со вздохом опускаюсь на диван, раздается телефонный звонок. Подхожу к стене, на которой висит аппарат, радуясь, что будет чем занять время. Однако, едва прикасаясь к трубке, на мгновение замираю, охваченная неприятным предчувствием.

– Алло?

– Здравствуй, – звучит строгий голос отца. – Как твои дела?

– Гм… хорошо. – Гадаю, что ему от меня понадобилось. Папа звонит мне всегда в одно и то же время, с работы, в будние дни. Обычно дважды в неделю.

– Чем планируешь сегодня заняться? – спрашивает отец, и я слышу по его голосу, что он чем-то недоволен.

– Сейчас поеду на ланч…

– С Себастьяном? – многозначительным тоном произносит он.

– Нет, – говорю я, почему-то чувствуя себя изменницей и правонарушительницей. – С Дарреном.

– Понятно. Да, мама говорила, что вы с ним теперь нередко видитесь.

– Мама?.. Откуда она знает? Впрочем, да, конечно. Она общается с Беатрисой, а та… Послушай, ты что, что-то имеешь против Даррена?

Отец сухо и непродолжительно смеется.

– Разумеется, нет. Даррен хороший парень, из уважаемой семьи. – Он секунду-другую напряженно молчит. – Меня не устраивает то, что ты, хоть и помолвлена с Себастьяном, проводишь столько времени с другим мужчиной. Мне казалось, обе мои дочери серьезные молодые женщины.

Перед моими глазами мелькает образ Раффнера с голым задом и женскими трусиками на голове.

– Может, вы с Себастьяном расстались, но ты не сочла нужным сообщить об этом нам, родителям?

Закрываю глаза. Господи, час от часу не легче!

– Нет, мы не расстались.

– Но ты давно не ездишь к нему, и он не показывается в Лондоне, так? – произносит отец.

– Потому что мы решили дать друг другу возможность отдохнуть, – выпаливаю я, не подумав.

– Отдохнуть?! – исполненным негодования голосом говорит отец. – И кому же понадобился отдых? Тебе или Себастьяну?

– Мне, – виновато отвечаю я.

– Замечательно! – восклицает он. – Вот до чего доводит современная свобода нравов! Отдых от общения с любимым. Своего рода отпуск, верно?

Молчу.

– Такими темпами через год-другой ты затребуешь мальчиков по вызову. Чтобы время от времени совершенно забывать о муже!

Теперь он не говорит, а почти кричит. Я стою, вся сжавшись, как будто вернулась в тот день, когда семилетним ребенком тайком взяла отцовскую кружку, чтобы попить молока, и разбила ее.

– Ну вот что! – заявляет он. – Я не желаю диктовать тебе, как жить. Однако хочу, чтобы ты знала мое мнение. Себастьян серьезный, ответственный и умный человек. Когда ты согласилась стать его женой, я вздохнул с облегчением. Второго такого ты, вне всяких сомнений, не повстречаешь, а если упустишь сейчас эту возможность, будешь потом кусать локти.

Мне вспоминается, как перед самым расставанием Даррен сжал вчера мою руку. И становится ясно, что этот простой и на первый взгляд чисто дружеский жест был наполнен глубоким тайным смыслом. Делается радостно и вместе с тем берет отчаяние.

– А насчет Даррена скажу одно, – продолжает отец, – каким бы веселым он ни был, у него сейчас ни кола ни двора. – На то, чтобы организовать новый бизнес, он потратит долгие годы. Не исключено, что из этой затеи ничего не выйдет, что ему снова захочется все бросить и умчаться бог знает куда. От проблем убежать невозможно, Джой. Их нужно преодолевать. Себастьян это умеет делать с блеском, в противном случае не занимал бы столь ответственного поста. Он знает, чего хочет от жизни, привык заранее просчитывать каждый свой шаг и покоряет своей основательностью и постоянством. Даррен же, – добавляет он снисходительным тоном, от которого у меня в груди вспыхивает бунт, – хорош лишь как приятель, как сын давних соседей. Поболтать с ним о том о сем – да, приятно. Чужие веселые улыбки могут поднять настроение. Но для долгой совместной жизни задорного блеска в глазах недостаточно! Для этого нужна стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Тебе же рожать детей, – напоминает он.

Меня душат негодование и желание вступиться за Даррена. Однако останавливает мысль, что отец отчасти прав.

– Мой тебе добрый совет, – более мягко произносит он, – выбрось из головы разную дурь, сегодня же отправляйся к Себастьяну и попробуй убедить его в том, что никаких подобных отдыхов тебе больше не понадобится. Никогда в жизни. А Даррену пожелай всех благ. Он не пропадет. Все, мне некогда. До свидания.

Связь прерывается, а я еще долго стою с трубкой в руке. Потом вешаю ее на место, сползаю по стене вниз и сижу на корточках, рассеянно глядя перед собой. Когда подходит время, выхожу из дома, не думая ни о чем. В голове стоит гул, а на сердце вновь лежит камень.

– Привет! – Даррен поднимается из-за стола и целует меня в щеку.

Его до боли знакомый цитрусово-мускусный аромат, который за последние дни, кажется, стал моей неотъемлемой частью, сегодня заставляет меня страдать. Представляю, что я никогда не почувствую его, и приходится плотнее сжимать губы, чтобы они не дрожали.

– Привет, – выдавливаю из себя, тяжело опускаясь в мягкое кресло.

– Что с тобой? – встревоженно спрашивает Даррен, заглядывая мне в глаза. – Нездоровится?

Качаю головой и вымучиваю улыбку.

– Нет. Точнее… да. Совсем немного.

Даррен смотрит на меня так, будто ради моего выздоровления готов отдать мне что угодно, хоть половину сердца.

– Может, нужны какие-нибудь лекарства? Или что-нибудь еще? – спрашивает он. – Только скажи, и я переверну весь город, но раздобуду все необходимое.

Беру его за руку. Душа рвется на части, но я умудряюсь улыбнуться непринужденнее.

– Нет, не волнуйся. Думаю, мне отлично поможет бокал белого вина. А за ним никуда не придется ехать.

Заказываем напитки и раскрываем меню. У меня все плывет перед глазами, а в ушах, как я ни пытаюсь сопротивляться, звучат и звучат рассудительные отцовские речи.

Откладываю меню и заказываю то, что заказывала в прошлый раз. Приносят вино. Делаю первый глоток и немного успокаиваюсь.

Даррен, смеясь и все поглядывая на меня с легкой тревогой, пускается рассказывать о том, как Беатрисе чуть не сделалось плохо, когда она обнаружила, что их недавно нанятая уборщица сбежала, похитив из ванной новый вантуз. Мне, несмотря на мое жуткое состояние, делается смешно, и со смехом из меня будто выходит страх и напряжение.

– В доме моих родителей вечный цирк, – говорит Даррен, поблескивая глазами. – Иногда я подумываю, не установить ли повсюду скрытые камеры? Получится славная комедия, которая при необходимости будет поднимать настроение.

С улыбкой качаю головой.

– Лучше не рискуй. Если Беатриса обнаружит такую камеру, тут же умрет.

Даррен кривит потешную рожицу.

– Вообще-то да. – Он вздыхает с шутливым огорчением. – Что ж, придется изобрести другое средство против хандры. – Его взгляд останавливается на моем лице, и в глазах отражается нежность. – Кстати, ты сегодня здорово выглядишь.

– Спасибо, – краснею я. – Ты тоже.

Даррен отвечает ласковой улыбкой.

Приносят заказ, и какое-то время мы молча едим. Нет, все определенно изменилось, думаю я. Причем безвозвратно. Видеть в нем просто друга я больше никогда не смогу, а к чему это все приведет? Может, отец прав? Не пора ли мягко намекнуть, что не стоит нам больше так часто встречаться?

Мною овладевает настоящая паника. Чтобы успокоить внезапно разыгравшуюся внутри бурю, хватаю бокал и делаю еще несколько глотков вина. Даррен смотрит в тарелку и как будто ничего не замечает.

Нет, решаю я. С серьезными разговорами лучше повременить. А то наломаю дров и уж точно до конца своих дней буду кусать локти.

Даррен промокает губы салфеткой и отодвигает тарелку в сторону.

– Помнишь, я сказал вчера, что вполне готов строить новую жизнь? – спрашивает он подозрительно загадочным тоном.

– Гм… – Вспоминая о вчерашнем, я чуть не давлюсь креветкой и допиваю вино. – Да… конечно, помню.

– Я неспроста завел об этом речь, Джой, – явно волнуясь, произносит Даррен. – Знаешь… я все это время раздумывал… О твоей судьбе, о том, что приключилось со мной, о необходимости подстраиваться под обстоятельства и умении определить самое главное в жизни.

Он умолкает и смотрит на меня так, будто я должна что-то прочесть по его глазам, но я не понимаю, что именно. В эти минуты во мне все смешивается и невозможно сказать, кто мне нужен, кто нет и о чем я мечтаю.

Даррен смущенно кашляет. Видеть его таким растерянным непривычно и трогательно. Однако это его поведение настораживает, где-то даже пугает.

– Я хочу серьезно поговорить с тобой, Джой, – произносит он, опуская глаза. – От этого будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь.

Я в ужасе замираю и молюсь о том, чтобы время остановилось и мне не пришлось оказываться в преглупом положении. Да нет же, нет, отчаянно уверяю себя я. Сейчас он все объяснит, и я пойму, что речь о чем-то таком, что непосредственно меня не касается. Ему нужен какой-то совет. Может, с ним связалась Маргарет? Сказала, что осознала свою ошибку и хочет все вернуть?

Цепляюсь за эту мысль и немного успокаиваюсь, хотя где-то на уровне подсознания понимаю, что просто утешаюсь самообманом. Даррен пару минут молчит, глядя на стол.

– Мне правда доводилось… беседовать об этом всего лишь раз в жизни… и то только с одним человеком, то есть не с человеком, а… – сдавленно и путано говорит он. – Черт! Я имею в виду… не просто с человеком, а с… женщиной. С тобой, Джой. Но тогда ты была ребенком. Теперь же… – Он дергает головой, бормочет себе под нос какое-то ругательство и горько усмехается. – До чего же трудно объяснить…

Я сижу, будто каменная, и уже ни о чем не молюсь, просто смотрю на Даррена, хлопая ресницами, и выгляжу, наверное, до предела нелепо.

– У меня совершенно нет опыта в таких делах… – бормочет он, краснея.

По-моему, я никогда в жизни не видела его до такой степени сконфуженным. Вариантов быть не может – он явно надумал…

– В общем, если я что-то сделаю не так, – собравшись с духом, решительно говорит Даррен, – тогда, пожалуйста, прости. И пойми… – Он достает из кармана и кладет передо мной бархатную подарочную коробочку.

У меня от щек отливает краска. Время будто останавливается, звуки приглушаются. Смотрю на кроваво-алый бархат, а в ушах вновь и вновь навязчиво звучат слова отца: «Для долгой совместной жизни задорного блеска в глазах недостаточно! Для этого нужна стабильность и уверенность в завтрашнем дне… Тебе же рожать детей».

Если бы я питала к Даррену только дружескую привязанность и жалость, тогда сумела бы твердо, но вежливо ответить отказом. Он же вызывает у меня, особенно после вчерашнего дня, какую-то сумасшедшую бурю очень сложных неоднозначных чувств. Поэтому, ибо вести себя адекватно я совершенно не в состоянии, поступаю худшим образом, какой только можно придумать.

– Ты что, делаешь мне предложение? – Я разражаюсь идиотским хохотом.

Даррен поджимает губы и смотрит на меня оскорбленно, но явно ожидая, что я вот-вот опомнюсь.

– Тебе смешно? – медленно спрашивает он.

Я снова хохочу. Не подумайте, что я столь жестока. Это нечто вроде истерики. Даррен терпеливо дожидается, когда я успокоюсь, хоть уже нервно постукивает ногой по полу и у него на скулах ходят желваки.

Наконец умолкаю и вытираю слезы с нижних век.

– Слушай, у меня случайно не потекла тушь? – спрашиваю я таким тоном, будто ничего более важного для меня в эту минуту не существует. – Взгляни. – Наклоняю голову вперед и прикрываю глаза, побаиваясь, что сейчас прилюдно получу хорошую затрещину.

Ничего не происходит. Даррен молчит. Открываю глаза, изумленно поводя бровями, но тут вдруг возгораюсь к себе ненавистью. На Даррене нет лица.

Он сидит, откинувшись на спинку кресла, и смотрит на меня потухшим, чужим взглядом, оживленным лишь остатками надежды. Удивительно, но в нем нет ни высокомерия, ни признаков оскорбленного самолюбия. Надо бы взять и рассказать ему обо всем, что творится в моей душе, я же неизвестно почему произношу убийственно-холодным, даже, по-моему, – о ужас! – чуточку насмешливым голосом:

– Я помолвлена, Даррен. – Кладу на середину стола руку с кольцом невесты, которое мне подарил Себастьян. – Можно сказать, уже замужем.

– Нет, ты еще не замужем, – негромко и грустно, но твердо возражает Даррен. – И, как мне показалось… – Он умолкает, очевидно надеясь, что я помогу ему выйти из глупого положения.

Я же смотрю на него и молчу. Клянусь, у меня внутри все крутится как сумасшедшая карусель. Душа требует схватить Даррена за руки, утешить его и долго-долго объяснять, как мне было плохо без него и как душно и неловко в компании с благонадежным и на редкость постоянным Себастьяном. Но разум то и дело напоминает о беседе с отцом и насмешливо спрашивает: а что дальше?

Да, это безумие, думаю я. Принять второе кольцо, когда Себастьян по сей день ждет ответа. Броситься из одной неопределенности в другую…

Даррен долго смотрит на меня, терпеливо ожидая хоть какой-нибудь реакции. Я же опять сижу, будто деревянная.

Даррен кивает.

– Я все понял. Прости, мне не следовало так глупить… Надо было сначала поговорить, а уж потом… – Он пожимает плечами. – Но я подумал: вроде бы принято заводить речь о подобных вещах как раз в тот день, когда преподносишь… – Кивает на коробочку и вздыхает. – Словом, я, по-видимому, допустил серьезную ошибку. Хотя, знаешь, не жалею об этом. – Он приподнимает голову и смотрит на меня открыто и уже совсем без робости.

Он лучший мужчина в мире, свистит в моем сознании мысль, но я сижу и сижу как истукан.

– Да, конечно, – еще более спокойно продолжает Даррен. – Вас с Себастьяном, несмотря ни на что, связывают серьезные отношения и помолвка. А впереди ждет расписанная по дням безбедная жизнь, уважение, внешнее благополучие… Обзаведетесь детьми, вырастите их, дадите им хорошее воспитание и образование. В общем, все у вас будет как положено. Только… – Он слегка прищуривается и смотрит мне в глаза.

Я чувствую себя так, будто меня раскрыли, как книгу, и преспокойно отыскали в моей груди душу, а в ней – все мои секреты.

– Это ли тебе нужно? – продолжает Даррен. – Об этом ли ты мечтаешь? О скучной ложно правильной жизни, насквозь пропитанной фальшью, непониманием, тоской, которую придется вечно прятать? Ты человек неординарный, Джой. – Теперь он будто рассуждает о посторонних людях и, кажется, совершенно успокоился. – Тебе будет слишком тесно в богатом и удобном, но духовно нищем мире. Первое время ты будешь ломать себя, потом, может, привыкнешь. Но придет день, когда терпения не хватит…

У меня в горле стоит ком. Даррен прав. Прав настолько, что делается жутко.

– Впрочем… – Он усмехаясь снова кивает на коробочку. – Тут дело, разумеется, не в Себастьяне. А в том, что я для тебя всего лишь друг детства.

Наши взгляды встречаются. В глазах Даррена снова отражается боль и последние капли надежды. Я могла бы сказать ему, что сначала объяснюсь с Себастьяном, а потом мы вернемся к нынешнему разговору. Очевидно, именно этого Даррен и ждет от меня. Но я сознаю, что не уверена, смогу ли так запросто отвергнуть Себастьяна. Точнее, я вообще ни в чем не уверена и боюсь что-либо обещать.

Всего лишь друг детства, запоздалым эхом звучит у меня в ушах. Из груди рвется крик: ты все неправильно понимаешь! Просто я…

Замираю, когда губы Даррена искривляются в невеселой улыбке. Он поднимает руку, прося официанта принести счет.

– Что ж, желаю тебе счастливой долгой жизни. – Его голос звучит грустно, глаза больше не блестят. Кажется, кто-то навек выключил в них крошечные лампочки.

Делай же что-нибудь! – осатанело кричит моя душа. Не отпускай его, если не хочешь до конца своих дней проклинать эти минуты!

Суматошно облизываю пересохшие от волнения губы и протягиваю руку – ту, на которой поблескивает кольцо Себастьяна, но не успеваю произнести ни слова, потому что как раз в это мгновение приносят счет.

Официант смотрит на коробочку, потом на кольцо, и его глаза радостно вспыхивают, а губы растягиваются в понимающей улыбке. Он подмигивает Даррену.

– Примите мои поздравления. Может, желаете заказать шампанского? Или… подождите! По такому случаю, думаю, заведение преподнесет вам бутылочку в качестве подарка. Управляющий как раз тут.

Даррен мрачно усмехается, быстро достает бумажник, извлекает из него несколько купюр и не глядя вручает их официанту.

– Спасибо вам, но поздравлять меня совершенно не с чем. А пьют в моем случае не шампанское, а бренди или виски. – Он поднимается, мельком смотрит на меня, уже на ходу бросая «Всего хорошего», и быстро уходит.

Официант провожает его изумленным взглядом, смотрит на меня, беспомощно хватающую ртом воздух, потом снова на коробочку и на кольцо.

– Вам что-нибудь… нужно?

До меня его вопрос доносится, будто с соседней улицы, поэтому я почти не понимаю, что обращаются ко мне. Ушел! – стучит в висках. А я так ничего и не сказала, не нашла слов, не успела… Ушел… Не успела…

Официант прикасается к моему плечу.

– Мисс?

Вздрагиваю. Смотрю на него с испугом и лишь через несколько мгновений вспоминаю, что я в ресторане.

– Что-нибудь принести? – заботливо спрашивает официант. – Может, вызвать врача?

– Гм… – Теперь я вроде бы слышу его яснее, но все прочие звуки теряются в грохоте мыслей.

– Мисс? – повторяет официант, уже оглядываясь по сторонам, видимо готовясь к тому, что придется позвать на помощь товарищей.

Снова содрогаюсь, вскакиваю с места и уже устремляюсь к выходу, но вовремя вспомнив про бархатную коробочку, прыжком возвращаюсь назад к столику, хватаю ее, прижимаю к сердцу и выбегаю вон.

На автостоянке Даррена, конечно, уже нет. Сажусь в машину и долго рассеянным взглядом смотрю на ветровое стекло. В груди разрастается невыносимое чувство: кажется, что все потеряло смысл. Работа, мечты о будущем, раздумья о том, что мне нужно от жизни…

Не знаю, сколько проходит времени. Но в какой-то момент вдруг собираюсь с силами и понимаю, что вести машину в таком состоянии опасно. Выхожу и ловлю такси.

– Куда едем?

– Гм… – На миг задумываюсь. Заниматься делами или бродить по своей квартире, даже видеть Мелани или родственников я сейчас не могу. Поэтому говорю первое, что приходит на ум: – На Оксфорд-стрит.

Таксист останавливается напротив «Селфриджеза». Расплачиваюсь, выхожу и бреду к входу в торговый центр.

Внутри людно и оживленно. Лица у большинства озабоченные, кто-то уже идет к выходу с ярко-желтыми фирменными пакетами в руках.

Неужели их так занимают обновки, побрякушки? – думаю я, безразлично глядя по сторонам. Как могут волновать подобные мелочи?

Добредаю до отдела косметики. Тут всегда, что бы ни творилось в стране и в мире, полно женщин, желающих привлекательно выглядеть. Посередине зала улыбчивая репортерша Би-би-си с микрофоном в руке толкает какую-то речь перед съемочной группой. В сторонке ее поджидает важный долговязый господин в костюме. Наверное, представитель какой-то косметической корпорации.

Люди, проходя мимо, расправляют плечи, явно надеясь попасть в кадр. Мне же до того на все наплевать, что я тут же забываю про телевизионщиков и останавливаюсь у стойки с пробниками помад «Эсти Лаудер». В голове кружат мысли. Обрывочные, туманные, мучительные…

– Давайте спросим об этом у самих покупательниц! – празднично-веселым голосом произносят где-то прямо возле моего уха.

Поворачиваю голову и вижу ту самую репортершу. Она смотрит на меня и так улыбается, будто узнала во мне давнюю близкую подругу. Понимаю, что поступаю дико, но иначе не могу. Резко отворачиваюсь и ухожу к другой стойке с пробниками «МАК».

Телевизионщики, наверное, решают, что я больная или что приехала из какой-нибудь глуши. Мне все равно.

Долго смотрю на помады, потом вдруг беру самую яркую, какими я, бывало, пользовалась, до знакомства с Себастьяном, крашу ею губы и, бог знает почему, покупаю именно такую.

Шум и суета вокруг начинают действовать мне на нервы. Поспешно выхожу из магазина и решаю как можно быстрее спрятаться от внешнего мира в офисе. Консультаций на сегодня я не назначила никому, но в агентстве у меня лучше получается сосредоточиться, а собраться с мыслями надо срочно. Чтобы завтра же принять решительные меры. От этого зависит вся моя дальнейшая жизнь…