Текст книги "На край света"
Автор книги: Джулия Тиммон
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
6
Беру еще один бокал шампанского, уже третий, а есть – за целый вечер не ела ничего. Делаю два глотка, и меня начинает клонить в сон. Так и хочется прижаться к Даррену положить голову ему на плечо и до конца торжества впасть в сладкую дрему.
– Может, сбежим отсюда? – вдруг предлагает он.
Я настолько удивляюсь, что вмиг оживаю.
– То есть как?
Даррен разводит руками.
– Очень просто.
– Но ведь… твой отец еще должен толкнуть речь о благотворительности. Как-то это неудобно. Он решит, что мы им пренебрегаем.
Даррен кривится.
– Перестань. У него сегодня столько разных забот, что о нас с тобой, он, поверь, даже не вспомнит. В любом случае всегда можно сказать, что ты, например, неважно себя почувствовала. – Его лицо серьезнеет. – Тебе ведь и правда не очень-то весело, так ведь?
Без слов киваю.
– Вот видишь. Мне, признаться, тоже.
– А куда мы сбежим? – неожиданно для самой себя спрашиваю я.
Даррен задумывается и пожимает плечами.
– Можно просто покататься по городу.
– На такси? – спрашиваю я. – Удовольствие это, прямо скажем, не из дешевых.
– Почему же на такси?
Я приподнимаю руку с бокалом и делаю еще один глоток.
– Лично мне в таком состоянии к машине лучше не приближаться.
Даррен улыбается.
– А мне в таком можно спокойно сесть за руль.
Вопросительно изгибаю бровь.
– Я сегодня не выпил ни капли, – объясняет он.
Ого! – думаю я. А как рвался потанцевать! Совершенно на трезвую голову. Наверное, несмотря на все пережитые беды, по натуре он такой же веселый, каким был лет в десять.
– Ну раз так… – Допиваю шампанское и ставлю бокал на поднос проходящего мимо официанта. – Тогда едем!
Первые минуты мы просто молчим, глядя на мелькающие за окнами залитые фонарным светом улицы родного города. И, знаете, меня нисколько не тяготит это молчание. Напротив, есть в нем что-то такое, что сближает нас гораздо сильнее всяких слов, сказанных, чтобы понравиться.
Разговор завязывается естественно, как продолжение некой прерванной дружеской беседы.
– Я сразу заметил, что ты какая-то грустная, – произносит Даррен. – В чем дело? Много проблем?
– Нет, – тотчас отвечаю я так, как ответила бы большинству людей, которым хотела бы казаться вполне успешной и не обремененной никакими сложностями. Это же Даррен, напоминаю я себе, а не Себастьянов приятель-бизнесмен. – А если честно… да, проблем хватает. – Усмехаюсь, не слишком стараясь выглядеть бодрой.
Не знаю, как так происходит, но несколько минут спустя я уже взволнованно рассказываю Даррену о нашей истории с Себастьяном, причем так откровенно, будто разговариваю сама с собой.
– Понимаешь, я слишком устала от безответственных лоботрясов, от неудачников, грязнуль, нытиков, бездарей! – Я умолкаю и качаю головой.
– Среди твоих бойфрендов было много лоботрясов и нытиков? – осторожно интересуется Даррен.
– Я говорю не только о бойфрендах! – с жаром продолжаю я. – Но и просто о знакомых, о клиентах, в конце концов.
Даррен бросает на меня вопросительный взгляд.
– По профессии я психолог, – объясняю я. – Работаю в собственном агентстве, даю разнообразные консультации.
Даррен кивает.
– Молодец.
– Да не такая уж и молодец. Звучит это, наверное, солиднее, чем есть на самом деле.
– Не скромничай, – серьезным тоном говорит он.
– С другой же стороны… Да, я вложила в свое агентство массу сил. Теперь ни от кого не завишу, занимаюсь любимым делом и при этом помогаю людям. Некоторые мои клиенты, конечно с перерывами, ездят ко мне по нескольку лет. Но речь не о них. А о Себастьяне. Понимаешь, когда наши отношения перешли из стадии первых ухаживаний на более серьезный уровень, я очень обрадовалась. Подумала, что в этом и есть настоящее счастье – делить жизнь с человеком, который никогда не изменит, не подведет, не предаст.
Даррен кривит губы.
– И самые правильные, бывает, выкидывают совершенно неожиданные номера. Я с подобным сталкивался. – Он бросает на меня многозначительный взгляд и снова смотрит на дорогу. – А это ранит гораздо серьезнее, чем очередная ошибка человека обычного.
Задумываюсь. Мне вдруг вспоминается история одной моей клиентки. Ее бросил муж после двадцати трех лет совместной жизни. Не перенеся горя, она ударилась в пьянство и по прошествии полугода очутилась в реабилитационной клинике. Но и там ей не смогли толком помочь.
– Понимаете, если бы он был, как я, ну… то есть мог время от времени выпить, расслабиться в компании, я, наверное, не сломалась бы, – объясняла она, умываясь слезами в моем кабинете. – Он же для меня был полубогом. В жизни не брал в руки рюмку, жил по четкому графику, осуждал малейшее проявление халатности, безответственности, распущенности. И вдруг этот идеал, уважаемый всеми профессор связывается с молоденькой аспиранткой! Ничего подобного мне не могло даже присниться в страшном сне, понимаете? Полная неожиданность меня и убила».
Поеживаюсь. Почему я раньше не проводила никаких параллелей?
– Не знаю. В любом случае целеустремленные и преуспевающие люди вызывают уважение, – не вполне уверенным тоном произношу я.
Даррен поводит плечом.
– Вообще-то да. Но и многое другое может восхищать. Так или иначе, но, на мой взгляд, не слишком это уютно – жить с человеком, лишенным многого, что свойственно нормальным людям.
Проглатываю комок горечи.
– В этом и вся моя беда, – говорю я несчастным голосом. – Понимаешь, я, хоть и сознаю, что и сама не из лентяев, всегда чувствую себя рядом с Себастьяном недостаточно упорной, организованной, даже современной…
Даррен издает возглас удивления.
– В каком это смысле?
– Я не об одежде, не о стиле и не о предпочтениях в музыке. Хотя это касается всего, даже костюмов. Видишь ли, сам Себастьян и все его окружение живут в таком бешеном ритме, что я рядом с ними ощущаю себя черепахой. Они успевают все: каждый день тренироваться в спортзале, регулярно посещать стилистов, модные выставки и вернисажи. Работают по десять часов в сутки, но вечером непременно едут в рестораны и умудряются блистать и там. Может, чтобы быть таким, необходимо родиться американцем? – спрашиваю я.
Даррен усмехается.
– Может. Только хватает ли у этих, как ты говоришь, очень современных людей времени на то, без чего тоже нельзя? На самые простые, но очень приятные вещи?
Смотрю на него, ожидая продолжения.
– На задушевные беседы? – произносит Даррен. – Любовь, в конце концов?
Чувствую, как мне на плечи ложится уже привычный груз.
– Быть может, на любовь они смотрят как-то по-своему…
– Это как же? – опять с усмешкой спрашивает Даррен.
– Им вполне достаточно того, что у них формально есть партнер или партнерша, того, что они живут с ними под одной крышей, появляются в обществе, заводят общих детей…
– И кто же этих детей воспитывает? – с иронией спрашивает Даррен.
– Воспитатели, учителя, няни, – отвечаю я совсем погрустневшим голосом. – Или женщины, которые смиряются с судьбой и отказываются от карьеры…
– А вместе с ней и от независимости, и от собственного лица, и от осознания того, что они приносят пользу обществу, – договаривает Даррен таким голосом, будто понял меня гораздо лучше, чем я могу себе представить. Он внезапно поворачивается и смотрит на меня пристальным серьезным взглядом. – Может, именно к этому клонит твой Себастьян? Не входит ли в его планы сделать тебя своей невольницей?
Я больше не могу сдерживаться. Слезы, которые я так долго носила в себе, вдруг наполняют мои глаза и тихо катятся по щекам.
– Джой! – с испугом, тревогой и нежностью восклицает Даррен, замечая, что я плачу. – Ну что ты, подружка! Черт знает что такое! – Он резко сворачивает к обочине, останавливает машину, обнимает меня и шепчет мне в волосы: – Ну-ну… Ты ведь еще не вышла за него. Значит, все не так страшно. – Он прикасается к бриллианту на моем кольце и тут же убирает руку. – Когда вы планируете… пожениться?
Тут мой тихий плач переходит в неостановимые рыдания. Даррен крепче обнимает меня и, пока я не умолкаю, больше ни о чем не спрашивает.
Наконец моя грудь дергается от всхлипа в последний раз, я шмыгаю носом и смахиваю со щек слезы. Даррен достает из бардачка пакетик с бумажными платочками и заботливо, будто любящий отец, вытирает с моих век размазанную тушь. Удивительно, но меня совсем не смущает то, что я сижу перед ним такая «красивая». Себастьяну я в подобном виде, честное слово, не показалась бы ни при каких обстоятельствах.
Даррен гладит меня по голове и произносит негромким ласковым голосом:
– Знаешь, о чем я сейчас вспомнил?
– О чем?
– О похоронах твоего Мыша. Ты вот так же рыдала, а я был готов перевернуть весь мир – так мне было тебя жаль.
Моего хомячка звали Мыш. Я очень долго подбирала ему кличку и наконец назвала, может, потому, что мне очень понравилась столь же нехитрая придумка Даррена – Крыс.
– Потом мне было жаль тебя, – с улыбкой бормочу я. – Когда мы хоронили твоего Крыса.
– Интересно, сохранились ли еще могилки? – задумчиво произносит Даррен. – Хотя бы надгробные камушки?
Смеюсь.
– Можно съездить, проверить.
– Сейчас? – оживленно спрашивает он. – Все детство мечтал ночью побывать на «кладбище». Но без уважительной причины было как-то неудобно и жутковато.
Его голос звучит столь серьезно, что я опять не удерживаюсь от смеха. «Кладбище», где мы похоронили хомяков, – это небольшой пустырь позади дома Хиддеров. Когда-то нам всерьез казалось, что к хомячьим могилкам надлежит ходить, как к человеческим. Теперь же, хоть и давно притупившаяся боль от утраты крошечного друга еще живет где-то в дальнем углу моего сердца, воспоминания о похоронах, разумеется, вызывают улыбку.
– Ты давно не ребенок, – напоминаю я Даррену.
– Но детские мечты, если их не осуществить, не покинут тебя до гробовой доски, – говорит он.
Мы мгновение-другое смотрим друг на друга не мигая, а потом смущенно отводим взгляды.
– Нет, – говорю я, сознавая, что, если развить его мысль, это бог знает чем закончится. – Ночью мы на могилки не поедем, даже на хомячьи. Выкроим время днем. Если, конечно, ты не завтра уезжаешь?
Даррен качает головой.
– Не завтра.
Какое-то время молчим. Вспоминаю, на чем прервался наш разговор о Себастьяне, и возгораюсь неукротимым желанием продолжить его.
– Ты спросил, когда мы с Себастьяном поженимся… – Взволнованно сглатываю слюну, смачивая пересохшее горло. – Думаю, свадьбы вообще не будет.
Даррен смотрит на меня с сочувствием, к которому, как мне кажется, примешивается некое не вполне уместное чувство – радости или облегчения. Спешу продолжить, чтобы не задумываться об этом и не наделать неверных выводов.
– Я еще ни с кем про это не разговаривала. Только с Бобби, чтобы они с Сарой строили планы независимо от моих. И с Мелани. – На минуту умолкаю и собираюсь с мыслями. – Дело в том, что, когда я летала к Себастьяну в последний раз, он поставил вопрос ребром: или закругляйся со своим агентством теперь же и переезжай ко мне, чтобы до свадьбы какое-то время пожить вместе и поближе узнать друг друга. Или… – Мои губы снова начинают дрожать. До боли сжимаю их, чтобы больше не ныть.
– Или что? – спрашивает Даррен таким тоном, будто продолжение моей фразы не очевидно.
Глубоко вздыхаю, пытаясь привести в норму дыхание.
– Или давай расстанемся, – произношу убийственные слова, которые до сих пор старательно пыталась не вспоминать ни в разговорах с кем бы то ни было, ни даже в рассуждениях с самой собой.
Даррен хмурится и качает головой.
– Подожди, подожди… Что-то я ничего не пойму. А любовь? Любовь у вас была?
– Была! – почти вскрикиваю я. – И есть, – добавляю я гораздо тише. – Себастьян говорит, что я его богиня, залог его счастья. Он бывает очень романтичным. Сдержанно романтичным, – поправляю себя. И спешу добавить: – Но мне это нравится.
– Да уж! – Даррен хмыкает.
– Именно из-за любви ко мне он и хочет, чтобы я скорее к нему переехала! – восклицаю я, охваченная желанием защитить Себастьяна. – А мое агентство, работа… Ну, такие уж у него взгляды на жизнь. По его мнению, идеальная семья – это когда женщина посвящает себя детям, а мужчина обеспечивает их всем необходимым.
– Ты разделяешь это мнение? – с нотками злости спрашивает Даррен.
Втягиваю голову в плечи, будто желая спрятаться от мороза.
– Не совсем.
– Не совсем? Или вообще не разделяешь? – настойчиво уточняет Даррен. – По-моему, каким бы современным ни был твой Себастьян, его отношение к семье и к женщине в высшей степени допотопное.
Тяжко вздыхаю, понуриваю голову и на миг закрываю глаза.
– Я запуталась, так запуталась, что, кажется, скоро не выдержу.
– Выдержишь, – неожиданно нежным голосом говорит Даррен. – Главное, принять верное решение.
Медленно поворачиваю голову и смотрю на него с надеждой, как на гадалку, которая вот-вот расскажет тебе всю правду о завтрашнем дне.
– Наверняка он отвел тебе на размышления какой-то срок?
Удивленно киваю. Надо же, какой догадливый!
– Да. Два месяца. Мы решили все это время вообще не общаться – чтобы не мешать друг другу. Впрочем, Себастьяну обдумывать нечего. Если я позвоню сегодня же и скажу, что уже готова переселиться к нему, он будет только рад. Все зависит от меня. А я… – Из моей груди вырывается стон.
– Прошу тебя, не надо так изводить себя, – просит Даррен, легонько похлопывая меня по плечу.
Киваю и договариваю:
– А я – представляешь? – все это время хожу как в воду опущенная и никак не могу заставить себя поразмыслить обо всем трезво и спокойно.
– Если не можешь, значит, и не мучайся, – уверенно говорит Даррен. – Решение придет само собой, может за единственную минуту. Не исключено, не в назначенный срок, а раньше или позже.
– Позже нельзя. Себастьян разозлится!
Даррен смотрит на меня с прищуром.
– Ты что же, боишься его?
Энергично качаю головой, внезапно сознавая, что я действительно побаиваюсь жениха.
– Нет, ну что ты… Точнее… Я его просто уважаю. Преклоняюсь перед его порядочностью. И не хочу разочаровывать.
– То есть мысль о том, что срок, возможно, придется нарушить, тебя пугает? – спрашивает Даррен, пытливо вглядываясь в мое лицо.
Пожимаю плечами и вся сжимаюсь.
– В некотором смысле…
– Значит, ты не чувствуешь себя с ним свободно? Стремишься соответствовать каким-то его требованиям и вынуждена все время поступаться какими-то своими интересами?
К чему он клонит?
– Гм… вроде того.
– Стало быть, ты все же боишься его, – заключает Даррен. Он заправляет за мое ухо тонкую прядку выбившихся из прически волос и со всей серьезностью смотрит мне в глаза. – Нельзя все время пребывать в страхе. Ты должна либо как-то изменить положение и отделаться от боязни, либо… – Он умолкает.
Как хорошо, что я сейчас не одна. Если бы рядом не было Даррена, мне бы, наверное, казалось, что выхода из этого лабиринта вообще нет.
– Знаешь, – произносит Даррен приглушенным голосом, – хоть я совсем не знаю твоего Себастьяна, хоть он безумно успешный и все прочее, но, на мой взгляд, тебе нужен совсем другой парень.
– Что?! – вырывается у меня.
– Тебе нужен другой мужчина, – тверже и громче, не глядя на меня, повторяет Даррен.
Усмехаясь, качаю головой. Нет, расставаться со всеми своими мечтами о нашей с Себастьяном общей жизни я не готова. Да и не хочу. Нужно всего лишь устроить все так, чтобы и он и я остались довольны. Возможно ли это? – звучит в моей голове тонкий голосок. Не знаю. Проклятье! Я поразмыслю обо всем потом. Не стоит портить такой вечер.
– Это я так его описала, – говорю я, убеждая себя в том, что сгустила краски. – Себастьян не только фанатично увлечен бизнесом и не только строг в своих суждениях, он еще и тактичен, воспитан, хорош собой. Я ни разу не слышала, чтобы он на кого-то повысил голос. Даже злиться и негодовать у него получается сдержанно, культурно. Это, знаешь ли, большая редкость.
Даррен поводит плечом и что-то собирается ответить, но, видимо, передумывает и лишь качает головой.
– Мне просто не хотелось бы, чтобы ты страдала, – говорит он, по-прежнему глядя на ветровое стекло.
– Спасибо, – отвечаю я.
Замечаю, что у него на скуле вздрагивает мускул. И что нервно дергается кадык.
– Думаешь, я просто так это сказал? Ради красного словца? – Он неожиданно поворачивается ко мне и смотрит на меня исполненным чувств напряженным взглядом. – Нет, Джой. Мы много лет не виделись, и, может, в каком-то смысле и правда друг друга теперь не знаем, но что-то из глубин детства, оттуда, где все начиналось… оно ведь навсегда остается с тобой. – Он протягивает руку, нежно треплет меня по щеке и грустно улыбается. – Мне правда очень важно, чтобы ты была счастлива.
– Спасибо, – повторяю я, охваченная странной тоской и желанием набраться мужества и резко переменить жизнь. – И спасибо за то, что выслушал меня, что попытался помочь. – Мои губы растягиваются в такой же, как у него, печальной улыбке. – Удивительно, что я заговорила об этом с тобой. Настолько откровенно я не болтала о Себастьяне ни с кем, даже с Мелани. Хоть и очень в этом нуждалась.
– Серьезно?
Киваю. Какое-то время молчим. На меня вдруг находит необъяснимая робость. Возникает чувство, что и руки я сложила на коленях не так, как надо, и прическа у меня безбожно растрепалась. Но что самое главное – похоже все это и массу других мелочей замечает Даррен. Черт! А я так радовалась, что при нем могу дышать совершенно свободно!
Дабы разрушить неловкость, снова заговариваю. На сей раз не о Себастьяне – о нем сейчас лучше вообще больше не думать. А о Хэлли. Рассказываю все, что приключилось сегодня на вечере.
– Вот такие дела. У меня теперь сердце не на месте. Чувствую себя виноватой. Как-никак я ее старшая сестра и могла бы предотвратить беду, а я пошла у этой дурочки на поводу. Где она сейчас? С ним?
Даррен с полминуты обдумывает услышанное.
– Во-первых, ни в чем ты не виновата, – рассудительно говорит он. – Во-вторых, все, что могла сделать, чтобы отговорить ее от этой глупости, ты сделала. – Он задумчиво пощипывает подбородок. – А сколько Хэлли лет?
– Двадцать два.
Даррен хмыкает.
– Тогда тем более нет смысла тревожиться! Даже если этот недоумок поиграет с ней и бросит, она достаточно взрослая и сможет пережить такую беду. Зато впредь наверняка будет умнее.
Моя тревога, как ни странно, с каждым его словом только усиливается.
– Да, но сложно предугадать, насколько серьезно она им увлечется и не обезумеет ли настолько, что позволит унижать себя, позорить, выставлять на посмешище. А ничего другого ее с ним не ждет – я поняла это в то мгновение, когда он перевел на нее взгляд своих наглых самодовольных глаз! Надо бы что-то предпринять. Но что? В тех кругах, где он теперь вращается, у меня знакомых нет. Да если бы и были, они бы не помогли.
Даррен прищуривается.
– Как, говоришь, его зовут?
– Дэниел Раффнер.
– Дэниел Раффнер, – медленно повторяет он. – Обещаю, я что-нибудь придумаю. Дай мне свой телефон. Я завтра же позвоню.
Он так уверенно об этом говорит, что, хоть и никакого плана действий еще не придумано, у меня заметно легчает на сердце.
7
– Пообещай, что сегодня же поедешь в спортзал, – твердым тоном говорю я Иану Девину который, расставшись с двумя подругами, потерял почву под ногами и сидит передо мной, чуть не плача. – Физические нагрузки заставляют мозг на время отключаться. Так ты быстрее придешь в себя.
Иан смотрит на меня глазами бездомного пса, получившего пинка от озлобленного на весь мир неудачника прохожего.
– Ты меня слышишь? – с мягкой настойчивостью спрашиваю я.
– Угу, – мычит в ответ Иан.
– И запомни на будущее: если строишь отношения сплошь на лжи, они рано или поздно рухнут как карточный домик.
Он умудрялся целый год пудрить мозги двум девицам, а на свидания ездил через день то к одной, то к другой. И обеим клялся в неземной любви. Однажды, как и следовало ожидать, одна нагрянула к нему в тот момент, когда он осыпал ласками и признаниями вторую. Сами понимаете, что из этого вышло.
– На сегодня все, – говорю я, глядя на экран сотового. – Наше время истекло. – Телефон, будто дождавшись нужной минуты, затягивает мелодию. – Увидимся на следующей неделе. И выше нос!
– Угу, – опять мычит Иан, шаркающей походкой направляясь к выходу.
Когда за ним закрывается дверь, я подношу трубку к уху и нажимаю на кнопку приема.
– Алло?
– Привет! – звучит из нее голос, который, как мне кажется, всю ночь утешал меня в каком-то светлом сне.
– Даррен! Очень рада тебя слышать.
– И я тебя. У меня созрел план.
– Правда?
– Да. Если уделишь мне сегодня часок-другой, с радостью посвящу тебя в подробности.
– Гм… да, конечно, – с небольшой заминкой отвечаю я, глядя в ежедневник. – Через десять минут у меня следующий клиент, потом, после перерыва на ланч, еще один. Перерыв начинается в час. Так что, если в это время ты свободен…
– Постой! – смеясь восклицает Даррен. – Если не ошибаюсь, сегодня суббота. Какие могут быть клиенты в выходные?
Я лишь вздыхаю в ответ.
– Бедняга, – сочувствует мне Даррен. – Говоришь, в час?
Диктую ему адрес.
– Перекусить можем в итальянском ресторанчике, тут поблизости. Или прямо в моем агентстве. Я сбегаю за…
– Никуда не бегай, – перебивает меня Даррен. – Я все привезу. До скорого!
В течение следующего сеанса я то и дело ловлю себя на том, что мои мысли переключается с рассказа Терезы Карр о тяготах вдовьего одиночества на радужные мечты о ланче вдвоем с Дарреном. Хорошо еще, что Тереза одна из моих давних клиенток, что ее историю я прекрасно знаю и что жизнь ее течет весьма однообразно. Словом, ничего важного я не пропускаю.
По-моему, никакие советы и методики Терезе не помогают. По одной простой причине – она упивается своими страданиями. Однако, по ее словам, с моей помощью ей легче переживать бескрайнее горе. Поэтому мы по сей день общаемся и испытываем все новые и новые способы борьбы с подобными несчастьями.
Даю ей очередную порцию советов, желаю приятных выходных и, наконец оставшись одна, содрогаюсь в предвкушении волнительной встречи. Почему я так ее жду? Наверное, потому, что в каком-то смысле рада вернуться в детство. И еще потому, что чувствую – наша с Дарреном дружба никогда не умирала, а всего лишь пережидала разлуку.
Подскакиваю к зеркалу и дотошно изучаю свое отражение. Надо заметить, сегодня я выгляжу свежее, хоть и не очень выспалась, к тому же вчера целый вечер утешалась шампанским. Но еле заметные круги под глазами все же темнеют, а с губ, когда я пила кофе после Ианова ухода, стерлась помада.
Суетливо достаю из сумки косметичку, подушечками пальцев наношу на нижние веки немного тонального крема, подкрашиваю губы, приглаживаю руками утянутые в хвостик волосы, но в последнюю минуту распускаю их и наспех расчесываю.
Раздается стук в дверь.
– Входите! – кричу я, оправляя узкую рубашку.
На пороге появляется Даррен.
– Привет! Твои вкусы наверняка изменились, но, надеюсь, ты не против вспомнить прошлое? – Он поднимает руки с бумажными пакетами из «Макдоналдса».
Смеюсь, объятая таким светлым чувством, что глаза влажнеют от слез.
– Вспомнить прошлое? По-моему, именно это мне сейчас и нужно.
– Вот и прекрасно, – весь сияя, говорит Даррен. – А мне сейчас нужно угодить тебе.
Я придвигаю к дивану журнальный столик. Даррен ставит на него пакеты и кладет стопку журналов, которые держал под мышкой.
– А это что? – удивляюсь я, глядя на верхний, свежий выпуск «ОК!».
– Это наши помощники в операции по спасению Хэлли, – отвечает Даррен, опускаясь на диван.
Бросаю на него вопросительный взгляд и иду готовить кофе.
– Я подумал, – начал Даррен, – и решил, что выход у нас один. Если, конечно, ты решительно настроена вмешаться, – многозначительно добавляет он.
– Да, настроена, – без малейшего сомнения говорю я.
Даррен кивает.
– Тогда нам следует устроить все так, чтобы Хэлли как можно быстрее увидела этого красавца в самом неприглядном виде, – продолжает он. – То есть вдрызг пьяным, полуголым, окруженным девицами сомнительного поведения.
Слегка нахмуриваюсь.
– Я с самого утра накупил этой ерунды. – Даррен кивает на журналы. – И тщательно изучил фотографии, на которых изображен Раффнер. Некоторых из его приятелей я знаю со школьных времен. А с отцом одного из них и сейчас общаются мои родители. Его номер я без труда узнал и позвонил ему. Сам этот парень художник, остро нуждающийся в разнообразных впечатлениях, поэтому где только не бывает. О Раффнере говорил в презрительном тоне. Он-то и рассказал мне, в каких местах Раффнер особенно оттягивается. Я подумал, что если мы в разгар такого веселья появимся там с Хэлли…
Я замираю с кофейными чашками в руках и пару секунд смотрю на него не моргая. Потом медленно киваю.
– Да, пожалуй, это единственный выход. Хэлли будет больно, зато все закончится быстро и, надеюсь, без серьезных последствий.
– Все закончится очень быстро. Очередная такая попойка устраивается уже сегодня, – говорит Даррен. – Я знаю адрес. Пройти туда, как мне сказали, можно без проблем. А если возникнут затруднения, скажем, что нас пригласили такие-то. Это сработает как пригласительный билет.
Наливаю кофе и сажусь рядом с Дарреном. Он достает два бигмака и тосты с ветчиной. Его лицо делается шаловливо-лукавым.
– Хотел купить еще и мороженое специально для тебя, но подумал, что ты меня неправильно поймешь.
Беру тост и откидываюсь на диванную спинку.
– У меня такое чувство, что я пойму все, что бы ты ни выкинул.
Даррен смотрит на меня с улыбкой, потом неожиданно серьезнеет, опускает глаза и отворачивается. Я вдруг вспоминаю о том, что, по словам мамы, у него и своих неприятностей хватает с лихвой. Что из-за них он и приехал в Лондон, а Беатриса даже мечтает отправить его за помощью в мое агентство. Мне делается ужасно стыдно. Кладу руку ему на плечо.
– Послушай-ка… А как твои дела? Про себя ты не рассказал ровным счетом ничего. Почему ты один, без жены? Надолго ли приехал к родителям?
Даррен смотрит на меня, сдвинув брови.
– Без какой еще жены? Я никогда не был женат.
– Да? А… гм… – Я спотыкаюсь и почему-то смущаюсь. – По-моему, мы с ней даже знакомы. С такой… гм… рыженькой. – Проглатываю слюну, желая заглушить шевельнувшееся в груди неприятное чувство. Что это такое? Неужели ревность? Нет, честное слово, это же смешно! Впрочем, может, не так уж и смешно. Говорят, нередко отцы ревнуют дочерей к зятьям, матери – сыновей к невесткам, сестры – братьев и наоборот. А Даррен мне почти как брат. Много лет я знала его намного лучше, чем Бобби.
Стараюсь прогнать глупую конфузливость и смотрю в глаза Даррену. В них отражается боль.
– С той рыженькой мы разошлись, – медленно произносит он.
– О-о-о, – протягиваю я, хоть и испытываю облегчение. – Мне очень жаль, Даррен!
Он жестом просит меня не рассыпаться в словах сочувствия.
– Это случилось довольно давно, уже полтора года назад.
– Как?! – вырывается у меня. – А я подумала…
Даррен прищуривает глаза, и в них снова мигают веселые огоньки.
– А чему это ты так удивляешься? Сама же говоришь: о себе ты не рассказал ровным счетом ничего.
– Просто… – Умолкаю. Если я скажу, что, мол, знала, что у тебя неприятности, он задастся вопросом: почему же тогда до сих пор ты только и твердила, что о своих проблемах? Теряюсь.
Даррен улыбается.
– Все ясно. Моя мама позвонила твоей, а та, конечно, хоть и не все запомнила и чего-то недопоняла, поделилась новостями с тобой. – Он усмехается. – Не удивлюсь, если узнаю, что мама прикидывает, как мне помочь, несмотря на то что сама ничего толком не знает. К тебе на прием меня случайно не записали? – Он смеется.
– Почти записали, – улыбаюсь и я.
– Как трогательно! – Даррен шлепает себя по колену. – Может, приступим к душеспасительной беседе, а, доктор Фил? – спрашивает он комично-траурным голосом.
Пихаю его локтем в бок.
– Попрошу без насмешек! Многие мои клиенты весьма мною довольны!
– Мужчины или женщины? – спрашивает Даррен.
– Хватит кривляться. Я в любом случае не взялась бы тебе помогать.
Лицо Даррена становится испуганным.
– Думаешь, я безнадежен? – спрашивает он панихидным тоном.
– Хорош валять дурака! – прикрикиваю на него я, а на губах играет улыбка. – Родным и близким психолога лучше обращаться к другому специалисту. К человеку со стороны.
Даррен кокетливо опускает ресницы.
– Значит, я для тебя родной и близкий? Или просто родной? Или всего лишь близкий?
Со смехом легонько ударяю его по ноге.
– Хватит! А то я обижусь.
– На что? – с наигранным изумлением спрашивает он.
Заставляю себя посерьезнеть и поджимаю губы. Даррен приподнимает руки и глубоко вздыхает.
– Ладно-ладно. По сути, мне все равно, родной я тебе или близкий. Мне подходит и первое и второе, – говорит он уже без смеха в голосе. – А проблемы мои не такие уж и страшные. Во всяком случае, все выяснилось и водить за нос меня больше не будут. Надеюсь.
Молча жду продолжения. Даррен грустнеет и умолкает. Потом без лишних эмоций, глядя перед собой, начинает рассказывать:
– Эта, как ты ее называешь, рыженькая, Маргарет Джилл, ушла от меня потому, что, как она сказала, вдруг ощутила острую потребность пожить одна, поразмышлять о смысле бытия и все в таком духе. Конечно, я сразу заподозрил неладное, но доказать, что мне врут, не мог, а опускаться до слежки и каких-либо разбирательств просто не желал. В это же самое время мой ближайший друг и деловой партнер, Гарри Гарднер, ни с того ни с сего решил переселиться на другой конец города и перестал ездить на вечеринки, на которых раньше мы неизменно бывали вместе, в наши любимые клубы, бары и так далее.
Он говорит вполне спокойным тоном, лишь кажется несколько раздосадованным. Слушаю его молча, представляя себе сцену их с Маргарет расставания и гадая, сильно ли он страдал.
– Во мне все это время говорили подозрения, но доказательств не было, а устраивать скандал на пустом месте было глупо. И вот совсем недавно мои догадки подтвердились: Маргарет, не трудясь даже ради приличия в одиночестве поразмышлять о жизни, от меня сразу переселилась к Гарри. Больше года они пудрили мне мозги, прикидываясь, что друг о друге ничего не знают! Когда правда всплыла, честное слово, я взбесился так, что не смог больше видеть ни одного, ни другую.
– Ну и история! – качаю я головой. Хочется сказать что-нибудь такое, что хоть немного облегчило бы его тоску. Но разве в подобном случае подберешь нужные слова! Поджимаю губы и сочувственно вздыхаю.
– Если бы они в самом начале честно объяснили мне: так, мол, и так. Не можем друг без друга, и все тут, – продолжает Даррен, – мне, конечно, было бы неприятно, но, честное слово, это я пережил бы. Они же предпочли накормить меня еще и целым возом вранья, усугубить мои мучения. – Он дергает головой. – Не понимаю! Неужели оба верили, что смогут всю жизнь водить меня за нос? Или надеялись, что со временем я настолько охладею к Маргарет, что мне уже будет все равно, с кем она?