Текст книги "На край света"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Наверное, у нее не все дома, думаю я. Отказаться от такого симпатичного, веселого и неунывающего парня! Так его обмануть! Я бы на ее месте… Я отворачиваюсь и качаю головой, прикидываясь, что нахожусь вся во власти негодования.

Даррен взмахивает рукой.

– Вообще-то я никогда не пылал к ней такой страстью, какой, скажем, Наполеон к Жозефине. – Он усмехается. – Если точнее, я вообще никакой особенной любви не испытывал. Мы сошлись просто потому, что нам обоим надоело встречаться от раза к разу и захотелось семейного тепла. Я даже никогда в жизни не заводил речи об официальном браке и не делал никаких намеков.

– Может, это ее и тяготило? – предполагаю я.

Даррен пожимает плечами.

– Не сказал бы, что ее что-либо тяготило. С другой же стороны… Да бог его знает! Но, говорю же, я все понял бы, если бы со мной обошлись честно. Но при таком раскладе… – Он сокрушенно качает головой.

Какое-то время молчим. Я до сих пор держу в руке тост, но не откусила ни кусочка. Как-то неудобно жевать, когда человек открывает тебе душу. Да я и не очень хочу есть. Возвращаю бутерброд в коробку и осторожно интересуюсь:

– И как же ты поступил?

– Тут же заявил Гарри, что я не смогу и дальше ему доверять, тем более совместно с ним вести дела. Он каялся, пытался что-то объяснить, но я даже не вслушивался в его слова. Мне хотелось немедленно уехать. Чтобы начать совершенно новую жизнь где-нибудь подальше, чтобы ничто не напоминало о прошлом. В общем, Гарри выкупил у меня мою долю, я продал дом и умчался. – Он прикладывает руку к груди. – Знаешь, я не остался бы там ни при каких обстоятельствах. Даже если бы Гарри наотрез отказался платить мне, даже если бы не нашлось покупателей на дом. – Он вздыхает, смотрит на стол, улыбается и кивает на бигмак. – Ты теперь такие гадости в рот не берешь, правильно?

Качаю головой.

– Беру. Просто заслушалась тебя.

– Болван! – Даррен шлепает себя по лбу. – Принес даме угощение и не даю ей есть потому, что ударился в воспоминания! – Он смотрит на меня с нежностью, неожиданно берет мою руку и сжимает ее. – Знаешь, иногда я жалею, что не женился семилетним мальчишкой.

У меня перехватывает дыхание.

– На тебе, – просто добавляет Даррен. – Представляешь, как спокойно и счастливо нам обоим жилось бы? Избежали бы сотни проблем, не ведали бы разочарований. Ты ведь единственная в мире женщина, которой я всерьез предлагал руку и сердце.

Он смеется, а я думаю о том, есть ли в его шутке хоть доля правды. И если есть, то какова она.

– Семилетних не женят нигде, тем более в Англии. – Стараюсь, чтобы голос звучал весело и непринужденно. – Так что сожалеть не о чем.

Даррен смотрит на меня с улыбкой, внезапно серьезнеет, потом снова грустнеет. Мы оба смущаемся и опускаем глаза.

– Пожалуй, я сварю новый кофе. Этот совсем остыл. – Поднимаюсь с дивана и иду к небольшой стойке в противоположном конце офиса, на которой стоит кофеварка и микроволновая печь.

Чтобы не молчать и не тушеваться, начинаю рассказывать ему об Иане и его разбитом сердце, естественно не называя имени, а сама все думаю о том, помнит ли Даррен про чуть не состоявшийся поцелуй в гардеробной, про те свои пламенные речи и про позор, который нас постиг с появлением гардеробщика.

Если бы я попыталась провернуть операцию одна, она провалилась бы на первом же этапе. На сегодняшний вечер у Хэлли запланирована встреча с подругой, а с Раффнером они договорились увидеться завтра. Еще бы! – думаю я. Сегодня он очень занят.

О том, что их знакомство благополучно завязалось, сестренка заявляет мне не без гордости, к тому же таинственным голосом. А на мое предложение кое-куда съездить вместе с нами пренебрежительно фыркает.

– Нет, Джой! Ты уж извини, но любая твоя компания нагонит на меня тоску.

– Это не ее компания, а моя, – подключается к разговору Даррен. – К тому же мы не сейчас зовем тебя с собой, даже не вечером, а ближе к ночи. На этих вечеринках народ собирается поздно, часов после десяти. Это в Челси, в роскошной квартире одного моего приятеля. На крыше этого дома настоящий сад, – небрежно добавляет он.

Откуда ему известны такие подробности? – озадаченно думаю я.

Даррен, видимо, замечает мое недоумение.

– В этом доме я уже бывал, – объясняет он.

Когда? – возникает в моей голове вопрос. И с кем? Уж точно не со мной.

Во взгляде Хэлли светится любопытство. Слова «роскошная квартира», «настоящий сад» и «поздно» действуют на нее магически.

– В общем, смотри сама, – говорит Даррен, прекрасно понимая, что она заинтригована и, можно сказать, уже у нас в кармане. – Если ты согласна, спокойно дуй на встречу к своей подруге, а где-нибудь в начале двенадцатого мы заедем за тобой.

Хэлли подозрительно сужает глаза.

– А с чего это вдруг вы решили взять меня с собой?

Теряюсь. Мы никогда никуда не ездили вдвоем. Во всяком случае, взрослыми. Вчерашнее торжество было едва ли не единственным, на котором мы появились вместе. Положение опять спасает Даррен.

– Я в Лондоне недавно, – с лукавым выражением лица объясняет он. – Со всеми бывшими приятельницами не общаюсь, а на модных вечеринках принято бывать с красивыми спутницами. Я подумал: у меня аж две хорошенькие молодые соседки! Приглашу их обеих. Пусть все завидуют.

Хэлли игриво хихикает и машинально ленивым жестом поправляет волосы. Они у нее тоже длинные, но в отличие от моих, волнистых, совершенно прямые.

– Ладно. Тогда буду ждать звонка.

Выходим на улицу и останавливаемся посреди тротуара. Даррен смотрит на часы и присвистывает.

– До одиннадцати еще целая вечность. У тебя есть какие-нибудь планы?

Пожимаю плечами. Если бы не он, я бы, как обычно в последний месяц, заперлась бы одна дома, слонялась бы из угла в угол, терзаемая мыслью о том, что надо что-то решать насчет Себастьяна, не желала бы думать об этом сегодня и лишь впустую потратила бы время.

– Никаких особенных планов у меня нет.

– А неособенные? – с хитрой полуулыбкой спрашивает Даррен.

– Хотелось бы переодеться, – говорю я, глядя на свою рубашку и брюки, которые я надела утром. – Ну и поужинать. – Прикладываю руку к животу, с удовольствием отмечая, что я действительно не прочь как следует подкрепиться. У меня уже целый месяц почти не было аппетита.

Даррен прищуривается.

– А если я напрошусь к тебе в спутники на весь сегодняшний вечер, ты не сочтешь меня нахалом?

– Что ты такое говоришь! Я сама с удовольствием попрошу тебя стать на сегодня моим спутником.

Даррен хлопает в ладоши.

– Ну и отлично!

Мы умышленно выбираем этот небольшой ресторанчик с уютной, почти домашней обстановкой. Даррен говорит, что громадные залы с тяжелыми драпировками, хрустальными люстрами, золотистыми канделябрами и расфуфыренной публикой вызывают в нем скорее дискомфорт, нежели восторг. Я, изрядно уставшая от блистательного Себастьянова мира, с удовольствием соглашаюсь поехать в такое место, где нет нужды сидеть с величественным видом, а можно по-настоящему расслабиться и поболтать по душам.

Даррен теперь весел и сыплет шуточками. Так и кажется, что он совершенно не помнит о предательстве и лжи компаньона и бывшей возлюбленной. Я же то и дело возвращаюсь к этому мыслями.

Время проходит незаметно. Когда мы после ужина потягиваем кофе и наш разговор на минуту прекращается, я осторожно интересуюсь:

– И что же ты планируешь теперь делать? Поселишься в Лондоне?

Даррен опускает чашку на блюдце и выглядывает в окно. На улице сгустились сумерки и вовсю светят фонари. Час довольно поздний, но сегодня суббота и погода, как по заказу, теплая и безветренная, поэтому людей кругом столько, что кажется, будто все празднуют какой-то веселый общенародный праздник.

– Нет, – помолчав, отвечает Даррен. Теперь в его глазах нет тоски и голос звучит вполне спокойно. – Лондон я люблю, но он слишком шумный. Тут всюду машины, промышленные предприятия, а народ одержим идеей зарабатывать деньги. Богатство и комфорт, богатство и комфорт… – дважды произносит он, задумчиво глядя на фонарный столб за окном. – Вот каков девиз современных крупных городов. Может, когда-нибудь я и вернусь сюда. А пока молод и здоров, хочу пожить другой жизнью. – Он умолкает.

Я какое-то время жду продолжения. Даррен выглядит так, будто с головой ушел в какие-то мечты или раздумья.

– Какой же жизнью ты хочешь пожить? – негромко спрашиваю я.

Даррен вздрагивает, переводит взгляд на меня, и я вдруг вижу перед собой того мальчишку, которого знала и любила в детстве. Во всяком случае, его глаза делаются совершенно такими, какими были давным-давно.

– Помнишь, я рассказывал тебе, что какие-то наши далекие предки жили на севере Шотландии и у них даже был небольшой замок?

– Да, – говорю я, отчетливо вспоминая, в какой восторг приводила маленького Даррена семейная легенда.

– Ничего конкретного мне узнать не удалось, как я ни пытался раздобыть побольше сведений. Но в один прекрасный день в голову пришла безумная идея махнуть туда, на самый север. И посмотреть, как там живется. Например, в Джон-о-Гротс. Подышу тем воздухом, которым дышали мои предки. Занятие для меня, надеюсь, найдется.

– Джон-о-Гротс, – медленно произношу я. – Можно сказать, край света.

Даррен улыбается.

– Ну да.

Смотрю на него в полном изумлении. Другой бы на его месте назло невесте и другу обосновался бы в Лондоне, добился бы небывалых успехов и при случае дал бы обидчикам знать: вот, мол, кого вы потеряли. Он же совершенно лишен тщеславия. И как будто не горит желанием отомстить. Даже самым гуманным образом…

Даррен допивает кофе и смотрит на часы.

– Ого! Как быстро пролетело время! Вот что значит приятная компания. – Улыбается. – Пора ехать за Хэлли. Позвони ей.

Достаю телефон и какое-то время смотрю на него, собираясь с духом.

– Что-то мне… тревожно. Может, пока не поздно, откажемся от этой затеи?

– По-твоему, будет лучше, если сегодня этот болван будет с удовольствием предаваться разврату, а завтра с наглыми глазами явится на свидание к твоей сестре?

Энергично качаю головой.

– Конечно нет. Но… – вздыхаю, – может, просто рассказать ей об этом?

– Думаешь, она к тебе прислушается?

– Гм… нет, не думаю.

– Тогда едем.

8

Никогда не бывала на столь диких вечеринках и, честное слово, ничего не потеряла бы, если бы не показывалась и на этой. Дом с садом на крыше действительно роскошный, но есть в этом роскошестве нечто отталкивающее. Это чувствуется особенно остро, когда входишь внутрь и видишь собравшихся на вечеринке людей. Сразу создается впечатление, что большинство из них пресытились блеском и дороговизной и страдают, потому что внутреннюю пустоту не забьешь ни бриллиантами, ни шмотками от Гуччи.

Всюду визжат, пьют и громко хохочут. Стойка в дальнем конце огромной гостиной заставлена бокалами, которые, по-видимому, не успевают убирать. Лица освещены фиолетово-серыми блуждающими лучами, поэтому кажется, что вокруг не люди, а сплошь воскресшие покойники.

Внутренне содрогаюсь и осматриваюсь по сторонам, желая скорее найти Раффнера, показать его Хэлли и исчезнуть отсюда. Увы, его нигде нет.

– Желаете? – спрашивает вынырнувшая из толпы официантка, кивая на бокалы с синей жидкостью, поблескивающие на подносе.

– Гм… – Секунду-другую медлю и решаю, что бокальчик коктейля мне не помешает. Чтобы царящий вокруг разгул не слишком резал глаза. – Спасибо.

Хэлли берет коктейль обычным лениво-грациозным жестом, а на происходящее тут и там глазеет не без интереса, но с легким испугом.

– Вдруг его вообще тут нет? – произношу я на ухо Даррену, поднявшись на цыпочки.

– Если нет, просто уйдем, – невозмутимо говорит он. – Надо проверить везде. А комнат тут дай бог!

Киваю и собираю в кулак все свое мужество. Музыка грохочет так, что, кажется, кто-то колотит тебе палочками ударника прямо по барабанным перепонкам. Того громче визжат развязные девицы.

Внимательно изучаем зал, потягивая через трубочки коктейли. Нет, Раффнера тут определенно нет. Идем к выходу. У самой двери кто-то вскрикивает:

– Даррен!

Одновременно поворачиваем головы. С громадного кожаного дивана вскакивает и торопливо приближается к нам парень неопределенного возраста с длинными спутанными волосами и трехдневной щетиной. Художник, догадываюсь я.

– Здорово, приятель!

– Привет, Эдди!

Длинноволосый и Даррен обмениваются рукопожатием и похлопывают друг дружку по плечу.

– Рад тебя видеть! – восклицает Эдди. – Э-э… – Он вскидывает руку и собирается о чем-то сообщить, но Даррен, судя по всему, подает ему некий запретительный знак.

Эдди с ходу его понимает.

– А-а… В общем, тут веселятся в четырех комнатах. – Он указывает рукой на раскрытые двери длинного коридора. – Счастливо отдохнуть!

– Спасибо, – говорит Даррен.

Эдди возвращается на диван, где его ждут две девицы – судя по виду, изрядно выпившие.

У меня в голове мелькает мысль: Даррен не представил нас своему приятелю. Ну и хорошо, тут же отмечаю я. Обзаводиться новыми знакомыми в подобном обществе нет ни малейшего желания.

– Ой! – взвизгивает Хэлли. – Это же Ричард Фрай! Смотрите!

Мы с Дарреном прослеживаем за ее взглядом. Самодовольный Фрай что-то громко рассказывает собравшейся возле него кучке загорелых людей. У него на шее в буквальном смысле висит дородная женщина. Ее короткое платье задралось, и из-под него выглядывает почти голый зад.

Даррен усмехается и ведет нас вперед по коридору. В первой комнате горит лишь тусклый ночник и раздаются странные звуки. Вслушиваться в них не стоит – в первую же секунду становится жутко неудобно и хочется быстрее уйти отсюда.

Хэлли, чувствую, начинает что-то подозревать. Слишком торопливо мы ходим по этой до невозможного дорогой и неприятной квартире. Как будто что-то ищем. Впрочем, мы и так ищем, однако Хэлли об этом пока не знает.

– Я, пожалуй, вернусь туда, – заявляет она, останавливаясь перед второй комнатой и кивая на гостиную. – Там столько знаменитостей! Хоть рассмотрю их. А вы, если хотите, прогуливайтесь без меня.

Даррен решительно распахивает приоткрытую дверь. Хэлли, еще едва заметно улыбаясь, поворачивает голову, и ее лицо вдруг искажается от ужаса. Заглядываю в комнату. Там, в двух шагах от двери, храпит, отдыхая на бесчувственной голой женщине, красавец Раффнер. У него на взлохмаченной голове краснеют кружевные дамские трусики, его брюки спущены до самых лодыжек, рот безобразно разинут, а из него, прямо на щеку одноразовой подруги, стекают слюни. По обе стороны от него спят еще две полуобнаженные девицы. На полу валяется несколько пустых бутылок, обломки ярко-зеленых трубочек для коктейля, бокалы, смятая одежда и чей-то парик с длинными медно-рыжими локонами.

Хэлли издает вопль. Если бы не музыка, грохочущая в гостиной, спящие, какими бы пьяными они ни были, вмиг проснулись бы.

– Пошли отсюда, – решительно говорит Даррен, хватая Хэлли за руку.

Та, видимо еще не до конца понимая, что все это значит, крутит головой, но послушно идет, куда ее ведут. Я становлюсь по другую сторону и обнимаю ее.

– Ш-ш-ш… Только не реви. Все будет хорошо.

Несколько минут спустя мы уже сидим в машине Даррена. Когда первое потрясение проходит, Хэлли все же заливается слезами.

– Зачем вы притащили меня сюда?

– Чтобы ты все увидела собственными глазами, – спокойно отвечает Даррен.

Он сидит за рулем, а я на заднем сиденье, рядом с Хэлли. Глажу ее по голове и молчу.

– Какая грязь! До чего же мерзко! Лучше бы я не знала об этом! – причитает она.

– Ты прекрасно обо всем знала, но предпочитала обманывать себя, – отвечает Даррен. – Мы были вынуждены пойти на крайние меры, чтобы ты опомнилась и не затягивала с этими отношениями.

Хэлли качает головой.

– Как же так? – Глядя перед собой, она обращается уже не к нам, а будто к самой себе. – Он ведь с таким восторгом смотрел на меня, говорил такие вещи! Нет, это невозможно. Подобного просто не бывает! – Она в отчаянии сжимает руки в кулаки.

– К сожалению, бывает, – печально говорит Даррен. – Такие люди неисправимы. Нам остается единственное: стараться вовремя их раскусить и держаться от них подальше. – Он какое-то время молчит, давая Хэлли возможность переварить его слова. И добавляет, глядя на ее отражение в зеркале заднего вида: – Этот мерзкий тип тебя не достоин, Хэлли. Ты же умная красивая девушка. Мир подобных личностей сплошь показуха. На фотографиях они цветущие и улыбчивые, а на самом деле… В общем, их наружность нередко обманчива. Куда едем? – спрашивает он, обращаясь ко мне.

– Если хочешь, ночуй у меня, – говорю я сестре. – Одной тебе сейчас лучше не оставаться.

Хэлли сидит с отрешенным видом. По ее щекам катятся и катятся слезы. Прикасаюсь к ее плечу.

– Хэлли?

Она вздрагивает и смотрит на меня так, будто до сих пор не замечала, что я сижу с ней рядом.

– Я говорю: если хочешь, поехали ко мне. Я заварю какао, выпьешь кружечку перед сном. Как следует выспишься. А завтра поедешь к себе. Ну?

Хэлли медленно качает головой.

– Нет. Лучше отвезите меня к Ирен.

– К Ирен так к Ирен! – восклицаю я, радуясь хотя бы тому, что ее не охватывает желание уединиться. Называю Даррену адрес. – Да, так будет даже лучше. Она твоя подруга и сможет тебя понять…

До тех пор пока машина не останавливается перед домом Ирен, я бормочу утешительные глупости. Очень ласковым, спокойным и тихим голосом. По-моему, своеобразная колыбельная делает свое дело. Во всяком случае, когда Хэлли приостанавливается у подъезда и поворачивает голову, она смотрит на меня не рассеянно-отчужденным, а вполне осмысленным, хоть и ужасно тоскливым взглядом.

Я треплю ее по руке и прошу Ирен:

– Ты уж, пожалуйста, позаботься о ней. И прости, что так получилось.

Ирен в домашнем халатике, из-под которого выглядывают рюши пижамных брюк, качает головой.

– Ну что ты, какие тут могут быть «прости». Не переживай, я-то знаю, как привести ее в чувство.

– Спасибо.

Хэлли уже делает шаг вперед, но снова приостанавливается и оглядывается.

– Наверное, хорошо, что вы так поступили, – говорит она виноватым голосом.

Я думаю о том, что сегодняшний вечер станет для нее серьезным уроком и заставит повзрослеть. И мысленно благодарю Даррена.

– Спасибо вам, – добавляет Хэлли, и они скрываются за подъездной дверью.

Моя сестра до такой степени осознает свою неправоту, что выбрасывает все до единого журналы с пустыми новостями и обилием фотографий, дает себе слово, что больше никогда не станет не то что покупать, но и смотреть на цветные обложки, коими пестрят газетные лотки. Раффнер, как и обещал, звонит ей следующим вечером, но Хэлли ледяным тоном заявляет, что не желает его знать. Слава богу!

Вряд ли ее отказ чему-либо научит Раффнера. И его расстройство, думаю, продлится недолго. Оно подобно досаде от комариного укуса. Потрешь зудящее место и тут же о нем забудешь.

У меня же начинается новая жизнь. Нет, я по-прежнему не знаю, как быть с Себастьяном, и боюсь представить себе, что нашей свадьбы вообще не будет и не родятся наши общие дети, однако мне теперь очень легко вовсе не вспоминать о нем. Потому что мою жизнь неким странным образом опять заполнил собой Даррен. Прекрасно знаю, что настанет день и он уедет из Лондона, а мне придется объясняться с Себастьяном. Но спешу по полной программе надышаться тем непродолжительным счастьем, которое нам дарит судьба.

Нет, мы, конечно, не влюбленная парочка. На ночь расстаемся и даже не целуемся. Вообще не позволяем себе ничего подобного. Но нам хорошо, уютно и просто вдвоем. Почти так же, как было в те времена, когда друг без друга мы не мыслили жизни.

У меня откуда-то появляется масса свободного времени. Само собой получается составлять график так, что освобождаются два выходных и не приходится задерживаться в офисе допоздна. Ужинаем мы по-прежнему в небольших ресторанчиках или у меня дома, а как-то раз даже решаем устроить себе вечер детства и располагаемся с бутербродами и кофе в одноразовых стаканчиках за домом родителей Даррена. После ужина он предлагает сходить на могилки хомяков. Я с удовольствием соглашаюсь.

Пустырь такой же, каким был в те далекие дни. Строить на нем магазины или офисы крайне неудобно – места тут мало и за домами его не найдешь. Тщательно обследуем возвышение перед оврагом – на нем и было когда-то наше «кладбище».

– Вряд ли теперь разыщешь надгробия, – говорю я, садясь на траву. Перед Дарреном можно позволять себе любое ребячество. Это с Себастьяном я в жизни не уселась бы в пыль. Впрочем, с ним и очутиться в подобном месте просто невозможно.

Даррен достает из сумки грабли с короткой ручкой и продолжает обследовать холм.

– Не спеши. – Его голос исполнен уверенности в победе. – Чует мое сердце…

Он принимается участочек за участочком обследовать «кладбище». Я смотрю на него и думаю почему-то о том, что ему очень пойдет быть отцом. Помню, я всегда завидовала детям, чьи отцы и матери, в отличие от моих, запросто пускались играть со своими чадами в мяч или не стеснялись улечься вместе с ними животом на пол и с увлечением порисовать цветными карандашами.

– Я же говорил! – торжествующе восклицает Даррен, проводя по лбу пыльной рукой и вскидывая вторую руку – с серым овальным камушком.

Вскакиваю и подбегаю к нему. Камень стал темно-серым, но сквозь грязь, если присмотреться, проглядывает выведенная черной краской надпись.

– Мыш! – восклицаю я, не веря своим глазам. – Мой…

Даррен смотрит на меня с улыбкой, которую я знаю, кажется, в мельчайших подробностях. В порыве теплых чувств обнимаю его, и какое-то время мы стоим грудь к груди – друзья детства, вдруг осознавшие, что та пора, когда хотелось, подобно взрослым, ходить на работу и распоряжаться собственными деньгами, была самой светлой в наших жизнях.

Танцовщицы танго из меня не выходит. Первый урок Даррен устраивает мне в своей детской, до сих пор сохранившейся в том виде, в каком она была, когда он восемнадцатилетним юношей покинул отчий дом. Я спустя двадцать мучительных минут учебы умудряюсь наступить ему на ногу каблуком, он вскрикивает и садится на пол. Я скидываю туфли и приседаю на корточки.

– Больно?

– А ты как думаешь? – Даррен потирает пострадавшую стопу. – Придумала тоже – напялить такие каблучищи. Надо было прийти в удобной обуви – в кроссовках там или в кедах.

Растерянно пожимаю плечами.

– Я подумала, чтобы танцевать танго, надо быть красивой.

Все заканчивается дружным смехом и чаепитием с испеченным Беатрисой печеньем.

На следующий день, субботним полднем, мы вместе с Дарреном едем в гости к Бобби. У них так же пестро, так же сказочно и непритворно. Только теперь он и девочки встречают нас вместе с хозяйкой.

Лулу вполне благополучно передает корзинку с печеньем Синтии, а та ставит ее посреди стола.

– Угощайтесь, – говорит Сара. – Все, к сожалению, покупное. На возню у плиты у меня совершенно нет времени.

– А мы еще не вылосли, – вставляет Лулу, будто следя за нитью разговора и все понимая.

Бобби и Сара одновременно протягивают руки и треплют ее по светловолосой голове.

– Ничего, такие смышленые, как вы, быстро повзрослеете! – восклицает Даррен, подмигивая Синтии.

Она берет из корзины печенье в виде грибка с покрытой шоколадом шляпкой и дает его гостю.

– Тебе.

Даррен смеется.

– Спасибо. Очень симпатичный гриб. Совсем как настоящий!

– Он настоящий! – заявляет Лулу.

– Да? – Даррен принимается с серьезным видом исследовать печенье. – И правда! – Он пожимает плечами. – А я подумал, что игрушечный.

Синтия и Лулу смеются. Улыбаемся и все мы. В какую-то минуту, когда Даррен рассматривает принесенную девочками книгу с музыкой и выпуклыми зверюшками, а Сара объясняет, кто им подарил такую красоту, мы с Бобби смотрим друг на друга.

Он ничего не говорит, даже не поводит глазами и ничуть не гримасничает, но я вижу в его взгляде еще больше, чем в прошлый раз, успокоения и довольства. Возникает чувство, что он очень рад и нашему визиту, и тому, что мы приехали с Дарреном не порознь, а вместе.

Чувствую, что должна каким-то образом дать брату понять: ничего, мол, не подумай. Мы просто друзья и всего лишь исцеляемся общением друг с другом от полученных душевных ран. Однако меня вдруг охватывает странное желание хоть какое-то непродолжительное время не выводить его из этого заблуждения. Тем более что говорить ничего не нужно. И потом… Может, я вообще неверно понимаю то, что Бобби выражает взглядом.

– Знаешь, я ему даже позавидовал, – признается Даррен, когда под вечер мы едем из гостей по шумным лондонским улицам. – Обрести такой вот своеобразный и теплый мирок! В этом, наверное, и есть счастье.

– Это со стороны кажется, что все просто, – говорю я. – На самом же деле судьба у Бобби далеко не из завидных. Дети эти не его. И потом неизвестно, чем закончится их связь с Сарой. Они вместе не так давно.

Даррен кивает.

– Знаю. Мать рассказывала.

Какое-то время едем молча. Вечер как будто такой же, как и все остальные, однако я вдруг ясно чувствую, что впервые за все это время мне в присутствии Даррена крайне неловко, даже несколько трудно дышать. Такое впечатление, что к воздуху примешалось что-то увесистое и густое. Знать, что произошла такая перемена, черт знает почему приятно, но я не имею понятия, как себя вести.

Может, дело в том, что мы слишком часто видимся? – раздумываю я, глядя в окно. Не пора ли немного отдохнуть друг от друга?

Представляю себе вечер без Даррена, и в груди все скукоживается. В эту самую минуту Даррен спрашивает:

– Куда поедем?

Смущаюсь сильнее прежнего. Кажется, будто мысли в моей голове звучат так громко, что слышны и ему. Прочищаю горло и, стремясь освободиться от странных чувств, говорю первое, что приходит в голову:

– Мне, наверное, сегодня стоит пораньше лечь спать. Устала за неделю.

Даррен смотрит на меня чуть тревожным взглядом.

– Я тебе надоел? Ответь честно.

Смеюсь нервным смехом.

– Да ты что! Совсем наоборот… – Я резко умолкаю.

– Послушай, я не обижусь, – спокойно говорит Даррен. – Ты же знаешь, я не из таких…

– Нет же, нет! – вскрикиваю я. Осекаюсь. – Прости.

Опять какое-то время молчим. Машина в очередной раз поворачивает и останавливается. Только теперь замечаю, что мы уже возле моего дома.

Даррен вздыхает и произносит негромким спокойным голосом:

– Не хочу быть навязчивым, но мне важно знать. Не можешь сказать прямо, тогда как-нибудь намекни. Ты устала со мной общаться?

Меня охватывает отчаяние, смешанное с каким-то горячим, почти исступленным чувством. Сама того от себя не ожидая, резко поворачиваюсь и порывисто обнимаю его.

– Дурачок! Ну что ты такое говоришь? – шепчу я, утыкаясь носом в его теплую плотную шею. – Если хочешь знать, ты меня почти спас! Вернул к нормальной жизни. Просто не представляю себе, что было бы, если бы я не поехала на этот благотворительный вечер и не встретила бы тебя…

Чувствую, как Даррен вздыхает с облегчением.

– Просто мне сегодня хочется побыть одной, – добавляю я почти жалобным тоном. – Понимаешь?

– Понимаю, – полушепотом отвечает он.

Слышу в его голосе нечто столь родное, близкое и доверительное, что хочется плакать. В голове проносится невероятная мысль: зачем сбегать от него? Зачем выдумывать несуществующие трудности? Лучше возьми его за руку, отведи к себе домой и больше никогда не отпускай.

Отстраняюсь и смотрю на Даррена широко распахнутыми от неожиданности и испуга глазами. Он рассматривает мое лицо непривычным взглядом, будто только сейчас заметил, что у меня голубые глаза или вообще что я женщина.

– Я все понимаю, – протяжно повторяет он. Его губы снова наморщиваются, будто он хочет о чем-то спросить, но не решается.

Мой взгляд невольно задерживается на них, и в груди поднимается нечто неуместно волнительное и счастливо-тревожное. Проглатываю слюну и опускаю глаза.

– А завтра? – с чарующей легкой хрипотцой спрашивает Даррен. – Завтра мы встретимся?

Мне кажется, что если я заговорю, то произойдет что-то непредвиденное. Сорвется голос, или из глаз брызнут слезы, или задрожат губы. Поэтому я лишь киваю в ответ.

Глаза Даррена веселеют. Он вновь сжимает губы, собираясь что-то сказать, и опять немного медлит.

– Видишь ли, мне надо на что-то решаться. – Он усмехается. – Надоело бездельничать. Или пора уезжать и строить новую жизнь в Шотландии, или… – Он умолкает, отворачивается, сжимает кулаки и постукивает одним о другой. – Если вдруг…

Я смотрю на него не моргая, боясь что-либо предполагать и совершенно не понимая, по каким законам течет жизнь. Кажется, никаких законов вообще нет, а все, что с нами случается, хаотично и не имеет особого смысла.

Даррен смущенно смеется и вдруг спрашивает почти обычным шутливым голосом:

– Скажи, а если бы мы правда никогда не расставались? И были бы вместе с детства и до сих пор?

Он бросает на меня быстрый пытливый взгляд, а я думаю о том, что, сложись моя судьба так, я, наверное, не знала бы никаких забот.

– Тебя устроил бы такой расклад? – спрашивает Даррен.

– Устроил бы, – слышу я собственный голос.

Даррен берет меня за руку и крепко сжимает ее.

– Меня бы тоже, – тихо произносит он.

Чувствую, что, если задержусь здесь еще хоть на минуту, могу натворить глупостей. И так все идет крайне странно. Я бы сказала – противоестественно.

– Я побегу, – шепчу я, берясь за ручку дверцы. – До завтра. – Не целуя Даррена в щеку, хоть это и вошло у меня в привычку, выскакиваю из машины и торопливо, словно куда-то опаздываю, иду к подъезду.