Текст книги "Чужая жена"
Автор книги: Джулия Тиммон
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Нет, – ответил он сухо.
Джоанна слегка прижалась к нему, наверное расценив его неласковость как очередное проявление страдания. От нее пахло дешевыми духами, и Курт едва удержался, чтобы не поморщиться.
– Все будет хорошо, – прошептала она нежно. – Я постараюсь тебя утешить.
До Курта вдруг дошло, что дело вовсе не в неискренности ее тона, не в духах и не в скотче. А в том, что ему не следует совершать эту ошибку. Скорее всего, и разговаривала Джоанна вполне нормально, и духами пользовалась сносным – его отталкивало от этой женщины собственное нежелание воспользоваться ситуацией подобным образом.
Нет, жестко сказал себе он. Я только хуже сделаю и себе, и Джоанне, если приму ее предложение, продолжая мечтать о Нэнси. Надо переболеть, освободиться от своего безумного увлечения и только потом думать о других женщинах… Если получится…
Они уже приближались к подъезду трехэтажного дома, когда Курт внезапно остановился и повернулся к Джоанне лицом.
– Послушай…
– В чем дело? – спросила она изумленно.
– Я очень признателен тебе за желание помочь, – произнес Курт, немного волнуясь. – Точнее, ты и так уже мне помогла, выслушав мои несвязные речи, посочувствовав мне.
Лицо Джоанны напряглось, на лбу появились две складки. В это мгновение она выглядела не восемнадцатилетней девочкой, а двадцатипятилетней женщиной, познавшей все горести любви.
– Намекаешь на то, что не хочешь ко мне идти? – спросила она, не глядя Курту в глаза.
Его сердце преисполнилось жалости. Он взял Джоанну за руки и произнес, как мог нежно:
– Только, пожалуйста, не обижайся. Так будет лучше для нас обоих.
– Понимаю, я не такая, как твоя Нэнси, – пробормотала Джоанна огорченно, опять делаясь совсем юной. – Но неужели я совсем-совсем тебе не нравлюсь? – Она взглянула на Курта с отчаянием, и он всей душой пожелал ей найти счастье.
– Не в этом дело, – сказал он, слегка сжимая ее руки. – Разве ты не понимаешь, что сейчас никто, кроме Нэнси, мне не нужен? Я немного тронулся умом, заболел, лишился способности адекватно воспринимать окружающую действительность. – Он отступил на шаг и сощурился, внимательнее всматриваясь в свою случайную знакомую. – У тебя красивые волосы. И классная фигура. При другом раскладе я непременно оценил бы тебя по достоинству.
Он лгал. При другом раскладе его вообще не занесло бы после полуночи в бар в незнакомом городе, у него не завязался бы разговор с женщиной, болтающейся в одиночестве по питейным заведениям. А волосы у Джоанны действительно были красивые. И фигура замечательная.
Она повеселела. Глаза у нее заблестели, на губах заиграла улыбка.
– Ты обязательно найдешь себе более нормального, чем я, друга, – сказал Курт. – Не на ночь, а на всю жизнь. Несмотря на все былые неудачи.
– Ты правда так думаешь? – спросила Джоанна обнадеженно.
– Я просто убежден в этом, – ответил Курт. – Только, мой тебе совет, перестань ходить по барам одна. Да еще так поздно.
Брови Джоанны сдвинулись, но тут же расправились. Она потупила взгляд, становясь похожей на провинившуюся старшеклассницу, и кивнула.
– Вот и замечательно! – Курт еще раз пожал и отпустил ее руки. – Ну, я пошел.
Джоанна опять кивнула. Курт уже зашагал в обратном направлении, когда она окликнула его:
– Эй!
Он приостановился и повернул голову.
– Что?
– А над моими словами ты все-таки подумай. Насчет того, что за Нэнси можно и побороться. – Джоанна замолчала, но Курт почувствовал, что ей хочется что-то добавить. – Черт его знает почему, – произнесла она смущенно, – но мне очень хочется, чтобы ты был счастлив.
– Спасибо тебе, – ответил Курт благодарно, хоть и не собирался воспользоваться ее советом. – Огромное спасибо. Удачи!
– Удачи. – Джоанна махнула рукой и торопливо вошла в свой подъезд.
Курт продолжил путь, довольный, что они расстались именно так. Вскоре о Джоанне он забыл. Всем его существом опять завладела Нэнси. Теперь думать о ней было не настолько невыносимо, а жизнь не казалась безнадежно испорченной. В конце концов, если Нэнси была ему настолько дорога, то радоваться следовало уже тому, что у нее все в порядке, а жить продолжать, как прежде, – работой, увлечениями, планами на будущее.
Я не буду донимать ее своими чувствами, пообещал себе Курт. Стану общаться с ней как с другом и коллегой. По-моему, именно так я и собирался ее воспринимать. Каким же я стал необязательным! Ужас! Надо исправляться. Начну с завтрашнего же дня…
4
– Взгляни, что я нашла! – воскликнула Нэнси, входя в одно из помещений замка, где Курт занимался обмером и изучением единственного окна. – Список материалов, пошедших на строительство той полуразрушенной башни!
– Серьезно? – Курт вытер руки о фланелевый лоскут и повернулся к окну спиной.
– Еще как серьезно! – ответила Нэнси, сияя. В руках она держала раскрытую пластиковую папку с коричнево-желтым листом бумаги внутри. – Насколько я смогла разобрать, тут указано точное количество использованных бревен, камней и досок.
Курт подошел к помощнице и склонился над документом. Половину слов и цифр прочесть было почти невозможно, но подобные задачи за них решал специалист-историк, тридцативосьмилетний Тони, большой знаток своего дела, терпеливый и талантливый.
– Нам повезло, что этот документ дожил до наших дней, – заметил Курт. – Хоть и в непервозданном виде.
– Да, это не оригинал. В архиве я обнаружила массу документов, переписанных рукой человека, жившего здесь в девятнадцатом веке. Вот, посмотри. – Нэнси указала в угол листа, где чернела дата.
Реставратор наклонился ниже и случайно задел ухом заплетенные в косички волосы Нэнси. Она даже не посмотрела на него, как будто ничего не случилось. Вообще-то ничего необыкновенного и в самом деле не случилось. Но Курта бросило в дрожь, как всегда при невинных соприкосновениях с этой женщиной…
Они работали в замке вот уже несколько недель. За это время он научился владеть чувствами, которые, как ни печально, ничуть не ослабевали, а с каждым днем все крепли. Нэнси действительно оказалась талантливым архитектором-реставратором, кроме того, отдавалась избранному делу с поразительной самозабвенностью. Порой, занимаясь исследованием документов в библиотеке, Курт отрывал взгляд от бумаг и украдкой наблюдал за помощницей. Погруженная в изучение старинных чертежей и рукописей, она выглядела настолько одухотворенно прекрасной, что он едва удерживался от соблазна найти и пригласить в замок лучшего в Шотландии художника или хотя бы фотографа, который смог бы запечатлеть ее на холсте или на пленке.
Жила Нэнси уже не в фургончике. Ее и нескольких других женщин-специалистов из группы переселили в обследованные и приведенные в порядок комнаты на втором этаже замка – в дальней, наиболее крепкой и не вызывающей опасений части. Там им было удобнее.
На выходные Нэнси уезжала домой. А Курт оставался и помимо своей воли представлял, как соскучившийся муж осыпает ее ласками. Уик-энды в эту пору он люто ненавидел…
– Я нашла этот лист в книге, где содержатся документы, связанные с перестройками и ремонтом замка, – сообщила Нэнси, рассеянным движением поправляя косички. – Если бы не это, восстанавливать башню было бы намного труднее.
– Ты умница, – сказал Курт, стараясь, чтобы голос звучал не особенно нежно. – Просто сокровище, а не помощница.
Нэнси повернула голову и пытливо посмотрела ему в глаза.
– Ты шутишь? Или в самом деле так считаешь?
Ему захотелось обхватить ее лицо руками, прижаться лбом к ее лбу и поклясться, что ему совсем не до шуток. Но он засунул руки в карманы и неспешно вернулся к окну, в который уже раз за прошедший месяц решая быть подальше от искушения.
– Я не шучу, Нэнси, можешь в этом не сомневаться, – произнес он, делая вид, что продолжает осматривать раму. – Я действительно считаю, что мне с тобой крупно повезло. Лучшего помощника Генри не смог бы для меня разыскать. – Он мимолетно на нее посмотрел и опять вернулся к окну. – Тебя ждет большое будущее.
Курту показалось, что она тяжело вздохнула, и, забыв про необходимость скрывать свое к ней истинное отношение, он резко повернул голову. Нэнси смотрела в пустоту перед собой и выглядела опечаленной.
– Эй! – окликнул ее Курт. – Я тебя чем-то обидел?
Он не понимал, что с ней произошло, и терялся в самых немыслимых догадках.
Нэнси перевела на него взгляд и грустно улыбнулась.
– Нет, что ты, – ответила она, закрывая папку. – Ты здесь абсолютно ни при чем.
Курт хотел спросить, кто же тогда при чем, но в этот момент через открытое окно до них донесся звучный голос Фионы, исполняющей обязанности поварихи:
– Ужин готов! Вилли, сбегай-ка всех позови!
Курт быстро воспроизвел в памяти ту свою фразу, после которой его собеседница неожиданно погрустнела.
– Неужели ты сомневаешься, что тебя ждет большое будущее? – спросил он, не желая оставлять разговор незавершенным.
Нэнси усмехнулась.
– Да, сомневаюсь. Точнее, почти уверена в том, что добиться успеха на выбранном мною поприще мне не суждено, – произнесла она тихо и не глядя на собеседника.
На лестнице послышались громкие шаги Вилли – восемнадцатилетнего парня, выполняющего здесь роль мальчика на побегушках.
– О чем ты говоришь, Нэнси? – спросил Курт встревоженно. – Я работаю с тобой целый месяц. Ты целеустремленная, эрудированная, сообразительная, упорная. Подмечаешь иногда такие детали, на которые даже я не сразу обращаю внимание. Ты станешь известным реставратором, причем довольно скоро. – Он почувствовал, что от волнения у него пересохло горло, и сглотнул. – Если тебя что-то смущает, доверься мне. Разберемся в твоей проблеме вместе, я сделаю все, что в моих силах. Я очень искренне желаю тебе счастья и успеха, поверь. – Произнося последние слова, он не особенно контролировал себя, поэтому в его голосе прозвучала вся испытываемая им нежность к этой женщине.
Нэнси опустила голову, но Курт успел заметить, что ее глаза чуть покраснели и заблестели сильнее обычного. Он совершенно растерялся.
– Спасибо тебе, – прошептала она. – Только все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
В дверном проеме появилось розовощекое лицо Вилли.
– Ужинать! – объявил он и исчез.
– Объясни же мне все, Нэнси! – взмолился Курт. – Обещаю, я постараюсь тебя понять!
Молодая женщина ответила не сразу. Ее губы задрожали, и несколько мгновений она молча смотрела в пол, беря себя в руки. Наконец сказала:
– Давай потом поговорим, ладно? Пора на ужин.
Курт хотел сказать, что ужин интересует его сейчас меньше всего на свете и что выслушать ее он готов в любое время дня и ночи, но Нэнси порывисто отвернулась и вышла из комнаты.
Курт еще раз вытер руки фланелевой тряпкой, хоть к окну больше не прикасался, и медленно побрел следом. Что с ней такое? – размышлял он. Может, болеет? Ему представилось, что у Нэнси какой-то страшный недуг и жить ей осталось недолго, и сердце, похолодев, на мгновение замерло. Но, проанализировав ее поведение, он решил, что на смертельно больного человека она не похожа. Но тут ему вспомнилось, что из последней поездки домой Нэнси вернулась явно подавленная, и в ушах прозвучали слова Джоанны, о которой он почти забыл: «А вдруг ей не особенно сладко с ним живется?»
Что, если Джоанна права? – продолжал мысленно рассуждать Курт. И беда Нэнси в несложившейся семейной жизни? Она сказала, что Тому не нравится, когда ее нет дома. Вообще-то он мог его понять, но хотелось бы знать, каким именно образом этот тип свое недовольство выражает. Может быть, требует, чтобы она бросила работу? Чтобы поставила крест на карьере и превратилась в домохозяйку? Но ведь это невозможно! Без архитектуры Нэнси зачахнет…
Стоял солнечный август, и все занятые реставрацией работники собирались за длинным столом во дворе замка. Когда пришел Курт, Нэнси еще не было. Она появилась некоторое время спустя – спокойная, как будто ничем не была расстроена.
Они сидели рядом с самого первого дня. Вот и сейчас Нэнси подошла к своему привычному месту и, улыбаясь Фионе, которая уже несла ей тарелку с мясным рагу, села.
Курт, продолжая размышлять о ее проблемах, напрягся, почувствовав, что, несмотря на внешнее спокойствие, она напряжена. Его так и подмывало положить ей руку на талию и привлечь к себе, согрев своим теплом, заставить забыть обо всех неприятностях на свете.
Один из мастеров-отделочников рассказывал какую-то историю, приключившуюся с ним и его приятелем во время отдыха в Испании. Курт не слушал, поэтому уловил лишь то, что речь шла о молоденькой испанке, к которой воспылали страстью и сам мастер, и его друг. Все же остальные буквально покатывались со смеху, настолько весело и увлекательно рассказчик посвящал их в подробности своего приключения.
Когда у Нэнси в кармане зазвонил сотовый и она отошла от стола, чтобы не мешать, никто не обратил на это ни малейшего внимания. Только Курт напряг слух, решив, что должен любым способом выяснить, что же ее так сильно тяготит.
– Привет, – сказала молодая женщина в трубку довольно сдержанно. – Прости, я сейчас занята… – По-видимому, ее перебили, так как она замолчала, не окончив фразу.
Курт положил вилку на тарелку и медленно повернул голову. Нэнси стояла к нему боком и смотрела перед собой – видеть, что за ней наблюдают, она не могла. Курту сразу бросилось в глаза, что ее щеки покраснели, а грудь, обтянутая светло-голубой тканью футболки, вздымается слишком часто и высоко. Ей говорили явно что-то неприятное.
– Нет! – выслушав собеседника, воскликнула она несколько раздраженно. – Ты ошибся! Я всего лишь ужинаю, поэтому и сказала, что занята!
Курт не сводил с нее глаз. Он был почти уверен, что Нэнси говорит с мужем, и убедился в этом, когда, выслушав очередную порцию каких-то определенно обидных слов, Нэнси назвала его по имени.
– Том, не вынуждай меня грубить тебе.
По-видимому, муж усомнился в том, что она отважится на такое, причем, как догадался Курт, в весьма неучтивой форме.
– Сумею! – ответила Нэнси. – Ты еще не знаешь, на что я способна!
Курт едва сдерживался. В его присутствии женщине, которую он почти боготворил, говорили что-то нелицеприятное и оскорбительное, а он ничего не мог предпринять. Ему было отвратительно бездействие, равно как и осознание того, что его никто не просит вмешиваться в не свое дело.
– Умоляю тебя! – произнесла Нэнси, нервно раздувая ноздри. – Давай прекратим этот бесполезный разговор. Я и так уступила тебе, пообещала, что выполню твое требование. Большего не проси!
Какое требование он ей предъявил? – забеспокоился Курт, сходя с ума при виде мучений любимой женщины. Забыть о работе? Поэтому она чуть не заплакала, когда я заговорил о ее блестящем будущем? Чего он просит сейчас? Хочет, чтобы она бросила все сию же минуту? Вернулась домой и до конца своих дней занималась только тем, что ублажала его?
Нэнси на редкость талантлива, неужели ему об этом неизвестно? Кретин! Как он смеет так издеваться над ней, почему не задумывается, что работа играет для нее крайне важную роль?
– Том, я ведь сказала, что ужинаю, – произнесла Нэнси жестко, становясь совсем на себя непохожей. – Я перезвоню тебе позднее.
Муж явно что-то ответил.
– Хочешь верь, хочешь не верь, – отрезала Нэнси. – Это твое дело. Пока.
Она вернулась к столу в гораздо большем напряжении. Никто этого не заметил, кроме Курта, который насилу сдерживался, чтобы не взять ее за руку, не увести отсюда и не заставить обо всем ему рассказать. Впрочем, именно так он и собирался поступить, но позднее, когда Нэнси немного успокоится.
Она ни на кого не смотрела, долго сидела, глядя в тарелку, и перемешивала вилкой кусочки мяса. Потом резко поднялась и, сказав Фионе, что рагу очень вкусное, но у нее внезапно разболелась голова и ей нужно срочно прилечь, удалилась.
Курт не знал, как ему быть. Продолжать сидеть за столом в окружении смеющихся людей, в то время как его милая прекрасная Нэнси заливается в своей комнате слезами или, быть может, опять разговаривает с Томом, к которому он воспылал ненавистью, казалось ему невыносимым.
Как только молодая женщина скрылась из виду, Курт собрался было последовать за ней, но тут же отказался от этой идеи, посчитав, что Нэнси лучше побыть сейчас одной, может и на самом деле прилечь. Скоропалительных решений принимать не следовало, действовать надлежало осторожно и в правильно выбранный момент. Теперь Курт был уверен, что просто обязан заставить Нэнси довериться ему.
В эту пятницу молодая женщина осталась в замке, отложив поездку домой на завтра. Во второй половине дня свои владения должна была посетить хозяйка, Мораг Уиндленд. Согласно договоренности с Куртом, она все это время вообще не показывалась у стен замка и, соответственно, не вмешивалась в ход подготовительных работ.
Нэнси точно знала, что Том придет в неистовство, когда услышит, что она приедет только на следующий день, поэтому не торопилась сообщать ему эту новость.
Их отношения медленно, но верно заходили в тупик, и молодая женщина ужасно мучилась. После того как она первой прекратила телефонный разговор, Том явно испугался и сменил тактику. Всю последующую неделю заманивал ее на выходные домой, а в пятницу, когда она приехала, устроил ей романтический вечер при свечах и был с ней необыкновенно нежен ночью.
Удивительно, но и его ласки, и разговоры о будущем теперь ничуть Нэнси не радовали. Напротив, удручали, даже раздражали. Позволяя ему обнимать и целовать себя – у нее не было другого выбора, – она думала о Курте Ричардсоне и чувствовала себя преступницей.
В субботу Том повез ее на концерт в Глазго в «Ройал концерт-холл», и этот его жест пришелся ей по душе. Домой Нэнси вернулась в чудесном настроении, которым муж ловко воспользовался. В постели, после занятия сексом, он наконец завел речь о том, ради чего, собственно, и обхаживал жену два вечера подряд.
– Вот так мы и будем теперь жить: ходить в театр и на выставки, устраивать себе маленькие праздники. Естественно, если ты этого захочешь… – Он говорил мягко и тихо, но Нэнси знала, что кроется за этим спокойствием, и молчала. – Ответь мне, дорогая, что для тебя важнее: наша любовь, семья, дети, которые у нас обязательно появятся, или бесконечные скитания по стране, непрекращающиеся разлуки?
Нэнси хотела в который уже раз объяснить ему, что обожает в своей работе не скитания, а нечто гораздо более сложное и значительное, но не стала. Муж все равно ничего не понял бы. Впрочем, объяснения были уже ни к чему. Следовало принять решение – раз и навсегда. И разумеется, выбрать семью, а о восстановлении памятников старины забыть – этого требовало ее воспитание, представления о морали, которых она придерживалась.
– Нэн, – все так же мягко, но с требовательными нотками позвал Том.
Губы Нэнси отказывались повиноваться, и ей пришлось собраться с силами, чтобы заставить себя ответить:
– Для меня важнее… семья.
Когда она поняла, что главные слова произнесены и ничего уже не исправить, то возненавидела все вокруг, и в первую очередь Тома. А он порывисто притянул ее к себе и что-то горячо зашептал. Она не слышала его. Потому что в ушах звучал бархатный голос другого человека, Курта Ричардсона, а в памяти всплывали воспоминания о проведенной с ним бок о бок прошлой неделе…
Она очнулась, когда муж взял ее за плечо и уже не шепотом, а в полный голос произнес:
– Нэн, ты в порядке?
– Что?.. А, да. В полном…
Осознав весь ужас произошедшего, Нэнси запаниковала. Первой ее мыслью было выскочить из постели, лежать в которой теперь было страшно неуютно, одеться в первое, что попадется под руку, и, ничего не объясняя Тому, навсегда покинуть этот дом. Само собой, на подобное она не отважилась.
Зато ей на ум пришла вроде бы блестящая идея. Нэнси немного воспрянула духом и повторила:
– Да, конечно, семья для меня важнее. Покончу с Солуэем и больше не буду уезжать далеко и надолго из дома. Попрошу Генри, чтобы он задействовал меня только в местных проектах.
Последовала тягостная пауза. Нэнси казалось, что если она приподнимет руку, то сможет ощутить разлившееся в воздухе жгучее и удушливое недовольство Тома. Он долго молчал, потом сказал:
– Нет, моя дорогая, меня этот вариант не устраивает.
– Почему? – спросила молодая женщина, притворяясь удивленной, хотя знала наверняка, что именно муж ей ответит.
Он желал, чтобы она встречала его дома веселая и отдохнувшая, с милой улыбкой и вкусным ужином, а в выходные принимала гостей или сама вместе с ним к кому-нибудь ездила. Что Том незамедлительно ей и выложил:
– Я хочу, чтобы ты вообще не работала. Только в этом случае у нас все наладится. Сейчас можешь ничего не говорить, а утром, будь добра, скажи: да или нет, – заключил он, поворачиваясь к жене спиной.
Спустя некоторое время спальню наполнял его храп. Нэнси же в эту ночь вообще не сомкнула глаз, а наутро скрепя сердце ответила «да» и тут же уехала.
Тому и этого оказалось мало. Теперь он изводил ее требованием оставить работу немедленно, прямо сейчас. Порой ей казалось, что она не в состоянии продолжать с ним жить. Эта мысль выбивала почву у нее из-под ног. Дружба с Куртом, страсть к нему, изгнать которую из сердца у нее до сих пор не получалось, и его охлаждение к ней, делали жизнь молодой женщины невыносимой. Спасала только работа, которой она занималась с исступлением смертельно больного, спешащего насладиться последними днями жизни.
Мораг Уиндленд решила устроить небольшой праздник, предварительно позвонив Курту и узнав от него, что составление проекта реставрации идет успешнее, чем ожидалось.
Уже в полдень к замку подъехали два автобуса, обклеенных пестрыми стакерами. Высыпавшие из них люди в оранжево-зеленой форменной одежде заявили, что хотели бы побеседовать со старшим.
Курт находился в зале с громадным очагом, где расставлял и развешивал чертежи и красочные акварели, представляющие результаты исследований их группы для представления миссис Уиндленд, когда за ним прибежал Вилли.
– Там какие-то чудики приехали! – сообщил он, запыхавшимся голосом. – Желают видеть вас!
Как выяснилось, «чудиков» наняла хозяйка Солуэя специально для подготовки сегодняшнего торжества. Курт прикинул, где лучше разместить столы и гирлянды из воздушных шаров, и указал на участок земли позади замка.
– Да уж, праздник получится самый что ни на есть небольшой, – заметил он, увидев из окна автобусы.
Сама Мораг Уиндленд приехала к пяти вечера и первым делом отправилась осматривать свое и так уже значительно преобразившееся наследство.
– Курт и Нэнси, вы гении! – восклицала она, переходя от одного планшета к другому, на котором были представлены виды возрожденного замка. Его фасады и интерьеры, фрагменты отделки и предметы мебели. – Жду не дождусь, когда увижу все это наяву. А сейчас я с удовольствием послушаю, что именно вам удалось разузнать о моих предках… Но давайте сделаем это не здесь, а за столиком, внизу. Мне не терпится выпить за успех этого предприятия и за ваш талант!
Курт, Нэнси и Тони сидели с миссис Уиндленд за одним столом. Об изысканном вине и ужине тоже позаботились люди в оранжево-зеленых костюмах.
– Итак, я вся внимание! – объявила владелица замка, после того как произнесла обещанные тосты.
У Нэнси даже перехватило дыхание – так сильно ей хотелось поведать этой женщине историю клана Солуэев, которую вся их дружная команда восстановила за два с небольшим месяца. Но она лишь вздохнула и робко посмотрела на Курта. Тот, как будто прочтя ее мысли, хитро улыбнулся и произнес:
– Пусть Нэнси все расскажет. Она в проделанной нами работе сыграла едва ли не основную роль.
Молодая женщина слегка покраснела. Их взгляды с Куртом встретились. Ей показалось, он смотрит на нее еще восторженнее, чем в первый день знакомства, и растерянно потупилась.
– Нэнси – архитектор от Бога, – добавил Курт, понижая голос. – К тому же сильна в истории и сообразительна как исследователь. – Он обращался к миссис Уиндленд, но Нэнси казалось, что каждое его слово предназначается только ей одной.
– Не преувеличивай, – пробормотала она, по-прежнему не поднимая головы.
– Я ни капли не преувеличиваю, – ответил Курт с уверенностью.
Мораг Уиндленд нетерпеливо кашлянула.
– Нэнси, не скромничайте. Наверняка Курт не зря вас нахваливает. – Она стала обращаться к руководителю проекта реставрации по имени, как только приехала сегодня. – Расскажите же мне о моих предках. Я сгораю от любопытства.
Нэнси почувствовала на себе взгляды соседей по столику, подняла голову и посмотрела сначала на миссис Уиндленд, глаза которой взволнованно горели, потом на улыбающегося Тони и, наконец, на Курта. Тот ободряюще подмигнул.
– Как выяснилось, Солуэи переехали на Юг из Хайленда, – начала она с подъемом. – Ваши предки были воинственными горцами, представляете?..
Владелица замка покачала головой.
– Невероятно!
– Переселившись в эти края, они отважно вступили в бой с англичанами. Более подробно о каждой битве вы можете узнать из документов, которые нам удалось найти. Благодаря сохранившимся в архиве копиям чертежей и смет и при помощи Тони, нашего талантливейшего историка, – Нэнси кивнула на молодого человека, – мы максимально точно воссоздали на бумаге первоначальный вид замка. Но в таком своем виде он представляет ценность только как исторический памятник. Жить в нем современному человеку было бы просто невозможно. К тому же последующие изменения не менее ценны, так как являются образцами последовательно сменявших друг друга стилей, и в конечном итоге, согласно нашему проекту реставрации, замок будет представлять собой законченный архитектурный ансамбль…
Мораг Уиндленд слушала открыв рот. Создавалось впечатление, будто она боится пропустить из рассказа Нэнси даже слово. Ее неожиданно очень обрадовало то, что удалось установить, каким в точности был рисунок ее родового тартана, клетчатой ткани, по которому определялась принадлежность к тому или иному шотландскому клану.
Когда Нэнси рассказала все, что касалось истории именитого семейства и знаменитого замка, к разговору подключились Курт и Тони.
Все четверо беседовали о возрождении Солуэя до наступления темноты. В начале двенадцатого уставшая, но довольная Мораг Уиндленд со всеми попрощалась и удалилась в специально приготовленную для нее комнату в замке.
Нэнси, оживившаяся во время затянувшегося ужина, вспомнила о завтрашней поездке домой, и на сердце ее вновь стало тяжело. Она торопливо поднялась и уже набрала в легкие воздуха, намереваясь как можно веселее пожелать всем спокойной ночи, как Курт остановил ее.
– Подожди, – сказал он, уверенным движением беря молодую женщину за руку. – Нам надо серьезно поговорить.
Курт готовился к этому моменту две с половиной недели. После того ужина, во время которого Нэнси позвонил муж, она замкнулась в себе, стала несловоохотливой и каждый раз, когда он собирался вызвать ее на откровенность, ловко ускользала, словно что-то чувствуя. Курт решил, что непременно заведет с ней разговор именно сегодня, едва узнав, что она поедет домой только утром.
– Серьезно поговорить? – переспросила Нэнси, изумленно округляя глаза.
– Да. – Курт потянул ее за руку, и она вновь опустилась на стул, даже не пытаясь сопротивляться.
Сообразительный Тони, сделав вид, будто вспомнил что-то крайне важное, извинился и незамедлительно удалился. Курт проводил его благодарным взглядом.
– О чем нам разговаривать? – спросила Нэнси еле слышно. – Моя работа все же не вполне тебя устраивает?
– Речь не о работе, Нэнси, – ответил Курт, с ужасом понимая, что не может вспомнить и половины тех слов, которые, готовясь к этому разговору, сотню раз мысленно произносил.
– О чем же? – Молодая женщина приподняла подбородок, как показалось Курту, в попытке защитить себя от сочувствия и жалости.
– О тебе, Нэнси, – произнес он спокойно и по-дружески. – Думаешь, я не замечаю, что с тобой в последнее время творится что-то странное? Полагаешь, я забыл о той беседе, которую мы так и не окончили?
Нэнси расправила плечи, стараясь выглядеть независимой и сильной. С минуту молча смотрела в пространство перед собой, а потом вдруг тяжело вздохнула. Ее алые губы дрогнули, на лицо, ярко освещенное фонарем, легла тень.
– Все, что со мной творится, не имеет никакого отношения ни к замку, ни к тебе, Курт, – пробормотала она устало, переводя на собеседника взгляд. – У меня действительно есть проблемы, но я стараюсь, чтобы они не отражались на работе.
– Послушай… – Курт все еще держал руку молодой женщины в своей и сейчас осторожно сжал ее, – давай на время забудем о делах. Меня интересует, что именно тебя тревожит и не могу ли я чем-то помочь. – Он страшно злился на себя за то, что говорит более сдержанно, чем хотел бы, и за то, что облекает свои мысли и на редкость глубокие чувства в столь банальные слова. – Я давно собирался заговорить с тобой об этом, но в последнее время ты будто нарочно избегаешь меня.
Молодая женщина опять тяжело вздохнула. Курт видел по выражению ее утомленного лица, что Нэнси терзает внутренняя борьба: ей хочется открыться ему, но она не решается.
– В тот день ты сказала, что добиться успеха на выбранном тобой поприще тебе не суждено, – напомнил Курт, пытаясь заставить ее разговориться. – А во время ужина тебе позвонил муж и вы опять поругались. Две эти вещи каким-то образом связаны, правильно?
Нэнси бросила на него настороженный взгляд.
– Подслушивать чужие разговоры невежливо, – заметила она.
– Знаю, – ответил Курт без тени смущения. – Но в крайних случаях и невежливость бывает оправданной.
– В крайних случаях? – Нэнси нахмурилась. – Так ты называешь мою ссору с мужем? Не понимаю…
От желания признаться, как много она для него значит, у Курта сдавило в груди. Чтобы не дать воли чувствам и не спугнуть ее, он немного помолчал, собираясь с мыслями.
– Меня тревожит твое нынешнее состояние, Нэнси. Точнее, даже страшит. Когда мы познакомились, ты была совсем другой.
Нэнси опустила голову и не ничего не ответила. Курт жадно всматривался в черты ее лица – слегка покрасневшие нежные щеки, густые прямые ресницы, которые она никогда не красила, алые губы, сжаты чуть плотнее, чем всегда. Его так и подмывало заключить ее в объятия, осыпать водопадом ласковых слов, уверить в том, что если она доверится ему, то навек забудет о своих проблемах.
Он не понимал, что с ним происходит. Ни к смешливой Мелани Смит, ни тем более к холодной красавице Розмари, ни к любой другой из подруг его никогда не тянуло со столь неодолимой силой. Курт с ужасом сознавал, что только Нэнси он готов посвятить остаток жизни, лишь ее хочет видеть в роли своей половинки, жены…
– Когда мы познакомились, я еще на что-то надеялась, – пробормотала она убито.