Текст книги "Нарочно не придумаешь"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

12

Алан смотрел на серое трехэтажное здание сквозь лобовое стекло своего «феррари» отсутствующим взглядом. Они с Питером, сменяя друг друга каждый день, проторчали у этого дома вот уже неделю, но Энн так ни разу и не увидели.

Надежды на возможность разыскать ее в ближайшем будущем у Алана практически не оставалось, но он был решительно настроен дежурить здесь до конца месяца.

Если она так и не объявится, думал он, то я попытаюсь позднее встретиться с ней в галерее. Если и там ее не найду… тогда даже не знаю, что буду делать.

Их план обзвонить издательства и попробовать выйти на Энн таким образом сразу потерпел фиаско. Приехав в прошлый понедельник не к восьми, а к семи часам утра к ее дому, Алан, накануне вечером купивший справочник адресов и телефонов всех предприятий Торонто, сразу принялся изучать его.

Первая проблема, с которой он столкнулся, состояла в том, что по названиям издательств, издательских домов и центров узнать, насколько они крупные и на какой литературе специализируются, в большинстве случаев было невозможно. Слова «Книжный мир», «ОСТ», «КИД», «Импульс» не говорили ему ровным счетом ничего. Из разговоров с Энн он знал, что она иллюстрирует художественную литературу разнообразных жанров, но какие из перечисленных в сборнике издательств специализируются на ней, не имел понятия.

Решив, что будет звонить наугад, и дождавшись начала рабочего дня, он набрал номер, указанный напротив «КИД», и, когда приятный женский голос ответил ему: «Коммерческий Издательский Дом», извинился и сказал, что не туда попал. В «ОСТ» его долго перенаправляли из отдела в отдел, а потом сообщили, что посторонним лицам не предоставляют информацию о своих сотрудниках. В третьем издательстве заявили то же самое.

Предприняв еще три неудачных попытки, Алан махнул на это занятие рукой.

В течение всей прошедшей недели ему не хотелось ни есть, ни работать, но свои обязанности в офисе он исправно выполнял, главным образом из чувства благодарности к вызвавшемуся ему помочь другу. А завтракал, обедал и ужинал через силу, не желая довести себя до истощения.

Питер ни разу Энн не видел, но имел представление о ее внешности по подробному описанию Алана. За время его дежурства из нужного им подъезда не вышла ни одна рыжеволосая женщина.

Проводя в ожидании долгие часы, Алан еще и еще раз воспроизводил в памяти их с Энн разговоры, старательно воскрешая каждое ее слово, каждый взгляд. Воспоминания о том, как она вела себя в день возвращения из Ниагара-Фолс, и о том, что говорила ему в последней телефонной беседе, тревожили его все сильнее и сильнее. Не давали покоя и рисунки, которые она спрятала от него в своей мастерской.

Что могло быть изображено на них? – размышлял он. Что-нибудь запретное? Или это вообще не ее рисунки, а какого-нибудь великого художника прошлого, и попали они к ней каким-нибудь незаконным путем? При помощи, например, знакомого, с которым она разговаривала по сотовому…

Бред! – возражал он себе. Такого не может быть! Энн не способна на преступление и какие бы то ни было мошеннические махинации. Человек с такими, как у нее, глазами может заниматься только чистым творчеством.

Порой ему все же приходило на ум, что она просто поиграла с ним, что живет вовсе не в этой квартире, а где-нибудь в другом районе – в большом доме, вместе с мужем и, возможно, даже детьми. Тогда на сердце у него становилось так тяжело, что хотелось что-нибудь разбить или сломать.

Алан вспоминал, с какой готовностью она ему отдалась там, в гостиничном номере на Ниагаре, какой делалась нежной и страстной в его объятиях, как чувственно реагировала на малейшую ласку, каким удивительным образом угадывала его желания.

Неужели точно так же она ведет себя сейчас, в то время как я одуреваю от переживаний, с каким-то другим мужчиной? – спрашивал себя Алан. И его обжигало жгучей ревностью, смешанной с негодованием и неверием в возможность чего-то подобного. Если это окажется правдой, тогда он полностью разочаруется во всех живущих на земле женщинах и больше никогда не позволит себе увлечься ни одной из них!..

Был понедельник, время близилось к вечеру. Алан, как ни старался отключиться в прошлую ночь от дум об Энн, опять практически не спал. Сейчас от бездействия и перенапряжения в голове его стоял туман, а в глазах резало, но он упорно сохранял бдительность.

Когда дверь подъезда растворилась и из-за нее появилась хрупкая молодая рыжеволосая женщина с бледным как полотно лицом и впалыми щеками, Алан чуть не подскочил на сиденье. Машинально достав из кармана телефон, он привычными движениями набрал номер Питера.

– По-моему, это она, старик… Только что вышла из подъезда… Только вот я не совсем уверен, что…

Тут его взгляд упал на платье, то самое изумрудное платье, в котором она пришла на встречу с ним в кафе «Делишес». Алан мгновенно схватился за ручку дверцы, а второй рукой прервал связь с Питером, успев, однако, услышать его «Мчись к ней со всех ног!».

– Энн! – заорал он.

Молодая женщина испуганно вздрогнула и замерла на месте, втянув голову в плечи.

– Ну наконец-то! Я чуть с ума не сошел, тебя разыскивая, честное слово! – Алан подскочил к ней одним великанским прыжком, схватил за безвольно повисшие руки и повернул к себе.

Только когда Энн посмотрела на него своими удивительными глазами, которые на фоне исхудалого лица казались огромными, он окончательно убедился, что перед ним именно она.

– Малышка! Милая моя, родная, что же ты со мной делаешь? – пробормотал он, притягивая ее к себе и начиная покрывать нежными поцелуями ее лоб, щеки, нос. – Где ты пропадала? Почему не отвечала на звонки?

Не выпуская ее рук из своих, Алан чуть отстранился от нее и встревоженно произнес:

– Энн, что с тобой? Тебе нездоровится? Ты нуждаешься в помощи?

Она молча покачала головой.

– Не верю, – ответил Алан не терпящим возражения тоном. – Ты должна срочно показаться врачу. Поехали, я отвезу тебя к доктору, у которого наблюдается мой лучший друг.

Энн энергичнее замотала головой, но Алан, не обращая на этот жест ни малейшего внимания, схватил ее за руку и потащил к «феррари». Она пыталась сопротивляться, но была настолько слабой, что, очутившись в машине, покорно склонила голову на грудь и не проронила ни слова.

Клиника, в которой работал врач Питера, располагалась от дома Энн в пятнадцати минутах езды. Алан доехал до нее за семь.

– Доктор Хартрайт, очень вас прошу, осмотрите прямо сейчас мою знакомую, – попросил он врача, с трудом упросив секретаршу сообщить ему о своем приходе и добиться приема. – Что с ней, я понятия не имею. Знаю одно: за две недели, что мы не виделись, она так исхудала и побледнела, что в первый момент я даже не узнал ее.

Он взглянул на Энн, которую ввел за руку в кабинет. Она смотрела перед собой каким-то отстраненным взглядом, плотно сжав губы.

– Не нервничайте так, пожалуйста, – спокойно произнес Хартрайт, поднимаясь из-за стола и неспешным шагом приближаясь к пришедшим. – Если ваша знакомая ничего не имеет против, я, конечно, осмотрю ее.

– Большое спасибо. – Алан с облегчением выдохнул. – Я вас оставлю.

Те полчаса, на протяжении которых Энн находилась в кабинете врача, он проходил взад-вперед по длинному коридору с белыми стенами и светло-серым полом.

Страх за состояние Энн, радость от новой встречи с ней, облегчение, волнение, страстная надежда на то, что врач не обнаружит у нее ничего серьезного, – все эти эмоции, небывало яркие и мощные по своему накалу, смешались в нем в одно огромное многогранное чувство.

Может, она безнадежно больна и не хочет сообщать мне о своем недуге? – со страхом подумал вдруг Алан, и его волнение усилилось во сто крат. Пусть даже так, мое отношение к ней ничуть не изменится, решил он, на миг закрывая глаза. Я стану только нежнее, заботливее. Я хочу быть рядом с ней столько времени, сколько нам позволит судьба, и в лепешку расшибусь, лишь бы она не прогнала меня.

Все болезни и беды – ничто в сравнении с теми чувствами, какие я к ней питаю. В сравнении с той безграничной любовью, которую она с такой легкостью поселила в моем сердце с первой секунды нашего знакомства.

«В сравнении с той безграничной любовью» – эхом отдалось где-то в его мозгу… Да, да! В этом не может быть сомнений. Он наконец-то по-настоящему влюбился и готов заявить об этом всему свету!

Осознав, что его чувство настолько серьезно, Алан ощутил, что стал каким-то другим: чище, лучше, чем был раньше.

Не знаю, полюбит ли меня когда-нибудь Энн, подумал он со странным умиротворением в сердце. Но, несомненно, ей со мной интересно и спокойно. Поэтому во что бы то ни стало добьюсь ее позволения быть рядом. По крайней мере, пока не удостоверюсь, что надеяться на взаимность нет смысла.

На столе секретарши в приемной доктора Хартрайта зазвонил телефон.

– Да, мистер Хартрайт. Одну минутку, – донеслось до Алана.

Через мгновение секретарша вышла в коридор и позвала его.

Когда он опять влетел в кабинет, Энн сидела на стуле у стола Хартрайта. Ее лица он не мог видеть, но по расправленным плечам, по наклону головы сразу заметил произошедшую в ней перемену: она явно была теперь не так сильно напряжена.

– Прошу вас, присаживайтесь. – Хартрайт кивком указал Алану на второй стул.

– Спасибо.

– Я осмотрел мисс Голдстоун и с ее позволения сообщаю вам, что состояние ее здоровья не вызывает у меня никаких серьезных опасений, – произнес доктор Хартрайт, когда Алан сел. – Нормальное питание, хороший отдых, положительные эмоции восстановят ее силы буквально за неделю. – Он улыбнулся. – Советую вам уделять ей в ближайшие дни максимум внимания.

– Уж это-то я могу вам гарантировать, – ответил Алан, бросая быстрый взгляд на повернувшуюся в его сторону Энн.

– Как можно быстрее накормите ее чем-нибудь вкусным и постарайтесь ничем не тревожить, – добавил врач.

– Обещаю, – ответил Алан. – Огромное вам спасибо, доктор.

– Спасибо, – произнесла Энн, и это было ее первое слово, которое услышал Алан после двухнедельной разлуки. Ее голос прозвучал несколько тише обычного, но так же мелодично, и у Алана ёкнуло сердце.

Попрощавшись с доктором Хартрайтом и выйдя из его кабинета, они молча взялись за руки и так шли до самой машины. Алан с особой заботой помог Энн усесться в машину, сел за руль сам и, не спрашивая, куда ее везти, и ни о чем не предупреждая, завел двигатель и тронулся с места.

Спустя полчаса они остановились у огромного супермаркета в самом центре города.

– Пойдем накупим для тебя разной вкуснятины, – сказал Алан подмигивая.

На губах Энн появилась слабая улыбка.

По прошествии еще получаса Энн сидела в гостиной Алана и, пока он в кухне раскладывал по тарелкам салат из мидий, сыр и фрукты, рассматривала его стереосистему, телевизор с огромным плоским экраном, обитую светлой в крапинку тканью удобную мягкую мебель. Портрет на противоположной стене, вставленный в новую умело подобранную для него раму, удивительным образом вписывался в современный интерьер гостиной.

В то, что происходящее – не сон, она почти не верила.

– Не скучаешь? – спросил Алан, появляясь в дверях с большим подносом в руках.

Энн перевела на него задумчивый взгляд и покачала головой.

Увидев аккуратно разложенные по тарелкам ломтики темно-желтого сыра в дырочках, мидии, персики, апельсины и яблоки, нарезанные дольками, она, к своему великому удивлению, ощутила себя настолько голодной, что облизнулась.

Алан засмеялся.

– Насколько я понимаю, у тебя разыгрался аппетит. Тем, что ты выбрала, наесться вряд ли получится, но доктор сказал, перво-наперво ты должна скушать то, что считаешь вкусным. А доктора надо слушаться.

Энн опять улыбнулась.

Алан опустил поднос на сервировочный столик, подкатил его к дивану и, сдвинув брови, посмотрел на Энн.

– У меня такое ощущение, что тебе здесь не очень удобно. Может, пересядешь в кресло?

– Мне очень даже удобно, – ответила Энн негромко.

– Тогда забирайся с ногами на диван и устраивайся как хочется. Сейчас я принесу плед, по-моему, у меня прохладно.

– Не стоит, Алан… – попыталась остановить его Энн, но он уже направился к двери.

Спустя несколько минут Алан вернулся с мягким клетчатым пледом, при виде которого Энн сразу воспылала желанием в него укутаться.

– Вот так, – пробормотал он, усевшись рядом и заботливо накрывая пледом ее плечи. – Грейся. И приступай к еде.

Несколько секунд Энн колебалась. Потом несмело взяла кусочек сыру, откусила от него и начала медленно жевать.

Алан молча наблюдал за тем, как в ее глазах появляется блеск, а движения делаются живее. Задавать вопросы он не торопился: хотел дать ей возможность прийти в себя после того, что так измучило ее за прошедшие две недели.

Наевшись, Энн повеселела.

– Спасибо тебе. Я давно так хорошо не ужинала.

– Хорошо? – Алан удивленно вскинул брови. – Во-первых, большую часть салата ты почему-то оставила на тарелке, а яблоки вообще не попробовала. Во-вторых, даже если бы ты съела это все, то и тогда я не согласился бы, что ты хорошо поужинала. На ужин едят вещи посерьезнее.

Энн покачала головой и усмехнулась.

– Если бы я съела это все, то мой желудок, отвыкший от еды, наверное, отказался бы работать.

Алан нахмурился.

– А почему твой желудок отвык от еды? – спросил он, прищурившись и растягивая слова, словно боясь, что она не ответит ему.

Энн отвела взгляд в сторону.

– Просто у меня не было аппетита.

– Ни с того ни с сего у здоровых людей аппетит не пропадает, Энн, – сказал Алан строго.

Она промолчала.

Оттягивать момент объяснения Алан больше не мог. Придвинувшись к Энн, осторожно взяв ее руку, поднеся к губам и поцеловав, он, старательно сохраняя внешнее спокойствие, наконец-то заговорил о том, что на протяжении двух недель превращало его жизнь в адскую муку.

– Что с тобой происходит, Энн? Где ты пропадала? Почему все это время не давала о себе знать?

Дыхание Энн заметно участилось. Губы задрожали.

– Умоляю, Алан, ни о чем меня не расспрашивай, – произнесла она, чуть не плача.

– Ну-ну, успокойся, девочка моя, – прошептал Алан, уверенным движением притягивая Энн к широкой груди и начиная гладить ее по голове, как ребенка. – Хотя, если хочешь, поплачь. Говорят, женщинам вредно удерживать в себе слезы.

Энн уткнулась в его плечо носом, и от осознания чудовищности ситуации, в которой она оказалась, ей стало так плохо, что она зашмыгала носом, а вскоре действительно заплакала.

– Милая моя, хорошая, – нежно бормотал Алан, продолжая гладить ее по голове. – Кто же заставляет тебя так сильно страдать? Кто? Поплачь, поплачь, и тебе станет легче. Только не стесняйся меня, только не бойся, что я чего-то не пойму…

Его утешительно-спокойные слова действовали на Энн подобно нанесенному на открытую рану чудодейственному бальзаму. Она прильнула к нему, как котенок и, следуя его совету, разрыдалась. Со слезами из ее души постепенно начал выходить весь тот мрак, который скопился за две недели страданий в затворничестве. И, освобождаясь от него, она ощущала в себе все больше и больше неуемной жажды возвратиться к нормальной жизни.

– Вот и замечательно, – сказал Алан, когда, вдоволь наплакавшись, Энн в последний раз шмыгнула носом и замерла у него на груди. – Получше себя чувствуешь?

Энн кивнула.

Алан наклонил голову и попытался заглянуть ей в глаза, но она поспешно прижала к лицу ладони.

– Не надо на меня смотреть. Заплаканная я некрасивая.

Алан крепче прижал ее к себе и тихо рассмеялся.

– Дурочка, для меня ты красивее всех – хоть заплаканная, хоть измученная проблемами.

Он помолчал, а когда снова заговорил, его голос зазвучал серьезнее и тверже:

– Энн, прошу, откройся мне. Я хочу тебе помочь. Я готов услышать все, что угодно: что ты замешана в совершении какого-то преступления, что у тебя есть другой мужчина, пусть даже целая семья. Я в любом случае не позволю продолжиться твоим терзаниям, потому что ты для меня слишком дорога.

Энн, забыв, что хотела прятать от него свое заплаканное лицо, убрала ладони, подняла голову и взглянула на Алана столь выразительным взглядом, что у него все перевернулось внутри. Ее глаза, покрасневшие от слез, вместе с тем приобрели какой-то волшебный оттенок, и Алан невольно залюбовался ими.

– Неужели ты станешь помогать мне, даже если узнаешь, что я преступница? – спросила она таким тоном, будто речь шла о совершенно невообразимых вещах.

– Да, Энн. Ради твоего счастья я готов на что угодно, – ответил Алан, глядя ей в глаза. – Я хочу, чтобы ты поверила в искренность… – Он чуть было не сказал «моей любви», но вовремя осекся, подумав, что для признания ей в своих чувствах должен подобрать более подходящий момент. – В искренность моего желания освободить тебя от страданий.

Энн уставилась на свои руки и долго молчала. Потом вздохнула так тяжело, будто несла ответственность за беды всего человечества.

– Я не преступница, Алан, – произнесла она очень медленно. – И у меня нет семьи. Вернее… – Ее голос резко оборвался.

Последовала напряженная пауза, за время которой в сердце Алана ожили все те отвратительные ощущения, которые он испытывал каждый раз, предполагая, что у Энн есть кто-то другой, но внешне он сумел остаться абсолютно невозмутимым.

Энн отчаянным движением подняла голову и повернулась к нему лицом. В ее глазах он прочел столько невыразимой тоски и безысходности, что, несмотря на смятение в собственной душе, воспылал желанием сейчас же отправиться вместе с ней в аэропорт и улететь из этого города как можно дальше, оставив позади тяжелые воспоминания и бремя неразрешенных проблем.

– Запомни одно, Алан, – в сильном волнении и очень торопливо произнесла Энн. – Я счастлива, что познакомилась с тобой, что согласилась написать твой портрет и что мы вместе съездили на Ниагару. – Она облизнула пересохшие губы. – Это было самое счастливое время в моей жизни, клянусь тебе. Я многое отдала бы за то, чтобы наши отношения продолжились, если бы… – Ее глаза опять повлажнели, и она потупила взгляд. – Если бы это не затрагивало интересов и благополучия других людей… Людей, которых я люблю…

У Алана зарябило перед глазами.

Значит, у нее есть муж или друг, все равно, подумал он, неожиданно объятый гневом. Она любит его и не хочет доставлять ему боли. Скорее всего их совместная жизнь превратилась для нее в привычку и ей захотелось новых впечатлений. А тут как раз подвернулся я…

Ему вспомнилась неделя дежурства у ее дома, бескорыстная помощь Питера, свои переживания, ночи, проведенные без сна, и он почувствовал себя так паршиво, что чуть не отстранил все еще прижимающуюся щекой к его груди Энн грубым движением руки.

– Я наконец-то все понял, – сказал он по-прежнему спокойно, но жестко. – Ты поиграла со мной и теперь бросаешь, чтобы продолжить жизнь с человеком, которого любишь. Оказывается, все гораздо проще, чем я…

– Нет! – воскликнула Энн, вскидывая голову. – Ты все неправильно понял! Никакой спокойной жизни с любимым человеком у меня не предвидится я не играла с тобой!

Алан нахмурился сильнее и замотал головой.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, Энн.

Она отвернулась, набрала в легкие побольше воздуха, выдохнула и сбивчиво заговорила:

– Ладно. По-моему, у меня не остается другого выхода… Я все тебе расскажу. Все. Только пообещай, что не станешь предпринимать никаких решительных мер, что вообще ничего не станешь предпринимать…

– Нет, Энн. Такого я не могу тебе пообещать, – ответил Алан тихо, но очень твердо.

Она пытливо посмотрела ему в глаза, опять отвела взгляд в сторону и, несмотря на то что он не принял ее условия, продолжила говорить:

– Понимаешь… я два с половиной года прожила с одним человеком… – Ее голос звучал глухо и хрипловато, и Алану приходилось напрягать слух, чтобы уловить произносимые ею слова. – Поначалу нам казалось, что мы влюблены друг в друга, но очень скоро все изменилось. Исчезли взаимопонимание, нежность, страсть… Я давно подумывала уйти от Рейнолда, потому что уже не могла выносить такой жизни, но все никак не отваживалась сделать решающий шаг… А в тот день, когда ты впервые пришел ко мне на экскурсию, узнала о том, что он изменяет мне с собственной лаборанткой…

Она помолчала, опять глядя на свои пальцы, которые беспрестанно сжимала и разжимала.

– Я тут же уехала из его дома. Вернулась в свою квартиру на Квин-стрит. Несколько дней спустя Рейнолд позвонил мне, сказал, что раскаивается в своем поступке и что я должна вернуться… Возвращаться к нему я, естественно, не намеревалась. В то воскресенье, когда мы с тобой были на Ниагаре, Рейнолд позвонил мне снова и начал запугивать…

– Почему я узнаю об этом только сейчас? – спросил Алан, насупившись. – Мне показалось, что за те выходные мы стали близкими людьми, Энн! Я подумал, что ты доверяешь мне…

– Умоляю, Алан, не перебивай меня, – еще глуше пробормотала Энн.

Она рассказала ему все без утайки. И об истории несчастной любви Дэниела, и о том, как он запил и связался с сомнительными личностями, и о том, как Рейнолд помог ему устроиться на работу, а теперь угрожает опять столкнуть в ту яму, из которой Дэниел выбрался с таким трудом.

У Алана все бушевало внутри, но он выслушал Энн до конца, больше ни разу не перебив. Только когда, опять так же тяжко вздохнув, она замолкла, он притянул ее к себе, поцеловал в макушку и заговорил исполненным нежности и твердости голосом:

– Очень жаль, малышка, что ты не рассказала мне эту историю раньше. Если бы ты решилась поделиться со мной своими проблемами в тот самый день, когда мы вернулись с Ниагары, эти две недели прошли бы для нас обоих совсем по-другому.

Энн посмотрела на него, печально улыбаясь. Его лицо было спокойно, и лишь по ходящим на скулах желвакам да по углубившимся складкам у рта она могла догадываться, каково его истинное состояние.

– Нет, Алан, даже если бы я сразу обо всем тебе рассказала, ничего не изменилось бы, – пробормотала она.

– Неужели ты считаешь, что я не в состоянии тебе помочь? – хмурясь сильнее и начиная терять терпение, спросил Алан. – Неужели я не внушаю тебе доверия?

– Не в этом дело, Алан, – несчастным голосом, будто моля его о чем-то, произнесла Энн. – Ты внушаешь мне доверие… Признаюсь, ни с одним другим мужчиной я не чувствовала себя настолько спокойной и защищенной…

– В чем же тогда дело?

Энн еще ниже опустила плечи, на мгновение закрыла глаза. Потом резко повернула голову, выразительно посмотрела на Алана и горячо заговорила:

– Вступать в борьбу с Рейнолдом не имеет смысла, Алан. Ни мне, ни тебе, ни моей родне, ни всем нам вместе взятым. Это опасный человек, на пути к достижению своей цели он не остановится ни перед чем. – Она быстро сглотнула, смахнула со щеки рыжий завиток. – У него в Торонто куча связей, Алан. Рейнолд водит дружбу с очень влиятельными людьми. Нам не выиграть войны с ним, я уверена в этом на сто процентов. – На ее лицо легла тень, губы дрогнули, зрачки расширились, превращая глаза в две блестящие омытые дождем черные ягоды. – А если что-нибудь случится с Дэниелом или… или с тобой, я этого не вынесу. – Она съежилась, как оставшаяся на улице в трескучий мороз домашняя кошка. – По истечении месяца я вернусь к Рейнолду, несмотря на то что даже думать об этом мне невыносимо.

Алан прижал ее к себе, ласково провел ладонью по голове.

– Я выслушал тебя не перебивая, Энн. А теперь, пожалуйста, выслушай ты меня. Запомни: с сегодняшнего вечера и впредь ты будешь делать только то, что желаешь. О страхах и мучениях можешь забыть – отныне решением твоих проблем займусь я.

Энн вскинула голову, сложила губы в трубочку, намереваясь что-то возразить, но Алан приложил к ее рту указательный палец.

– Я живу в этом городе недолго, но уже знаком со многими людьми, которые в борьбе с любым мерзавцем окажут мне должную поддержку, поверь. Так что и мысли о связях своего бывшего бойфренда ты тоже можешь смело выбросить из головы. И потом, у меня есть отличнейший друг Питер, вместе с которым мы – непобедимая сила.

Он улыбнулся, еще раз погладил притихшую Энн по голове и продолжил с большим оживлением:

– В следующем месяце мы с Питером планируем открыть филиал нашей фирмы в Монреале. Если твой брат согласится и если подойдет нам, мы возьмем его в качестве руководителя филиала. Насколько я понял из твоих рассказов, парень он сообразительный и имеет опыт работы в управлении.

Энн бросила на Алана быстрый взгляд. И он, мгновенно догадавшись, о чем она подумала, добавил:

– Клянусь тебе, мое отношение к Дэниелу никоим образом не будет зависеть от наших с тобой отношений. Если, чтобы чувствовать себя спокойно, тебе потребуется письменное подтверждение моим словам, я готов…

– Что ты! – Энн, сама не ожидая от себя ничего подобного, порывисто прижалась к его груди, обвила его шею руками и замотала головой. – Никакого письменного подтверждения мне не нужно. Я верю тебе, честное слово! У меня такое чувство, что я поверила бы всему, что бы ты ни сказал мне…

– Давние друзья должны доверять друг другу, – произнес Алан, напоминая ей о тех милых глупостях, которых наговорил при знакомстве.

Энн негромко рассмеялась, ощущая вдруг, что всю ее наполняет какое-то пьянящее чувство – смесь облегчения, радости и надежды. Она еще не вполне осознавала, что продолжения ее страданий не последует, но уже освободилась от страха и смело выпустила из тайника своей души любовь к Алану, которую так старательно загоняла туда на протяжении прошедших двух недель.

Несколько минут оба молчали – сидели крепко обнявшись и наслаждались этим единением. Нарушил тишину Алан.

– Я хочу сказать тебе нечто очень важное, – прошептал он ей на ухо. – Мне кажется, что с самого первого момента нашего с тобой знакомства я люблю тебя, Энн…

Энн медленно отстранилась от него и замерла, глядя куда-то в пространство перед собой.

– Не пугайся, милая, – торопливо добавил Алан, несколько смущенно улыбаясь. – Я не жду, что сейчас ты тоже признаешься мне в любви. Если когда-нибудь это случится, я буду безмерно счастлив, но пока прошу лишь об одном…

На этот раз Энн приложила к его рту указательный палец, не давая возможности окончить фразу.

– Пожалуйста, помолчи, – прошептала она, и ее щеки залил румянец. – Разреши мне кое-что сказать… Я тоже с того самого момента, как наши взгляды встретились на той первой экскурсии… Я тоже полюбила тебя…

Алану показалось, что он ослышался. Он смотрел на ее полные губы, ловил взглядом малейшее их движение, запоминал каждую образовывающуюся на них складочку и ощущал себя героем какого-то прекрасного сна. На протяжении нескольких минут он как будто пребывал в нереальном мире и, вдруг очнувшись, увидел, что Энн смотрит на него с растерянностью и смущением.

– Энн… – пробормотал он, беря ее за руки. – Энн, мне только что послышалось, будто ты сказала, что… любишь меня?..

Она опустила глаза, и румянец на ее щеках сгустился.

– Я действительно сказала это и готова повторить еще сотню, тысячу раз, – прошептала она еле слышно.

– Энн… – Алан покачал головой, все еще не веря, что не спит. – Ты не представляешь, как я счастлив!

– Я тоже счастлива, Алан. – Она робко подняла глаза, опять наполненные слезами. Но это были слезы радости.

Алан привлек ее к себе и осторожно коснулся губами ее рта. Несколько секунд этой ласки были прелюдией к страстному поцелую – оба смаковали эти мгновения как первый глоток драгоценного вина.

Когда, одурманенные и потерянные в море сладостных ощущений, они отстранились друг от друга, взгляды их подернутых туманной пеленой глаз встретились.

– Энн… – прошептал Алан, переведя дыхание, – у меня такое чувство, что, пройдя утомительный долгий путь, я очутился в сказке. – Он посмотрел на ее раскрасневшееся и ставшее еще более прекрасным лицо и неожиданно посерьезнел. Между его бровей пролегли две складочки.

– О чем ты задумался? – осторожно спросила Энн.

Алан сощурил глаза, долго смотрел на нее, колеблясь, потом кашлянул и пожал плечами.

– Мне бы очень хотелось, чтобы между нами не было тайн, Энн.

Ее глаза, все еще красные и влажные от длительных мучений и слез, засияли. На припухших от плача и горячего поцелуя губах заиграла улыбка.

– И мне бы хотелось того же самого, Алан. Больше всего в отношениях между людьми я ценю честность и была бы счастлива, если бы мы с тобой могли во всем друг другу доверять.

– Тогда… ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. – Алан замолчал, опять кашлянул, явно не решаясь сказать то, о чем хотел. – Помнишь тот день, когда ты начала писать мой портрет?

– Естественно, помню.

– А тот момент, когда мы только вошли в твою мастерскую?

Энн задумалась. Одна ее бровь изогнулась и приподнялась, губы сжались. А в следующую секунду растянулись в широкой улыбке, глаза заискрились. Она понимающе кивнула.

– Ах, вот ты про что! Те рисунки! Я тогда жутко растерялась и с такой поспешностью их убрала, что ты, наверное, подумал, будто я от тебя что-то скрываю. – Она еще раз кивнула, рассмеялась, взяла его за руку и поднялась с дивана. – Поедем ко мне. Прямо сейчас!

Алан ничего не понял, но без слов последовал за ней в холл и на улицу. В машине, направляясь на Квин-стрит, они не разговаривали, но Энн выглядела так, будто ей не терпится сообщить ему какую-то совершенно ошеломительную новость: то и дело поглядывала на него, довольно улыбалась, ёрзала на месте, как непоседливый ребенок.

В ее квартире все было по-прежнему, только царил какой-то давящий мрак. Проходя за ней по коридору, Алан представлял себе, как она мучилась здесь в одиночестве прошедшие две недели: скрывалась от людей, варясь в котле своего горя, почти ничего не ела. Ход его безрадостных мыслей прервал возглас Энн:

– Сейчас ты все поймешь!

Она распахнула дверь в мастерскую, торопливым легким шагом прошла к высокой угловой этажерке из светлого дерева и достала с полки лист бумаги.

– Взгляни! – Энн протянула ему карандашный рисунок.

Человек в доспехах на покрытом броней коне. В его руке щит, на голове шлем. Взгляд Алана остановился на лице воина.

Это же я! – мелькнуло в его голове. Я?..

– Что это? – спросил он, поворачиваясь к Энн и глядя на нее в полном недоумении.

Энн заулыбалась.

– Иллюстрация к одному историческому роману. Лицо героя я нарисовала после той экскурсии, на которую ты пришел впервые…

Алан с минуту разглядывал нарисованного воина, что-то напряженно обдумывая. Потом, все поняв, вдруг просиял такой счастливой улыбкой, что у Энн сдавило грудь. Он отложил лист в сторону, подхватил Энн на руки и закружил по комнате.

– Неужели это правда, малышка? Неужели я произвел на тебя настолько сильное впечатление, что ты решила нарисовать героя этой книги похожим на меня? – Он остановился, опустил Энн на пол и с волнением уставился на нее, будто боялся, что получит отрицательный ответ.