Текст книги "Модель и кутюрье"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Верно, – ответила Софи без капли жеманства. – Только давай на «ты»?

– С удовольствием, – пропела Кетлин. – Ты тоже примешь участие в показе мод Филипа?

Софи совершенно искренне улыбнулась.

– Да.

– Здорово! – воскликнула Кетлин. – Надеюсь, мы подружимся.

Хорошо, что Филип вместо Софи весело произнес «непременно подружитесь». В противном случае эту же самую или аналогичную по смыслу фразу пришлось бы выдать ей, а она уже твердо знала, что Кетлин никогда не взглянет на нее как на подругу. В многочисленных улыбках этой жгучей брюнетки было что-то фальшивое, а большие серые глаза, когда она устремляла взгляд на Софи, так и светились злостью. Софи казалось, что губы Кетлин, довольно тонкие, покрытые нежно-розовой помадой, вот-вот приоткроются и покажется змеиное жало.

Джейн смотрела куда-то в сторону, очевидно чувствуя возникшее между манекенщицами напряжение, Тед, ни на кого не обращая внимания, продолжал заниматься прической Софи, а Вассон, купающийся в какой-то внутренней радости, ничего не замечал и, улыбаясь, переводил взгляд с Софи на Кетлин и обратно. У Софи возникло ощущение, что он уже видит их обеих на подиуме в нарядах, подготовленных к показу, и заранее предвкушает успех.

Демонстрация весенне-летней коллекции Филипа Вассона под названием «Современность и классика» увенчалась ошеломительным успехом. Состоялась она не в период сентябрьской Недели моды в Лондоне, а в январе, в Национальной школе изящных искусств в Париже.

Входили в эту коллекцию и соблазнительные, обтягивающие фигуру блузки-платья, и по-летнему свободные юбки из легких прозрачных тканей, и топы, причудливо украшенные ленточками, и строгие костюмы для повседневной носки, и вечерние наряды, расшитые бисером, стеклярусом, переливающимися камнями. В каждой из представленных моделей гармонично уживались богатство, оригинальность и простота.

Платья, продемонстрированные Софи, в особенности украшенное стразами от Сваровски, стали настоящим «гвоздем программы».

Филип Вассон ликовал. Ни один из предыдущих показов не приносил ему настолько полного, исчерпывающего удовлетворения. Его любимые творения были поданы сегодня публике в точности так, как он того желал, даже лучше. И все благодаря мастерству Софи Лоринг – полубогини-полуребенка, до головокружения естественной и обворожительной, вызывающей в нем бурю невероятных эмоций…

Выйдя по окончании показа на подиум, где собрались все манекенщицы, он, не задумываясь, взял за руку именно Софи, подошел с ней к краю залитого светом возвышения и, не ожидая от себя ничего подобного, порывисто привлек к себе, обнял за тонкую талию и прижался щекой к ее щеке – нежной, благоухающей свежим ароматом «Гуччи».

Его обдало вдруг теплой, до умопомрачения ласковой волной, а по всему телу прошел едва ощутимый, но на редкость приятный разряд сродни электрическому. Как же давно он не испытывал ничего подобного от столь невинного прикосновения к женщине, от одной ее близости! Ему казалось в эти непродолжительные мгновения, что стоящая рядом с ним девушка воскресила его прошедшую десяток с лишним лет назад юность – ту пору, когда он ждал от жизни, от единения с женщиной чего-то необыкновенного, заоблачного.

Потрясенный столь странным ощущением, опьяненный успехом, он осторожно отстранился от Софи, посмотрел на нее так, будто видел впервые, опять взял за руку – теперь совсем по-другому, аккуратно, с юношеским трепетом – и под гром аплодисментов повел назад…

В этот вечер в зале ресторана, где собрались все участники показа и гости, в адрес Филипа Вассона было произнесено множество хвалебных речей. Он в свою очередь поблагодарил всех своих помощников: дизайнеров, специалистов по крою, шитью и отделке одежды, стилистов, визажистов, парикмахеров, фотографов. И конечно, манекенщиц, с блеском продемонстрировавших результат всеобщих стараний для уважаемых гостей и судей.

– Особое спасибо модели, с которой мы только начали сотрудничать, – сказал он в заключение. – Восхитительной, наверняка небезызвестной большинству из присутствующих здесь Софи Лоринг. Софи, ты превзошла все мои ожидания!

Последние слова он произнес с особой нежностью и таким голосом, каким объясняются в чувствах не просто деловым партнерам. В умах собравшихся, даже самых несообразительных, зародились подозрения. Разодетые дамы закрутили головами, бросая на кутюрье и на вызвавшую у него столь явный восторг модель любопытные взгляды.

Вассон не обратил на них ни малейшего внимания. Он смотрел на сидящую среди других манекенщиц Софи. Она тоже глядела на него. Широко раскрытыми глазами и почему-то бледная как полотно.

– За наш общий успех! – Филип поднял бокал с шампанским и подмигнул Софи.

– За Филипа Вассона! – воскликнула Джейн, поспешившая разрядить обстановку.

Все оживились, заулыбались и, повторив тост, дружно подняли и поднесли к губам бокалы.

Софи владело странное состояние. Она разговаривала с сидящими рядом манекенщицами, отвечала на вопросы подходящих представителей модной богемы, брала чужие визитки, раздавала свои, улыбалась. Но как будто не вполне понимала, что вокруг нее происходит, где она, каким образом попала в этот огромный роскошный зал.

Началось все в тот самый миг, когда Филип Вассон взял ее за руку и повел к краю подиума. Точнее, когда прижался щекой к ее щеке. Ей показалось, что он делает это не просто как окрыленный успехом и преисполненный благодарностью к своим моделям кутюрье… Странно прерывистым сделалось в эту минуту его дыхание, с особенной бережностью взял он мгновение спустя ее руку.

Все это глупости, убеждала она себя. Вассон страстно влюблен в свое дело, очень эмоционально, как любая поистине творческая личность, переживает очередную победу, вот и прижался ко мне там, на подиуме, почти как к предмету воздыхания. Все очень просто. Проще не бывает. Я для него лишь средство демонстрации своей идеи публике, может, по его мнению, одно из лучших средств. Не более того.

К началу ужина она почти поверила в то, что неравнодушие к ней Вассона – плод ее воображения, привыкшего рисовать романтические сцены с участием знаменитого кутюрье. Но когда он произнес заключительную фразу своей благодарственной речи, когда устремил на нее, Софи, полный огня и обожания взгляд, когда люди вокруг завертели головами, а некоторые даже зашушукались, она поняла, что он и впрямь к ней неравнодушен… И испугалась, будто только что узнала, что находится в смертельной опасности.

К подобному повороту событий она была совсем не готова. Потому и растерялась. Долгие годы, сходя по Вассону с ума, боготворя его, переживая в мире девичьих грез невероятные минуты с ним, она настраивала себя на то, что не имеет ни малейшего права надеяться на его взаимность, что вероятность романа между ними в реальной жизни исключена.

То же самое твердила себе Софи, и когда познакомилась с ним.

Потеряв почву под ногами, не имея понятия, как себя вести, она сидела сейчас в этой шумно-праздничной круговерти и, старательно избегая встречаться взглядом с виновником торжества, мечтала раствориться в пропитанном дорогими ароматами, наполненном приглушенным желтым светом и музыкой воздухе…

– Можно тебя пригласить? – прозвучал где-то возле ее уха приятный и знакомый мужской голос.

Софи вздрогнула, покраснела и подняла голову. Позади нее стоял, немного наклонившись вперед, Филип Вассон. Она не заметила, как сменилась музыка и слегка захмелевшие люди закружились парами по площадке рядом с эстрадой.

Ей нестерпимо захотелось ответить отказом, выбежать из этого роскошного зала и улететь домой, в Лондон. Но, преодолев себя, она выбросила эту дикую мысль из головы, улыбнулась и поднялась со стула.

– Конечно, можно.

Софи не видела, но чувствовала, как на них устремились десятки пар глаз, и ощутила себя юным и страшно неуверенным в себе подростком. У нее сильно закружилась голова, а очертания стен, окон, тяжелых штор с кистями, людей, ламп стали вдруг размываться и сливаться друг с другом.

Филип уверенным движением взял ее под руку и повел к эстраде. Казалось, что его ничто не смущает. Что ему нет никакого дела до чьих-то взглядов, до того, какое впечатление своим намерением потанцевать с Софи он производит на собравшихся.

Она, чувствуя, что вот-вот пошатнется и упадет, если не уцепится крепче за его руку, сжала пальцы вокруг крупной мужской кисти. Филип, почувствовав это, взглянул на нее и нахмурился.

– Ты очень бледная, – произнес он озабоченно. – Плохо себя чувствуешь?

– Нет… То есть да…

Они остановились в нескольких шагах от танцующих.

– Здесь столько народу, так шумно… – виновато глядя на Филипа и не найдя более правдоподобного объяснения своему состоянию, пробормотала Софи.

На лице Вассона отразилось недоумение.

– Я думал, ты к подобному привыкла…

В самом деле, подумала Софи, смущаясь сильнее, я уже два года работаю моделью, постоянно в этой суете, а тут вдруг почувствовала, что не переношу ее. Как глупо все получается…

– Да, конечно, привыкла, – торопливо сказала она, стараясь выпутаться из затруднительного положения и только сильнее портя дело. – Но, видишь ли, я…

Поняв, что выглядит полной дурочкой и не в состоянии чего-либо исправить, Софи замолчала и беспомощно развела руками.

– Может, выйдем в холл? – спросил Филип, глядя на нее, несмотря ни на что, с нежностью и восторгом. – Там прохладнее, окна приоткрыты.

– Да, давай выйдем! – хватаясь за его предложение, как утопающий за соломинку, выпалила Софи.

Ноги ее, секунду назад едва не подкашивавшиеся, вмиг окрепли. И она зашагала рядом с Вассоном быстро и твердо, будто была уверена, что там, в холле, глотнув живительного свежего воздуха, моментально придет в себя.

– Вот сюда, – сказал Филип, указывая на ближайшее приоткрытое окно, когда они вышли из зала. – Сейчас тебе станет лучше.

– Да-да, – ответила Софи.

С минуту она стояла спиной к Филипу, вдыхая холодный уличный воздух и глядя в разбавленную светом фонаря темень. Потом, собравшись с духом, повернулась и смело посмотрела ему в глаза.

– Прости меня, пожалуйста. Меньше всего на свете мне хотелось испортить тебе сегодняшний вечер.

– Испортить? – усмехаясь, будто ослышался, переспросил Филип.

– Я имею в виду это мое дурацкое состояние, – пробормотала Софи, потупившись и непонятно зачем маша перед лицом ладонью. – Но ты был прав: свежий воздух здорово мне помог. Еще минутка, и я приду в норму.

Филип нежно коснулся подушечками пальцев ее обнаженной руки и, когда от неожиданности она вскинула голову, посмотрел ей прямо в глаза.

– Послушай меня, Софи, – произнес он полушепотом, от которого ее бросило в дрожь. – Ты не испортила мне этот вечер, а, наоборот, наполнила его волшебством, сделала настоящей сказкой. Только благодаря тебе я чувствую себя сегодня до невозможности счастливым. Только благодаря тебе…

Послышались шаги и веселые голоса. И через несколько мгновений перед Софи и Вассоном предстала сама Франсин Дюмон, одна из наиболее экстравагантных законодательниц парижской моды, в сопровождении троих молодых мужчин.

– Филип, дорогой! – воскликнула Франсин, быстрыми шажками приблизившись к Вассону. – Прости, что приехала так поздно!

Она протянула руки в блестящих браслетах и заключила кутюрье в сердечное объятие.

– То, что я увидела сегодня в Школе изящных искусств, сразило меня наповал, честное слово! – Она разжала руки, отступила на шаг и одарила Вассона ослепительной улыбкой. – Поздравляю, дорогой, поздравляю! Держишь марку самым достойным образом! – Она внимательно посмотрела на Софи. – А это та самая девочка? Софи Лоринг? Какое очарование! Пообещайте, что уделите мне сегодня несколько минут. Я как раз набираю хорошеньких манекенщиц для съемок своего каталога и с удовольствием пригласила бы вас.

В ярко-красном с золотом, до неприличия открытом платье сорокапятилетняя Франсин смотрелась несколько вызывающе. Но ее подчеркнуто непосредственная манера держаться и неуемная восторженность подкупали и вызывали улыбку умиления у любого, кто с ней общался.

– Сочту за честь уделить вам столько времени, сколько потребуется, – забывая о своем стеснении и о пылких словах Филипа, ожегших ее горячим пламенем, ответила Софи.

– Ловлю вас на слове! – воскликнула Франсин. Ее лицо вдруг сделалось загадочным. Она взглянула на Вассона, потом на Софи. – Между прочим, вдвоем вы потрясающе смотритесь. Я отметила это еще днем. Итак, дорогой, ты пригласишь нас к столу или нет?

Спросив у Софи, в порядке ли она, и получив бодрый утвердительный ответ, Вассон повел гостей в зал.

С появлением Франсин Дюмон стало заметно веселее и оживленнее. Ее звучный голос, искрометный юмор, заразительный смех заполнили собой все пространство.

С Софи она побеседовала часа полтора спустя, пообещав в недалеком будущем позвонить и поговорить о деле более серьезно.

Филип к Софи больше не подходил, словно почувствовав, что своим вниманием приводит ее в сильное замешательство. Она наблюдала за ним сначала тайком, потом все смелее и смелее, благо смотреть на него в этот вечер – его вечер – всем даже следовало.

Опять начались танцы. На первый медленный Вассона пригласила Франсин. Во время второго он увлеченно разговаривал с Джейн и двумя французскими модельерами.

Глядеть на Софи Филип как будто больше не решался, и ей стало даже немного жаль его. Когда зазвучала очередная медленная мелодия, она посмотрела на него так выразительно, что он повернул голову, и их взгляды встретились.

Софи улыбнулась – просто, немного застенчиво, безмолвно говоря, что теперь станцевала бы с ним с огромным удовольствием. Поняв ее и обрадовавшись, Филип приблизился и без слов протянул руку.

Когда они прошли к эстраде и его ладони легли на ее талию, когда Софи сама обвила руками его шею, ей показалось, что настал конец света, что мечтать больше не о чем, что сбылось все самое заветное.

Вассон с легкостью повел ее в танце, и следовать за ним, повиноваться ему было крайне приятно.

– Ты потрясающая, Софи, – прошептал он ей на ухо.

«Ты тоже» – рвалось у нее из сердца, но губы лишь растянулись в улыбке.

– У нас впереди еще сотня таких вечеров, уйма побед, море радости, – сказал Филип, опять порывисто прижимаясь щекой к ее щеке.

Софи кивнула, закрывая глаза и мысленно моля судьбу о том, чтобы именно так все и вышло.

4

Для Кетлин этот праздник, к которому она готовилась так долго и основательно, обернулся сущим адом. Умело заигрывая с каким-то французом, демонстрируя ему наполовину обнаженный бюст, она глушила в себе гадкие, рвущие душу на части чувства.

Софи Лоринг не понравилась ей в первую же секунду. Слишком уж естественной и открытой, а потому чересчур привлекательной и невинной она выглядела. Слишком восторженно смотрел на нее Вассон, слишком запросто и с чрезмерным удовольствием общались с ней все вокруг, в том числе и остальные девочки.

Это настораживало. Сигнализировало об опасности быть безвозвратно отодвинутой на задний план.

Так оно и вышло. Талант Софи, приводящий известного кутюрье в неописуемый восторг, засиял так ярко, что о достоинствах Кетлин все позабыли.

До появления Софи в Доме моды Вассона Кетлин считалась не самой лучшей, но отнюдь и не худшей моделью. В один прекрасный день она мечтала стать первой, оттеснив всех соперниц, главным образом Лауру Росси.

В итальянке, с ее резковатой, несколько хищной, а потому примечательной красотой, Кетлин, по сути, и не видела соперницы. Просто та начала работать с Вассоном несколько раньше и отличалась большей пронырливостью. Особой артистичностью не обладала, хотя в свои двадцать три успела сняться в рекламных роликах для нескольких известных парфюмерно-косметических компаний «Ревлон», «Буржуа», «Люмине», а еще для каталога «Эспри».

Кетлин была на год моложе и страстно мечтала о славе. До недавнего времени в ней жила уверенность в скором осуществлении своей мечты. Ей хотелось, чтобы люди во всех уголках земного шара, разглядывая ее фотографии в журналах и просматривая рекламные блоки в перерывах между телепередачами, любовались ее прозрачными, как лед, глазами, блестящими черными волосами, стройной фигурой, длинными ногами.

Она хотела, чтобы, встречая на улицах Парижа, Лондона, Милана, Нью-Йорка, Берлина, Вены, Праги и других городов, прохожие узнавали ее, останавливались и в изумлении и восторге раскрывали рты. В мечтах она плавала на роскошных яхтах, лениво перебирала длинными тонкими пальцами поблескивающие загадочным блеском украшения с бриллиантами, общалась как с друзьями с известнейшими людьми планеты.

Но главная ее задача состояла в покорении сердца Филипа Вассона – мужчины, отвечающего всем ее требованиям, представляющего собой идеал спутника жизни. Он был богат, талантлив, знаменит, привлекателен, мужественен. Его уважали, к нему прислушивались, с ним водили знакомства сливки общества. Филип Вассон – она была убеждена в этом – мог сделать ее поистине счастливой.

К реализации своего замысла Кетлин подходила со всей осторожностью, действовала хитро и не спеша. Улыбалась Вассону, когда бы он ни посмотрел на нее, появлялась перед ним только в сексуальной, подчеркивающей длину ног одежде, как можно чаще смеялась в его присутствии. Ей уже начинало казаться, что он смотрит на нее как-то по-особому, что вот-вот проявит по отношению к ней свои настоящие, долго скрываемые чувства.

И именно в этот столь многообещающий момент на ее пути появилась эта «невинная овечка».

На сегодняшнем празднике, весело хохоча с французом, забавно искажающим английские слова, Кетлин в глубине своей мелкой честолюбивой души скрывала зародившуюся ненависть к Софи.

Все в этой так приглянувшейся Вассону светловолосой красавице казалось ей отвратительным и лживым. И бесхитростное выражение голубых глаз, и пухлый с чуть выпяченной, как у ребенка, нижней губой рот, и белизна кожи, и поразительная раскованность на подиуме, и эта нашедшая на нее теперь скромность, смущающая и явно сводящая Вассона с ума.

Он влюбился в Софи – в этом не было сомнений. Не заметить произошедшей в нем перемены не мог никто, даже Луиза, безмозглое создание, хорошо разбирающееся лишь в стрижках и способах укладки волос. Кетлин слышала, как в дамской комнате она говорила одной из манекенщиц, что «находит Вассона и Софи парочкой просто супер».

Просто супер! Ха! Кетлин казалось, что мир сошел с ума. Она была уверена, что черноволосому высокому Филипу Вассона подходит непременно брюнетка, непременно худенькая, непременно с длиннющими ногами. То есть она.

Софи, естественно, тоже не страдала избыточным весом, но была ниже Кетлин на восемь сантиметров и обладала, на ее взгляд, какой-то чрезмерно натуральной, до противного «чистой» красотой.

Где-то в глубине души Кетлин осознавала, что проигрывает Софи по всем статьям. И от этого злилась сильнее, еще старательнее убеждала себя, что главное в манекенщице не полная грудь, белая кожа, пухлые губы и артистизм, а ноги, что называется, от самых ушей и внешний лоск, умение произвести впечатление шикарности.

А еще хитрость и стремление во всем быть первой. Но и этими качествами, она была уверена, Софи не могла ни с кем сравниться. Корчит из себя святую невинность, а на самом деле шельма, каких поискать, кипя от негодования, думала про соперницу Кетлин. Подкралась к бедняжке Вассону на мягких лапках, свела с ума, а теперь, чтобы сильнее его разжечь, прикидывается растерянной. Мерзавка!

Ей хотелось вскочить со стула, подбежать к танцующим Вассону и Софи, расцарапать ненавистной сопернице, разбившей ее мечты, белоснежную кожу, оттаскать за волосы, опозорить. Или каким-нибудь замысловатым способом заставить прямо сейчас показать и Вассону, и всему свету свое истинное – отвратительное, как она была убеждена, – лицо.

Медленная мелодия сменилась быстрой. И Кетлин краем глаза увидела, как Филип, поцеловав руку Софи, повел ее к столу.

– У меня созрел тост! – воскликнула, привлекая всеобщее внимание, Франсин Дюмон. – Выпьем за молодость, талант и гармоничные союзы!

До отеля в этот вечер Софи довез Вассон. Простились они мило и трогательно. У двери ее номера продолжительно и красноречиво посмотрели друг на друга, затем он взял ее руку, медленно поднес к своим губам, поцеловал с нежностью, от которой у Софи потемнело перед глазами, и прошептал:

– Сегодня был лучший день в моей жизни, Софи. Я очень надеюсь, что он – только начало моего настоящего счастья. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – пробормотала Софи, с трудом шевеля пересохшими от волнений губами.

Минуту спустя она стояла, прижимаясь спиной к закрытой двери номера и прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов, кажущемуся ей божественной музыкой. Когда все стихло, Софи медленно сползла на пол и в полной темноте заплакала от переполняющей ее душу неземной радости.

Я не верю, не верю в это, твердила она, утирая ладонями слезы. Такое возможно только в сказках. Мы танцевали, он восхищен мною, считает, что лишь благодаря мне этот показ прошел так блистательно, и надеется, что его счастье сегодня только начинается. Только начинается… Что это значит?

Прирожденное женское чутье услужливо подсказывало ей, что могут означать слова Филипа Вассона, но она не осмеливалась ему верить, боясь разочарования. И продолжала размышлять о том, что он имеет в виду и каким представляет свое счастье…

А вообще-то не надо ломать голову над тем, что ждет впереди, решила Софи, когда слезы высохли и наступило некоторое успокоение. Все равно раньше времени я не узнаю ответы на эти вопросы. Пусть все идет своим чередом. Главное – уметь радоваться тому, что уже имеешь.

Она поднялась с пола, прошла в спальню, скинула с себя пальто и длинное вечернее платье, улеглась на кровать и, уютно подложив под голову руку, предалась воспоминаниям.

Перед глазами снова возник подиум в зале Школы изящных искусств, вышедший на него по окончании показа Вассон… Вот он идет к ней, берет за руку, они вместе направляются к самому краю… Вот Филип обнимает ее за талию, привлекает к себе, прикасается к ее щеке своей щекой – теплой, гладко выбритой, с твердой, мужественно очерченной скулой…

Софи воспроизвела в памяти эти мгновения настолько живо, что испытала те же самые, что и тогда, ощущения – потрясение, оцепенение, возбуждение и даже страх. Сколько раз за предыдущие годы в ее воображении возникали подобные сцены, сколько раз она видела себя на подиуме в нарядах Вассона, стоящей рядом со своим кумиром, делящей с ним радость успеха. Сегодня все случилось в жизни, и от благодарности к судьбе у нее перехватывало дыхание.

Потом ей вспомнилось, как неловко она себя чувствовала в ресторане, как по-идиотски выглядела, объясняя Филипу причину своего состояния. Но стыда, смущения, желания повернуть время вспять и что-то исправить в ее душе не появилось. Ни самой малости.

Потому, наверное, что Филип отреагировал на эти ее странности на редкость заботливо и чутко. Потому что ни разу не посмотрел, наблюдает ли кто-то за ними в это мгновение, не побоялся показаться смешным.

Почему он так относится ко мне? – опять задумывалась Софи. Неужели…

Окончить свой вопрос, даже не произнесенный вслух в этой темной комнате, где, кроме нее, никого не было, она не отважилась. Будто боялась, что в таком случае то ощущение в ее душе, для которого не существовало названия, ибо в нем слились воедино и страсть, и боязнь, и томление, и предчувствие чего-то светлого, безвозвратно исчезнет, оставив вместо себя нестерпимую пустоту.

Софи не знала, как долго пролежала, не разбирая постели, не укрываясь… Может, минут десять, может, два часа. Следовало подняться, принять душ, вынуть шпильки из уложенных в прическу волос, надеть ночную сорочку. Но сил не было, а главное, не было желания смывать с себя следы прикосновений Филипа Вассона…

«Между прочим, вдвоем вы потрясающе смотритесь» – отдаленным эхом прозвучали в ее затуманившемся сознании слова Франсин Дюмон, когда Софи уже забывалась в теплых объятиях Морфея.

Отвезя Софи в отель, Вассон, несмотря на страстное желание остаться наедине со своими мыслями, направился обратно в ресторан. Добрая половина его гостей продолжала веселиться. Не вернуться к ним он не мог.

Ему казалось, что вид разодетых, подвыпивших, кривляющихся друг перед другом людей подействует на него раздражающе, ослабит то чувство, которое жило в нем с момента знакомства с Софи Лоринг. Которое сегодня, когда он обнял ее на подиуме, резко обострилось, заполнило собой всего его, сделало по-мальчишески счастливым… Но ничего подобного не произошло.

А все-таки они неплохие ребята, решил Филип, с улыбкой наблюдая за танцующими, спорящими, заигрывающими с ним и друг с другом людьми и видя в них то, чего не видел никогда раньше. Блеск в глазах, задор, по сути невинное, хоть и смешное стремление выдать себя за более умных, красивых, талантливых, красноречивых.

Это все она, Софи, из-за нее я стал вдруг таким добрым, все понимающим, всепрощающим, думал Филип, улыбаясь еще шире. Ему казалось, что Софи все еще незримо присутствует в этом зале, он видел ее в каждом переливающемся камне, слышал в каждом звуке музыки. Думать о ней доставляло безграничную радость и ничуть не пугало, как в случаях с другими женщинами, с которыми у него когда-либо завязывались более или менее серьезные отношения. Все они неизменно требовали большего, чем он мог дать, постоянно чем-нибудь были недовольны, чего-то ожидали.

Нет, Софи не походила ни на одну женщину в мире, была уникальной, почти нереальной. Женственная и светлая, она удивительным образом сочетала в себе естественность и актерский талант, беспомощность и внутреннюю силу.

Вассон чувствовал, что, несмотря на открытость и честность, она скрывает от него какую-то тайну. Что-то очень личное, каким-то образом связанное не то с ним самим, не то с их сотрудничеством. От этого она выглядела в его глазах еще более привлекательной. Еще более желанной…

Увидев своими глазами еще тогда, в первый день, что представляет собой Софи, он тотчас же подумал, что должен изучить ее талант как можно полнее и решить, не заключить ли с ней договор посерьезнее – о съемках для каталогов, для рекламы, о продолжительном сотрудничестве. С этой целью Филип раздобыл несколько кассет с записями разных шоу с ее участием и внимательно просмотрел их.

Перед камерой Софи Лоринг умела быть любой: ангельски чистой, насмешливо-кокетливой, агрессивной, серьезной, повелевающей. Но всегда оставалась естественной, зовущей, а в ее глазах постоянно светились задорные смешинки.

Фальшь, изобилующая нынче в мире моды, в ней напрочь отсутствовала. Когда она приступала к той или иной работе, то посвящала ей всю себя. Во время съемок, показов и шоу в этом чудном создании не было ни капли скованности, ни намека на неуверенность. Все ее движения, малейшие изменения выражения лица являли собой волшебную симфонию грациозности, красоты, женственной прелести, не теряющейся даже на фоне роскошных нарядов и блестящей обстановки.

Софи всегда держалась с завидным достоинством и представляла собой личность самостоятельную, независимую, целеустремленную. В общем, была воплощением идеала женщины нашего времени.

Интересно, почему она вела себя так странно сегодня вечером? – подумал вдруг Филип, взглянув на то место за столом, которое еще час назад занимала Софи. Что ее смущало? Мой восторг? Всеобщий интерес к ней? Шушуканье, косые взгляды?.. Вряд ли. К восхищению, вниманию, да наверняка и к сплетням за два года работы моделью она должна была привыкнуть. Ее мучило нечто другое. Но что? Может, и впрямь шум и гам… Или…

Он неожиданно представил, что где-то в Лондоне или, быть может, в другом городе у Софи есть любимый человек, жених. Что сегодня, когда в ее с ним, Вассоном, адрес посыпались неоднозначные намеки и шуточки, она пришла в замешательство, почувствовала себя неловко, неуютно.

Улыбка медленно сползла с его губ, а серебристый свет, окутывавший и преображавший все вокруг, мгновенно померк. Хохот гостей, не на шутку разгулявшихся в этот поздний час, стал вдруг резким и раздражающим, улыбки Кетлин, ее непрекращающаяся болтовня – едва выносимыми.

Желая поскорее отделаться от навязчивого общества брюнетки, Филип жестом попросил ее замолчать и кивнул на сидящего от всех в стороне и явно скучающего красавца Люка Морена, дизайнера Дома Дюмон, явившегося сегодня с Франсин в качестве одного из ее сопровождающих.

– Кет, ты явно приглянулась вон тому парню, – сказал Филип.

Кетлин повернула голову, с откровенным любопытством взглянула на Морена и скривила губы.

– А по-моему, ему нет до меня никакого дела. – Она посмотрела на собеседника с недоумением.

– А я говорю – есть, – ответил тот, придавая голосу как можно больше уверенности. – Это он сейчас отвернулся, а минуту назад пялился на тебя, как деревенский пастушок на сказочную принцессу.

– Значит, я сказочная принцесса? – промурлыкала Кетлин, слегка наклоняясь к нему и игриво прикрывая глаза.

Филип, не глядя на ее еще сильнее обнажившуюся в это мгновение грудь – весьма скромных, надо сказать, размеров, – поднялся и по-дружески, будто обращался с давним приятелем, похлопал Кетлин по спине.

– Люк – красивый парень, работает у самой Франсин Дюмон. Подойди к нему, познакомься, доставь человеку радость.

С этими словами, провожаемый изумленно-разочарованным взглядом своей манекенщицы, он повернулся и зашагал прочь. Без определенной цели, гонимый единственным желанием – уйти от нее подальше.

Что ей взбрело сегодня в голову? Затащить меня к себе в постель? – угрюмо думал Филип, приближаясь к эстраде, у которой танцующие уже едва не ходили на головах. Или, может, она приревновала? Решила таким дурацким способом доказать, что ничуть не хуже Софи? Смех, да и только! До таланта и прелести Софи этой кривляке как до Луны.

Перед его глазами возник светлый образ Софи, и сердце заныло, будто раненое.

Неужели она и правда несвободна? – вновь подумал Филип. Неужели мне не на что надеяться? Неужели предчувствие счастья, которое я так полно ощутил сегодня, было иллюзией, обманом?

Занятый размышлениями, он чуть было не столкнулся с круто повернувшимся в танце известным стилистом из Милана.

– Эй, Марко, не сшиби с ног виновника торжества! – прокричали откуда-то справа, и тут же из толпы вынырнула Франсин. – Филип, давай-ка присоединяйся к нам, разомни кости!

Ладно, черт с ним, со счастьем, подумал Вассон, заключая Франсин в объятия и исполняя вместе с ней замысловатые па аргентинского танго. Черт с ними, с предчувствиями, с надеждами! Будь, что будет. Главное, работа. Работа, работа и еще раз работа. Только бы Софи согласилась со мной сотрудничать. Только бы после сегодняшнего не воспылала желанием забыть обо мне. Этого я не вынесу. Ей-ей, не смогу ничего делать, опущу руки…