Текст книги "Повседневная жизнь греческих богов"

Автор книги: Джулия Сисс

Соавторы: Марсель Детьен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава XI

Связи с богами

Некогда, во времена, предшествовавшие появлению богов-граждан, боги частенько покидали Олимп. Они давали себе отдых от текущих дел и каждодневных забот на своих собраниях. Они уезжали на край света, к Океану, по направлению к стране эфиопов, то к западу, то к востоку. Устраивали отдых в двенадцать дней, во время которого пировали с безупречными людьми, называя их «загорелые лица» (эфиопы) по причине близости солнца. «Зевс громовержец вчера к отдаленным водам Океана с сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным: но в двенадцатый день возвратится снова к Олимпу» (Илиада, I, 423—425). «Но в то время он был в отдаленной стране эфиопов (крайних людей, поселенных двояко: одни, где нисходит бог светоносный, другие, где восходит), чтоб там от народа пышную тучных быков и баранов принять гекатомбу» (Одиссея, I, 22—26). «...Ибо всегда нам открыто являются боги, когда мы, их призывая, богатые им гекатомбы приносим: с нами они пировать без чинов за трапезу садятся: даже когда кто из них и один на пути с феакийским странником встретится – он не скрывается: боги считают всех нас родными, как диких циклопов, как племя гигантов» (Одиссея, VII, 201—206). Удовольствие от пиров на манер золотого века: тучные гекатомбы, те же столы. Боги и эфиопы сидят, как встарь, рядом: угощение одинаковое для богов и «загорелых лиц». Расслабившись, отдохнувшие боги участвовали в жизни смертных людей тогда, безусловно, менее непорочной породы.

Теперь нравы сильно изменились. Ссоры на публичных площадях, победившая несправедливость. Начался железный век. Гесиод, теолог из Аскры, объявляет исчезновение богов, их окончательную на этот раз отставку. Завтра единственные два божества, еще оставшиеся на земле, навсегда покинут ее: «...тогда, Совесть и Стыд, пряча прекрасное тело под белыми одеждами, поднимутся ввысь, к племени бессмертных». И люди окончательно отделятся от богов. В тот самый момент, когда в десятках новых городов, алтарей и святилищ, дым жертвоприношений поднимется к божественным силам, пристанет ли богам разделить со зрелыми политическими сообществами запах ягнят и быков, приносимых им в жертву почти ежедневно? И, напротив, кто из греков, населяющих эти крошечные города, признает правоту Гесиода, придумавшего на потребу «королей с изощренными высказываниями», что на кормящей ниве, тридцать тысяч, бесчисленное множество бессмертных «наблюдают за высказываниями смертных, за их злыми делами, окутанные туманом, бродя туда-сюда по всей земле»? Греческие города не ощущают ненависти богов, и ни граждане Мегары, ни жители Сиракуз не чувствуют над собой насилия сверхъестественных сил, следящих тайком за их действиями, вслушивающихся в каждое их слово, осуществляя над всеми непрестанный надзор. Боги-граждане не являются ни далекими могущественными силами, ни божествами-захватчиками, если судить о них по тому, как люди заботятся о богах, стараются отдать им должные почести и познакомиться с ними.

«Верить в богов» для греков просто признание их присутствия в городе, их значения в жизни людей и обществе, особенно тогда, когда социальная группа объединяется в политическое сообщество. В современном языке слово «верить» в применении к богам слишком четко обозначено, чтобы позволить какой-либо отход от данного понятия из-за странностей культур, которые считали раз и навсегда однозначными понятия «верить» и «верования». Например в Индии, веды, для которых Вера являлась богиней под именем Sraddha.Вера у ведов управляет исполнением обрядов: она испытывает глубокую привязанность к тем, кто фундаментально изучил таинства жертвоприношений. Одержимые приверженцы ритуала, фанатики жертвоприношений любимы Верой, которая признает – будь они брахманами или богами в своей страсти приносить жертвы, – что они способны организовать ритуал, считает их достойными профессионалами, признанными экспертами в жертвенных обрядах. Вера, следовательно, присуща веде настолько же, насколько веда предписывает, что нужно делать; именно она делает возможными взаимодействия внутри жертвоприношения; является его движущей силой, присутствуя в словах веды, в голосовом материале обряда. Но ничто в этой ведической Вере не указывает на осуществление понимания невидимого, на тот тип религиозных верований, какими их сформировала христианская культура. Богословы XII века н. э. различали три степени веры: вера в то, что Бог существует (credere Deum).Следующая степень жизни в христианстве – верить тому, что Бог говорит (credere Deo),продолжая следовать своему образу жизни. Третья степень: верить в Бога с любовью (credere in Deo),как полагается настоящим христианам. Позже, начиная с XIII века, наметилось разделение между внутренней верой и внешней, которой добивались клерикалы от мирян, которые должны были ее выказывать в форме credo, некой старательно записанной формулы, которую требовалось прочесть, произносить вслух, исповедовать со всеми ее догмами, Троицей, Воплощением, Страстями, Воскрешением и т.д. Верой, раз и навсегда основанной на обязательном credo, общим для всех в сердце религии, воплощенной в Церкви.

Две модели, одна ведийская, другая католическая, но обе равно неприемлемые с точки зрения общества, которое предполагало управлять в одном и том же социальном пространстве делами богов и делами смертных и которое продумывало нормы поведения, возведенные в правило традицией, как для божественных сил, так и для общественных отношений между людьми. Понятие «веры», в данном случае у греков, включает в себя целый комплекс того, что положено богам: жертвоприношения, молитвы, песнопения, танцы, очищение, множество «обрядов», признанных действий, соответствующих тому, что прилично говорить и делать. Некий кодекс хорошего поведения, со ссылками на порядок, правила, упорядоченный мир (nomos),порядок, который требует, например, чтобы люди не пожирали друг друга, словно дикие звери, и приносили жертвы богам в определенной последовательности. Но «вера в богов» – это и способ высказать, что их посещают, с ними общаются, ищут их общества. Войти в отношения с богами, их культивировать (therapeuein),одновременно отправлять культ и поддерживать дружеские отношения, посещать их алтари, быть в дружеских отношениях с божественными силами ( phoitan):три способа для здравого смысла выразить, что веришь в богов, что используешь их в социальном плане, точнее «политическом», как было принято в городах. Если два города взаимно признают обоюдные права, они предвидят, какие соответственно для своих граждан приносить жертвы на тех же алтарях, что и местные жители, отправлять одни и те же публичные культы в тех же условиях, что и местные граждане. «Вести гражданскую жизнь» означало появляться в храмах и на празднествах, так же точно, как участвовать в обсуждениях на ассамблеях и в судах.

Верить в богов – социальная практика

Почитать, следуя традициям, богов, отправлять религиозный культ: это в высшей степени практичный способ «верить», когда боги прославляются в эпических поэмах, в песнях, на церемониалах гражданственности, равно как и на церемониях «набожности», система ценностей, которая заставляет почитать предков, мертвых, страждущих в равной степени, что и божественные силы, гарантирующие общественный и религиозный порядок. Не «верить в богов» в этом смысле означало исключить себя из общества, впасть в безумие, отдаться пагубным излишествам. Миф о различии рас заставлял смертных, принадлежащих к богатой прослойке, расписывать драму неверия, трагедию безумца, который не «верил в богов». Жизнь этих несчастных начиналась с биологических бед: отсталые в своем развитии дети, до старости не выпускающие из рук юбку матери, боязливые, инфантильные. Когда же, наконец, они взрослеют, то предаются излишествам и отказываются поклоняться бессмертным, или приносить жертвы на святых алтарях блаженных по закону людей, живущих на этой земле. Выход один – похоронить их, зарыть в землю, заставить исчезнуть.

В городе, в его юрисдикции, неверие расценивается как преступление против общества. Конечно, существуют безобидные нарушения закона, за них полагаются штрафы, они предусмотрены уставом, выгравированным на камне, установленном у входа в святилище. Но если гражданин, который возведен в общественный духовный сан или священнослужитель, посвященный в таинства, уличен в преступной небрежности, его будут преследовать за преступление неверия. Особенно, когда дело касается жертвоприношений, посвященных прародителям, и церемоний мистерий, подобных тем, что проводились в Элевсине близ Афин. Процедура та же, что применялась во времена революций, называемая «по срочному сообщению» – дело рассматривалось в суде. Не «воздавать богам» положенных почестей считалось нанесением ущерба городу, угрозой самому его существованию. Благодаря Анаксагору, а также метафизикам, спорящим о движении небесных тел и о происхождении богов; благодаря Сократу, обвиненному в непочтении к городским богам, «вера в богов» превратилась для интеллектуального меньшинства «верой в существование богов». Атеист перестал быть несчастным, прозябающим и «покинутым богами», подобно Эдипу в его безысходном одиночестве. Софисты объяснили неверующему, что боги – всего лишь артефакт, что политика – всего лишь искусство, и, внося свой вклад в составление трактата о богах, о культуре и языке, они предоставили Платону возможность сделать первую попытку доказательства существования богов. Но город, даже в эпоху позднего эллинизма, никогда не требовал ни от кандидата в магистрат, ни от стремящегося получить гражданство – исповедовать веру в существование богов. Город останется верен несомненности богов и порядку литургии жертвоприношений и празднеств, в которых верования никогда не отделяются от практической жизни, и члены социальной группы верят в городских богов, поскольку приносят им жертвы, посещают их храмы и признают их присутствие во всех проявлениях социальной и религиозной жизни. Это значит, что речь идет не об осязании невидимого, превращающегося в credo, и никто не обращается и не старается никого обратить в веру городских богов. Только гражданское чувство открывает дорогу к алтарям и, соответственно, регулярная практика жертвоприношений питает ежедневное отправление гражданственности.

В городах греческого мира любили хорошо поесть: мясо и злаки занимали главное место в пищевом рационе, еще большее значение придали им алтари с жертвоприношениями. Безусловно, грекам доводилось и даже почти каждый день, особенно при скромных доходах, есть свой хлеб с рыбой, кальмарами, сепией, дарами моря, так же как и с оливками и луком. Но для этого народа, коротко знакомого с морем, ни один обитатель соленой морской воды не играл на алтарях такой важной роли, как земные продукты, точнее теплокровные животные, привилегированной пищи людей и богов. Сам Посейдон, властитель морей, наслаждался запахом гекатомб из ягнят и быков; единственная рыба, которая имела доступ к алтарям, но в совершенно исключительных случаях, – это тунец, исходящий кровью, которая так напоминает ту, что лилась из домашних животных, зарезанных прежде, чем попасть в пространство святилища. На взгляд других народов – например, египтян, о которых упоминает Геродот и которым противно было до тунцов дотрагиваться, – три инструмента определяют сервировку греческого стола, предметы которого используются и для жертвоприношений вообще: нож, вертел и котел. Нож, чтобы кровь жертвы брызнула на алтарь, чтобы разрезать туши на части, а потом на куски; вертел, чтобы зажарить на пламени внутренности, которые первое время съедали вместе приносящий жертву и его близкое окружение; наконец, котелок, чтобы сварить остатки мяса, в кипящей воде или на медленном огне, прежде чем распределить между более широким крутом гостей. Жертвоприношение не должно было ни в коем случае походить на убийство: одомашненная жертва давала согласие, нож, спрятанный в зерне, насыпанном в корзину, вонзался в нее незаметно, только такое смягченное насилие позволяло людям вместе с богами поедать животных, достаточно близких к людям – «поедателям хлеба».

«Есть» в греческой традиции означало прежде всего распределять и делить. Торжественная трапеза, жертвенная, называлась по-гречески dans, пир, пиршество, но как фигура распределения ( danein, делить, разделять). Раздел и раздача поровну; пиры в равных долях – назывались «пиршеством богов»; алтари, на которых боги всегда находили возлияния и запах жира, располагались в центре, вокруг ставили столы, «где каждый получал свою долю». Доли, действительно, равные, но тогда, когда раздел производился между равными по положению, между ровнями, а не между всеми... Другое уточнение: в «пиршествах в равных долях» равенство больше касалось распределения, чем раздаваемых частей. В самом деле, в аристократическом обществе гомеровской эпопеи смысловое равенство превалирует над уравнительным: почетные части, окорока, филе, предпочтительнее оставлять богам или важным персонам, присутствующим на пиру или празднующим церемонию жертвоприношения.

Жертвоприношение, в качестве основы отношений людей с богами, выполняло несколько функций. Во-первых, предоставляя возможность понять других и самих себя, как показывают исследования Геродота, который отмечал своеобразие скифов или странности египтян, например, в манере варить быка вместе с внутренностями, что поражало греков, и, с другой стороны, отвратительную для скифов и египтян манеру греков ножом резать жертвенных животных. Во-вторых, жертвоприношения помогали классифицировать богов, дифференцировать их, или, по крайней мере, выявить некоторые отличительные признаки: два аспекта одного и того же божества, обстоятельственную иерархию между двумя божественными силами, отличительные свойства одной из них. Однако с одной оговоркой: в Греции практика жертвоприношения никогда не являлась материалом для спекуляции на богах, но и не была излюбленным местом для того, чтобы выявить систему различий между божественными силами пантеона. В большей мере, чем об отличительных чертах богов, отправление жертвоприношения свидетельствовало о близости либо между людьми, либо божественными силами вообще. Но в пространстве города приношение жертвы выполняло и другое предназначение, более непосредственное – заявить о политических правах каждого, обозначить структуры социального состава и даже выявить существо отношений между двумя или несколькими городами.

Политические права, мясо и жертвоприношения

В своей зависимости от политики забой скота в Греции, с одной стороны, способствовал процветанию диалектики, с другой, в еще большей степени, мер и весов. Поскольку существуют два метода разделывать жертвенное животное, один из них – раздел по суставам. Сократ восхваляет его в Федре: необходимо «суметь расчленить, соблюдая природные сочленения», ничего не повредив. Так действует настоящий диалектик, освоивший искусство делить. Совершенно очевидно, этот способ подходит для того, чтобы предложить богу, священнику или избранному гостю окорок или филе жертвы. Другой способ довольствуется меньшей ловкостью: он состоит в том, чтобы разделить остаток мяса на равные части. Точность разделки по весу без учета качества поделенных частей проверяется на весах. При посредстве мясника жертвоприношение запускает в ход мощную машину уравнивания. Она действовала века на публичных жертвоприношениях со своим правилом равных частей: и к точности весов демократия добавила практику бросания жребия, такую убедительную для того, чтобы еще раз утвердить абсолютное равенство гостей-граждан. Именно эти праздники жертвоприношения, на которых присутствовало все сообщество, напоминали о равных правах всех граждан. Во время состязаний в честь Геры жители Аргоса приносили в жертву «сто быков», мясо которых делилось между всеми гражданами. Все, кто имел возможность пользоваться гражданством, получали порцию мяса одинакового веса и даже размера. На Делосе в период его независимости все граждане приглашались на пиршество Poseideia,празднества, устраиваемого в честь Посейдона: собиралось около двухсот человек, каждый получал свою порцию мяса, и если не мог передвигаться или не мог по каким-либо причинам получить положенную часть, ему предоставлялся ее денежный эквивалент. Таким образом, жертвоприношения могли бы производить ежегодную точную перепись активного населения, если бы город счел это полезным, вместо этого они позволили сегодня историкам примерно оценивать население городов-полисов.

На Малых Панафинеях в честь богини Афины если значительная часть мяса делилась между гражданами Афин без разбору, то первые порции распределялись между магистратами в зависимости от ранга: пританам пять частей, три для девяти архонтов, одна для казначеев сокровищницы богини, еще одна для жрецов, ведающих управлением святилища, три для стратегов и таксиархов, то есть военачальников. Два круга участников, первый из которых раскрывает иерархию магистратур в распределении жертвоприношения. С другой стороны, это процессия, препровождающая жертвы к алтарю, которая разворачивает зрелище целого города, сопровождаемая первыми магистратами, как в Галиарте, в Беотии, ведущие к святилищу Аполлона Ptoiosбыка, один задний окорок и «поджаренное на углях мясо» которого предназначались archonte, то есть главному магистрату, трем polemargues, то есть беотийским военным министрам и стражам закона и права, иначе говоря политическим властям, которые обязаны «присутствовать» на празднестве жертвоприношения, устроенном городом Галиартом. Пир второго круга, следовавший за гекатомбой, иногда становился предметом распорядка, тяготевшего к экономии: граждане должны были угощаться вместе, родами, «семейными группами», «группами соседей», просто «семьями».

С этими пленарными жертвоприношениями, отстоящими друг от друга на какое-то время, перекликаются повседневные, празднуемые представителями города вокруг алтаря Гестии, общего очага, в котором разожжен священный огонь. Объединенные в коллегии граждане, исполняющие функции архонтов или пританов из правления Совета, ежедневно разделяют возлияния, соль и жертвы, принесенные Гестии и оплачиваемые общественной казной. Сотрапезники, расположившись в пиршественном зале внутри или рядом с пританеем, действующие магистраты, приступают к беспристрастному разделу пищи. На острове Тенос, входящем в Кикладские острова, в пританее вокруг архонта помещалось от двенадцати до двадцати «паредров», гостей, иначе называемых «параситами», то есть «сотрапезниками», так же как официальных гостей-параситов, сидящих за столами святилищ Афины, Геракла, Геры или Аполлона, то есть по всей Греции. Практика совместной трапезы являлась частью политических планов города: Солон в Афинах обязал всех граждан по очереди посещать пиры. Быть параситом значило продемонстрировать свою привязанность к обществу, к «общественным делам» (koina).В Навкратисе три раза в месяц все мужчины, жители колонии, собирались на совместную трапезу в пританее, в пританических белоснежных одеждах. Меню пира было обильным, но неизменным, все яства положено было съедать на месте, в ограде храма Гестии, гражданами-сотрапезниками за общим столом. Управленческий корпус в полном составе разделял со всеми эту пищу, утверждая таким образом свое единство, свое приобщение к идее города, выражавшейся в виде публичного очага.

Вокруг алтаря и пиршественного стола возникали между гражданами политические связи, а также во время жертвоприношений выявлялись правовые отношения между городами, выражавшиеся в жертвах, приносимых богам и предназначенных для трапезы. В восточной Локриде два небольших города, Миания и Гипния, заключили конвенцию и отпечатали статьи своего договора о «взаимной помощи» примерно в 190 году до н. э. Взаимный обмен солдатами для обеспечения обороны территорий, судьями для разрешения юридических проблем между двумя общинами, послами в другие страны, магистратами вновь возникшей общины – все это определялось «пропорционально в зависимости от вклада в жертвоприношения». Иными словами, в зависимости от числа жертв, поставляемых каждым партнером в общую церемонию жертвоприношения. В той же Локриде два города оспаривали свое участие в Амфиктионии, союзе племен, живших по соседству со святилищем, точнее, они не поделили один голос, а именно, голос жителя Локриды Эпикномидской на ассамблее членов Амфиктионии. Один из этих городов утверждал, что ему причитается третья часть голосов на собрании членов союза: «в пропорции» – говорилось в арбитражном досье, опубликованном в Дельфах, – «в которой я всегда участвовал в поставке скота для жертвоприношений и других приношений, по отношению к другим членам Амфиктионии».

Какова бы ни была конфигурация жертвоприношений в политическом устройстве городов, их отправление воплощало в жизнь отношения городов с богами. Отношения скорее в разногласиях, чем в дистанции, так живо осужденной теологией Гесиода. Повествуя об ошибке Прометея и ее последствиях, сказавшихся на первом разделе жертвенного животного между богами и людьми, автор «Теогонии» описывает беду, постигшую человечество, обуреваемое голодом, приговоренное питаться падалью и обреченное поэтому на безвременную старость, истощение и смерть. Тогда как боги, с виду обманутые коварством Прометея, получили не подверженные гниению кости, покрытые белым жиром и преданные огню, который превратил их в ароматный дым, в нематериальные запахи, как и подобало божественным силам, обитающим на вершинах Олимпа. Мрачное видение Гесиода: кончился золотой век, теперь дистанция между людьми и богами стала непреодолимой. Но город не согласен с пессимизмом теолога из Аскры, он охотней верит, что люди и боги с их разногласиями произошли от одной матери, что и те и другие являются частью мира, даже если обе расы в какой-то момент истории диаметрально разделились соответственно своим различиям.