Текст книги "Повседневная жизнь греческих богов"

Автор книги: Джулия Сисс

Соавторы: Марсель Детьен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Каждому городу – свое место и своего бога

В своей активности непрерывного строительства городов греки не забывали о богах. Боги занимают положенное им место. Мы знаем об этом из эпопеи Гомера, песен «Одиссеи». Феакийцы слыли великими навигаторами, такими умелыми, что их корабли, угадывая мысли моряков, сами шли по морю в нужном направлении. Между портом и агорой они рассказывают друг другу символическую историю об основателе города феакийцев, где царствовал Алкиной, приютив Одиссея накануне возвращения на Итаку. Основателя звали Навсифой. Это малоизвестный современник строительства на Сицилии, уже вполне развитой в VIII веке до н. э., новых городов типа Мегары Гиблейской. Чтобы основать город феакийцев, Навсифой произвел следующие четыре действия: город стенами обвел; храмы богам их воздвиг; выстроил им дома и поля на участки разделил между ними. Феакийская схема построения греческой колонии, обнаруженная после двадцати пяти лет направленных раскопок археологами под руководством Жоржа Валле на месте Мегары Гиблейской, выглядела следующим образом: основатель сначала создавал общий план, с геометрической точностью рассчитывая распределение пространства для жизни граждан, включая агору для проведения собраний, и одновременно места для их богов, для храма, который обитатели колоний, выходцы из Мегары, привезли с собой. Богов, больше «умозрительных», в отличие от статуй или изображений, хранящихся в судовых сундуках. Богов в качестве мысленно воображаемых невидимых сил, которые способствуют упорядочению мира и позволяют осмыслить его по частям, через их сочетание, подобно тому, как схема города выстраивает пространство для жизни людей: центральную часть, пределы, периферию и протяженность, подчиняющуюся некой идее совместного существования и деятельности. Создавая города, насаждая десятки сообществ в том, что однажды станет называться Великой Грецией, их основатели в техническом смысле слова начинают формировать богов по мере возникновения политической надобности.

Используя олимпийцев, если можно так выразиться, без их ведома, создатели городов принялись творить богов-граждан города, местных городских божеств, которые действовали в пантеонах, богов, тесно вплетенных в социальную и политическую обыденность. Олимпийцы, таким образом, находились и на небесах, и в мыслях. Они попадали туда скорее посредством слуха, чем посредством зрения. Слушая песни эпопеи в исполнении аэдов и рапсодов, каждый житель Греции знал олимпийцев, вся Эллада разбиралась в так называемых «формах Олимпа», в комплексе ощущений Олимпа в смысле пространственных форм мира богов. Эти знания группируются вокруг двух-трех основных постулатов, определявших культуру VIII века до н. э. и фигурировавших уже в «Одиссее» и «Илиаде». Во-первых: «жертвовал каждый из них своему от богов вечносущих» (Илиада, II, 400). Во-вторых, в некоторых случаях необходимо «великую дома свершить гекатомбу Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам, всем по порядку» (Одиссея, XIII, 279—281, здесь и далее пер. В. Жуковского), никого не позабыв, как, к несчастью, произошло с царем Калидона, отцом Мелеагра, вызвавшего на себя гнев Артемиды. И третий поступок, провозглашенный Гомером: каждый из богов получал «работу», некую область приложения сил. Например, устроение сладостных браков – Афродите, ведение войн – Аресу. Таким образом, были распределены сферы влияния и, соответственно, привилегии и почести между бессмертными. Совокупность богов позже стала называться пантеоном, упорядоченным объединением противостоящих сил с дополнительными полномочиями.

Формы, знания и могущество

Три века спустя современники Геродота заново сформулируют теорию так называемых «форм», этого костяка сообщества богов, но на этот раз с точки зрения людей, тех из них, которые считались самыми близкими к богам, то есть обитателей Египта, появившихся на несколько тысяч лет раньше греков, которые сменили прагреков, пеласгов. В бесформенной массе божеств, этакой туманности под названием «бог», которому первобытные люди приносили жертвы и к которому слепо возносили мольбы, древние греки на основе египетских знаний постепенно начали распознавать богов под их настоящими именами: как распределены между ними почести, знания и компетенции, наконец, как изобразить, обозначить видимые очертания богов, их eidea.Изображение, имя, знания дополняют их могущество: с помощью египтян или без нее эти комменсалы богов, эти первые люди на земле, в Арголиде или Аттике, прежде чем выйти из игры, придумывают, создают богов в их неповторимости. Форонеус, исключительно активный в тысяче незавершенных начинаний, едва открыв для себя огонь, принялся приносить жертвы суверенному божеству, назвав его Гера, и изготавливать для нее, преуспевшей в ратном деле, оружие. Или Кекроп, первый из смертных, у которого вместо ног еще оставался змеиный хвост, когда претворял в жизнь свой проект моногамных браков, то назвал во время жертвоприношений имя Зевса Высокого, Зевса Гипатия, и положил ему на алтарь пироги, испеченные из злаков Аттики. Никакой крови, ничего живого, чистое жертвоприношение богу Неба.

Тогда же появляются первые статуи богов, живописные изображения и скульптуры, вырезанные из древесины первых плодовых деревьев: груши, оливы, орешника. Создаются инкунабулы, идолы маленького роста, статуи, легко переносимые, перевозимые, которые можно было без труда спрятать. Каждый бог получает индивидуальные черты, собственное имя, объединяющее множественные эпитеты по роду занятий, по принадлежности или просто по территориальной расположенности. Эти имена, обогащенные рассказами о подвигах – о которых повествует мифологическая традиция, в свою очередь определены специфическими формами, внешностью, присущими им жестами, предметами, отношениями, определяемыми их человеческим обликом. Аэды, поэты в своих гимнах и мифах о происхождении богов, в своих песнях, прославляющих рождение богов, составляют каталог исключительных «способностей», хвалебный список знаний и возможностей олимпийских божеств.

О строении Олимпа, «схеме» мира богов, каждый узнавал из поэм Гомера, Гесиода, а также множества безымянных, забытых ныне поэтов, которые состязались в красноречии, соперничали на конкурсах декламации, проводимых в святилищах, в панэллинских храмах, когда со всех концов Греции эллины стекались к Делосу, Дельфам, Олимпии, чтобы предаться наслаждению играми, атлетическими подвигами, поэтическими достижениями. Оборудуя и украшая прекрасные площади, где они собирались вне обитаемых ими городов, они одновременно использовали божества, размещая их в общественных местах, у дверей домов, распределяя их по роду деятельности, по сферам социального влияния в связующем между природой и культурой месте, каковым являлся город. Так незаметно олимпийские боги попадают в сети тысячи и одной услуг, которые превращают их в подданных городов смертных людей и заставляют их активно участвовать в социальной жизни еще до того, как они соблазнились должностью городских божеств poliade, неких вождей местного храма или даже пантеона локального значения, в котором каждый из них, похоже, насладился наконец очевидным превосходством над скитающимися по земле смертными с их иллюзиями.

В общем, олимпийцы не страдали комплексом неполноценности. Они довольно высоко оценивали собственную персону. Разве не достаточно им было бросить взгляд на этих поедателей хлеба, «листьям древесным подобных», которые «то появляются пышные, пищей земною питаясь, то погибают, лишаясь дыханья»? (Илиада, XXI, 462—467). Так бичует их Аполлон, бог, называемый Фебом, защитник троянцев, в тот день, когда объясняет своему дяде Посейдону, насколько бессмысленно вступать в раздоры из-за этих несчастных смертных. И все же могущественный бог морей в ответ припомнил время их общего рабства, длившегося целый год, так называемый «великий год» (восемь полных лет), на службе у Лаомедонта, отца Приама, в той же самой Трое, когда они возводили вокруг нее широкую величественную стену, пасли быков, все это совершенно бесплатно, а также выслушивали угрозы изгнать их как презренных поденщиков, нанятых из милости. Тогда оба они выбрали ссылку. По приказу Зевса у них отняли часть их божественного могущества, часть, намного менее значимую, чем амброзия и нектар, которых лишили одного из богов, совершившего клятвопреступление и наказанного водами Стикса. Этот последний, пока длился «великий год», «распростертый лежал, утратив голос и силы», полностью уничтоженный. Он превратился в тень бога, находясь как бы между сном и небытием. Бог, утративший жизненные силы. Дядя знал так же хорошо, как и племянник: у смертных и богов одна мать – Земля, Гея, несмотря на то, что они принадлежат к разным расам, различным видам, однажды разделившимся. Во всех своих проявлениях являясь небожителями Олимпа, каковыми они считают себя, боги остаются неотъемлемой составляющей мира. Они подчинены законам Вселенной. Таким образом они вовлечены в политический порядок, в мир людей, создаваемый смертными, которые созидают сообщества граждан, оставаясь, впрочем, весьма почтительными к божественному покровительству, завещанному дальними предками.

Такими они были, если и не гражданами, то по крайней мере городскими божествами, богами некой местности, области, официальными покровителями определенной части социального пространства, горстки граждан с их женами, детьми, добром и рабами. Боги самым тесным образом приобщены к образу жизни людей. Отклоняясь от своего уранического призвания, от притягательности, которую оказывает на них светящееся далекое олимпийское небо, которое однажды наполнит собой «Неподвижный Перводвигатель», как называл его Аристотель. Поскольку основатели постановили: в каждом городе будут существовать два ведомства, два пути общественной деятельности и управления государством. С одной стороны, дела богов, с другой – дела смертных: и те и другие решаются на одних и тех же собраниях, они вместе составляют сферу социальную, которая также является и сферой гласности. Иначе говоря, законодатели станут заниматься божественной деятельностью каждый раз, когда им придется принимать законы, и всякий раз, как собрание граждан поставит на повестку дня «дела божественные», оно станет принимать большинством голосов решения, какие приносить богам жертвы, какие устраивать празднества, а также все, что касается календаря и устройства святилищ. Собрание будет заботиться о том, чтобы наилучшим способом устроить жизнь олимпийцев, ставших гражданами и проявляющих активность во всех областях социального пространства.

Глава X

Сад политеизма

Первое, что известно о жизни богов в городах Греции, это их множественность – идея многочисленности богов. В греческом языке «много богов» выражается словом polytheos, от которого мы образовали понятие «политеизм», упиваясь долгой историей (идолопоклонничество, Филон Александрийский, хор отцов церкви, вечные язычники, многовековая война...), пройденной человечеством за период между монотеизмом и политеизмом. Так, у Эсхилла в его трагедии «Умоляющие о защите», которая принесла ему победу на Великих Дионисиях в 463 году до н. э., городской пейзаж изобилует богами. В том смысле, что боги присутствуют везде, даже на кухне, перед вечным огнем Гераклита; а также и в том, что божества образуют небольшие зримые сообщества, собираются на публичных площадях или проводят ярые обсуждения где-нибудь у ограды за агорой, где собираются смертные, на холме в сторонке, но совсем рядом от города.

Начнем с появления Данаид: чужестранок с опаленной солнцем кожей. Перед ними город Аргос, куда гонит их Данай, их отец, помнящий о своем родстве с землей Аргоса и об Ио, жрице, любовнице, превращенной страстью и ненавистью Геры-Повелительницы в обезумевшую корову. Они бегут в Аргос, измученные жесткостью и страстью самцов, преследуемые пятьюдесятью своими двоюродными братьями, сыновьями их дяди Египта. Перед ними на подходах к городу заросший лесом холм и многочисленные боги. Некоторые узнаваемы немедленно: Зевс, Гелиос, Аполлон. Других можно распознать по отличительным признакам: трезубец – это Посейдон, жезл-кадуцей – это Гермес; остальных видно лишь краем глаза. Все они собрались здесь, у них «общий алтарь», это местные божества, строй божественных сил, и когда понадобится оказать давление на хозяина Аргоса, дочери Даная сделают вид, что собираются повеситься на собственных поясах, используя высокие скульптуры богов, покровителей города. «Политеистское святилище, полное богов». Сколько их там? Как они распределены, по порядку, по супружеским парам, по триадам? Еще не пришло время заняться теологической инвентаризацией.

Маленький городок в Ахайе: Павсаний, проезжая через него во II веке н. э., обнаружил публичную площадь, простую agora, на ней четырехугольного и бородатого Гермеса, делившего алтарь с Гестией, общий Очаг. Центр, фиксированная точка, закрытое помещение и открытое пространство агоры с Гермесом: Гермес и Гестия образуют сильную пару, мощное, действенное двоевластие. Поблизости – ручей. Он посвящен Гермесу. В нем запрещено ловить рыбу: рыба принадлежит богу. Гермес в качестве торговца рыбой, «изобилующий рыбой», – это нечто оригинальное. Павсаний на этом не остановился: возле Гермеса с площади собраний и двойника-Гермеса у рыбного ручья находится поле, покрытое камнями. Тридцать столбов, четырехугольных, подобно бородатому Гермесу, но ни на одном не высечено и не вырезано ни лица, ни человеческой фигуры. И тем не менее граждане города Фары «поклоняются тридцати столбам, присвоив каждому имя одного из богов». Странное сборище. Дабы предупредить изумление читателей от его «Описания Греции» (время правления императора Адриана), Павсаний обращается к истокам: в прежние времена греки собирались вместе и воздвигали блоки белого камня вместо привычных статуй. Остались странные пантеоны, составленные из необработанных камней, которым придавало форму присвоенное гражданами Фары имя. Эти имена оживляли немые стелы, бесформенные надгробия.

Другое святилище, заполненное богами, но богами не заостренной формы, без изображения, соседствующими с другими, похожими на человеческий эмбрион. В разгар классической эпохи, наряду со статуями, изображающими Аполлона неувядающим прекрасным юношей, он также часто представал в образе маленького каменного конуса, стоявшего у порога дома на проезжей дороге. Придорожный Аполлон, Аполлон улицы.

Самые разнообразные боги: сельские, городские, небожители, земные, подземные; боги, покровители агоры, брачной спальни, кладовой, террасы. Боги с восхитительными формами, светозарными чертами, или каменные боги с невнятными именами, подобия непогребенных мертвых; тяжелые стелы, вбитые в землю в Кирене, под солнцем Ливии. Боги с индивидуальностью, или божества почти анонимные, словно демоны, демоны-мстители, демоны «поверхности земли» и другие, обитавшие под земной корой. Греция безусловно входит в число обществ, богатых богами, различными божественными и демоническими силами, поэтому ее можно сравнить с такими архаичными обществами, как Индия, мир хеттов или с цивилизациями черной Африки, такими, как Мали, Сенегал, Дагомея, в которых почитались всякого рода фигурки идолов, фетиши, невидимые духи, мощь которых часто считали огромной, но характеризовалась она лишь силой или внезапностью.

Существуют различные методы осмыслять многочисленные божества, классифицировать их, пускать их в обращение, властвовать над ними, одновременно осознавая их власть над собой. В Мали процветал среди прочих культ «нецке», фигурок идолов, которые не относились ни к духам, ни к жертвенникам, их делали из самых разнообразных материалов, веществ: например, коготь льва, немного ваты, пучок шерсти гиены, какие-нибудь злаки или травы. Это был материальный объект, составленный из «сконденсированного многообразия», регулярно орошаемый кровью приносимых ему жертв. Вещь, характеризовавшаяся манипуляциями, объектом которых она являлась, и обрывками знаний, фрагментов рассказов об истории конкретной местности. Притом практическое выражение одержимости как бы предоставляет подмостки, на которых божественные и потусторонние силы обретают форму. Это происходит в конкретном месте, в определенный момент, в теле данного человека, в прямом смысле слова в голове одного из одержимых. Orishaили vodunсоставляют мир чистых форм, сил, ввергающих в одержимость, которые становятся видимыми, только завладев человеческим существом. Длительность транса зависит от «неистовства потусторонних сил», мощи прародителей. Обожествляемым прародителям необходимо верховое животное, неважно мужчина или женщина, чтобы ездить на нем верхом. Даже более того: чтобы использовать одержимых как опору для своих жертвоприношений. Попав во власть такому Orisha, одержимый демоном становится для него жертвенником, живым алтарем. Он облекается в «одеяние из крови» зарезанного на нем животного, которая свертывается на его теле. Силы, ввергающие в одержимость, понемногу разнеживаются, невольно захваченные песнями, восхвалениями. Тогда их имя в конце концов вырывается из губ одержимого. Имя того, чья форма воплощается в припадке беснующегося окровавленного тела, вырывается из невидимого, бесплотного, обретает в этом процессе контуры.

Совершенно иным представлялось общение с божественными силами в государствах, которые объединились вокруг царской власти и у которых уже существовала письменность, то есть возможность классифицировать богов. Например, как это произошло в городе Хаттусас (современный Богазкей, Турция), когда он стал во втором тысячелетии до нашей эры «местом собрания богов», размещенных в столице хеттского царства. Царь Тудхалийя IV, реформатор, предпринял полное воссоединение богов в пантеоне. Это произошло после длительного периода волнений и разрушения самых значительных святилищ. Центральная власть приняла решение воссоздать карту храмов и восстановить сообщество богов. Самые известные боги были разделены на три группы: божества стихий, богини плодородия, божественные силы войны. Жрецов нового пантеона назначал царь: им предстояло селить новых идолов в храмы, построенные из твердых материалов. Антропоморфные статуи из железа, облицованные драгоценными металлами, заменяли необработанные каменные столбы и грубые стелы. На этом наглядном изображении у хеттских племен основывалось понятие бога как такового: целостность новой формы совпадала с духом божества. К тому же всех богов как бы поставили на учет, переписали, на каждого правители храмов и придворное духовенство завели так называемую «таблетку». Начиная с шумерской эпохи древние обитатели Месопотамии наносили имена своих богов на глиняные клинописные «таблетки». Их писари, ученые и прорицатели старательно классифицировали божественное население. Существует список, датируемый вторым тысячелетием, который хранится в Лувре. Он представляет собой каталог из 473 божеств, которые распределены на большие семьи, группирующиеся вокруг пятнадцати супружеских пар богов. Благодаря письменности ученые занялись теологическим толкованием богов, исходя из множественности их имен. Самым ярким примером стал список имен Мардука, покровителя города Вавилона, которым заканчивается эпическая поэма «Энума Элиш», вавилонская интерпретация сотворения мира (около 1300 лет до н. э.). На основании двуязычного прочтения шумерограмм и их аккадских аналогов в нем развернуто объяснены все его имена и их характеристики. Список исходит из одного его имени, и мы получаем столько шумерских слов, сколько необходимо, чтобы видеть все теологическое пространство для определения целого пантеона внутри одного-единственного бога, даже если это великий бог Мардук. Множественность богов, включенная посредством письменности в сущность одного имени.

Городские греческие боги, как известно всему западному миру, вовсе не являлись вещью, материей, более или менее индивидуализированной сложными движениями и теплой кровью, питавшей материальность бога. Они также не были и порождением какого-то главенствующего мозга, диктующего всем провинциям некоего государства общую манеру называть, изображать, устанавливать иерархию невидимых сил. Но от одного края греческого мира до другого существовал единый стиль политеизма с присущими ему особенностями. Первое принципиальное отличие заключалось в том, что другие приветствовали непрерывный оборот и обмен растениями, животными, богами, или даже предками, людьми и божествами, а греки считали мир богов автономным. Герой, становившийся богом, был исключением из правил, и люди, населяющие город, не называли себя сынами бога: они не претендовали стать подобными богам, если только это не являлось весьма избирательной уловкой философского мышления. Второе отличие – речь шла о богах с яркой индивидуальностью, великих актерах, выведенных на подмостки мифологией высокого полета, со своими творцами, аэдами, певцами и поэтами, со своими теологами, такими, как Гесиод из Аскры (конец VIII века до н. э.), увлеченно раздумывавших об именах, изображениях и историях возникновения богов, в целом о проблемах, которые позволяли сформулировать раздоры между божественными силами или построение мира от одного поколения богов к другому. Иными словами, речь идет о мифологии, стройно разработанной в масштабе всей Греции, созданной вокруг таких святилищ, как Олимпия, Дельфы или Делос. Проводимые в них игры, конкурсы, празднества благотворно влияли на широко разделяемую систему понятий о мире богов, с населявшими его великими богами, областями влияний каждого из них, их знаниями. Третий отличительный признак такого политеизма: разнообразие в построении взаимодействий, в организации отношений между двумя или несколькими божественными силами, в противоположных и выраженно дополняющих друг друга связях между божествами, в иерархических конфигурациях, которые хорошо видны на примере алтарей, огромного пространства святилищ и ритуальных обрядов. По мере того как расшифровывались новые календари, высеченные на камне, священные законы, религиозные предписания, найденные археологами, опубликованные и проанализированные специалистами по эпиграфике, в греческом пантеоне росли группы божеств, формулировки иерархий, фигуры симметрии, антагонизма или аналогий.