Текст книги "Желанный (ЛП)"

Автор книги: Джулия Кеннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 8

Остаток ночи прошел легко, и я проснулась, чувствуя себя настолько живой и отдохнувшей, что просто засмеялась вслух. Я никогда не спала без кошмаров. Ни разу. Даже когда они проходили незамеченными и были незначительными настолько, что я не помнила их утром. Я всегда знала, что они притаились за краем сознания, словно хищники.

И все же в руках Эвана они отступили, будто он охранял меня от драконов, убивая их, как и положено рыцарю.

Я медленно перевернулась, стараясь не разбудить Эвана, который все еще обнимал меня. Его лицо было спокойным и умиротворенным, однако я смогла увидеть темные черты мужчины, который защитил меня в аллее. Резкие контуры его лица. Тень щетины на подбородке. Шрам, как напоминание того, на что он был способен. Я же сама все видела? Если бы те парни зашли дальше, если бы они тронули меня, Эван мог бы убить их без лишних рассуждений и сожалений. Я подумала, что он был ангелом мщения. Моим ангелом мщения.

И прямо сейчас я хотела закончить то, что он начал. Доставить ему такое же удовольствие, что и он мне.

Я осторожно переместилась на кровати, пока не оказалась верхом на нем: мои ноги по обе стороны от него. Одеяло соскользнуло с моего тела, и прохладный воздух коснулся моей спины и обнаженной груди. Я была без одежды, трусики вчера были отброшены, как ненужное сомнение.

Я осталась в таком положении на мгновение и глядела на его лицо. Моя грудь была тяжелой, соски напряженными. Дыхание было прерывистым и частым, и я скользнула рукой по животу вниз и закрыла глаза, когда пальцы коснулись моей горячей и влажной киски. Я резко вздохнула, когда вернулись остатки сна. Он прогнал кошмары, точно. И то, чем он их заменил, было приятным и отчаянно возбуждающим.

Я убрала руку. Мое тело было на пределе, но я не хотела удовлетворять себя сама. Я хотела Эвана и только Эвана. Я наклонилась вперед, пока мои губы не оказались прямо возле его паха. Всего одна точка соприкосновения, и все же каждый атом в моем теле реагировал, вибрировал и танцевал в радостном предвкушении.

Мои руки были на кровати по обе стороны от его головы. Я наклонилась достаточно низко, чтобы моя грудь касалась его футболки, соски были настолько напряжены, что это трение было почти болезненным. Мое дыхание было прерывистым, а тело превратилось в сплошное желание.

Я легонько поцеловала его в губы и увидела, как его веки затрепетали. Я задержала дыхание, выдохнув только тогда, когда поднялись его веки, и на меня посмотрели загадочные туманные серые глаза.

– Энжи, – пробормотал он, и этого было достаточно.

Я резко наклонилась вперед, и впилась в его губы страстным и требовательным поцелуем. Его рот был открыт, и я пробовала его, втягивала и запоминала. Он прервал поцелуй неожиданно, со вздохом, и я откинулась назад, чтобы посмотреть на него. Наши глаза встретились, и я увидела себя. Свое желание и потребность. Я увидела годы подавляемой страсти, и в этот момент почувствовала себя победительницей, по крайней мере, пока между нами не пробежала тень.

– О боже, Энжи, – сказал он и отвел глаза. И в это мгновение мир вокруг меня разлетелся на куски.

– Эван, – произнесла я, но на самом деле имела в виду «Пожалуйста».

Это не имело значения. Он был со мной, прямо тут, но сейчас отстранился. В панике я потянулась, схватила его за ворот и попыталась задержать.

– Я хочу этого, – сказала я. – Хочу закончить то, что мы начали прошлой ночью. То, что ты сказал. Разве ты не видишь? Я все еще не бегу.

Его глаза снова нашли мои, и на этот раз в них не было страсти. Только сожаление и целеустремленность.

– Я знаю. – Он нежно положил свою руку на мою, потом разжал мою хватку. – Но лучше беги.

Он тяжело вздохнул, потом перекатился на постели так, чтобы оказаться не подо мной. Я лежала онемевшая, пока он садился на краю кровати. Его спина была прямой, как доска. Плечи были расправлены. У меня создалось впечатление, что я смотрю на солдата, который готовится к битве. Без желания, но целеустремленно.

Я понимала, что он делает, и не могла понять зачем.

– Эван. – Мой голос был больше похож на шепот, словно звук мог вытолкнуть его за дверь. – Мы оба этого хотим. Я хочу, и знаю, что ты тоже хочешь.

Он встал и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Я подтянула одеяло до шеи, стремясь хотя бы частично спрятаться. Я и так уже слишком открылась перед ним.

– Неужели ты не хочешь? – проскулила я, когда он ничего не ответил. В моем голосе была неуверенность, и я ненавидела себя за это. Я видела, как выражение его лица сменилось, словно ветер нагнал облака, и меня пронзил страх. – Ты же не собираешься стоять и говорить, что я не права? Я чувствую это, Эван. Я чувствую тебя.

Его лицо было непроницаемым, но, когда наши взгляды встретились, в его глазах я увидела бушующую бурю.

– Я делал и сделаю много вещей, которые ты сочтешь низкими. Но я никогда, никогда не совру тебе.

Я покачала головой, настороженная и запутавшаяся.

– Прошлой ночью то, что случилось в аллее, – он покачал головой, – было ошибкой.

Одно это слово заставило меня все понять. Все, что он видел во мне, все, чего хотел – я умудрилась это разрушить. Может, он и потерял вчера контроль, но в конце концов, я была приманкой для дракона, слабая женщина, нуждающаяся в защите. Но я не была принцессой, которую хотел Эван Блэк. Я никогда ею не была.

– Ошибка, – повторила я глухо. Я подумала о том, как чувствовала себя в его объятиях. Как он отогнал мои кошмары.

***

– Ты чертова идиотка. Ты это знаешь, правда?

Я глазела на Флинна над чашкой кофе, который пила, чтобы унять начинавшуюся головную боль.

– Какого черта?

Сначала я позвонила Кэт, чтобы получить кексы и сочувствие, но она должна была идти в кофейню, чтобы работать за кого-то. И я оказалась у Флинна, прикинув, что если кто-то и мог подбодрить меня, то это он. Пока я была, мягко говоря, не в восторге от результата.

– Когда ты сказал, что я должна зайти, я подумала, ты поможешь мне взбодриться.

– Это было до того, как я узнал всю историю. И что ты просто дала ему уйти. Как я и говорил, чертова идиотка.

– Дала ему уйти? Он практически убежал. – Я провела пальцами по волосам. – Он не хочет меня. Я совершенно точно не должна хотеть его.

Он добавил немного тобаско в «Кровавую Мери», которую смешивал, и поставил ее на стойку передо мной.

Я подняла свою кофейную кружку.

– Головная боль.

– Поверь мне, это вышибет ее гораздо лучше, чем кофе.

Я закатила глаза. Флинн свято верил в лечебное действие водки при головной боли. Несмотря на сомнения, я отхлебнула напиток, и должна была признать, что он чертовски хорош.

Я сидела за стойкой для завтрака, которая была продолжением кухонного острова. Восемь месяцев, которые мы жили вместе, это было мое обычное место на выходные. Я не особо разбираюсь в кулинарии, но Флинн все готовил вкусно. В этот момент он взбивал яйца для картофельных оладий и поджаривал сосиски, кухня была наполнена божественными запахами.

Он двигался между столом и плитой с привычной деловитостью, одетый в серые спортивные штаны и футболку. Он чертовски хорошо выглядел с его глубоко посаженными глазами и волосами, падавшими на лицо, хотя он постоянно пытался откинуть их назад. Его одержимость бегом и ездой на мотоцикле поддерживала его в форме, подарив ему упругую задницу и такие бицепсы, которые даже самую высокую женщину заставят почувствовать себя маленькой. Он умел готовить, что, по моему мнению, было плюсом, и мне довелось узнать, насколько он неплох в постели.

Он перевернул сосиски и повернулся ко мне, прищурившись.

– Что?

Я подняла руки в невинном жесте.

– У тебя странное выражение. Что у тебя на уме?

– Нет у меня никакого выражения, – запротестовала я.

– Я знаю тебя целую вечность. Уж поверь мне, если я говорю о твоем выражении.

– Нет никакого выражения. А если и есть, то это лишь недоумение.

– И ты в недоумении, потому что – что?

– Я всего лишь гадаю, как ты можешь давать советы в отношениях. Я уверена, что ты встречался с каждой женщиной в Чикаго, но почему-то второе свидание тебя не привлекает.

– Я разборчивый, – подметил он и сел за гранитную стойку. – Это же не проявление злой иронии? Ты же не хочешь сказать, что, несмотря на то, что все эти годы ты сохла по Эвану, теперь ты понимаешь, что по-настоящему тебе нужен я?

– Не льсти себе, – съязвила я. – И мне кажется, картошка подгорает.

– Черта с два, – парировал он, но выскользнул из-за стойки и убавил огонь, после чего начала накладывать еду на тарелки.

Я обожала Флинна, но любила его не больше, чем он меня, и никогда не была в него влюблена. Конечно, это не помешало мне переспать с ним много лет назад. Он злился на отца. Я злилась на весь мир. Он украл ключи от папиного «Харлея», и мы мчались по Шеридан-Роуд до Висконсина.

Я не помнила, кто из нас начал. Помню, что он хотел потрахаться, а мне нужен был выход эмоций. Более того, я хотела, чтобы мой первый раз был именно с ним. Мне хотелось, чтобы мечты об Эване ушли. Потому что, если бы я смогла положить им конец, то смогла бы положить конец всему.

Это не сработало. К счастью, наш сексуальный опыт не испортил нашу дружбу. Около недели мы чувствовали себя неловко. Потом мы напились на пляже, признались друг другу, что это было весело и приятно, но никто из нас не хочет повторения, и все пошло своим чередом. Только теперь мы могли говорить и о сексе. Учитывая, что он активно встречался с девочками, это было достаточно удобно.

– Давай вернемся к этой идиотской ситуации, – предложила я, когда он поставил передо мной тарелку. – Представь, что ты парень…

Он наклонил голову, потрогал себя за яйца и поднял бровь.

Я закатила глаза.

– Представь, что ты парень, который только что ушел от девушки, к которой его влечет.

– Мы не будем играть в эту игру, Энж. Он ушел не потому, что ты упала в обморок, когда какие-то ублюдки напали на тебя с ножом. Он ушел, потому что твой чертов дядя заставил его дать чертово обещание.

– Он абсолютно точно умудрился нарушить обещание на аллее до того, как ублюдки показались.

– Он думал членом.

– А он не думал, когда продолжил?

Он открыл рот, чтобы ответить, потом пожал плечами.

– Один ноль в пользу маленькой леди.

Я обрадовалась победе, хотя она была абсолютно Пиррова. И, если честно, причина не имела значения. Одно счастливое мгновение я думала, что получила мужчину, о котором всегда мечтала, но потом все полетело к чертям.

По правде, я должна была этого ожидать.

– И знаешь что? – заговорил Флинн, указывая лопаточкой в моем направлении. – Если он так стремится держать обещания, он должен сдержать и то, которое дал тебе.

Я не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит, и это отразилось на моем лице, потому что Флинн лишь раздраженно покачал головой.

– Как ты думаешь, что случилось на танцполе? На аллее? Не говоря уже о твоей кровати.

– Недостаточно, – пробормотала я угрюмо.

Он поднял свою «Кровавую мери» в тосте.

– Это так, но я собирался сказать, что это было и обещание, правильно? Он обещал тебе чертовски хорошо провести время, а затем обломал. У девушек опухают яйца?

– Да, – сказала я просто.

Он фыркнул.

– Хорошо, я знаю, у парней такое случается, и у него сейчас, наверное, серьезные проблемы. Я имею в виду, черт, парень заполучил тебя, ты была голой, и все же он не трахнул тебя. Ты имеешь представление, какой самоконтроль для этого требуется? Парень чертов Геракл.

Я рассмеялась. Я знала, что прийти сюда было хорошей идеей. Я уже чувствовала себя лучше.

– Может, я его просто не привлекаю, – сказала я, стараясь не ухмыляться.

– Теперь ты просто напрашиваешься на комплимент.

Улыбка, которую я пыталась подавить, засияла на моем лице.

– Ну-у-у, я не сплю с тобой, помнишь? Какая от тебя польза, если ты не подбодришь меня приятными словами?

– Верно подмечено. – Он подцепил на вилку последний кусочек яичницы, потом соскользнул со стула, чтобы соскрести с противня остатки. – Ты исключительно потрясающая женщина с поразительными акробатическими способностями в постели. У тебя хороший вкус на фильмы, ужасный вкус на конфеты, и ты делаешь чертовски хороший «Манхеттен», конечно, благодаря хорошему учителю.

– Спасибо, – сказала я учтиво. – Ты ошибаешься насчет леденцов, но я все равно тебя люблю.

– Как тебе и полагается. Но что касается Эвана Блэка… – Он осекся, с сожалением качая головой. – Он козел, который не держит обещания.

– Нет, он не такой, – возразила я.

Флинн рассмеялся.

– О боже, это действительно тяжелый случай.

Я вздохнула, потому что так и было. На самом деле.

Флинн съел последний кусочек сосиски и посмотрел на мою почти нетронутую тарелку.

– Я ем, – сказала я, набирая полную вилку оладий. – Куда мы идем на этой неделе? – спросила я с набитым ртом, наплевав на этикет.

Наши еженедельные походы по музеям начались в прошлом мае, в тот день, когда мы съехались после выпуска из Северо-западного. Перед этим я жила в кампусе, а Флинн занимал малюсенькую комнатку привратника, которая досталась ему вместе с работой его отца во владении Кейнсворт, всего в нескольких кварталах от дяди Джена.

Отец Флинна, который редко покидал свой мир цветов и деревьев, приехал на поезде в день, когда мы въехали в квартиру. Он осмотрел спальню, одобрительно кивнул и потрепал сына по плечу. Уверена, что заметила слезы в его глазах.

Я чувствовала, как во мне зашевелилась ревность. Район был спокойный и вполне соответствовал представлениям моих родителей, но мы подобрали самую дешевую квартиру, какую только смогли найти. Мы оба хотели оплачивать ее самостоятельно, и мое начальное жалование не было впечатляющим. У Флинна дела обстояли не лучше, он разрывался между работой за барной стойкой и полетами в качестве стюарда. Но мы решили, что отлично уместимся, я в спальне, а Флинн в гостиной, да и пляж Оак-стрит был совсем недалеко.

Подобное место заставило отца Флинна гордиться, моего же оно только раздражало. Он дал мне ясно понять, что с удовольствием купит мне квартиру, если только я попрошу.

Я не сказала ни слова.

Попс, так звали отца Флинна, угостил нас завтраком, после чего отвел в «Ред Лайн». Мы ничего не спрашивали, просто шли с ним, пока не остановились на Рузвельт. Потом он провел нас ко входу в музей, купил по хот-догу и указал на Полевой музей естественной истории.

– Когда у вас будет выходной, – сказал он, – тут, там, – добавил он, указывая на аквариум, – институт искусств, одна из тех лодок, которые покажут вам все здание. Открывайте. Учитесь. Вы увидите мир, частью которого являетесь, и в котором вы живете. Вы меня понимаете? – Он ткнул Финна в грудь. – Это касается вас обоих. Это возможность облететь страну. Облететь весь мир. – Он шмыгнул носом, потом достал платок и громко высморкался. – Если бы только мать могла тебя видеть.

Флинн покосился на меня с наполовину смущенным, наполовину довольным выражением. Но мне нравилась идея облететь мир. Особенно потому, что я иногда боялась, что забыла, как это делается.

Флинн запустил посудомойку, прежде чем мы направились к двери.

– Давай на этой неделе аквариум.

– А институт искусств?

– Мы были там на прошлой неделе.

Я пожала плечами.

Он покосился на меня.

– Если ты уже знала, куда хочешь пойти, почему сразу не сказала?

– Излишество или вежливость?

– Дай угадать. Окна.

Я взяла его за руку и счастливо улыбнулась.

– Видишь, как хорошо ты меня знаешь.

Я испытывала к окнам Шагала то, что некоторые чувствуют к Нотр-Даму или Вестминстерскому аббатству. Что-то было в том, чтобы смотреть на стекло со странными изображениями, многие из которых, казалось, были запечатлены в полете, отчего моя душа пела.

Я открыла их для себя случайно, когда пыталась найти кафе, и стояла там, забыв про голод, глядя, как свет проходит через живую и сияющую синь.

Я знала, что Флинн не понимает мое увлечение. Моне, Рембрандт, даже темные и сумбурные картины Ивана Олбрайта занимали его воображение. Но к его чести, он стоял со мной, глядя на окна столько же, сколько и я.

– Ты же знаешь, что не найдешь ответ в стекле, – произнес он, когда мы простояли там уже полчаса.

– А вдруг, – возразила я и повернулась к нему. – Может, я уже нашла.

– Да? Что собираешься делать?

Я пожала плечами, не зная, как словами оформить мысли, которые носились у меня в голове, когда я стояла там в состоянии, близком к медитации. Голубое небо. Картины, которые пронеслись сквозь вечность, так и не потускнев. Голос Эвана, говорящий мне отпустить. Лететь.

И мои собственные страхи, которые держали меня.

– Но когда ты погружаешься прямо в них, что тебе остается терять?

– Я собираюсь сделать это, – сказала я наконец, выразив все свои мысли в этой простой фразе.

– Посмотрите на нее. У Анжелины еще есть порох в пороховницах. Парень хочет тебя. Ты хотела его целую вечность. Так сделай свой ход. Скажи ему, что он идиот, если держит обещания, данные покойнику. Он просто наказывает тебя и заставляет свои яйца опухать. А если он не изменит свое мнение, то он точно идиот и в любом случае тебя не заслуживает.

– Не будь придурком.

– Не буду. Серьезно. Я горжусь тобой

– И правильно.

Он взял меня под руку.

– Пошли. Еще успеем на выставку современного американского искусства по пути, а потом я угощу тебя бокалом вина в «Терцо Пиано».

– Мы только что позавтракали.

– И что?

Я должна была признать, что возражений у меня не было. В конце концов, это был вечер, и несмотря на то, что это был четверг, никто из нас не работал.

Кроме того, небольшое опьянение могло придать мне мужество, в котором я нуждалась.

Глава 9

Еще до еженедельных посещений музеев с Флинном я ходила в Институт искусств с Дженом. Он любил это место так же сильно, как и я, настолько сильно, что через свой фонд жертвовал музею и деньги, и предметы искусства. Это было его страстью – найти художника, который нуждался в финансировании или организацию, которой требовалась наличность, чтобы восстановить или приобрести шедевр, либо древний манускрипт. Не раз я сидела в офисе Джена поздно вечером и обсуждала с ним его выбор и планы. Это не входило в мои обязанности, но эти часы всегда были моими любимыми.

Бродя с Флинном по нашим любимым галереям, я не могла отогнать грустную мысль о том, что мы с Дженом никогда этого больше не сделаем. Но в этот раз к ней примешивалась гордость, ведь я знала, что некоторые из этих экспозиций, как и многие другие по всему миру, появились благодаря щедрости Джена. И когда ты такое понимаешь, это довольно круто.

Мы прошли мимо Американской Готики и перешли к Ивану Олбрайту и его жутким «Дверям», когда у меня зазвонил телефон. Я ухмыльнулась Флинну, вытащила телефон, отворачиваясь от незнакомых людей.

– Папочка! – Я говорила тихо и отошла на несколько шагов от картины. – Ты снова в штатах?

– Не просто в Штатах, мы в Чикаго.

– Правда? Где? Вы в квартире?

– Они тут? – спросил Флинн одними губами.

– Нет, не в квартире, – ответил отец, пока я кивала Флинну. – Твоя мать настояла на отеле. Слишком много воспоминаний.

– Каком отеле?

– «Дрейк». Думаю, мы задержимся только на одну ночь. Мне нужно возвращаться в Колумбию завтра к полудню.

– Завтра? – нахмурилась я, размышляя, не перепутала ли я даты. – Завтра мы встречаемся с адвокатом по поводу завещания Джена. Ты не собираешься прийти?

– Я не наследник.

– О. – Я не могла представить, почему Джен не включил своего брата в завещание. Технически, они были братьями только наполовину, но мой отец присутствовал, когда родился Джен, и они всегда были довольно близки. – О, – повторила я глупо.

– Твоя мать зарезервировала столик в «Палм Корт», чтобы мы выпили чаю. Встретимся там в три?

– Я приду. – Люблю хороший чай, а «Дрейк» был моим любимым местом в Чикаго. Однако больше всего я хотела увидеть маму с папой.

Я положила трубку и догнала Флинна. Он перешел к другой картине, такой же неприятной. На ней была женщина, Ида, одетая как рабыня, с бледной и бесцветной кожей, с печальным и запавшим лицом. Я осмотрела ее и другие картины поблизости, каждая из которых была выполнена в подобном стиле, демонстрировавшем всю неприглядность жизни. Всю мерзость.

Конечно, я не любила это в работах Олбриджа. Они напоминали мне, что иногда, когда я меньше всего ожидала, кто-то мог проникнуть взглядом под все мои защиты и увидеть все грязные маленькие секреты.

Я вздрогнула.

– Пошли, – сказала я Флинну, – давай выбираться отсюда.

Мы не стали задерживаться, чтобы выпить, у меня не было на это времени, если я собиралась успеть в «Дрейк» к трем.

– Хочешь пойти со мной? – спросила я, мои родители точно не будут возражать.

– Чай, крошечные бутерброды и благопристойная арфовая музыка? Не говоря уже о твоих родителях, достающих меня вопросами, почему я до сих пор не пошел в колледж? Нет, спасибо. К тому же, если ты занята до конца дня, я могу посмотреть, не получится ли взять послеобеденную смену в пабе.

Я кивнула, чувствуя себя немного виноватой. Теперь, когда я съехала, ему приходилось нелегко с деньгами.

– Ты нашел соседа? Кэт подумывает перебраться в город.

– Думаю, ты единственная, с кем я бы хотел делить однокомнатную квартиру, – заявил он.

– Тебе придется переехать? – Теперь я чувствовала себя действительно виноватой.

– Нет, я что-нибудь придумаю.

Я остановилась, когда мы дошли до главного холла.

– Правда?

– А что? Я не выгляжу, как парень, который способен заработать?

– Тебе повысили зарплату?

Он ухмыльнулся.

– Ты смотришь на человека с блестящим будущим.

– Молодец, – подбодрила я его, принимая такой ответ за подтверждение.

Мы поспешили на улицу, моргая из-за солнечного света, и Флинн остановил для меня такси. Я обняла его, еще раз уточнила, не подвезти ли его хотя бы до отеля, и потом сказала водителю адрес.

Он влился в движение на Мичиган Авеню, а я откинулась на сиденье. Магнифисент Майл распростерлась перед нами, и я мечтала попросить таксиста просто ехать и ехать, пока я не стану уверена, что перестану спотыкаться о каждое препятствие в моей жизни.

Я любила «Дрейк» и любила своих родителей, но чертовски хорошо знала, что встреча с ними воскресит все воспоминания.

Каждый день со смерти Джена становился чуть легче. Но когда я сверну за угол, мне опять будет тяжело. Я почувствую запах его парфюма или услышу ненароком его имя.

Или увижу слезы на глазах моей матери.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Это был один из тех поворотов, и мне нужно было собрать все силы, чтобы его пройти. Чтобы быть сильной для родителей, которые всегда были сильными для меня.

Возле «Дрейка» царила атмосфера арт-деко, которую я так любила. Я могла представить модниц в платьях, курсирующих тут в 20-х колокольчиком, к большому удовольствию толстых бизнесменов, которые были рады увидеть так много открытого тела.

Если снаружи мое воображение вырывалось на свободу, то внутри перехватывало дыхание. Обстановка не кричала об элегантности, она была элегантной. Массивные лестницы, ведущие к красивым цветочным композициям, которые размещались с обеих сторон потрясающих люстр. Они приковывали все ваше внимание, пока вы поднимались по ступенькам в эту волшебную страну.

Я почувствовала это и в этот раз, остановившись на вершине лестницы, чтобы полюбоваться величественной «Палм Корт». Мои родители впервые привели сюда меня и Грейс, когда мне было семь, а ей десять, и я была уверена, что мы принадлежим к королевской семье. Вся комната от драпировки на колоннах и обивки на стульях до массивного букета цветов, который, казалось, рос прямо из фонтана в центре комнаты сияла белым цветом.

Я задержалась на минуту, чтобы вернуться из воспоминаний, потом направилась к стойке портье.

– Я встречаюсь с родителями, – сказала я, и тут моя мать приподнялась со своего места за столиком за фонтаном и помахала мне.

– Столик сенатора, конечно. Я отведу вас.

Довольная, я последовала за ней. Хоть его и выбрали в Калифорнии, но даже в Иллинойсе он оставался сенатором.

– Дорогая, ты выглядишь усталой. – Мама крепко обняла меня, потом отстранилась и внимательно осмотрела каждую черточку моего лица.

Я вздрогнула от ощущения, что мне снова семь, я разглаживаю свое летнее платье и одергиваю свитер, который носила из-за прохлады музея.

–Я в порядке, – ответила я. – Просто не очень хорошо сплю. Похороны и все такое.

Я до сих пор помню выражение испуганной беспомощности в глазах моей мамы, когда я сказала ей о кошмарах после смерти Грейси. Я не могла перенести осознание того, что еще больше добавляю к ужасающему бремени, которое она несла. Поэтому в следующий раз, когда она спросила, я соврала и сказала, что кошмары прошли. Ее облегчение было очевидным, и отсутствие успокаивающих объятий и слов моей мамы было маленькой ценой за то бремя, что упало с ее плеч.

– Где папа? – поинтересовалась я в надежде сменить тему.

– Мы столкнулись с президентом «Трикор Транспортейшнс». – Она кивнула в сторону, где мой отец стоял, разговаривая с седовласым мужчиной и двумя молодыми девушками, которые, очевидно, были дочками собеседника. – Он вернется через минуту. А мы пока можем заказать.

Наш столик был достаточно далеко от фонтана и арфы, и мы хорошо слышали друг друга. Мы заказали эрл-грей для всех, и мама окунулась в рассказы о светской жизни. Я удобно уселась, успокоенная знакомыми разговорами.

– Как поживает Флинн? – спросила она.

Я рассказала ей о его работе барменом и стюардом, и она по-матерински поцокала языком.

– Скажи ему, чтобы он серьезно задумался о колледже. Он слишком способный, чтобы просто отказаться от образования.

Я сдержала улыбку, помня, почему Флинн решил не идти со мной в «Дрейк».

– Я ему передам.

– И почему бы нам не съездить домой? Мы выкроим время и расслабимся. Может, даже съездим на побережье и сходим по магазинам.

– Ла-Хойя? – уточнила я, помня, что моя мама имеет в виду под домом. Хоть вашингтонгский образ жизни идеально подходил ей и отцу, они не переезжали туда насовсем. – С удовольствием, – сказала я честно, – но я не работаю уже неделю, и когда вернусь, начнется настоящее сумасшествие.

– Уверена, мы сможем что-нибудь придумать, – заявила она безапелляционно, словно мои проблемы на работе не стоили выеденного яйца. Она подняла руку и улыбнулась. – А вот и папа.

Я встала и кинулась в его объятия, и покой, который я почувствовала, заставил меня забыть о странности моей матери.

К чести моих родителей, мы не говорили о дяде Джене, похоронах или завещании. Они интуитивно понимали, что мне нужно время. Что мне нужны они, и мы говорили о маминых фондах, благотворительных организациях и законопроектах, которые папа недавно проталкивал, общались о том, как замечательно работает его новая команда.

Пока мы говорили, официанты принесли чай и еду, и я накинулась на пирожное не совсем как полагается леди.

Мама и папа обменялись взглядами.

–Что? – спросила я, испугавшись, что меня отругают за плохие манеры. – Я сделала что-то не так?

– Я упомянул мою новую команду, – начал папа, – и это напомнило мне, что я хотел с тобой кое о чем поговорить.

– Напомнило, – повторила я.

Я вытерла рот и отхлебнула чай, после чего откинулась на стуле и посмотрела на папу. Он был не тем человеком, которому нужно о чем-то напоминать, и вдруг поняла, что то, о чем он собирался мне сказать, и стало основной причиной их приезда в Чикаго.

– Хорошо, я слушаю.

– Ты помнишь конгрессмена Уинслоу?

Я медленно покачала головой.

– Нет.

На секунду мой отец выглядел раздраженным.

– Ну, он тебя помнит. Он работает свой второй срок в Вашингтоне, но до этого был в Сакраменто со мной. И каждое лето он был одним из управляющих законодательного летнего лагеря, в который вы с сестрой ездили. Он был ее наставником, когда она проходила молодежную посольскую программу.

– О, – выдавила я, хотя пока было похоже, что конгрессмен помнит не меня, а мою сестру. – И что он хочет?

– Не так много, на самом деле. Недавно он решил нанять помощника. – Папа улыбнулся мне. – Тебя, Энжи. – Он наклонился и обнял меня, а потом отпустил, чтобы мама могла последовать его примеру.

– Подожди, меня? – изумилась я, когда с объятьями и поцелуями было покончено. – Как я могу быть помощником, я никогда с ним не встречалась.

– Потребовалось приложить некоторые усилия, – признался отец. – Но он сам выпускник Северо-Западного, и знает, какие там требования по политологии. И то, что ты превзошла его экзаменационный результат, сыграло свою роль.

– Это как раз то, что ты хочешь, дорогая, – сказала мама.

Я автоматически кивнула. По правде, я не имела понятия, чего хочу на самом деле. Я никогда не позволяла себе долго думать над этим. Но они правы. Именно этого я добивалась. Для этого я пошла в колледж.

И самое важное, этого хотела Грейси.

– Это идеальная должность для молодой женщины, – заявил папа.

– Звучит замечательно, папа. Но я не уверена, что будет правильно уехать их Чикаго так скоро после смерти дяди Джена.

На его лице отразилось напряжение.

– Делай то, что считаешь нужным. Но ты должна понимать, что это отличная возможность для роста. Конгрессмен не только в курсе всех дел общества, но и имеет связи в Белом Доме. Обещаю, детка, ты сможешь подняться вместе с ним, а мы с твоей мамой всегда будем всегда.

Отец потянулся и взял меня за руку.

– Я люблю тебя, Анжелина, – сказал он, и мое сердце сжалось и от этих слов, и от невысказанных: «Ты все, что у меня осталось».

Я не захотела, чтобы папин водитель отвозил меня домой. Мне хотелось пройтись по магазинам, но больше всего – побыть одной. Пройтись и подумать.

Я хотела сказать отцу, что не готова переехать в Вашингтон. Что хоть связи с общественностью не был моей страстью, но в новой работе есть много увлекательного. Разве в двадцать лет не это нужно? Попробовать все возможности?

Но потом я подумала о Грейси, которая знала, что политика – ее призвание. Я помню ее долгие разговоры с отцом за кухонным столом, пока я с серьезным видом кивала и притворялась, что понимаю, отчаянно стараясь придумать что-нибудь умное, чтобы отец посмотрел на меня такими же сияющими глазами, как на нее.

Когда Грейси умерла, этот свет в глазах отца погас, но у меня была возможность его вернуть. Отказ от своей мечты был небольшой ценой за это, особенно если я даже не знала, какая у меня мечта.

Я быстро шла по Мичиган Авеню, ноги двигались в темпе скачущих мыслей. Я пыталась сосредоточиться на проносящихся мимо незнакомых лицах и на дорогущей одежде в витринах, только бы отвлечься от этих тяжелых размышлений.

Это не помогало, потому я пошла еще быстрее и только чудом никого не сбила. Я почувствовала знакомую неприятную беспомощность. Я говорила себе, что могу с этим справиться, что мне нет нужды торопиться. Мне всего лишь надо добраться домой. Надо просто не заходить в магазины, отправиться домой и не делать глупостей.