Текст книги "Пещера Черного Льда"

Автор книги: Джулия Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 48 страниц)

У Эффи живот разболелся от таких мыслей. Даже в тот день, когда Шор нашел ее здесь, в собачьем закуте, он тоже исполнял поручение Рейны. Эффи отвернулась от собак, и ее вырвало. Пчелка тут же принялась подлизывать теплую лужицу.

– Что это? – спросил вдруг совсем близко голос Мейса.

– Шенковы псы, чтоб их лихоманка взяла.

– Ладно, ступай, женщина, – буркнул Мейс, – и больше за мной не ходи. Люди могут заметить, что мы встречаемся. – Поводки в его руках звякнули. – Займись своим делом.

– Хорошо. Катти теперь дождется, когда девчонка о нем забудет, и подловит ее в таком месте, откуда ей будет не уйти.

Мейс досадливо фыркнул.

– Я хочу избавиться от нее, и поскорее.

– Нет уж, Катти спешить не станет – ведь он теперь знает, что она заколдована.

Ветер унес прочь ответ Мейса.

– Мы с Катти в твоих уроках не нуждаемся.

– А я не нуждаюсь в уроках от женщины, которая зажигает факелы ради пропитания. Ступай. – Последнее слово он произнес шепотом, но с такой силой, что Эффи съежилась и отползла подальше от двери. Даже собаки притихли.

Шаги Нелли удалились по направлению к круглому дому. Чуть погодя Мейс открыл дверь псарни, позвал своих собак, и они бросились к нему с визгом и лаем. Чей-то мокрый нос ткнулся в дверь маленького закута, но Мейс отозвал любопытного и ушел вместе со своей сворой.

Эффи сидела, обняв колени. Собаки сгрудились вокруг нее, но она впервые за все месяцы, что приходила сюда, не чувствовала себя защищенной.

34
КОГДА МУЖЧИНЫ ПОКУПАЮТ ДЕВУШКЕ ОДЕЖДУ

– Как ты себя чувствуешь? – сумрачно спросил Райф, поправив укрывающее Аш одеяло.

– Да так, будто ничего. – Аш потерла глаза. – Только внутри узлы какие-то, словно Геритас Кант все там перевязал веревками.

Райф дернул ртом, красноречиво показывая Аш, что невзлюбил Геритаса Канта.

– Ты ехать-то сможешь?

– А разве у меня есть выбор?

Райф промолчал и отвернулся.

Разговор происходил в комнате, где Геритас принимал их ночью, где-то после полудня, судя по серому свету, проникающему сквозь ставни. Аш проснулась на кушетке у огня, не помня, сама она пришла сюда или ее принесли. Последнее, что она помнила, был звук крови Геритаса, капающей в чашу. Она вздрогнула, до сих пор ощущая вкус испытанного тогда страха.

– Я оставлю тебя, чтобы ты позавтракала, – сказал Райф. – Мы с Ангусом утром ходили на рынок и купили тебе новые вещи – они в корзинке у стола. А снаружи стоит пони, – добавил он, уже открыв дверь.

Аш приподнялась.

– Пони?

– Ага. Горная лошадка, серая, как грозовая тучка.

– Это ты его выбрал?

Он кивнул, и их глаза встретились. После краткой заминки Аш сказала:

– Я не требую, чтобы ты исполнил обещание, которое дал мне ночью. Все было так... Я не имела права просить тебя о помощи.

В глазах Райфа вспыхнул непонятный Аш холодный огонь, и он сразу стал старше и суровее – если такого встретишь на улице, тут же перейдешь на другую сторону.

– Я не беру назад своих обещаний, произнес я их вслух или нет. Я обязан преданностью своему дяде и не скажу о нем ничего плохого у него за спиной. О Геритасе Канте я тоже не скажу худого слова, потому что уважаю его за силу духа и благодарен ему за все, что он сделал. Но знай, что я помогаю тебе совсем не по тем же причинам, что они. До Простирающей Руки мне дела нет.

– Я знаю, потому и обратилась к тебе ночью. И потому же сказала тебе правду у озера.

Райф молча повернулся, чтобы уйти, но Аш сказала:

– Прости меня.

– За что?

Аш не сразу нашла нужные слова. Он давал ей так много... и так спокойно, без шума и суеты.

– За то, что позволила тебе прикоснуться к себе в тот день у ворот.

Рука Райфа нашарила у горла черный вороний клюв, его амулет. Неожиданно он улыбнулся, да так славно, что у Аш захватило дыхание.

– Ты достойна уважения, Асария Марка.

Не успела Аш сообразить, почему он так ответил, дверь закрылась за ним. Аш сидела, глупо вытаращив глаза на то место, где он только что стоял.

После этого она стала не спеша собираться. Прежде всего она поела поджаренного хлеба с кислыми зимними яблоками. Кто-то, вероятно, сестра Ганнет, приготовил ей все нужное для ванны. Аш давно уже не мылась и теперь долго стояла в медной ванне, давая горячему пару окутать себя. Потом она отскреблась дочиста и взбила на волосах пену, пахнущую овсом и зимней мятой. Вода в ванне сделалась серой, и Аш чуть было не кликнула Кату, чтобы та принесла чистой.

Это заставило ее выйти. Вода вдруг показалась ей холодной, и Аш никак не могла согреться. Ката вздернута на виселицу, воронью на поживу и людям на поглядение.

Это сделал Пентеро Исс. Аш бросила шерстяное полотенце в ванну, глядя, как оно намокает в грязной воде. Теперь она многое поняла о своем приемном отце. Прошлой ночью, когда Геритас Кант говорил о Простирающих Руки, Провале и обитающих там существах, Аш сразу вспомнила об Иссе. Все, что он делал и говорил, вся его доброта, все знаки внимания и даже поцелуи были ложью. Она – Простирающая Руки, и он это знал. Потому-то он и являлся к ней по ночам, задавая ей хитрые вопросы о ее снах. Потому он и велел Кате следить за ней, Ножу – сторожить ее дверь и Кайдису Зербине – потихоньку таскать ее вещи.

Пентеро Исс хотел иметь собственную Простирающую Руки.

Аш стояла посреди комнаты, обдумывая то, что открылось ей. Кожа на груди и руках покрылась мурашками, и ее начало трясти. Приемный отец намеревался запереть ее в Кости и использовать в собственных целях. Он уже держал там кого-то, и она должна была пополнить его собрание редкостей.

Как давно он понял, кто она? С самого начала? Не потому ли он и спас ее в младенчестве?

Так она и стояла неизвестно сколько времени, дрожа то ли от гнева, то ли от потрясения, то ли от холода. Рассказ Канта изменил всю ее жизнь. Теперь ее память такая же грязная, как вода в ванне.

В дверь постучали, прервав ее раздумья.

– Кто там? – спросила Аш прежним властным тоном, будто никогда и не покидала Крепости Масок.

– Это Геритас Кант. Я должен поговорить с тобой перед отъездом.

– Одну минуту, я оденусь. – Голос Аш был так же холоден, как ее тело. Она подошла к корзинке с одеждой и стала ее разбирать. Чтобы двое мужчин покупали что-то для девушки! Аш с улыбкой, близкой к слезам, пересматривала то, что они принесли. Решив, как видно, побаловать ее, они предусмотрели все, в чем ничего не смыслили. Они приобрели красные шелковые юбки, красивые вышитые сорочки и плащ из тончайшей шерсти. Все было окрашено в живые, яркие тона: синий, как море, корсаж, изумрудно-зеленые ленты, замшевые сапожки цвета ржавчины.

Аш смеялась и плакала одновременно, разглядывая тонкую шемизетку – такие носили жены баронов в Крепости Масок. В корзинке имелись шелковые туфельки, ажурные митенки, кружевные воротнички, костяные пуговки – все, что, по мнению обоих мужчин, должно было ей понравиться.

Ей и правда понравилось. Так понравилось, что она прижала эти вещицы к груди, как живые. Представляя себе, как Ангус с Райфом ходили по рынку, подбирая цвета, щупая ткани и прикидывая, впору ли ей это будет, она хихикала, как маленькая. Геритас Кант пыхтел за дверью, нетерпеливо постукивая клюшками по полу.

Пора было одеваться, но она не обнаружила в корзинке ни шерстяных чулок, ни белья. Мужчины – какой с них спрос? Придется обойтись тем, что есть.

Выбрав самую простую шерстяную юбку, белую сорочку, расшитую крошечными незабудками, и ярко-красный корсаж, Аш стала складывать обратно все остальное. При этом из складок нижней юбки выпал муслиновый мешочек. Аш развязала его. Вот и белье. Красивое дамское белье, надушенное и украшенное бантиками. Ангус, смекнула она. Это он вспомнил, что надо и это купить.

Пять минут спустя, одетая, она открыла дверь Геритасу.

Вид у него был нездоровый, и клюшки, на которые он опирался, тряслись. Аш устыдилась, что заставила его ждать, и хотела помочь ему. Он отклонил ее услуги, и оба они пережили несколько неловких минут, пока он не дотащился до очага и не уселся на высокий, с прямой спинкой стул, сделанный, как догадалась Аш, специально для него.

– Деньгам перевод, – первым делом промолвил он, и Аш не сразу поняла, что речь идет о ее новой одежде, а поняв, промолчала.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Зеленые глаза Канта вытянули из Аш ответ еще до того, как она кивнула. – Вот и ладно. Значит, мои заклятия пришлись к месту. Ты чувствуешь их?

– Кажется, да. Все внутренности словно досками заколочены.

– В некотором смысле так оно и есть. – Кант поправил неловко подвернувшуюся правую ногу. – Заклятия служат двум целям. Во-первых, они прячут тебя, чтобы чародеям и узникам Провала труднее было тебя выследить. Это не значит, что они тебя вовсе не найдут. Прибегая к своей силе, ты можешь с тем же успехом зажечь маяк на вершине горы или затрубить в рог. Заклятия призваны лишь одурачить тех, кто ищет не слишком усердно.

Аш принудила себя кивнуть еще раз.

– Во-вторых, они оберегают тебя. Напряжение, которое ты чувствуешь, – это следствие воздвигнутых мной преград. Твое тело скреплено колдовскими швами. Они стягивают твое сердце, печень, мозг и чрево, защищая их от вторжения. Сейчас они крепки, но со временем ослабеют. Я молюсь, чтобы они продержались до Пещеры Черного Льда, но не уверен в этом. Ты можешь помочь, если будешь поддерживать свои силы. Ешь как следует и почаще, спи подольше, не изматывай себя и старайся не попадать в такие положения, когда страх может толкнуть тебя прибегнуть к магии.

– Я не совсем понимаю.

– Как Простирающая Руки ты рождена для одного: чтобы проломить Стену Провала. Эта сила заключена вот здесь, – он ткнул себя пальцем в грудь, – внутри тебя. – И никакая плоть и кровь не устоит, если твои руки протянутся к ней. – Глаза Геритаса превратились в колючие зеленые огни на бледном, как у трупа, лице. – Ты думаешь, что я пугаю тебя, Асария Марка. Может, оно и так. Может, я и сам боюсь. Мы живем на древней земле, питаемой древними преданиями и древней силой. До того, как здесь появились города и кланы, до того даже, как суллы воздвигли здесь свои города из ледового дерева и камня, были другие – не люди в нашем смысле этого слова, однако они имели глаза и рты, как и мы, и строили чертоги из земли и бревен в сердце Глуши. Не могу сказать, сколько веков они существовали, но вымерли они за одно столетие: жители Провала перебили их либо забрали к себе. Суллы называют то время Бен Горо, Стариной, и хранят память о тех существах, передавая ее из поколения в поколение, хотя и не имеют с ними ни общей крови, ни родства. Они это делают, чтобы почтить Древних, как они их называют, и чтобы страх перед Последними никогда не угас.

– Зачем ты мне об этом рассказываешь?

– Чтобы ты знала, что поставлено на кон. Всякий неопытный чародей опасен. Гнев, страх, ужас – любое сильное чувство способно исторгнуть из него магию. Ты должна остерегаться таких потрясений. Если ты замахнешься на кого-то в гневе, твоя сила может выплеснуться наружу. Не давай себе воли – от этого зависит не только твоя жизнь.

Аш решила молчать... и не бояться.

– Будь у нас больше времени, я показал бы тебе то, что суллы называют саэр раль, Путь Пламени, – это учение позволяет владеть своими чувствами, не поддаваясь страху или гневу. Сам я никогда не прибегал к нему, но я родился в Ревущих горах и знаю, что пламя холодным не бывает. – Кант пристукнул клюшками. – Однако мне приходится отправлять тебя на Север, защищенную одними только заклятиями. Думаю, нам обоим следует молиться, чтобы в следующую нашу встречу твоя сила уже разрядилась и мне, старику, не пришлось учить тебя искусству владеть собой. Знай одно: всякое колдовство, к которому ты прибегнешь, прежде чем доберешься до пещеры, разорвет наложенные мной узы. – С губ Канта брызнула слюна. – Ты поняла?

– Да.

– Заклятия не устоят против силы Простирающей Руки. – Кант помолчал и добавил тихо: – Мало что устоит.

Аш держала себя в руках, не желая раскрываться перед этим человеком. Кант, посмотрев на нее, пожал плечами.

– Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. – Он начал слезать со стула, и Аш отвернулась, чтобы не стеснять его. Его затрудненное дыхание кололо ей спину, как дротиками.

Когда он наконец двинулся к двери, она повернулась и спросила:

– Откуда мой приемный отец узнал, что я – Простирающая Руки?

– Давай уточним: ты хочешь знать «откуда» или «когда»?

Его проницательность обезоружила Аш.

– Хорошо – когда?

На лице Канта отразилось что-то вроде сочувствия.

– Пророчества о пришествии следующей Простирающей Руки передаются из уст в уста десять веков с самой смерти предыдущей. Многие я сам читал или слышал. Некоторые из них – явная подделка, состряпанная любителями надувать. Другие так начинены устаревшими оборотами и метафорами, что нет двух ученых, толкующих их одинаково. Третьи написаны на мертвых языках и в переводе утрачивают многие оттенки смысла. И лишь очень немногие похожи на правду. Одно из таких пророчеств – это детский стишок, хорошо известный на Севере.

– Прочти мне его, – сказала Аш, видя, что Кант колеблется.

Кант переставил клюшки поудобнее и произнес тихо и таинственно:

 
На белый свет ты глянешь
На горе, у закрытых дверей,
И руки врагам протянешь,
Судьбы не зная своей.
 

Тишина наполнила комнату, как холодная вода. Аш стояла неподвижно, Кант ждал. Воздух между ними сгустился и потемнел. Запахло стариной. Аш выдерживала взгляд Канта, пока он сам не отвел глаза. Ей не хотелось обсуждать с ним эти стихи. Все и так ясно. Ее оставили на северном склоне Смертельной горы, в пяти шагах от Тупиковых ворот, «закрытых дверей», а Пентеро Исс, Ангус Лок и вот этот человек знали, кто она, задолго до того, как она сама узнала об этом.

Вот Кант и ответил на ее настоящий, невысказанный вопрос. Ее приемный отец знал все с самого начала. В Венисе каждый год находят десятки брошенных младенцев – у порога богатых особняков, на ступенях Храма Костей, у пьедестала статуи Пенгарона на площади Четырех Молений. Через руки Исса прошли, наверно, сотни детей, но он взял себе только одного младенца – девочку, оставленную умирать за Тупиковыми воротами.

Аш закрыла глаза и напомнила себе, что должна быть сильной.

– Хорошо, ступай теперь, – сказала она Канту. – Скажи Ангусу, что я готова.

Он пожевал губами, но смолчал, склонил голову, как получивший приказ слуга, и вышел.

Только когда дверь за ним закрылась, Аш ухватилась за стол, ища опоры. А она-то думала, что отец любит ее.

Несколько минут спустя, когда вошел Ангус, она уже овладела собой, и ее лицо ничего не выражало. Облегчение, которое она испытала при виде его широкого красного лица, удивило ее. Он сбрил бороду, подстригся и прямо цвел здоровьем.

– Экая ты красавица, – сказал он, оглядев ее с головы до пят – Я так и думал, что синее тебе пойдет.

Она уже и позабыла, что одета во все новое. Аш хотела ответить, но как-то не нашла слов и просто покружилась на месте, чтобы Ангус разглядел ее со всех сторон. Юбка обвилась вокруг лодыжек, и тогда Аш вспомнила, как много раз проделывала то же самое для Пентеро Исса.

Ангус смотрел на нее без улыбки, тоже явно не желая ничего говорить.

– Хочу поблагодарить тебя за все эти чудесные вещи... – начала Аш.

– Пустяки, – твердо остановил ее Ангус. Аш не поняла его внезапной суровости. – Пора в дорогу. Райф ждет нас с лошадьми. – Он взял корзинку с вещами Аш и вышел.

Она, надев новый плащ и перчатки, последовала за ним. В темных сенях она столкнулась с сестрой Ганнет. Старушка, не поздоровавшись с ней, еще суровее сжала свои сморщенные губы.

Аш открыла дверь, и навстречу ударил ветер. Поднималась буря, и снег летел, запорашивая кремово-красный ковер на полу. Канту это не понравится, подумала Аш, торопливо завязывая тесемки плаща.

Ее новые сапожки сразу ушли глубоко в снег. Райф стоял у чугунных ворот с Лосем, гнедым и пони – крепкой лошадкой с толстыми ногами и шеей. Она была серая, как Лось, но потемнее и с пятнами, невидной масти, как сказал бы мастер Хейстикс, большеголовая и с белыми носочками на трех ногах.

Райф усмехнулся при виде Аш. Вьюга его не пугала – он не дрожал и не притопывал ногами, как делают многие на холоде.

– Красотка, правда? – спросил он, кивнув на пони.

– Да. – Аш остановилась недалеко от лошади, чтобы не пугать ее для первого раза. – Как ее звать?

– Снегурка, – с той же ухмылкой ответил Райф. Аш, как дурочка, тоже заухмылялась.

– Чудесное имя. Просто чудесное. – Сняв перчатки, она подошла к пони сбоку. – Снегурка. – Не трогая лошадку, она дала ей обнюхать себя. Мастер Хейстикс всегда на этом настаивал. «Перво-наперво дайте новой лошади к вам принюхаться, – говорил он. – Каково бы вам было, если б незнакомый человек подошел и схватил вас за шею?» Аш показалось вдруг очень важным, чтобы Снегурка полюбила ее.

Снегурка понюхала, посмотрела и мотнула головой. Аш взглянула на Райфа. Он кивнул, и она потрепала Снегурку по шее. Пони внимательно следила за ней большим карим глазом. Когда рука опустилась к холке, Снегурка сама стала напрашиваться на ласку, и сердце Аш стеснилось от радости. А когда Райф дал ей зеленое яблочко для пони, она подумала, что сейчас заплачет.

– Возьми, – сказал он. – Прежний владелец говорил, что она любит такие больше всего.

Снегурка приняла предложенное яблоко и позволила погладить свою гриву, пока жевала его.

– Ну, вот вы и подружились, – сказал Ангус, вынося остатки поклажи. Аш улыбнулась ему. С гнедого сняли повязку, и Аш с облегчением увидела, что собачьи укусы благополучно зарубцевались, а потом заметила Геритаса Канта – он стоял в дверях и смотрел на нее.

– Давай ножку. – Ангус согнулся, чтобы подсадить ее в седло.

Немного встревоженная присутствием Канта, Аш поставила левую ногу на его сложенные ладони и села. Седло оказалось ей как раз впору, и Райф тут же подогнал стремена ей по росту. Снегурка все это время стояла спокойно, точно и метель, и новые седоки были для нее самым обычным делом.

Когда все расселись по коням, Кант крикнул с порога:

– На северной дороге должно быть чисто. Езжайте по ней, пока не стемнеет, а как проедете две зимние житницы на Клановой Границе, сворачивайте на запад.

– Хорошо, Геритас, так и сделаем, – кивнул Ангус. – Спасибо тебе за кров и за знания, которыми ты с нами поделился. Если будет на то воля богов, увидимся еще до конца зимы.

Кант вместо ответа щелкнул клюшками по камню.

– Я твой должник, Геритас Кант, – сказал Райф громко, чтобы перекричать бурю, – но верну тебе долг при новой встрече.

– Я не стану увеличивать твое бремя, кланник, признавая тебя своим должником.

У Райфа от этих слов дернулась щека, и он потупился. Аш погладила шею Снегурки, нуждаясь в ее тепле, повернула пони к улице и кивнула на прощание Геритасу Канту.

Иль-Глэйв был построен не так, как Венис. Они ехали по улице мимо обветшавших домов, закрытых сточных канав и свинцовых паровых труб. Аш стала замечать в камне разные слои: нижние ряды кладки, едва выступающие из земли, были сложены из гладко обтесанных камней, почерневших от копоти и времени. На подвальных ступеньках и внутренних сводах арок часто встречались изображения луны и звезд. Верхние ряды складывались из более нового, легкого и мягкого камня, в основном песчаника. Все здесь ставилось поверх чего-то другого. Дома потрескивали и кренились под тяжестью надстроенных этажей, кольцевых башен и бревенчатых мостиков. Вдали над крепостной стеной из железняка виднелись пять свинцовых куполов Озерного Замка. На реющих в вышине белых флагах выделялись три слезы Иль-Глэйва – черная, как вода озера, красная, как сулльская кровь, и серая, как стальной меч Даннеса Фея. Приемный отец рассказывал Аш, что Озерный Замок выстроен вокруг водоема под названием Черный Глаз. Он будто бы глубже самого озера, и в нем водятся невиданные слепые рыбы.

Чем ближе к северной стене, тем все более убогий вид приобретал город. Многие здания были настоящими развалинами, хотя в них и жили. Аш смотрела на провалившиеся крыши, заколоченные окна и замерзшие водостоки глазом знатока. Она-то знала, что такое быть бездомным, голодным и одиноким. Путешествие на север вдоль Буревого Рубежа ничто по сравнению с этим.

Чтобы не дать своим мыслям перекинуться на Геритаса Канта и все им сказанное, Аш принялась трепать Снегурку по шее и говорить ей ласковые слова. Она не хотела думать ни о чем, что касалось Простирающих Руки, – по крайней мере здесь и сейчас.

Они добрались до Старых Сулльских ворот. По обе стороны от ворот высились кучи бурого снега, со свода свисали сосульки: с них капала вода, как слюна с клыков чудовища. Ангус спешился, дав Аш знак остаться в седле. Он казался спокойным, но Аш видела, как его взгляд перебегает от стражников в белых кольчугах на лучников, шагающих по стене.

Старые и красивые северные ворота Иль-Глэйва были высечены из камня медового дерева и резко отличались от обрамляющей их стены. В отличие от городских ворот Вениса они строились не с намерением поразить кого-то своим величием, а просто как красивый портал наподобие входа в храм. На их столбах и своде были изображены покатые холмы, долины, густые леса и быстрые горные потоки.

– Клановые земли, – тихо сказал Райф.

Aш посмотрела на него. Окруженный вихрями снега, он крепко держал поводья Лося – вот таким же он был, когда натягивал лук.

– Да, – сказал Ангус. – Это виды Бладда, Дхуна и Черного Града. Этот камень добывали и обрабатывали сулльские каменщики – на всех их воротах изображаются лежащие за ними земли.

Райф промолчал. Аш наблюдала за ним, пока они продвигались к воротам в очереди желающих покинуть город. Он ни разу больше не посмотрел на ворота.

Впереди них стояли крестьянка с собакой и ручной тележкой и старый зверолов в невыносимо вонючем кроличьем полушубке. Двое стражей с Тремя Слезами на груди никому не препятствовали проходить. Аш думала, что Ангус обрадуется, выйдя за ворота, но не заметила в нем никакого облегчения. Чего же он боится? – подумала она, когда он оглянулся на город в последний раз.

За городскими стенами буря бушевала вовсю. Глаза и рот Аш забило снегом, не успела она выехать из ворот, и пришлось завязать лисий капюшон так туго, что мир теперь виделся ей в узкую щель, отороченную серым мехом. Северная дорога тянулась впереди прямая как стрела и широкая – по ней могли проехать в ряд четыре повозки. Земли Иль-Глэйва с крепкими хозяйствами, хорошо укрепленными фортами и деревушками простирались до горизонта, занесенные снегом. Все было белым, даже небо. Чернели только трубы и дымовые отверстия на крышах крестьянских домов.

Ангус сел на коня и быстрым шагом двинулся на север.

Снег летел навстречу лошадям, и сумерки надвинулись с юга рано, как вторая буря. Ветер с приходом темноты улегся, и похолодание предвещало мороз. Аш съежилась в седле, чувствуя каждую прореху и неплотный шов. Холод сидел в груди, как болезнь, дыхание, оседая на капюшоне, превращалось в лед. Огни придорожных таверн манили, но Ангус не выказывал желания остановиться. От запаха дочерна зажаренного мяса и лука, витающего над дорогой, у Аш текли слюни и урчало в животе. Часы шли один за другим, но Ангус все никак не устраивал привала.

Аш терпела мучения от ноющих ляжек, закоченевших пальцев, потрескавшихся губ и желания облегчиться. Поглядывая на беззвездное небо, она прикидывала, далеко ли еще до рассвета. Ей думалось, что Ангус намерен ехать так всю ночь.

Наконец Райф сказал Ангусу что-то, чего Аш не слышала. Они пошептались, и Ангус покачал головой, а Райф грозным тихим басом упомянул ее имя. Ангус напрягся было, но тут же успокоился, оглянулся на нее и сказал:

– Ладно, от короткой остановки вреда не будет.

Аш постаралась не выказать своего облегчения.

Они проехали мимо огней ближней деревни до места, где лес, по мнению Ангуса, был достаточно густ, и остановились в роще чернокаменных сосен. Снегурка обрадовалась случаю сойти с дороги и принялась вынюхивать что-то под снегом. Аш посмотрела вдаль сквозь верхушки сосен. На темном северном небосклоне выделялись еще более черные зубчатые вершины.

– Горькие холмы, – сказал Ангус, притопывая сапогами по снегу. – За ними начинаются земли Ганмиддиша, Баннена и Крозера.

Услышав это, Аш поняла, что он за ней наблюдает. Неужели он всегда так печется о ней, что видит, куда устремлен ее взгляд? Она молча спешилась, не желая наводить Ангуса на разговор о кланах. Что-то подсказывало ей, что Райфу это будет неприятно.

– В иные дни, посмотрев на северо-восток, можно увидеть свет над холмами. В клане Ганмиддиш есть башня – не знаю уж, как они умудрились ее построить, – и на ее вершине зажигают огонь, видный всему Северу.

Аш взглянула на Райфа. Он слез с Лося и очищал ему нос и рот. Он не подал виду, что слышал слова Ангуса, но в этом сосновом чертоге все звуки были хорошо слышны.

Ангус стал насыпать в торбы овес.

– В последний раз я видел на башне огонь, когда умер старый вождь Орк Ганмиддиш. Они полили дрова магмой, чтобы сделать пламя белым.

Краем глаза Аш заметила, как рука Райфа потянулась к запечатанному серебром рогу, который он носил на поясе, и поняла, что это знак уважения. Ангус, наверно, тоже заметил этот жест, потому что не стал больше говорить ни о башне, ни о кланах, а принялся обносить лошадей овсом и талой водой.

Аш потопала ногами, чтобы согреть их. Райф раздал всем еду – квадратные овсяные хлебцы, сильно крошащийся белый сыр, холодную черную ветчину, твердые яблоки и выдохшееся пиво. Они ели, сидя на поваленной бурей сосне, и это был настоящий пир. Ангус присоединился к ним на середине трапезы и с удовольствием поглотил все, кроме пива.

– Ну уж нет, – заявил он, стукнув себя в грудь. – Я пил теплое пиво, холодное пиво, пиво с овсом, яйцами и железными опилками, но эту гадость я пить не буду. Надо же где-то провести черту.

Все охотно посмеялись. Ангус пустил по кругу кроличью фляжку, настояв, чтобы и Аш, и Райф выпили немного «для сугрева». Аш послушалась, хотя содержимое напоминало ей лампадное масло и пахло гнилым деревом.

– Березовка, – пояснил Ангус, когда Аш утерла заслезившиеся глаза. – Там на дне лежит завиток бересты. Теперь ты у нас вырастешь высотой с дерево... а может, толщиной, не помню.

Аш усмехнулась. Невозможно было не любить Ангуса Лока. Отдав ему фляжку, она встала и отряхнула с юбки снег.

– Пойду прогуляюсь немного.

– Я с тобой, – дернулся Райф.

– Пожалуй, нашей девочке лучше погулять одной, – удержал его Ангус.

Райф пришел в недоумение, но тут же смекнул, в чем дело, и плюхнулся обратно на бревно.

Ангус подмигнул Аш своими медными глазами.

– Ступай и позови нас, если что.

Аш удалилась, так и не поняв, неловко ей или смешно. Ангус Лок много чего знал о девушках.

Забравшись в гущу кизила, она облегчилась. Завязки новых одежек досаждали ей, поскольку плохо повиновались одеревеневшим пальцам. Когда она вернулась, Ангус и Райф уже сидели на конях, готовые ехать дальше. Торбы и ведра из свиной кожи упаковали, и от их недавней трапезы не осталось следов, кроме бурых яблочных огрызков на снегу.

Снегурка не проявляла признаков усталости и стояла спокойно, пока Аш садилась на нее. Аш решила не показывать, как устала сама, и держалась в седле прямо, когда они тронулись по лесу на север. Со временем они выбрались на звериную тропу, ведущую на запад, и Ангус охотно воспользовался его. Они ехали мимо заброшенных крестьянских домов, замерзших ручьев и повитых туманом лесов довольно долго, а потом Ангус, к общему удивлению, скомандовал остановку.

Повернувшись на восток, он привстал на стременах, и оглянулся на тропу, по которой они только что ехали.

– Мне доводилось запутывать следы и получше, ну да ничего, сойдет. – Он послал гнедого вперед. – Давно пора заехать домой.