Текст книги "Враг (Изгнанники в плиоцен - 4)"

Автор книги: Джулиан Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

– Ты потеряла цветок, – сказал он.

Она взяла эдельвейс и всунула его стебелек в нагрудный карман джемпера; теперь нежная звездочка казалась чем-то вроде украшения.

– Награда за мужество, – пошутила она. – Если сегодня все пройдет успешно, я буду хранить его вечно.

Он поднял в ее честь свой стакан, потом отпил немного.

– В Галактическом Содружестве, – выждав, сказала она, – этот цветок большая редкость. Он растет только на границе вечных снегов. В Альпах...

– То же самое в плиоцене. – Марк допил и налил себе еще. – Этот цветок что-то вроде напоминания о смертельной опасности, которой я только что подвергся. Надо поблагодарить молодого Джасмина Уайли за бездарный выстрел из карабина.

– Ты разыскал лагерь экспедиции на Монте-Розе?!

– Это было нетрудно. Я пытался сохранять предельную осторожность в своих наблюдениях, но, очевидно, меня уже ждали и встретили довольно неприветливо. Признаюсь, я был вынужден удирать из лагеря со всех ног. Это что, Эйкен Драм отдал приказ стрелять в меня без предупреждения?

– Я... я боюсь, что это распоряжение Хагена. Правда, о мнением короля оно не расходится. Он в любом случае хочет добыть эти летательные аппараты.

– Ну и пусть добывает.

Элизабет не смогла скрыть удивления.

– Ты не собираешься мешать экспедиции Уимборна?

– А почему я должен им мешать? Ты можешь заверить короля и Хагена, что в обозримом будущем я не появлюсь на Монте-Розе. – Его глаза странно блеснули. – Тем не менее я очень рад, что мне удалось порадовать тебя этим цветком.

Неожиданная мысль резанула Элизабет. Она отпрянула от Марка.

– Ты смог пронести его при выполнении d-перехода?

– Да, это мой первый опыт. Конечно, я полностью зажал его в своей руке. Это что-то вроде фокуса, но лиха беда начало. Так и передай моему сыну.

"СильнеесильнеесильнееЕЩЕсильнее... Толкайболеезнергичнодапроталкивай жетычерттебяпобериЧЕРТ!.."

"Элизабетсцепипокрепчесоединяйцелительнуюсилуссокрушительнойскорее скорееперекрывайцентростремительныенейронныецепиСКОРЕЕ... Вижуда теперь... так спасибоБожемоймыедванепогубилиеготакрасширяйпроходвмозговомстволе... Мощностьувеличиваймощностькомуговорят! Такзамечательноподключайбоковыецепи стройобводнойканал... (Спи мой маленький спи.) Сохрани его Христос делаем перерыв".

Они опять сидели на табуретах по обе стороны кроватки и смотрели на Брендана. Лицо ребенка было смертельно бледно, даже на фоне белого-белого одеяла, однако дышал он ровно, без всяких хрипов.

Дышал как здоровый, одолевший хворь ребенок. У Элизабет слезы выступили на глазах.

– Ему больше не больно, – прошептала она. – А ведь мы его едва не упустили, Марк. Было мгновение – еще немного – и все, смерть!.. Вот что значит усталость, надо было почаще отдыхать.

– Но это _р_а_б_о_т_а_е_т_?

– Да, – глухо ответила она.

Потом они долго сидели молча. Наконец Марк начал разговор.

– Надо обязательно отсечь цепи, связанные с воздействием ожерелья. А затем можно сделать его настоящим, непревзойденным оперантом.

Элизабет закрыла лицо ладонями, словно занялась самолечением. Когда она убрала руки, на ее лице не осталось ни одной морщинки, она словно помолодела на несколько лет, только глаза по-прежнему смотрели опустошенно и устало. Голос ее был тих.

– Марк, я вполне могу разъять эти цепи, но не имею никакого желания увеличивать его оперантскую мощь. Твои знания в этой области, энергетический уровень воздействия значительно превышают мои. Ты понял, что я имею в виду?

Марк недоуменно пожал плечами. Элизабет глянула на него и закончила:

– Я ввела в его сознание новую программу, все вроде бы получилось. Стоит теперь дать Брендану сильный толчок, и его скрытые метапсихические возможности станут явными.

– Позволь мне взять это на себя, и мы вместе совершим чудо.

Элизабет вскочила с табурета. На лице ее отразились ярость и ужас.

– Вот ты и попался! Я так и _з_н_а_л_а_!.. Вот с какой целью ты столь долго отсиживался в тени, не так ли? Ты решил, что вот он, момент, чтобы взять меня под контроль?!

"Тынеможешьнедолженникогданеодолеешьвеликогомагистразапрограммировать менядажесилойты".

– Нет, Элизабет. У меня и мысли такой не было. Пожалуйста, поверь!..

Что-то в ее душе – чувство самосохранения? – выплеснуло "неверюневерюневерю!.."

– Я не имею права рисковать. Брендан и без ожерелья будет нормальным ребенком, пусть даже и без явных метапсихических способностей. Мы должны оставить все как есть.

Марк встал, склонился над кроваткой. Его длинные чуткие пальцы ощупали макушку ребенка, начали пальпировать не заросшее еще темечко.

– Он мог бы стать великолепным оперантом, если бы ты доверилась мне.

– У Эйкена уже есть опыт в этом отношении, – резко ответила Элизабет. – Ты передал ему программу для метаобъединения, чтобы он использовал ее против Фелиции, но ты рассчитывал, что ударная мощь свалит и его.

– Какая чепуха!

– Знаешь, что расстроило твои планы? Ну-ка, взгляни! – И она спроектировала ряд последовательных картинок, на которых отразились все перипетии сражения на Рио-Дженил. – Понятно? – спросила Элизабет. – Это Фелиция спасла Эйкена ценой собственной жизни. Она ослабила удар, приняла его на себя, так что даже ее "возлюбленный" Куллукет остался жив. Когда все кончилось и Эйкен начал анализировать присланную тобой программу, он обнаружил в ней незамысловатую ловушку – как раз для нерадивого, тупо исполняющего команды ученика. Ты нас даже за людей не считаешь, Марк. Но ты ошибаешься, мы не так глупы, как тебе кажется, и Эйкен чуть-чуть подправил твою программу, и если ты не уймешься, он обрушит ее на твою голову, и это будет хороший удар. Вряд ли ты устоишь...

– Я не могу допустить, чтобы дети ушли в Галактическое Содружество. Они не ведают, что творят.

– Если ты имеешь в виду свою персональную безопасность или безопасность своих соратников, мы можем дать самые твердые гарантии, при условии, что ты будешь вести себя спокойно...

– О каких гарантиях может идти речь, когда мой сын покидает плиоцен. Это бессмысленно!..

– Все не имеет смысла, и наш разговор тоже. Единственное, что теперь важно, – это ребенок. Ты будешь помогать мне в лечении или нет?

Он молча кивнул. На его лице застыла кривая усмешка. Или сладостная? Элизабет так и не смогла до конца разобраться в этом человеке. Какая цель вела его, во что он верил? Ради чего пожертвовал светом и истиной?

– Давай продолжим, – сказала женщина.

"ДаваймилыйдавайБрендан. Помоги нам".

"БОЮСЬ!"

"Ничегороднойпопытайсяовладетьэтимновымспособомподумайяхочуитебескоро станетлегче".

"НЕТ. ТЕТЯ ЭЛИЗАБЕТ, Я БОЮСЬ".

("Давай, Марк, протолкни".)

"НЕТ! (Боль.) НЕТ!"

("СильнееМаркчтотыкаквареныйсильнееондолженвладетьэтимканаломда проталкивайтывидишьемуБОЛЬНО!) Потерпималенькийпотерпи Воттакещеодноусилие нукаБрендантыжеунасумница. (ПочтиготоводачтостобойМаркпропихивайжетынажми) Нупопытайсямиленькийнуже. (Все, готово – ожерельеОТСОЕДИНЕНО".)

"ОЙ, НЕ БОЛЬНО!"

"Я же говорила, что все будет хорошо".

"НЕ БОЛЬНО!.."

"Да, родной, да. (Маркдержиподконтролемподкоркуагатеперьснимай ожерелье... Что ты ДЕЛАЕШЬ? Марк, что ты ДЕЛАЕШЬ? – НЕТ!! ОСТАНОВИСЬ, ОСТАНОВИСЬ, ДЬЯВОЛ! ВЫРОДОК! СТОЙ! СТОЙ! СТОЙ!.."

"Позволь мне закончить. Он в этом нуждается. И..."

(Экстаз радости.)

"...все уже готово. Это же так просто!"

"Ты... ты теперь отпустишь нас?"

"Бедная Элизабет, о чем ты говоришь. Конечно!"

Потом, после длительного молчания, он сказал:

– Я очень сожалею, что был вынужден использовать силу. Но для Брендана это была единственная возможность. Ему улыбнулась судьба. Он уже был готов, я чувствовал, что будет справедливо наградить его за все мучения. Я знал, что ты не совершишь самоубийственного поступка, твое бессознательное "я" провидело, что в этом нет никакой угрозы, как бы ни возмущалось твое сознательное "эго".

– Ты – настоящий дьявол...

– Я только мужчина, а ты не более чем женщина. – Он говорил ровно, словно отчитывая ее. – Для любого человека, в сущности, очень важно знать свое место. Это прекрасно понимал твой муж Лоуренс. Когда ты начинаешь задумываться над своими проблемами, стараешься не терять из виду это обстоятельство.

– Теперь неудивительно, что твои дети возненавидели тебя. И Галактическое Содружество...

Она не договорила. Марк отвернулся, подошел к окну, оттуда бросил:

– Кстати, ни ты, ни ребенок не понесли никакого ущерба, а он теперь оперант с большой буквы!..

Элизабет мысленно обежала нейронные цепи в голове ребенка, отвечающие за использование метаспособностей. Марк был прав. Этот безмятежно заснувший ребенок станет непревзойденным мастером. Кожа его приобрела естественный бело-розовый оттенок, румянец выступил на щечках, волдыри на шее затягивались на глазах сухой коркой. Сон был глубокий, спокойный, боль больше не мучила его.

Женщина тяжело опустилась в кресло, закрыла глаза, погрузилась в самосозерцание. Только шаги Марка, слабо отзывавшиеся в сознании, связывали ее с реальностью... Потом неожиданно в детской зазвучал его голос.

– Дети!.. Только и слышишь – дети, дети!.. Сколько лет ты и Лоуренс считали, что самое важное на свете – это ваша работа, а когда поняли ошибку, было уже поздно. Я никогда не хотел иметь детей в обычном смысле этого слова. Я ведь как считал – если биоинженерия доказала невозможность желательным образом влиять на личность ребенка, если случайность играет решающую роль в воспроизведении характера, способностей, темперамента, если я не в силах создать человека таких достоинств и способностей, какие я считаю самыми важными в жизни, – зачем мне тогда ребенок? Не в качестве же наследника! И какую собственность я ему передам? Зачем мне это? Собственность, движимость, недвижимость... Смешно! Моим ребенком должен был стать мой брат Джек – вероятно, так и излагается теперь, в послереволюционную эпоху история нашего восстания. Однако я очень сомневаюсь, чтобы вам было дано знать правду о всей нашей семейке. О Люке, Мари и этой простушке Мадлейн, о мертворожденных и змееподобных уродах, о Матье, который должен был убить меня еще во чреве матери. О, мы, Ремиларды, по правде говоря, мало походили на ангелов. Один святой – Джек – и шеренга грешников! Все мы, за исключением его лучезарного величества, были обременены плотью, жизненными проблемами, глубоко страдали от жутких химических реакций, свершающихся в наших душах, которые теперь принято называть "чюйствами". Мы, как и все прочее человечество, были обречены развиваться медленно, через бесконечную смену поколений, по чуть-чуть... И тут вдруг мне улыбнулась удача. Я вообразил, что нашел щель в этом ужасном круговороте мучительных страданий. Мне открылось, как разорвать – вернее, ускорить – эволюционный процесс. И что же, я должен был забыть о своем открытии, уйти в монастырь или, как Будда, стать учителем?.. Даже не попытаться спасти миллионы подобных себе?.. У меня в руках оказалось средство, способное сделать людей свободными, счастливыми и бессмертными. Они все были бы мои дети. Понимаешь – все!.. Одна мысль, что мое отцовство будет распространяться на миллиарды моих соплеменников, была самой ценной наградой для меня.

Голос умолк... Элизабет открыла глаза. Марк стоял перед ней в своем обычном наряде путешественников в подпространстве – черное трико-комбинезон, на правом запястье золотой браслет. Халат, одолженный ему братом Анатолием, алой, как бы кровавой лужей лежал на полу у его ног.

– Но ведь у тебя родились Хаген, Клу...

– Синдия хотела детей, а я любил ее.

– Но разве ты не испытывал _к _н_и_м_ никаких чувств?

– Конечно, испытывал. Я и сейчас их очень люблю. Я привез детей сюда, прекрасно понимая, что они вырастут в чем-то ущербными людьми – кем они еще могли стать в нашем гадюшнике экс-бунтарей и свихнувшихся оперантов! Но я верил, что они будут лучше, чем я, умнее, сильнее... У них была для этого основа. Ты представить себе не можешь, как я радовался, что они родились отличными оперантами. Не только Хаген и Клу, но и все остальные дети. Если бы они послушались меня, вся Вселенная была бы у их ног.

– Так ты до сих пор не понял, почему они решились убежать от тебя! Ее голос задрожал.

– Они просто щенки! Слепые котята, чей круг интересов сужен до размеров животных потребностей. Хочу – не хочу!

– Марк, они просто хотят быть свободными!..

Ремилард не обиделся, он терпеливо, тщательно подбирая слова, принялся объяснять:

– Когда дети были помоложе, они охотно шли навстречу своей судьбе, но вскоре там, на Окале, начались трения между моими последователями. Понимаешь, среди моих сверстников были очень сильные операнты и люди, не способные к метапсихической деятельности. С годами они все сильнее не ладили между собой, и это происходило на глазах у детей. Я же слишком усердно изучал звезды и пропустил решающий момент, когда дети, каждый из которых вначале был на стороне своих родителей, вдруг объединились, и черная кошка пробежала между отцами и детьми. А тут как раз идеолог подоспел, Алекс Манион, мой бывший самый закадычный дружок. Признаюсь, я не сразу разобрался в ситуации, это стало началом всех бед: дети стали сами по себе, мы – сами по себе.

– В исторических хрониках Алекс Манион упоминается как один из тех, кто пытался разрушить Единое сообщество всех оперантов Галактики.

Марк коротко рассмеялся.

– Тебе было бы полезно знать, что он резко поменял свои взгляды.

– Он просто познал истину – узрел ее наконец. Подобное единство, единение, Галактический Разум – называй, как хочешь, – единственный путь для человечества, если оно намерено эволюционировать естественным образом. Без всяких искусственных подпорок, пророков, пытающихся насильно ввергнуть нас в светлое будущее. Ты и твои последователи глубоко заблуждаетесь, если считаете, что подобное единение угрожает личности, ее праву быть тем, кем она себя видит. Эволюция в направлении Галактического Разума – это неизбежное следствие развития интеллектуальной жизни. Содружество не накладывает оковы на наше сознание, как раз оно и делает его более свободным.

– Ага, – кивнул Марк. – В единстве – сила!

– Конечно! Обязательно!.. – разгорячилась Элизабет. – Такова природа нашего сознания, оно постоянно должно вопрошать и получать ответы. Мучение – когда ответы не совпадают с твоими ожиданиями; и ощущение счастья, если совпадают. Это же элементарно! Мы все созданы для любви, для верности, для добра. И все другие расы, задумывающиеся о вечном, понимают это, даже те, что еще только стоят на пороге овладения метапсихической силой. Вот почему ваши дети интуитивно поняли, где правда, а где ложь. Манион, видно, оказался толковым человеком. Он сумел убедить детей отказаться от участия в проекте создания "ментального человека".

– Но ведь это же _р_а_б_о_т_а_е_т_!

– Да, но с помощью каких методов? Ты что, хочешь загнать их кнутом в царство вечной свободы? А с точки зрения логики я вот что хочу тебе сказать – твой "ментальный человек" неизбежно и резко, a priori, обособится от всех иных форм жизни, существующих в Галактике. Твоя схема грандиозна, но ее искусственность, холодный расчет прет изо всех щелей, впрочем, как и тот тупик, в который загнал себя золотыми ожерельями народ тану.

– Мы можем во много раз увеличить возможности человека, – настаивал Ремилард, – каждый из землян мог бы получить такое же сознание, как и у Джека.

Вот, оказывается, в чем дело, неожиданно осознала Элизабет.

Она в первый раз приблизилась к Марку и тронула его за руку.

– Как ты не понимаешь. У Джека это было совсем по-другому. Он от рождения был такой и никогда не пытался использовать свою способность перемещаться в пространстве с помощью мысли во вред другим. Несмотря на то, что эта ужасная мутация превратила его в изгоя, он всегда утверждал, что он – один из нас. Всех нас! Он – человек!.. Ты представляешь "ментального человека" как идеальное существо, _о_н_ же был мудрее тебя и никогда не скатывался в подобную пошлость. Ментальный – не ментальный, какая разница! Все то же страдающее, любящее, ненавидящее, хохочущее, плачущее создание, обретающее смысл только в единении с подобными себе. Вот почему Джек отказался следовать твоим путем. Он познал истину и разгромил восстание. Вот за что он и его жена – твоя бывшая жена! положили свои жизни.

– При этом оставив меня вдовым, бессмертным и проклятым! – пошутил Марк и слабо пожал пальцы Элизабет, словно хотел подчеркнуть, что он с юмором относится к этой ситуации. Потом их руки вновь разъединились. В этот момент проснулся Брендан, начал что-то спросонья лепетать.

– Ну, мне пора, – сказал Марк и кивнул в сторону малыша. – Отнеси его к матери, видишь, выздоровел, проголодался...

Элизабет взяла Брендана на руки, направилась к двери. Марк двинулся за ней следом. Дедра и брат Анатолий, привалившись друг к другу, едва слышно посапывали на рейчатой скамейке. Скрип открываемой двери разбудил их, они тут же вскочили на ноги. Мэри-Дедра сразу заплакала от радости, Анатолий Северинович громоподобным голосом, разбудившим всех в доме, начал читать молитвы. Когда домочадцы собралась в коридоре и зазвучали веселые возгласы по случаю выздоровления малыша, Марк незаметно скользнул назад в детскую.

Огромного роста фигура, задрапированная в темный плащ с капюшоном, надвинутым на глаза, высилась у окна.

– Меня зовут Крейн, – в комнате раздался голос. – Я – друг Элизабет и ее страж. Вы закончили лечение?

– Как видишь, – коротко ответил Марк. – И никакого вреда ни ребенку, ни женщине. Отойди от окна, мне надо уходить.

– Ты поднял Брендана до уровня операнта. Теперь сделай то же самое со мной!

– Ты это серьезно?! – воскликнул Марк и взлетел в воздух. Здесь он завис, потом переместился в сторону окна, замер – черный силуэт на фоне чернильного, усыпанного золотыми и серебряными блестками прямоугольника. Его волосы зашевелились, словно длинные нити водорослей в быстром потоке воды. Над его головой возникло колечко из светящихся точек – оно, опустившись, опоясало лоб на уровне бровей. Марк содрогнулся.

– Если маленький ребенок смог вынести такую процедуру, то я и подавно, – настаивал Крейн. – Прошу тебя.

Из кончиков волос Марка посыпались искры, он сверкнул глазами в сторону Крейна.

"Ты глуп! Разве ты не знаешь, кто я?"

– Ты – Враг, которому предопределено из века в век соблазнять мой народ. Я слышал о том погроме, который ты учинил в твоем бывшем – или будущем? – мире, мне известно, что ты помог ребенку. Я знаю все!.. Мне ведомо даже, чем будет наполнена твоя вечная жизнь. Я провижу твой удел на протяжении многих эонов. Помоги мне, и я помогу тебе.

"Я не нуждаюсь в помощи".

– Тебе скоро понадобится поддержка. Мое преимущество в том, что я знаю о тебе все. Ты же обо мне не знаешь ничего. Именно рыцари моей гильдии хранят митигатор, который не дано изготовить даже ученым Галактического Содружества. Переделай мое сознание, подними меня до ее уровня, и я отдам тебе митигатор. Клянусь Таной!

За окном посветлело. Из-под руки, на запястье которой поблескивал золотой браслет, брызнули лучи солнца, наступил день, и с новым светом тело Марка растворилось в воздухе, только лицо еще несколько мгновений светилось в окне, недоверчивое выражение появилось на нем. Марк силился что-то сказать...

Крейн торопливо добавил:

– Я не лгу. Нам надо встретиться еще раз.

Лицо Марка окончательно исчезло из виду.

Брат Анатолий, человек опытный, много повидавший, заметив, что Элизабет, несмотря на радость, охватившую всех живущих в доме, находится на грани нервного срыва, тут же увел ее на кухню, где было пусто, жарко; здесь вкусно пахло только что испеченным хлебом.

– Выздоровление Брендана – великая радость, – произнес он, усаживая женщину за широкий, сколоченный на козлах стол, – однако и вам следует отдохнуть.

Монах засуетился, принялся готовить ужин – завтрак? – поджарил яичницу, разогрел лапшу с уткой, нарезал теплый хрустящий хлеб, поставил банку с клубничным вареньем. Пока Элизабет ела, он без конца восхищался и славил подвиг, который совершили они с Марком. Элизабет пыталась вставить хоть слово, однако монах мало что понимал в профессиональных вопросах. Тем не менее такой, не имеющий примера на Многоцветной Земле успех Анатолий Северинович был в состоянии оценить. И намекнул, что во время лечения жизнь самой Элизабет не раз была под угрозой и его, в общем-то, больше радует не целительная сила программы – что, конечно, важно само по себе, но в большей степени ее решимость работать не щадя себя.

– Какое это имеет значение, брат, – ответила Элизабет. – Главное, что дело сделано и сделано хорошо. Боже мой!.. Я даже передать не могу, как радостно на душе. Чем я занималась, когда попала в плиоцен? Всякими неинтересными мне проблемами, в которых я толком и понять ничего не могла. То ли дело целительство, меня этому учили, да и кое-какие способности у меня есть. Вот результат...

Анатолий Северинович хлопотал у плиты, где стояла кофеварка.

– Я бы назвал все ухищрения, с помощью которых вы поставили на ноги Эйкена Драма, детским лепетом, – заметил он.

– Нет, здесь большая разница. В случае с Эйкеном я была не более чем консультантом. Ну, наставником... Он сам лечил себя. То есть я назначала процедуры, а он уже сам проводил их. Собственно, этим я и занималась в эпоху Галактического Содружества. Здесь я всегда была на высоте. Даже Марк заметил... – Она вдруг замолчала, нахмурилась, сделала вид, что внимательно изучает содержимое тарелки.

– Что же он заметил? – спросил брат Анатолий.

Элизабет не ответила, молча принялась за яичницу, потом отложила вилку и стала намазывать варенье на тонкие ломти свежего хлеба.

– Марк, – наконец сказала она, – как педагог просто великолепен.

Брат Анатолий вопросительно взглянул на женщину. Она сделала загадочное лицо, усмехнулась.

– Надо же! Кто бы мог подумать... Потрясатель Галактики, злодей космического масштаба лечит ребенка!..

– Это так поразило вас? – спросил монах. Он достал две большие глиняные кружки, налил кофе. Потом из рукава рясы вытащил плоскую серебряную фляжку и, подмигнув Элизабет, плеснул в кофе что-то необыкновенно ароматное.

– "Мартель", отличный коньяк. Только, Бога ради, не говорите Мэри-Дедре, что я так бесцеремонно угощаю вас. – Он подтолкнул в ее сторону кружку. – Пейте.

Элизабет рассмеялась.

– Вы такой же, как Марк. Тоже с причудами... Всегда знаете, как поступить. Вы вообще все знаете, и наше дело только подчиняться. – Она глотнула горячий напиток каштанового цвета, и слезы выступили у нее на глазах. Потом, уже более рассудительно, женщина добавила: – Как же еще я должна смотреть на человека, взбаламутившего всю Землю? Кто он, если не фанатик, поднявший руку на Галактический Разум? Сколько людей погибло в борьбе pro et contra [за и против (лат.)] его навязчивой идеи!

– Должно быть, вы забыли, что я прибыл в плиоцен за три года до начала восстания. Лично я не был знаком с Марком, но в те годы он был заметной фигурой на общественном небосклоне; лидер, обладающий магнетической силой, чьи убеждения разделяли многие вполне разумные люди, а не только узколобые шовинисты. Тогда в его словах и поступках не было ничего дьявольского. Падение началось, когда Марк и верхушка партии – как они сами себя называли, "Освобожденной Земли" – решили взять в руки оружие. Вот тогда начался кошмар...

Элизабет выпила кофе и теперь сидела смирно, откинувшись спиной к стене. Глаза закрыты.

– Следует признать, – тихо выговорила она, – что он оказался совсем другим. Я представляла его иначе. После того, как нам довелось поработать вместе, я не знаю, чему верить. Моим прежним представлениям о нем или ощущениям, родившимся после этой встречи?..

Теперь засмеялся монах.

– Сколько вам было лет, когда началось восстание?

– Семнадцать.

– Неудивительно, что вы решили, что Ремилард – воплощение дьявола.

Элизабет открыла глаза, удивленно вскинула брови.

– Его сжигает непомерная гордыня – это же очевидно! Она без конца понуждает его искать способ проявить свое "я", – сказала женщина. Затем она рассказала, как Марк в заключительной стадии лечения силой подчинил ее мысли, создал с ней ментальное единство.

– Я не то что шелохнуться – подумать ни о чем не могла. Он мог убить меня, подчинить своей воле, но он не сделал этого. Что за странный альтруизм? Он поразил меня сильнее, чем его желание помочь вылечить Брендана. Брат, что он хочет на самом деле?

– Бог его знает, – ответил Анатолий Северинович. Он вылил остатки коньяку в кружку Элизабет и сказал: – Пейте.

Она покорно взяла кружку, сделала большой глоток.

– Марк в течение двадцати семи лет изучал звезды – все пытался найти обитаемую планету с таким же метапсихическим потенциалом, что и Земля. Когда я спросила, что же он собирается делать, когда отыщет подобную планету, он только рассмеялся.

Монах покачал головой.

– Я всего лишь старый бедный священник. Вырос и жил в Сибири. Метапсихическими способностями не обладаю. Как я могу определить, что замыслил Марк Ремилард... или вы?

Элизабет бросила на него мимолетный испытующий взгляд. Словно бы изучала... Монах улыбнулся, глядя в кружку.

– Жаль, – заметила Элизабет, – что вы никогда не встречались с моим старым приятелем Клодом Маевским. Вы бы составили с ним отличную парочку слава о вас пошла бы по всему плиоцену. Он на вид был еще почище вас, этакий чудаковатый старикашка...

– Сестра Роккаро говорила мне о нем. И примерно в том же духе... – Он потряс пустую фляжку, вздохнул, затем навинтил крышку и убрал посуду. Думаю, там, в подвале нашего дома, найдется еще пара бутылок "Мартеля". Мне без этой лурдской [источник святой воды во Франции, в Лурде] водицы нелегко. Исповедаться, Элизабет, не хотите?

– Нет-нет!

Он всплеснул руками.

– Мне же легче. – Монах поднялся и направился к двери. – Если надумаете, я готов.

– Почему бы вам не предложить _е_м_у_?

– Я предлагал, три или четыре дня назад. После того, как стащил его черный комбинезон. Мне показалось, что именно с его помощью он летает по воздуху.

– Ну и?..

Брат Анатолий положил руку на щеколду.

– Бесполезное дело. Он не нуждается в комбинезоне, чтобы совершить d-переход. Этот наряд нужен ему только для того, чтобы не появиться в незнакомом месте в неприличном виде, так что пришлось вернуть. Марк сделал вид, что ничего не заметил.

Женщина рассмеялась.

– Так же, как он отреагировал и на ваше предложение исповедать его?..

Монах хихикнул и вышел из кухни.

5

– Я прошу вас пересмотреть решение, – сказал старик Каваи.

Древний, высохший японец стоял на ступеньках крыльца, ведущего в бывшую хижину мадам Гудериан, и держал на руках рыжую кошку. Та блаженно мурлыкала, а три маленьких котенка ползали по ступенькам, тыкались в голые ноги старика, беспомощно пищали. Два человека на верховых халиках стояли у хижины – лица их были едва видны в прохладном предутреннем полумраке.

– Ты единственный, кто все помнит, ты – живая история Скрытых Ручьев, и ты же решил остаться, Танданори-сан! – Пеопео Моксмокс Бурке – вождь Бурке, как его звали свободные люди из поселения, – сидел на халике, скрестив ноги. – В любой день фирвулаги могут захватить деревню. Не имеет значения, предупредил ли нас об этом Фитхарн Деревянная Нога или нет. Он-то настроен по отношению к нам дружески, но что он может один. Вспомни, как эти ублюдки разнесли форт Русти. Мы больше не можем доверять "маленькому народу". Шарн и Айфа столько раз лгали нам.

– Король и королева фирвулагов хотели бы разрушить все поселения в долине Мозеля, – согласился старый японец. – Их можно понять, мы представляем для них угрозу.

– Какую угрозу, старик! – в сердцах бросил Дени Джонсон. – В форте Русти погибли восемьдесят три человека, более двух сотен захвачено в плен. Их погубили через пару месяцев, с той поры нас постоянно выживают отсюда, сжигают поселение за поселением, что расположены в Вогезах. Кроме того, сколько ранено и пропало без вести. Этот перешеек, поросший лесом, расположен слишком близко от фирвулагов. Болота нас не спасут. Как только Шарн отдаст приказ, они навалятся на нас всем скопом. Теперь у нас мозги просветлели, и мы постараемся вовремя удрать от них. И ты тоже. Зачем помирать так бессмысленно? Никто не предлагает тебе участвовать в захвате Ронии. Ты можешь отправиться с караваном в Нионель. Там тоже живут свободные люди, они примут тебя.

– Нет, я не уйду, – ответил Каваи и спустил кошку с рук. – Я вполне понимаю, почему вы решили оставить эти места, но я не могу все бросить.

Вождь Бурке протянул старику огнестрельный карабин.

– Возьми хотя бы эту штуку, все-таки какая ни есть оборона.

Каваи отрицательно покачал головой:

– У вас и так мало оружия, вряд ли его хватит, чтобы напасть на Ронию. Если фирвулаги увидят, что я безоружен, они оставят меня в покое. На что им такой ветхий старикашка! Мне уже за восемьдесят, наполовину слепой, а всего богатства – дом, полный кошек. Нет, я остаюсь, присмотрю за хижиной, ведь она когда-то приютила нас. Когда это было?.. Ах, уже и не вспомнить. А в той стороне садик – я ухаживал за ним. Дорожки у меня всегда были чистые-чистые. А там мельница на протоке. Как я могу все бросить, когда сюда придут эти?.. Кто-то должен присмотреть за хозяйством. У меня тут еще козы остались, и несколько цыплят, и большой гусак – так и не захотел, дурак, лезть в корзину. Так что с пищей у меня порядок. Жалко гусака – сожрут ведь, поганцы, ему годков, наверное, столько же, сколько и мне... Ну куда я пойду, ребята? В Нионель?.. А вдруг все обойдется и сюда вновь вернутся люди, а я вот он. Тут как тут.

Наступило молчание, потом Дени Джонсон неожиданно громко прокашлялся, провел рукой по глазам.

– Ты, дед, словно песнь родному очагу поешь! Кончай, дед, а-а? Бог видит, как я хочу остаться. Если бы только можно было поверить в то, что будет мир. Но ты же слышал, о чем говорил Фитхарн?

Каваи нахмурился.

– И ты веришь сказкам насчет войны с Мраком?

– Старик, – ответил Дени, – я уже не знаю, во что еще можно верить. Есть только одна штука, в которой нельзя сомневаться. Я был дурак и не знал, как здорово петь себе на здоровье и зарабатывать этим на хлеб. Во-от с таким слоем масла... В Ковент-Гарден меня слушали с огромным удовольствием, я знал, что такое успех, дед! Сколько бы я дал, чтобы вернуться на сцену. Я мечтаю о своем времени. Я даже согласен намазать лицо краской и сыграть Яго, лишь бы только попасть туда.

Каваи поймал кошку за шиворот и взял на руки – та покорно и ловко устроилась у него на груди.

– Ну, умаку ики йо, ну, ребята. Удачи!

– Ладно, старик, давай сюда своего гусака, как-нибудь впихну его в корзинку Пепино.

– Не сходи с ума, Дени, – сказал Бурке, – нам еще караван догнать надо.