Текст книги "Путешествие мясника"

Автор книги: Джули Пауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

К нам подъезжает машина с охранником за рулем. Полицейский приказывает моему обидчику сесть на заднее сиденье, и охранник увозит его. Потом Кезума, Элли, полицейский и я садимся в нашу машину и едем следом. Лейан остается в лагере, чтобы собрать палатки и упаковать вещи – за всем шумом и выяснениями у нас не хватило на это времени. Элли сидит за рулем, а Кезума всю дорогу до полицейского участка что-то говорит представителю закона, и постепенно оба все больше распаляются. Иногда и Элли тоже пытается вставить словечко. Время от времени полицейский делает сердитые жесты в мою сторону. Несколько раз я слышу слово «мзунгу» – до сих пор оно мне даже нравилось, но в его устах звучит зловеще. Постойте, он что – считает, будто это я во всем виновата? Мое лицо заливает краска, а к глазам подступают слезы. Что они там говорят обо мне? Что все неприятности приключились из-за меня? Но я же не хотела поднимать шум! И я не сделала ничего плохого! А если и сделала, они об этом не знают. Или Элли им все рассказал? Единственное, что дает мне силу не расплакаться, – это злость на подобную несправедливость. Я не отрываясь смотрю в окно до тех пор, пока машина не останавливается у низкого бетонного здания с жестяной крышей. Внутри находится полицейский участок: маленькая комната, где собрались уже семь или восемь человек, включая моего ночного гостя. Мужчины обмениваются короткими репликами, и время от времени один из них задает мне какой-нибудь вопрос, вроде:

– Что он сказал вам, когда вы проснулись и во второй раз обнаружили его в палатке?

Правда дается мне нелегко. «Сейчас не пятьдесят третий год, идиотка! Тебе нечего стыдиться».

– Он забрался на меня и сказал, что хочет секса со мной.

– Пытался изнасиловать тебя? – подсказывает Элли.

– Я не хочу использовать это слово.

Опять разговоры, снова и снова, по кругу. Злоумышленника со всех сторон засыпают вопросами, это похоже на перекрестный допрос. Он потеет, выглядит растерянным и, наконец, протестующим тоном говорит что-то, что вызывает бурную реакцию у всех присутствующих: они бьют руками по столу, закатывают глаза и крутят головами. Сначала я пугаюсь, – что такого он мог сказать обо мне? – но потом Элли кивает и незаметно подмигивает мне, а Кезума объясняет:

– Мы вернем тебе телефон. Он у него. Этот тип, правда, еще не признался, но мы точно знаем.

– Откуда? Что он сказал?

– Ничего особенного. Его поймали на лжи. Не волнуйся. – Кезума говорит несколько слов зловещему полицейскому, и тот машет рукой, отпуская нас. – Сейчас мы поедем в парк смотреть животных. А когда вернемся, тебе отдадут телефон.

И мы отправляемся в парк, предварительно заехав в лагерь за Лейаном и вещами. В путь по крутой стенке кратера мы пускаемся, наверное, в половине одиннадцатого; точно я не знаю, потому что телефона у меня больше нет.

Я рада, что наконец-то появился повод отвлечься от неприятных утренних переживаний. И какой повод! Кратер Нгоронгоро – грандиозная кальдера на месте доисторического извержения вулкана, похожая на гигантскую чашу, вдавленную в землю. Ее бока окрашены в зеленый и золотисто-желтый цвета, а за высокие края цепляются облачка. Кальдера такая огромная, что невозможно разглядеть ее противоположный край, а в самой середине кратера сверкает, переливаясь на солнце, невероятно голубое круглое озеро. Даже сверху видно, что все это место так и кишит животными: водяными буйволами, гну и прочими антилопами всех размеров и видов. Все они стройными рядами, как в диснеевском мультфильме, бредут в одном направлении – к центральному озеру. Мы замечаем целые семьи бородавочников: взрослая пара и детеныши – уморительные животные, которые умудряются разрывать носом землю с какой-то грацией и даже элегантностью. Кроме того, здесь бродят стада зебр, газелей, каких-то высоких птиц с шикарными оранжевыми помпонами на голове, страусы и сладкие парочки гиен. Забыв обо всем, я блаженствую.

Но, похоже, не все так же увлечены животным миром.

– Никак не могу понять, почему этот тип все-таки решил, что может залезть в твою палатку. Ты уверена, что ничего такого ему не говорила? – опять спрашивает меня Кезума.

Я пытаюсь скрыть раздражение, но, к счастью, Элли, назначивший себя моим адвокатом, приходит на помощь:

– Да Джули с ним вообще почти не разговаривала. Он просто чокнутый.

– Меня бесит, что они тут считают, будто все масаи – неотесанные дураки. Может, поэтому они и решил пристать именно к Джули. – Кезума поворачивается на своем переднем сиденье и смотрит мне в глаза. – Африканские мужчины не похожи на американцев. Они по-другому относятся к женщинам. С ними надо быть поосторожнее, а то они черт знает что себе напридумывают.

Элли в зеркале заднего вида улыбается мне сочувственно и немного виновато.

– Ужасно, что с тобой случилось такое.

Мы подъезжаем к пруду, территорию которого поделили между собой фламинго и толстые черные бегемоты. Элли притормаживает, чтобы получше их рассмотреть:

– Ничего, все в порядке. Но сейчас я просто хочу полюбоваться животными, хорошо?

Этим мы и занимаемся, объезжая всю кальдеру по окружности. Самое потрясающее, что нам удается увидеть в этот день, – это шайка из четырех молодых львов, лениво вышедших из кустов прямо на дорогу. Я стою в открытой машине и смотрю, как одно из этих великолепных, надменных животных проходит всего в полуметре от заднего колеса нашей машины. Лев поднимает свои удивительные золотые глаза, смотрит прямо на меня, и наши взгляды встречаются. Несколько секунд мы словно гипнотизируем друг друга, а потом я поспешно отворачиваюсь, испугавшись, что он может обидеться на такую наглость, запрыгнуть в машину и запросто откусить мне руку. Некоторое время львы ходят вокруг машины, потом ложатся в тени и начинают вылизывать лапы, совсем как домашние кошки, только лапы у них большие, будто тарелки. Потом все они дружно поднимаются и, не оглядываясь на нас, гордо удаляются.

К полудню мы достигаем дальнего конца кратера, где на берегу еще одного пруда установлено несколько столов для пикников и имеются туалеты. Из воды торчат спины бегемотов, а по другому берегу бродит семейство слонов. Пока Элли выгружает из машины провизию, я захожу в туалет.

Вернувшись, я обнаруживаю, что у нашей машины собралась небольшая толпа мужчин. Некоторые из них в традиционных масайских тогах, другие – в полицейской форме. Я не присоединяюсь к ним, а вместо этого иду прямо к пруду и сажусь на плоский камень; мужчины провожают меня взглядами. Я не хочу знать. Я ничего не хочу знать. Но до меня все равно доносятся обрывки разговора, в котором несколько раз повторяются слова «мзунгу» и «телефон», и еще что-то похожее на «сексуальная». Я упрямо смотрю только на воду.

Через пару минут ко мне подходит Элли с моим ланчем в коробке. Он улыбается от уха до уха.

– Они вернули твой телефон!

– Правда? – Я это уже и так поняла. – И каким же образом?

– Этот тип сам им отдал. Прятал мобильник в туалете.

– А почему он вдруг передумал?

– Потому что с масаями лучше не связываться, – смеется Элли. – Они же чокнутые.

– Погоди, ты хочешь сказать…

– Ну да. Били его, пока он не признался.

– О господи.

Я съеживаюсь от чувства вины, но, должна признаться, его тут же заглушает другая эмоция, куда более приятная: так ему и надо!

– Не переживай, он сам виноват. Сначала мы ведь говорили с ним вежливо.

– Наверное, он сто раз пожалел, что не вернул телефон сразу же.

– Ну да, голова у него сейчас не болела бы, и место он бы сохранил. А теперь он уже никогда не получит здесь работу.

Незнакомые мужчины уезжают, а мы после легкого ланча продолжаем объезд кратера. Нам еще удается увидеть роющихся в корнях бородавочников и целое стадо небольших грациозных слонов, бродящих между редкими деревьями, которые здесь называют «лесом». По дороге из парка мы заезжаем в полицейский участок, где мне со множеством извинений торжественно возвращают телефон – совершенно целый и в рабочем состоянии.

Вечером в Аруше, приняв наконец-то долгожданный душ, я лежу на кровати и слушаю, как с другой стороны сетки жужжат насекомые и на красной сухой земле Лейан борется с другими воинами, охраняющими дом Кезумы. В кухне Сузи, шестнадцатилетняя соседка, помогающая жене Кезумы по хозяйству, готовит на обед угали, местное блюдо из кукурузной муки и зелени, которое в Танзании подают в каждом ресторане. У Сузи широкая улыбка ребенка, но уверенности в себе у нее хватит на двух взрослых женщин вроде меня. Сегодня вечером после обеда мы займемся с ней английским.

Завтра я улетаю в Японию, чтобы пару дней отдохнуть и расслабиться в отеле с безупречным обслуживанием и высокотехнологичными унитазами, после чего отправлюсь в Нью-Йорк. Я уже достала из сумки две толстые пачки своих путевых заметок – одна для Эрика, другая для Д. – и сейчас перелистываю их, потому что завтра собираюсь отправить адресатам.

Заметки написаны неровным, кривым почерком, иногда чересчур размашистым, иногда слишком убористым, а временами и вовсе неразборчивым из-за усталости или переизбытка эмоций. Почему-то в Танзании я писала гораздо реже, чем раньше, – мне кажется, это хороший знак. Видимо, что-то особенное есть в воздухе этой удивительной страны. Однако после вчерашнего – как бы это назвать? – «инцидента» я чувствую потребность поговорить и разобраться, что же все-таки случилось; эпистолярный жанр для этого как раз подойдет.

Когда я еще только начинала писать, два эти письма резко различались по тону: душевное и бестолково многословное предназначалось Эрику, а пылкое и вроде бы взбалмошное – Д. Двое разных мужчин получали от меня совершенно разные отчеты об одних и тех же событиях и местах: я старалась, чтобы отчеты эти максимально соответствовали характеру каждого из адресатов. Но постепенно две разные версии становились все более похожими, как будто все это время я старалась сфокусировать два окуляра бинокля, а сегодняшний рассказ о том, что случилось со мной в кратере Нгоронгоро, и вовсе повторяется почти слово в слово.

А через пару часов я проснулась и обнаружила, что этот мужик уже практически забрался на меня. И очень долго я ничего не делала, не могла даже шевельнуть пальцем. Знаешь почему? Наверное, я думала, что заслужила это. Даже когда я наконец сообразила ударить его, то все равно говорила шепотом. И потом, когда я его выгнала, и когда рассказывала всю эту историю, и когда его допрашивали в полицейском участке, какая-то маленькая девочка внутри меня все время чувствовала, что все это – ее вина.

А сейчас я чувствую по-другому. И, хоть это и стыдно, должна признаться: больше всего мне помогла новость о том, что этого типа избили. Как будто кто-то со стороны объяснил мне, что это он, а не я, заслуживал наказания.

И еще хочу сказать, что масайские воины – это люди, с которыми полезно дружить.

Я сворачиваю письмо Эрику в три раза, с трудом засовываю его в конверт авиапочты, купленный специально для этой цели, пишу адрес и откладываю в сторону, чтобы отправить завтра. Потом начинаю делать то же самое с письмом к Д.

– Джули? – В комнату заглядывает Сузи. – Угали готово.

– Хорошо, уже иду.

Я запечатываю второе письмо. Мне пора возвращаться домой.

Танзанийское угали, приготовленное Сузи

1 небольшой пучок мичача (честно говоря, я и сама не знаю, что это такое; вы можете взять зелень свеклы)

1 небольшой пучок capo (см. выше; возьмите руколу или другую салатную зелень с легкой горчинкой)

1 маленькая красная луковица

2 небольших помидора

1/4 стакана растительного масла

соль по вкусу

примерно 6 стаканов воды

3 стакана белой кукурузной муки

Мелко порубите зелень, положите ее в сито и тщательно промойте проточной водой. Излишки воды стряхните.

Лук порежьте кольцами, помидоры – кубиками.

Зажгите керосинку (или, если таковой не найдете, горелку на газовой плите) и поставьте на огонь большую сковородку. Налейте в нее побольше масла (я написала – четверть стакана, но это не предел) и бросьте лук. Жарьте его на сильном огне, постоянно помешивая, пока лук не станет коричневым. Добавьте помидоры и продолжайте жарить, пока они не превратятся в соус. Посолите.

Добавьте зелень и готовьте еще 10 минут, пока она не станет мягкой. Выложите всю эту смесь в миску и пока отставьте в сторону. Сполосните сковородку, налейте в нее 6 стаканов воды и поставьте на огонь.

Когда вода соберется закипать, медленно всыпьте в нее 1,5 стакана кукурузной муки, непрерывно помешивая. Продолжая помешивать, дайте смеси закипеть и готовьте ее приблизительно 7 минут, пока она не станет густой, как тесто, и не начнет отставать от стенок сковородки. В итоге у вас должен получиться шар. Выложите его на тарелку и легкими движениями сформируйте что-то вроде батона.

Получившейся порции должно хватить на 4 человек. Нарежьте угали толстыми ломтями, разложите по тарелкам и сбоку положите немного зелени. Вы и ваши гости можете есть руками: отщипывать кусочек угали, скатывать из него шарик, пальцем делать вмятину и засовывать в нее щепотку зелени. Так, кусочек за кусочком, вы съедите все.

Часть третья
Мастер?

 
Я ездил на всем, что движется,
Ездил по всяким дорогам, и часто по очень плохим.
Но пока у меня есть травка, вино и пара
Хороших «колес», чтоб не уснуть за рулем,
Я буду хотеть в дорогу.
 

«Willin», песня группы «Little Feat»

Перемены имеют привычку появляться внезапно и сразу же бить в морду.

Вероника Марс

15
Возвращение мясника

Мой второй день в Нью-Йорке радует нас редкой для ноября ясной погодой. Вчера, когда я прилетела, самолет садился, пробиваясь через сплошную облачность, а потом мы обнимались и целовались с Эриком под серым мелким дождем. Но ночью ветер разогнал всю эту гадость, и утро встретило меня солнцем и слюдяным блеском Крайслер-бидлинг на другой стороне реки. Впервые за тысячу лет я сама вывожу Пса Роберта на прогулку.

– Ну, как погулялось? – спрашивает Эрик, когда мы возвращаемся.

В честь моего приезда он сегодня не спешит на работу, с удовольствием ест яичницу и разгадывает кроссворд. Возвращаясь, я еще не знала, как все будет между нами. Эрик тоже не знал, это я сразу же поняла по его лицу. Но уже через несколько минут мы подозрительно легко и естественно вернулись к нашей прежней, обычной жизни. Возможно, где-то глубоко внутри и происходят какие-то невидимые на поверхности перемены и перестановки, но мы все еще соединяемся друг с другом, как два совпадающие кусочка паззла – сразу и со щелчком.

– Представь себе, чудесно.

– Чудесно?

– Да. Думаю, у меня начинается период Возрождения любви к Нью-Йорку.

– Собираешься читать Джозефа Митчелла и весь день кататься на метро?

– Не исключено.

После того как Эрик побрился, оделся и ушел на работу, я принимаю душ. Боже мой! Оказывается, в Танзании я успела не только сбросить тот лишний вес, что набрала на Украине, но и еще похудеть: я стала на пять кило легче, чем была в день отъезда! Я надеваю новую, купленную на Украине юбку, маленький черный-свитер, черные колготки и высокие черные сапоги с тайной красной подкладкой (в период Возрождения любви к Нью-Йорку полагается носить черное). На шею я наматываю яркий зеленый шарф (шарфы и шляпы могут быть исключением из предыдущего правила). Губы мажу красной помадой, темнее и ярче той, которой пользуюсь обычно. В зеркале я любуюсь браслетом, который сделал для меня Кезума; он выглядит стильно и загадочно. Белые волоски местами уже начали вытираться. Я выхожу из квартиры и направляюсь к метро.

Я не успеваю пройти и квартала, когда меня останавливает первый мужчина:

– Вы самая красивая женщина, какую я видел в жизни.

Он немного старше меня, одет в элегантный твид.

– Спасибо! – широко улыбаюсь я и иду дальше.

И потом что-то подобное происходит весь день. В метро, книжных магазинах, в ресторанах и на улице. Мне вслед свистят, оглядываются, выкрикивают комплименты. Мужчины всех возрастов, статусов и цветов кожи. «Ни фига себе! Ну и фигурка!»… «У вас такое удивительное лицо»… Пара парней пристает ко мне в баре «Республика», куда я захожу, чтобы поздороваться с Марселем, своим любимым барменом. Человек, собирающий в кружку деньги для бездомных, не орет при моем появлении: «Пенни! Всего один пенни!», как он это обычно делает, а, присвистнув, с уважением произносит: «Какие ноги!». Знойный молодой брюнет, торгующий фруктами, адресует мне откровенно похотливую улыбку поверх корзины с яблоками. Никогда в жизни я не получала столько явных и тайных комплиментов. Боюсь, к этому легко привыкнуть.

Но самое удивительное и странное – это то, как я реагирую на все эти необычные знаки внимания. Я не краснею, не потею, не отворачиваюсь и даже не удивляюсь. Каждому мужчине я киваю, улыбаюсь и, не останавливаясь, прохожу мимо, словно получаю то, что причитается мне по праву. «Да, все верно, я очень красива. Благодарю вас». Это совершенно новая для меня реакция, но при этом она кажется естественной, как солнечный свет.

Только дома, с некоторым опозданием, я начинаю ощущать легкое головокружение от всего этого.

– Честное слово, это было что-то сверхъестественное, – рассказываю я мужу.

– Брось ты, все нормально. Ты ведь, правда, очень хороша.

– Ничего подобного. Говорю тебе, происходило что-то странное. Интересно, почему это?

– Может, именно потому, что ты хороша?

Эрик готовит рагу и пристально смотрит в кастрюлю, на дне которой в жире от бекона шкворчат кусочки говядины. Самое подходящее блюдо для того, чтобы есть его дома ноябрьским вечером. Я уже умираю от голода.

– Нет, тут что-то другое. Я похудела. Может, дело в этом? Но не только, конечно. Может, помада? Нет…

– Ты меня не слушаешь… Ох! – Он трясет рукой, на которую брызнул жир. – Как ты думаешь, мясо достаточно подрумянилось?

– По-моему, да. – Я сижу на высоком стуле за кухонной стойкой и все еще переживаю события сегодняшнего дня. – А, я поняла! Все дело в юбке.

Эрик пожимает плечами. Шумовкой он вылавливает поджарившееся мясо из кастрюли и откладывает его на тарелку.

– Юбка, конечно, крутая.

– Это волшебная юбка. Моя Украинская Волшебная Юбка, дарующая тому, кто ее носит, неотразимую сексапильность.

Выловив все мясо, Эрик прямо с разделочной доски кидает в кипящий жир порезанные овощи и травы и тут же начинает мешать. Из кастрюли доносится веселое шипение.

– Отлично.

– По-моему, тоже. Пахнет аппетитно.

– Еще чуточку подождем, и можно будет есть.

– Подождем. – В животе у меня уже урчит от голода.

Когда Эрик соединяет все компоненты рагу в кастрюле и отправляет ее в духовку, мы переходим в гостиную и устраиваемся на диване с бутылкой вина (точнее, уже со второй бутылкой, потому что половину первой Эрик вылил в рагу, а остатки мы допили) – ждать, когда ужин будет готов.

Я полагала, что после месяца почти полного воздержания и после того, как, вернувшись, я обнаружила, что прежний страх и постоянное чувство неловкости испарились, я буду пить гораздо меньше. И правда, сегодня, например, мы ограничиваемся полутора бутылками, то есть половиной нашей прежней дозы. Но я не учла того, что от отсутствия практики моя сопротивляемость алкоголю снизилась, а кроме того, за весь день я съела только несколько овощных клецок в баре у Марселя. А потому на следующее утро я никак не могу вспомнить, какие фильмы мы смотрели накануне. Вроде бы начиналось все с какой-то серии научно-фантастического вестерна Джосса Уэдона, а потом вдруг откуда-то взялся «Третий человек», а про рагу я вообще ничего не помню, хотя, судя по всему, мы все-таки не сожгли его и достали из духовки вовремя. В результате мы с удовольствием едим его на завтрак. А вот как Эрик его готовил:

Говяжье рагу по рецепту Эрика

1,3 кг говядины из шейной части (порезать на кубики по 5 см)

1/2 стакана муки (в плоской миске или сковородке)

3 ст. ложки нерафинированного оливкового масла (потом, возможно, придется добавить еще немного)

1 луковица (порезать на тонкие полукольца)

5 зубчиков чеснока (предварительно размять)

3 морковки (почистить и порезать на кружочки толщиной 1,3 см)

3 стебля сельдерея (мелко порезать)

1 1/2 ст. ложки свежего тимьяна

2 стакана красного вина

1 1/4 стакана говяжьего бульона

1 ст. ложка томатной пасты

соль и перец по вкусу

Разогрейте духовку до 150 °C. Промокните мясо бумажным полотенцем и слегка обваляйте в муке. На плите в тяжелой кастрюле с толстыми стенками нагрейте оливковое масло и несколькими партиями поджарьте мясо до коричневой корочки.

Теперь достаньте мясо и пока отложите его на тарелку. Убавьте огонь до среднего, добавьте еще масла, бросьте в кастрюлю овощи с тимьяном и жарьте минут десять, пока не станут мягкими.

Верните мясо в кастрюлю, добавьте вино, бульон и томатную пасту. Посолите и поперчите. Перца не жалейте, и имейте в виду, что он обязательно должен быть свежесмолотым.

Закройте кастрюлю крышкой и поставьте ее в духовку. Готовьте до тех пор, пока мясо не приобретет нежный, тающий во рту вкус, то есть не меньше трех часов или до тех пор, пока вы не проснетесь на диване и не обнаружите рядом с собой мирно храпящую, все еще любимую жену, сжимающую в руке бокал, который вот-вот упадет. Заберите у нее бокал, помассируйте ей ноги, чтобы согреть, а потом бегите не кухню и спасайте рагу. Семья из 2 человек сможет питаться им 3 дня. Обжигаясь, съешьте несколько ложек сразу же и оставьте остальное остывать на плите. К завтраку будет в самый раз.

В этом году День благодарения наступает рано, всего через три дня после моего возвращения, поэтому мы решаем отпраздновать его тихо, без родных и друзей: только я, Эрик и Гвен, у которой парень уехал за границу. Индейка, соус и на гарнир немножко овощей. Наконец-то – наконец-то! – мы наелись «Баффи» до отвращения, и теперь у нас началась новая мания: после обеда мы смотрим пять или шесть серий «Вероники Марс». Мы продолжаем пить, есть и в конце концов засыпаем на диване. Это легко и приятно, хотя, возможно, не слишком весело.

Так же легко и приятно наша жизнь с Эриком возвращается в свою прежнюю ровную колею. Мы больше не ссоримся по ночам, и я больше не просыпаюсь рано утром от того, что чувствую, как закипает рядом со мной его злость. И куда-то ушла та страшная вечерняя клаустрофобия, которая отравляла мне жизнь. Это не значит, что все между нами хорошо. Скорее, проблемы затаились и выжидают.

– Я думаю, нам все-таки стоит походить к семейному психологу, Джули. Давай начнем сразу после праздников.

Конечно, мы говорили об этом и раньше, но впервые такое предложение не вызывает у меня приступа ужаса. Хотя я все еще не уверена, стоит ли.

– Хорошо. Только не знаю, поможет ли.

– Вернее, ты не знаешь, хочешь ли ты, чтобы помогло.

– Нет! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты… Я просто не знаю, хочу ли я…

– Быть моей женой?

Я вздрагиваю, закусываю губу и ничего не отвечаю.

Поскольку День благодарения мы провели без моих родителей и брата, то на Рождество решаем съездить куда-нибудь вместе с ними. Как в прошлом году, но на этот раз мы выбираем Санта-Фе. Как и обычно, в эти дни мы много едим и складываем паззлы. Я тщательно выбираю Эрику по возможности неромантичный подарок: док разъем «Бозе» для его айпода.

Он дарит мне нож.

На самом деле это цепочка и изящный серебряный кулон в форме кинжала с усыпанной маленькими бриллиантами рукояткой и довольно острым кончиком.

– Боже мой!

– Я знаю, это неправильный нож. Я хотел найти тесак или…

– Прекрасный нож!

Я чуть не плачу, и мои родители с братом, наверное, считают меня сентиментальной дурой, но мы с Эриком знаем, в чем дело. Просто я не читаю вслух записку, которую он засунул в бархатную коробочку:

«Моей жене – мяснику. Поступай с ним как хочешь».

* * *

31 декабря я просыпаюсь рано: мне приснился кошмар. Я то ли в библиотеке, то ли в книжном магазине, в темном углу, и какой-то мужчина, без лица и очень сильный, лезет на меня, пытается опрокинуть, грубо ласкает. Я стараюсь закричать, я знаю, что люди совсем близко, они мне помогут, но голос никак не может вырваться из горла наружу. Никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной, и еще я почему-то знаю, что сама во всем виновата. Но я все стараюсь и стараюсь закричать, и наконец… «Прекрати!!»

Эрик в ужасе садится в кровати.

– Что? Что? Что с тобой?

Я уже проснулась и даже улыбаюсь.

– Ничего, все в порядке. Извини.

– Страшный сон приснился?

– Да, но все хорошо закончилось. Я сумела закричать.

– Это точно.

На душе у меня так радостно, словно мне снились хорошее старое вино и теплый летний вечер.

Эрик снова зарывается в подушку. За окном уже брезжит рассвет. Сегодня у нас гости: восемь человек придут на наш традиционный каджунский обед. Мне предстоит сделать уборку, пробежаться по магазинам, а потом готовить. Со всей этой рождественской суматохой я ничего не успела сделать заранее.

Перед тем как встать, я беру свой мобильник и просматриваю электронную почту, прижавшись спиной к голому плечу Эрика. За месяц, прошедший с моего возвращения, я заново привыкла к ощущению его обнаженного тела рядом с собой. Я больше не боюсь его или того, чего он ждет от меня. Возможно, потому что Эрик перестал что-то требовать. Наверное, он чувствует, как я постепенно возвращаюсь к нему, или, наоборот, отдаляюсь, или что там со мной происходит. Иногда мне кажется, что и то и другое одновременно. Но впервые за очень долгое время нам относительно хорошо вместе.

Во входящих письмах я нахожу новое сообщение от «Айтюнс». Сначала я думаю, что это счет за какой-нибудь недавно купленный фильм или альбом, но сообщение гласит: «Вы получили айтюнс-подарок». Я открываю письмо и стараюсь не окаменеть, пока читаю:

Джули,

Наверное, мне не стоило писать тебе, но за последнюю неделю я прослушал эту песню 230 раз, и почему-то она напоминает мне о тебе.

Счастья в новом году,

Дамиан.

Вот так-то. Я понимаю, вы привыкли к букве Д., но, конечно же, у него есть и полное имя. Имя, которое не раз пронзало меня, как молния. Но за последний год или немного больше в своем телефоне, в своих отчаянных электронных письмах, в дневнике и в своем сердце я сократила его до простого Д. Сокращение, странным образом сделавшее его власть надо мной еще более полной – символичной и абстрактной. Я бы даже сказала – божественной: сходство это в немалой степени усиливается его постоянным отсутствием в моей жизни, а также тем, что, похоже, я скоро смогу занести своего бывшего любовника в список вещей, в которые перестала верить.

И только сейчас, увидев его полное имя внизу письма, я внезапно вспоминаю, что он всего лишь человек, а не какая-то злая сила, которой невозможно противостоять. Я как-то посмотрела значение его имени в словаре. В переводе с греческого оно означает «покоритель, усмиритель». Тогда это произвело на меня большое впечатление. Но он ведь просто мужчина. Мужчина, который иногда тоже бывает слабым; мужчина, который говорит, что он не должен мне писать, и все-таки пишет.

Все это приводит меня в смятение. Я даже не могу сказать, счастлива ли я, или напугана, или страшно зла.

Нет, могу. Все это вместе взятое.

Песня «Буду хотеть» группы «Little Feat».

Первая мысль: «Твою мать!» Вторая: «Твою. Мать. Что. Это. Значит? „Буду хотеть“. Я знаю эту песню. Она о каких-то обдолбанных дальнобойщиках. При чем здесь я? Какого черта?»

Я вскакиваю и, пока Эрик еще спит, скачиваю песню и несколько раз прослушиваю ее в наушниках, иногда смеясь, иногда качая головой, пару раз роняя слезу, чувствуя, как постепенно успокаивается колотящееся сердце.

Это отличная песня, и я знаю ее очень хорошо. Но она, твою мать, о водиле. О водиле, который во всех встречных фарах узнает свою Прекрасную Алису. О водиле, который объездил все – от Тусона до Тукумкари. О водиле, который всегда будет хотеть. В дорогу. Что это значит?!

Я по буквам разбираю каждое слово. Но странно, что, когда Эрик встает и мы обсуждаем с ним планы на сегодня – мои покупки, его работу и пробежку, – я уже почти спокойна. Я жду несколько часов, прежде чем отвечаю на это странное послание (что уже само по себе для меня невиданное достижение). Перед тем как выйти в город, я отправляю ему коротенькое послание:

Дамиан,

Наверное, письмо, которое ты мне прислал, – просто случайный результат предновогодней слабости/похмелья/сентиментальности. Если это не так и ты правда хочешь поговорить, я буду на овощном рынке на Юнион-сквер сегодня в час дня.

Джули.

Я не жду, что он придет. Я боюсь надеяться и даже не уверена, хочу ли этого. Я помню, что было со мной после нашей последней встречи. Сегодня у меня просто нет времени для истерики.

Овощной рынок летом – это взрыв красок и шума. Толпы гурманов бродят между рядами, склоняются над корзинами с бобами, кукурузными початками и роскошными красными помидорами. Зимой здесь тихо, малолюдно и серо. Мне не приходится стоять в обычной очереди в пекарне, чтобы купить пару свежих багетов, и у прилавка, где знакомая мне кореянка торгует кимчи и салатами.

Я замечаю его в тот момент, когда засовываю в сумку пучок зелени. До этого я изо всех сил старалась не озираться, но, стоит мне поднять глаза от ящика с салатной смесью, как я сразу же вижу его: всего метрах в шести от меня, на углу Семнадцатой и Юнион-сквер. Все та же старая куртка и та же старая шапка, в ушах наушники, голова, как обычно, втянута в плечи. Я знаю, он хочет, чтобы я увидела его первой, чтобы это я подошла к нему, а не наоборот.

Я слышу громкий стук собственного сердца и чувствую, как горят щеки. Тем не менее я не спеша плачу за свои покупки, слежу за дыханием, пересчитываю сдачу и желаю женщине за прилавком счастливого Нового года. Только потом я двигаюсь в его сторону, заставляя себя идти спокойно, хотя мне хочется либо броситься к нему, либо со всех ног побежать в противоположном направлении. Я чувствую, что у меня на лице приклеена глупая улыбка – так всегда бывало и раньше. В полуметре от него я останавливаюсь. Он смотрит на меня, не поднимая головы. Ох уж эти глаза.

О том, что произошло между мною и Дамианом можно говорить долго. Но взгляд, которым мы с ним сейчас обмениваемся, полон нашей историей, и сомнениями, и пониманием, и сожалением, и даже юмором, и даже – неужели это возможно? – каким-то приглушенным счастьем. Такой взгляд, что бы он ни значил (а для меня он значит очень много, хотя я пока не все понимаю), невозможно подделать. Да и с какой стати нам что-то подделывать?

Он снимает наушники, достает из кармана куртки айфон (я ни секунды не сомневалась, что Дамиан купит айфон немедленно, как только тот появится в продаже), методично наматывает на него белый провод и сует обратно в карман. По-прежнему не поднимая головы, он смотрит на меня беззащитно, и вопросительно, и иронически, и настороженно – все вместе, и я знаю, что сама смотрю на него точно так же.