Текст книги "Солнечные стрелы"

Автор книги: Джудит Тарр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Полыхает, как девичьи щечки. Он понюхал багровую мякоть. И пахнет, j`j девушка в весеннюю ночь. Нет, она все же не маг, наша высокочтимая леди Хаймазия. Этот храм для нее неприятность и даже обуза.

Они вообще плохо работают, сказала Вэньи. Не так, как у нас, на востоке.

Они не доверяют магии. Он выплюнул красную косточку на ладонь, потом, опустившись на колени, зарыл ее в землю и полил водой, зачерпнутой из фонтана.

Теперь спи, сказал он. Набирайся сил, и родишь прекрасное, здоровое дерево.

У них есть маги, помолчав, возразила Вэньи. Их много. При каждом лорде торчит серенький человек. Что, если Гильдия не погибла? Если она тайно выжила в Асаниане? Ганимана убил маг. Возможно, он был не один.

Мы никогда не придем к соглашению. Айбуран присел на край парапета, смывая с ладоней липкий сок, вытряхивая его из колечек бороды. Гильдия умерла. Любой скажет тебе это. После неудачной попытки подчинить себе мятежную Саревадин она обратилась в ничто. Маги отмежевались от института предателей. Те чародеи, что были готовы поставить себя в рамки, приняли жреческие ожерелья. Они научились ходить путями жрецов и дали клятву работать, не принося вреда.

Это я знаю, твердо сказала Вэньи. Я слышала обо всем этом от своей наставницы в первый день моего посвящения. Но что, если тут не вся правда? Вспомним, как поступил Хирел Увериас со своими братьями, чтобы обезопасить себя и своего сына. Он запер их во дворце и дал им все, что они хотели. Все, кроме женщин. Каждый принц мог в любой момент покинуть свою тюрьму, только с одним маленьким условием он должен был оставить там свои гениталии. Иначе говоря, он должен был стать евнухом, потерять возможность продолжить свой род. Их сестры были вольны делать все что угодно им было всего лишь запрещено вступать в брак и рожать. Это было блестящее решение проблемы. Даже благородное. Что, если с Гильдией он расправился подобным же образом?

Он шел своими путями, туманно сказал Айбуран.

Гильдия вполне могла согласиться на умаление своего значения взамен полного уничтожения. Она могла обосноваться в каком-нибудь тайном убежище, разве не так?

Такое вряд ли возможно, возразил Айбуран. Любая организация нуждается в подпитке, в воспитании молодой смены. Мы давно ощутили бы это, мы раскрыли бы их.

Нет, если они используют Врата, убеждала его Вэньи. Айбуран кивнул, но без особой охоты.

Теоретически это возможно. Но мы ничего не слышим. И ты это знаешь. Ты ведь сама, как охранница, сидишь на границе миров.

Не думаю, что мы должны успокоиться только потому, что наш слух слаб. Последний Мастер Гильдии умер во времена правления Варуиана. У них было достаточно времени, чтобы возвести высокие и крепкие стены.

У тебя было видение? спросил он.

Нет, раздраженно сказала Вэньи, видений у меня не бывает. Это не мой дар. Просто я размышляю. Возможно, место влияет на меня. Оно помнит. Оно не похоже на наше.

Да, не похоже. Он усмехнулся. Усмешка пряталась в зарослях его бороды, но глаза жреца стали горячими, как раскаленные угли.

Ты обладаешь чудесной, изумительной силой, медленно проговорил он. Ты чувствуешь дальше и шире меня.

Я неплохо обучена, объяснила она, и долгое время провела у Врат. Без них я ничто.

Ты нечто, отметил верховный жрец Эндроса, и пришло время это признать.

Почему теперь? спросила она. Почему здесь?

Потому что я так хочу, сказал Айбуран. Потому что ты изучаешь Гильдию и Врата, потому что твоя сущность внушает тебе беспокойство. Не давай отдыха никому из нас, когда приходит пора бить тревогу.

Даже тебе? Она и сама услышала, как фальшиво звучит ее голос.

Даже мне, жестко сказал Айбуран. Конечно, я старый ревнивец. Будь я поменьше ростом, я стал бы, наверное, очень злым. Да и кто ты, собственно говоря, такая? Нерадивая жрица, рыбачка, простолюдинка. Как ты смеешь на равных беседовать со мной? Ты ведь и прежде осмеливалась возвышать свой голос в присутствии важных персон... Она покраснела от стыда. Щеки ее запылали.

Жрица, вновь усмехнулся Айбуран, но голос его зазвучал неожиданно серьезно, не давай таким мелочам, как происхождение или низкий ранг, становиться щитом между тобой и истиной. Если твоя сила говорит тебе, что надо молчать молчи. Если она велит тебе действовать действуй. Не обращай внимания ни на что. Если тебе понадоблюсь я, зови, и я приду на твой зов, где бы я ни был. Вэньи пересела на другой обод, окружавший фонтан. Тело ее, и душа, и разум сопротивлялись сказанному. И в то же время слова Айбурана, как сильный порыв ветра, шумели в ее сущности. Маленькая жрица, неумелый маг она сидела здесь, вздрагивая от холода, несмотря на одуряющую жару, и чувствовала, что в ней прорастает нечто большее. Много большее, чем то, что она имела. Может быть, даже выше и шире императорской власти. Тело ее знало, что нужно умерить этот порыв, но оно опоздало. Это нужно было делать до того, как она вступила на свой путь, до того, как ее лоно взрыхлила мужская плоть, до того, как жрецы набросили на него свои сети. Отчего он посмеивается, этот неповоротливый, толстокожий маг? Все знают, кто согревает его постель, к какому алтарю он бредет после ночных песнопений. Все, кроме Эсториана. Дети не должны знать, как их родители утешаются во вдовстве. Мать каждого мужчины святая, сестра каждого мужчины девственница. Она внезапно очнулась.

Мне пора на дежурство. Она не смотрела на Айбурана. Он все знал и все понимал, этот волосатый и неуклюжий медведь. Врата отдыхали. Так, как они это умели. Без сновидений, тревожащих потусторонние пространства. Опора и оплот. Тропа к сердцу мироздания. Твердыня, возвышающаяся над пиками самых высоких гор. Аккумулятор грозной, неодолимой силы. Это сила вначале создала Врата, потом подарила императрице Варьяна наследника, потом предала магов, служивших ей. Саревадин стала проводником изливающейся из Врат воли. Но не раньше, чем маги убили ее мать и тестя матери и довели ее собственного отца до сумасшествия. Она не просила магов и впоследствии никогда не верила им, она лишила Гильдию своего покровительства. Гильдия распалась, жрецы Эндроса заняли освободившееся место, но не сумели превзойти своих предшественников. Энергия, исходящая от этих Врат, была столь мощной, что каждую ночь возле них дежурили три опытных жреца. Днем хватало двоих обычных: солнце нейтрализовало избыток силы. Сейчас напарницей Вэньи была асанианская девочка, молчаливая и застенчивая. Девочка нравилась Вэньи. Горячая и пугливая, как молодой зверек, она обладала яркой, поющей сущностью, контрастирующей с ее унылой внешностью и блеклой одеждой. Их голоса вознеслись к Вратам, детский легкий, почти бестелесный, и женский глубокий, грудной. Слияние в песне рождало взаимную связь. Они смешались в молитве, довольные такой близостью. Небо вдали за храмом было подобно низко нависшей крыше. Действительно хорошо , подумала Вэньи. Жара почти спала. Она могла свободно дышать. Люди перестали давить друг на друга, предрасположенность их к насилию утихомирилась и тлела, словно огонь под пеплом. Сила Вэньи почти без ее вмешательства раздвоилась. Часть ее шла на охрану Врат, другая простерлась над городом, вникая в его настроение. Она бросила взгляд на асанианскую жрицу. Веки девочки были опущены, демонстрируя показное смирение. Обычное состояние асаниан. Кундри'дж-Асан город сердитый. Злоба всегда тлела в нем, иногда вспыхивая жарким пламенем. Тогда возникали бунты и приходили солдаты, а наиболее безрассудные мятежи sqlhpkh оленейцы. Теперь раздражение сдерживалось присутствием императора. Люди не любили Эсториана за иноземный вид, но им импонировало его великолепие. Причин для беспокойства вроде бы не наблюдалось. Вэньи не была провидицей. Ее дух и разум всегда опирались на факты. То, что она подслушала в храме Индуверрана, казалось теперь далеким и не имеющим отношения к настоящему. Врата пребывали в покое. Звезды, мерцающие над ними, были просто звездами. Мир над ними не таил в себе страха. Если Гильдия выжила, лениво размышляла она, только Врата могли обеспечить ей абсолютную защиту и скрыть ее деятельность непроницаемой завесой . Жуткий, пугающий вывод. Она припомнила насекомых, живущих на Островах. Самцы их быстро погибают и перед смертью невыносимо противно жужжат, но никому не причиняют вреда. Оставшиеся самки ведут себя тихо, однако их безболезненные укусы оставляют на коже жертвы зудящие, долго заживающие следы. Тишина горит, говорят в таких случаях рыбаки. Тишины следует опасаться. Такие размышления ведут к сумасшествию. Я ничего дурного не ощущаю, поэтому я всего боюсь. Врата и храм находились в согласии. Небо, готовое разразиться грозой, тоже не внушало никаких опасений здесь, под надежными каменными сводами, поддерживаемыми защитной сферой. Она встала с колен и зашагала по каменным плитам, туда-сюда из угла в угол святилища. Ее компаньонка следила за ней широко раскрытыми глазами. Она попыталась улыбнуться девочке, чем повергла ее в еще большую застенчивость. Этот храм построен магами Гильдии. Эти Врата их Врата. Эти камни пропитаны их силой, несмотря на защитный слой силы жрецов. Если они выжили, если они действительно существуют, то... То не полные же они идиоты, чтобы появляться здесь, сейчас, рискуя попасть в объятия охранниц.

Я теряю разум, сказала Вэньи громко. Маленькая жрица не понимала сеюнского диалекта. Вэньи перешла на асанианский язык.

Я хочу уничтожить эту жару.

Она скоро кончится, робко сказала девочка.

Я хочу, чтобы она кончилась сейчас. Безрассудное и довольно глупое желание. Она могла сделать то, о чем говорила, нарушив баланс мироздания. И тогда в другой части страны посевы побил бы град. Или воцарилась бы жесточайшая засуха. Разве она божество, чтобы диктовать свою волю событиям такого масштаба? Врата преобразились быстрее, чем обычно. Их верхние края заострились. Сила Вэньи автоматически выдержала напор, сплетаясь с силой ребенка.

Дыхание матери бурь, сказала девочка. Теперь жди ветра. Он коварен и скручен, как штопор, и воет, когда что-нибудь ест. Но не стоит бояться. Если он пойдет мимо нас, мы сумеем его убаюкать. А если нет? Вдруг он начнет сметать все живое с лица земли со свирепостью дикого зверя? Это только вихрь. Когда он пролетит, воздух станет прохладным и чистым, и все тревоги Вэньи исчезнут, уползут в тень, откуда они вышли. Приди, мысленно пожелала Вэньи. Заклинаю тебя, приди. Она послала в пространство сигнал о помощи. Врата пульсировали, словно огромное сердце. Нужен был кто-то третий, чтобы обуздать их. Она не стала ожидать ответного крика и подстроила свое дыхание под биение Врат. Потом принялась сбивать ритм отрывистым песнопением. Удар, пауза. Удар, удар, пауза. Удар, удар, пауза. Перебои, ведущие к разрушению. Это была борьба. Ее борьба. И вихрь, налетевший на город, помогал ей выстоять в ней так же, как дискант маленькой асанианской жрицы. Врата колебались. В их ритм вмешивалась путаница, которая становилась опасной. Удар, удар, удар, перерыв. Третий голос вошел в песнопение подобно столбу света. Он ободрал все ритмы как липку, он усмирил Врата. Айбуран. Даже имя его было исполнено силы. Рев, подобный топоту конницы. Опыт, умение, мощь. Это было прекрасно. Упоительно, словно скачка наперегонки с молниями. Вихрь выл. Дождь хлестал по jp{x`l вздыбленных зданий, сбивая пыль с улицы. Река ревела в своих берегах. Жара окончательно растворилась в вечерней прохладе. Молнии передвинулись к востоку. Вихрь потянулся за ними, дождик иссяк. Вэньи обхватила свои плечи руками. Она стояла на коленях перед Вратами. Они держались вместе Вэньи, маленькая жрица и Айбуран. Врата еще содрогались, но в них нарастала тишина. Три голоса славили мир и покой, и бас Айбурана оплетал женские голоса как хмель. Они пели о том, как прекрасна жизнь, когда в нестерпимо синих небесах сияет раскаленное солнце, они славили эту жизнь. Но Врата оставались Вратами. И Вэньи не почувствовала облегчения, даже когда их последние содрогания сошли на нет.

ГЛАВА 21

Кое-кто из них очень силен! сказал темный маг. Мастер Гильдии отвел глаза от магического стекла в красной оправе. Выражение лица его было скучающим, даже ленивым.

Черный жрец? Мы знаем о нем давно.

Нет, сказал темный маг. Белая девушка. Островитянка. Мне кажется, ее следует опасаться.

Она ничто. Темный маг поклонился, после чего собравшиеся соизволили обратить внимание на одинокую фигуру воина, возникшую в дверном проеме. Корусан ощутил укол радости. Великий маг, видимо, растерял всю свою силу, если так поздно обнаружил присутствие постороннего. Впрочем, Мастер не казался особо обеспокоенным. Корусан старался не смотреть в сторону магического стекла. Как-то раз он попробовал заглянуть в одну из таких линз и день проболел. Слишком много магии таится в этих вещицах.

Мой принц, сказал Мастер Гильдии, вы здесь, в Кундри'дж-Асане? В его словах не было осуждения или неудовольствия.

Разве это не мой город? спросил Корусан. Разве я не хозяин этой земли?

В свое время вы станете хозяином всего. Корусан внимательным взглядом обвел помещение.

Прекрасно, сказал он. Тайная резиденция в стане врага. Надо думать, никто не подозревает о ней.

Кое-кто подозревает, упрямо сказал темный маг. Она копается в нашей библиотеке. Она задается вопросами, какие не приходят в голову ни одному из них.

Она не опасна, повторил раздраженно Мастер. Все, что она знает, это то, что мы были когда-то сильны.

Она знает Врата, возразил темный маг. И не хуже любого из нас.

Если это так, вступил в спор светлый маг, если она понимает Врата так же, как понимаем их мы, то, возможно, она была посвящена в эти секреты прежде, чем приняла Солнечный культ.

На Островах несколько наших сект, сказал темный маг, но они строго засекречены, как от Солнцепоклонников, так и от поклонников Моря. Если она одна из наших, то сейчас она предает нас...

Тихо, сказал светлый маг, покосившись на Корусана. Темный маг пренебрежительно хмыкнул, но все-таки прикусил язык.

О ком это вы говорите? спросил Корусан. Может быть, о том, кого следует бояться и мне?

О нет, махнул Мастер рукой. Это просто жрица, охранница Врат, маг. Она была любовницей вашего врага, но теперь, говорят, таковой не является, и... Маги тем временем осторожно задвигались по комнате, мешая ему говорить, и Мастер умолк с видимым облегчением. Корусан мысленно улыбнулся. Откровенность никогда не бывала в почете у асаниан ни среди магов, ни среди принцев.

Мой принц, вновь заговорил верховный маг почтительным тоном. Вы, наверное, устали с дороги и нуждаетесь в отдыхе больше, чем когда бы то ни a{kn, а мы отвлекаем вас своей болтовней...

Я уже отдохнул, сказал Корусан. Мой капитан послал меня пригласить вас к нему. Мастер Гильдии не выразил большой радости, несмотря на то, что приглашение исходило из уст детеныша Льва. Корусан был внутренне готов к его сопротивлению.

Я приду, кивнул маг, как только закончу здесь.

Я с удовольствием подожду, сказал Корусан.

Мой принц, настаивал маг, вы можете идти.

Я подожду, чтобы составить вам компанию, повторил Корусан.

Вы тоже приглашены к вождю?

Скажем так, усмехнулся в вуаль Корусан, я решил быть к нему приглашенным. Его поза и рука на рукоятке меча говорили об ожидании. Дураки! Избрав убежищем комнату с одной дверью, они сами устроили себе западню, выход из которой с успехом мог перегородить один человек. Они ничего не делали, никакой работы, не двигались, не говорили друг с другом. Наконец один из них накинул покров на магическое стекло. Другие бесцельно стали перебирать таинственные предметы, от одного вида которых у Корусана мороз шел по коже. Мастер Гильдии молчал. Потом, словно повинуясь неслышному приказанию, они один за другим двинулись к выходу, проскальзывая мимо Корусана. Мастер по-прежнему был недвижим. Корусан пришел в хорошее настроение, когда последний из магов покинул комнату. Он приготовился к битве терпений. Верховный маг заговорил внезапно.

Вы видели вашего врага?

Нет, сказал Корусан. Голос его прозвучал резче, чем хотелось.

Он здесь. Вы, конечно, об этом знаете. Они возвели его на трон три дня назад, Корусан знал. Его вновь подвергали испытанию.

Не трон делает королей, сказал он.

Найдется немало лиц, готовых оспорить такое мнение, сказал верховный маг. Трон, могущество, двор, армия все сосредоточилось в его руках.

Но, возразил Корусан, у меня есть вы!

О принц! Вы мало любите нас и верите нам еще меньше. И будете рады первой возможности освободиться от нас.

Но я не стану этого делать, пока ваши цели совпадают с моими. В этой игре все зависит от того, как лягут мои кости. И я вправе требовать от вас послушания.

Конечно, сир. Мы будем послушны вам, мы надеемся, что наш союз прочен. Хорошо бы, подумал Корусан, хорошо бы это было именно так.

Идем, сказал он. Вождь оленейцев ждет.

*** Два вожака мятежных сообществ не сказали друг другу ничего нового. Они оба сходились на том, что восстание должно разжигаться в провинциях Асаниана. Корусан скоро покинул их. Они не удерживали его. Он шел, влекомый неведомой силой. Черный плащ и вуаль обеспечивали ему проход в любые части дворца, за исключением разве что гарема, но туда он и не стремился. Гарем был пуст. Лорд Солнца избегал женщин. Всех, кроме одной, которая отвергала его. Она была жрицей и знала магию Врат. Кроме нее в охране дворца служили другие женщины, знавшие магию, и Корусан слегка изменил курс, обходя караульное помещение. Он шел концентрическими дугами, постепенно сужавшимися и приближавшими его к центру. Император Асаниана был узником собственного величия. Он владел самым роскошным в обеих империях дворцом и не имел права выходить за его стены. Так грозный владыка платил за свое могущество. Чужеземный дикарь был надежно заперт в своей золотой клетке, как любой из сыновей Льва. Корусан брел по прохладным покоям, ожидая услышать его рык. Здесь в основном обитали иностранцы: черные и коричневые мужчины, среди них ono`d`khq| и женщины в одеждах жриц, перебирающие связки амулетов, тут же толклись гвардейцы в ярких доспехах. Он шел, окидывая помещения дворца оценивающим взглядом, словно собирался их в скором времени купить. Никто не задавал вопросов одинокому оленейцу. Они побаиваются черной одежды, думал Корусан. Надменные дураки. Это не его плащ, не его вуаль и даже мечи не принадлежат ему. Оружием, которого им следовало опасаться пуще всего на свете, было его собственное тело. Некоторые встречные оленейцы показались ему чужеземцами, но большинство нет. Один из них встал на его дороге.

Брат! Как ты добрался сюда? Быстрая улыбка, блеск глаз сквозь вуаль. Корусан также позволил себе улыбнуться. Я на сенеле. А ты? Мерид хлопнул правой рукой по рукоятке меча, наполовину приветливо, наполовину предостерегая.

Твой плащ в пыли. У гвардейцев могут возникнуть вопросы.

Пустое. Куда ведет эта дверь?

Мне кажется, ты это знаешь.

Он там? Ему следовало говорить тише. Мерид вскинул руку.

Угомонись, парень. Сейчас ты не получишь его крови. Он находится под нашей защитой, и мы охраняем его, как настоящего императора. Это наш долг.

Ты видел его? спросил Корусан. Мерид не успел ответить. За спиной Корусана послышались приближающиеся шаги. Они отдавались в пустоте караульной. Мужчина, одетый в алое и золотое, прошел мимо них. Его лицо... Корусан вздрогнул.

Кто? быстро спросил он, когда мужчина прикрыл за собой дверь.

Его личный телохранитель, усмехнулся Мерид. Очаровательная мордашка, не так ли? Дикарь из пустыни. Говорят, он укокошил дюжину мужчин и покалечил другую дюжину, чтобы отвоевать себе тепленькое местечко при троне. У Корусана от удивления расширились глаза.

Он что, родился с таким лицом?

О нет. Это татуировка. Он иногда говорит с нами. Неплохой, надо сказать, человек. Как странно, подумал Корусан. Мерид с симпатией относится к чужеземцу. У него неожиданно свело желудок. Голодный спазм. Намек на то, что пора подкрепиться. Знак, что он попал именно туда, где ему надлежало быть. Он положил ладонь на дверную ручку. Мерид нахмурился.

Ты ведь не собираешься войти туда? В ответ Корусан молча толкнул дверь. Мерид не остановил его. Караульный обязан останавливать каждого незнакомца, следующего через его пост. Но... Корусан не был незнакомцем, и... насчет него не имелось никаких указаний. Он знал эти покои как свои пальцы, он жил здесь всю свою прежнюю жизнь. Здесь он родился, здесь учился, здесь надеялся умереть. Сейчас он проник сюда, как тень, как любой другой оленеец. Керуварионцы действительно были беспечны. Корусан всегда относился недоверчиво к россказням о них, но, кажется, эти побасенки оборачивались правдой. Открытые покои, гвардейцы, не задающие лишних вопросов, придворные, слоняющиеся туда-сюда. И абсолютное отсутствие каких-либо турникетов, замков и запоров во всех местах, кроме одного. Дверь в спальню императора была забрана новой решеткой, все еще блестящей от обработки, и запиравший ее засов туго ходил в пазах.

Эй, ты! Чего тебе там понадобилось? Он обернулся поспешно, однако не слишком быстро. Голос, окликнувший Корусана, был мягок, как и у всех варваров, пытавшихся подражать асанианам, но в тоне говорящего слышались нотки враждебности. Перед ним стоял покрытый шрамами татуированный дикарь из южных пустынь. Корусан заговорил на том же диалекте, который немилосердно коверкал варвар.

Вы что превратили императора в узника? Глаза телохранителя сделались узкими, как щелки. Он пожал плечами, потом медленно заговорил.

Ты, наверное, новичок? Конечно, наш император свободен как птица. Просто его отец когда-то погиб здесь. Его величество не желает, чтобы кто-либо входил в эту комнату.

Это произошло десять лет назад. Любое горе забывается за такое время.

Он не может забыть смерть отца. Его до сих пор посещают черные видения.

Он столь слаб? Глаза дикаря сверкнули.

Взгляни на него, и эти слова застрянут у тебя в глотке. Просто наш император сильно отличается от других людей.

Во всяком случае, мне понятно, сказал Корусан, что слуга императора любит своего господина.

То же происходит со всеми, кто его знает. Из глубины покоев донесся какой-то звук. Дикарь встрепенулся.

Я здесь! откликнулся он и, вновь повернувшись к Корусану, добавил: Он ищет меня. Ступай следом за мной, оленеец, но смотри, веди себя хорошо, иначе он велит натянуть твою кожу на барабан. Корусан последовал за варваром, шагая вдоль шеренги других оленейцев, не спрашивавших, что делает здесь их новый собрат. Он исполняет свой долг, считали они, подчиняясь чьему-то приказу, не зная, что по своему рангу приказы им должен отдавать именно он. Черный король находился в покоях, предназначенных для гостей, и, кажется, вознамерился превратить их в свои собственные. Сейчас молодой император готовился к встрече с Высоким двором, и слуга-южанин помогал ему переменить одежды. Корусан за последнее время достаточно нагляделся на северян. И во дворце, и в городе, и на дорогах, ведущих к столице. У этого варвара было смуглое лицо, характерный горбатый нос, иссиня-черные волосы, как у множества варьянцев; при всем при том он казался неимоверно высоким. Нет, он не был великаном и, пожалуй, только на голову превосходил Корусана, но рост узурпатора подчеркивала его худоба. Длинноногий, как жеребенок, угловатый и неуклюжий, он выглядел мальчиком-переростком, которому еще расти и расти, несмотря на то, что ширина его плеч сделала бы честь любому асанианскому атлету. Не красавец, отнюдь нет. Безобразен, как это и ожидалось. Грубая кожа, хищные лопасти носа, большой подвижный рот, прячущийся в завитках бороды. Глаза, вызывающие шок. Янтарные, как у льва, глубокие, пронизанные золотистыми искрами, зрачки их расширялись, когда он перебрасывался со слугой короткими фразами. Корусан подкидывал эти наблюдения в топку своей ненависти, но не получал ожидаемого эффекта. Вместо вспышки гнева или волн ярости, затмевающих разум и ослепляющих зрение, он почувствовал, что всем его существом овладевает безграничная симпатия. Неуловимая грация сквозила в каждом движении чужеземца. Быстрый поворот головы, взгляд через плечо на слугу, пальцы которого погружались в массу тяжелых волос, белозубая улыбка на темном лице. Слуга замер, потом расхохотался какой-то его шутке. Чему смеется этот дикарь? Корусан сердился. Он был желт, как речной песок, и рядом с ним не было никого, кто мог бы о нем позаботиться. Он знал, что ему следует уйти, но тело не слушалось его. Здесь стоял враг, завладевший всем, что мог бы иметь Корусан. Он вселился в его покои, он примерял его мантии, длинноногий и длиннорукий, поеживающийся от неловких движений слуги.

Оставь в покое мою косичку, Годри, поморщившись, бросил он на гилени, у тебя все равно ничего не выходит, а я должен выглядеть хорошо. Корусан понял. Он изучил дикарский язык, чтобы лучше знать своего врага.

Я делаю все что могу, сир, непочтительно огрызнулся Годри. Вы сами разогнали всех своих слуг со скоростью, достойной душевнобольного, если не сказать хуже. А для того, чтобы выглядеть хорошо, следует наконец выбраться из дворца на свежую травку. Что вы скажете о паре раундов славного боя на мечах?

Потом, капризно произнес узурпатор. Голос его был подобен рыканью uhymncn зверя. Годри попятился. Медленно, давая хозяину возможность знаком остановить его. Император не сделал этого, и южанин удалился, неслышно ступая. Корусан неподвижно стоял возле стены. Черный король потянулся лениво, как кошка, и зевнул, обнажив крупные, безукоризненной формы резцы. Его зубы были белы как мрамор, гораздо белее, чем зубы асаниан. Мантия соскользнула с его плеч, он остался совсем голым. Северянин худой как палка. Кожа на мышцах натянута, округлостей нет и в помине одни плоскости и углы. Нагота неприятна, тяжела и несовершенна. Противно смотреть на неприкрытое человеческое существо. Этот не был противен. В чем его сила? Откуда берется могущество? На правой ладони варвара горел солнечный знак. Император шагнул к стене, завешанной плотной тканью, взялся за край портьеры и рванул ее на себя. Раздался треск, занавеска, клубясь, опала, и комнату залил поток нестерпимо ярких солнечных лучей. Одну за другой император сорвал все шторы с окна, выходящего в парк, распахнул рамы, не заботясь о том, что кто-нибудь может увидеть его наготу. Он чуть наклонился вперед и сказал в напоенный солнцем простор:

Иногда мне кажется, что мои кошмары сбылись, что Золотой дворец это и есть весь мир и никакого Керувариона не существует. Мне кажется, что я навек приговорен дышать затхлым воздухом каменных помещений и таскать на себе мантии асанианских владык. Что скажешь на это, стражник? Он говорил по-асаниански. Плохо, но достаточно внятно, чтобы Корусан мог разобрать, о чем идет речь.

Ответь, молчаливый стражник. Что ты думаешь обо мне? Корусан прижался к стене. Глупо, ведь он знал, что его присутствие обнаружено. Однако инстинкт всегда берет верх над логикой. Солнечные лучи позолотили кожу черного короля. Они растекались по всему его телу, собирались в ручьи и сбегали к ногам, оставляя на полу блестящие лужи. Невероятное, невозможное зрелище. Магия. Колдовство. Рассчитанное на то, чтобы внушать благоговейный страх тому, кто осмеливается шпионить. Тому, кто недоверчив, враждебен и желтокож. Но это не отвращало. Корусан потянулся к нему, двигаясь на кончиках пальцев, осторожно, неслышно. Что-то вспыхнуло и загорелось в воздухе, причиняя боль. Он так же осторожно отступил, краешком глаза следя за пылающим варваром. Император стоял, откинув голову, отдаваясь яростной ласке жгучих лучей. Когда он повернулся, глаза его были печальны.

Пойдем со мной, стражник. Никто на свете не может сказать, кто из нас больший раб ты или я. Странное заявление. Корусан усмехнулся в густую вуаль и решил следовать за черным королем. Но не из послушания, нет. Из любопытства, которое переполняло сейчас всю его сущность.

ГЛАВА 22

Эсториан выигрывал отдельные стычки. Лорд Фираз гюбеждал в глобальной войне. От такого положения вещей молодому императору делалось тошно. Мутное состояние души толкало его на разного рода выходки и необдуманные поступки. Вот и сейчас он тащился, сгибаясь под гнетом многочисленных мантий, на послеобеденное заседание Высокого двора. Он уже успел побывать на утреннем заседании, которое соизволил покинуть, не дожидаясь конца процедуры, что было неслыханным нарушением этикета. Сознавая, что допустил оплошность, он по зволил своему раздражению излиться на Годри, потом нагишом торчал у окна, выходящего в многолюдный парк, потом вновь решил посетить Высокий двор, прихватив с собой в качестве стража оказавшегося под рукой оленейца. Возможно, лишь затем, чтобы подольститься к лорду Фиразу, который всегда и во всем оказывался прав. Высокий двор окатил императора мелким дождем косых взглядов. Потом q`mnbmhjh поочередно поклонились его величеству, демонстрируя выучку, потом он опять устроился в просторном, заваленном подушками кресле, и лорд Фираз, на лице которого не мелькнуло и тени упрека, продолжил беседу с очередным просителем. Мелкий лорд из далекой западной провинции с трясущейся от древности головой бубнил что-то о необходимости возвести на свое ложе новую жену и, кажется, испрашивал на то высочайшего разрешения. Его семимантийное высочество лорд Фираз указывал досточтимому лорду на более настоятельную необходимость заполнить прежде вакансии в гаремах его сыновей. Эсториан в который раз подивился умению регента решать щекотливые дела так, что ущемленная сторона, уходя восвояси, вовсе не чувствовала себя таковой. Следующий посетитель, представленный как принц пяти мантий, был облачен всего в три из них, но даже и эти покровы казались слишком тяжелыми для него. Кланяясь, он оступился и чуть не упал, отягощенный чрезмерным весом. Совсем ребенок, подумал Эсториан, разглядывая круглое непроницаемое личико, показавшееся ему странно знакомым. Маленькая фигурка дышала отчужденностью, словно проситель заранее был уверен в неуспехе своего предприятия.

Он пришел, заявил лорд Фираз, просить ваше величество извинить проступок его отца. Эсториан вопросительно вскинул брови. Полное имя мальчика оказалось длиннее, чем можно было предположить, и указывало на его родство с тремя знатнейшими домами Асаниана, а также особами королевской крови. Он заговорил сам, ибо такая привилегия позволялась ему протоколом.

Мой отец, сказал мальчик ясным и твердым голосом, умер. Он глубоко сожалел о своем проступке, покрывшем его имя позором. Он умер достойно и уважительно.

Как можно умереть уважительно? Голос Эсториана, грубый голос варвара и дикаря, впервые прозвучал в этих стенах, отдаваясь эхом в углах зала. Мальчик был слишком юн или слишком пунцов, чтобы казаться шокированным этим.