355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джудит Крэнц » Последний танец вдвоем » Текст книги (страница 15)
Последний танец вдвоем
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 22:53

Текст книги "Последний танец вдвоем"


Автор книги: Джудит Крэнц



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

«С самого Рождества, – думал Вито, беседуя с Джиджи, – с самого Рождества Арви держит меня в подвешенном состоянии, а сейчас апрель прошло уже четыре месяца, а мы так и не пришли к соглашению, переговоры все длятся и длятся».

Если бы хоть одна студия в городе клюнула на этот проект, он немедленно забрал бы «Честную игру» у Арви, но пока никого заинтересовать не удавалось. Вито встречался со всеми главами студий, и каждый уверял его, что непременно найдет время ознакомиться с аннотацией на «Честную игру», которую сделают рецензенты студии. Читать сам оригинальный материал было настолько не принято, что мысль об этом просто не пришла никому в голову, да Вито на это и не надеялся. Аннотация же, как правило, представляла собой пересказ содержания в трех-четырех развернутых предложениях, несколько страниц детального анализа произведения, краткие характеристики персонажей и, наконец, рекомендацию.

Все рекомендации представляли собой вариации одного и того же: эта книга – жемчужина, редкостный перл, читать ее наслаждение, бестселлером стала по праву. Но фильм? Но с коммерческой точки зрения? Нет. Слишком много недостатков. Не рекомендуем. В нем не будет ничего, абсолютно ничего, что может привлечь молодежь, за счет которой только и держится кинобизнес. Что же касается взрослой аудитории, к которой будет обращен фильм, – опять же нет. Вежливое, но твердое «нет». Слишком рискованно. Это не «верняк». Оба главных героя слишком англичане, слишком жестко вписаны в структуру Англии. Они, с одной стороны, ничуть не похожи на современный вариант сорванца Ноэля Коуарда, а с другой – не столь чудовищно не подходят друг другу, как в фильме «Воскресенье, кровавое воскресенье». Нет, к сожалению, нет.

И только Керт Арви его не завернул. Только Керт Арви увидел в этом проекте скрытый потенциал. Но он хотел, чтобы Вито снял фильм, уложившись в нереально низкую сумму – семь миллионов долларов. «Когда ты снимал «Зеркала», ты уложился в два миллиона. В два, Вито! А семь миллионов – это больше, чем трижды два», – упрямо твердил Арви, не желая осознать того факта, что стоимость каждой отдельной операции при создании фильма за последние четыре года увеличилась во много раз. Он совершенно не хотел понимать, что тогда Вито, безусловно, совершил чудо, а чудеса не повторяются. Только чудом он заполучил себе за столь умеренную плату великого сценариста, превосходного режиссера и легендарного оператора – только благодаря личным связям, давней дружбе и раздаче частей из собственной доли дохода. Самое главное – в той своей, получившей «Оскара» картине Вито не использовал ни одной звезды. А чтобы снять «Честную игру», жизненно необходимы две звезды. На то, что Вито вытянет и эту картину с никому не известными актерами, надеяться нереально и неразумно. Фильм должен обойтись как минимум в одиннадцать миллионов долларов. Без права на ошибку. И для 1982 года это будет очень дешевая картина.

Вито сознавал, что еще не воспользовался самым крайним средством: он еще не просил Сьюзен помочь ему. Но они были «вязаны страстью столь сильной, сложной, столь непохожей на то, чего оба вначале ожидали, что это просто превосходило его понимание. Сьюзен и он абсолютно подходили друг другу; каждый раз, когда они встречались, она выжимала его, как лимон, пленяя тем самым все больше и больше. До сих пор она ни разу не отказала ему, ни разу не сказала «хватит». Они бесконечно хотели друг друга, и чем больше получали, тем больше жаждали. Но их связь превратилась в нечто большее, чем только секс. Она давала Вито глубочайшее чувство соответствия самому себе, чувство самораскрытия. И он был совершенно уверен в одном: если он попросит Сьюзен помочь – неважно, сделает она это или нет, – то их чудесный, беспощадный, абсолютно необходимый ему роман кончится и он навеки поставит на себе крест как на мужчине. Его приперли к стенке, он жил в кредит и занимал у Файфи Хилла.

– Джиджи, – сказал он и судорожно вздохнул, – ты можешь сделать для меня одну вещь?… Ты вот спросила меня о «Честной игре». Я не хотел нагружать тебя своими проблемами, но дело в том, что Керт Арви настаивает на совершенно нереальном бюджете. Он скупится всего на четыре миллиона долларов, но это все равно что на сорок. Сьюзен Арви – совладелец студии. Это значит, что она больше чем просто его жена: она – реальная сила. Так случилось, что Билли, возможно, единственная женщина в этом городе, которая имеет влияние на Сьюзен. Я знаю, как вы с Билли близки. Если… если Билли замолвит словечко Сьюзен, если Билли ей скажет, что считает мой проект перспективным, это может сильно продвинуть дело.

– Конечно, я могу попробовать, – медленно ответила Джиджи. – В худшем случае она скажет «нет».

– Я понимаю, я не вправе тебя просить…

– Не говори так, – запротестовала Джиджи. – Невелик труд. Я рада, что ты заговорил об этом. Я знаю, Билли читала эту книгу, и она ей понравилась. В воскресенье я у нее обедаю, это послезавтра, вот и поговорим. Я, правда, не знаю… ну в общем, я не уверена, что Билли захочет что-то для тебя сделать…

– Спасибо, Джиджи, – сказал Вито и улыбнулся. – Я оценил.

«Вопрос не в том, что Билли захочет сделать для меня, – подумал он. – Вопрос в том, что она готова сделать для тебя».

– Помнишь, как мы обедали здесь в первый раз, четыре года назад? – спросила Билли Джиджи, когда они уселись за стол на террасе. – Никогда не забуду, как ты была потрясена, что люди могут так жить.

– Теперь я привыкла, – машинально ответила Джиджи, живо вспомнив первые впечатления того дня, но уже не в силах соотнести себя с тем неясным, почти и не узнаваемым образом девушки, с которой все это случилось. – Но каждый раз, когда я сюда прихожу, я потрясаюсь снова и снова. Эти сады… они так прекрасны, когда розы начинают цвести!

– Ты права, и мне очень жаль, что я вижу их только по утрам, когда ухожу на работу. Я теперь стала вставать на час раньше, чтобы успеть оглянуться и заметить, что происходит вокруг, – ведь когда я вечером возвращаюсь домой, уже темно… Я почти не вижу этой весны, но я сама виновата, что позволила Спайдеру Эллиоту втянуть меня в это дело. Зато теперь я знаю, что он может уговорить меня сделать что угодно.

– Билли, уж не жалеешь ли ты, что стала заниматься этим каталогом? Ты не раскаиваешься втайне? – встревоженно спросила Джиджи. – Мы уже перешли ту грань, когда отступать поздно.

– Нет, не раскаиваюсь. Я, правда, не ожидала, что все это окажется таким захватывающим, интересным и… почти пугающим. Магазины – даже много магазинов – все-таки обозримы, это в основном знакомая территория, что-то такое, с чем я могу сладить. Но здесь все по-другому. – Билли сокрушенно покачала головой.

«Она такая худая, – с беспокойством думала Джиджи, – такая напряженная, почти нервная…» Билли изо всех сил хотела казаться спокойной: она надела белые льняные брюки и очень свободный белый свитер с высоким воротом, который особенно подчеркивал гордый изгиб шеи, увенчанной изящной головкой с темными кудрями. Билли всегда являла миру поистине королевскую осанку, но обмануть падчерицу ей было не под силу.

– Каталог предполагает совсем другие отношения с покупателями – не такие, как в магазине, – продолжала Билли. – Он каждой строкой отражает вкус своих создателей. Этой ночью я вдруг проснулась от кошмара: мне приснилось, что все дело прогорело и я стала посмешищем. Посмешищем! Именно этого я опасаюсь всю жизнь. Естественно, я так и не смогла уснуть и до утра читала.

– А я просыпаюсь в холодном поту, когда мне снится, что все мое старинное белье на покупательницах расползается по швам и истлевает прямо на глазах.

– Так, значит, у тебя тоже сейчас бывают бессонницы?

Джиджи пожала плечами:

– Конечно. В такие минуты я говорю себе, что, если это не сработает, я всегда смогу вернуться к плите. И стараюсь вспомнить какой-нибудь очень сложный французский рецепт – к тому времени, как дохожу до пятого или шестого необходимого ингредиента, засыпаю как мертвая.

– Интересно, Спайдера тоже мучают полуночные приступы каталожной болезни? – словно невзначай спросила Билли.

– Не знаю, он ничего такого не говорил.

– Тогда, наверное, не мучают. Естественно! «Кого? Меня? Приступы?» – передразнила Билли.

– Может быть, он так же урабатывается, как и мы, но не хочет сознаться в этом… А впрочем, не знаю. В конце концов, я не специалист по Спайдеру.

– На самом деле, Джиджи, я склонна думать, что именно специалист, – заметила Билли, балансируя на грани шутки и глубокомысленного размышления.

– Почему ты так говоришь? – Джиджи так резко подвинулась вместе со стулом, чтобы смотреть Билли прямо в лицо, что волосы ее отнесло назад, а изогнутые удивленные брови поднялись еще выше, почти скрывшись под челкой. Ее правильное овальное лицо всеми своими чертами – от маленького прямого носика до полной верхней губки – повторяло и усиливало вопрос, светившийся в зеленых глазах.

– Ну, видишь ли, Джиджи… – Билли безразлично пожала плечами, осторожно двигая солонку и перечницу по желтой льняной скатерти, как бы стремясь достичь симметрии.

– Что «видишь ли»? – резко спросила Джиджи. – Билли, ради бога, что заставляет тебя думать, будто я специалист по Слайдеру?

– Ну, ты работаешь с ним бок о бок, надписи и оформление связаны друг с другом неразрывно, – ответила Билли, быстро давая задний ход. – Если бы у него возникли какие-то сомнения, он непременно рассказал бы тебе.

– Почему мне? Вы с ним – инвесторы «Нового Магазина Грез», а я просто на жалованье – ну, если не считать гонораров за старинное белье. Вы многие годы работали вместе, так что он уж скорее расскажет тебе.

Билли на секунду охватило замешательство – столь краткое, что оно было почти незаметно.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, но, кажется, здесь не тот случай. Впрочем, все это неважно. В самом деле, я жалею, что сказала.

– Да, но ты сказала! И я не могу этого оставить просто так, – упрямо настаивала Джиджи.

Билли уже собиралась с улыбкой ускользнуть от этой темы, но вдруг почувствовала, что не в силах больше молчать. Она уже не одну неделю думала об этом, и ее прорвало:

– Дорогая моя, может быть, все это не стоит выеденного яйца, но я заметила, что между тобой и Слайдером возникла некая… близость, какие-то новые отношения, и мне показалось, что это может стать чем-то, ну, ты понимаешь… чем-то важным. – Билли замолчала на полуслове, осознав, что ее голос утерял нарочитую легкость, и уставилась в собственную тарелку, не в силах поднять глаз на Джиджи.

Между ними повисло неловкое молчание, и ни одна не решалась его нарушить.

– Я не думала, что это заметно, – наконец сказала Джиджи. – Да, нечто новое есть, но не столь уж важное, если только ты не придаешь особого значения простой дружбе.

– Я придаю большое значение простой дружбе! Она слишком редко встречается в этом мире, чтобы не придавать ей значения. Но дружба между мужчиной и женщиной… Джиджи, я ни на секунду не поверю, что между тобой и Сцайдером возникла «просто» дружба!

– Почему? – тихо спросила Джиджи.

Не дождавшись ответа, она вскочила со стула и направилась к каменной балюстраде, отделявшей террасу от клумбы чайных роз. Некоторое время она смотрела вдаль, на деревья, похоже, не видя их, и наконец вернулась к столу – вернулась, как возвращаются издалека, а не с расстояния в несколько футов. На ее щеках горели красные пятна. В глазах была решимость.

– В один прекрасный вечер мы обедали вместе, ты тогда была в Нью-Йорке, – отрывисто заговорила Джиджи, стоя перед Билли и стараясь, чтобы речь ее звучала бесстрастно и по-деловому. – Я как раз тогда закончила писать вступление, и мы хотели это отпраздновать. Мы болтали о самых разных вещах… а потом вдруг Спайдер поцеловал меня. Мы целовались несколько минут – вот и все, что было. Всего несколько поцелуев, но они разрушили какой-то барьер между нами – может быть, огромный разрыв между поколениями, – и мы решили, что отныне будем настоящими друзьями. Что бы ты там ни заметила, осталась только настоящая дружба.

– И вы со Спайдером по-прежнему вместе обедаете? – спросила Билли с застывшей на лице маской безразличия и тотчас ужаснулась тому, с каким неприличным любопытством это прозвучало.

Но Джиджи ответила легко:

– Конечно, время от времени, особенно когда засиживаемся на работе допоздна. Обычно с Томми, но иногда и одни. Спайдер больше не пристает ко мне с поцелуями – и никогда не будет.

– Почему ты так уверена в этом? «Никогда» – это серьезное слово. «Никогда» – это очень долго.

– Потому что я сказала ему, что это неправильно!

– Ладно, – быстро проговорила Билли, поднимаясь из-за стола. – Вот и чудно. Давай прогуляемся к орхидеям – они уже начали цвести.

– Билли, подожди, поговори со мной! – взмолилась Джиджи. – Я хочу тебе рассказать, почему это неправильно.

– Это меня не касается, Джиджи, ты не обязана ничего мне объяснять, – сказала Билли натянуто и даже с холодком, но все же вернулась и вновь села на свой стул. Джиджи тоже села и крепко взяла Билли за руку.

– О, Билли, мне так нужно поговорить с кем-нибудь! У меня нет никого в целом мире, с кем я могла бы поговорить о некоторых вещах, кроме тебя, и вот теперь я и тебя теряю! Когда я пришла сюда в первый раз – такая маленькая, замурзанная, никому не нужная – и ты приняла меня и изменяла мою жизнь, не было вещи, о которой я не могла бы сказать тебе, которой не могла бы с тобой поделиться. Но после пожара в «Грезах», когда ты уехала в Европу… С тех пор мы с тобой ни разу не были вместе, вдвоем, достаточно долго, чтобы поговорить. Сейчас – первый раз за… я не знаю какое время… – Джиджи опустила голову, чтобы скрыть волнение, скрыть слезы, выступившие на глазах, и Билли обнаружила, что гладит ее по голове и мурлычет что-то успокаивающее, словно перед ней опять шестнадцатилетняя девочка.

– Ты можешь говорить со мной о чем угодно, маленькая, ты же знаешь, – бормотала Билли. – Я просто думала, что Саша заняла мое место… Это нормально, вы ведь принадлежите к одному поколению.

– Никогда, никогда и никто не займет твоего места, Билли! Неужели ты не понимаешь? И я никогда не смогла бы рассказать Саше о Спайдере. Она бы подумала, что это смешно, или просто бы меня не услышала. Она живет в другом измерении: единственное, что ее сейчас интересует, – это Джош.

– Ну а я тебя слушаю. Меня ты интересуешь.

– Когда Спайдер меня поцеловал, после первого шока – потому что я не ожидала, что он станет это делать, он действительно застал меня врасплох – был момент, когда это показалось нормально. Но потом… Билли, единственное, что я могу придумать, чтобы выразить это ощущение, – мне показалось, что комната полна народа. Словно мы не одни. Словно Спайдер – не со мной, не меня на самом деле хочет. Я поняла это почти тотчас. Я не знаю, что он думал, когда поцеловал меня, но я точно знаю, что просто так сложились обстоятельства. Хороший обед, вино, огонь в камине – все этого располагало к поцелуям, но он заранее это не планировал. Ну, скажем, если бы ты была в Лос-Анджелесе, а не в Нью-Йорке, это бы ни за что не случилось: мы бы обедали втроем… На самом деле первое, о чем он подумал, когда я прочла ему рукопись, – это позвонить тебе в Нью-Йорк, чтобы ты послушала, но было уже слишком поздно. Я пытаюсь объяснить тебе, что между нами не было ничего неизбежного, никогда не было. А для меня поцелуй должен быть неизбежным, а не просто следствием того, что место и обстоятельства располагают и это занятие кажется забавным или интересным.

– Почему ты воспринимаешь это так серьезно? – удивилась Билли. – В наше время в твоем возрасте, Джиджи, немножко поцеловаться – святое дело! Это не обязательно должно восприниматься как нечто важное, тем более – «неизбежное». Господи боже мой!

– Немножко поцеловаться со Слайдером… это совсем не «немножко поцеловаться», – пробормотала Джиджи, – это больше похоже на… «много поцеловаться»!

– Пожалуй, да, – мрачно согласилась Билли. – Но ты что-то говорила о полной народа комнате. Здесь я уже совсем ничего не понимаю, если только ты не имеешь в виду Вэлентайн.

– Нет… нет, – сказала Джиджи, сразу поняв, что она хочет сказать. – Не думаю, что я напомнила ему Вэлентайн. Просто в тот вечер мне было так одиноко, я чувствовала себя такой… неприкаянной, мне нужен был хоть кто-нибудь рядом… Нет, в этой полной народа комнате отнюдь не было Вэлентайн. Я думаю, Спайдер ее уже оплакал и всегда будет преклоняться перед ее памятью, но сейчас он живет дальше. Скорее я имела в виду всех этих девиц – дюжины моделей, о которых он мне рассказывал, всех этих шикарных девочек, с которыми он привык развлекаться еще до Вэлентайн. А потом, самое главное – самое главное для меня, – что есть один человек… Я с ним познакомилась в Нью-Йорке. Ничего серьезного, то есть вообще ничего не было, но я не могу этого забыть. Я знаю, что забыть надо, я говорю себе, что это – вопрос времени, но, когда Спайдер целовал меня, я не могла перестать думать о… об этом человеке. Вот почему я говорю, что это неправильно.

– Этого человека зовут Зак Невски, – с ласковой уверенностью сказала Билли.

Джиджи открыла рот и вдруг покраснела от негодования.

– Саша тебе рассказала?! Но она же ни черта об этом не знает! И никто не знает!

– Саша сказала только, что ее удивляют твои отношения с Заком. Помнишь, перед Рождеством мы смотрели ее каталоги? Вот тогда она один-единственный раз упомянула о нем: ей показалось странным, что он за всю неделю ни разу не позвонил, чтобы узнать, как твоя нога.

– Тогда откуда ты все это взяла? – требовательно спросила Джиджи.

– Мне сказал Зак.

– Что-о?! – Джиджи была в полном смятении. – Почему ты так улыбаешься? – обвиняюще закричала она на Билли. – Здесь нечему улыбаться! Зак тебе сказал? Я не верю! Но, что бы он тебе ни сказал, он все врет!

– Ой, Джиджи, вы с Заком так трогательно запутались… Извини, я не должна смеяться, – кусая губы, задыхалась от смеха Билли.

– Билли, если ты не перестанешь издеваться,

– А теперь помолчи и слушай меня. Зак пришел ко мне через несколько дней после того, как ты сломала ногу. Он рассудил, что я для тебя вместо матери, и потому захотел объясниться…

– И, конечно, стал оправдываться! – заорала Джиджи. – Да как он посмел, этот мерзкий, лицемерный, патологический сексуальный маньяк, этот уцененный диктатор, который плюет на все, кроме себя?! Как у него совести хватило сунуться к тебе и врать…

– Потому что он любит тебя. Он тебя любит, Джиджи! Не взвивайся ракетой, я убеждена, что Зак любит тебя, и я точно знаю, что произошло, когда ты застала его с той блондинкой. Может, ты все-таки замолчишь и дослушаешь меня до конца, не перебивая?

– Мешок вранья! Зак может убедить кого угодно в чем угодно, но я никогда не поверю, что ты его не раскусила! – Джиджи брызгала слюной от гнева.

– Ты будешь слушать или нет?!

Билли нахмурилась, и было в ее голосе нечто такое, что в итоге все-таки заставило Джиджи замолчать.

– Ну ладно, – сквозь зубы сказала она и действительно слушала, пока Билли излагала все, что было сказано с того момента, когда Зак представился ей в вестибюле отеля.

– Джиджи, разве ты не понимаешь, что Зак не виноват? – закончив рассказ, спросила Билли.

– Я не знаю, так ли именно все это было… но, да, пожалуй, это не невозможно, – пробормотала Джиджи, словно бы напряженно размышляя вслух. – Единственное, в чем я уверена – эта Пандора способна абсолютно на все. Эта девица… Мне противно об этом думать, но я могу предположить, что, если он проснулся… вот так вот, с ней… он, вероятно, просто не мог остановиться. Ну а я… Ведь Зак как раз накануне сказал, что любит меня, и я ему поверила… – По мере того как Джиджи говорила, лицо ее раскрывалось, будто цветок под лучами солнца после дождя. – Но почему он мне сам не рассказал?

– А ты бы стала тогда его слушать?

– Я бы его даже на порог не пустила!

– У меня не было возможности рассказать тебе все это раньше, – вздохнула Билли. – Нельзя ведь о таких вещах говорить между прочим – «да» кстати…». И к тому же я думала, что ты уже забыла о нем и утешилась со Спайдером.

– Я никогда не смогу забыть о Заке, об этом жалком, несчастном идиоте! – Джиджи вдруг расхохоталась. – «Соитие»! Он так и сказал, что был в позиции, когда «соитие уже начало происходить»? Как ты думаешь, он это слово сам выдумал?

– Я смотрела в словаре, – сказала Билли. – Оно там есть, означает «совокупление».

– Никогда бы не подумала, что он знает столь… изысканный способ обозначения этого! – Джиджи перегнулась пополам в приступе неудержимого смеха. – Так или иначе, – продолжала она, отсмеявшись и вытирая салфеткой лицо, – Спайдер для меня слишком стар. Боже мой, он того же возраста… – Смутившись, она споткнулась на полуслове.

– Что и я, – спокойно договорила за нее Билли.

– Я не считаю тебя старой, ты же знаешь. Но тебе и в самом деле почти столько же лет, сколько Спайдеру, и столько же, сколько было бы моей маме, хотя ты и выглядишь на двадцать семь. Такая худенькая, нервная двадцатисемилетняя девушка… А Спайдер мог бы быть мне отцом – плюс-минус несколько месяцев, если он рано начал… Странно, это ничуть не похоже на Сашу и Джоша. Джош ведь тоже теоретически мог бы быть ее отцом, но она совершенно не могла бы быть его дочерью, если ты понимаешь, что я имею ввиду.

– Ты прекрасно выразила свою мысль.

– Ой! – спохватилась Джиджи. – Отцы… Чуть не забыла. Я обедала со своим позавчера, и он просил меня, чтобы я попросила тебя… Ох, совсем запуталась! В общем, не могла бы ты замолвить словечко Сьюзен Арви насчет «Честной игры»? Он хочет, чтобы ты ей сказала, что этот фильм стоит снимать, и воспользовалась своим влиянием на нее.

– У меня просто в голове не укладывается вся мера черствости этого человека, – бесстрастно произнесла Билли.

– Мне кажется, ему было очень неловко – последнее дело просить об этом тебя, – но, очевидно, Арви и в самом деле загнал его в угол. Раньше он никогда не жаловался, что у него дела идут плохо, а тут даже рассказал, что они жалеют всего четыре миллиона долларов, но для него это все равно как сорок. Он вообще впервые заговорил со мной о деньгах – обычно ведь он ведет себя так, будто они на него дождем падают с неба. Я никогда не видела его настолько обеспокоенным. Я сказала, что передам его просьбу, но не думаю, что ты ее выполнишь. Учитывая обстоятельства.

– Я подумаю, – коротко сказала Билли. – Ну а что ты собираешься делать с Заком? Напишешь или позвонишь?

– Нет-нет! – оскорбленно запротестовала Джиджи. – Как это вдруг, ни с того ни с сего… Через месяц он все равно приедет на свадьбу Саши. Когда я его увижу, я все пойму. Вдруг он нашел себе еще кого-то?

– Хочешь пари? – предложила Билли. – Я предлагаю неравные условия: если он нашел еще кого-то, ты получаешь миллион. Кругленькая сумма. Если не нашел – ты платишь мне один доллар. Выгоднее не бывает.

– Это послужит мне прекрасным утешением… Но я ставлю только на лошадей, в карты и в кости. Мужчины слишком непредсказуемы. – Джиджи посмотрела на часы. – Господи, Билли, этот ленч – самый длинный в истории человечества! Я обещала Саше, что смогу взять ее кота к себе на несколько дней – он впал в истерическое состояние и начал облезать от жуткой ревности к Джошу. Она хочет заранее проверить, смогу ли я жить с Марселем. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет, но я должна мчаться домой, потому что она его с минуты на минуту привезет. А ты случайно не хочешь котика, а?

– Если бы и хотела, то только не Марселя. Поцелуй меня, детка, – с нежностью сказала Билли. – И пообещай, что мы больше никогда, никогда не будем друг друга терять, ни на минуту!

Когда Джиджи ушла, Билли бесцельно поднялась к себе в комнату. День клонился к вечеру, небо испещрили маленькие пухлые розовые облачка, отражающие лучи закатного солнца. Она вдруг почувствовала, что просто не может оставаться в доме, такой сумбур у нее в голове, быстро спустилась вниз и вышла в свой обнесенный стеной сад.

Билли брела по дорожке, выискивая какой-нибудь засохший лист герани, чтобы оборвать, или поникшую розу, чтобы срезать, но не находила ничего, требующего ее внимания. «Слишком много садовников», – пробормотала она про себя, сорвала одну полностью распустившуюся розу и стала отрешенно вглядываться в нее, размышляя о сложном разговоре с Джиджи. Желанное прояснение мыслей, которое она надеялась обрести в этом уединенном саду, все не приходило. «Что ж, пусть я не в состоянии видеть дальше своего носа и понятия не имею, что меня ждет в будущем, – подумала Билли, – но есть одна вещь, которую я определенно могу сделать – и сделаю!»

С целеустремленным видом – словно охотница, продирающаяся сквозь дремучий лес, Билли вернулась в дом, повторяя себе, что нет другого времени, кроме настоящего, и сразу же направилась к телефону.

– Пожалуйста, мистера Орсини, – сказала она телефонистке отеля «Беверли-Хиллз».

– Привет, Вито, это Билли, – сухо произнесла она. – Спасибо, хорошо. Послушай, Джиджи просила меня позвонить Сьюзен Арви. Извини, но я все-таки не буду этого делать. Я не выношу эту женщину. Есть в ней что-то такое, от чего у меня мороз по коже. Я ее не перевариваю! Да, конечно, мы с ней часто видимся, но это не значит, что она мне нравится, и, честно говоря, не думаю, что я хоть сколько-нибудь нравлюсь ей. Ей просто льстит знакомство со мной, нравится принимать меня – а это большая разница. Что у тебя с фильмом? Говори, Вито, не мямли, расскажи все с самого начала, подробно, не выбирая выражений. Неважно, зачем мне это знать, а если ты не хочешь говорить на эту тему, я просто повешу трубку. Хорошо. Хорошо. Понимаю… Сколько по максимуму? Одиннадцать? Это максимум или это бюджет, с которым ты выживешь? Угу. Угу. Твердые двенадцать? А ты уверен, что не тринадцать? Хорошо, я финансирую картину… Да, разумеется, я имею в виду – полностью! Не думаешь же ты, что я хочу иметь общие дела с Кертом Арви? Завтра я позвоню Джошу, и в полдень ты можешь к нему прийти, составите контракт. Он проработает все эти скучные детали, мой процент с прибыли и все такое, только не ставь там мое имя. О, Вито, ради бога, не благодари меня, я это делаю не для тебя. Конечно, мне понравилась книга, но и не поэтому тоже. Почему? Потому что я всегда мечтала оказаться в шоу-бизнесе! Довольно тебе этого? Что? Ты настаиваешь на том, чтобы знать? Ни за что не поверю. Хорошо, так и быть, скажу. Дело в том, что я тебе благодарна. Ты обладаешь огромным, светлым, совершенно не заслуженным счастьем – это Джиджи, твоя дочь. И ты когда-то поделился этим счастьем со мной. Нет, я это делаю не потому, что она меня просила, не думаешь же ты, что я купилась на это? Вито, я знаю тебя наизусть, ты не забыл? Я отлично знаю, как у тебя мозги работают. Ты все-таки не понимаешь почему? Да просто потому, что Джиджи есть, потому она есть в моей жизни и всегда будет, потому что я люблю ее… а если бы ты не был ее отцом, ее бы не было. Вот и все. Нет, ты ничего мне не должен, неужели ты еще не понял этого, Вито? Это я перед тобой в долгу. Да, Вито, вот только одна вещь: существует в Нью-Йорке один сногсшибательный театральный режиссер по имени Зак Невски… Ах, ты о нем уже знаешь? Я хочу, чтобы он был режиссером фильма. Тащи его сюда как можно скорее. Прямо завтра, если возможно. Да, Вито, я понимаю, что вмешиваюсь в твои дела. Но это мое условие. Твердое условие. Мне нет дела, что он никогда раньше не видел камеры. Возьми сильного оператора – все равно ты будешь сам выстраивать кадр. Нет, Вито, он не «без рекомендаций» – он знаком со мной! Отлично, я рада, что мы договорились. До свидания, Вито, и не надо звонить мне, чтобы держать меня в курсе дела.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю