Текст книги "И всюду слышен шепот тьмы (СИ)"

Автор книги: Джой Моен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Нет, нет, нет, не надо, я не хочу!».

«Пожалуйста...»

***

Толчком, выныривая из сна, Моник села в своей постели, с тяжелым рваным дыханием, не узнавая собственный хриплый голос по-прежнему шепчущий «нет, не надо, нет». Секунда уходит на то, чтобы понять, где она находится. Из окна блеклый свет пробуждающегося солнца, еще уступающего мраморному серпу луны, заставляет плясать на поверхностях причудливые тени. Страх еще блуждает по венам девушки, дрожа, она окидывает взглядом комнату, убеждаясь, что больше ей ничего не угрожает, по крайней мере, сейчас.

Зоэ-Моник запустила пятерню в волосы, распутывая пряди, как заметила тонкую полоску света у двери, которая медленно отворяясь, впустила в комнату свет, начавший подминать под себя остатки сумерек, покрывалом лежащими на полу, стенах и шкафу.

– Доброе утро. О, уже встала, lève-tôt*, чудесно, завтрак на столе.

Элайн Мелтон-Гобей уже хотела выйти из комнаты, но остановилась, придерживая дверь.

– Все в порядке, детка? Выглядишь так, будто не сомкнула глаз ночью. Ты не заболела?

– Нет, все в порядке мам, просто дурной сон. Что у нас на завтрак? Запах потрясающий!

Моник выдавила улыбку, спуская ноги с кровати, на всякий случай, проверяя, нет ли на полу воды, и перевела тему, чтобы матушка не продолжила задавать вопросы, на которые она не смогла бы ответить. Ведьма улыбнулась на заявление дочери, вытирая влажные руки о передник.

– Овсяная каша с медом и фруктами. Еще минутку и подам бриошь. Ах да, хорошие новости, отец починил твой велосипед.

При упоминании Эгона, входная дверь хлопнула, стук сапог оповестил о его приходе, и Элайн поспешила удалиться, оставляя на щеке супруга невесомый поцелуй. Моник прошла в ванную, плеснула в лицо ледяной воды и замерла, глядя на закручивающуюся вихрем струю, чувствуя, как тяжелые капли стекают по ее лицу, зависая на самом краю подбородка. Вид должно быть у нее не важный, девушка, в самом деле, чувствовала себя изможденной; сколько еще кошмары будут продолжаться, как долго она сможет вытерпеть это? Взгляд непроизвольно поднялся к полке, куда, как Моник Гобей знала, разбирая вещи, она положила бритву. «Нет, не сейчас, неудачное время, может быть позже», как мантру прошептала девушка, насильно отворачиваясь, ощущая легкий зуд не заживших полностью ран на внутренней стороне бедра.

Приведя себя в порядок и переодевшись, Моник нашла родителей в кухне, они смотрели в окно, выходящее во двор; Эгон обнимал за плечи Элайн, склонившую голову к нему, казалось, между ними происходил немой диалог, и Зоэ-Моник почувствовала себя лишней в этой идиллии. Собственная дефектность резко контрастировала с представшей взору картиной, будто сломанная только что купленная игрушка, которая должна бы петь и танцевать, но механизм запуска оказался неисправен. Сглотнув горькую от досады слюну, скатившуюся камнем на дно желудка, девушка заставила себя отпить из стакана приторно сладкий сок, и, поправив на плече чехол с гитарой, поспешила к выходу.

Уже у дверей ее настиг окрик матери и отца:

– А как же завтрак?!

– Не могу, уже опаздываю! Хорошего дня!

Слезы жгли глаза всю дорогу до ворот калитки, пока Зоэ-Моник вела велосипед с гитарой на спине, и только выйдя за пределы территории дома, она позволила себе обернуться, взглянуть на место, ставшее домом. Девушка знала, что родители не виноваты в том, что с ней происходит, она не должна избегать их, сторониться, это было нечестно, но ненависть к самой себе толкала на отчаянные действия, ноги сами несли прочь. Утерев рукавом короткого пальто слезу, ужалившую щеку, Моник оседлала механического скакуна, стараясь сосредоточиться на дороге.

***

Леони Шарбонно и Арлетт Пинар уже стояли у входа в лицей, когда Моник Гобей загнала велосипед на специальное парковочное место, и, улыбнувшись девочкам, махавшим ей руками, направилась к ним.

– Ты не забыла про гитару!

Воодушевление Леони было заразительно, она переминалась с ноги на ногу, будто стоя на иголках, чем позабавила подруг. Шарбонно подняла за лямки тканевый черный чехол, украшенный наклейками с черепами, космонавтами и дерзкими надписями, продемонстрировав, что и она не забыла про уговор.

– А в литературном клубе вы тоже состоите?

– Что? Читать?! Нет уж, у меня face de cul*, по-вашему?

Арлетт прыснула, пихнув подругу локтем, когда один из преподавателей прошел мимо, одарив девушек недовольным выражением лица.

– Что это значит? Face...

Попыталась повторить Зоэ-Моник, до колик рассмешив Леони, обхватившую свой живот и согнувшуюся от смеха пополам. Приобнимая за плечи Моник, Арлетт поспешила увести подругу подальше от входа, чтобы за подобные выражения им не прилетело от взрослых.

– Как ты поняла, Леони нашу любовь к литературе не разделяет. Но я – состою, когда надумаешь, покажу, где тут у нас библиотека. На этой неделе обсуждаем «Тартюф» – Мольера*, как прозаично, в таком-то месте.

Несколько раз, послав сигнал бровями, указывая на лики святых вокруг, Арлетт Пинар улыбнулась подруге, выпуская ту из объятий.

– Я просто знаю занятия поинтереснее!

– Бесконечно торчать на тусовках тоже надоедает, Леони!

Осадила Арлетт Пинар подругу, пожавшую плечами, будто и не расслышала комментария.

– Тусовках?

Несмело переспросила Зоэ-Моник, снимая чехол с гитарой с одного плеча, перебегая взглядом с одной девушки на другую.

– Это позже. Ну что, встретимся после уроков и вместе пойдем в кабинет месье Тибо? Мы будем ждать тебя на нашем месте.

Указав кивком головы на скамейку, где и произошло их вчерашнее знакомство, Арлетт отсалютовала рукой у виска и направилась вглубь лицея, под звон колокола, оповещающий о начале занятий. Леони Шарбонно демонстративно указала рукой на входную арку, пропуская вперед Моник, чтобы девушка не заблудилась и не отстала.

– Идем. Первый урок у нас общий, я проверила.

***

К концу занятий внимание Зоэ-Моник все больше рассеивалось, мысли блуждали за пределами кабинета, опавшими листьями кружась вокруг скамейки, к которой после звонка, она должна была спуститься. «И зачем только послушала девчонок и взяла гитару», – сокрушалась она, ведь совершенно очевидным являлось то, что под пристальным взглядом незнакомцев девушка не сможет сыграть и ноты. Может быть, улизнуть, а позже придумать какое-то оправдание? В этот раз получится, но не может же она вечно прятаться и искать отговорки.

В конечном счёте, Арлетт и Леони просто не захотят больше дружить с ней, а лишиться их Моник не желала. С грустью вздохнув, подперев ладонью щеку, девушка перевела взгляд к воротам, где вчера стояли парни, один из которых приветливо помахал ей. Перед глазами вдруг возник его образ, размытый силуэт с копной светлых кудрявых волос. Интересно, где этот парень сейчас? Чем занят? Возможно в эту самую минуту незнакомец так же, как и Моник блуждает взглядом по двору, вспоминая ее образ в окне.

Нет, скорее всего, парню нравятся такие девушки, как Жюли – красивые, ухоженные, знающие чего хотят от жизни и каждого дня, идеальные. Моник бросила взгляд на Жюли, сидевшую в пол-оборота и подмигивающую друзьям, пока учитель отвлёкся, записывая что-то на доске. Никто не захотел бы встречаться с тем, кого пытается убить собственная тень, кто сам себе наносит вред и кому ненавистно само существование. Лишь тот, кто сломлен сильнее, чем она, либо достаточно отважный для подобного подвига, либо слишком глупый, но когда одно мешало другому? И все же разве желать любви – преступление, даже для таких существ? Может только одно это чувство, объединяющее магнитом осколки разбитых сердец воедино, способно все исправить. Может быть, достаточно для счастья одного бьющегося сердца на двоих?

***

Именуемый музыкальным клубом кабинет, практически не отличался от остальных, разве что казался просторнее из-за меньшего количества мебели. Вместо учительской парты стояла трёхногая доска с изображёнными от руки нотами и стул, развёрнутый к ученикам спинкой вперёд, а восемь узких парт разбросаны по комнате согласно инструментам, должным звучать определённым образом, будто в настоящем оркестре. Молодой грузный мужчина ходил из угла в угол, рьяно жестикулируя перед студентами, когда Арлетт Пинар, Леони Шарбонно и Зоэ-Моник Гобей вошли в кабинет. Свободных стульев оказалось два, но девочек это не смутило. Леони пропустила вперёд Моник, уступив ей свое место на последней парте в конце клуба, аргументировав тем, что для игры на скрипке необходим хороший слух и две руки, а плоский от постоянного сидения зад еще никого не украшал.

Арлетт заняла место впереди, ближе к учителю, чуть развернувшись вместе с партой, чтобы своим ростом не перекрывать обзор позади сидящим, но девушка сделала это, даже не смутившись, словно в клубе можно было чувствовать себя собой без стыда. Месье Тибо не обратил внимания продолжая рассказывать всем присутствующим о предстоящем мероприятии, в котором они обязаны выступить всем коллективом. Его глаза сияли от предвкушения, мужчина то и дело поправлял падающую на глаза тёмную челку, взмокшую от пота.

Зоэ-Моник не знала, стоит ли ей представиться первой, или же об этом поведают учителю подруги, поэтому предпочла молча разглядывать присутствующих. За первыми партами сидели две девушки, почти девочки, с круглыми лицами-сердечками, будто близняшки, Арлетт с затаённой улыбкой бросала взгляды на парня напротив, который, к слову, сосредоточенно смотрел в упор на учителя, возможно мероприятие волновало его сильнее остальных. Парень казался старше всех присутствующих, тусклые чёрные волосы несмелыми волнами касались плеч, а щетина уже тронула подбородок. В этот момент у самого уха Моник раздалось:

– Оо, ты тоже видишь это, правда? Мне кажется, уже весь клуб знает о симпатии Арлетт к этому вампиру, и только он загадочным образом остаётся в неведении. Fais chier!*

Леони тихо выругалась, скрестив руки на груди, продолжая сверлить взглядом затылок вампира.

– А кто это? Может Арлетт стоит самой подойти к нему?

Подруга одарила Моник уничижительным взглядом, будто та произнесла редчайшую в своей жизни глупость.

– Да Арлетт быстрее согласится продать собственную печень, чем подойти к нему на сто метров ближе. Она влюблена в Беньямина с той самой минуты, как он переступил порог клуба. Говорят, он не местный, приехал с матерью погостить у родни. Кстати, они тоже прибыли из Венгрии, как и ты. Вы раньше точно не пересекались?

Пришел черёд Зоэ-Моник отразить полный негодования взгляд Леони, помотав головой.

– В Венгрии у меня не было друзей. Я даже училась дома из-за тяжёлого положения страны.

Подруга задумчиво кивнула, принимая ответ. В это время голос учителя смолк, и все присутствующие обернулись, взглянув на Леони и Моник. Месье Тибо радушно улыбнулся, при этом глаза его сделались практически невидимыми от поднявшихся вверх щек.

– Леони, не познакомишь и нас с твоей новой подругой, чтобы не только ты смогла бы насладиться общением с ней.

– Конечно. Это Зоэ-Моник, она приехала к нам из Венгрии. Великолепно играет на гитаре и будет счастлива присоединиться к коллективу. Мы как раз недавно лишились одной партии, ведь так, месье Тибо?

– Все верно, мисс Леони. Однако все это мне бы хотелось услышать от самой Зоэ-Моник.

Мужчина подставил стул поближе к себе, опустившись на него и сложив локти на спинку, не переставая улыбаться. Моник почувствовала, как взгляды собравшихся в клубе прожигали дыры в теле и лице. Закусив уголок нижней губы, она поднялась с места, сжав перед собой в руках чехол гитары.

– Стесняешься. Я понимаю. Но знаешь что, в нашем клубе совсем необязательно говорить словами, все нужное за тебя нам скажет музыка. Мне бы хотелось послушать, если ты не против. Хм-м-м, Югетт начни, пожалуйста, Жака Оффенбаха – «Орфей в аду»*. Если эта оперетта тебе не знакома, то просто подыграй ребятам так, как возжелает сердце. Здесь мы говорим исключительно на языке любви к музыке, дорогая.

Моник Гобей медленно расчехлила гитару, наблюдая за тем, как одна из близнецов подминая подол пышного платья, присела за пианино. Сначала медленная мелодия полилась рекой, звуки пианино дополнила гитара, флейта, заревели скрипки. Когда голос подали контрабас и губная гармошка, песня разом переменилась, напоминая резвый канкан, раззадоривая студентов.

Леони поддерживая мелодию, прошла вдоль рядов, скрипка из её рук грозилась упорхнуть, так быстро смычок танцевал по утонченному инструменту. Не смея усидеть на месте, большинство музыкантов встали, наслаждаясь получившейся симфонией. Медленно выдохнув, прислушиваясь к вибрации внутри, разносившей ноты вместе с движением крови по венам, Моник погладила гитару кончиками пальцев, будто этим жестом спрашивая разрешение.

Когда инструмент дал утвердительный ответ, музыка дополнилась еще одной гитарой, привнося комичности произведения лирическую ноту. Девушка закрыла глаза, позволив себе полностью раствориться в волшебном единении голосов, какофонии звуков, рождаемых под умелыми пальцами, совершенно не замечая, что гитара, которую она держала на одном колене, начала сиять ярче самого небесного светила, окутывая светом не только силуэт Зоэ-Моник, но всех и каждого, слившегося в унисон оркестра существа.

Лишь месье Тибо был внимательнее других, с разинутым ртом следя за увеличение ореола золотистого сияния, пока оно не захлестнуло и мужчину, щедро наделив опьяняющий негой. То, что сейчас чувствовала Моник Гобей, приумножилось в сердцах всех остальных. Она бы заметила явление собственного дара, открыв глаза в нужный момент, но не сделала этого до окончания мелодии, и только раздавшиеся внезапно аплодисменты пробудили ее от забвения.

– Браво, браво, друзья! C'est magnifique*! Зоэ-Моник, ты просто обязана принять участие в конкурсе вместе с нами! Можешь выступать одна или с кем-то из труппы, но ты не можешь отказаться!

Не скрывая улыбки, глядя в лучезарные лица учеников, громко хлопающих друг другу, Моник вторила им, ощущая, как все же приятно быть самой собой. Месье Тибо блестел, как начищенный пятак от пота и радости, выплескивающейся через край, и эти эмоции вселяли уверенность в Зоэ-Моник Гобей. Она даже всерьез задумалась над тем, чтобы поучаствовать в каком бы то ни было конкурсе, но сначала требовалось обговорить этот шаг с родителями и найти союзницу в лице одной из подруг. Только лишь вампир, покоривший сердце Арлетт, сверлил девушку напряженным взглядом карих глаз, полуобернувшись, по-прежнему сохраняя сосредоточенное выражение лица, хоть ладони его и соприкасались.

В кабинете вдруг стало нестерпимо душно, Моник решила подождать девочек в коридоре, и, застегнув молнию на чехле, направилась к выходу, будучи к нему ближе остальных, но у самых дверей почувствовала, как кто-то схватил ее за запястье. Весь воздух будто вышибли из легких, когда Моник Гобей увидела, что перед ней стоит парень, чей облик казался смутно знакомым. Незнакомец был выше девушки на целую голову, уверенно расправив широкие плечи, он не слишком сильно, но значительно сдавил пальцами руку Моник, не отпуская. Копна светло-русых кудрей обрамляла лицо с острым подбородком, отдельные завитки челки падали на брови, под которыми на девушку внимательно смотрели два черных, как дно колодца, зрачка, неотделимых от радужки.

Моник сглотнула, боясь пошевелиться, находясь во власти этих глаз, поглощающих все естество девушки, будто она самовольно ступала в смольные воды болота, погружаясь глубже с каждой долей секунды. И тут парень сделал то, чего Зоэ-Моник совсем не ожидала – усмехнулся, опустив голову в притворном смущении, отпуская ее руку. Возле угольных омутов его глаз мгновенно образовались морщинки, а щеки перерезало продольными ямочками. Неужели это тот самый парень, что махал ей у ворот вчера? Как вышло, что она не заметила его сразу?

– Прости, не собирался пугать тебя. Только хотел сказать, пока ты не ушла, что имел удовольствие насладиться твоей партией. Хорошо играешь.

– С-спасибо...

Зоэ-Моник чертыхнулась про себя, ругаясь на не вовремя предавший ее голос. Щеки вспыхнули от смущения и стыда, она знала, что выглядит глупо, но ничего не могла с собой поделать. Парень вновь неловко усмехнулся, будто ожидал от Моник большей многословности, но, по-видимому, ошибся.

– Что ж. Увидимся, Зоэ-Моник.

Мигнув в последний раз ямочкой на щеке, парень осторожно протиснулся мимо Моник к выходу. Девушка легким движением заправила карамельную челку назад, выругавшись уже вслух. «Это же надо быть такой идиоткой», – кляла она себя, похожая на заезженную пластинку, пока Арлетт и Леони не подбежали, хватая ее за руки и дергая, словно театральную марионетку.

– Чего хотел от тебя Эрве?

– Эрве? Да ничего такого...

Переспросила Моник, разворачиваясь к открытым дверям, через которые выходили студенты, в попытке застать в дверях теневое эхо парня или видимые лишь ей следы.

– Эрве Дюшарм. Перевелся к нам совсем недавно. Ходят слухи, что раньше учился в частной школе, но из-за поведения его оттуда выгнали. Маман Эрве была в бешенстве, и отправила его сюда в ссылку.

Перебила подругу Арлетт, гладя свою правую руку, не сводя взгляда с Беньямина, разговаривающего с учителем. Леони кивнула, подтверждая слова подруги, и подхватывая под руки Арлетт и Моник, подтолкнула обеих к выходу.

– Но лучше не связывайся с ним, каким бы обаятельным он не казался. Примерным поведением Эрве и у нас не отличается. А уж я-то знаю толк в таких парнях. Мой папаша давно выбил из меня и матушки всю дурь, так что лучше вы, девочки, станете самой большой любовью в моей жизни.

Звонкий смех и объятия подруг, заставили Зоэ-Моник Гобей забыть на миг обо всем на свете.

Оборот речи, означающий того, кто рано встает, во французском языке, может использоваться как «ранняя пташка».

С франц. сленга дословно «лицо в заднице».

Пьеса французского Шекспира XVII век – Жана Батиста Мольера. Комедия, направленная против духовенства.

Черт возьми! (пер. с франц.)

Скандальная оперетта известного французского композитора.

Великолепно (пер. с франц.)

Глава 4

Попрощавшись с подругами, Зоэ-Моник с опаской выкатила велосипед на дорогу, услышав странный рокот, похожий на внутриутробное рычание дикого зверя, чтобы посмотреть принадлежит ли звук к реальному миру, или сновидения окончательно сломали завесу, пробравшись в явь. Мимо пронёсся металлический вороной конь, но поравнявшись с девушкой, время будто замедлилось, являя под шлемом карие глаза, внимательно ее изучающие.

Беньямин, оседлав мотоцикл, рванул в ту же сторону, куда собиралась ехать Моник, оставляя после себя смерч из пыли и дорожку быстро рассеивающегося сизого дыма. Ярко-красные фары осветили путь до поворота в сгущающихся сумерках, радовало то, что до фермы оставалось всего ничего, а небо было покрыто голубыми и оранжевыми пятнами, сохраняя видимость.

Въезд в Локронан освещали газовые фонари, дорога была пуста, даже одиноких путников, ищущих приют на ночь, не наблюдалось, однако девушка понадеялась, что редкие существа встретятся ей в городе. Ехать одной среди множества теней не виделось хорошей затеей. Мысли невольно вернулись к прошедшему дню, тому хорошему, что успело случиться.

Трудно поверить, но Моник так легко приняли в музыкальный клуб, куда совсем недавно не хотелось идти вовсе, и именно это место подарило ей невероятные чувства, сравнимые лишь со столь желаемым долгожданным подарком на день рождения. Знакомство с Эрве возникло перед глазами живо и переживательно, словно Зоэ-Моник заново проходила через него в данную секунду, когда ноги самовольно крутили педали, не полагаясь на просочившееся в фантазии сознание. Несмотря на то, что наверняка она предстала пред парнем в не лучшем свете, радовалась свершившемуся факту.

Перебирая воспоминания до мелочей, Моник не заметила, как ее губы растянулись в улыбке. Минуя магазинчики и лавки, в которых уже не горел свет, девушка заметила трех старушек, болтающих под прожектором фонаря, образуя незавершённый круг. Завидев счастливую молодую девушку, они повернулись, провожая ее взглядом. Что-то в хрупких фигурках женщин смутило Моник Гобей, холодок пробежал по загривку, и, отъехав на достаточное расстояние, она обернулась. Старухи по-прежнему не сводили с нее пристального взгляда, медленно обнажая в оскале желтые, наполовину сгнившие зубы, будто имитируя мимику девушки.

Седые волосы, выбившиеся из-под платков, развивались в едва ощутимых порывах ветра, напоминая тонкие сухие оболочки червей, молящие о спасении. Сердце Зоэ-Моник грозилось прорвать грудную клетку от поразившего страха, она закрутила педали, сколько было сил, чтобы поскорее убраться подальше от странных женщин или наваждения, созданного богатой фантазией, благодаря тусклому свету и играм теней. В любом случае, захотелось оказаться в доме прямо сейчас, рядом с родителями, где находился небольшой, но тихий островок безопасности.

Выезжая на дорогу, ведущую прямиком к ферме, Моник ещё раз убедилась, что за ней никто не следует, и немного сбавила темп. Дыхание сбилось, от резвой езды ноги налились свинцом, но до домика, силуэт которого четко вырисовывался на фоне грязно-желтого горизонта, оставались считанные минуты. Ветер лавировал между стеблями кукурузы, шурша и поднимая усталые листья; в полумраке поле напоминало армию перекошенных бойцов, чьи шарниры забыли смазать, и они застыли в позах, сохранившихся в памяти последними. Днем казалось, листья кукурузы желают проявить сострадание, укрыть путника от злосчастного солнца, а ночью обвить шею и не отпускать, пока из горла не вырвется предсмертный хрип.

Одежда липла к телу, вызывая скованность движений, дуновение ветра гнало мурашки по коже, но Зоэ-Моник стараясь не поддаваться нарастающей панике, крутила педали по накатанной тропинке. Внезапный глухой стук падения о землю, заставил девушку вздрогнуть и обернуться, но вокруг по-прежнему ничего не было. Возможно, один из початков перестав бороться, сдался и сгинул в рыхлой земле, а может ночные животные среди зарослей кукурузы выбрались на охоту. Успокаивая себя подобными мыслями, Моник всматривалась в густо усаженное поле.

Звук падения повторился, ему вторил следующий, и еще, напоминая топот детских босых ног, девушке показалось, что меж рядов мелькнул чей-то силуэт. Едва ли в такой час хоть какой-нибудь взрослый отпустил бы свое дитя блуждать по чужому полю, с другой стороны, кто знает, может такое поведение норма для жителей коммуны. Хотелось закричать, ответно напугав незваного гостя, но что если вместо ожидаемого результата, Моник привлечет к себе не нужное внимание.

Сердце отдавалось пульсацией в висках, ноги начали дрожать; левая ступня вдруг съехала с педали, и девушка чуть не упала с велосипеда, вовремя обретя равновесие. Силуэт замер без движения, Зоэ-Моник на миг подумалось, что все это ей только кажется, как вдруг темная фигура пошла рябью, от нее отделились ещё две точно такие же вытянутые тени. Девушка вскрикнула, набирая скорость, не переставая следить за дорогой и одновременно держать в поле зрения три фигуры, быстро мчащиеся между кукурузных стеблей, громко шуршащих сухой зеленью. Впереди с поля ведет только одна тропинка, разделяя кукурузу на огромные квадраты; кто бы ни был по ту сторону, Моник обязательно увидит это существо в не ярком свете заката.

Дрожь внутри усилилась, когда девушка неизбежно начала приближаться к тропинке, на которой не оказалось никого. Все звуки разом смолкли, словно ничего и не было. Ища глазами затерявшиеся в кукурузе силуэты, беспощадно играющие с ней, Моник ощутила, как паника сдавливает горло, сжимает виски до боли. Тихое змеиное шипение в оглушительной тишине громом раздалось у самого уха, Зоэ-Моник резким движением повернула голову и задохнулась от страха, потонув в собственном крике.

Три существа, тонкими фигурами и выпуклостями грудей напоминающие женщин, разинули беззубые рты и тянули скрюченные пальцы к девушке. Ни одно живое существо не могло выглядеть так, от осознания этого, ужас окатывал ледяной водой.

Безликие, иссохшие, уродливые, словно обтянутые истлевшей, пропитанной слизью тканью, кости, распростерли руки с острыми когтями, принимая в объятия Моник Гобей. Инстинктивно зажмуриваясь, отпуская руль, чтобы оттолкнуть существ руками, девушка проехала сквозь их призрачные тела, тотчас обратившиеся в дымку. Велосипед проехал еще немного, прежде чем повалился на бок, сбросив с себя наездницу прямиков в грязь.

От удара о камень головой из рассеченного виска стекла тонкая струйка крови, но девушка рывком села, и, несмотря на головокружение, отталкиваясь стопами и ладонями, поползла к забору. Держась за калитку, Моник поднялась на колени, еще дрожа от страха; все закончилось, силуэты исчезли, вернулись туда, откуда пришли. На долю секунды, девушка подумала о том, что если бы они хотели ее убить, то сделали бы это незамедлительно, но те лишь открывали рты, двигая губами, словно рыбы, выброшенные на берег, протягивали руки, желая то ли на что-то указать, то ли произнести нечто, чего Моник не смогла бы понять. Что заставило существ отступить? Неужели дар девушки проявлялся именно в изгнании теней, или настоящая причина была пока сокрыта от нее? Почему именно здесь, в Локронане, на родине отца, они решили играть по-крупному?

Поднявшись по лестнице, Моник простонала от боли, взглянув на разорванную ткань на колене. Радовало то, что велосипед при падении остался цел; девушка оставила его у калитки, думая только о том, что скажет родителям, как объяснит свой потрёпанный внешний вид. Очевидно, вновь придётся врать, вряд ли Элайн и Эгон поверили бы правде. Да и о какой правде может идти речь, если Зоэ-Моник и сама не знала, в чем та заключена.

Взявшиеся из ниоткуда призраки взбеленились и напали на нее? Сумасшествие, и только. Они жили не в том мире, где бестелесные полупрозрачные субстанции перемещаются в воздухе по собственной воле, творят, что вздумается, а после возвращаются под крыло к Господу, как пишут во многих фантастических романах. Моник претила сама мысль о существовании подобного. Первую и последнюю такую книгу, взятую в библиотеке, девушка тотчас вернула, карандашом на полях набросав утвердительные заметки о невозможности изложенного. Матушка и отец с детства втолковывали ей, что души существ крепко-накрепко привязаны к мирскому телу, а после смерти обращаются в чистилище, ожидая своей участи. И лишь могущественная сила смогла бы вытащить душу, чтобы впоследствии использовать ее энергию для различных целей, к слову, не всегда благочестивых. Родители знали об этом не понаслышке, когда-то давно в далёком прошлом, им пришлось побороться за свою жизнь, развязав межклановую войну.*

Элайн, увидев дочь, ахнула и подскочила с места, бросив штопать одну из одежд Эгона.

– Господи боже, что с тобой стряслось?!

На оклик женщины, Эгон Гобей вышел из спальни, держа в руках старый механизм; его руки по локоть были в мазуте.

– Ничего страшного, просто упала с велосипеда. Налетела на что-то, видимо, коварный камень переходил дорогу в неположенном месте.

Нелепо хихикнув, тут же шикнула, поморщившись Моник, когда матушка пробежала ледяными пальцами по ее лицу. Никто из родителей даже не улыбнулся, Эгон и вовсе поджал губы, проницательным взглядом окидывая дочь.

– На какой скорости ты, должно быть, летела, чтобы камень смог выбить тебя из седла?

Уточнил мужчина, кладя на стол механизм, рядом с шитьём Элайн, скрещивая руки на груди.

– Я... Гм... Мне показалось, что я кого-то видела на кукурузном поле и немного испугалась.

Лицо Эгона Гобея стало напряжённым; его дочь давно не маленькая, чтобы бояться темноты или выдумывать монстров, однако вампир начал забывать, долгие годы пребывая в сверхъестественной суете, что помимо мира фантазий существует действительность, наполненная не менее ужасными, вполне реальными вещами. Словно в подтверждение сказанных девушкой слов, на первом этаже что-то загромыхало, упав. Возможно, то были свиньи, опрокинувшие металлические поилки и кормушки, но страх в глазах дочери заставил Эгона задуматься и над другим стечением обстоятельств.

– Схожу посмотреть, что там.

Элайн кивнула на слова супруга, сжав подбородок дочери, вынуждая ту посмотреть на нее. Моник задрожала, крепко сжав пальцами рукав платья на запястье матери, боясь, что и она сейчас уйдет. Три уродливых существа вернулись за ней из преисподней?

– Все хорошо, слышишь? Мы с папой не дадим тебя в обиду. Пойди, прими ванну, детка, а потом обработаем раны. Я спущусь, помогу Эгону.

Зоэ-Моник хотела начать умолять Элайн остаться с ней, не оставлять ее один на один со страхом, но не посмела, с трудом отпустив ткань одеяния матери. Жуя нижнюю губу, девушка понимала, что для таких существ нет преград в виде стен и дверей, а значит, нет и спасения. Зачем силуэты являются ей, почему пугают? Нельзя ли принять иной, менее ужасающий облик, чтобы сообщить все, что необходимо? В действительности ли существа желали что-то поведать, Моник сомневалась, а проверять свою теорию не было никакого желания.

Уже почти зайдя в комнату, девушка услышала легкий стук во входную дверь. Если это были бы родители, стучать бы не стали, тогда кто в такой поздний час мог прийти на ферму? Может это снова Анн-Мари, странная соседка, которой не писаны правила приличия? Удержавшись от желания впустить гостя, девушка плотно закрыла дверь комнаты, приникнув к дереву затылком.

Проведя рукой по волосам, Моник направилась в ванную, набрать горячей воды, в которой она так нуждалась. Сбросила грязное пальто на пол, следом полетели и остальные испорченные падением вещи. Оставшись в одном нижнем белье, в ожидании, когда воды будет достаточно, девушка села на кровать, обняв колени. Стук каблуков в коридоре, заставил ее поднять голову. Шарканье обуви продолжилось, будто кто-то хромал, волоча за собой одну ногу, второй громко переступая по бетонному полу.

Моник ощутила, как по коже забегали мурашки; едва ли призраки могли бы издавать подобные звуки. Она спустилась с кровати, и легла на пол, заглядывая в щель под дверью. Чья-то тень двинулась в сторону спальни родителей, а через несколько минут подобралась вплотную к комнате Моник, застыв у порога. Девушка зажала рот ладонями, чтобы ее сбивчивое дыхание ночной гость не услышал, и в этот момент хлопнула входная дверь, раздался возмущенный голос матери.

– Что вы здесь делаете?! Кто вы такой?!!

Тень отплыла от двери, позволяя Зоэ-Моник Гобей выдохнуть. Накинув длинный до щиколоток непрозрачный пеньюар кремового цвета, девушка распахнула дверь, едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть. К ней обернулся гость, чья половина лица, словно побывала в пасти у дьявола. Обожженная, она являла собой поистине отвратительное зрелище. Глаз в той части лица был белесый, незрячий, но воззрился на Моник так, будто видел больше положенного.