Текст книги "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих"

Автор книги: Джорджо Вазари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 156 страниц) [доступный отрывок для чтения: 55 страниц]

Жизнеописание Берны, сиенского живописца

Если бы у тех, кто стремится достичь превосходства в какой-либо доблести, не обрывалась весьма часто нить жизни в лучшие годы, не подлежит и сомнению, что многие таланты достигли бы той ступени, которая наиболее желательна и для них, и для мира. Однако краткость человеческой жизни и суровость разнообразных случайностей, надвигающихся со всех сторон, отнимает их у нас порой слишком рано, что явно видно по бедняжке Берне, сиенцу, который, хотя и умер юным, тем не менее оставил столько работ, что кажется, будто жил весьма долго, и оставленные им работы таковы и выполнены так, что вполне убеждают нас в том, что он стал бы живописцем превосходным и редкостным, если бы не умер так рано.

В Сиене можно видеть в двух капеллах Сант Агостино несколько его небольших историй с фигурами, выполненных фреской; в самой же церкви на стене, разрушенной перед тем как выстроить там капеллы, была изображена история юноши, ведомого на судилище, выполненная так прекрасно, как только можно себе представить, ибо видны в ней были бледность и страх смерти, выраженные столь правдиво, что художник заслужил за это высшую похвалу. Возле названного юноши находился утешающий его монах, очень выразительно и хорошо выписанный и исполненный, и вообще все в этой работе было выполнено столь живо, что казалось, будто Берна представил себе этот ужаснейший случай таким, каким он и должен был быть, а именно полным злейшего и жестокого ужаса, ибо он изобразил это кистью столь хорошо, что если бы это случилось в действительности, то большего впечатления не произвело бы.

В городе Кортоне он расписал также кроме многих других вещей, рассеянных во многих местах этого города, большую часть сводов и стен церкви Санта Маргерита, той, где теперь монахи-цокколанты.

Из Кортоны он отправился в 1369 году в Ареццо, как раз когда для Тарлати, бывших синьоров Пьетрамалы, закончил в этом городе монастырь и здание самой церкви Сант Агостино сиенский скульптор и архитектор Моччо. В малых нефах церкви многие граждане выстроили капеллы и гробницы для своих семейств, Берна же написал там фреской в капелле св. Иакова несколько небольших историй из жития этого святого, а главное – весьма живо историю ростовщика Марино, который, продав из жадности к деньгам душу дьяволу, в чем дал собственноручную расписку, обращается к св. Иакову, дабы тот освободил его от этого обещания, дьявол же показывает ему расписку и напирает на него изо всех сил. Во всех этих фигурах Берна выразил с большой живостью движения души, в особенности же на лице Марино, с одной стороны, страх и, с другой, – веру и уверенность, внушаемые св. Иаковом, подающим ему надежду на спасение, хотя насупротив стоит дьявол, мерзкий на диво, который быстро бормочет и предъявляет свои доводы святому, а тот, доведя Марино до крайнего раскаяния в грехе и данном им обещании, спасает его и обращает к Богу. Та же история, как рассказывает Лоренцо Гиберти, была выполнена тем же художником в Санто Спирито во Флоренции до пожара церкви в одной из капелл Каппони, посвященной св. Николаю. После же этой работы Берна написал в Аретинском соборе для мессера Гуччо ди Ванни Тарлати из Пьетрамалы в одной из капелл большое Распятие с Богоматерью, св. Иоанном Евангелистом и св. Франциском, выражающими величайшую скорбь, а также св. Архангела Михаила с такой тщательностью, что это заслуживает похвалы немалой, в особенности же за столь хорошую сохранность, что кажется, будто сделано лишь вчера. Ниже изображен названный Гуччо, преклонивший колени в полном вооружении у подножия креста. В приходской церкви того же города он работал в капелле Паганелли над многими историями из жития св. Иоанна Евангелиста, изобразив в некоторых фигурах самого себя и многих благородных друзей своих из этого города. Возвратившись после этих работ к себе на родину, он написал на дереве много картин больших и малых, но пробыл там недолго, ибо, будучи приглашен во Флоренцию, расписал в Санто Спирито капеллу св. Николая, о чем упоминалось выше, за что был весьма прославлен, и другие вещи, также уничтоженные злосчастным пожаром этой церкви.

В Сан Джиминьяно ди Вальдэльза он расписывал фреской в приходской церкви несколько историй из Нового Завета и, когда уже весьма быстро приближался к их завершению, странным образом упал с подмостьев на землю, получил внутреннее сотрясение и разбился так сильно, что, по прошествии двух дней, к большему ущербу для искусства, чем для себя, ибо сам он ушел к лучшим местам, отошел из этой жизни. И в вышеназванной приходской церкви санджиминьянцы, оказав ему, большие почести при погребении, соорудили для его останков почетную гробницу, прославляя его после смерти так же, как и при жизни, и в течение многих месяцев вокруг его гробницы непрерывно прикреплялись эпитафии на латинском и народном языках, ибо люди этой местности от природы склонны к словесности. Таким образом, честные труды Верны получили надлежащее вознаграждение, ибо перьями своими его прославили те, кого он почтил своей кистью.

Джованни из Ашано, воспитанник Верны, довел до совершенства то, что было не закончено Верной; он выполнил и в Сиене в Спедале делла Скала несколько живописных работ, а также и во Флоренции в старых домах Медичи еще несколько, благодаря чему имя его стало весьма известным.

Работал Берна-сиенец около 1381 года. А так как, помимо того, что сказано, Берна и рисовал весьма бойко и был первым, кто начал хорошо рисовать животных, о чем свидетельствует выполненный его рукой лист в нашей Книге, весь покрытый дикими зверями разных стран, он заслуживает величайшего восхваления, и да будет имя его почтено художниками. Был у него также ученик Лука ди Томе, сиенец, который в Сиене и по всей Тоскане расписал много и, в частности, доску и капеллу семейства Драгоманни в Сан Доменико в Ареццо; капелла эта, немецкой архитектуры, весьма хорошо украсилась названными образами и фресками, созданными рукой, умом и талантом сиенца Луки.

Жизнеописание Дуччо, сиенского живописца

Изобретателям каких-либо важных вещей принадлежит без сомнения наибольшее место в писаниях, выходящих из-под пера историка; и происходит это потому, что первые изобретения благодаря привлекательности всякой новизны обращают на себя больше внимания и вызывают большее удивление, чем все улучшения, вносимые в вещи позднее теми, кто доводит их до последнего совершенства. Ведь если бы каждая вещь никогда не имела своего начала, то никогда не улучшалась бы и ее середина, а ее конец не обладал бы наилучшими качествами и дивной красотой.

Поэтому и Дуччо, высоко ценимый сиенский живописец, и заслужил похвалы отдаленного потомства за то, что, выкладывая пол Сиенского собора, он положил начало мраморной инкрустации фигур со светотенью, из чего новые художники делают чудеса, какие мы видим ныне. Он начал с подражания древней манере и с весьма здравым смыслом придал фигурам благообразные формы и превосходнейшую выразительность, несмотря на трудности этого искусства. Подражая живописным работам, исполненным светотенью, он собственноручно наметил и нарисовал разбивку названного пола; в соборе же он выполнил доску, которая тогда была поставлена на главный алтарь, позднее же уступила место табернаклю Св. Причастия, который и теперь там находится. На доске этой, как пишет Лоренцо ди Бартоло Гиберти, было изображено Венчание Богородицы, выполненное как бы в греческой манере, но с большой примесью нового; а так как названный главный алтарь был открыт со всех сторон, она была расписана сзади так же, как и спереди, причем с задней стороны с большой тщательностью Дуччо изобразил все главнейшие истории из Нового Завета с малыми и очень красивыми фигурами. Я пытался выяснить, где эта доска находится теперь, но, несмотря на все вложенное мной прилежание, мне не удалось ни разыскать ее, ни узнать, что сделал с ней скульптор Франческо ди Джорджо, когда он отделывал этот табернакль бронзой и мрамором, которыми он теперь украшен. Дуччо выполнил также для Сиены много досок на золотом поле и одну во Флоренции для Санта Тринита с изображением Благовещения.

Написал он затем весьма много вещей в Пизе, в Лукке и в Пистойе для разных церквей; все они получили высокое одобрение и принесли ему известность и пользу величайшую. В конце концов осталось неизвестным, где этот Дуччо умер и оставил ли родственников и учеников и какое-либо имущество. Достаточно и того, что в наследство он оставил изобретенное им искусство живописи в мраморе светотенью, ибо и за такое благодеяние в искусстве он заслуживает одобрения и похвалы бесконечной и его безусловно можно причислить к тем благодетелям, кои вносят в занятие наше еще больше радости и красы: ведь открывший тайну редкостного изобретения всегда оставляет о себе память наряду с изобретателями других удивительных вещей.

В Сиене говорят, что Дуччо в 1348 году представил проект капеллы, что на площади перед фасадом главного палаццо. Можно прочитать, что жил в его времена и был его земляком Моччо, толковый скульптор и архитектор, выполнивший много работ по всей Тоскане, и главным образом в Ареццо, в церкви Сан Доменико, мраморную гробницу для одного из Черки. Гробница эта служит подножием и украшением для органа названной церкви, и пусть тот, кому она покажется работой не очень хорошей, вспомнит, что сделал ее мастер, еще будучи юношей, в 1336 году, и потому следует признать ее работой толковой. Тот же Моччо служил в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре помощником архитектора и скульптором и выполнил для этого строительства несколько вещей из мрамора, а в Ареццо он придал церкви Сант Агостино, которая была небольшой по размерам, тот вид, в каком она существует и ныне, на средства наследников Пьеро Сакконе де'Тарлати, согласно распоряжению, сделанному им перед смертью, последовавшей в Биббиене, в Казентинской земле. Выводя эту церковь без сводов и опирая крышу на арки колонн, Моччо подвергал ее большой опасности и действовал поистине слишком смело. Он же построил церковь и монастырь Сант Антонио, который до осады Флоренции находился у Фаэнцских ворот, ныне же совершенно разрушен; ворота Сант Агостино в Анконе он украсил многими скульптурными фигурами и украшениями наподобие тех, что на воротах Сан Франческо в том же городе. В упоминавшейся церкви Сант Агостино он сделал также гробницу брата Дзеноне Виджиланти, епископа и генерала ордена св. Августина, и, наконец, он же выстроил лоджию де Мерканти в том же городе, которая позднее по разным причинам получила многие улучшения в новом духе и украшения всякого рода. Все эти вещи по нашим временам весьма посредственны, однако, по разумению людей тогдашних, они были весьма достойны восхваления. Вернемся, однако, к нашему Дуччо: работал он в 1350-х годах после Рождества спасения нашего.

Жизнеописание Антонио Венециано, живописца

Многие из тех, кто, оставаясь в своем отечестве, где они родились, терзались бы укусами чужой зависти и угнетались бы тиранией сограждан, удаляются оттуда и, избрав родиной другие места, находят там признание и вознаграждение своим достоинствам, там и создают свои творения, стремясь к превосходству, дабы в известной степени отомстить тем, кем были оскорблены, и становятся там весьма часто людьми великими, тогда как, скромно живя у себя на родине, не поднялись бы, возможно, в искусстве своем выше посредственности.

Антонио, венецианец, отправившийся во Флоренцию вслед за Аньоло Гадди для изучения живописи, научился хорошим приемам работы в такой степени, что флорентинцы не только ценили его и любили, но и баловали очень сильно и за это достоинство, и за другие хорошие его качества. И вот пришла ему охота показать себя в своем городе, дабы пожать хоть какие-нибудь плоды от лишений, им перенесенных, и он возвратился в Венецию. Там он получил известность за многое, выполненное им фреской и темперой, и Синьория ему поручила расписать одну из стен зала Совета, что он и выполнил столь превосходно и с таким величием, что должен был бы получить по заслугам почетную награду; однако соперничество или, скорее, зависть художников и благосклонность, оказывавшаяся некоторыми дворянами другим чужеземным живописцам, стали причиной того, что дело вышло по-иному. Поэтому пораженный и потрясенный бедняжка Антонио счел за лучшее вернуться во Флоренцию с намерением никогда не возвращаться больше в Венецию и твердо решил, что родиной его будет Флоренция.

Обосновавшись, таким образом, в этом городе, он написал в арочке во дворе монастыря Санто Спирито Христа, отзывающего от сетей Петра и Андрея и Заведея с сыновьями. А под тремя арочками работы Стефано он написал историю чуда Христа с хлебами и рыбами, вложив в нее любовь и тщательность бесконечную, что явственно обнаруживает фигура самого Христа, в лице и виде которого выражается его сострадание к народу и пыл любви, с которой он делит хлеб. Подобным же образом в прекраснейшем телодвижении проявляются чувства одного из апостолов, который сильно утомился, раздавая хлеб из корзины. На этом примере всякий, кто причастен искусству, может научиться, что всегда следует писать фигуры таким образом, чтобы казалось, будто они говорят, ибо в противном случае они ценности не имеют. То же самое доказал Антонио и на внешнем фронтоне небольшой историйкой о манне небесной, выполненной с такой тщательностью и завершенной с таким прекрасным изяществом, что поистине может назваться превосходной. После этого он выполнил в Сан Стефано у Понте Веккио на пределле главного алтаря истории из жития св. Стефана с такой любовью, что не увидишь фигур ни более изящных, ни более прекрасных даже на миниатюрах. В Сант Антонио же у Понте алла Карайя расписал арку над дверью, в наши дни сломанную вместе со всей церковью монсиньором Рикасоли, епископом пистойским, так как она закрывала вид из его домов; впрочем, если бы он этого не сделал, мы все равно были бы теперь лишены этой работы, так как недавнее наводнение 1537 года, о котором говорилось в другом месте, унесло с этой стороны две арки и береговой устой моста, на котором стояла названная небольшая церковь Сант Антонио.

Будучи приглашен после этих работ в Пизу попечительством Кампо Санто, Антонио продолжал там работу над историями из жития блаженного Раньери, святого этого города, начатыми ранее Симоне, сиенцем, в его же духе. В первой части названной работы, выполненной Антонио, мы видим вместе с Раньери, садящимся на корабль, дабы возвратиться в Пизу, большое число фигур, выполненных с тщательностью, среди которых есть и изображения графа Гаддо, умершего за десять лет до того, и Нери, его дяди, бывшего синьора Пизы. Среди названных фигур весьма примечательна также фигура бесноватого: с безумным лицом и искаженными движениями, со сверкающими глазами и оскаленными зубами он так похож на настоящего бесноватого, что невозможно представить себе ни более живой картины, ни большего сходства с натурой. Во второй части, возле вышеназванной, – три поистине прекраснейшие фигуры, дивящиеся тому, что блаженный Раньери показывает дьявола в виде кота на бочке толстому трактирщику, который имеет вид доброго малого и в полном испуге ищет защиты у святого; все они очень хорошо исполнены в отношении расположения фигур, изображения тканей, разнообразия голов и всех других частей. Да и служанок около трактирщика нельзя было написать с большим изяществом, ибо Антонио так изобразил их в удобных одеждах и в положениях, свойственных девушкам, обслуживающим постоялые дворы, что лучше и вообразить невозможно. Равным образом не может доставить большего наслаждения и та история, где каноники Пизанского собора в прекраснейших одеяниях того времени, сильно отличающихся от тех, что приняты ныне, весьма благостно принимают за трапезой св. Раньери, ибо все фигуры написаны с большой наблюдательностью. Далее, там, где изображена кончина названного святого, весьма хорошо выражено не только оплакивание, но равным образом и полет нескольких ангелов, несущих его душу на небо в окружении ярчайшего сияния, исполненного с прекрасной изобретательностью. И также поистине нельзя не подивиться, видя, как духовенство несет тело святого в собор, как поют некоторые священники, ибо в жестах, положениях и движениях людей, поющих на различные голоса, они с удивительным сходством напоминают певческий хор; на этой истории, как говорят, есть изображение Людовика Баварского. Равным образом чудеса, совершаемые Раньери при перенесении его в гробницу, а также и те, что он творит в другом месте, будучи уже погребенным в соборе, были написаны Антонио с величайшей тщательностью: он изобразил там прозревающих слепых, калек, вновь обретающих способность владеть своими членами, одержимых дьяволом, получающих отпущение, и другие чудеса с весьма живой выразительностью. Но среди всех остальных фигур стоит отметить с восхищением человека, страдающего водянкой, ибо с высохшим лицом, с запекшимися губами и раздутым телом он таков, что лучше того, как изображено на этой картине, не может живой человек показать величайшую жажду, испытываемую при водянке, и другие действия этой болезни. Поразительно для тех времен изображено им на этой работе также и судно, гонимое бурей и спасаемое тем же святым, ибо он весьма живо изобразил там все действия моряков и все то, что при подобных происшествиях и бедствиях обычно случается. Одни, не задумываясь, бросают в ненасытнейшее море дорогие товары, заработанные в поте лица, другие бегут принять меры, ибо корабль дал течь, одним словом, все заняты различными Морскими делами, рассказывать о которых было бы долго; достаточно того, что все выполнены с такой живостью и столь прекрасно, что просто чудо. На том же месте, под житием святых отцов, написанных сиенцем Пьетро Лаурати, Антонио очень хорошо изобразил усопших блаженного Уливьеро и аббата Панунцио и многое из их жизни на гробнице, изображенной мраморной. Одним словом, все эти работы, выполненные Антонио на Кампо Санто, таковы, что повсюду и с большим основанием почитаются лучшими из всех, написанных там многими превосходными мастерами в разные времена; ибо, помимо названных особенностей, он все выполнял фреской, ничего никогда не отделывая посуху, и это стало причиной того, что все и поныне сохранилось с такими живыми красками, что может, служа поучением для художников, показать им, какой вред приносит живописи и живописным работам доработка вещей, написанных фреской, другими красками, положенными посуху, как об этом говорилось в теоретической части, ибо вещь несомненнейшая, что фрески стареют и не очищаются временем, будучи покрыты красками другого состава, смешанными с камедью, драгантом, яйцом, клеем и тому подобными вещами, затемняющими то, что находится под ними, и не дающими возможности времени и воздуху очистить то, что было сделано действительно фреской по сырой штукатурке, как это бывает, когда другие краски посуху сверху не накладываются.

После того как Антонио кончил эту работу, которая, поистине заслуживая всяческой похвалы, достойным образом была оплачена ему пизанцами, всегда и впоследствии очень его любившими, он возвратился во Флоренцию, где в Нуволи, за воротами, ведущими в Прато, написал для Джованни дельи Альи в табернакле усопшего Христа со многими фигурами, историю волхвов и весьма прекрасный День судный.

Приглашенный затем в Чертозу, он расписал для Аччайуоли, которые построили этот монастырь, доску главного алтаря, уничтоженную в наши дни огнем по недосмотру причетника этого монастыря, который оставил, повесив его на алтарь, горящее кадило, что и стало причиной того, что доска сгорела, алтарь же позднее был сделан монахами целиком из мрамора, каков он и ныне. Там же над шкафом, находящимся в названной капелле, тот же самый мастер написал фреской весьма прекрасное Преображение Христово. А так как он изучал по Диоскориду, имея к этому большую склонность от природы, науку о травах, ибо ему нравилось вникать в качества и свойства каждой из них, то он и забросил в конце концов живопись и занялся настаиванием и изысканиями лекарственных трав со всяческим рвением. Ставши таким образом из живописца врачом, он долгое время занимался этим искусством. В конце концов от болезни желудка, или же, как говорят другие, леча чуму, он закончил свой жизненный путь семидесяти четырех лет, в 1384 году, когда во Флоренции была страшнейшая чума; и был он не менее опытным врачом, чем прилежным живописцем, ибо приобрел огромнейший опыт во врачевании на тех, кто в случае нужды пользовался его помощью; он оставил по себе в мире отменнейшую славу как в одной, так и в другой области.

Антонио рисовал весьма изящно пером и столь же хорошо светотенью, и некоторые листы его работы в нашей Книге, где он изобразил арочку Санто Спирито, относятся к лучшим того времени. Учеником Антонио был флорентинец Герардо Старинна, который сильно ему подражал, и немало чести принес ему Паоло Учелло, который равным образом был его учеником. Собственноручный портрет Антонио Венециано находится на Кампо Санто в Пизе.