Текст книги "Сорок 2 дня (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Я наливаю себе тройную порцию водки и четко выпиваю ее в четыре глотка. Вау! Кровь в венах начинает гудеть и петь. Делаю еще одну двойную порцию, разбавляя апельсиновым соком, выпиваю и выхожу на балкон. Я на самом деле очень нервничаю. То, что я задумала, заставляет меня очень, очень сильно нервничать. Потому что сегодня вечером я увижу его без маски. Я хочу спровоцировать его, чтобы он выхлестнул все, ничего не удерживая от меня. Я смотрю на время – 7:59 вечера. Поворачиваюсь, и вижу его, стоящего в дверях. Он молча наблюдает за мной, пытаясь понять такую перемену, произошедшую со мной.

Я полностью разворачиваюсь к нему.

– Привет.

– Мы собираемся куда-то или ты так одета только для меня?

– Мы никуда не собираемся.

Его брови поднимаются и губы расплываются в насмешливой улыбке. Он подходит ко мне.

– Мы не идем?

Я медленно отрицательно качаю головой.

– Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Тебе разрешено просить об одолжении?

– Тебе понравится то, что я попрошу.

– Ты привлекла мое внимание.

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной жестким сексом.

На мгновение он замирает, никто из нас не говорит ни слова. Мы просто смотрим друг на друга, и тогда он произносит одну фразу:

– Нет.

– Почему нет? Я думала, ты хотел отомстить.

– Я пытался заниматься жестким сексом и мне это не понравилось.

Я испытываю шок от сильной вспышки ревности, которая разрывает меня своими шипами, он уже делал это с кем-то другим. В конце концов, для меня это не новая территория, поэтому претендую исключительно на свою собственную.

– Я хочу поучаствовать.

Его глаза сужаются, становясь холодными, как камни. Недоступными. Они напоминают мне глаза его отца. У меня по телу проходит невольная дрожь, мне становится страшно. А если я ошибаюсь? Что, если он по-настоящему способен причинить мне боль?

– Что ты знаешь о грубом сексе?

– Покажите мне, что нужно знать.

– Это то, что тебе действительно нужно? – его голос становится таким мягким, угрожающе мягким.

– Да.

Его руки поднимаются к моему лицу, и я не могу остановить их. Я вздрагиваю от его прикосновений, и он улыбается холодной, понимающей улыбкой. Осторожно он проводит по моей щеке пальцами.

– Ты еще совсем ребенок. Ты не знаешь, чего просишь, – говорит он, и собирается отвернуться, когда я поднимаю руку и изо всех сил, ударяю его по щеке. Пощечина настолько сильная, что от неожиданности его голова дергается в сторону, а моя ладонь начинает гореть от боли. От выпитого алкоголя моя голова становится такой легкой и немного кружится, словно это сделала ни я, а как бы наблюдаю свои действия со стороны. Я тупо смотрю на его щеку, на которой ясно просматривается белый отпечаток моей ладони, и перевожу взгляд к его глазам. В них плещется неистовство и неприкрытая ярость.

– Чувствуешь себя лучше? – спрашивает он.

Вместо ответа я опять поднимаю свою руку, но на этот раз он готов и ловит ее на лету. Я кидаюсь к нему и кусаю жестко за шею. Он в бешенстве, и из его горла вырывается рык.

– Ты унаследовал все эти деньги, поэтому каждый относится к тебе, как к некоему Божеству, но ты просто трусишка, скрывающийся за фасадом превосходства, избалованный богатый ребенок, который делает все на свете, что говорит тебе сделать отец.

Он начинает смеяться, реально смеяться, и вдруг я ловлю себя на мысли, что никогда не видела его веселым, не видела, чтобы он, запрокинув голову, так смеялся и был настолько беззащитным.

– Интересно, кем бы ты был без денег пра-прадедушки? – с насмешкой спрашиваю я.

– Я бы все равно хотел оттрахать тебя до бесчувствия.

– Пошел ты, – кричу я и как будто внутрь меня вселяется обезумевший демон, начинаю пинать его ногами, сильно бить кулаком по его крепкому телу. Словно мешок картошки, он поднимает меня и перекидывает через плечо. На несколько секунд я замолкаю от шока, перевернувшись с ног на голову, то что я вишу вниз головой, и начинаю его опять колотить кулаками по спине, пока он несет меня в спальню.

– Ты не доверяешь никому, никого не любишь, ты просто уродливое, без эмоциональное бревно, – пронзительно кричу я.

Блейк швыряет меня на кровать. Я падаю, задохнувшись на одеяло, но остаюсь невредимой. Моя голова по-прежнему продолжает кружиться, но черт с ней, комната шатается перед глазами, словно рождественская карусель. Но самое главное, у меня полностью прошел весь страх и опасения. Моя единственная цель – побудить его лишиться жесткого контроля, которому подчинено каждое его движение. В моем взгляде скользит издевательство, так же, как и в голосе:

– Испугался пизды, Баррингтон?

Его голова дергается, словно я ударила его в подбородок.

– Ты действительно хочешь жесткого секса? – спрашивает он.

Я киваю.

Его губы искривляются в сардонической ухмылке. Он расстегивает свою рубашку и тянет вниз брюки, вместе с боксерами, выпуская свой член наружу и отбрасывая свои трусы за спину, делает шаг к кровати.

– Вот он, любовь моя, – скрипучим голосом говорит он.

Одним плавным молниеносным движением он рывком тянет меня вверх, ловит подол моего длинного платья и сдвигает кверху. Он стоит и сверху смотрит на закрытую мою верхнюю часть тела, и нижнюю – с бесстыдно раскинувшимися неизящно раздвинутыми ногами в чулках с подвязками. И прежде чем я могу более или менее осознать, что происходит, хватает меня за бедра, и переворачивает на живот, его пальцы больно впиваются в мою кожу, заставляя упереться на руки и колени. Он с такой силой сжимает мою задницу, и очень грубо раздвигает две половинки, разминая их, словно они два куска теста, и с таким напором впечатывает свой член в мой мокрый вход, с остервенением, что я на самом деле перехожу на вой от шока. Он застывает на какое-то одно мимолетное мгновение, словно тоже потрясен дикостью и жестокостью его собственной атаки.

– Не останавливайся, – слышу я свой собственный хриплый голос, который не узнаю.

И он с силой вдалбливается снова, и на этот раз не останавливается даже, когда я кричу и вою. Все мое тело, словно не мое, а принадлежит какой-то тряпичной кукле, которая содрогается и вибрирует от глубоких яростных толчков. Я хочу закричать, но не смею, боясь, что он остановится. Он сильно бьется животом о мои раздвинутые половинки задницы. Его руки путешествуют по моему гладкому потному телу, впиваясь и сжимая мертвой хваткой, пытаясь направить мои движения, чтобы войти как можно глубже. Он с такой силой вбивается в меня на всю длину, что я чувствую, как его член доходит до моего центра.

Каждый удар – это пытка, но боль перемешивается со странным и восхитительным удовольствием. Через какое-то время он кончает, наклоняется вперед, целует меня в плечо и медленно выходит из меня.

Моя киска так воспалена, щиплет и пульсирует от боли. Это конец думаю я. Потом вдруг чувствую, как его рот слегка облизывает покрасневшую, натертую кожи моих складочек. Он мягко просовывает бархатный язык внутрь, но даже это болезненно, как ад. У меня вырывается непроизвольный стон, и он проводит своим языком по всей длине, начиная слегка посасывать клитор. Я тут же забываю, что у меня что-то болит, потому что меня накрывает чистое потрясающее непередаваемое удовольствие. Как будто предыдущая боль оживила мои нервы и сделала их более восприимчивыми, и наслаждение, которое я испытываю гораздо более мощное, нежели то, что я испытывала прежде.

Я падаю вперед на кровать. Мое тело болит везде и такое чувствительное, я, наверное, не смогу спать на спине. Моя последняя мысль, перед тем, как я проваливаюсь в темноту – я еще не ужинала, и он никогда не потеряет контроль. Несмотря на все мои усилия, ни одна из стен, за которыми скрывается настоящий мужчина, не дала трещины. Теперь я знаю, что он охраняет с такой тщательностью внутри себя, безусловно, это должно быть что-то по-настоящему ценное или ужасное, что невозможно передать словами.

14.

Я просыпаюсь, у меня во рту какой-то кисловатый привкус, все тело болит, и ужасно тяжело вставать с постели, поэтому я медленно ползу на животе и опускаю ноги. Я с трудом делаю шаг в сторону ванной. В зеркало на меня смотрит совершенно растрепанное отражение. Очень медленно и с большим трудом я раскрываю ряд черных перламутровых пуговиц на спине и сбрасываю его с плеч, и иду в конец спальни, где стоят два огромных зеркала до пола, и задыхаюсь от увиденного, да, это драматическое зрелище.

Моя спина, бедра, ягодицы, все в сине-черных синяках, словно я попала под грузовик.

Я осторожно опускаюсь на сиденье унитаза, естественная процедура тоже доставляет неудобство, потому что нежная кожа слишком воспалена. В голове тоже пульсирует боль, я вчера только пила и почти ничего не ела. Я включаю душ, который расслабляет мои мышцы и заставляет хоть чуть-чуть прийти в чувство. Потом выпиваю две таблетки парацетамола. Через пятнадцать минут мистер Наир, и я сидим на кухне и пьем кофе, теперь я чувствую себя намного лучше, можно даже сказать, вполне нормально.

После кофе я звоню Тому, чтобы сообщить, что сегодня я должна привезти Сораба, который останется со мной. В 9:30 утра я спускаюсь вниз, Том откладывает газету, которую читает.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Том.

Он открывает дверь автомобиля, и мое тело непроизвольно содрогается.

– С вами все в порядке? – спрашивает он с беспокойством.

– Да, небольшие спазмы желудка, – отвечаю я.

Он кивает и направляется на место водителя.

Билли вытирает посуду. Она вешает полотенце на одно плечо и поворачивается ко мне.

– У тебя вид, словно ты немного страдаешь запором, – говорит она вместо приветствия.

– Я воспользовалась твоим советом. Выпила половину бутылки водки и нажала на его кнопки прошлой ночью.

– И?

– Он не лишился контроля, скорее его лишилась я.

– Так почему же ты вся сжимаешься от боли?

– Я имею в виду, я получила жесткий секс, и ничего больше, – говорю я. – Он не произнес ни слова, наверное, ему нечего было сказать или мстил, в любом случае, все не выходило за границы грубого секса. – Я медленно опускаюсь на один из обеденных стульев, а Билли смотрит на меня с выражением, которое до конца остается мне не понятным.

Я остаюсь с Билли весь день, строя планы по поводу нашего нового бизнеса.

Блейк отправляет мне сообщение, что будет поздно, поэтому я еду в пентхаус после часа пик, в шесть часов. Я ужинаю простой едой – тостом с кусочком жареного сыра и копченого лосося, и надо сказать, чувствую себя просто превосходно, потому что со мной находится Сораб. Квартира не кажется мне такой чужой и одинокой. Позднее мы много времени проводим в ванной, когда он видел, как я смеюсь, он радостно вскрикивает, повизгивая и сильно брызгает водой, от этого я еще больше заливаюсь смехом. Именно в этот момент, в дверях возникает Блейк.

– Привет, – говорю я, спокойно, хотя на самом деле очень нервничаю. В голове у меня все время крутиться мысль, что Сораб очень похож на Блейка.

– И кто это тут у нас? – спрашивает он и входит во внутрь. Мои глаза удивленно расширяются. Он молча стоит над нами, долгое время внимательно глядя на Сораба, который завидев новое лицо, начинает тянуть к нему ручки, мое сердце колотиться уже где-то в горле. Что, черт возьми, он высматривает? Ведь несомненно нет ничего такого из-за чего бы он с уверенностью сказал, что это его сын? Он поворачивается ко мне, его глаза нейтральны, как всегда ничего не выражающие. Мы молча смотрим друг на друга несколько секунд.

– Он много плачет? – спрашивает он наконец.

– Нет. Большую часть ночи он спит, – быстро отвечаю я, выравнивая свое дыхание.

– Хорошо, – говорит он, разворачивается и уходит. Я бросаю губку в воду. Черт. На какой-то миг я так забеспокоилась. Я имею в виду, что мне действительно показалось, что он все понял. Я вынимаю Сораба из ванны, и пока одеваю его, слышу, как Блейк разговаривает с кем-то по телефону в столовой. Он постоянно работает, и когда приходит в спальню, я почти уже сплю.

Я чувствую, как матрас рядом со мной прогибается от его веса, и сонно открываю глаза. Он сидит в темноте, наклоняет голову ко мне и целует. Я так удивлена этим порывом, что сон тут же испаряется. Его поцелуй такой нежный и ласковый. Я приоткрываю губы, и он углубляет поцелуй. Природный голод начинает поедать меня. У меня до сих пор все ломит и воспалено, и еще я по-прежнему обманываю его. Я чувствую, как его пальцы скользят вниз по моему телу, и сдвигают трусики у моей промежности, и он начинает ласкать мои складочки.

– Ты такая мокрая, – шепчет он, и вставляет палец в меня.

Я испытываю такое жжение, что невольно напрягаюсь.

Блейк замирает на пару секунд.

– Что случилось?

– Ничего, – бормочу я и он включает ночник, на тумбочке, от этого я моргаю и щурюсь. Он поднимает мое платье, снимает трусики и переворачивает на спину.

– Господи, Лана, – выдыхает он. Нежно, Блейк поворачивает меня назад лицом к нему. – Я это сделал? – его лицо выражает полный шок, побледневшее, и в глазах светится сожаление. Я бы никогда не поверила, что он в состоянии выглядеть настолько потрясенным. Это совсем новый Блейк. И этого Блейка я никак не могу увязать с тем мужчиной, которого знаю. Произошедшие изменения в выражении его лица, словно день и ночь, настолько они разные. Может несколько синяков действительно оказывают такое грандиозное влияние на мужчину, как он? Мне не нравится ответ. Было что-то другое, гораздо большее, что заставило его так измениться. Но я пока не знаю, что именно.

– У меня легко появляются синяки, – говорю я осторожно. – Это временно, они пройдут.

Он не отвечает.

– Прости... мне очень-очень жаль. Я не могу поверить, что я сделал такое с тобой.

Я пожимаю плечами, все еще очень подозрительно относясь к его нежности.

– Все не так плохо, как кажется. Эй, я сама подбила тебя на это, помнишь?

Он смотрит на меня, наморщив лоб.

– Почему ты вообще это сделала?

Я опускаю глаза.

– Ты знаешь песню «Wrecking Ball» Майли Сайрус. Это я. Я хотела сломать твои стены, потому что ты был таким холодным и далеким все время. И я решила использовать свое тело, как Wrecking Ball, шар-таран, который разбивает стены...

– Есть много вещей, которые ты не понимаешь, но ты должна верить мне, когда я говорю, что ты моя живительная энергия, мой кислород. Ты отчаянно мне необходима. На самом деле, прямо сейчас, я чувствую только часть себя, способную быть живой.

Я смотрю на него расширенными глазами от чрезмерного удивления.

– Что ты чувствуешь по…

Он кладет свой палец на мои губы.

– Шшш. Пожалуйста, поверьте мне, что я все время думаю о твоем лучшем интересе в глубине души, всегда...и это не в твоих интересах знать больше, чем ты знаешь сейчас.

Мне не нравится его загадочный ответ, но я киваю соглашаясь. У меня разве есть другой выбор?

– Сейчас я хочу, чтобы ты дала мне обещание.

– Какого рода обещание?

– Что ты не уйдешь от меня в течение 42 дней. Неважно, что ты услышишь или увидишь, независимо от того, кто будет просить тебя или что-то говорить, ты не оставишь меня.

– Почему?

– Потому что я прошу тебя этого не делать. Ты сделаешь для меня это?

Я пожимаю плечами.

– Хорошо.

– Нет, скажи полностью словами. Очень важно, чтобы ты понимала всю важность обещания, которое я у тебя прошу.

– Я обещаю, что не оставлю тебя в течение 42 дней.

– Не забывай, обещание, которое ты дала мне.

– Я не забуду, но что произойдет, когда кончатся 42 дня?

Он улыбается печальной улыбкой.

– Это будет твое решение.

– Мое решение? Что ты имеешь в виду?

– Хватит разговоров на сегодняшний вечер. Подвинься на кровати.

Мои глаза расширяются.

– Ты останешься на ночь?

– Мнннн.

Я аккуратно перекатываюсь на свою сторону кровати и приподнимаюсь на локтях.

– Ты хочешь, чтобы я отсосала у тебя?

Он отрицательно качает головой.

– Ты схватишь меня за зад? – нахально и дерзко подтруниваю я над ним.

– Скоро я поимею твою задницу. Я хочу владеть тобой всей. Но не сегодня. Сегодня я просто хочу, чтобы ты свернулась калачиком у меня под боком и заснула.

Именно так мы и поступили. Мы заснули, переплетясь нашими телами, словно две умудренные змеи.

15.

Когда я просыпаюсь, то Блейка рядом уже нет. Я приношу Сораба и кладу в свою кровать, пока он пьет молоко, мой мозг непрестанно прокручивает интригующие и непонятные для меня слова Блейка, сказанные предыдущей ночью.

Ты должна верить мне, когда я говорю, что ты моя живительная энергия, мой кислород. На самом деле, прямо сейчас, я чувствую только часть себя, которая способна быть живой.

В отличии от моей неудавшейся попытки стать шаром-тараном, я четко вижу произошедшие изменения между нами, и все же неприветливый разъяренный незнакомец, который едва разрешал мне коснуться себя, вдруг признался в своих глубоких чувствах, которые заставили скручиваться пальцы на моих ногах. И что на самом деле обозначало его требования, которое для него было настолько важным, чтобы я пообещала, что не покину его в течение 42 дней, и как оно могло на что-то повлиять? И что такое важное он имел ввиду и не упомянул, и даже явно не хотел рассказывать мне? Я вспоминаю опять его глаза, наполненные болью. Казалось, он просит о чем-то меня, и тогда возникает вопрос: «О чем он умоляет»? Он хочет остаться еще на тридцать восемь дней со мной рядом? Зачем? В результате в этом не будет никакого смысла.

Слова, сказанные Джеком, неожиданно возникают в моей голове:

«Ни один мужчина не хочет женщину всего лишь на 42 дня.»

Слова Блэйка по-поводу моего выбора, что он имел в виду, чтобы я стала его любовницей? А Виктория будет играть роль его терпеливого совершенства с безупречной добродетелью? Я видела ее, и нисколько не сомневаюсь, что она не допустит такого сценария.

Я целую Сораба в голову.

– Что задумал твой папочка, Сораб? – спрашиваю я, но он лишь сонно сосет свою бутылку с молоком.

День проходит в лени, без происшествий. Мои движения медленные и вялые, боль постепенно спадает и даже когда я направляюсь по природной необходимости в туалет, я уже не чувствую дискомфорта. Я прибываю в восторженном состоянии, от мысли, что Блейк может опять находится внутри меня, да, я нахожусь в состоянии постоянного возбуждения.

Позвонила Лаура, сообщая, что Блейк будет дома к ужину, но мне не стоит готовить еду, так как он просил заказать что-нибудь из китайского ресторана.

– Итак, китайская кухня, вы хотели бы что-нибудь особенное?

– Утку по-пекински, – отвечаю я.

Я слышу улыбку в ее голосе.

– Да, я люблю ее тоже, мисс Блум.

День явно удался, на улице только легкий ветерок, поэтому в четыре часа дня я беру книгу, и Сораба в его новой коляске и иду в парк подышать свежим воздухом. Место, где ко мне присоединился щенок со своей льющейся через край радостью пустует, поэтому я сажусь на эту скамейку. Солнце пригревает слегка, но я не оопускаю верх у коляску. Летом следующего года Сораб уже сможет играть на солнце.

Я гордо смотрю на него, он пускает пузыри и с силой бьет по своим погремушкам. Я люблю его до безумия, поэтому оглядываюсь вокруг, не смотрит ли кто-нибудь на меня, но никого по близости нет, беру книгу и начинаю читать. В течение десяти минут Сораб с удовольствием играет с маленькой забавой, свешивающейся с верха его коляски, когда к нам подходит женщина.

– Ох, он такой дааарогой, – говорит она, растягивая слова.

Я смотрю на нее, улыбаясь поверх книги.

– Спасибо.

– Как его зовут?

– Сораб.

Она медленно покачивает головой и вдруг поворачивается ко мне, и я замираю, заметив что-то промелькнувшее в ее глазах, мой мозг тут же выдает сигнал тревоги.

– Почему вы назвали так сына?

Я тут же прихожу в себя.

– Он не мой сын. Я няня свой подруги.

– Ох, – говорит она и выпрямляется, так что я могу разглядеть ее как следует. У нее средней длины темные волосы, розовые щеки и голубые глаза, одета в красивое, но явно очень дорогое пальто. Ее произношение говорит о том, что она принадлежит к высшему классу, но есть что-то пронзительное в ее глазах. Это заставляет меня подняться и встать между ней и моим сыном, мы оказываемся лицом друг к другу.

– Зачем она дала ему такое имя?

– В честь легенды Рустам и Сораб.

– Знаете ли ты историю Рустама и Sorab?

– Нет, – сразу же лгу я.

– Это легенда об очень великом воине, который случайно убивает своего собственного сына на поле боя, потому что он не знал, что у него есть сын. Мать солгала и сказала Рустаму, что родила девочку.

Я в упор смотрю на женщину и пытаюсь унять охвативший меня ужас, но по выражению ее лица, я понимаю, что мне это не удается. Ирония заключается в том, что теперь мне нечем крыть. Что я сделала неосознанно? Кто эта женщина? И какое она имеет отношение к Блейку, моему сыну и мне?

– Кто вы?

– Кто я – не важно. Не поддавайтесь соблазну остаться дольше, чем на отведенное время. Вы и ваш сын в смертельной опасности, хотя может быть уже слишком поздно. Не доверяйте никому.

– О чем вы говорите?

– Остерегайтесь Кроноса, – говорит она, ее голос становится глухим и рассеивается, как пыль, и она начинает уходить прочь.

– Эй, вернитесь, – кричу я, но она увеличивает скорость, и быстро исчезает из вида. Я сажусь на скамейку, опустив руки, потому что мои ноги так трясутся, что я не состоянии стоять на них. Теперь я вспомнила, кто эта женщина. Вечерний ветерок шевелит мои волосы и мчится дальше. Я заставляю себя успокоиться и везу коляску, ускоряясь по направлению к пентхаусу. Зайдя внутрь, я мчусь к компьютеру и вбиваю в поисковике Google – четвертый граф Хардвик и его семья. Появляется изображение женщин семьи.

Я сижу, тупо уставясь в экран. Я до сих пор чувствую запах ее духов, все остальное какое-то размытое и перемешанное с реальным страхом. Конечно, я узнала ее. Сходство небольшое, но заметное. Она – мать Виктории, но в ней есть что-то очень печальное, как будто она потеряла что-то очень дорогое. Правда, ее пронзительные глаза выдавали ее, показывая чрезмерную ярость, но в своей глубине они рассказали мне, что ей пришлось невыносимо страдать. В отличие от своей дочери она не угрожает, а предупреждает, чтобы я смогла избежать подобного страдания в своем будущем. «Остерегайтесь Кроноса». Вернись назад сейчас, Лана, прежде, чем это будет слишком поздно.

По телефону звонит Блейк.

– Привет, – мямлю я.

– У тебя странный голос. Все в порядке?

– Да, я в порядке, – говорю я.

– Я приду домой раньше. Жди меня.

– Я уже дома.

К тому времени, когда Блейк возвращается домой я с трудом успокаиваюсь, вышагивая по комнате взад-вперед и смогла утихомирить дрожь в своих руках, но не ужасный страх в моем сердце. Я стою посреди гостиной, ощущая по-прежнему страх, когда Блейк появляется в дверях. Поворачиваюсь к нему лицом и вдруг меня переполняет новая волна страха. Могу ли я доверять ему? И чувствую замешательство и испуг от того, что я не знаю на самом деле.

В несколько шагов он сокращает расстояние между нами.

– Что?

Я отрицательно качаю головой.

– Почему ты вернулся так рано?

– Мы собираемся в Венецию.

– Венецию? – тупо повторяю я.

– Тебе не нравится эта идея?

– Я не могу. Я сижу с Сорабом.

– Он полетит с нами. Лаура пришлет пять нянь сегодня вечером, чтобы ты посмотрела на них. Они придут с прекрасными рекомендациями от лучших агентств в Лондоне. Няня может помочь тебе здесь до тех пор, пока ты не будешь нуждаться в ней.

Почему никто не предупредил меня об этом? Мои руки поднимаются к вискам.

– Няню? – слово совершенно чуждое для моего языка. Сама идея меня пугает, потому что другая женщина будет заботиться о Сорабе.

– Первая леди придет в семь и по одной каждые следующие полчаса, пока ты не выберешь ту, которую сочтешь подходящей. Я думаю, мы могли бы пораньше по ужинать. Лаура заказала нам китайскую еду на шесть часов.

Я рассеянно киваю, и замечаю облегчение, которое появляется на его лице и напряженные плечи расслабляются, но я не совсем понимаю, почему мое согласие была для него так важно.

– Я могу приготовить тебе коктейль? – спрашивает он, направляясь к бару. Я смотрю на его спину. И вдруг у меня возникает совершенно отчетливое впечатление, что его что-то беспокоит. Что-то очень серьезное и важное, и оно непосредственно касается меня. Но он не собирается об этом говорить. Не сейчас. Вероятно, это касается части тех тайных вещей, которые я до конца не понимаю.

– Большой бренди, – отвечаю я.

Он протягивает бокал в мою руку и целует меня нежно в лоб.

– Я присоединюсь к тебе после душа. Просто расслабься. Скоро вернусь.

– Почему мы едем в Венецию?

– Мы собираемся в оперу познакомиться с венецианской музыкой в оригинальной обстановке. Упакуй свое черное платье, – говорит он, и в его глазах появляется теплота.

Он запланировал для меня венецианское приключение. Я опускаю глаза в пол, я не смею взглянуть ему в глаза. Я планирую рассказать ему о матери Виктории, но правда не сегодня. Да, не сегодня, пока я не выясню, кто такой Кронос, и кому я могу доверять. Кто мне друг, а кто враг?

Няни очень пунктуальны, поэтому приходят вовремя. Когда в дверях появляется третья женщина я понимаю, что она является именно той. У нее приятное лицо, добрые глаза и она улыбается. Ее зовут Джеральдин Дули. Она из Ирландии. Я отдаю малыша в ее руки.

– Ладно, малыш, какую историю ты рассказываешь? – спрашивает она его.

Сораб лепечет что-то на своем языке, глядя на нее.

– Ты видно полностью уверен, – гордо соглашается она.

Последних двух кандидатов я могу отменить, позвонив им на мобильные телефоны, но следующая кандидатка уже ждет меня в гостиной. Я иду, чтобы встретиться с ней.

– Прошу меня извинить, что вы впустую потратили ваше время. Я только что нашла няню, которая идеально подходит для моего сына.

Она улыбается и поправляет безупречно белые хлопчатобумажные перчатки.

– Вы не потратили, моя дорогая. Мне заплатили немалую сумму, чтобы я заинтересовалась этим собеседованием за такое короткое время.

В голове у меня тут же возникает мысль.

– В какое время с вами связались?

– Я не могу сказать точно. Но, пожалуй, 4:30 pm.

– Ох! – это точно было после того, как мать Виктории подошла ко мне в парке. Может это всего лишь совпадение, что я так поспешно должна отправиться в Венецию? Слова матери Виктории отчетливо крутятся в моей голове: «Не доверяйте никому». Возможно, это наивно и не оправдано с моей стороны, но я не боюсь. Я верю Блейку, когда он просил довериться ему, потому что делает все, что в моих же интересах. И я до сих пор верю ему.

Обхватив меня за талию чуть выше синяков, и внимательно наблюдая за моим выражением лица, Блейк осторожно опускает меня на свой пульсирующий член. Его челюсть крепко сжата и напряжена, потому что я чувствую, что он переживает, не причинит ли мне боль, но я настолько мокрая, и готовая, впустить его, что он легко скользит в меня, заполняя и открывая. Ему очень комфортно находится внутри меня, и он входит гораздо глубже, растягивая опухшее отверстие. У меня невольно вылетает крик от боли, и чувствую, как его руки поднимают меня, освобождая его член.

– Господи, Лана. Не торопись, – выдыхает он.

Но теперь, когда первая вспышка боли прошла, я хочу его внутри себя. Я хочу забыть о Кроносе и Виктории и обо всех непонятных вещах, которые пока еще не укладываются у меня в голове, и чтобы осуществить это, нет лучшего способа. Я кладу руки по обе стороны от него и медленно опускаю свою пульсирующую, жаждущую киску вниз, пока синяки на моих ягодицах не соприкасаются с его бедрами. Я медленно двигаюсь вверх. Эта изысканная боль становится удовольствием, я жаждала этого в течение всего дня. На этот раз я опускаюсь вниз чуть быстрее. Моя исходящая соками киска замирает на мгновение, от того, что его член касается ее своим кончиком, затем опускаюсь вниз слишком быстро. Я опять невольно кричу, он пытается меня остановить.

Я отрицательно качаю головой и говорю:

– Нет, все хорошо. Я хочу опуститься на него.

Он усиливает хватку вокруг моей талии.

– Нет. Для тебя достаточно уже боли, – твердо говорит он, и мягко перекатывает меня на спину. Он покрывает все мое тело поцелуями, пока я не чувствую себя, полностью одуревшей. И когда я кончаю, то ощущаю себя, словно я лежу в пруду и солнечный свет настолько белый и чистый, что просто невозможно смотреть на него. И кто-то подходит и бросает камень в самый центр, и круги, сверкающие рябью, расходится все дальше и дальше.

16.

Я стою на носу черной гондолы, которая пересекает Большой канал, показывая окружающую роскошь и величие белых куполов церквей в ярком солнечном свете. Потрясающие декорации и потрясающее величие. Мимо нас проплывает гондола, одетая в траурные тона. Я вздрагиваю и дотрагиваюсь до голубой ленты, которой Блейк перевязал мои волосы. В этом городе даже упадок и смерть – прекрасны. обветшалые дома стоят рядом с великолепными палацами.

Блейк заставляет сделать остановку на Пьяцца Сан-Марко, и пока мы движемся по каналу сильной рукой опускает меня назад, на сиденье. Он одет в черную джинсовую рубашку с закатанными рукавами, синие джинсы, и кажется на голову выше, чем большинство местных жителей, и естественно, при этом выглядит чертовски сексуальным в темных солнцезащитных очках, не позволяющим мне видеть его глаза. Я смотрю на него с каким-то чувством трепета, до конца не веря, что он находится со мной рядом в этом городе. Он помогает мне выбраться из гондолы и не отпускает мою руку, пока мы идем к пиццерии.

Я сразу же влюбляюсь в немыслимое количество арок, окружающих невероятно красивую площадь. В множество голубей, которые ночуют на величественных крышах и дружелюбно слетают вниз к туристам, сжимающим в своих руках путеводители и камеры. Голуби порхают вокруг и заставляют меня улыбнуться.

Мы останавливаемся выпить кофе. Официант приносит печенье вместе с горячими чашками, от который исходит волшебный аромат. Блейк водружает свои солнцезащитные очки на голову, вытягивает длинные ноги перед собой, и, закрыв глаза поднимает лицо к солнцу. Я макаю бискотти в мой капучино, и наблюдаю, как поднимается кофе в чашке и бока печенья начинают размокать и обрушиваться вниз.

– Вода пожирает город живьем, – говорю я.

Блейк переводит на меня взгляд.