Текст книги "Его собственность (ЛП)"
Автор книги: Джорджия Ле Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Тогда вы должны называть меня Нус.
– Нус? Эх...французский.
– Да, не многие знают его. Моя мама любила произношение.
– Я согласен с ней. Красивое имя.
– Входите, входите, – говорит она.
Блейк берет Лану за руку. Она удивилась, как ненавязчиво он это делает. Как будто он постоянно берет ее за руку. Мама сервировала стол свежими цветами и свечами. Дверь на небольшой балкон открыта и слышатся звуки детей, периодически всплывает ругань. Мать закрывает дверь и включает музыку.
– Пахнет чем-то очень вкусно, – говорит Блейк.
Мама светится от удовольствия. Очевидно, она поддалась очарованию Блейка.
– Ох, это просто курицы с рисом. Персидский рецепт.
– С фруктами.
– Да, гранаты. Откуда вы знаете?
И так проходит вечер с святящейся от счастья мамой и вежливым, любезным Блэйком.
Когда появляется блюдо, оно выглядит великолепно, и Блейк фактически полностью подчищает свою тарелку. Иногда он смотрит влюбленными глазами на Лану, в других случаях дотрагивается до ее руки, и так реально это делает, что она чувствует себя скованной и неуютно. Однажды он даже тянется к ней и слегка касается губами ее губ. Она удивленно моргает. В другой раз он смотрит на нее насмешливо. Она в смущении отворачивается. Такой Блейк, в котором она не может понять или разобраться, опасен для ее благополучия. С таким Блейком она может захотеть продлить трех месячную договоренность.
Мать подает шоколад, растопленный в середине пудинга.
Опять же, Блейк съедает все до последней крошки.
Она предлагает Блейку крепкий кофе, который варят на Ближнем Востока, он соглашается.
Возникает только один неуютный момент этим вечером, когда мать вдруг спрашивает Блейка:
– Вы когда-нибудь делали что-нибудь, что хотели бы переиграть или отменить? Что-то о чем, вы сожалели бы?
– Нет, – с легкостью отвечает Блейк.
Мать поворачивается к ней.
– А ты, Лана?
Лана смотрит маме в глаза.
– Абсолютно нет.
Они сидят на задних сидениях Bentley, с Питером за рулем.
– А как это ты так много знаешь об истории Персии?
– Это было частью нашей школьной программы.
– Я не помню ничего подобного из обучения в школе.
– Это потому, что ты была права вчера. Мое образования было разработано, чтобы сделать из меня лидера, а твое, чтобы превратить тебя в послушного работника. Это так работает капиталистическая система. Ни одна страна не может быть успешной без ее работников.
– Правда?
Блейк отворачивается от нее и смотрит в окно.
Он ничего не говорит, потом поворачивается к ней.
– Тебе нужны были деньги для нее, не так ли?
– Отправить ее в Америку на лечение. Она уезжает завтра.
– И куда?
– Научно-Исследовательский Центр Бурзунского.
– Я слышал о докторе Бурзунском. FDA приняло в суд несколько дел, но так и не смогли предъявить ему иски. Хороший знак для твоей матери, – в темноте его глаза внимательно смотрят на нее с каким-то выражением, которое до конца она не может осмыслить.
Они входят в апартаменты, и Блейк кидает ключи на столик.
– Не хочешь перед сном пропустить стаканчик?
– Oкэй.
Они идут в гостиную, освещенную ночниками.
– Что ты будешь?
– Бейлис.
Она садится на длинный диван и наблюдает, как он наливает ей выпить, бросив пару кубиков льда и себе – виски. Он протягивает ей бокал, и опускается на диван рядом с ней.
– Не хочешь завтра сходить с Флер на шоппинг?
– Нет.
Он поворачивается, чтобы взглянуть на нее.
– Почему нет?
Она пожимает плечами.
– Я меня есть вещи, которые я еще не одевала. Кроме того, я хочу, провести некоторое время с мамой, прежде чем она уедет вечером.
Он кивает.
– Рак чего?
– Легких, печени, бедренной кости и таза.
Его глаза вспыхивают, он не верит, что ее мать выкарабкается. Он опускает глаза, чтобы выпить, делает глоток и ставит стакан на стеклянный столик.
– Иди сюда, – говорит он.
Она срывается с места, но он поднимает ее, держа за талию, она визжит от неожиданности, и сажает к себе на колени с раздвинутыми ногами. Ее киска входит в контакт с выпуклость на его брюках. Она перестает смеяться. Она чувствует, как становится мокрой. Она наклоняется вперед и начинает ласкать своим языком его ухо. Когда она опускается до мочки, она прикусывает ее зубами.
– Эй, – говорит он и тянет ее прочь от себя.
Она удивленно смотрит на него.
– Где ты этому научилась? – спрашивает он.
– Моя лучшая подруга Билли научила меня этой технике, но я, вероятно, сделала все неправильно. Я укусила слишком сильно или что-то другое?
– Или что-то другое, – он рассеянно дотрагивается до ее пухлой нижней губы. – Я не могу поверить, что такие непорочные, как ты по-прежнему существуют, – говорит он. Затем он поднимает глаза на нее.
– Сейчас позволь мне показать тебе гораздо более полезную технику, – и в эту ночь он раскрывает молнию на своих брюках и учит ее, как следует брать его шелковистый член, с выпуклыми венами, и доставлять ему удовольствие ее ртом.
Она просыпается в темноте и сразу чувствует, что она не одна. Первый раз он остался с ней на ночь. Она чувствует тепло его тела и слышит его глубокое дыхание. Осторожно, она отодвигается, и как можно тише ощупывает всю поверхность тумбочки, найдя пульт дистанционного управления, включает свет в ванной комнате.
От света его лицо тускло освещается. Она поворачивает голову, и долгое время просто наблюдает, как он спит на боку, повернувшись лицом к ней. Напряжение, которое он сохраняет в течение дня ушло, и лицо кажется расслабленным и спокойным. Это делает его до неприличия красивым. У нее появляется страстное желание провести своим указательным пальцем по его коротким густым ресницам. Но она не делает этого. Вместо этого, она сползает с постели, проскальзывает в огромную майку, и направляется в ванную.
Закрывает дверь за собой, использует туалет и ждет, когда утихнет вода в бочке, тихо выходит. Направляясь на свою сторону кровати, ее взгляд цепляется за его бумажник, лежащий на его стороне постели. Она останавливается и смотрит на него.
Однажды, когда она была совсем маленькой, она открыла бумажник своего отца и заглянула внутрь и была совсем опечалена тем, что она там обнаружила. Две пяти фунтовые банкноты, выпуклый отсек, где хранилась мелочь, который немного деформировался, талон на получение бензина, и нет никаких фотографий, ни мамы или ее.
Она поднесла его к носу и понюхала. Много лет после того, как он их оставил, она встречала бумажники других мужчин, и всегда ей было интересно узнать, что они хранили внутри своих. Ноги сами по себе несут ее к бумажнику Блейка. Когда ее пальцы соединяются с дорогой кожей, стальная рука хватает ее. Она задыхается от неожиданности и падает на кровать рядом с ним, ее испуганные глаза встречаются с его бдительными и выжидающими.
– Что ты делаешь?
– Ничего, – говорит она, запинаясь, ее лицо пылает.
– Прошу тебя, если тебе нужны деньги, – его голос холодный и далекий.
Вдруг, она понимает, как выглядит со стороны. Она в ужасе качает головой.
– Я не пыталась украсть у тебя деньги. Я просто хотела посмотреть, что в нем.
Мгновение он смотрит на нее с любопытством, как собака, наклоняя голову, когда пытается что-то понять, то, что она хочет ему сказать. Он берет свой бумажник и бросает ей на колени.
– Так смотри.
Его глаза двигаются к ее губам, от беспокойства она прикусывает нижнюю губу зубами.
– Что? С тобой следящим?
Его брови поднимаются.
– А это испортит...э-э...эксперимент?
Она сглатывает, садится и открывает бумажник. Он тоньше, чем у ее отца, из удивительной мягкой кожи и пахнет новым. Нет фотографий, за пластиковыми окошками, только темно-красная карточка, с маркой производителя. Она проводит большим пальцем вдоль строчки вниз к отделению с кредитными картами. Их всего пять, ни одна из них не относится к коммерческому банку Великобритании. Одна, кажется, Coutts, другая черная – American Express, и три других – она даже не знает. Пачка пятьдесят фунтов, которая выглядит настолько новенькой, как будто ее только что напечатали. И нет никаких небольших изменений в разделе для мелочи. Она закрывает его и кладет на кровать.
– Ну?
– Тебе не понять.
– Ты знаешь, ты одна из самых странных девушек?
Она смотрит вниз, на свои босые ноги, и выгибает пальцы.
– Неужели ты никогда не хотел заглянуть в женскую сумочку?
– Никогда.
– Почему нет?
Он потирает подбородок.
– Не могу сказать, содержимое женской сумочки не представляет для меня никакого интереса. Меня всегда больше интересует содержимое их одежды.
Вздохнув, она собирается вернуться на свою половину кровати.
– Как сейчас, – говорит он мягко.
Она смотрит на него сверху вниз, легкая полуулыбка появляется на ее лице, затем снимает футболку через голову и бросает ее на пол.
Его глаза начинают сверкать, и мгновенно ее тело реагирует, стремясь к нему. Она с трудом сдерживает ожидание, но не делает ни шагу. Она стоит неподвижно, пока соки скапливаются между ее бедер.
– Иди сюда, – говорит он, наконец, его голос хриплый и сонный, и какое облегчение, что у него сильные крепкие руки, которые хватают ее за плечи и вжимают в матрас.
20.
Лана просыпается рано. Она нажимает кнопку для штор на пульте управления, и они раздвигаются, показывая прекрасный день. Солнце уже ярко светит. Она быстро одевается в старые джинсы и футболку и направляется к кофе-машине. После нескольких попыток она идет к телефону и звонит на рабочий стол на ресепшен.
Отвечает мистер Наир. Он тут же соглашается подняться к ней, чтобы показать, как ею пользоваться. Мистер Наир даже показывает ей, как сделать молоко для капучино. Он рассказывает, что в молодости работал в кафе-баре.
– Хотите? – предлагает Лана.
Глаза мистера Наир сияют.
– Вы уверены, мисс Блум? У нас есть только растворимый внизу, а я люблю настоящий кофе.
– Конечно, я уверена, – говорит Лана и достает другую блюдце и чашку.
– Ах, – деликатно говорит мистер Наир. – Я Брамин, и я не могу пить из чужих чашек. У меня своя кружка, я принесу ее.
Он приносит свою собственную кружку, с надписью «Я Босс». Лана открывает печеньем и предлагает ему. Он берет два, она поднимает брови, и он усмехается и берет больше.
– В любое время, когда вы хотите настоящий кофе, позвоните мне и если я здесь, не стесняйтесь, приходите, – говорит Лана.
– Благодарю вас. Благодарю вас, мисс Блум, вы очень добры на самом деле.
Лана пьет кофе, потом едет к своей матери, у них впереди насыщенный день. Они подбирают ей парик в Selfridges и тратят какое-то время на покупки вещей для нее. Ее мать выбирает бордовый брючный костюм, который смотрится на ней очень хорошо, два красивые пастельных тонов платья, и нижнее белье. Потом, Лана наблюдает, как две женщины делают ей педикюр и маникюр. Они покрывают ногти коралловым цветом. Ее мать застенчиво ей улыбается. Дальше по списку у них поездка к врачу. В пять все вещи собраны и ее мать готова. Ее новый парик выглядит превосходно.
Лана плачет и ее мать тоже.
Билли выталкивает их обоих из квартиры. Лана наблюдает, как ее мама и Билли садятся в мини-такси и направляются в аэропорт Хитроу. Затем она возвращается в пустую квартиру своей матери, падает на ее кровать и плачет навзрыд. Почти шесть вечера, когда она умывается и уезжает.
Она с удивлением обнаруживает, что Блейк уже вернулся, он выходит из столовой, когда слышит, как она открывает входную дверь.
– Она уехала?
Лана кивает.
– Хорошо. Я подумал, что ты, возможно, не захочешь выходить сегодня вечером, так что мы можем заказать китайскую кухню?
– Нет.
– Ты не хочешь есть?
Она качает головой.
– Может тебе следует прилечь и немного отдохнуть?
– Да. Это хорошая идея.
– Окэй, поспать немного. Это пойдет тебе на пользу.
Она кивает, и он отступает назад в столовую. Когда она проходит по коридору, то видит, что он работает. Его портфель открыт. Документы, разложенные на длинном обеденном столе, и он, кажется, с трудом сосредотачивается на них.
Она ложится на кровать и засыпает. Ее сон беспокойный и полный сновидений. Шум будит ее в середине ночи. Она мгновенно понимает, что одна в постели. Она прислушивается, он доносится из кухни. Маленькие прикроватные часы показывают два часа ночи. Ее мать и Билли по-прежнему еще летят. Она встает с кровати, и на негнущихся ногах направляется в сторону разбудивших ее звуков.
Она останавливается в дверях, ослепленная ярким светом, убрав волосы с глаз. Блейк занят поджариванием двух ломтиков хлеба и не видит ее. Ее разум запечатлевает эту картину, без рубашки, с голым торсом, в джинсах с низкой посадкой. Это образ она сохранит надолго, когда его уже не будет рядом. Он замечает ее, наклонившись к рабочей поверхности, и смотрит, скрестив руки на груди, хотя выражение его глаз, как всегда прочитать не возможно.
– Я разбудил тебя?
– Нет. Что ты делаешь?
– Я работал и проголодался. Хочешь тосты?
Она качает головой, но заходит на кухню и садится на табурет. Она кладет локти на кухонную поверхность островка среди тарелки с маслом, ножей, тарелок, открытой баночки с фуа-гра, икры и наполовину наполненным стаканом апельсинового сока. Она потянулась своим тело по холодной поверхности гранита и придвинула его к себе, отпив маленький глоток, она стала наблюдать за ним.
Он достает ложку из ящика. Это самая маленькая ложечка, которую она видела. Зачерпывает небольшое количество икры и протягивает ей.
Она морщит нос.
– Рыбьи яйца?
Он качает головой с отвращением.
– Обыватель, – упрекает он.
Она открывает рот, и он кладет ложку. Маленькие соленые шарики взрываются интригующе во рту.
– Хорошо?
Она улыбается.
– На вкус лучше, чем это выглядит. Немного похоже на тебя, – дразнит она.
Он запрокидывает голову и смеется.
– Ты очень много работаешь, не так ли?
– Все богатые люди много работают.
Она смотрит на него, раскладывая pâtè на кусочки тоста. Крепкими зубами он откусывает кусок.
– Ты должна поесть что-нибудь, – говорит он.
Она встает и делает себе сэндвич с вареньем. Пока она ест, ей приходит мысль, что Роза была права. Сандвич с вареньем должен быть сделан из белого хлеба. Они просто не пробовали то же самое со здоровым хлебом.
– Что ты чувствуешь сейчас, когда делаешь это? – спрашивает он.
– Разве ты чувствуешь, когда спишь?
– Иногда.
– Давай сыграем в игру?
Улыбка расплывается по его напряженным губам.
– В какую?
– Посмотрим, кто придет первым.
Его глаза загораются.
– Каковы правила?
Билли не упомянула ничего о правилах.
– Это довольно простая игра, на самом деле. Мы по очереди заставляем друг другу кончить. Нужно уложиться за определенное время, для этого включается таймер. Выиграет тот, кто выдержит дольше всего в руках другого.
– Какой приз за победу?
– Победитель просит проигравшего сделать то, что он хочет?
– А что, если проигравший не в состоянии выполнить его просьбу?
– Безусловно, в пределах разумного и ничего опасного.
– Окэй, ты хочешь кончить в первую очередь? Или должен я?
– Я. Ты сделаешь мне первой, – она встает и включает таймер для варки яиц. Время начало отсчет. Он разглядывает ее, она напоминает ему ребенка. Они идут в спальню. Ее легко заставить кончить, потом будет ее очередь.
– Почему ты позволил мне выиграть?
– Как ты узнала, что я это сделал?
– Потому что ты не кончил.
– Итак, так почему ты хочешь играть в эту игру?
– Потому что у меня в рукаве был козырь, но я даже не получила шанс использовать его.
Он смеется.
– Что-то особенное. Это очередная техника от Билли?
– По сути, да, но ты не знаешь мою просьбу.
– Я хочу узнать.
– Почему?
Он пожимает плечами.
– Ну, чего же ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты приготовил мне.
Он лежит на боку, облокотив голову на руку.
– Зачем?
– Когда мне было четырнадцать лет, я прочитала книгу, в которой герой отправляет героиню долго понежиться в ванной, пока готовит для нее. Он делает два стейка на гриле и салат. Это было очень романтично. Он был одет в черную рубашку и выцветшие синие джинсы. Я помню, как он только что принял душ, его волосы были еще мокрыми. Ох, и он был босиком.
– А что было одето на героине?
– Эх... я не помню.
– Тогда ужин завтра?
Она улыбается.
– Ужин завтра. Ты не сожжешь его, правда ведь?
– Возможно, просто салат.
21.
Следующий день тянется очень медленно. В десять заглядывает мистер Наир со своей кружкой, и они немного болтают, попивая кофе. Он рассказывает ей о своей семье, которая по-прежнему живет в Индии. О том, как он работал в кофейне и о том, что до приезда в Лондон, он был индуистским священником в храме у себя на родине. Это интересно, но его время на перерыв быстро заканчивается, и он уходит.
Лана вынуждена тратить время попусту целыми днями, и шатаясь из угла в угол в полном одиночестве в роскошной квартире, она понимает, что это не просто. В той стороне парка, куда выходит ее балкон, не так много активности днем, телевидение вызывает скуку. Сколько раз можно смотреть повторы «Удивительных женщин»? Ей так одиноко. Без матери, Билли и Джека, она чувствует себя полностью потерянной. Она бродит по огромным апартаментам одна, как неприкаянная. Бездельничая, она, наконец, приходит к выводу, что ей нужно вдумчиво проанализировать и составить план дальнейших действий и приложить усилия, вернее, очень постараться. Она заказывает несколько книг на Amazon.
Почти в пять часов Билли выходит в Skype. Лана сидит, скрестив ноги на кровати, и вглядывается в дорогое, ожившее лицо Билли на экране.
– Знаешь что? – восторженно кричит Билли. – Мы летели первым классом.
– Что?
– Да, мы прибыли на регистрацию в эконом класс, но наши места перенесли в первый класс. Обеих, твоей мамы и меня!
– Как такое могло произойти?
– Может быть банкир. Они сказали, что все организовано и оплачено.
Лана молчит. Может действительно Блейк оплатил разницу? Но он даже не знал, каким рейсом они должны были улетать.
– В любом случае, – говорит Билли, – это был кровавый бриллиант. Они называли нас по имени и обходились с нами, как будто мы были знаменитостями или что-то в этом роде. Я выпила почти две бутылки шампанского, а твоя мама проспала большую часть пути.
– Как мама?
– Она здесь. Я даю ее.
– Привет, Лана, – говорит мама. Она выглядит такой бледной и хрупкой, что Лану начинают душить слезы.
После того, как она закончила разговор, Лана ложится на кровать и удивляется, почему вдруг Блейк сделал это. Он странный человек. То, холодной и иногда такой далекий, а в другой раз такой невероятно добрый и щедрый.
В семь часов, дверь открывается и входит Блейк, она бежит к нему навстречу.
– Ты заплатил за маму и Билли, чтобы они летели первым классом?
– Да.
– Зачем?
Он пожимает плечами.
– Мне понравилась твоя мать, – говорит он коротко, и отправляет Лану в джакузи. —Ужин четко в семь тридцать, – говорит он. – Не выходи.
Она залезает в воду и закрывает глаза. Это рай! Она купила Philip K. Dick’s Do Androids Dream of Electric Sheep, и кладет его на выступ в углу. Блейк приносит бокал красного вина.
– Для настроения, – говорит он.
– Этого не было в сцене, но импровизация впечатляет, – говорит она, принимая его.
Она делает глоток и открывает книгу. Пятнадцать минут спустя, она чувствует запах. Что-то горит. Пока она успевает завернуть себя в банное полотенце, пожарная сигнализация включается. Она бросается к кухне, оставляя позади себя следы мыльной пены.
Блейк открыл все окна, и стоя на стуле в коридоре, размахивает журналом перед детектором дыма. Его волосы слегка влажные, на нем черная рубашка с двумя расстегнутыми пуговицами и выцветшие джинсы. Он босиком. Она начинает смеяться.
– Ты сжег салат?– кричит она, пытаясь перекрыть шум.
Он сердито смотрит на нее сверху.
Она заходит на кухню и видит почерневшие куски стейков. Выбрасывает их в бункер. Покачав головой, кладет кусочек помидора из салата в рот и сразу же выплевывает. Пересолено. Салат отправляется вслед за стейком. Сигнализация, наконец, перестает реветь. Она смотрит вверх, но он стоит в дверном проеме.
– Ты никогда не готовил, да?
– Нет, – признается он. – Может, мы куда-нибудь сходим?
– Нет. Почему бы нам просто не сделать сендвичи?
– Сендвичи?
– Ах. Мой. Бог. Ты никогда не ел сендвичей? Ты даже не знаешь, что ты потерял. Ты должен попробовать один раз.
– Oкэй.
– Позволь мне одеться, и я отправлюсь в магазин за ингредиентами.
– Я пойду с тобой, – предлагает он.
Они входят вместе в местный рыбный магазин, где она берет большой пакет чипсов.
– Рыба не нужна?
– Нет. Теперь нам нужно зайти в магазинчик на углу за хлебом.
– У нас есть дома хлеб?
– Эх. Там слишком хорошие вещи, это еда бедных людей. Для этого нам понадобится буханка дешевого белого хлеба.
Она выбирает нарезной батон белого хлеба, и Блейк платит за него.
– Вот, – говорит она.
– Это что все ингредиенты, которые необходимы для нашей еды?
– Остальные есть дома, – говорит она, и с ужасом вдруг понимает, что она только что сказала. Она назвала его апартаменты домом. Но он ничего не говорит. Она надеется, что он не заметил.
В кухне, Блейк садиться за столешницу и наблюдает, как она обильно намазывает четыре ломтика хлеба сливочным маслом, кладет на два чипсы, зигзагообразно поливает томатным кетчупом, посыпает солью и сверху накрывает хлебом.
– Вуаля. Знаменитые сендвичи.
– Это?
Она пододвигает к нему тарелку.
– Попробуй.
Он смотрит на нее без особого желания.
– Давай. Я пробовала твою икру.
– Верно, – он делает крошечный укус и осторожно начинает жевать.
– Нет, нет, так это не едят. Ты должен заглотнуть его. Типа так, – она открывает рот и откусывает большой кусок. Он следует ее примеру. Странно наблюдать за ним, когда он ест, набив полный рот.
– Ну? – требует она ответа.
– На самом деле не плохо. Удовлетворительно.
– Именно этим питаются многие дети, которые живут в муниципальных домах.
– И ты?
– Нет, моя мать никогда не употребляла алкоголя или наркотиков, поэтому не тратила деньги, которые предназначались на еду на эти ужасные привычки.
– У тебя счастливое детство?
– Да, думаю да. До тех пор, пока моя мать не заболела, я была очень счастлива.
– Почему у тебя так и не было парня?
Она вытирает губы салфеткой, сглатывает и усмехается.
– Все парни боялись Джека. И после того, как моя мама заболела, а мой отец оставил нас, все мысли о парнях испарились.
– Кто это, Джек?
– Он ближе мне, чем брат.
– Почему они боялись его?
– Потому что Джек не только большой и сильный, он совершенно бесстрашен. Когда мы росли не было ни одного, кого бы он не напугал. Все знали, что Джек взял меня под свое крыло. И никто не хотел связываться с ним. Однажды Билли, Летиция, Джек и я пошли в клуб, и там парень хотел со мной потанцевать. Парень сказал, что отрицательный ответ не принимается, так Джек ему ответил: «Ты слышал ее. Теперь убирайся». И конечно, он поджидал нас со своим друзьями возле клуба.
Лана останавливается и кладет чипсы в рот.
– И окружили нас. У одного из них был нож. Я была так напугана. Я помню, Джек посмотрел на меня и сказал: «Ш-ш-ш... ты же знаешь, я справлюсь, да», и улыбнулся. Своей улыбкой. И я поняла, что все будет хорошо. Я вышла из круга, и они сомкнулись вокруг него. Как будто это было вчера, я до сих пор вижу их перед собой. В татуировках с выбитыми зубами, кольца там, где их не должно быть. Но больше всего меня потряс сам Джек. Он был совсем другим. Я не узнавала его.
– Все эти годы я думала, что я знала его, как сердечного и дружелюбного, непоколебимого, как скала, и вдруг я увидела, как он превратился в монстра и зарычал: «Давай. Кто первый?» Они надвигались на него группой. Он ударил одного с ножом в горло, другого – в нос, кровь полилась, как сумасшедшая. Потом он завалил еще двух парней, я не знаю, это произошло так быстро, и все закончилось. Последний оказался трусом и убежал. Это было похоже, как будто я смотрела фильм. И ты знаешь, первое, что он мне сказал? «С тобой все в порядке?»
– Необычный парень, – говорит Блейк. – Ты не хотела встречаться с ним?
– Нет, он мой брат. Моя безопасная гавань. Для него я готова сделать все.
Он кивает, но его лицо ничего не выражает.
– Сколько уже болеет твоя мать? – спрашивает он и откусывает от своего сендвича.
– Если точно, то до того, как мне исполнилось пятнадцать, и тогда ушел папа. Я была так напугана, что мама умрет. Если бы не Джек, я не знаю, как бы все обернулось. Он приходил каждый день и делал то, что в принципе должен был делать мой отец.
– И ты никогда больше не встречалась со своим отцом, после того, как он ушел?
Лана качает головой.
– Ты не хочешь?
– Нет. Я слышала, он снова женился и там у него есть дети, но он действительно мне больше не интересен. Он сбежал от нас, он думал, что моя мать умрет, и я стану для него обузой.
– Хм... у тебя никогда не было оргазма до меня, да?
Лана уверена, что ее лицо стало пунцовым.
– Это было заметно?
– Немного. У тебя никогда не было парня, но ты могла мастурбировать, пока росла.
– Ты не знаешь, какая у меня была жизнь. Большую часть своей жизни я боялась потерять маму. Всякий раз, когда она болела, я спала с ней. И когда она чувствовала себя более или менее, что было, не так часто, я возвращалась в свою кровать, но я никогда не могла делать в ней, что угодно, потому что мама спала очень чутко, она просыпалась даже от звука падающей капли.
Блейк доедает свой последний кусок и отталкивается от стула.
– Мне нужно поработать. Развлеки себя чем-нибудь и через час я жду тебя в спальни?
– Oкэй.
В спальне она тянется к его брюкам. Она хочет доставить ему удовольствие так, как он научил ее.
– Полегче, тигр, – говорит он и раскрывает ее ноги, он захватывает ее клитор, размазывая ее сладкие соки, и начинает нежно посасывать его. Она чувствует непередаваемые ощущения, нежные нити удовольствия проходят в нее от его языка. Она трепещет, забывая обо всем, полностью сливаясь со своим естеством. Он обучает ее сексу, показывая, каким он может быть. Ногти впиваются ему в плечи, рот открывается, мышцы напрягаются, ожидая взрыва, который грядет.
Но когда он позволяет, словно поезду нестись на нее оргазму, он опять намеренно замедляет свое движение, возвращая ее вниз, чтобы продолжить ласкать, посасывать снова бархатно-мягкую опухшую плоть. Его глаза внимательно наблюдают за ее реакцией. Снова и снова он повторяет эту пытка, пока она держит его голову в своих руках и умоляет его дать ей освобождение.
– Я больше этого не вынесу, – умоляет она.
И на этот раз он поддается. Он позволяет ей кончить. Оргазм шокирует ее своей интенсивностью. Она выкрикивает его имя, но странно, он не убирает своего рта от ее чувствительной жаждущей набухшей киски. Она пытается освободиться, но он удерживает ее стальной хваткой. Она перестает отталкивать его голову и умолять остановиться, а наоборот притягивает ее ближе, новая волна экстаза накрывает ее. И опять. Три раза в общей сложности она дергается, дрожит, трепещет и парит высоко, перед тем, как возвращается вниз. Ее руки, словно крылья, раскинулись в стороны.
Она чувствует его пристальный взгляд, который следит за ней, он проводит щекой по ее животу, слушая ее неровное дыхание.
Затем он поднимается вверх, полный закручивающейся энергии, словно пружина, и, взяв ее на руки, кладет на подушку. Она без сил, просто смотрит на него затуманенными, страстными глазами. Она хочет сказать ему, что никогда не испытывала такого прежде. Хочет сказать ему, как прекрасно и удивительно это было, какой наполненной, он заставил ее почувствовать себя, возможно, она даже выпалит, что влюблена в него теперь и была наверное раньше.
Для нее нет никого, кроме него, каким бы он не был плохим, хорошим, даже равнодушным, но он кладет свой палец на ее губы. Он не хочет от нее слов. Он претендует только на ее тело и только тогда, когда хочет этого. Все это он делал, чтобы установить свою власть над ней. Ее глаза подрагивают, она слышит, как он снимает брюки и чувствует, как прогнулся матрас под его весом.
– Ах, – говорит она.
22.
Поздно, почти двенадцать, когда Блейк вставляет ключ-карту в дверь и входит в апартаменты. Раздвижные двери на балкон открыты. Легкий ветерок поднимает занавеску. Он замечает, что она спит на диване и чувствует дрожь от какого-то непривычного чувства. Он стоит и разглядывает ее. В мягком тусклом свете, узор на обоях в виде лаванды выглядит колючим терновником и как будто он принц, который пробирается к ней, а она – принцесса из «Спящей красавицы». Он все еще помнит, как читал эту книжку своей сестре. Так много раз. Ее любимая. Он ненавидел ее. Банальный бред. Он садится рядом с ней и во сне она наклоняется к нему. Он проводит пальцем по ее щеке, она открывает глаза.
– Ты пахнешь виски. Где ты был?
У него вырывается смешок.
– Следишь за моими передвижениями.
Она кладет руку на его щеку. Холодная. Она кладет руку на его грудь. Через ткань рубашки, она слышит, как в такт стучит его сильное сердце.
– Ты напомнила мне Спящую красавицу.
– Так может быть ты принц, пленивший ее.
Он смотрит на нее с грустью. Его пальцы нежно вычерчивают линии на ее щеке.
– Не обманывай себя, Лана. Наша связь может быть только временной, я говорил тебе это.
Его слова вонзаются в нее, как ножи, раны нашептывают.
– Кто она? Где она сейчас?
– Она из старинной фамилии, как и я. Она должна закончить свое образование. Ей всего двадцать два. В следующем году мне будет тридцать один, а ей двадцать три. Тогда мы и поженимся.
– Ты влюблен в нее?
Он смотрит с усмешкой.
– Нет.
– Это как брак по договоренности?
– Что-то вроде того. Есть некоторые возможности для маневра, должна быть обязательно какая-то приманка, но брак для нас всегда был слиянием двух великих семей. Лазарды женят своих сыновей на Рокфеллерах, а Рокфеллеры выдают замуж своих дочерей «за отличную удачу». Это хорошо работает.
– Любовь даже не часть уравнения?
– Значение любви в огромной степени преувеличено. Мы объединяем наше богатство и положение, и принимает меры, чтобы удовлетворить наши специфические вкусы.
– Специфические вкусы?
– Некоторые из нас геи, другие – педофилы.
Она смотрит на него в полном шоке.
– Ты оправдываешь педофилию?
– Я не одобряю все. Я констатирую факт.
– Так ты бы не сообщил о педофиле, который издевается над ребенком?
Он качает головой.
– Это дело между педофилом и Богом, Бог создал его таким.
– А как насчет ребенка?
– Время перехода на интернет есть причина и следствие, и просить любой дар милосердия, каким бы крошечным он не был, это все равно, что просить эти разрушающие ссылки в том веб-железе. «Никто не заслуживает такого чуда» Хорхе Луис Борхес.
– В каком немилосердном мире ты живешь.
– Твоя трагедия заключается в том, что ты живешь в том же мире, что и я, только ты не понимаешь этого, и поэтому ты неосторожна.
– А твоя трагедия в твоем фатализме.
– Наоборот. Это означает, что я признаю, проблемы и причинно-следственные связи. В отличие от тебя, моя жена и я будем охранять наших детей таким образом, что они никогда не подвергнуться воздействию опасных ситуаций.
